Нить

Глава 1. Глеб
1
Смерть пришла к нему внезапно и в каком-то обыденном обличии. На счет внезапности, все понятно. Мало кто её ждет и встречает на пороге с букетом цветов. Вся соль в обыденности.  Для нас это событие (если смерть можно назвать событием), является чем-то важным. Мы ожидаем какого-то торжественного предзнаменования, прелюдии, предупреждения. Так же думал и Глеб. Ему и в голову не могло прийти, что старуха, вот так вот, походя, махнет косой и вместе с прочими зацепит и его драгоценную голову.
Думал ли он о смерти? Да, и даже довольно часто.
Чаще чем это положено молодому человеку, не достигшему тридцатилетия; странно часто для раздолбая, весельчака, любителя выпивки, травки, девчонок; непростительно часто для прожигателя жизни. Эти думы посещали его в периоды абстиненции, паузы между весельями, томительные минуты ленивого ничего не делания.
Глеб думал о смерти, как о каре за все его прегрешения. Он ее боялся, но, больше всего, он боялся боли и того, что будет после. Больше всего он страшился серой пустоты, забвения, невозможности существовать, думать, хотеть, желать, испытывать удовольствие.
Рай и ад казались сказкой, но, если бы был выбор, (а Глебу, разумеется, пришлось бы выбирать между пустотой и адом), он бы выбрал второе.
Даже варясь в кипящей смоле, можно надеяться на то, что можно что-то изменить, а если даже нет, по крайней мере, можно привыкнуть.
 Старуха обманула его ожидания. Она явилась подло без предупреждения и в самый неподходящий момент. Разве можно умереть, когда веселье только набирает обороты; когда ты, чувствуешь, как по твоим жилам плавно растекается блаженная нега; когда твое тело, вдавленное инерцией в спинку кожаного сидения, перемещается со скоростью двести километров в час. Разве можно умереть, когда ты в таком прекрасном настроении, в предвкушении, что тебя ждет танцпол, барная стойка, извивающиеся в свете стробоскопов женские фигурки; разве можно умереть в такой прекрасной компании?
Сжимающий в зубах сигарету, красавчик Вано, довольно улыбаясь, вцепился в баранку и, словно фишки, объезжает летящие по магистрали машины; за спиной на заднем сидении что-то бубнит по телефону Вован; динамики рвет Король и Шут.
«Разбежавшись прыгну со скалы-ы-ы…»
 Глеб орет вместе с Горшеневым, не слыша своего срывающегося голоса:
 «Вот я был и во-от меня не ста-ала-а…»
 В окне трассирующими пулями пролетают обгоняемые машины; от басов сабвуфера подпрыгивают кадыки и внутренности; навстречу несется черное жерло тоннеля.
«И когда об э-этом вдруг узна-аешь ты-ы…»
Ну разве можно умереть на самом пике эмоций, на самом пике жизни, на самом пике песни, не допев финального аккорда.
 «Тогда пойме-шь кого ты…»
Все случилось вопреки его представлениям. Никакого предчувствия, никаких предупреждений и знаков свыше, никакой боли и даже криков, просто оборванная песня. Единственное, что мелькнуло в глазах, помимо летящего в лицо оранжевого бака бензовоза, два скрещенных пальца. Худые желтые, синюшные словно куриные лапки, с отросшими загибающимися когтями. Старушечьи пальцы, производящие щелчок.
«Тогда поймешь кого ты…»
Щелк!
Тихо, темно пусто, будто выключили телевизор, где шла новогодняя программа. Концерт окончен!
2
Проходит мгновение, и телевизор снова включается. В глаза бьет яркий свет, тело производит странные поступательные движения. Ну да, оно качается - его раскачивают порывы ветра. И вообще оно, (тело), до странного легкое, такое легкое, что воздушные потоки вот-вот утащат его прочь. Спасает что-то за что он крепко держится. Опустив голову вниз, Глеб видит толстый провод, но больше его удивляет не странная локация в тридцати метрах над землей, а то, что удерживает его на этом проводе.
Огромные когтистые лапы крепко обхватывающие черную оплетку прикреплены к овальному укутанному в смолянисто-черные перья, тельцу. Прилепленные по бокам тельца крылья, чуть расходятся в стороны. При каждом порыве ветра они щетинят перья, будто выпускающий подкрылки самолет.
«Все ясно, я ворона! - подумал Глеб. - Кстати, почему именно ворона?!» - он ухмыльнулся, должно быть в клюв и начал вертеть, должно быть похожей на крючок, черной головкой.
Справа и слева от него, стройной шеренгой сидело еще с десяток новых сородичей.  Они галдели, издавали противные булькающие звуки и в унисон качались на ветру. Эти звуки не походили на обычное карканье. Ну да, теперь же он слышал их вблизи и вообще, это теперь его новый язык. Кстати, окрас тоже не был таким однозначным, каким он привык его видеть на расстоянии. Перья были не только черными, но и грязно палевыми и серебристо-седыми и местами, даже почти белыми.
Картинка была слишком реалистична для простого сна. Дело даже не в яркости и не в остроте ощущений.
Бывают такие сны, когда твои ощущения намного ярче, чем наяву. Бывают сны, когда ты вдруг осознаешь, что спишь и мучительными усилиями пытаешься выцарапать себя из вязкого наваждения. Случаются сны, когда знаешь, что спишь и все же хочешь продлить сон, подольше не просыпаться. Такие редкие сновидения похожи на какой-то райский полет, будто твоя душа на какие-то несколько минут отделилась от тела и выпорхнула в окно. Там на воле, эта душа творит все что ей заблагорассудится: летает над городом, просачивается через стены и стекла, и даже может заниматься любовью с самым вожделенным партнером. Но бывает и наоборот. Бывает так, что реальность становится похожей на сон, грань между абсурдом и действительностью стирается, и ты на секунду ловишь себя на мысли: «а не сплю ли я?». Но замешательство длится лишь мгновение, после чего ты осознаешь, что загружен не в матрицу, а в прекрасную, но, чаще всего, в кошмарную реальность.
С Глебом было тоже самое. При всей абсурдности происходящего, он понимал, что это не сон. Невесомое тельце, уцепившееся за раскачивающийся провод, треплющиеся на ветру черные перья, сидящие рядом огромные птицы, все это была его новая реальность.
Кто-то из шеренги, издал страшный гортанный крик и все птицы, словно по команде, оттолкнулись лапами от провода и полетели, издавая ужасный шелест. Самое странное было в том, что полетел и Глеб. Да-да, он летел и полет давался ему легко, будто он занимался чем-то обыденным, например, шел на работу. Он не задумывался над частотой взмахов крыльев, чтобы ускориться, или наоборот притормозить, не думал, как контролировать высоту, не думал, куда он летит. Его новая оболочка, свистя огромными крыльями, двигалась синхронно с другими членами эскадрильи. Он не метался из одного конца стаи в другой, пытаясь выбрать место. Оно, это место, будто бы всегда было за ним.
Правый фланг, третий ряд от головного, второй с краю. Все эти механические действия его тело, точнее тельце, производило на автомате, будто было отделено от него и являлось частью какого-то механизма. И все же оно принадлежало ему.
Внизу проносились черно-зеленые зебры пашен, черепичные крыши обветшалых домов, лесные околки. Затем стая резко сменила курс и полетела над магистралью, по которой неспешно тащились вереницы машин. Снова резкий поворот, и они уже над городом. Прямоугольники крыш, заполненные машинами стоянки, овалы спортивных центров и арен, пирамиды небоскребов, миллиарды огней.
Глеб не узнавал этот город, он был гораздо больше чем тот, где…. Где что? Что вообще произошло, почему он здесь? Почему эта нелепая картина не может быть сном?
Эту вереницу, проносящихся в крошечной вороньей головке мыслей венчала одна страшная догадка. Глеб вдруг вспомнил, что случилось. Он вспомнил летящую в лицо корму бензовоза и издающие щелчок старушечьи пальцы. Он вспомнил яркую вспышку и последовавшую за ней черную тьму. Он вспомнил, как ор Короля и шута сменился звенящей тишиной.
Он понял, что умер.
Ему хотелось зажмуриться, хотелось потрясти головой, чтобы стряхнуть с нее наваждение, хотелось до крови расчесать макушку, но всего этого он делать конечно же не мог, так как продолжал свой полет.
Глядя на проносящиеся снизу, желтеющие макушки деревьев, он думал, что из всего этого является сном? Кошмарная смерть, или этот полет в вороньем обличии? Может, сон и то, и другое, или же, и то и другое является действительностью. Он умер и стал вороной. Как-то так. Ну а что? Теорию переселения душ никто не отменял. Но почему именно ворона? Если Глеб, когда-нибудь и задумывался о таком переселении, то ворона была последним животным, в которое, по его мнению, могла перейти его душа. В самом деле, почему ворона? Почему это мерзкое существо?
3
- Эй ты! - гортанный срывающийся голос ударил его в несуществующее правое ухо.
Глеб повернулся, или ему так показалось. Вообще-то радиус обзора в триста градусов позволяет видеть все не поворачивая головы.
 Крик исходил от крупного лохматого ворона, летящего в одном ряду, через две птичьи тушки от Глеба. Непонятно, как, но Глеб понимал, что кричит именно эта птица и кричит она именно ему.
- Ты мне? - будто бы спросил он и даже, как будто, ткнул себя пальцем в грудь.
- Тебе-тебе ушлепок. Ты че клювом торгуешь?
- Ч-че?
- Че из строя выбиваешься, придурок. Спишь что ли?      
 Глеб встрепенулся, и чаще замахал крыльями, набирая необходимую высоту. «Сплю?! Чувак, я был бы рад, если бы это был сон. Кстати, как ты это…».
- Давай-давай, греби клешнями и не философствуй. Ты че, только въехал?
- В с-смысле?
- В карамысле! Только сейчас ощутил себя в новой шкуре? - Глебу показалось что ворон ухмыляется. На самом деле, тот продолжал планировать соразмерно стае и лишь иногда издавал гортанные звуки видавшим виды испещренным многочисленными зазубринами, клювом.
-Ну да! Я…я вроде проснулся и вот…- пробурчал Глеб негромко, словно говорил сам с собой. Он до сих пор не мог свыкнуться с абсурдностью происходящего. - Скажи мне - че происходит?! - надрывно выкрикнул он и вдруг сам услышал звук, вылетевший из его рта, точнее из клюва. Это было громкое «Каррр». Летящая рядом ворона встрепенулась и выпала из шеренги.
- А ну-ка быстро вернулась на место, курица драная! Я тебе все перья на жопе повыщипываю! - заорал большой ворон. Сосед Глеба мгновенно возник на старом месте. - Жена моя! - деловито крякнул ворон. - Дура, как, впрочем,  все самки!
- Приятно познакомиться…- пробурчал Глеб. - И все же, объясни, что происходит…
- Братан, ты не совсем подходящее время выбрал для уроков естествознания. У нас длинный перегон, а мне за всеми курицами в этой части эскадрильи следить. - Э-эй хромой, а ну-ка наддай, однолапый- не отставать; жердяй, еще раз вывалишься из строя, я тебе второй глаз выклюю!   
 Глеб не понимал, слышит он просто карканье огромной вороны, или та действительно раздает команды. Гортанные звуки и человеческая речь будто накладывались друг на друга. Во всяком случае, в этой части строя орал только этот ворон. Карканье слышалось и с других сторон, спереди, справа, сзади, но в этих звуках Глеб не мог распознать языка, который некогда был для него родным.
Он полностью отдался полету и в какой-то момент, поймал себя на том, что получает от него удовольствие. Под ним простирался бескрайний зеленый луг, подсвечиваемый палящим солнцем. Огромные крылатые тени плыли в колышущейся траве, будто стая дельфинов по волнам. Одна из этих несуразных теней, была его собственная, но он не мог понять, какая именно, да ему было и не до того. Ощущение скорости и высоты спирало гортань, заставляло сжиматься все что ниже пояса, хотя нынешняя физиология не подразумевала всех этих чувств. Собственно, ниже пояса у него ничего и не было. Глеб удивлялся с какой автоматически выверенной четкостью работает его новое тело, как размеренно колышутся крылья, как они ловят потоки ветра, выпуская перья будто подкрылки у самолета, как оно, (тело), контролирует скорость высоту, положение в стае. Его взгляд выхватывал огромную панораму, будто он смотрел фильм, снятый множеством 3-Д камер, а такой четкой картинки он не видел даже на фотографиях самого высокого разрешения. Глеб было даже растянул довольную улыбку, но в этот самый миг осознал, что улыбаться ему нечем, что он какого-то хрена стал мерзкой вороной и повода для радости уж точно нет.
- Куда мы летим? - каркнул он своему единственному собеседнику.
- Тридцать километров на юго-запад, если из этой точки, осталось восемнадцать. - со спокойной сосредоточенностью штурмана ответил ворон.
- А что там?
- Слишком много вопросов для рядового. - рявкнул он в ответ, но уже через миг добавил более мягким тоном. - для тебя, как для новичка делаю исключение. На старом месте оставаться было нельзя. Туда налетело больше десятка враждебных стай. Плюс к тому, появилось три филина и несколько орлиных пометов. Работать стало практически невозможно. Разведчики нашли подходящее место. Во-первых, это южнее; во вторых там нет сильных соперников. Парочка слабых кланов, которые мы без труда вытесним. Но это не главное. - ворон выдержал паузу, и Глебу показалось, что он сглотнул голодную слюну. - главное, что там райские кущи, Эльдорадо, Колондайк.
- Что?!
- Райское место говорю! Там огромную свалку сделали. Сейчас со всех окрестных городов туда мусор свозить будут. Жратвы, хоть жопой жуй, строительного материала - да подавись. Там можно хорошо обосноваться, тем более, это место еще никто не контролирует.
- А как же чайки, орлы? - спросил Глеб, желая показать, что он уже в теме.
- Чайки нам не помеха. Мы работаем параллельно, и обычно наши интересы не пересекаются. Что касается орлов - куда же от них деться. Но в таких местах их минимум. Орлы птицы гордые, они работают на просторах. Им подавай свежатину; падалью обычно брезгуют….      Глебу показалось, что ворон говорил об орлах с нескрываемым восхищением и даже завистью. Он и сам в прошлой жизни часто заглядывался на орлов, любовался их грациозным планированием. Эти птицы казались ему царями всего живого. Их распахнутые крылья, казалось, хотят заграбастать весь этот мир, благо сверху он видится намного меньше и аппетитней.
Почему он стал не орлом? Да фиг с ним, с орлом. Почему не собакой, не кошкой, на худой конец. Почему именно ворона?
Оставшуюся часть перелета они не говорили. Глеб, то отвлекался на проносящиеся под ним виды, то вновь возвращался к раздумьям, о произошедшем с ним. Полет казался бесконечным. Поля, поля, поля, пролески, просеки, околки, холмы, впадины, зеленое, желтое, рыжее. Стрелки дорог, квадраты пашен, крыши, крыши, крыши. Серые, красные, черные, сверкающие стальным блеском; квадратные и треугольные, крутые и пологие, покрытые рубероидом, черепицей, шифером, снова поля. Внимание скакало от потрясающих видов, к обреченным мыслям, от злобного карканья смотрящих, снова к мыслям, от мыслей к видам и так по кругу.
В моменте Глеб поймал себя на том, что думает о своих же мыслях. Если он ворона, каким местом он должен думать?
 Совсем недавно, еще в прошлой, естественно, жизни, он как раз читал про то, что мозг вороны составляет один процент от массы тела. Глеб произвел мгновенные расчеты, (опять же, непонятно с помощью чего). «Допустим, я вешу два килограмма. Блин, какие два…от силы полкило…- он вспомнил, как в детстве держал в руке мертвого голубя. Ворона гораздо крупнее голубя. Тем более, он вроде не маленький. Он посмотрел на летящих рядом ворон и понял, что сравнивать не с чем, ведь себя то он еще не видел. Оценить свой внешний вид ему удастся, только если он найдет на свалке кусок разбитого зеркала. Ну да ладно, пусть будет килограмм. Один процент…Один процент…- ему снова захотелось почесать макушку. Килограмм это тысяча грамм, один процент от тысячи это десять грамм. То бишь, я произвожу эти расчеты серенькой каплей весом в десять грамм? Нет, что-то тут не так. Если бы вороны были такими умными, мир давно бы уже принадлежал им. Точнее не им, а нам. А кто сказал, что он им не принадлежит, точнее нам?
4
      От раздумий его отвлекли множественные крики, раздающиеся с разных флангов летящего отряда. 
- Ка-рр! - гаркнули где-то слева и вся левая часть отряда мгновенно провалилась вниз, будто отпавшее от самолета крыло. 
- Кар-р! - передние , почти одновременно распустили перья и тоже начали сваливаться вниз.
- Посадка! - команда выкрикиваемая новым знакомым, прозвучала протяжно, четко и хрипло, будто ее отдавал, стоящий на огромном плацу, генерал.
   Глеб увидел, как складываются его крылья, как ощетиниваются на них перья. Он почувствовал, что летит вниз, практически в свободном падении. Рядом, подобно сыплющимся с неба камням, падали  его новые сородичи. Мимо просвистело могучее тело командира, за ним крякая и растерянно поджимая крылья сваливалась супруга. Земля, предстающая как раскрашенная во все цвета радуги, помойная куча стремительно неслась на крошечное черное тельце Глеба, ему захотелось зажмуриться, но его новая конституция не позволила сделать этой манипуляции. Буквально в нескольких метрах от торчащего из земли ржавого штыря, его крылья расправились, распушились и тельце пошло на взлет. Еще три-четыре свистящих взмаха, и он уже сидит на истлевшем остове какой-то машины. Справа и слева рассредоточились его черные сородичи.
Крутя угольной головкой и перебирая когтистыми лапками по изъеденному ржавчиной металлу, он осмысливал то, что вытворяло его тело во время этой экстремальной посадки. Каждое движение, каждый взмах крыла, были с точностью выверены, будто Глеб управлял истребителем. Да какой там управлял? К этому управлению он не имел никакого отношения. Он чувствовал себя обыкновенным пассажиром, который может лишь наблюдать в иллюминатор за финтами пилота. Тем временем, сидящий на истлевшем колесе, командир уже что-то накаркивал, надрывая воронью глотку.
- Эй ты! - Глеб понял, что гортанное Кар-р, брошено именно в него.
- Я? - ему снова захотелось ткнуть себя в грудь.
- Головка от х…! Ну ка повтори, что я сейчас сказал!      
 Глеб виновато повел клювом.
- Будешь спать, я тебя выхерю из звена, пойдешь в «хвосты», на корм совам.   
 Глеб зарыл головку во вставшие дыбом перья.   
 - Что надо сказать?! - громила грозно брякал огромным клювом.   
 - Виноват, больше такого не повторится! - пробормотал, прокаркал или прокурлыкал Глеб.
- Итак, повторяю еще раз, для мечтателей, сонных пташек и особо одаренных! Мы на новой территории! Посмотрите вокруг. Это богатейшее место, рог изобилия. Все это должно быть наше, разделяйте и властвуйте. Запад отойдет к головным, восток к левым, хвосту- понятно север, а наш юг. Все это!      Больше сотни черных клювов одновременно повернулось в сторону.  - Горы жратвы, строительного материала для гнезд! Здесь можно основательно закрепиться и завести много потомства. Это райские кущи! Но не все так просто. Хорошее место, притягивает множество разных сил и за него нужно бороться, а это значит? - командир сделал паузу.
- Кар-р - заискивающе рявкнул, сидящий рядом ворон.
- Правильно, Утиная жопа! Это значит война. Это значит постоянная бдительность, это значит усиленная дисциплина. Слабые погибнут, да слабые и недостойны жить в таких райских местах. Здесь у нас много врагов: местные кланы, шакалы, чайки, бомжи. Бомжи на минуточку - это уже люди. Воевать с этими бесполезно, нужно их только опасаться. Люди опасны тем, что могут убивать просто так, ради удовольствия, и скуки. Первая наша задача, это потеснить местных. Видите, головные уже вступили в бой.       
Действительно, правее от рухляди, на которой расположилась стая, в огромной яме, усыпанной битыми осколками, полиэтиленом, и жжеными покрышками, шла свирепая битва. Черные птицы, яростно крича, врезались друг в друга, долбили друг дружку клювами и раздавали лещей огромными крыльями. Черные перья, отлетая, вздымались вверх, будто едкий дым.
«Как они различают кто есть кто?». - подумалось Глебу.
Тем временем на дне ямы появились убитые и тяжело раненые. Выделялись два огромных ворона, которые агрессивно набрасывались на более мелких сородичей, облепивших их со всех сторон. Кольцо нападающих сжималось и было видно, что удалые бойцы, уже начинают пропускать болезненные удары и клевки. Еще немного, и свора нападающих сомкнется вокруг них, как сжимающийся кулак.
Две сидящие неподалеку от Глеба вороны вспорхнули и устремились было в сторону свары, но их остановил резкий окрик командира.
- Куда? А ну-ка стоять! Там и без вас задротов справятся. Ваша забота западный фланг. Туда смотрите.
 Глебу не нужно было крутить головой, чтобы увидеть, что справа, прямо на их головы пикирует огромный черный рой.   
