Ничего лишнего

- Девочки, посмотрите, пожалуйста: нет на мне ничего лишнего? - стала медленно поворачиваться вокруг своей оси Наташа Ростова: на носочках, руки - вниз и чуть в стороны - большими и указательными пальцами придерживают подол платья.
   А ничего, кроме платья - однотонного, совсем простого, как у гимназистки, - на ней и не было. Длинный втачной рукав, расширяющийся книзу, схваченный такой же ширины манжетой, как воротничок-стойка, и само платье, расклешённое так же, как рукав, - не облегающее и не объёмное, не длинное и не короткое, не яркое и не блёклое. Никаких украшений. Никакой косметики.
    Я поразилась её вопросу:  мы все, кого знала, - наоборот, из кожи вон лезли, чтобы и серёжки, и перстенёк, и бусы, и брошка, и заколка для волос, и браслет - ну, то, чего должно быть не больше трёх одновременно, а ещё и поясок, и туфли - чтобы всё в тон, в стиль, и на одежде чтобы - тут воланы, там рюшечки, оборки, вырез, разрез... ещё тушь, лаки для волос и для ногтей, помада, контуры для губ и для глаз, пудра, румяна, тени, духи, средство от пота... Ох, а причёска: если пышная, то, чтобы как "атомный взрыв", а если строгая, то, чтобы как пластмассовая - ни один волосок не выбивался...

   Похожа она была в этом малахитовом платье на цветок: тонкий стебель, листочки-руки и головка. Не на розу, нет... Пожалуй, на колокольчик: волосы до плеч, концы загибаются наружу, лоб открыт, над ним - завиток... Ни одной черты лица не могу вспомнить, только образ целиком, в котором ничто не выделялось, не отвлекало, а служило лучшим фоном: на фоне платья светлели волосы, на фоне волос - лицо, на фоне лица - ясного и чистого - его, ещё более светлое, выражение...   
    Очаровательный образ: естественный, женственный, романтический... Очень живой, но не игривый и не экзальтированный.

   Звали эту Наташу Ростову Аня. Была она учительницей музыки. Встретились мы на домашнем детском дне рождения, у нашей общей подружки, мамы-одиночки. Нам, взрослым - по тридцать два. Детям нашим - от двух до восьми, как раз Аниной дочке и было восемь. Дети поочерёдно - самых маленьких ставили на стул - читали стишки, пели песенки... Моя двухлетняя дочка, ко всеобщему восторгу, прочитала стихотворение про кота "Отчего наш Дорофей перестал ловить мышей?..", Анина дочка сыграла на пианино две пьесы - одну лирическую, вторую виртуозную...
   А муж Ани - единственный мужчина в компании -
так ни разу и не вышел из-за стола. Происходил он из именитой профессорской семьи. Прямой, как кол, бесцветный, бесцветным же, но металлическим голосом бубнил и бубнил он нам, молодым, счастливым мамам, про то, каким плохим был вождь октябрьской социалистической революции с его идеями, а каким хорошим - известный диссидент с самым известным его романом. Бубнил неэмоционально, как по заученному. Оно понятно: девяносто третий год, союз развален, идеологию надо срочно менять. Но слишком уж неподходящая для пропаганды аудитория. Могла бы я ему тогда рассказать, что уже прочитала роман, что иду после прочтения - в глазах темно, прямо жить не хочется, и вдруг встречаю Сан Саныча, заслуженного деятеля культуры, я у него в камерном хоре пела в школьные годы, говорю ему про роман, про то, что, вон как, оказывается, всё было плохо, а мы и не знали, не замечали - песни такие хорошие пели, и что по роману выходит: либо все мы тут стукачи, либо придурки.. на что Саныч подошёл ко мне вплотную и в ухо шёпотом сказал: "Всё, что он там пишет - враньё". И я успокоилась, потому что Сан Саныч учил всегда только хорошему - сам горел прекрасным и нас зажигал, а ведь - про это никогда не говорили, но об этом все знали - то ли десять, то ли двадцать лет в политлагерях отсидел, якобы за анекдот, двадцать один год ему было, когда посадили, а сколько сидел - в Википедии не написано. А что такое двадцать один год? - глаза в одну сторону, уши в другую, ноги в третью, язык в четвёртую, мозги... а у кого они есть-то в двадцать один год? У кого они вообще есть? В двадцать один их ещё нет, в шестьдесят уже нет... Но ни о чём этом ни Аниному мужу, ни кому бы то ни было я не сказала - ведь Саныч мне на ухо шептал, может - секрет. Недавно только, одной старой знакомой. Спрашиваю её про Саныча и роман: ну, и кому из них верить? А она и говорит: "Не правду надо искать, а любовь. После романа жить не хотелось, значит не с любовью он писан, а Саныч, хоть и отсидел, и семьи-детей из-за этого не завёл, а не обозлился - каким песням вас, подрастающее поколение, всю оставшуюся жизнь учил, - с любовью! Ну, а было-то, конечно, всякое, - у меня у самой дядю, по доносу соседа-завистника, арестовали и расстреляли, потом, правда, реабилитировали... Может, твой Саныч просто тебя пожалел."

    А Аня рассказывала нам про кролика, - у неё в родительском доме в то время жил кролик, простой, серый: про то, как гонял он с котом в догонялки по комнате, с разбегу заскакивал на диван, и, затаясь за подушкой, заложив уши, шевелил носом... Мужнин семейный клан требовал, чтобы Аня последовала его традициям: институт, аспирантура... а то, что это - музыкальное училище? Несолидно. А талантливая - даже, говорили, гениальная, Аня, которая могла, один раз прослушав песню по телевизору, сесть и сразу, двумя руками, сыграть её, да не просто - с аранжировкой, - она происходила из семьи рабочих и совсем уж каких-то дремучих: верующих! И сама, говорили, верила в бога, и молилась, что казалось странностью и дикостью - ведь научный атеизм, конец двадцатого века!
     И совсем уже было непонятно, когда вскоре после того дня рождения - в такие-то смутные времена! - Аня от своего родовитого перспективного мужа сначала уходит в родительский дом, к кролику, а потом и подаёт на развод. Отдало ли профессорское семейство ей дочь - этого я не знаю. Но, помню, что, помимо уроков музыки, подрабатывала тогда Аня разведением джунгарских хомячков в сарае, и саженцев - смородины, колючей ежевики - на клочке земли при родительском городском частном домишке. А потом, на свадьбе - опять же, у той нашей общей подружки, знакомится она со свидетелем-холостяком. Он, по специальности  инженер-строитель, предлагает ей руку и сердце, и с ним, уже через год, Аня начинает воплощать свои идеалы: рожает второго ребёнка, потом - третьего. Может быть, и ещё - я не знаю, потому что наши с той музыкальной компанией пути уже не пересекались. Слышала только, что первый Анин муж сделал блестящую карьеру за границей, где, к сожалению, от чего-то вскорости умер.


   Вспоминаю сейчас, как кружилась Наташа Ростова на цыпочках в той хрущёвской комнатушке-спаленке... И думаю с уверенностью: всё у неё в порядке. Сверяет, как и тогда, с Божьей помощью: а нет ли у меня чего лишнего? И чем меньше лишнего, тем, наверно, больше шансов для самого необходимого.


22 февраля 2025г. Мемуары.