Officium

                Величит душа моя Господа..

— У меня тут квартира неподалеку. Хочешь горячего кофе?
Она согласилась, легко улыбнувшись. Потом спросила:
— А сахар там есть? Мне кофе без сахара слишком горько, — и смешно сморщила нос.
— По дороге возьмем.
Он церемонно распахнул перед ней дверь, и она, садясь, тихонько хмыкнула себе под нос: «джентльмен». Но беспокойно обернулась, когда он, хозяйским жестом отобрав у неё рюкзак, забросил его на заднее сиденье.
— Дрожишь за свое имущество? — в свою очередь хмыкнул он, усаживаясь за руль.
И они оба рассмеялись.
Она смирно сидела в машине, пока он, остановив у какой-то бакалеи, бегал за этим самым сахаром для её кофе.
Квартира была небольшая и имела нежилой вид, хотя оказалось, что все необходимое в ней имеется. По крайней мере, всё необходимое для кофе.
Она сидела у стола в кухоньке и деликатно осматривалась, а он колдовал над джезвой. Впрочем, как она отметила про себя, не так грациозно, как над клавиатурой.
Он звенел чашками, ложками и попутно что-то говорил, шутил. Она не очень воспринимала весь этот фон, но как за соломинку хваталась взглядом за его улыбку.
А потом он хлопнул себя по лбу и сказал:
— Ты же не видела какой у меня обалденный вид с крыши, пойдём покажу? — и протянул ей руку.
Наверное, она действительно была готова идти смотреть на обалденный вид, но вдруг оказалось, что для неё край крыши заключался в самом соприкосновении их рук: она уже поднималась со стула, положив свою ладонь на его — и вдруг почувствовала, как падает. В пропасть.
Сахар так и не понадобился.
Дойти получилось только до тахты в другой комнате. Она осознавала что с ней происходит, но не могла владеть собой. Она понимала, что он целовал её, осторожно раздевая, и шептал ей что-то нежное. А она всё падала, чувствуя всё растущее тепло, и когда разряд ее собственного электричества сотряс её всю до макушки, она просто потеряла сознание.
Когда она открыла глаза, то увидела  дым от его сигареты поднимавшийся к потолку.
— А я уже подумал, не обидеться ли мне, когда ты так моментально заснула? — он улыбался, но глаза смотрели вопросительно.
Она попробовала улыбнуться в ответ, но так легко как прежде у неё не вышло. В этой близости не было радости, а было что-то сокрушающее. Что-то сокрушившее её. До облегчения и какого-то мрачного чувства удовлетворения.
Она сдалась. Она сейчас просто сдалась тому, что могло произойти еще несколько лет назад. Тогда ей казалось, что она победит это. Победит желание продолжать болтать с ним бесконечно. Победит желание видеть его улыбку. Победит желание хоть раз его поцеловать.
Тело сводило её с ума долгие месяцы. Всю жизнь, почти совсем не воспринимая поэзию, она вдруг начала писать стихи, (кстати, довольно приличные, её даже на что-то выдвигали из-за них). Она не знала куда деться от стыда и чувства вины перед мужем. Она очень тяжело и долго болела. Ходила к психологам и целителям, медитировала, молилась: пыталась вырваться из этого морока. Прервала все возможности контактов: личные, профессиональные. Она сменила работу, она бросила музыку.
И тем не менее, всё равно оказалась здесь. Семь лет спустя.
Кажется, он был несколько удивлен ее молчанием, но старался не показывать вида, должно быть чтоб не смущать её еще больше. А ей просто нечем было говорить. Было непонятно: то ли мир рассыпался, то ли она сама, но вот она была здесь, вполне живая, и всё вроде так, но всё не так, как было. Хотя, она затруднилась бы сказать в чем именно разница. Она видела его, эту комнату, смятое постельное белье, но не могла ни о чем подумать: она была совершенно пуста. И так же, без единой мысли, она потянулась за своей одеждой, потому что что-то внутри неслышно подтолкнуло: «пора».
Когда она снова обернулась к нему, то увидела, что он внимательно смотрит на неё и уже тоже вполне готов к выходу. На этот раз её попытка улыбнуться была менее безуспешной, но он всё-таки спросил: «ты в порядке?». Она не знала, но кивнула. В конце концов ничего особенного не случилось, такое бывает, она слышала об этом много раз: люди встречаются, их тянет друг другу, а потом.. потом как получится. У неё получилось. Только она не была уверена в том что именно.
У чашек с остывшим кофе был сиротливый вид.
Больше всего ей хотелось оказаться сейчас где-то совсем далеко от него, а он сказал, что подвезет её до станции. От этой вежливой заботы у неё в груди что-то сдавило так сильно, что на мгновение она забыла как дышать.
Он сосредоточенно вел машину, а она не могла отвести глаз от уверенных и спокойных движений его рук. Понемногу она приходила в себя, но никак могла найти какие-то слова, хотя бы для того, чтобы сгладить неловкость.
— Приехали, — он притулился с края ряда легковых, повернулся, неожиданно обнял и прижал её к себе:
— Можешь ничего и не говорить, всё нормально. Ты в порядке?
Она подняла на него глаза. Говорить и вправду было не о чем. Её тянуло удрать и хотелось остаться сидеть вот так, ощущая крепость его руки. Но не обсуждать же ей это с ним!..
Она осторожно высвободилась, коснулась губами его щеки, еще раз напоследок вдохнув его запах, и мягко сказала:
— Я поехала.
Хлопнула дверь. Она махнула ему рукой и, не оглядываясь ушла в толпу перрона.



(*долг — лат.)