«Ну вот и все! Самое время сдохнуть!» - подумалось ему. Следом за этой мыслью пришла другая: «А дальше то что?», а замкнула кольцо размышлений третья: «да хоть что!  Хоть кем, только не вороной. Пусть собакой, пусть лягушкой, пусть ежом, да хоть даже…».
 Додумать не дала, врезавшаяся в него огромная воронья туша. Удар был настолько мощным, что тельце Глеба отскочило на добрый метр. Кувыркнувшись в воздухе, он шмякнулся об ржавую ступицу с такой силой, что услышал треск своих трубчатых косточек. Отлетевшие от удара, черные перья, затанцевали в воздушных потоках, будто кто-то встряхнул подушку. Приподнявшись на крыле,  Глеб увидел, что матерый ворон чуть отскочил назад, чтобы разогнаться и придать инерции своей туше. Он целил клювом прямо в тонкую шейку Глеба. Ему не надо было рассчитывать удар, он не изучал вороньей анатомии, не знал болевых и смертельных точек, не обучался единоборством. Он не знал, что целит в позвоночный хрящ, сломав который обречет соперника если не на мгновенную, то на скорую смерть. Но что он знал точно, так это то, что сделать нужно именно это. В этой ситуации, здесь и сейчас, нужен лишь один выверенный удар, и громила приготовился его нанести.
 А Глеб, тем временем, приготовился к смерти. Он хотел было зажмуриться, но не получилось. Тогда, глядя в прямо в нацеленный на него вороненый клюв, он истошно заорал.
- Дава-а-а-ай!
Соперник сделал два мощных взмаха крыльями, сгруппировался, и, превратившись в стрелу, с заточенным каменным наконечником, ринулся к цели». Но Глеб, вместо того, чтобы покорно принять смерть, внезапно отскочил в сторону. Головка с крючковатым клювом выскочила из мохнатой тушки, будто лезвие выкидного ножа, воткнулась в крупную голову соперника и тут же вернулась назад. От клюва с зажатой в ней черной бусиной, потянулась красная нитка. Лишившийся глаза ворон истошно заорал и, беспорядочно хлопая крыльями, полетел прочь. Глеб же, не теряя времени, устремился к сваре из доброго десятка ворон. Непонятно как, он сразу вычислил чужих и начал попеременно рвать клювом одного, второго, третьего. Он не задерживался ни на ком. Выщипывал кусок плоти с перьями из одного и тут же бросался на другого. Выпады были мгновенными, точными, выверенными, будто Глеб много лет профессионально занимался вороньими боями без правил. Во всяком случае, соперники выглядели, словно прыщавые студенты, которые ненароком разозлили бойца ММА. Один, второй, третий, четвертый. Вражеские вороны, получая болезненные затрещины, теряя перья, куски плоти, глаза и лапы, улепетывали прочь.
Неподалеку рубился командир. Он рвал врагов будто пес, отчаянно махая огромными крыльями и дико крича. Его лохматые перья лоснились от крови, а вокруг и поодаль валялись тела убитых и раненых. Вцепившись в горло последнему из сопротивляющихся, он давил его своим клювом, будто губками тисков, пока не услышал заветный хруст. Скатившийся на дно ямы, будто кусок гнилой веревки, чужак, был последним. Это означало что бой завершился.
5
Командир издал пронзительное победное карканье, в котором «Р» была звонкая и резкая будто у ребенка, только научившегося ее произносить.
Кар-р-р-р! Ур-р-ра-ра-а! Его клич подхватила добрая сотня ворон с разных концов помойной кучи.    
    - Мы хорошо поработали, парни! В ближайшее время они вряд ли сюда вернутся - с радостным придыханием каркал командир. - Теперь можно отдыхать и обживаться, но сначала нужно подкрепиться. Кажется, возле той кучи, во-он там, где лежит старый холодильник - клюв ворона указывал на вздымающуюся горным хребтом, пеструю мусорную кучу, - лежит труп собаки. Свеженькая м-м-м ! - Глебу показалось, что ворон зажмурился и проглотил слюну. - Она ваша, ребята. 
Речь командира потонула в возбужденном карканьи. Десятки крыльев захлопали, издавая звук, похожий на штормящее море. Черная туча устремилась к пригорку, который в доли секунды превратился в кишащий воронеными телами муравейник.
На ржавом кузове остались только Глеб и командир. Глеб еще не был настолько голоден, чтобы стоять в очереди за кусочком дохлой псины, да и праздничного настроения у него тоже не было.  Скрипя клювом, он думал о том, что с такими успехами, он не то что не сдохнет быстро, а переживет всех ворон из своего отряда. Какого черта он включил героя? Тут его осенила догадка. Он делал это неосознанно, точнее даже не он, а - это воронье тело, эта машина, мини-истребитель, пассажиром которого с некоторых пор стал Глеб. Он понял, что это никакое не геройство, а инстинкт самосохранения в самом что ни на есть первозданном виде. Еще он понял, что этот инстинкт, гораздо сильнее его разума и как бы он не желал погибнуть, инстинкт не даст ему этого сделать.
- Молодец, хорошо дерешься! - глядя на угольную клювастую морду командира, Глеб нарисовал в воображении серые глаза и белозубую улыбку. Вместо распушившегося крыла, его фантазия изобразила, дружески хлопающую по плечу, руку.
- А раньше что, плохо дрался? - спросил Глеб, осознавая, что он далеко не вылупившийся из яйца птенец.
- Не знаю, ты только сегодня в мое звено попал. Так что будем знакомы! Меня зовут Плешивый!
- Очень приятно, Глеб! - он взмахнул крылом, встречая воображаемое рукопожатие.
- Э-э не-ет! Никаких человеческих имен. Здесь только клички, названия.
- Тогда, кто я? Как мне себя называть? - растерянно пробормотал Глеб.
- Хм-м! - Плешивый задумался, прищурив сочный будто оливка, глаз. Он оглядывал Глеба с головы до лап, выискивая примету, которая наиболее его характеризует. - Давай ты будешь Голубым!
- Что? - Глеб взвизгнул. - почему голубым?
- Просто на тебя падает солнечный свет и придает перьям голубой оттенок. - Плешивый чуть наклонил голову разглядывая Глеба, будто художник натурщицу.
- Нет! - категорично рявкнул Глеб.
- Ну тогда синим!
- Нет! - повторил он, уже более мягко.
- Фиолетовый?    - Глеб помотал головой.
- О, придумал! Будешь Петухом!
- Да с какого бля перепугу! - возмутился Глеб.
- У тебя небольшой хохолок на макушке, прямо как гребень у петуха.
- Нет!
- Кривой сучок! Прям один в один!
- Нет!
- Разбитый кувшин?
- Нет
- Рваный пакет?
- Нет!
- Рубероид? Шприц? Консервная банка?  - Глеб отчаянно мотал головой, понимая, что Плешивый озвучивает все, что выхватывает его острый вороний глаз, на помойной куче. - Может сломанный коготь? - произнес тот на усталом выдохе.      Глеб посмотрел на свою лапу, оценил испорченный маникюр и покрутил головой уже менее уверенно. Это прозвище было самым приличным и все же оно ему не нравилось.
- Слушай, а почему бы мне не остаться Глебом? - радостно гаркнул он, будто его только что осенила гениальная мысль.
- Ну какой ты Глеб? - Плешивый в сердцах махнул крылом. - Ты себя то видел? Глеб! - хмыкнул в клюв. - Короче, я уже тебе столько накидал. Давай определяйся быстрее, а то я сам тебя назову в приказном порядке. Как будто у меня дел других нет, как сидеть тут и погоняло тебе выбирать. Там уже все вкусное без меня съели! - он с тоской поглядел на погребенный под черными тушами холм.
- Можно я хотя бы сам придумаю? - взмолился Глеб. – мне, все-таки, с этим жить еще.   
 Плешивый еще раз махнул крылом, мол, валяй.
- Черное перо!      
Теперь настала очередь Плешивого крутить головой.
- Острый клюв! - поворот головы. - Храброе сердце! - еще поворот. - Одинокий воин….нет? О , бесстрашный! Опять нет? Ну почему?
- Думаешь, такой умный? - хмыкнул Плешивый. Все эти погоняла давно разобраны. Только в нашем звене два Черных пера, пять Острых клювов, и три Одиноких воина. Храбрых сердец вообще с десяток, а если взять всю стаю так, наверное, полсотни наберется.  Я уже глотку сорвал орать «эй, Острый коготь…да не ты и не ты придурок, а вон тот! Давай уже что-нибудь поумнее придумаем.
- Ну тогда Красавчик. - Глеб сказал это несерьезно, а так, ради шутки, но увидев, как вытягивается шея Плешивого, понял, что сморозил что-то не то.
- Красавчик у нас один - прошипел он сквозь узкую щель в клюве. - и это командир головного звена, то есть самый главный. Я бы тебе не советовал упоминать это имя в суе.
- Да блин! - нервно каркнул Глеб.
- Даблин?! Хм-м… Даблин! Слушай, а это звучит! - Плешивый многозначительно потряс головой.
- Прикалываешься?
- Нет! Ты послушай, как звучит: Да-а-блин! - в этом есть что-то роковое, готическое. Отныне ты Даблин!
- Знаешь Плешивый…
- Ты что-то хочешь сказать, Даблин?
- Может ты прекратишь эту… 
Плешивый оттолкнулся мощными лапами от железяки, взлетел и направился в сторону пирующих. На лету он не оборачиваясь выкрикнул.
-Решено, Даблин! Я обедать! Ты со мной?   
Глеб немного помедлил, а потом, в сердцах махнув крыльями, устремился за Плешивым.
6
На миг он потерял его в живом море из черных головок хвостов и крыльев, в которое нырнул командир. Но уже в следующее мгновение его наметанный, (с каких-то пор), взгляд, вычислил плешивого. Его горделивая осанистая, (если этот термин можно применить к вороне), фигура, возвышалась, над остальными. Он сидел верхом на обглоданном до костей Собачьем скелете и отчаянно орал.
«Какая сволочь сожрала яйца? Я спрашиваю, кто это сделал? - Испуганные вороны пятились в разные стороны образуя большой круг, в котором оставался только Плешивый и останки бедного пса. - Не признаетесь, хуже будет! Вы что забыли, что я говорил? Яйца не трогать!       
Глеб смотрел на этот стихийный митинг с небольшой высоты, планируя над головами новых сородичей. От увиденного его затошнило, и он испугался, что его вырвет прямо на сидящую внизу стаю. Но через мгновение он понял, что ощущение это ложное. Вороны не блюют. Все это пережитки , фантомные ощущения, оставшиеся из предыдущей жизни.
- Повторяю в последний раз…- крик Плешивого сорвался на хрип. Он стал надвигаться на цепочку из стоящих поблизости ворон. Те попятились готовясь, если что «делать крылья». 
Внезапно из толпы выскочила маленькая ворона, держащая в клюве что-то, напоминающее, две, висящие на соцветии, клубнички. Глеб узнал в вороне жену плешивого, которую он назвал кажется…
- Курица! Фуф! - Тон Плешивого мгновенно потеплел. - так это ты? Ты это сделала, чтобы сохранить их для меня? Знаешь, это так мило!   
   Кровожадный воин мгновенно превратился в юнца- романтика. Единственной несостыковкой в этой трогательной сцене, происходящей на глазах всей стаи, было то, что подношение в виде цветов, украшений и подарков, обычно делает кавалер. Плешивый же, ничуть не смущаясь, выхватил из клюва жены собачьи бубенчики, продемонстрировал их собравшимся, затем, положил их на землю и будто ножницами расстриг их клювом.
 - Я предлагаю разделить эту трапезу со своим новым другом. Сегодня он сражался , как подобает настоящему воину. Даблин, спускайся сюда! Я приготовил для тебя деликатес!
Глеб попытался затеряться в черной толпе. Ему не хотелось есть собачьи яйца, а еще больше не хотелось отзываться на новую кличку.
- Дабли-и-Ин! - Ну что ты там прячешься? Думаешь я тебя не вижу? Давай-давай, подгребай сюда, скромник ты наш.   
    Понимая, что ему не отвертеться, Глеб в два взмаха крыльев, оказался возле плешивого.   
 - Давай бери! - Плешивый указал клювом на, лежащий на камне кусок плоти и сам подхватил второй .
Глеб замешкался. Он смотрел на бурый засохший комочек, не имея ни малейшего желания взять его в рот.
 - Ну ты че стесняешься? - прокурлыкал Плешивый, продолжая нежно сжимать собачье яйцо в створках клюва. - Давай -давай, смотрят же все. Действительно, сидящие вокруг вороны затихли и замерли, словно созерцая какой-то важный ритуал.   
- Не могу, - прошипел Глеб, - меня щас вырвет!    
    - Не вырвет, вороны не блюют. Просто не думай, возьми и съешь эту штуку. Тебе мешают мысли, воображение, весь этот скарб, который ты тащишь с собой из прошлой жизни. Все это тебе больше не нужно. Выбрось  это барахло из своей вороньей головки. Давай, включай уже ворону!
  Установка Плешивого сработала. В голове Глеба будто переключился тумблер. Внезапно, она стала легкой - приобрела свой настоящий вес. Омерзительный вид плоти в его глазах трансформировался в полезную и калорийную еду. Он ухватил кусок и без заминки стал давить его клювом, будто сочную оливку.
- Ну давай, за знакомство! - Плешивый хрустнув клювом, проглотил свою порцию, почти не жуя. Его длинная шея раздувалась по мере продвижения по ней части собачей гордости. Глеб сделал тоже самое, точнее, это сделало его новое воплощение, крупный большеголовый ворон по имени Даблин.  Их с Плешивым тост, мгновенно потонул в овациях. Это были хлопки сотен крыльев ворон, которые разлетались по огромной мусорке. Праздничный пир продолжался.
7
- Ну и как? Правда вкусняшка? - Плешивый сверлил Глеба маленькими, похожими на плоды черники, глазками.
- Вполне ничего! - промямлил Глеб, чувствуя, как, кусок крайней плоти бедного пса, медленно сползает по горлу в пищевод. Включившийся в нем Даблин, не то чтобы получал, гастрономический кайф. Это было удовольствие от того, что он за раз проглотил огромное количество калорий. Если брать аналогии из прошлой жизни, это ощущение было сродни тому, будто Глебу перепала большая сумма денег. Финансовая подушка вновь распухла, приобрела округлые формы и теперь, какое-то время можно не волноваться о будущем.   
Они вновь остались вдвоем. Вороны разлетелись по помойке. Это походило на банкет, торжественная часть которого подошла к концу. Теперь накатившие оперитива гости, разбредаются по разным углам зала. Кто-то нападает на стоящие по углам столики с выпивкой и закусками; кто-то танцует, периодически выхватывая с подноса проходящего мимо официанта, бокальчик вина и канапе; кто-то уже хорошо подпивши, давлеет над собеседником, готовясь чуть-что засветить ему в рожу.
Воронья пирушка ничем не отличалась от человеческой. Они так же веселились, танцевали и ругались, только вместо вина, канапе и сыра на шпажках, были рыбьи кишки, куриные лапы, протухшая жижа из мусорных пакетов. 
Эта аналогия, проведенная между вороньей вакханалией и вечеринкой, внезапно переключила Даблина на Глеба. Его желудок сжался и собачье, яйцо устремилось назад к горлу.     - Кхе-кхе…ну и гадость. - он с трудом удерживался, чтобы не выплюнуть недавно проглоченное.
- Ты опять включил человека? - тяжело вздохнул Плешивый. - Забудь! Забудь прошлую жизнь, как страшный, ну или прекрасный сон. Все равно, сон есть сон. Вот это - он махнул крылом на галдящих ворон - это реальность, твоя настоящая жизнь. В этой жизни, в отличии от прошлой, нет места раздумьям, мечтаниям и фантазиям. В этой жизни нужно быть только здесь и сейчас. Все твои мысли и энергия должны быть направлены на то, чтобы не сдохнуть от голода, не быть убитым врагами, совами, или бомжами, и оставить после себя как можно больше потомства. Поверь мне, когда ты будешь держать в своей голове только три этих мысли, жить станет намного проще.
- А ты забыл?   
 Плешивый проигнорировал вопрос Глеба. Его вдруг очень заинтересовала потасовка, которую учинили три вороны на остове стиральной машины.   
 - Ты забыл?! - повторно спросил Глеб и вновь не услышал ответа.   
Плешивый вдруг куда-то засобирался. Нахохлившись, расшиперив крылья, буркнув в клюв: «там что-то интересное, надо посмотреть», - он оттолкнулся лапами от собачьего ребра и полетел. Траектория его полета была странной. Странность заключалась в том, что он полетел совсем не туда, куда смотрел. Он растерянно вилял в разные стороны, ежесекундно меняя направление.
Глеб понял, что Плешивый просто ушел от вопроса, и ринулся вслед за ним. Порыв ветра как раз вовремя подхватил его тельце, и Глебу осталось лишь расправить перья и придать необходимый угол крыльям, чтобы в доли секунд настигнуть своего собеседника.      
Он обогнал Плешивого, притормозил, распушив хвост, и летя ему в лоб, снова выкрикнул
- Ты забыл?
- Отстань! - Плешивый поднырнул под него и тут же пошел на посадку , врубаясь в галдящую кучу, которая дралась за очередной деликатес в виде протухшей дыни.   
- А ну ка пшли! - гаркнул он, распугав копошащихся у дыни ворон. - Я пить хочу, - прохрипел уже мягче, будто оправдываясь и врезался клювом в  раскуроченный, истекающий густой слизью, плод. Он глотал вонючую няшу, издавая громкие чавкающие звуки, выкусывал сердцевину пузатого плода, все глубже и глубже погружая туда голову. Расправа над дыней была такой яростной, что претендующие на нее прежде, вороны, поняв, что им ничего не светит, встали на крыло.
Рядом с Плешивым снова остался только Глеб. Он терпеливо ждал, когда его новый друг закончит трапезу. Но тот будто бы и не собирался. Он сожрал добрую половину дыни, которая была в три раза больше его и продолжал отчаянно чавкать. Глеб понимал, что Плешивый просто ждет, когда он уйдет, и уже через силу набивает брюхо, но не собирался сдаваться. Сдался, как раз-таки, сам Плешивый. Он вытащил пожелтевшую голову из чрева плода и лениво развернулся.
- Ну чё ты ко мне п-пристал? - прохрипел он, заметно повеселев. - Х-хочешь знать, забыл я, или нет? Как видишь, нет! - по громкому пшику в конце фразы, Глеб понял, что Плешивый мертвецки пьян. - К-как бы я еще с тобой разговаривал, тупая твоя воронья башка! Вороний язык гораздо проще, он не содержит впечатлений, эмоций, аллегорий, метафор, всего этого соплежуйства, которое свойственно только людям. Вороны не делятся воспоминаниями, не сплетничают, не врут, не обещают. У них все просто: информация в чистом виде. Пища там, опасность вон там. Это все, о чем они общаются.
- Почему же мы?
- По кочану! - От своего же выкрика, Плешивый пошатнулся и плашмя плюхнулся в остатки дыни. Увязнув в липкой жиже, он с трудом из нее выкарабкался. - Потому что ты челбурдыхнулся!
- Что сделал?
- Челбурдыхнулся! Так мы называем ворон, которые, в какой-то момент, вспомнили, кем были.
- А что…Они все?! - Глеб растерянно покрутил головой, обводя клювом галдящих вокруг ворон.
- Все-е! - пьяно передразнил Плешивый и развел крыльями. - Представь себе, все! Только не все помнят…
- А ч-ч…Как его?
- Челбурдыхнулись…
- А челбурдых…челбурдыхнули…челбурдыхиваются не все что ли?
- Е-е…ик! - Глебу показалось, что Плешивый икнул. - Единицы! Из нашей стаи в тысячу голов, только ты, да я! За всю жизнь, а живу я, между прочим пять лет, я встретил троих. Ты четвертый!
- А поч…почему именно мы? Как это случается?
- Как случается? Травма головы в моем случае, в твоем не знаю. Случается, так же, как и у людей. Откуда берутся ясновидящие, экстрасенсы и прочие шизофреники?
- Хочешь сказать, у меня не лады с головой?! - Глеб почувствовал, что закипает. - Мало того, что я ворона, так еще и сбрендившая? Да уж, ну и денек сегодня выдался!
- Ну как-то так, брат! - сочувствующе вздохнул Плешивый. - Да ты не переживай, лет через пять это пройдет. Вороны долго не живут. Хотя-я эти пять лет, по нашим теперешним меркам, как у человека лет семьдесят. Чувствуешь, как день долго тянется?      
И действительно, Глебу показалось, что событий, ощущений и впечатлений, которые с ним сегодня произошли,  по человеческим меркам, хватило бы на пару месяцев. Сейчас же, солнце только начало путь на Запад, а значит прошло чуть больше половины дня.   
 - Пять лет! - он взмахнул крыльями, пытаясь по привычке схватиться за голову.   - Может больше, а может и меньше, это уж как повезет. - пьяно промурлыкал Плешивый, которому, видимо, издевательство над новоиспеченным другом доставляло удовольствие.
- Ну уж нет! Я проживу гораздо меньше! - Глеб закрутил головой, выискивая что-то обострившимся взглядом. - Найду оголенный провод, брошусь под колеса машины, да, - его голос повеселел - сов и бомжей тоже никто не отменял.
- Не-а! - весело парировал Плешивый. - Не получится!
- Почему?
- Потому! Попробуй и поймешь! Ты и попробовать то не сможешь. - Эта оболочка…- он будто пальцем ткнул клювом в грудь Глеба. - находится во власти инстинктов, которые не позволят тебе даже приблизиться к опасной ситуации, если в этом не будет рационального зерна.
- Я уже попробовал! - Глеб понуро склонил голову, вспоминая недавний бой.
- Ну, тогда, о чем заморачиваться! - весело выкрикнул Плешивый. На вот, намахни лучше дыньки.   
  Глеб, обреченно вздохнув, окунул голову в выдолбленную в пузатом теле плода, дыру. Ему показалось, что в нос ударил уксусный запах, перебродившей браги, но теперь он понимал, что не может чувствовать запахов. Ворона должна чувствовать что-то другое, у нее абсолютно другие органы восприятия. Какие? Да какая на хрен разница. Чтобы это понять, нужно просто включить ворону. Щелкнул тумблер, и голова Глеба снова стала легкой. Он погрузил клюв в жижу и, помогая себе, резкими движениями шеи, стал ловко забрасывать ее себе в горло.  Пил злобно чавкая, все глубже ввинчивая голову в образовавшийся тоннель. Наконец-то напившись , достал голову и стал яростно махать крыльями, пытаясь стряхнуть с перьев налипшую слизь.
Тем временем, мир вокруг приобрел более яркие цвета. Небо стало бездонно-голубым, солнце, бросающее блики на миллионы рассыпанных по помойке бутылок и битых стекол, превратило ее в гигантский, пышущий огнями, мегаполис. Плешивый превратился в довольно симпатичного брюнета с блестящими от лака, смолянистыми локонами.
 - Ну и ладно! - промычал Глеб, чувствуя накрывающую волну веселья - Пять значит пять! Будем отбывать от звонка до звонка. В принципе здесь тоже можно жить. - ему вдруг ужасно захотелось затянуться сигаретой. - Жратвы навалом - он оглянулся на помойную кучу, перышки довольно теплые, оглядел свои блестящие на солнце перья, только вот…
- Что? - Увидев, что Даблин, застыл с открытым на полуслове клювом, Плешивый понял, что он снова переключился. - Что «только вот»?
- Почему ворона? - вдруг всхлипнул Глеб, настроение которого резко поменялось.
- Опять ты за свое…
- Нет…ты мне скажи, почему? Почему, не лошадь, не собака, не тигр, не орел, не филин, на худой конец. Почему я перевоплотился в существо, которое вызывало у меня омерзение?
- А хрен его знает! - равнодушно парировал Плешивый, и после издал некий знакомый Глебу звук, будто смачно выдохнул огромный клуб дыма. Глебу даже показалось, что он чувствует аромат хорошего табака.
- И это все, что ты можешь сказать? Только не говори, что ты не знаешь, почему?
- Не-а! - Плешивый мотнул головой и   едва слышно засипел. На сей раз, это была длинная затяжка.
- Только не говори, что ты никогда не задумывался над этим? Не искал ответ?
- Не-а - отрешенно повторил Плешивый. - Не задумывался и не искал. А зачем?
- Как зачем? Тебе что реально все это нравится? - эти помои, сидение на проводах, дохлые собаки. Тебе нравятся эти бесконечные черные перья на тебе и вокруг тебя? - незаметно для себя, Глеб перешел на крик, коим привлек внимание нескольких сидящих по близости, ворон.
- А почему это не должно мне нравиться? Я же ворона!
- Хватит свистеть! - крик Глеба трансформировался в отчаянное воронье  Карр . - Если ты помнишь, как было там…- он зачем-то задрал клюв к небу, - тебе не может нравиться все это…
- То, что было там! - заорал в ответ Плешивый…- то что было там это сон! Грезы! То, что было там, не реально! Для тебя всего этого нет, не было и не будет! Сколько раз мне это нужно повторить, чтобы ты понял? Существует только одна реальность, и для тебя она такова. Ты - ворона, и тебе с этим жить, хочешь ты того, или не хочешь…
- Думаешь это так просто? Взял и забыл? - стонал Глеб, всхлипывая. - Забыть друзей, родителей, забыть свой дом, школу, первую любовь. Как забыть удовольствие, от глотка ароматного кофе с утра, от глотка холодного пива в жару, как забыть мандраж перед свиданием. Как забыть свои мечты? Как забыть о том, кем ты хотел стать, к чему стремился? Там я все время к чему-то шел, пусть кривыми дорожками, но шел. И думал, что рано или поздно дойду. Я шел к успеху, к почитанию, я шел к славе, к большим деньгам, к любви идеальной женщины. А сейчас? Куда мне идти сейчас? К чему стремиться?
- Здесь тоже есть мечты, только они просты и незамысловаты, и путь к ним гораздо короче. Если мечтаешь поесть до отвала, будь уверен, что скоро набьешь себе брюхо, мечтаешь согреться, и уже через мгновение твоя мечта воплощается, от того, что лапы прикасаются к теплому, вибрирующему от тока, проводу. Мечтаешь о самке…. 
 Монолог Плешивого прервался от шумного шелеста перьев. Рядом с ним появилось взъерошенное тельце его жены, которая с трудом удерживала в клюве большую каральку копченой колбасы.
- Ну вот, ты и сам можешь убедиться. Еще миг назад я мечтал о еде и женщине, и вот все это здесь. Вуаля! - Плешивый, пафосно раздув грудь, наблюдал, как супруга кладет к его ногам подношение, несколько позеленевшее от выступивших на нем пятен плесени. - Ух ты ж моя курочка - ласково пробормотал он и нежным прикосновением клюва снял с шеи пассии присосавшуюся блоху. - Так что бросай все эти человеческие сопли и живи настоящим. Для начала, найди себе бабу, не гоже такому красавцу в бобылях ходить.
- А тут что, у каждого своя? - скептически хмыкнул Глеб, изучающе разглядывая замызганный облик Курицы. За время человеческого бытия, он не особо поднаторел в знаниях по биологии.
Вообще-то, мы моногамны, так что не очень-то пялься на мою бабу. - зло каркнул Плешивый. - И эта тоже хороша…сидит, глазки строит. А ну пшла! - Курица, обиженно встрепетнув крыльями, улетела прочь.
- Да больно надо! - хмыкнул Глеб, глядя ей вслед. Он подумал, что для того чтобы замутить с такой замухрышкой, ему надо сожрать десять гнилых дынь. И тут же он поймал себя на том, что все же задумывался о ней, как о сексуальном партнере. Значит процесс пошел, и он начинает приживаться к новой действительности. Еще немного и он начнет отличать самцов от самок, засматриваться на их прилизанные перья и распушать хвост, при виде кокетливо машущей крылышком, брюнетки.
- Ну вот и дуй, ищи себе пару…
- Прямо щас?
- А когда еще? До вечера успеешь. Молодняк сейчас как раз тусоваться начнет. Смотри, а то всех красоток разберут, придется из шалашовок выбирать.
- А где?
- Я тебе что, все как сопливому птенцу, который только из яйца вылупился, должен объяснять? Тебе вообще-то год, ты уже взрослая птица. Включай ворону и сам найдешь, что надо! - холодно протараторил Плешивый, а потом уже мягче, словно извиняясь за бесконтрольный эмоциональный всплеск, добавил: - Я б тебе помог, сам не прочь по бабам гульнуть. Большому начальнику, каждая центровая красотка готова дать. Только дел куча, да и моя потом три дня пилить будет, а это сам знаешь. Не люблю я, когда бабы злятся. Молчит как филин, клюв воротит, жратву носит только себе и детям, блох из перьев не выковыривает, короче, одни неудобства.
- Так ты подкаблучник? - хохотнул Глеб.
- Сам ты…- буркнул в клюв Плешивый, и зачем-то оглянулся по сторонам.
- Каблук-ук! Слушай, а у вас клички меняют? Может переименуем тебя в Каблука? А? Как тебе?! - продолжал заливаться Глеб.
- Заткнись! - карканье Плешивого, окрашивалось в злобные тона. - Ты что себе позволяешь? А ну сми-и-и-рна-а! - заорал он вдруг, как генерал на плацу.      
 Глеб встрепенулся, вытянул шею, прижал крылья к бокам.       Плешивый смерил его колючими глазками, вальяжно вышагивая туда-сюда по раме старого велосипеда. Эхо от его выкрика витало над помойкой, отдаваясь  в ущельях и отрогах, образованных мусорными кучами. Глебу показалось, что вместе с ним замерли все вороны в округе.
Убедившись, что его команда создала звенящую тишину, Плешивый пафосно задрал голову, взлетел на самую высокую точку холма, и, насладившись небольшой паузой продолжил. - Звено, слушай мою команду! Всем закончить  прием пищи и приступить к работе! Самки выбирают места для гнезд, самцы собирают материал. Гнезда строим цепью, с интервалом три метра, по всей западной части помойки. Это от красной кабины до во-он того железного штыря, на котором висят рваные трусы. Разведчики, пока не стемнело, нужно обследовать во-он ту опушку и все, что находится за ней. Зубило и Клоп - ваше все, что до опушки!    Засранец и Стручок - обследуете лес!
Каждое, выкрикнутое Плешивым, имя отдавалось ответным «Карр»! Это означало, что тот, к кому обращается командир на месте и прекрасно понимает суть приказа. А Плешивый между тем продолжал развод.
- В караул сегодня пойдут …- он немного помешкал, оглядывая рассыпанные по помойным пригоркам, угольки клювастых головок. - Левый носок, Кочерыжка, Мышиное яйцо, Погремушка и-и Даблин!
- Я ?! - Глеб по привычке пытался дотянуться крылом до груди.
- А ты что у нас, какой-то особенный? Ты, ты! - снисходительно хмыкнул Плешивый, и тут же продолжил, обращаясь ко всем караульным. - Давайте, лапы в крылья и п…дуйте, распределяйтесь по точкам. Для тупых повторяю, наша зона ответственности запад, от красной кабины до палки с трусами. Все пошли! - Плешивый издал последнее и очень Грозное «Карр», давая понять, что развод окончен. Тут же раздался шум сотен трепещущих крыльев. Вороны толпясь, беспорядочно каркая, суетливо сталкиваясь и теряя перья, разлетались по рабочим местам. Глеб, смерив Плешивого, укоризненным взглядом, взлетел последним.
- Удачи! - крикнул вслед Плешивый.
Глеб не ответил, только  злобно прошипел в клюв: Удачи, блин! То другом называет, то в караул! Да пошел ты на хер!
8
Он устремился, за летевшей рядком троицей, каким-то образом определив, что это и есть его коллеги, караульные. Первый из летевших: ворона с облезлой и перекошенной, наверное, поломанной в бою, шеей, приземлился аккурат на кабину трактора. Второй - маленький, похожий на птенца, немного пометавшись, облюбовал черенок, воткнутой в гору гнилой капусты, лопаты. 
- Удачной службы, Мышиное яйцо! - заливисто прокаркал Глеб, оставляя мальца позади.  Он увидел, что прилично оторвавшийся третий, сел на палку, с развивающимися красными трусами. Обозначенные Плешивым границы были заняты, центр между ними тоже, и Глеб, как бы оказался лишним.
-Ну Окей!
Он приземлился неподалеку на бочку из под масла и стал оглядывать окрестности. Бочка вросла в самый срез мусорной кучи, так что Глеб оказался на краю обрыва, по дну которого простиралась огромная зеленая долина, обрамленная лесной опушкой.
 От созерцания прекрасного пейзажа, Глеба отвлекло сварливое карканье.  Сидящему на палке ворону, не нравилось, что Глеб оборудовал свой наблюдательный пункт слишком близко. Неистово разевая пасть, он требовал, чтобы новичок выбрал себе другое место.  От такого резкого выпада, Глеб затрепетал и готов было уже вспорхнуть с бочки, но что-то заставило его остановиться. Это было то же ощущение, которое он испытал перед боем. Так же, как и там, он находился перед лицом опасности. Да, потеря авторитета здесь, в вороньей стае, опасность не меньшая, чем гибель от клюва противника. Эта опасность вмиг переключила Глеба на Даблина. Он смерил старика презрительным взглядом, и стал надуваться. Его тельце распирало, подобно расширяющимся легким пловца, который делает глубокий вдох при очередном погружении. Но это был не кислород, а поток черной энергии, превращающий овальное тельце в шар. Чтобы не лопнуть, Глебу нужно было срочно избавиться от этой энергии. Он раскрыл клюв и каркнул. В этот увесистый, будто свинцовый шар, звук, было вложено несколько установок, от «ты не на того напал», до «пошел на ***». Между этими оборотами было еще с десяток промежуточных, которые рассыпавшись смертоносными осколками, обдали оппонента.
 Старый ворон покорно склонил голову и попытался отвернуться, но Глеб еще не закончил. Остаток энергии, подбросил его вверх, заставив сбить старика с шеста и самому усесться на его место.
«Вот теперь все!» - констатировал Глеб, наблюдая как униженная птица, трусливо поджав перья, приземляется на бочку. Всего один крик, всего один энергетический выброс, и он на верхушке пирамиды. Глебу это нравилось. Ему нравилась простота и прямолинейность, ему нравилась бесхитростность, ему нравилось отсутствие витиеватых оборотов. Все что нравилось Глебу в этом вороньем социуме, это то, чего ему не хватало в прошлой жизни. В той жизни, он не мог себе позволить быть прямым и бескомпромиссным . В той жизни он не был рожден альфа-самцом.
Оглядывая помойный оазис, с высоты шеста, на котором, будто победный стяг, хлопали на ветру красные трусы, он гомерически хохотал. Его ликующее карканье разносилось по всем концам помойки, заставляя ворон дергать головами, поднимая вверх семейства белых чаек, отражаясь грозным эхом в образованных мусором, ущельях. 
Не в силах сидеть на месте, он вспорхнул с шеста, энергично размахивая крыльями, набрал высоту, а потом расправив их, стал парить, описывая концентрические круги над помойкой. С высоты она казалась огромным городом, или даже царством, внутри которого происходят упорядоченные движения его резидентов. Кипучая деятельность примагничивала взгляд, как и любая слаженная работа, на которую смотришь со стороны. Каждая ворона знала свое место и занималась своим делом. Самцы выдергивали из груд мусора солому, войлок, куски материи и картона, тащили их к своим пассиям, которые в свою очередь мастерили каркасы гнезд из веток, проволоки и проводов. Самые быстрые уже оборудовали жилище, утеплили стены, застелили войлоком пол и уже носили туда еду и предметы роскоши в виде елочных игрушек, и пластиковых бутылок. Сильные располагали гнезда на возвышенностях, фундаментальных, намертво вросших в кучу, остовах техники и мебели. Слабым приходилось, строить жилища в низинах и на обрывах. И этот мир тоже подчинялся силе, только абсолютно этого не скрывал.
 «И здесь можно жить!» - думал Глеб, отдаваясь плавному парению, и завораживающему чувству высоты. Этот мир принадлежит сильным, а он здесь не самый слабый. Он не будет тем, кем был в прошлой жизни. Если уж и быть вороном, то не слабым неудачником. В карауле? Пусть в карауле стоят слабаки, он же, прямо сейчас займется поиском самки. Пусть Плешивый только попробует сказать что-то против, он тут же проломит ему голову.
Но Плешивому было абсолютно не до него. Глеб увидел, как он восседает в своем роскошном, размещенном на стреле заброшенного крана, пентхаусе, и так же, как и он, горделиво рассматривает мегаполис с высоты. Глеб пошел на снижение и пролетел над жилищем Плешивого на бреющем, едва не задев его макушку.
- Сам иди…- весело каркнул он, заходя на второй круг.    
 - Куда? - каркнул в ответ Плешивый.   
 - В караул!   
   Плешивый прыснул в клюв, а потом захохотал. Глеб засмеялся тоже. Со стороны это звучало как заливистое карканье двух ворон.
Плешивый взлетел, расправил крылья и стал парить рядом с Глебом.
 - Даблин, дружище! Я так рад, что мы друг друга нашли! Мы с тобой таких дел здесь наворотим. - радостно каркал он, стараясь перекричать несущиеся навстречу воздушные потоки.    
 - Взаимно, братан! - кричал Глеб, захлебываясь теплым ветром. - Мне ко многому здесь надо привыкнуть, многое дико и просто отвратительно. Но есть вещи, которые мне однозначно нравятся. Одна из них - полет, особенно, такое вот парение. Я чувствую себя орлом!      
 Последняя фраза Глеба повисла в тишине. Так бывает, когда, произнося тост, ляпнешь чего-то лишнего и вместо одобрительных выкриков и звона бокалов, слышишь  напряженное молчание.   
 - Опять ты за свое! - обиженно буркнул Плешивый.   
- Что? Что я такого сказал? Чем тебе орлы не угодили?! - Глеб чувствовал, что закипает.       
; Всем угодили! Мне нравятся орлы, нравятся люди, нравятся кошки и даже, черт побери совы, только дело в том, что ты ворона. Здесь и сейчас ты не орел, не панда, не дикобраз, а ворона. Зачем себя постоянно с кем-то сравнивать!
; Зачем?! - Глеб почувствовал, как восторженный пыл, выходит из него, как воздух из проколотого шарика. - Затем, что если я и мечтал перевоплотиться в какое-то животное, то это был орел. Почему я не превратился в орла? Почему ****ая ворона?!
; Знаешь, из всех тупых вопросов, этот самый тупой. Вопрос риторический, не подразумевающий какого-либо ответа. Этот вопрос ты задавал себе и в той жизни:
Почему я не орел? Просто пари, раскинув крылья и наслаждайся пейзажами. Почему я не кот? Знай валяйся на диване и лижи свои яйца?
Почему я не депутат, почему не чемпион, почему не олигарх, почему родился здесь, а не в теплых краях, почему не голубоглазый атлет, а задрот метр с кепкой? Почему, почему, почему?! Да ни почему! Потому что так устроена жизнь и это твоя данность. Вместо того чтобы почемукать, нужно улучшать эту данность. В твоем случае нужно искать бабу и строить гнездо, если не хочешь, чтобы тебя ночью сожрали совы!      
; Ладно, не ругайся! - Глеб улыбнулся, пытаясь остудить разошедшегося друга. - Пожалуй ты прав. Полечу искать подружку…
; Смотри вон туда, видишь зеленый тент?   -  Глеб посмотрел вниз. На блестящем от закатного солнца куске зеленой клеенки, толпились вороны. Лоснящиеся перья, звонкие голоса, энергичные прыжки, распушенные хвосты, были признаками молодежной вечеринки.    
  - Молодняк тусуется! - улыбнулся Глеб.
; Ну и ты не старик! Давай уже, дуй туда и выбери себе самую красивую!        Глеб взмахнул крылом, будто похлопал по плечу напутствовавшего его друга и устремился вниз.          
«Пока я здесь, буду жить этой жизнью - думал он, радостно хлебая несущиеся навстречу потоки. - Пока молодой, пока крылья и ноги крепки, пока когти и клюв острые, нужно вцепиться в эту жизнь и вырвать у нее все, что только можно».      Он буквально врубился в толпу тусовщиков, поймал ритм, волну, превратился в одного из них. Он распушил перья подобно павлину и, точно так же, гордо раздув грудь и вальяжно раскидывая лапы, расхаживал между веселящихся.
Это была точно такая же дискотека, как в его любимом клубе. Разбрызгиваемые по пластику, солнечные блики, были подобны огонькам стробоскопов, крики, брякание клювов и шелест перьев, создавали бит.
Тум Тум тыц, Тум Тум тыц, Тум Тум тыц!
Музыка заставляла ворон двигать шеями в такт и приплясывать, переставляя лапки. В отличие от тех тусовок, которые привык посещать Глеб, здесь танцевали только самцы. Они выказывали свою грациозность, стать, пытались поразить красоток блеском клювов и лощеными перьями. Уделом красоток было просто смотреть и ждать. Не то, чтобы они могли выбирать. Нет выбирали их, но у них было право отклонить предложение. Если навязчивый ухажер был не по нраву, дама прогоняла его с помощью отчаянного крика, похожего на «отвали», либо клюва и когтей. Но случались потасовки и другого рода, когда одна нравилась двоим, а то и троим кавалерам. Обычно это была центровая красотка. Да, такие бывают среди ворон, и Глебу пришлось в этом убедиться.
9
Он приметил ее сразу. Она гарцевала прямо в центре танцующих, и в момент, когда их взгляды встретились отшивала двоих. Еще трое дрались за доступ к телу красавицы, дико сквернословя и поднимая перьевой вихрь.
Если химия возникает между людьми, почему бы ее невидимым флюидам не витать между воронами. Глеб тут же ощутил импульс этой химической реакции при виде прекрасной особи. Ее смолянистые локоны спадали на плечи, а невероятно огромные глаза сверкали, отражая сразу два закатных солнца. Чуть вздернутый клюв придавал ей шарма, а невероятно длинная шея, однозначно выделяла ее среди других представительниц слабого пола.
Притягиваемый натянутой между их взглядами флюидной нитью, Глеб уверенно направился в сторону красотки. 
«Она будет моей, без вариантов» - сказал он себе, прежде чем вступить в драку.
Выверенными ударами клюва, он отогнал двоих приставал, а потом набросился на дерущуюся троицу. Этим досталось больше всего. Глеб отчаянно освобождал их тушки от излишков мяса и перьев, пока они не ретировались, унося прочь свои потрепанные тельца. Его гордый взгляд, взгляд победителя, взгляд альфа-самца, мгновенно растопил сердце красотки. Она кокетливо прятала глаза и шумно перебирала лапками, царапая клеенку идеальным педикюром. Он же распушил хвост и приступил к брачному танцу. Его никто не учил этому, тело ворона делало все само. Оно шумно размахивало крыльями и гарцевало вокруг пассии. Воронье чутье знало, что этот танец завораживающ и безупречен. Эти грациозные, переданные ему по наследству от сильных предков, движения, не могли не покорить любую из самок. Но здесь и сейчас они предназначались только одной. Самой красивой, самой большеглазой, самой миниатюрной и фигуристой. В какой-то момент, она тоже закружилась в танце. Ее движения были женственными, завораживающими, притягивающими, заставляющими стекленеть взгляд любого самца. Она была темпераментна и, судя по   всему, стервозна, как большинство роковых красавиц. Глебу нравилось и это. Он был в предвкушении, покорения неподатливого сердца, сломления небольшого наигранного сопротивления, в предвосхищении горячего неповторимого любовного акта.
Где-то на заднем фоне страстного танца, проносились мысли из той жизни. Он думал о том, что там был абсолютно другим. Там он не завоевывал женщин, просто потому, что не умел этого делать. Да знакомился, да дружил, да занимался сексом. Но все его подруги не были женщинами мечты, потому что тех нужно было добиваться. Их нужно было покорять, им нужно было бросать в ноги цветы и весь мир, за них нужно было драться. Кстати о драках. Если Глеб и участвовал в потасовках, то в роли жертвы. Его уделом было не побеждать, а получать по шее. Там он не был самой слабой особью, просто ему чего-то не хватало. Не хватало того, что есть здесь. В той жизни у него не было стержня. Почему же здесь появилось все то, чего у него не было там? Разве переселение душ не подразумевает перемещение в новое тело всех твоих привычек, навыков и установок? Разве это не похоже на переезд в новую квартиру с нажитым в старом жилище скарбом?  И снова «почему?». Это очередное «Почему» заставило его встрепенуться потрясти головкой, щелкнуть клювом и переключиться на Даблина.   
И вот они вдвоем, только он и она. Она уже подмигивает смородиновым глазом и призывно машет изящным крылышком, призывая его покинуть шумную вечеринку. Она взлетает первой, он вслед за ней. Сейчас она покажет ему уютное местечко на краю мусорного отрога. Там на крышке вросшего в хлам холодильника, она придумала сделать гнездо. Не против ли он? Конечно же нет. С этого момента он будет во всем с ней согласен. Он станет подкаблучником, если так угодно. Прямо сейчас он полетит собирать тряпки и войлок, чтобы утеплить их будуар. Потом раздобудет подгнивших фруктов, чтобы устроить  романтический ужин, после которого они займутся страстным размножением. Солнце почти зашло и окрашивает мусорные хребты в интимные розовые оттенки.
Глеб кружит над холодильником, не в силах отвести взгляд от супруги. Картинка с сидящей на белом каркасе вороной, что-то ему напоминает. Это что-то, из прошлой жизни, какой-то заснятый на старую пленку видеоряд.   
***      
Он снова Глеб, только еще молодой. Пацан десяти-одиннадцати лет. На щупленьком торсе висит мешковатая желтая футболка утяжеляемая большой наклейкой с солистами группы Депеш Мод. Крошечный кулачок сжимает рукоять массивной, вырезанной из толстой сучковатой ветки, рогатки.  Похожее на английскую букву «V», перекрестье, медленно движется вдоль блестящей от дождя зеленой листвы, пока не останавливается на скрывающемся в ней фигурке черной птицы. Ворона обеспокоенно крутит клювом и готова вот-вот сорваться с ветки, словно чувствуя таящуюся неподалеку опасность. Медлить некогда. Правая рука тяжело отходит назад, растягивая прикрепленный к рогатке жгут с привязанной на конце кожаной набойкой. В этом, вырезанном из куска мягкой кожи, патроннике, огромная с пол кулака, гайка. Только такой можно пробить броневые перья вороны. Сердце замирает. Нужно максимально растянуть жгут и чуть подать корпус рогатки на себя, чтобы выстрел получился максимально мощным и хлестким.
 Раскрывшийся кулак отпускает кожаную катапульту. Короткий свист, шелест листьев. Щ-щелк! Воронье тельце, будто срезанная с нитки елочная игрушка, переворачивается и падает с ветки вниз головой. Ур-ра! Сердце готово выскочить из переполненной восторгом груди. В яблочко. Она даже не шевельнулась. Друзья бормочут, кто с восхищением, кто с плохо скрываемой завистью. Сквозь одобрительный гам проникает писклявый голосок.
«Тебе ее не жалко?». Всегда найдется кто-то, кто попытается испортить праздник. На этот раз это Витька малой. Его младший брат.
«Жалко?! Да я их терпеть не могу. Помойные вонючки, они только заразу разносят. Зачем они нужны? Я бы их всех перестрелял!».      
***
 Глеб щелкает клювом, и страшная картинка растворяется в сиреневом закатном небе. Тело становится тяжелым, крылья едва шевелятся, и он вот-вот рухнет вниз. Молодая невеста, заметив, что с ним происходит что-то не то, настороженно вздернула голову.  Он машет крылом «мол, все нормально, я сейчас», отлетает подальше и садится на кусок пластиковой трубы. Ему нужно подумать, точнее отпустить все черные мысли. То, что он увидел сейчас не показалось радужным воспоминанием из детства. Тот пацан с рогаткой - это он в прошлом. Или даже нет. Это его прошлое воплощение в абсолютно другой жизни. А в этой жизни, точнее в реальности этот злобный мальчик - враг, его потенциальный убийца.      
«Так вот почему!»
 Впервые за весь этот длинный день ему показалось, что он нашел ответ на свой вопрос. Этот ответ заставил его вскинуть голову и издать радостное Карр.
Глеб стряхнул с перьев остатки кошмара, щелкнул клювом и взмыл вверх. Пора уже забыть это имя. Теперь и навсегда он ворон по имени Даблин!
 
Глава 2. Даблин
1
Два года спустя.
Внимание! Снимаемся с лагеря! Первое звено, пошли!
Его басистый гортанный крик словно эхо разносит множество голосов, которые по цепочке передают дальним рядам команду старшего. Шелест нескольких сотен крыльев похож на шум океана. Огромная черная волна взмывает вверх.      
- Второму звену приготовиться!
Кар…Кар…Кар.. - очередной крик размножается, проносится по океану пулеметной очередью.
 - Пошли!       Вторая волна поднимается вслед за первой, закрашивая полнеба в черное.
; Третье звено…Кар-кар-Карр!   Четвертое - Карр-Карр! 
Он взлетает последним, убедившись, что на лежащих стеблях кукурузы не осталось ни одной вороны.  Огромная стая походит на тяжелый лайнер невероятных размеров. Как у каждого самолета , у лайнера есть фюзеляж, два крыла и хвост. Механизмом каждой части самолета управляет отдельный механик, он же - пилот, который контролирует полет лайнера в целом.
С некоторых пор, Даблин удостоился чести быть предводителем стаи в три тысячи вороньих голов. Путь на верхушку пирамиды дался ему тяжело, но он прошел его в максимально короткий срок. Здесь этот путь не подразумевает окольных дорог. Заискивания, выщипывание блох из задниц более сильных, может и помогут немного подняться, но вершины этими методами не достичь. Есть только один метод: нужно четко видеть эту самую вершину и взбираться на нее самым коротким путем.     Разумеется, нужны и инструменты. Какие? Острота, клюва и когтей, сила, упорство и злость. Все это помогало в борьбе с внешними врагами. Он был одним из лучших в битве с войском Голожопого стервятника. Тогда Даблин лично перебил больше сотни врагов, и сломал хребет самому Голожопому, который получил свое имя за облезлую задницу, поджаренную пламенем огня.
Благодаря его плану с прорывом звена в тыл племени Пингвиньих яиц, они разгромили это непобедимое войско. А как он проявил себя в сражении с Черной вонью. Одно имя этой орды наводило страх на соседние племена. Это несметное полчище заполонило окраину огромного мегаполиса. Сотни свалок, элеваторов, кукурузных и пшеничных полей находилось под их контролем. Тогда, в пору Великого голода, Даблин понял, что у него есть шанс из звеньевого подняться на самый верх. Красавчик, (их командир), в ту пору заметно сдал. Он был уже не молод, разжирел, в общем засиделся на своем месте.
Стая не признает идолов. Если вожак допускает голод и пассивное сидение на месте, он перестает быть угоден. Его не спасут связи, друзья и то, что он сидит на троне аж три года.
В стае начались волнения. Одни в голос кричали «низложить», другие задавали им вопрос «кто?». Начались внутренние стычки. Могущественные кланы схлестнулись в борьбе за власть.
Тут Даблин решил, что надо действовать. Он придумал, как перевести внимание ворон от внутренних склок к внешнему противнику. Вместе с друзьями Плешивым и Арбузной головой они собрали отряд самых сильных бойцов, и без одобрения Красавчика нанесли удар по одному из слабых флангов Черной вони.
Чрезмерное обжорство, праздность, привычка к роскоши и долгое сидение на месте ослабляет даже самых сильных и кровожадных. Голодным же не остается ничего, кроме как погибнуть, или стать сильными.
Отряд Даблина смертельным камнепадом свалился с неба на головы беспечных вонючек. Они врубились в самый центр благоухающего оазиса и в считанные минуты превратили его в вихрь перьев, брызг крови, оторванных голов, откушенных лап, выколотых глаз. Они быстро заставили вонючек сорваться с насиженного места, оставив сотни трупов и разоренных гнезд.
 Дело осталось за малым. Переселить стаю на занятые территории и попытаться закрепиться. Вонючки не отступятся и обязательно вернутся, а это значит, что нужно быть во всеоружии. Еще это значит, что племени нужен новый лидер, который обеспечит ему безопасность.
Лучшей кандидатуры, чем проявивший себя как блестящий стратег Даблин, не оказалось.       
И вот он уже на вершине. Дальше пошла рутинная работа. Он следил за общей дисциплиной в войске, контролировал, как обеспечена оборона по каждому из возможных направлений нападения противника. Так же Даблин разрабатывал дальнейшую стратегию. В какой-то момент, поняв, что, ставшие пассивными, Вонючки не собираются отбивать свои владения, он решил двигаться дальше. Даблин сформировал штурмовые группы и направил более сотни разведчиков в стан Черной вони. Доклад разведки его порадовал.  Зажравшаяся орда, претерпевала крах. Отсутствие дисциплины, внутренние склоки, пренебрежение обороной - все это было на руку все еще голодным и жадным соседям. Они снова напали и в считанные минуты, словно ударом сабли отрезали огромный кусок территории на юге. Благодаря еще нескольким блестящим броскам он отодвинули Черную вонь на безопасное расстояние, создав буферную зону в два десятка километров. 
Потом настал период безоблачного царствия, которое лишь иногда омрачалось, попытками внутренних врагов учинить переворот. Но эти попытки быстро подавлялись благодаря осведомленности Даблина. Во всех подразделениях, кроме подчиненных он имел крепких друзей, которые чуть что сигнализировали ему об опасности. Кочерыжка, Мышиное яйцо, Грязноголовый - это еще одни инструменты удержания власти не хуже когтей и крыльев. Был еще Арбузная голова, но он пал во время очередной стычки с Вонючками. Но самым лучшим другом разумеется был и остается Плешивый.   
Даблин тяжело вздыхает, глядя, как постаревший товарищ тяжело машет ослабевшими крыльями.
; Плешивый, а ну наддай! Шевели крыльями старая собака! Из-за тебя звено провалилось, сто гусиных перьев тебе в жопу! 
Он даже ругать его не может по-настоящему. Окрики выходят слишком мягкими, от этого кажется, что Даблин шутит. Но какие уж тут шутки. Плешивый уже не тянет на звеньевого и это факт. Похоже, что это его последний перелет в качестве командира. 
Даблин еще раз вздыхает, глядя как друг через силу учащает темп взмаха крыльев. Он вспоминает их первую встречу. Какая же пропасть времени прошла. Два года! Два года пронеслось как один миг. Тогда Плешивый был как раз в том возрасте, в каком пребывает сейчас он сам. Это пик. Зрелость еще не перевалившая в старость. Это баланс обретенного опыта, появившейся мудрости и не утраченной силы. Плешивый этот баланс потерял. Он стал больше думать и меньше делать. Размышления, и воспоминания отвоевывали в его нутре все большую территорию, не оставляя места реакции, силе, анализу текущей ситуации.   
Плешивый постарел и его место в стае должен занять другой. Но это не значит, что Даблин перестанет его поддерживать. Их дружба особенная. Они знают еще один язык, неведомый всем остальным. Они имеют общее сокровенное знание, которое недоступно большинству ворон. Еще тогда - два года назад, он дал себе зарок забыть это знание. Он будто запер его в сейф и выбросил ключ. С тех пор у него не было ни единого порыва заглянуть в этот сейф. Единственное, о чем он всегда помнил, так это о том, что сейф этот есть и он носит его с собой.   
2
 Ка-а-рр! - выросший из облачной дымки, разведчик, кричит, что они на месте.
; Снижаемся! - командует Даблин. - он не рвет глотку, каркает так, чтобы было слышно ближайшему звеньевому, дальше команда будет передаваться по цепочке.    Кар-кар-кар-кар.   
; Первое звено, посадка!    
  Левое крыло лайнера отваливается, планирует вниз.      Даблин следит за тем, как выстроившиеся вдоль дороги сосны, окрашиваются в черный цвет.
 -Второе звено!   
 Осыпающееся черным градом, левое крыло, продолжает окрашивать деревья. 
- Третье звено!   
 Когда головная часть во главе с Плешивым проваливается вниз, в воздухе остается лишь хвост - самое сильное звено, которое опекает командира.
- Парни, давайте пока к тем столбам! – по-отечески тепло распоряжается Даблин.    
Четвертое звено пикирует на линию электропередачи, облепляя провода и заставляя их провисать. Здесь можно осмотреться и выбрать себе самые лучшие места для гнездовья. Он любит греть лапы о приятно вибрирующие потоки электричества и строить планы. Место тут хорошее. Подъезд к большому городу, кругом дачи, пшеничные поля, свалки, в общем есть где разгуляться.
Они могли бы еще полгода жить на старом месте. Там было безопасно и сытно. Но Даблин нарочно вырывал стаю из привычной, размеренной жизни. Он знал, что нет ничего хуже обленившегося, заплывающего жиром и погрязшего в роскоши, войска.   
    Кто-то приземлился справа от него, раскачивая провод. Повернув голову, он видит родные, всегда холеные и уложенные перышки и любимый колючий будто куст шиповника, взгляд.
; Бусинка, ты как? - жесть в его голосе размягчается, превращаясь в заискивающее сюсюканье.
Когда-то, еще в начале их отношений, он захотел одарить ее чем-то красивым, необычным и летал над припорошенной снегом свалкой, пытаясь найти то, что сможет ее поразить. В какой-то момент ему показалось, что в снегу что-то сверкнуло. Ну да, снег и без того искрился на солнце, но это «что-то» , блеснуло чуть ярче, словно подмигнуло ему из снежного сугроба. Даблин спикировал вниз, и, проваливаясь в пушистом снегу, начал поиски неизвестно чего. Спустя уйму времени, когда он, изрядно промерзнув и наглотавшись снега, уже собирался покинуть взъерошенный сугроб, ему подмигнули снова. Он вонзил клюв в снег и вытащил на свет крохотное стеклышко. Это была бусинка. Обыкновенная частичка дешевой бижутерии из той, забытой жизни. Здесь же, она была дороже самого редкого алмаза.
Радостно свистя крыльями и сжимая в клюве заветное стеклышко, он думал, что встреча с его возлюбленной, похожа на обретение этой бусинки. Найти ее было так же сложно, как эту стекляшку в снегу. Но он разглядел и нашел.
Еще тогда, в их первую встречу, он обрёл новое знание. Оно заключалась в том, что в этом мире есть несметное количество бусинок, жемчужин, сверкающих алмазов. Но в этих драгоценных россыпях важно найти только одну.  Один крохотный сверкающий камушек, одну маленькую частичку тебя. И только в этом заключается смысл бытия. Только за это ты готов бить врагов, и карабкаться на вершину пирамиды. Там, в прошлой жизни у него тоже было твердое знание, но его суть кардинально отличалась от этого. Тогда он думал, что смысл пути в том, чтобы заграбастать как можно больше жемчужин и алмазов, пихать в карманы все, что блестит. Там он не добился ничего, а значит и знание то было ложным.
- Ты как, дорогая? - он ласково прикасается клювом к длинной шее.
- Сам то как думаешь? - устало курлычет Бусинка. - Все тридцать верст кружилась вокруг выводка. То потеряются, то отстанут.  Мне эти тридцать верст, во всю сотню вышли. Это тебе не с важным видом в стороне лететь.
- Ну ладно, сегодня отдохнёшь! - тепло шепчет Даблин, проглатывая обидную колкость.
- Отдохнёшь тут! Детей кормить ты что ли будешь? А место для гнезда выбирать? Смотри все хорошие места уже заняты. Какого хрена, нужно устраивать свой быт последним. Ты кто?!
- Я... я вожак и моя главная задача...
- Ой ладно! - Бусинка машет крылом. - Хоть мне-то эту песню не пой. Ты не на митинге перед стаей. Ты вожак, а значит твоё семейство должно жить лучше рядовых ворон. А у тебя все наоборот, знаешь почему? - Даблин не отвечает на вопрос супруги, потому что знает, что она ответит на него сама. Он даже знает то, что она ответит. - Потому что ты размазня и увалень. Да да, ты не ворон, ты бройлерный петух. - Даблин снимает выбившееся перышко с её холки. Ему нравится её стервозность. От этих милых пощипываний у него приподнимаются перья.
- Ладно, полечу все устраивать. Эх! Как всегда, все делать самой! - устало вздыхает Бусинка и тяжело поднимается в воздух, заставляя провод сильно раскачиваться. Она заметно растолстела, можно даже сказать, её просто разнесло, но Даблин уже давно не замечает в супруге таких мелких изъянов, как полноту и склочность. Он завороженно провожает взглядом её похожее на шарик тельце.
Романтический настрой сбивается слышащейся возней и приглушенным карканьем. Сидящие на проводе вороны шушукаются и хихикают. Им смешно, что железный Даблин в быту обычный подкаблучник.
- Рваная глотка, ко мне! - злобно каракает он, и один из веселящихся покидает компанию и садится рядом с ним. - Вы окрестности обследовали?
- Дак вроде все чисто! Разведка же...
- При чем здесь разведданные? Это было неделю назад! - Разгневанный Даблин нависает над подчиненным неумолимой тенью. - В деревне были? На той стороне дороги смотрели? Что за тем лесочком знаете?
Ворон виновато прячет голову в грязные перья.
- Ты кто, начальник разведки, или собачий отросток? Что хочешь, чтобы нас здесь филины сожрали, или человеческие детеныши постреляли из рогаток? Ты в курсе, что самые большие неприятности происходят в первую ночь на новом месте? И все это из-за того, что кто-то, вместо того чтобы выполнять свою работу, греет жопу на проводе! - Даблин чувствует, как его свирепое карканье заставляет перья бедного ворона вставать дыбом. Ничего, пусть знает, как надсмехаться над предводителем. - Быстро когти в клюв, бери Цыпленка, Помойного принца и дуйте на разведку! Проверить всю округу и дорогу до двадцатого столба в ту и другую сторону! Понятно?!
- Слушаюсь! - ворон поскорее срывается с провода, лишь бы больше не слышать унижений в свой адрес.
Довольный Даблин водит клювом, наблюдая как изменилось поведение сидящих справа и слева, вассалов. Теперь, когда статус-кво восстановлен, можно полюбоваться закатом. Чем он никогда не перестанет восхищаться, так это торжественным падением за горизонт красного шара. Он блаженно растапыривает крылья, чувствуя, как они окрашиваются в золотистый цвет закатного светила.
3
Провод в очередной раз вибрирует. Нет, сегодня ему не дадут досмотреть любимое шоу. "Ну кто там ещё?".
В поле зрения появляется Плешивый.
- Здравствуй, братишка!
- Привет, старичок! - Даблин ласково треплет клювом холку друга.
- Слушай, ты свободен?
- Не совсем, есть кое-какие дела... - вальяжно бормочет Даблин. Ну конечно же никаких дел нет, но должность не позволяет ему сказать, что он просто кружит балду.
- Я хотел тебе кое-что показать.
- Что?
- Если полетишь со мной, увидишь.
Нехотя согласившись, Даблин, вслед за другом, срывается с провода.
Плешивый набирает высоту тяжело, до невозможности медленно размахивая крыльями. Даблину приходится притормаживать, чтобы предоставить другу роль проводника.
Наконец они поднимаются над верхушками сосен, где шумно квартируется вновь прибывшая стая. Вороний гомон сменяет тишина, нарушаемая только усталым свистом крыльев Плешивого. Они забирают в сторону от дороги и летят над побуревшим от заморозка, кукурузных полем.
- Куда ты меня тащишь! - орёт Даблин. - Мы отходим слишком далеко от стаи. Это опасно!
- Ещё немного! - хрипло откликается Плешивый. - Почти прилетели. Вот, видишь это?!
Из голубой туманной дымки появляется огромная сосна. Она одиноко стоит на пригорке и своей верхушкой протыкает пухлое облако.
- Ого! - Даблин завороженно разевает клюв, глядя на огромный, будто отлитый из бетона ствол. - Да это просто великан!
- Небоскреб! - гордо кричит Плешивый, начиная подъём к вершине. - Да-а... лифт бы здесь не помешал. Я уже не мальчик по лестницам бегать. - его голос начинает срываться.
- Давай- давай, старикашка. Тебе полезно! - Даблин задорно подбадривает друга. - Только смотри, не навали мне на голову...
- А ты держись в стороне, а то, не ровен час. - Плешивому все тяжелее даётся рвать крыльями облачную дымку. Взмахи крыльев становятся медленными, будто он бултыхается в киселе. - Я ведь уже второй раз сюда лезу...
- Так ты здесь был?!
- Ну здрасьте! А чего бы я тебя сюда тащил? Ну вот, кажись приехали! - Плешивый приземляется на разложенное на ветках гнездо.
- Это чьё? - Даблин осторожно хрустит лапами по аккуратно разложенной соломе.
- Да хрен его знает, какой-то отшельник жил, похоже давно. Я тут старую кладку нашёл, яйца уже высохли, я их вниз сбросил.
- Наш брат так высоко не селится... - Даблин осторожно оглядывается вокруг. - А вдруг это орлы?
- Да брось ты паниковать! Говорю же, заброшенное! - раздражённо бурчит Плешивый.
- А это что? - Даблин смотрит на лежащий посередине гнезда, кусок тряпки.
- А это вот... - Плешивый подхватил клювом кончик материи и грациозно мотнув шеей, сдернул её, обнаруживая лежащие рядком, подгнившие яблоки. - Вуаля!
- Вообще-то я завязал - неуверенно мычит Даблин.
- Да ладно, брось ты. Когда мы в последний раз собирались? Помнишь, как было весело раньше, как в город летали тусить? А эти наши игры помнишь?
- Да уж, забудешь такое! - Глаза Даблина излучают озорной блеск.
Им действительно есть, что вспомнить. Как напивались до беспамятства, как не помня себя, лезли в драку с чужаками, а случалось и с совами ; как в пьяном угаре устраивали гонки, в пылу которых врезались в столбы, деревья, а как-то Плешивый даже снёс телевизионную антенну с крыши. Но это были цветочки. Самыми отвязными получались пьяные вылазки в город. Он не помнит, кто первым придумал справлять нужду на крыши машин, но это было чертовски весело. Они пролетали поперёк трассы с движущимися автомобилями и устраивали бомбардировку. Не было ничего более увлекательного, чем наблюдать, как проносящиеся под тобой машины, становятся пестрыми от сыплющегося на них говенного ливня. Особенным мастерством считалось попасть на лобовое стекло и наблюдать как срабатывающие от датчика дождя, дворники, размазывают белую массу по лобовому стеклу. Лучше всего получалось у Арбузной головы, который был завсегдатаем этих вечеринок. Он был вороном в теле, любил хорошо поесть, а уж гнилых фруктов ел за четверых. Его огромные бомбы обладали грандиозным радиусом поражения. Иногда казалось, что на лобовуху вылили ведро краски.
Но на этом они не остановились. Дальше-больше. Их следующими жертвами стали прохожие. Ох, как же было приятно окропить широкополую дамскую шляпку, или навалить на новенький дорогой костюмчик, спешащего на работу менеджера. Но приятнее всего было обдать теплым дождиком блестящую лысину. После такого выстрела, снайпер его совершивший, становился однозначным героем дня.
- Да-а, было время! - Даблин мечтательно обозревает багровый небосвод. - Но нам об этом остаётся только вспоминать. Сейчас мы с тобой не в том статусе, чтобы так балагурить.
- Да уж, ты не в том статусе, а я не в том возрасте! - грустно улыбается Плешивый. - Даже не представляю тебя срущим на прохожих, а уж я то...
- Кстати о возрасте! - Даблин вдруг понял, что лучшего момента, для назревающего тяжелого разговора, нельзя и придумать. - Впрочем, давай сначала выпьем! - Он подхватил клювом одно яблоко и выкусил из него большой, разжиженный гнилью шмат.
Плешивый сделал тоже самое со своим яблоком, но за раз смог проглотить гораздо меньший кусок.
- Я знаю, о чем ты хочешь поговорить! - прокряхтел он, морщась от разьедающей глотку кислоты. - Эта одна из причин того, что мы здесь. Знаю, моё время прошло. Пора уступать дорогу молодым...
- Спасибо за понимание, друг! Прости, но, чтобы тянуть звено, нужно иметь много энергии и сил. - Даблин почувствовал, как тёплая волна опьянения придаёт ему уверенности. - Что поделаешь, это жизнь и все мы стареем.
- Одно обидно, что это происходит так быстро. Кажется , ещё миг назад ты был молодым и весь мир лежал у твоих ног, и вот ты уже немощный старец.
- Не такой уж немощный! - захмелевший Даблин решил подбодрить друга. - Ты ещё кучу детей наделаешь, будешь их растить и внуков няньчить.
- Ага! - грустно протянул Плешивый. - Скоро мне только это и останется. У тебя уже есть кандидатура?
- Да, и это твой сын.
- Голобрюхий?!
- Тебя удивляет мой выбор? А мне кажется, это твоя копия в молодости.
- Да?! А я что-то не помню, чтобы я в молодости набивал пузо до такой степени, что даже не мог взлететь.
- Ну разве что этот мелкий недочёт.
- А то, что он волочится за каждым распушённым хвостом и не имеет своей семьи тоже мелкий недочёт?
- Это тоже его не красит, но я выбираю прежде всего воинов. Он хороший воин и талантливый руководитель. Ты воспитал хорошее потомство, Плешивый.
- Пусть будет так... - вздыхает старик. Знаешь, мне как-то стало все равно. Все равно, кто будет вместо меня и что будет со мной. В последнее время я все чаще стал задумываться над тем вопросом, который ты задавал мне тогда, в день нашего знакомства.
- Какой вопрос?
- "Почему?" Тогда ты задавался вопросом, почему перевоплотился именно в ворону, а не в кого-то другого.
- Знаешь, я ещё тогда нашёл ответ на этот вопрос. С той поры я закрыл эту тему для себя.
- И какой же ответ ты нашёл? - Плешивый заинтересованно вытянул шею.
- Я же сказал, что закрыл эту тему и не хочу об этом говорить.
- Даже мне не скажешь?
- Тебе это не нужно, знаешь почему?
- Почему?
- А ты вспомни свои же слова! - в глазах Даблина сверкнула сталь. - Тогда ты говорил, что нужно жить только этой жизнью, а всего другого просто не существует. Все эти раздумья о том, что возможно, когда-то было, или может случиться, только усложняют тебе жизнь. Мысли делают твоё тело тяжёлым, заставляют крылья наливаться свинцом. Выбрось все это из головы, и обретешь прежнюю лёгкость. Заметь, это были твои слова и эти слова, я впитал в себя словно губка. То, что ты тогда сказал, полностью изменило мою жизнь. Так что спасибо тебе, друг, ты был прав!
- Прав, не прав! Все это настолько относительно. Тогда мне казалось, что я был прав, теперь я так не думаю. Посмотри на ветки этого дерева. - Плешивый повёл крылом, указывая на роскошные, колышащиеся от порывов ветра, сосновые лапы. - Когда-то эти иголки были ярко-зелёными, потом они постепенно темнели и так происходило до тех пор, пока они не стали бурыми. Деревья с возрастом меняют окрас, мы меняем свои убеждения. И это естественно. Уверен, что однажды ты снова вернёшься к своему вопросу...
- Зачем возвращаться, если я знаю ответ? - Даблин снисходительно улыбнулся. - Но так и быть. Ради своего лучшего друга, я готов поступиться своими принципами и один раз оглянуться назад. Я скажу тебе ответ, но сначала - он кивнул головой, приглашая Плешивого выпить. Они одновременно ухватили по размякшему плоду и долго и громко чавкали, пока каждый не расправился со своей порцией.
- В той жизни, когда я был ещё ребёнком, я убил ворону! - выдавил из себя Даблин, когда хмельная волна придала ему сил.
- Убил ворону?! - удивлённо воскликнул Плешивый.
- Застрелил её из рогатки. - Даблин виновато опустил голову. - Когда я это вспомнил, все сразу же встало на свои места.
После этих слов, возникла долгая пауза, во время которой Плешивый пристально разглядывал, понурившего голову, друга. Молчание длилось слишком долго, и никто не спешил его нарушать. Плешивый все смотрел, а Даблин думал о том, почему тот молчит. Он ожидал, что после этих слов, Плешивый выдохнет, скажет "я так и знал" и на радостях сожрёт последнее яблоко. Но Плешивый вдруг засмеялся. Тихий хриплый смех со свистом вырывался из его глотки, пока не вырос в громкое захлебывающееся карканье. - То есть, все настолько просто? -, ха-ха-ха, убил ворону - стал вороной?!
- Ну да! - весело подхватил, зараженный смехом друга Даблин. - И нечего было ломать голову. -ха-ха-ха! Странно, что ты сам до этого не дошёл.
- Не дошёл, - ха-ха-ха, это оказалось выше моего ума. - глаза Плешивого слезились. - Дело в том, что я не убивал ворон.
Хохот моментально оборвался, будто Плешивый своей последней фразой взял и выключил смех.
- В смыс-с... В смысле, не убивал... - обречённо пробормотал Даблин.
- За прошлую жизнь я не убил ни одной птицы и ни одного животного, если не считать тараканов и комаров. Но, как видишь, я не таракан, а ворон.
Даблин застыл, уставившись на друга.
- Ну и что ты теперь скажешь на счёт своей теории?
-Нет, нет, нет, этого не может быть... - Даблин замотал головой, будто бы желая стряхнуть с себя внезапно одолевшее его, наваждение. - Ты что-то, путаешь, или забыл.
Жест Плешивого, когда он мотнул шеей, не оставил Даблину надежды. Его друг говорил правду, и этой правдой обрушил все то, на чем держалась его уверенность на счёт своего происхождения. Это все равно, что тридцатилетнему сыну узнать, что родители, в которых он души не чаял, не являются ему родными. В этот момент он пожалел о том, что поддержал разговор и не ушёл от него, как планировал. Теперь уже поздно. Загадка, которую он оказывается так и не решил, будет, как бередящий рану гвоздь. Он не успокоится, пока не извлечет этот гвоздь.
- Тогда почему? - он и сам не заметил, как этот вопрос отчаянным криком вылетел из его вороньей глотки. "Почему?!" - он снова произнёс это заклинание, которое открывает ящик Пандоры.
- Ха-ха-ха-ха - Плешивый снова рассмеялся. - Ты что, действительно думаешь, что я тебе отвечу на этот вопрос? Я не знаю! - он раскинул крылья в стороны, распушив перья. - Не зна-аю. Я знаю лишь одно, что это не настолько примитивно. Ты хотел найти ответ и нашел то, что лежит на поверхности. Как видишь, твоя теория оказалась неверной. И что дальше?
- А ничего! - отчаянно выкрикнул Даблин. - Насрать с этой сосны и забыть. Я же говорил, что эти копания ни к чему хорошему не приведут.
- Хочешь забудь и продолжай парить без лишнего груза. Только знай, что однажды ты вернёшься к этому вопросу. И когда ты к нему вернёшься знай, что ответ на него не так-то просто найти.
- Ладно, может быть, когда нибудь....- Даблин филигранным движением, словно ножницами, расстриг клювом на две ровные части последнее яблоко. - Давай, по последней и будем сворачивать разговор.
4
- Когда-то давно, задолго до нашего с тобой знакомства, мы схлестнулись с одним большим племенем. Их называли Зелёными, за то, что они любили опустошать гороховые и рапсовые поля и пренебрегали свалками и помойками. - Плешивый начал говорить внезапно, без какого-либо вступления, будто Даблин предложил ему не выпить, а рассказать что-нибудь интересненькое. Он говорил спокойно с несвойственной ему отрешенностью, направив остекленевший взгляд поверх головы Даблина. Тогда, во время длинного перелёта мы облюбовали одно из гороховых полей в качестве привала. Мы не знали, что у этого поля есть хозяин. Они напали на нас посреди ночи, налетели как туча саранчи и стали отрывать головы нашим. Это была даже не битва, а убийство, взятие врасплох. Если бы это побоище не было остановлено, наша стая прекратила бы свое существование уже тогда, и мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Но его остановили. Как это не удивительно, нападающих остановил их же предводитель. Когда надежды уже не было, и я в груде трупов соратников отбивался от очередной набросившейся на меня своры, раздался крик "Отбой!". Странно, но я ещё ни разу не видел, чтобы команда была исполнена так мгновенно. Эхо от грозного крика, успело повториться только дважды, а Зеленые уже отскочили от нас как от прокаженных. Враги отпрянули от нас как отбойная волна, которая оставляет после себя только разглаженный песок с вдавленными в него мёртвым камнями. Мы ещё кричали и размахивали израненными крыльями, не сразу понимая, что все уже кончилось.
- Уходите! - громко пробасил все тот же скрывающийся в сумраке, голос. - Сегодня я дарю вам жизнь. - Вглядевшись во тьму залитыми кровью глазами, я увидел его. Ты когда-нибудь встречал ворона, цвет перьев которого походит на залитое луной, поле? Он был не белым и не серым. Это было что-то вроде седины. Перья этого ворона сверкали в темноте серебром и сам он был поистине огромен.
- Это ты про Серебряного? Я что-то слышал о нем! - пробурчал Даблин, изображая полное равнодушие.
- Что-то слышал… - эхом отозвался Плешивый. - Ты не слышал самого главного. Не слышал, почему он нас тогда отпустил. Может тебе и рассказывали об этом, выдвигая свои версии, но все эти рассказчики не знали истинной причины. Они не могли её знать, потому что то, что сказал Серебряный дальше, было произнесено на неведомом им языке.
- Я отпустил их из-за тебя! - произнёс он, глядя на меня сверху вниз. - Давно не слышал такого отборного мата. Было бы жалко своими руками отнять жизнь у челбурдыхнувшегося. Нас здесь и так немного.
Ты, наверное, понял, на каком языке он это сказал. Для всех наших это было какое-то невнятное карканье, но я все понял.
- Спасибо! - сказал я ему. - Мы ещё встретимся.
Не думаю!" - ответил он.
" Почему?! - закричал я, - ты же сам сказал, что нас немного. Нам нужно держаться вместе!"
"Не нужно!"
"Но почему?"
"Есть много причин, и главной из них тебе пока не понять. Скажу тебе ту, которая более доступна для твоего понимания. Мы здесь чужие! Ничтожно малая частичка, пресные капли в соленом океане. Как бы эти капли не пытались объединиться, они не сделают океан пресным. Самое лучшее для такой капельки, забыть, что она пресная и стать одним целым с океаном.
"Я тебя не понимаю!" - я орал, перекрикивая шум крыльев, поднимающейся в небо стаи! ". Мгновение и стало невероятно тихо, так, что мой крик будто повис на краю пропасти и отдаётся эхом с её дна. Я понял, что остался один. Мои уцелевшие собраться улетели, даже не заметив, что я продолжал оставаться в стане чужаков.
" Если не понимаешь, просто прими это! Живи своей жизнью и забудь про другие. Чем быстрее забудешь, тем будет лучше для тебя!"
"Но я..."
"Улетай! - грозно рявкнул Серебряный. - Улетай, или я прикажу тебя убить!"
Его глаза накалились красным, будто мерцающие во тьме угли. Я понял, что он не блефует. Меня действительно убьют, если я немедленно не оторвусь от земли. Инстинкт самосохранения взял свое, и я вспорхнул с поваленных стеблей гороха.
" Забудь! " - его крик настиг меня, будто брошенный вдогонку камень.
- Этот крик до сих пор отдаётся в моей голове. - Плешивый подхватил свою порцию выпивки, проглотил с громким хлюпаньем, давая понять, что рассказ окончен.
5
- Ну и зачем ты мне это рассказал? - спросил Даблин.
- Я хочу его найти! Сейчас, когда прошло много лет, думаю он согласится со мной поговорить.
- Зачем тебе этот разговор?
- Думаю, что он знает ответ на наш вопрос.
- С чего ты взял?
- Просто мне так кажется. Он показался мне мудрым. Нет, даже не показался, я в этом уверен. Если бы ты его увидел, услышал его голос, ты бы и сам...
- И что дальше? - Даблин перебил друга, чувствуя, что начинает закипать. - Допустим он знает ответ и скажет его тебе. Что дальше?!
- Я не знаю, что. Как я могу знать "что будет дальше" если не знаю ответа. Все будет зависеть только от него. Узнав ответ, я тут же пойму, что будет дальше. Если ты полетишь со мной, ты тоже поймёшь...
- Это исключено! - отрезал Даблин. - Никуда я не полечу. Мало того, я и тебе запрещаю. Ты не можешь удаляться от стаи больше чем на километр. Забыл правила?
- Я слышал, что Зелёные недавно мигрировали на поля во-он за тем холмом. Рваная глотка мне сказал, они летали туда с разведкой. Это не больше двух миль. Если не полетишь сам, отпусти хотя бы меня.
- Я же сказал, нет!
- Тогда я полечу без твоего разрешения. Если уж на то пошло, я покину стаю. - В глазах Плешивого заплясали искорки отчаяния.
- Ну зачем ты так, дружище! - Даблин потрепал клювом шею Плешивого. - Хорошо, лети. Только не сегодня и не один. Я пошлю с тобой Голобрюхово и Кочерыжку. А сейчас полетим по домам. Тебя уже Курочка заждалась, а я ещё даже не видел своего нового жилища.
- Кем ты был там? - Плешивый будто не слышал слов друга. Он пребывал в каком-то спокойном отрешенном состоянии.
- Ш-что? - Даблин дёрнул головой.
- Мы с тобой так давно дружим и ни разу не поговорили о том, кем мы были.
- Я не помню! Не хочу! Ты слышишь? Не хочу об этом вспоминать! - вскрикнул Даблин, поддаваясь очередной вспышке гнева.
- А я был чиновником. – по-прежнему спокойно продолжил Плешивый. Казалось, что он говорит сам с собой. - Сначала маленьким, потом побольше, потом совсем большим. Моя прошлая жизнь - это жизнь профессионального чиновника. Хотя-я вряд ли можно назвать нашего брата профессионалом. У меня не было определённой специализации и профессии. Были только навыки. Навыки пробиваться наверх любыми путями. Навыки плести интриги, устраивать заговоры, пускать в глаза пыль, льстить, им не учат в школе, хотя и там тоже. Этому можно научиться везде. Бывают талантливые люди, которым и учиться нигде не надо. Таким был я. Я будто с молоком матери впитал эту науку, хотя родители были простыми рабочими. Я был старостой в школе, руководителем профкома в институте. Благодаря нужными связям, после учёбы сразу оказался в администрации. Сначала простым клерком, а потом пошло-поехало. Заместитель начальника отдела, заместитель главы департамента, заместитель заместителя по работе с населением. Так я прыгал от должности к должности, пока не добрался до верхушки. И вот на самом пике карьеры, щелк - он клацает клювом - и я вместо итальянского костюма, обнаруживаю себя в этих перьях.
- Тебя убили конкуренты?
- Да кому я нужен? Там наверху я ни с кем не конкурировал. Был хорошим крепким звеном коррупционной цепочки. Все только потеряли от моей гибели. Я погиб в аварии.
- В аварии? - насторожился Даблин.
- А-а-ха-ха! Ты снова усмотрел какую-то аналогию. Подозреваю, что ты тоже погиб в аварии. Но повторяю, все не так просто. Ответ не может быть таким примитивным. Ещё по той жизни ты понимал, насколько она сложна, что в ней не все поддаётся математике и физике, что есть, много того, чего мы не знаем. Потом завеса приоткрылась , ты оказался в другом мире. Для тебя это дико только потому что не укладывается в простейшие формулы или элементарные логические цепочки. Ты думаешь категориями "если это так, значит то должно быть вот так". А что если эта жизнь дана нам, чтобы хоть и не решить, но на один шаг приблизиться к разгадке? Одна жизнь - один шаг. Он может быть, как длинным, так и очень коротким. Главное, делая этот шаг, понять... - Плешивый внезапно замолчал, настороженно вытянув шею. Через мгновение, увидев что-то за спиной Даблина, он закричал: «Ложись!», и пригнулся, присев на лапах.
Даблин не успел ничего осознать. Он лишь услышал раздающийся сзади свист, что-то вроде завывающего в ущелье ветра и едва пригнул голову.
 Что-то огромное, пролетевшее на большой скорости, с силой чиркнуло его по макушке. Даблин вскрикнул и приподнял голову. Снова стало тихо, будто сгустившаяся темнота проглотила это видение.
- Что это было?! - Даблин нервно задергал головой, чувствуя, что происходит что-то страшное. В разреженном воздухе появился резкий кислый запах. Это был запах хищника-запах смерти! Ещё через мгновение появился звук. Это был крик, тонкий, постепенно нарастающий как звук только что запущенной самолётной турбины. Этот крик не перепутать ни с одним другим. Этот крик, едва заслышанный за несколько миль, заставлял воронью стаю за считанные секунды сняться с насиженного места.
- Сокол! - вскрикнул Плешивый, и его небольшие глазки подернулись инеем.
Чёрная тень разорвав темноту, разящей пращей шмякнула по гнезду, превращая солому в пыльный вихрь.
Захваченные  врасплох, друзья, оставались на месте. Удар пришёлся аккурат между ними, как раз в то место, где ещё недавно находился праздничный стол. И снова все стихло. Друзья с тревогой вглядывались в угольную черноту, где разгонялась, заходила на третий круг, отсроченная смерть. Оба понимали, что сокол просто заигрывает с ними. Он резвится, как кошка с мышами, он смакует, растягивает удовольствие. Он смотрит на них из темноты и хищно улыбается, готовясь к очередному удару. Этот, следующий налёт, уж точно будет смертельным.
 Друзья завороженно вглядывались в черную завесу, которая должна была вот- вот приоткрыться. Они не взлетали только потому, что знали – первый поднявшийся в воздух тут же будет убит.
- Когда я закричу, падай вниз! - шепнул Плешивый и оттолкнувшись шумно замахал крыльями. - Дава-а-й!
Даблин подбежал к обломанному краю гнёзда, прижал крылья к телу и соскользнул вниз. Он делал это на автомате, полностью отдавшись воле друга и инстинкту самосохранения. Летящее вниз будто камень тело, ударялось о ветки, продолжая стремительное падение.
Где-то сверху взвыла смертельная сирена. Послышался удар, вскрик, хруст костей. Даблин повис на очередной ветке и вдруг увидел перед собой спасительную дверь. Это было небольшое дупло. Он, не раздумывая, втиснул туда свое тельце и притаился. Наверху ещё шумело, свистели крылья, шелестели перья, ломались перекушенные кости. И снова тишина.
В идеально круглом отверстии дупла, Даблин увидел кружащиеся вихрем перья. Их было очень много, они сыпались и сыпались, будто идущий за окном, снегопад. Это было все, что осталось от его друга. Плешивому так и не удалось найти разгадку. Его шаг оказался слишком коротким, и прямо в это мгновенье, он возродился в другом мире, в другом обличии, чтобы сделать очередной шаг. Может быть ему повезёт в этот раз, шаг окажется достаточно широким, и он сможет найти ответ на вопрос: "Почему?".

Глава 3. Поиск
1
Перелёты давались ему тяжело. За раз он мог пролететь не больше пяти миль. Поломанное крыло жутко болело, и он очень быстро выдыхался и вынужден был искать место для привала. На земле тоже было не так просто. Оторванная правая лапа, мешала передвигаться. Все перемещения приходилось делать с помощью крыльев, точнее, крыла. Поредевшие перья уже не грели, как раньше, и ему приходилось каждый раз хорошо утеплять место для ночёвки.  Сначала нужно найти безопасное место. Лучше на столбе, или в кроне сосны, идеально подходит заброшенное гнездо. Беда в том, что не везде растут сосны, заброшек не сыщешь днем с огнём, и на проводе уже не погреешься. Мешает проклятая нога, точнее, её отсутствие. Даже если более-менее подходящая нора найдена, нужно натаскать туда еловых лап, соломы, мха, при хорошем раскладе, тряпок и войлока. И все эти заморочки только ради одной ночи. Дольше на одном месте оставаться нельзя. Орлы, соколы, филины, стервятники с ближайших племен, кто-нибудь да принюхается и обнаружит. Убить хромого одиночку - удовольствие сродни, разорению чужого гнезда.
В этом мире у одиночки очень мало шансов выжить , впрочем, как и в любом другом. Но Даблину каким-то чудом это пока удавалось. За два месяца странствий, смерть бессчетное количество раз подкрадывалась к нему. Она заигрывала с ним так же, как тот сокол, который убил его друга. Иногда обдавая ледяным ветерком, иногда нежно трепля его за холку. Смерть всегда находилась рядом, но не спешила выполнять свои прямые обязанности. Может быть потому, что несмотря на привычное соседство, Даблин не сдавался, продолжал быть осторожным и выверял каждый свой шаг; может потому, что у него была цель? Может быть ей было интересно посмотреть, куда приведут его поиски. А может она решила заграбастать его именно в тот момент, когда он будет в шаге от цели, так же, как проделала это с Плешивым? Так, или иначе, но за время долгих странствий они привыкли друг к другу и, можно сказать, породнились. Что же он ищет? Что заставляет его совершать эти бесконечные перелеты. Ради чего он щедро разбрызгивает последние капли здоровья, что сделало его одиночкой?
2
Все три месяца он находится в поисках племени Зелёных. Он проделал огромный путь. Сначала пролетел больше тысячи миль на юг, потом свернул на запад и пролетел ещё пятьсот, дальше пятьсот на север, потом аж полторы тысячи на восток. Сейчас он снова летит на запад. Каждый раз, нападая на их след, он опаздывал. Он садился на примятые стебли гороха, чувствуя тепло, оставленное сотнями вороньих тел. Это походило на кострище, когда ползущее по траве пламя оставляет после себя лишь горячее выжженное пятно. Он приземлялся на припорошенный снегом зелёный рапс, на котором оставался лишь сомн следов птичьих лапок. Он бежал по следу, как не поспевающий за жертвой охотник.
Зелёные были кочевниками, и скорость их передвижения во много раз превосходила темп полёта хромого ворона. Но Даблин не сдавался. Он знал, что рано или поздно настигнет свою цель. Конечно же это не само племя Зелёных. Его цель - большой старый ворон с седым оперением. Он не хотел думать о том, что Серебряного может уже не быть в живых. Он мог умереть от старости, погибнуть от клюва врага, или в лапах орла, он мог оказаться пищей лисицы, или шакала. В этом мире, есть бессчетное количество возможностей умереть. В то же время, есть не меньшее количество шансов на выживание. Даблин уповал на то, что Серебряный использовал эти счастливые шансы.
С момента гибели Плешивого прошло много времени, но не было ни одного дня, в котором Даблин не вспоминал их последний разговор. Он восстанавливал его в памяти с точностью до каждого произнесенного жеста, до каждой интонации, до каждого брошенного взгляда. Он вспоминал не только то, что говорил Плешивый, но и то, что отвечал он сам. Чем больше проходило времени, тем больше он стыдился того, что говорил другу в его последние минуты. А слова Плешивого о том, что ему придётся вернуться к исходному вопросу, оказались пророческими. Но Даблин не думал, что это может произойти так скоро.
С того дня, когда он, благодаря другу, избежал смерти и вернулся в свой стан, все, как будто бы, пошло вверх ногами.
 "Беда не приходит одна". Поговорка из прошлой жизни, оказалась актуальной и в этой. Печальные события потянулись нескончаемой цепочкой.
3
Оказалось, что Даблин совершил ключевую ошибку, ещё до первого трагического случая. Ошибка заключалась в неправильном выборе места для стана.
Разведка плохо сделала свою работу. Если бы Рваная глотка действовал согласно инструкциям, он бы прочесал окрестности в периметре пяти квадратных километров. Глотка же, по привычке сунулся не более чем на пятьсот метров в каждую сторону по азимуту и на этом успокоился. Если бы он, со своей разведгруппой посмотрел, что происходит в двух милях к западу и всего в четверти мили к северу, стая на пушечный выстрел бы не приблизилась к этому месту.  Более забытого вороньим богом места, чем это, нельзя было и представить. На западе вездесущие разрушители решили возвести химический комбинат. Они вырубили сотни гектаров леса, уничтожили тысячи гектаров плодородной земли. Они вонзили в главную водную артерию сотни труб. Одни трубы качали из артерии кровь, другие впрыскивали туда отравленные вещества, результаты деятельности комбината. Вся живность, которая не успела погибнуть устремилась на восток. Десятки огромных популяций травоядных, млекопитающих, хищников, сдвинулись с насиженных мест. Начался хаос, борьба за территории. Озлобленные, голодные орды рыскали по окрестностям не щадя никого, кто попадётся им на пути. На севере было не лучше. Там, на мусорном полигоне, обосновались их старые знакомые. Набравшая прежнюю силу и мощь, орда Вонючек претерпевала невиданный демографический рост и как раз начала движение на юг.
Получилось так, что Даблин привёл свою стаю в капкан, который захлопнулся буквально сразу же после их прибытия. Тучи прилетевших с севера хищников, устроили лютую резню. Пока Даблин сообразил, что происходит и приказал сниматься, было убито более четверти от всей стаи. Третье звено во главе с командиром Кочерыжкой , было вырезано подчистую. Тяжело раненая стая взмыла в небо и двинулась на запад, но уже в самом начале перелёта они столкнулись с головной, самой сильной фалангой Вонючек.  Бой был неравным.
Нет ничего хуже, когда ты, убегая сломя голову от опасности, сталкиваешься с опасностью ещё более лютой. Вонючки, как раз планировали нападение, и их атакующий легион, разящей стрелой стремился в направлении стаи Даблина.
 Бывает так, что мишень сама летит навстречу стреле и разбивается о её наконечник. Войску Даблина не повезло дважды. Оно получило удар сначала в спину, потом в лицо. Схватка в воздухе длилась несколько мгновений. За эти считанные секунды, добрая сотня бойцов головного звена, свалилась вниз, как разбитые в дребезги, глиняные горшки.  Даблин дрался как разъяренный коршун. Он разбивал Вонючкам головы, выклевывал им глаза и ломал хребты, при этом отчаянно крича. Своим криком, он хотел вдохновить сломленное войско, но это уже не помогало. Каркас стаи развалился и вороны стали разлетаются в разные стороны.
Понимая, что открытое противостояние бесполезно, Даблин решил спасти то, что ещё осталось. А оставалось уже не так много. Часть хвоста и правое крыло, были потрепаны меньше всего. Они ещё продолжали держать строй, хоть и делали это неосознанно. Там в сердцевине крыла находилась его Бусинка и трое малышей, там было ещё много самок и птенцов, которых ещё можно было спасти.
- Голобрюхий! - заорал Даблин, - уводи всех на юг. Я постараюсь их отвлечь.
Когда Даблин убедился, что Голобрюхий бросился выполнять его поручение, он издал дикий крик, и набросился на одного из головных. Это был крупноголовый самец, весом не менее трех килограмм, альфа, который одним своим видом заставлял врагов опорожнять кишечники.
 Даблин исполнил обманный маневр, мелькнув перед носом громилы, и делая вид, что испугался и хочет убежать. Когда здоровяк, тяжело размахивая мясистыми крыльями, набрал ускорение, Даблин резко развернулся и выверенным ударом клюва, вышиб ему глаз. Он издал торжествующий клич и порскнул на север. Раненный амбал, истошно вопя, ринулся за ним. Как и предполагал Даблин, добрая половина штурмовиков, последует за альфой. Ему оставалось надеяться, что в случившейся неразберихе у Голобрюхого будет шанс увести остаток стаи в сторону от погибели. Он старался лететь настолько быстро, чтобы не быть застигнутым альфой и в то же время, настолько медленно, чтобы казаться достижимой целью. Ему нужно было увести основную ударную мощь Вонючек как можно дальше от своих. Это все, что он мог для них сделать.
Здоровый отстал быстро. Он не мог долго держать темп со своей комплекцией. Но более молодые и быстрые продолжали гонку. Когда Даблин почувствовал, что начинает выдыхаться, он развернулся и бросился на преследователей. Самые быстрые не всегда самые сильные. Первые не всегда самые смелые. Троим догонявшим его доходягам, пришлось невесело. Первый со свернутой шеей совершил свой последний полет вниз; второму тоже не приходилось долго летать. Даблин выклевал ему оба глаза. Это был его излюбленный приём, наказание, которым он удостаивал самых ненавистных противников. Третий успел улететь, поливая землю струящейся из него, как из бездонной бочки, белой субстанцией.
Маневр Даблина оказался удачным. Ему удалось спасти своих, но, когда, почти сутки спустя, он обнаружил, жалкие останки своего войска, в его приветственном крике не было радости. Он понял, что произошла катастрофа.
4
 То, что раньше было стаей, сейчас, в лучшем случае, тянуло на звено. Звено, треть которого составляли женщины и дети.
Даблину все же пришлось собрать всю свою волю в когти и произнести вдохновляющую речь. Едва удерживаясь на высохшей кроне берёзы, он тратил последние силы на то, чтобы донести соплеменникам главное. Он говорил о том, что не нужно отчаиваться; что стая не погибла, что он найдёт для них самые лучшие места: безопасные и обильные; что в этих краях они наплодят столько потомства, что не только восстановят численность стаи, а сделают её в два раза больше; что их мужья, отцы и братья погибли не просто так; что надо просто пережить это трудный период и тогда...
- Даблин! - в его речь внезапно вклинился громкоголосый ворон по имени Скрипун. - Ты же понимаешь, что все эти твои "кар-кар-кар", не стоят и выеденного муравьиного яйца. Посмотри вокруг. Везде выжженная земля. Близится зима, и мы в таком составе не сможем совершить длинный перелет. Мы обречены на погибель, и есть только один выход!
- Это какой-же? - зло прохрипел Даблин, подозревая, о чем хочет сказать этот криводушный ворон.
- Мы должны примкнуть к Вонючей орде! Только так мы спасем стаю!
- Вот как?! - Даблин сделал паузу, обводя взглядом замерших ворон, которые не спускали с него глаз. - Значит всё так просто, а я-то дурак не догадался. Скажи мне, Скрипун, ты хочешь спасти стаю, или сотню жалких вороньих шкурок?
- Какая разница!
- Какая разница? Разница есть, и я постараюсь её втемяшить в твою головку, которая настолько пуста, что высохшее собачье говно, по сравнению с ней свежая сочная колбаса. Если стая примкнет к Вонючей орде, её просто не станет. Орда несколько увеличится, получив сотню новых голов. Эти головы никогда не станут элитой они будут вечными замыкающими. Но речь даже не об этом, а о том наследии, которое осталось нам от предков. Неужели мы вот так вот просто можем взять и подарить кому-то все, что накапливалось десятки  лет? А что бы на это сказали ваши павшие братья и мужья? Что бы сказал Плешивый; что бы сказал Арбузная голова; что бы сказали Кочерыжка, Рваная глотка, Сломанный коготь, Утинный клюв и многие другие?
- Они бы сказали, что это ты стал виной их погибели; они бы сказали, что ты, Даблин, все просрал; они бы сказали, что ты погубил стаю, и вместо того, чтобы сохранить жизнь оставшимся, толкаешь их на верную гибель!
- Да что вы слушаете этот ошметок от тухлых потрохов дохлой коровы! - Даблин вдруг услышал родной крик. Это была его Бусинка. Она сбросила грузное тело с соседней берёзы и села с ним рядом. - Как ты смеешь отвечать за тех, кто при жизни не замечал твоего существования? Если бы все эти славные парни были живы, разве ты посмел подать свой петушиный голосок. Почему ты: трус, размазня и воробьинное говно, вдруг уверовал, что пришло твоё время. Почему ты смеешь разевать свой клюв и давать советы? - Бусинка разошлась не на шутку. Она кричала до хрипоты в глотке, а переполненное ненавистью тело опасно раскачивало ветку.
- Да потому что я хочу жить! - то ли жалобно, то ли отчаянно, пропищал Скрипун. Я просто хочу жить, жить сейчас, а не возможно, когда-нибудь. Разве я не имею на это права? А они? - он дёрнул клювом в сторону скучившихся ворон. - Разве все мы, не свободны в выборе, жить нам, или умереть?!
- Пожалуй я сделаю этот выбор за тебя, Скрипун. - устало прохрипел Даблин. - Сейчас я спущусь вниз и размозжу твою тупую башку.
- А я и не сомневался! - взвизгнул Скрипун. - Ты только и можешь, что убивать своих!
- Что?! - Даблин тяжело свалился вниз, сбил Скрипуна с лап и прихватил его шею сильным беспощадным словно гильотина, клювом. Ему осталось чуть сдавить стальные створки, чтобы перекусить глотку, из которой вылетело столько гадостей.
- Не делай этого! - Подлетевшая Бусинка, остановила беспощадно сжимающийся капкан. - Посмотри на них. - процедила она в тонкую щелочку приоткрытого клюва. Убив его, ты подтвердишь, что он был прав. - Отпусти его, пусть катится, куда хочет.
Даблин отпустил тонкую шею, будто выплюнул изо рта что-то мерзкое.
- Ладно, иди куда хочешь, хоть к Вонючкам, хоть к Липкой лапе, хоть в Утиную жопу. Ты мне не нужен. Хочется прополоскать клюв, после твоей смердящей шкуры. Иди-иди! - Даблин махнул крылом, указывая направление.
- А они? - пискнул Скрипун, разминая затекшую шею.
- Они?! - смешливо вскрикнул Даблин. - Ты думаешь, что кто-то из них пойдёт за тобой? - Он небрежно махнул крылом в сторону поредевшей стаи. - Это даже интересно! Знаете, я никого не держу. Если кто хочет, может уходить с ним. - Даблин надменно улыбнулся, оглядываясь на стаю. Но он увидел не то, что ожидал. Выпученные глаза, вытянутые шеи, гробовое молчание, все это говорило о том, что соплеменники не так однозначны в своём решении.
- Ну хорошо... - он почувствовал, как пропал, куда-то улетучился его командный голос. - Если кто-то решил уходить, вставайте за ним.
У Даблина ещё оставалась надежда, что ни одна из ворон не встанет на сторону Скрипуна, но она испарилась, когда вороны, одна за другой стали вспархивать со своих мест и садиться рядом с долговязым провокатором.
 Ему оставалось только наблюдать и считать, как редеет и без того малое войско. Один, два, три, пять, десять... Флюгер, и ты туда же? Пятнадцать, шестнадцать... Липкий? От тебя не ожидал... Двадцать, двадцать пять, тридцать... и ты Чёрное дупло? Страшнее всего было то, что решившиеся самцы перетягивали вместе с собой свои семьи. Пятьдесят один, пятьдесят пять, шестьдесят...
Внезапно Даблин стал понимать, что чем больше ворон становится за спиной Скрипуна, тем сильнее соблазн примкнуть к ним у оставшихся. Так и случилось. Количество ворон за его спиной неумолимо редело, пока...
Увидев надменную морду Скрипуна, он нерешительно обернулся назад. За его спиной остались только Бусинка, с ещё не окрепшим выводкоми  Голобрюхий. В глазках Бусинки блестели боль и разочарование.
- Как видишь, я был прав! - голос Скрипуна изменился. Оставаясь таким же тонким, он приобрёл стальной оттенок. - Вот лучшее доказательство моей правоты, - он повёл клювом себе за спину, где виновато потупившись, топтались переметнувшиеся вороны.
- Наверное, - прошептал Даблин, сглатывая подкативший ком, - наверное, вы правы! Не ты! - его голос приобрёл прежнюю твердость. - Сейчас я разговариваю с племенем, с моим бывшим племенем. Ты не будешь его предводителем. Уже через час у тебя будет новый хозяин, и ты, вместе с остальными растворишься в море Вонючек и займешь свое место в хвосте. Но вы... Вы правы, в том, что хотите продлить свою жизнь. В самом деле... - Даблин горько ухмыльнулся, - какая разница, где, с кем и как, главное жить. Мне больше нечего вам сказать. Я желаю вам удачи. Прощайте!
Выкрикнув последнюю фразу Даблин отвернулся. Он не хотел видеть, как неспешно, виновато покачивая головами, одна за другой взлетают вороны. Он только слышал шум крыльев и ждал самого страшного. Он ждал тишины, которая вот-вот должна была наступить. В какой-то момент он перехватил взгляд Голобрюхого, который тоскливо смотрел вслед улетающей стае.
- Голобрюхий, спасибо тебе! Спасибо тебе, что остался, но уходи. - прошептал он едва слышно. - Уходи с ними пока не поздно. Они правы... теперь уже правы! Все, кто остались обречены на погибель. Уходи друг, я ни в чем тебя не буду винить, обещаю!
Голобрюхий уткнулся клювом в его холку, замер так на несколько мгновений, а потом вскинул голову, распустил перья и вспорхнул с ветки. Даблин не стал смотреть, как силуэт его последнего друга растворяется в зените. Он смотрел на свою жену и детей и думал, что, наверное, было бы правильным...
- Даже не смей! - прошептала вдруг Бусинка. - Не смей говорить то, о чем думаешь. Мы будем вместе до конца, чтобы ни случилось!
5
"Вместе, до конца!"
Бусинка сдержала свое обещание. Она была с ним вместе до самого конца. А он? Впрочем, и он тоже. Они будут вместе, хотя уже существуют в разных измерениях.
Последние дни, которые они провели вместе здесь, были очень тяжёлые. Только отбившийся от стаи одиночка, может понять, насколько трудно, почти невозможно, бороться с таящимися повсюду опасностями, холодом и голодом. Он ещё не был один, но его стая была катастрофически мала. Только он, Бусинка, и пятеро только окрылившихся птенцов.
Во время одной из стоянок, стая стала ещё меньше. Они повели себя не позволительно беспечно, когда, увидев останки коровы, кинулись к ним, оставив птенцов без присмотра. Это было помешательство от невиданного обилия пищи, и длилось оно достаточно долго. Так долго, что, когда они вернулись в гнездо, держа в клювах огромные мослы, обнаружили его разоренным. От птенцов осталась только горстка перышек на взъерошенной соломе. Даблин неистово закричал, призывая на бой невидимого врага. Ему было все равно, кем он окажется, орлом, соколом, да пусть даже рысью. Он был готов, без единого колебания, вцепиться в глотку тому, кто убил его птенцов. В этот момент, он чувствовал, что подошёл к самому краю обрыва. Он готов был умереть сию секунду, оставалось только найти того, кто станет причиной его смерти. Но Бусинка, эта маленькая самка, оказалась намного сильнее его. Она проглотила всю свою боль, чтобы удержать его от падения.
- Мы не можем их вернуть; не можем предотвратить того, что сделано; не можем исправить свою ошибку. Все что мы можем, это смириться с тем, что есть и продолжить полет. Мы с тобой нарожаем ещё много птенцов. - прошептала она и первой сорвалась с проклятого места. Немного помедлив, Даблин полетел за ней следом.
Она не давала ему упасть духом и погибнуть тогда, когда казалось, что весь мир рухнул. Теперь, когда её не стало, он все ещё ощущает, нежные взмахи крыльев рядом.
Это случилось где-то через месяц, после начала их скитаний, через десятки смененных жилищ, через сотни миль проделанного пути. Это случилось на пороге зимы, когда вода в земляных бороздах и на обочинах дорог, по утрам стала превращаться в лед; когда редко падающий снег, будто пудрой присыпал поля и ветки деревьев. Тогда они совершили последний перелет, максимально приблизившись к большому городу.
Город, это тепло, исходящее от него как от солнца; город, это пища, которую можно без труда добыть на окрестных помойках; только в городе или в непосредственной к нему близости, можно выжить зимой. В то же время, город опасен, благодаря тучам, кружащих вокруг него, стервятников. Но не только. Есть ещё много скрытых опасностей, которые таит в себе город, опасностей, о которых Даблин ещё не знал.
Они устроили свое гнездышко на кроне небольшой берёзы, которая стояла рядом с электрической подстанцией. Тепло, исходящее, от трансформаторов, приятно пощипывало кожу, электро-волны издавали мерный гул. Что ещё нужно для счастья? Бусинка, обрадованная таким удачным местоположением, тут же бросилась налаживать быт. Она без устали летала на близлежайшую помойку и обратно, делая один рейс за другим. Гнездо наполнилось вкусняшками и предметами интерьера, в виде куска линолеума и нескольких мотков ваты, которая могла служить, как мягкой подстилкой, так и утеплителем. Ну и украшения, куда же без них. Бусинка без устали поднимала в гнездо куски фарфора, столовые приборы, мотки блестящих проводов и даже мягкие детские игрушки.
- Все, - громко скомандовала она, - после одной из удачных ходок. - Больше никуда не летим. Зимуем здесь!
- Если нас никто не потревожит...
- Даже слушать ничего не хочу! - перебила она Даблина. - Остаёмся здесь и точка. Ты посмотри, какая красота! - она завороженно обозревала красоты в виде мусорных хребтов и, ползущей по дороге, веренице машин. - Ну кто нас здесь потревожит?
Даблин улыбнулся и выщипнул из хвоста Бусинки побелевшее перо. Ему нравилась её целеустремлённость и оптимизм, ему нравилось, что он является частью этой маленькой стаи; ему нравилось даже то, что он не был её предводителем.
- И правда! Кто нас может потревожить? Пусть только попробуют.
Наверное, никогда за всю совместную жизнь, они не были так счастливы, как в тот день. Они словно в первый раз выдохнули и улыбнулись, после стольких напастей. Когда ты погружен в счастье, оно кажется бесконечным, барахтаясь в его золотистых тёплых волнах, ты забываешь, что где-то, совсем недалеко есть скалистый берег.
Счастье длилось весь день, всю ночь и плавно перекатилось в утро. Даблина разбудил шорох. Увидев облик Бусинки, на фоне уютного интерьера, он улыбнулся и блаженно потянул крылья в стороны.
- Ты что? - спросил он, увидев, что Бусинка вглядывается в сумерки.
- Смотри! - восторженно прошептала она, показывая на утопающую в утреннем тумане дорогу. - Видишь?
- Ни черта не вижу! - Даблин действительно не усмотрел на дороге ничего странного.
- Во-он та золотистая полоска!
Даблин поразился остроте зрения супруги, которая сквозь сумерки и туманную дымку, что-то разглядела на покрытой инеем дороге. Только изрядно напрягая уже не молодые глаза, он увидел, что на дороге действительно что-то было. Что-то похожее на тонкий сверкающий ручеек.
- Что это?
- Зерно! - азартно прошептала Бусинка. - Просыпанное зерно! Смотри сколько его! Эта полоска тянется вдоль всей дороги, возможно на несколько миль. Мы можем обеспечить себя на всю зиму!
Даблин не разделял ликования Бусинки. Он думал, что, учитывая близость города и свалки, они и так обеспечены на зиму. Но глядя в безумно сверкающие глаза супруги, он не посмел ей перечить.
- Я полечу с тобой!
- Не надо, я сама. Лучше следи, чтобы никто не появился!
Она выпорхнула из нагретого уютного гнездышка, пропала в туманном облаке, и уже через мгновение появилась на дороге. Даблин наблюдал, как Бусинка тщательно собирает зерна в клюв, стараясь захватить как можно больше. Взлёт дался ей тяжелей, чем обычно, она снова утонула в дымке и теперь появилась в гнезде.
- Вот сказала она, выпростав из клюва добрую горку пшеницы. - Снизу есть дупло, остальное я сложу туда.
Последние слова она говорила уже в полете, и вопрос Даблина, сколько зерна она намерена сегодня натаскать в закрома, повис у него на клюве.
Он не помнит, сколько раз Бусинка спускалась вниз и поднималась назад. Она раз за разом протыкала туманную дымку, пока не разорвала её в клочья. Сумерки таяли, дорога заблестела от падающих на неё лучей осеннего солнца, но Бусинка и не думала останавливаться. Она была азартной и любила идти до конца. В какой-то момент, на взлете, она выронила одно зернышко и вернулась за ним. Как раз, в этот миг, тишину разорвало страшное рычание стального зверя.
Вжжжик! Все произошло в один момент. Злой рок пронесся мимо и растворился в пустоте. Даблин поначалу даже не смог понять, что произошло. Он, замерев, смотрел на дорогу, по которой, словно ковёр, раскаталось тельце Бусинки. Ему показалось, что она машет ему крылом, зовя на помощь, но подлетев ближе он увидел, что это просто ветер. Ветер трепал перья на вдавленном в асфальт крылышке.
Даблин буквально свалился на обочину. Силы оставили его. Он сидел, неподвижно, и смотрел на приклеенное к асфальту тело Бусинки.
Прошла целая вечность, солнце укуталось в тучи, потом пошёл снег, потом сгустились сумерки, а Даблин сидел на одном месте, окаменев, будто булыжник. По проснувшейся дороге во всю носились машины. Черные колеса, издавая погребальный звон, то и дело проезжали по тельцу, постепенно превращая его в плоское серое пятно. Ему стоило только прыгнуть к этому милому пятнышку, и одним разом разрешить все невзгоды. Но Даблин этого не делал. Сперва, потому, что не мог сдвинуть свое окаменевшее тело, а потом... Потом в нем что-то включилось.
В грохоте, проносящихся мимо стальных зверей, ему почудился смех. Это был злорадный, торжествующий хохот. Смерть потешалась над ним. Она забрала у него самое дорогое и просто ждала самого очевидного действия. Она брала его на слабо. В тот самый миг, когда Даблин услышал этот хохот, он захохотал в ответ. Его тело содрогалось от гортанных звуков, которые со стороны казались заливистым карканьем. Он почувствовал, что им овладевает, какая-то иная субстанция, что-то противоположное смерти, её оборотня сторона. Это светлое в нем заставляло его хохотать в ответ злому року и кричать: "ну уж нет! Хрен тебе собачий! Хочешь поиграть, ну давай! Посмотрим, кто кого!
Новая сила, подбросила его вверх и понесла прочь, подальше от проклятого места.
6
С той поры, Даблин, только и делал, что играл со смертью. Она уже давно с ним заигрывала, но раньше он ощущал себя просто частью игры. Он не понимал, не хотел понимать, что является таким же игроком, и это понимание, пришло к нему в день смерти Бусинки.  Теперь он чувствует эту игру, её темп и неписанные законы. Он делает ход, смерть делает ответный, и успех игроков зависит от правильности сделанных ходов. В такой игре нужна цель, без неё она теряет свой смысл. У Даблина эта цель появилась. Он должен найти ворона с серебряным оперением.
Все просто: Даблин идёт к цели, смерть пытается ему помешать.
Первым делом он полетел на юг. Наитие подсказывало, что где-то в этом направлении нужно искать Зелёных. Смерть, тут же включила пронизывающий до костей, Южный ветер, который своим напором не давал делать больше семи миль в день. Она не позволяла сделать привал, ломая под ним ветки и обрушивая на голову тонны мокрого снега. Даже когда ему удалось прикорнуть в дупле гнилого дуба, смерть направила к нему стаю волков, которые всю ночь выли под деревом, а под утро, она явилась в образе лохматого филина, от которого Даблин еле унёс ноги.
Проклятый Южный ветер не ослабевал до тех пор, пока он не свернул на запад. Смерть тут же включила западный шквал, с колючим, выжигающим глаза, снегом.  На востоке Даблина поджидал циклон, который прибил его к земле и закатал в снег, словно в клубок ваты. Едва выбравшись из снежного плена, он увидел хищный оскал несущейся к нему лисицы. Даблин попытался взлететь, но лиса в прыжке ухватила его за крыло. Почувствовав хруст костей, он было подумал, что игра закончена, но все же решил не сдаваться до конца. Его шея расправилась словно сжатая пружина, клюв с хрустом вошёл в глазницу хищника. Лиса взвизгнула и ослабила хват. Даблин сумел выбраться, но ещё долго не мог взлететь. Он ползал по снегу, отчаянно трепыхая одним крылом. Прыжок разъяренной лисицы помог ему включить второе крыло, которое кое-как все-таки пришло в движение. Он убегал от лап смерти по пьяной винтовой траектории, виляя, как подбитый самолёт.
Теперь перегоны стали в три раза короче. Лететь мешало сломанное крыло, ну и вездесущий встречный ветер, который смерть и не думала отменять. Даблин слабел от постоянного напряжения, от ежесекундной борьбы за жизнь, от недостатка пищи. Он чувствовал, что начинает уступать, проигрывать смерти. В то же время, встречный ветер был единственным указателем, того, что Даблин на правильном пути. Ветер, постоянно вырастающие на его пути хищники, все это были ходы смерти. Но поскольку Даблин был ещё жив и продолжал двигаться, игра ещё не была завершена, а значит, его ответные ходы были правильными. Только это чувство сохраняло в нем последние капли сил.
 Даблин знал, что на земле смерть проявляет больше фантазии, поэтому большую часть времени проводил в полете, или сидя на ветках деревьев. В то же время, только там, внизу, можно было найти пищу.
Однажды, с трудом цепляясь за ветку неумолимо раскачивающейся от порывов ветра, берёзы, он увидел на снегу, что-то серое. Приглядевшись, он различил знакомые очертания, при виде которых его нутро сжалось до размеров наперстка. Это была мышь. Дородная серая мышь лежала в нескольких метрах от подножья берёзы, на которой он сидел. Что это, неожиданная удача, или...
Стряхнувшая его с себя, при очередном порыве ветра, берёза, не оставила времени для раздумий. Через мгновение он оказался в снегу, в одном метре от дохлой мыши. Вблизи она казалась ещё аппетитней. Даблин сделал большой прыжок, помогая себе хромыми крыльями и приземлился рядом. В этот момент, что-то лязгнуло, и он почувствовал боль в правой лапе. Даблин все же ухватил мышь клювом и попытался взлететь. Но что-то удерживало его за лапу. Он выплюнул мышь и присмотревшись к основанию лапы, понял, что попал в ловушку. Смерть сделала очередной сильный ход, и это походило на смертельный шах. Лапу Даблина сжимали стальные подпружиненные створки заячьего капкана. Он попробовал вырваться, но тут же понял, что это бесполезно.
"Ну вот и все!" - подумал Даблин. Западня, лютый холод, кишащие всюду хищники. Что убьёт его первым уже без разницы. Стоит ли трепыхаться и терять силы? Они ему вряд ли уже понадобятся, да их уже и нет. Если бы не проклятый голод, он бы ещё мог попытаться...
Даблин посмотрел на лежащую рядом виновницу своего заточения. "А почему бы и нет? - подумал он. - почему бы не устроить прощальную пирушку?"
Он подхватил тушку клювом и стал жевать её, аппетитно хрустя косточками. Через несколько мгновений мышь перекочевала в пустой желудок, обволакивая его приятным теплом. Это тепло поднималась вверх распространялось по тельцу во все стороны, согревая его будто лучики солнца. Даблин почувствовал необычайный  прилив энергии. Он неистово замахал крыльями, делая ещё одну попытку взлететь, но стальная хватка оказалась сильнее. Даблин отчаянно кричал, повторяя попытку за попыткой, но вырваться не получалось.
Внезапно, находящаяся рядом, еловая лапа стала медленно отодвигаться в сторону, сбрасывая с себя огромную шапку снега. Перед Даблином вырос самый опасный и страшный хищник из тех, кого можно было встретить в этой чаще. Зверь, облаченный в зелёную пятнистую шкуру, зверь с красной мордой. Когда, то в прошлой, почти забытой жизни, Даблин принадлежал к этому виду зверей. Как его бишь звали тогда? Хотя это не важно. Важно то, что смерть напоследок припасла для него именно этот ход. Мат!
Рядом с человеком появился ещё один.
- Ах ты ж тварь! - пробасил первый, достал из-за спины ружье, клацнул затвором, направил огромное жерло ствола в замершего Даблина.
- Миша, ну ты че, на неё патроны будешь тратить? Это ж ворона! - презрительно сказал второй, подойдя вплотную. - Я ему ща просто шею сверну и все!
Увидев потянувшиеся к нему руки, Даблин инстинктивно метнулся в сторону.
- Ты ещё бегать от меня будешь? Лучше расслабься, тебе же лучше делаю. - руки снова потянулись к нему. - слушай, сколько приходилось этих шей посворачивать, уткам, гусям, курицам. Но эти же. Противно притрогаться. Тварь она и есть тварь.
Эх знал бы этот, тянущий свои лапы, зверь, что Даблин понимает его язык. Знал бы он, что этими своими словами может разозлить уже отчаявшегося ворона.
Даблин вытянул шею и вонзил клюв в мясистое запястье.
- Ай бля! - взвизгнул зверь, отпрянув назад.
- Ха-ха-ха- рассмеялся второй. - Саня, тебя че, ворона испугала?
Укушенный достал свое ружье, лязгнул затвором и направил его на Даблина.
- Ну вот, а говорил, патронов не надо тратить. Слушай! А давай в два ствола шмальнем, как в тигра! Мы охотники, или кто?
Ирония первого, заставила второго опустить ствол.
- Просто противно! - будто оправдываясь бурчал он. - Че с ней делать? Руками я к ней не полезу. Может прикладом?
- Эх видели бы нас мужики! - продолжал смеяться первый. - С вороной не можем справиться. Дай-ка я сниму и выложу в группу, вот братва посмеется.
- Ага, давай! - согласился второй. - Снимаешь? Итак, ребята, сегодня наткнулись на агрессивную ворону, которая в наши силки залетела. Смотрите, че она с моей рукой сделала! Во-от она, тварь. - Снимающий видимо увеличил изображение, рассматривая Даблина. - Видите, как смотрит. Просто зверюга. И ведь не боится. Пацаны, мне кажется, если бы не лапа в капкане, она бы на нас набросилась.
"Да! - крикнул Даблин. - я бы тебе яйца за твои слова выклевал!"
- Ты посмотри, она ещё и огрызается. Слышь, как каркает. - Но извини, это ты у нас в гостях, так что будь добра...
"Ты что придурок, не видишь, что перед тобой самец? Ничего, щас выберусь, я из тебя самку сделаю".
Даблином овладел внезапный приступ ярости. Он пару раз пытался бросится на людей, но удерживаемая капканом лапа, будто цепь возвращала его назад. А, не на шутку развеселившиеся, охотники, продолжали снимать свой ролик.
- Бросается, как цепной пес! Мужики, вы это видите?
Внезапно Даблин понял, как ему освободиться. Он наклонился к лапе и  ухватил клювом за её основание.
- Смотрите, пацаны, он себе лапу хочет перегрызть. - тон за кадром из задорно го превратился в настороженный.
Даблин, превозмогая невыносимую боль, несколько раз с усилием сжал створки клюва.
Щелк! Он почувствовал, что, удерживающая его цепь, разорвана. Отчаянно трепыхаясь, он стал медленно подниматься вверх. Один из охотников вскинул ружье.
- Стой! - крикнул второй, пригнув ствол товарища рукой.
- Ты че, уйдёт же щас?
- Пусть летит!
- Да ему все равно не выжить!
- Пусть летит. Сколько проживёт все его! Это его выбор, а право выбирать он заслужил!
Даблин слышал слова, которые бросил ему вслед, человек. Он понял их смысл, хотя, в какой-то момент, ему стало казаться, что он перестал понимать этот язык. Он взлетал все выше и выше, и сломанное крыло не было помехой. Он чувствовал такую лёгкость, будто в капкане вместе с лапой осталась вся его материальная оболочка.
Даблин почувствовал ещё кое-что. Вездесущий ветер, который встречал его на пути куда-то исчез. Нет, он не сбился с пути. По крайней мере, Даблин чувствовал, что летит именно туда, куда надо. Просто ветер пропал. Он сменил направление и стал поддувать сзади, тем самым помогая ему при наименьших энергетических затратах увеличить скорость. Это значило только одно. Смерть отступила! Сначала Даблин подумал, что она сдалась, увидев его схватку с людьми, но это было не так. Смерть не сдалась и никуда не делась. Он понял это, когда в своих долгих поисках набрел на то, на что рано или поздно должен был набрести. Он нашёл Зелёных.
Глава 4. Серебряный
1
Огромное племя остановилось на заброшенном элеваторе. Заброшки - идеальное место для зимовки.  Крыша спасает от осадков, а бетонные фермы вполне заменяют ветки. На них очень удобно устраивать гнёзда. А главное, площади. Заброшенные постройки занимали несколько гектаров, так что вполне вмещали в себя племя из десятка тысяч голов. Что с пищей? На элеваторе оставалось много зерна, этого вполне хватало Зелёным, рацион которых состоял только из растительной пищи.
Несмотря на то, что Зелёные не ели мясо, их племя отличались агрессивностью и неприятием чужаков. С маленькими стаями и одиночками они не церемонились, убивая их не только ради защиты территорий, но иногда просто из неприязни.
Даблин сразу же понял, что нашёл то, что искал. Из рассказов Плешивого и бывших соплеменников, он знал, что отличает Зелёных от других племен. Кучность расположения; усиленная, выстроенная почти сплошной цепью, охрана. Ну и конечно же локация. Зелёные селились на полях, заброшенных фермах и элеваторах. Ещё одним отличительным признаком был размер. Зелёные были довольно крупными, скорее всего из-за приверженности к злакам и комбикормам.
Даблин парил над проваленными крышами элеватора, наблюдая за хаотичными движениями жителей мегаполиса. Ему удалось сделать только один большой круг. Уже при заходе на второй, он увидел, что к нему направляются сразу три перехватчика. По агрессивному крику и стремительному приближению воронов, Даблин понял, что прелюдии не будет. Они нападут сразу. Сначала будет удар головного, который попытается уронить его на землю. Но перехватчики не будут дожидаться, пока упадет вошедшее в штопор, тельце. Они будут рвать его на лету (излюбленный приём хищников), позволив спланировать на землю только нескольким жалким перышкам.
Он знает, что они будут делать, вплоть до мельчайшего движения, каждого из этой троицы. Они тоже думают, что знают. Летят выстроившись в острый клин, отчаянно размахивая крыльями. В их прописанном сценарии, жертва должна развернуться и попытаться спастись бегством, поэтому они набирают скорость. Но что-то идёт не так. Расстояние сократилось до критического, а жертва и не думает убегать. Более того, она продолжает двигаться навстречу смертоносному клину. Головной ворон распускает перья, гася скорость. Лобовой удар, при котором он может пострадать сам, не входит в его планы. Но не только это останавливает весь клин и заставляет его рассыпаться. Может это нестандартный сценарий, может хладнокровная уверенность чужака, а может его вид. Ну да! Даблин увидел, как самоуверенность сменяется обескураживанием, а затем и вовсе испугом. Вороны кружилась вокруг него, но перья у всей троицы стояли дыбом, будто перед ними был опасный хищник. Треугольник, внутри которого оказался Даблин, постепенно увеличивался в размерах. Он понял, что нападение отменяется, а значит пора брать инициативу в свои когти.
- Где главный?! - грозно выкрикнул он, обращаясь к головному. - Мне нужен ваш главный!
Вдруг случилось то, чего Даблин не мог себе представить. Перехватчики повели себя чудесным образом. Головной, немного помешкав, каркнул: "следуй за нами", развернулся и стал сваливаться вниз. Удивлённый Даблин последовал за ним. Два других ворона рассредоточились и летели теперь по обе стороны от Даблина. Таким кортежем они долетели до крыши одной из развалюх и пошли на снижение.
Даблин наблюдал, как идеальный треугольник, образованный тенью от летящего клина то переваливался по волнам дырявого шифера, то проползал по десяткам гнезд, с кишащими в них чёрными птицами.
Они обогнули здание, и головной ловко юркнул в щель, между прогнивших досок под крышей. Скорость была настолько высокой, что Даблин едва успел сгруппироваться, чтобы протиснуться в щель и не сломать единственное здоровое крыло об выпирающий обломок доски. Внутри было темно и шумно от множества вороньих голосов. Сопровождающий летел, ловко лавируя между бетонными фермами и балками, так, что Даблину приходилось в точности копировать его движения чтобы на скорости не расшибиться о препятствие.
Наконец, они свернули в нишу, образованную чудом уцелевшим фронтоном. Головной резко затормозил, так что Даблин едва не уткнулся клювом в его хвост. Здесь было ещё темнее. В чернильной мгле, Даблин увидел два мерцающих, будто угли глаза.
- Кукуруза?! - настороженно и басисто гаркнуло из темноты. - Ты не один? Кто с тобой?
- Я привёл к тебе одного из твоих братьев, отец! - ответил сопровождающий.
- А ты не ошибся, как это было в прошлый раз? - в скрипучем басе появилась заинтересованность.
- Нет, отец! Если бы ты его видел... Если бы ты мог видеть...
- Мне будет достаточно того, что я услышу. Незнакомец, скажи, что-нибудь.
- Я приветствую тебя...
- Не-ет! Скажи что-нибудь на нашем языке, если ты понимаешь, о чем я говорю
- Я приветствую тебя, Серебряный! - произнёс, Даблин, вглядываясь в темноту. Ему с трудом далось говорить на языке, которым он так давно не пользовался. Нет, дело было не в произношении. Со стороны это звучало, как обычное карканье. Вся суть была в посыле, в двойном смысле, который укрывался даже в этом простейшем приветствии. Это уж точно не было простым Карр.
- Кукуруза, спасибо тебе! Можешь быть свободен, если что, я позову... - прозвучало из темноты, в которой, благодаря привыкшим к ней, глазам Даблина, стали вырисовывается очертания крупной птицы.
- Я буду рядом, отец! - ответил сопровождающий и выпорхнул из ниши, оставив Даблина наедине с крупной серой тенью. 
2
Серебряный заговорил, выждав какое-то время, видимо убеждаясь, что в его берлоге воцарилась полная тишина.
- Давно-о... Давно не разговаривал на этом языке. - блаженно протянул он, в то время, как взгляду Даблина стал открываться огромный, неимоверных размеров, клюв. - Знаешь, что я чувствую. М-м-м... как бы правильней подобрать ассоциацию из той жизни. Это как после долгого нахождения на жаре, когда в глотке сухо, как в пустыне, сделать глоток холодного пива.
- Хороший пример! - Даблин мысленно улыбнулся. - Он сразу же вернул меня туда.
- Ассоциации! - одна из ключевых особенностей этого языка. Ему свойственно постоянное сравнение чего-то с чем-то, приведение примеров, создание проекций.
- Да! Так гораздо удобнее объяснить другому то, о чем хочешь сказать. - подхватил тему Даблин.
- И не только другому, но и себе - проскрипела тень, продолжая светлеть с каждой секундой. - В этом удобстве кроется его главный изъян.
- Изъян?! - удивлённо прошептал Даблин.
- Изъян, червоточина, чертовщина, за которую я его и обожаю, и ненавижу одновременно.
Силуэт птицы светлел, прорисовывался, будто вырастающая в тумане гора. Сидящий перед Даблином ворон, был поистине огромен. Его размерам и разлету крыльев, мог позавидовать степной орел. Но главная удивительная особенность птицы была даже не в размере. Цвет перьев огромного ворона отливал металлическим блеском. Даблин не встречал такого окраса ни у одной из особей своего вида. Да что там вида. Такого серебристого отлива не было даже в шкурах зверей, которых он повстречал немало на своём пути. В той жизни? Да, в той жизни он встречал что-то подобное, но это были не перья и не шкура. Волосы, волосы седого человека. Но не обыкновенная седина, серая и тусклая. Такая седина встречалась очень редко. Эти волосы походили своим цветом и невесомостью на кучевое облако, за которым прячется солнце. Он не может вспомнить, кто из людей обладал таким неповторимым окрасом. Это был точно старик, но где и когда в той жизни Даблин мог с ним пересечься?
- Двойной смысл, сравнения, метафоры, аллегории, гиперболы. Этот язык редко отражает прямую суть вещей. - Серебряный ненадолго замолчал, словно давая возможность собеседнику, переварить сказанное. - Мои глаза три месяца ничего не видят. Знаешь, это интересный опыт.
Снова возникла пауза, во время которой Даблин соображал, к чему ведёт этот переход от языка к слепоте и как можно назвать интересным опытом увечье, обрекающее тебя на неминуемую погибель.
- Это очень интересный опыт! Мне жаль, что я не имел его в прошлых жизнях.
- В прошлых жизнях? - удивлённо выкрикнул Даблин. - У тебя было несколько.... М-м-м... я хотел сказать... ты помнишь не только прошлую жизнь?! Помнишь все твои воплощения?!
- Вряд ли все, хотя я не могу этого знать. Я не могу сказать с уверенностью, что самое первое воплощение, которое я помню, было действительно первым. Наверняка, что-то было и до него... Но, я начал говорить об опыте... так вот, это у меня впервые за несколько тысяч лет, если брать человеческое исчисление времени. Знаешь, что я вижу?
- Хм-м... кхе... Даблин немного растерялся. Он никогда не задумывался о том, что могут видеть слепые. Первое, что пришло на ум было слово "Ничего". Оно и выпорхнуло из его клюва. Поняв, что произнёс чушь, Даблин, как бы оправдываюсь начал строчить:
- М-может быть картинки, образы... может особый цвет, или...
- "Ничего" было ближе всего к истине, - Серебряный оборвал невнятный лепет Даблина. - Но это, что-то больше, чем ничего; что-то, что необъятнее и непостижимее самой пустой пустоты; бездонная, бесконечная, бескрайняя чернота. Ты не представляешь, насколько это завораживает. - серебряный снова сделал паузу, видимо прислушиваюсь к реакции Даблина. - Думаешь, какая может быть красота в сплошной тьме? Но ты же её не видел и даже не можешь себе представить. Это как глядеть в самую глубокую пропасть, находясь на краю обрыва; это как заглядывать в самую глубокую океанскую впадину; чувствовать необъятный космос, на расстоянии ближе, чем твои глазные яблоки. Представил?! - Серебряный направил на Даблина страшный, походящий на отблеск почти затухшего кострища, взор.
- Да! - робко ответил Даблин.
- Что ты там представил? - смешливо хмыкнул огромный ворон. - Отражающийся в луже свет звезды? Или чернильное пятно? Что бы ты себе не представил, не содержит и крупицы того, что я вижу. Вот в чем косность этого языка! Я вынужден приводить десятки примеров, для того чтобы собеседник представил то, чего нет. Нет для него, потому что это вижу только я.
- В нашем теперешнем языке нет даже этого... - процедил между створок клюва Даблин.
- В этом его плюс... выигрыш... преимущество... м-м-м проклятый язык... - Когда говорю на нем, из меня так и прут метафоры. - Серебряный мотнул головой, наигранно раздражаясь. - наш язык гораздо проще и практичнее. Наш язык гораздо правдивей. Мы всегда называем вещи своими именами и пользуемся языком только по делу.
- Ну я бы не сказал, что всегда по делу. А как на счёт пустого курлыканья самок, да и самцы этим нередко грешат.
- Все равно, такого количества лжи, нет ни в одном другом языке. Если представить, что все произносимые людьми слова образуют океан, то правда в нем, лишь крошечный островок. - Серебряный грустно ухмыльнулся. - вот видишь, опять аллегория.
- Если это океан, то он очень красив! Он играет перламутровыми волнами обещаний, признаний, комплиментов. Его поверхность сверкает и переливается в красноватых лучах надежды и мечт.
- И сейчас две бедных птицы рискуют утонуть в этом бездонном море. - продолжил Серебряный, вторя лирическому тону Даблина.
- Вижу, ты готов утонуть, иначе зачем бы тебе так хотелось поговорить с носителем этого языка. - ухмыльнулся Даблин.
- Да! Несмотря на его коварство, вред и лживость, этот язык нравится мне больше других. Он как вино! Знаешь, что вредно, но продолжаешь опрокидывать бокал за бокалом.
- У меня был друг, его звали Плешивый. Он был челбурдыхнутый, и это он рассказал мне о тебе.
Серебряный задрал массивный, усеянный рубцами, клюв, размышляя, к чему ведёт этот поворот в разговоре.
- А-а! Припоминаю! Это такой долговязый, кривой и тощий, как земляной червь. С таким сиплым, будто задувающим в дупло, ветром, голосом.
- Он погиб! - Даблин поспешил прервать очередной, и, как ему показалось, неуместный поток аллегорий от Серебряного.
- Надеюсь, я не был повинен в его смерти? Насколько я помню, в тот раз мы много кого пощадили. Хотя-я, что с того, если бы я даже убил твоего друга. Даже на вороньем, убить, что-то страшное; на человечьем и подавно. На самом деле, убийца, тот же стрелочник, который отправляет состав по другому, параллельному пути... - Серебряный замолчал, растерянно водя клювом. - О чем это мы...
- Мы говорили о моем друге...
- Ах да... О том тощем челбурдыхнувшемся. Ты уж меня извини. Я глубокий старик, и говоря на этом языке, иногда плутаю в метафорах как в глухом лесу. - Напомни, с какого перепуга, мы перешли к твоему другу?
- Ты выказал радость случаю пообщаться со мной на языке, который для тебя как океан, вино и прочие кар-кар-кар. Почему же, при встрече с моим другом тогда, ты не захотел с ним разговаривать? Почему сказал, что если он сейчас же не уберётся, ты прикажешь его убить?
- Хм-м... а ты уверен, что он передал тебе именно эти слова?
- Слово-в-слово!
- Сло-о-во в сло-о-во! - пропел Серебряный. - И говорили вы, разумеется, на человечьем. Снова метафоры, аллегории, двойственность. Путаница свойственная этому языку. Я не знаю, кто из вас запутался. Он, перевирая мои слова, или ты, перевирая его. Только я сказал иначе. Я сказал: Если хочешь жить, убирайся! Есть разница?!
- Небольшая, - хмыкнул Даблин.
- Грандиозная, колоссальная, эпическая, гигантская...
Щелк! Серебряный клацнул клювом, будто проглатывая оставшиеся синонимы.
- Разница в том, что я не отказывал твоему другу в общении. Просто я знал, что, если этот разговор состоится, он погибнет, точнее, я его убью.
3
- Вот как?! - Перья на хвосте Даблина зашевелились. - П-почему?
Угли в мертвых глазах Серебряного набирали жар, будто раздуваемые ветром.
- Ты знаешь, что нас челбурдыхнутых не так много. За тридцать лет жизни...
"Тридцать?! - Даблин выпучил глаза - разве можно столько?"...
- За тридцать лет жизни, я повстречал всего семерых. Эта статистика должна говорить сама за себя. Из этих семерых, я убил пятерых. Тебе нужно объяснять, кто те двое выживших? - голос Серебряного остывал, будто набиваемый льдом стакан.
- На счёт одного, понятно. Это мой друг. А вот со вторым ещё не все ясно. Я здесь, и мы с тобой ещё не договорили.
- Правильно мыслишь! - хмыкнул Серебряный. - Но себя можешь уж точно считать выжившим. Я больше никого не убиваю. Теперь я стар и слеп. Но причина даже не в этом. Знаешь, почему шеи всех челбурдыхнутых хрустнули между этими нежными створками?! - Серебряный покрутил головой, демонстрируя огромный, испещренный зазубринами, клюв. - Виной всему этот чёртов язык. Он пьянит, манит своими чарами, будто самка в брачный период. Он заставляет с головой погрузиться в свои тёплые пучины. Он полностью завладевает твоей сущностью. В какой-то момент, когда опьянение достигает наивысшей точки, ты перестаёшь себя контролировать. Возникает спор. Я не помню, как это бывало, но каждая долгожданная встреча с челбурдыхнутым заканчивалась одинаково. Я обнаруживал себя над жалким вороньим тельцем с переломанным хребтом.
- Значит ты убивал собеседника только за то, что его точка зрения была иной нежели твоя?
- Не только поэтому. Ты рассуждаешь, как человек, приводя человечьи доводы. Но не забывай, что мы в первую очередь плотоядные хищники. В какой-то момент, мой внутренний хищник просто одерживал верх. Кстати говоря, хищная природа всегда побеждает, даже у людей...
Шум в проёме под крышей заставил Даблина насторожиться.
- Не волнуйся, это Кукуруза... - умиротворенно проурчал Серебряный.
В келье появился, недавний знакомец Даблина. Он подбежал к отцу и что-то выплюнул из наполненного клюва к его лапам.
- На этот раз старое и засохшее, как ты и просил, отец.
- Да, оно полезнее. Спасибо сынок! Кстати... - Серебряный повернул голову к Даблину - может наш гость желает перекусить?
- А что это? - Даблин смерил настороженным взглядом кучку серых горошин.
- Это говно полевых мышей. Но тебе не предлагаю, так как это моё лекарство. Тебе же могут принести что-нибудь из нашего рациона. Зерна пшеницы, зерна ржи, сухой горох, морковная ботва, листья лопухов. Чего желаешь?
- Спасибо, я с утра хорошо позавтракал. Нарвался на Мышиное гнездо. - соврал Даблин, которого выдавал голодный блеск глаз.
- Ну нет, так нет! Кукуруза, ты пока не нужен! - услышав команду, ворон мгновенно растворился в проёме. - Ты уж извини, но наше племя не питается чьей-либо плотью...
- Странно! - хмыкнул в клюв Даблин.
- Что показалось тебе странным?
- Твоё племя отличается неистовой кровожадностью, и в то же время не питается плотью. Обычно хищники убивают, для того, чтобы есть.
- Не все... Далеко не все. Например, тот вид хищников к которому ты принадлежал раньше, убивал не только для того чтобы есть. Были и такие, которые, не употребляя плоти животных, убили десятки миллионов себе подобных. Могу привести пример...
- Не надо, я знаю, о ком ты скажешь. Вопрос в другом. Почему ты уверен, что не захочешь меня убить по ходу нашего общения?
- Во мне больше нет хищника. Каждая жизнь, это волна, которая набирая силу, доходит до своего пика, а потом ударяется о берег и превращается в молочную пену. Я безобидная пена, отползающая обратно к своему истоку, и прихватывающая с собой множество песчинок воспоминаний и камней опыта. Моя память хранит историю многих предыдущих жизней, и каждая из них была подобна этой волне. Но состояние пены, как ни странно, нравится мне больше всего. Старость хороша тем, что в эту пору ты не подконтролен внутреннему зверю. Конечно, есть множество стариков, в которых к концу жизни только и остаётся, что этот высохший злобный зверёк. Но я рад, что принадлежу к меньшинству, тому меньшинству, в ком этот зверь погибает, оставляя чистый разум. Он умирал во мне в каждой прожитой жизни, поэтому в каждой из этих жизней, я был долгожителем; именно поэтому я помню множество своих воплощений.
- Расскажи! Мне очень интересно узнать, кем ты был в прошлых жизнях... - возбуждено залепетал Даблин.
- Хм-м! - Серебряный подхватил клювом несколько крупиц, с громким хрустом размалывая их между створками. - Мне кажется, наш разговор строится неправильно, я бы сказал не этично. Я больше отвечаю на твои вопросы, рассказываю о себе, хотя, это ты пожаловал ко мне в гости. Во- первых, ты должен был представиться и поведать о том, зачем меня искал...
- Извини, меня зовут Даблин и я...
- Меня не интересует твоё здешнее имя.
- Там меня звали Глеб...
- То имя тоже ни о чем не говорит. Представиться, значит рассказать о себе.
- Ну хорошо! Я.... - Даблин начал свой рассказ, с той роковой последней поездки, когда он был Глебом. О своём бытии в вороньем обличии, он поведал более подробно, уделив в этом рассказе много места Бусинке и Плешивому. - Зачем я тебя искал? Не знаю! В какой-то момент найти тебя стало моей главной целью. Может я решил сделать это в память о Плешивом. Ведь это он мечтал с тобой встретиться, но в решительный момент, не раздумывая, поменял свою жизнь на мою. Стало быть, моё дело, исполнить его волю. Есть ещё одна причина. Когда я появился в этой жизни, точнее челбурдыхнулся, меня мучал один вопрос. "ПОЧЕМУ? “ Почему я перевоплотился именно в ворону? Но это было поначалу. Потом этот вопрос перестал меня мучать. Во-первых, мне казалось, что я знаю ответ, во-вторых, меня захватила эта жизнь. Как ни странно, я оказался очень успешен в этом воплощении. Ещё я был молод. Я был волной, гребень которой набирал высоту. Сейчас... сейчас я ближе к пене, и поэтому вопрос "Почему?" снова стал крутиться в моей голове.
- Ты сказал, что ранее находил ответ на этот вопрос.
- Я знаю, что он был неверный.
- И какой же это был ответ?
- В той жизни я убил ворону и...
- Понятно! - оборвал Серебряный. - Конечно же, это не так. Я знаю ответ на мучающий тебя вопрос, но прежде, хочу услышать о том, кем ты был там? Ты так подробно описал мне эту жизнь, ничего не рассказав о прошлом воплощении.
- А это важно? - нехотя промямлил Даблин.
- С точки зрения ответа на твой вопрос, нет. Мне просто интересно.
- Я ничего не рассказал, потому что и рассказывать особо нечего. Если в этой жизни я могу себя назвать отважным воином, талантливым полководцем и хорошим мужем, то в той... Там я был никем. Я был не умным, но и не глупым; не сильным, но и не слабым; не красавцем, но и не уродом. Друзей у меня было не сказать, чтобы много, но и не так уж и мало. Женой я так и не обзавелся, а подруг было, скорее мало, чем много. На работе я был не то, чтобы на хорошем счету, но и совсем со счетов меня не списывали. Я был настолько средним, что даже не могу припомнить, были ли во мне уникальные черты. Я жил, как и большинство, от понедельника до пятницы, от восьми, до пяти, от звонка до звонка. И вот в один момент, вместо звонка, грянул колокол.
4
- М-да-а! - Заскрежетал утробный голос Серебряного. - Серо и скудно. Ты вряд ли пронесешь воспоминания об той жизни в своё следующее воплощение.
- Да мне и не нужно...
- Напрасно ты так думаешь. Каждая бесцветная жизнь, это оборванная нить. Мудрым тебя делают воспоминания о прошлом опыте. Если нить будет обрываться, тебе придётся каждый раз начинать путь с начала. Чем длиннее нить, тем светлее и проще, каждый следующий путь. Эта жизнь, возможность протащить кончик нити в следующую.
- А твоя нить?
- Она очень длинная. Так сходу я не смогу вспомнить все свои воплощения. Нужно двигаться по нити назад, перебирая каждую жизнь, будто бусинки от четок.
- Расскажи хотя бы о прошлой, или позапрошлой! - умоляюще залепетал Даблин, чувствуя, как от возбуждения дрожит его голос.
- Ну хорошо, как раз воспоминания о двух предыдущих жизнях даются мне легко. Прошлая была яркой, но очень короткой. Я был короедом.
- Кем?!
- Маленьким жучком, рационом пищи которого служат разные породы древесины. Вся моя жизнь прошла в глубоких и длинных тоннелях, которые мои предки выгрызли в стволе сосны. Конечно же, я был лучшим из лучших. Моей производительности позавидовал бы дровосек с бензопилой. За один день, я в одиночку прогрызал канал длиной более двадцати сантиметров. Я оплодотворял более двадцати маток, я лично образовал колонию из двадцати тысяч особей моего вида. Думаю, если бы мне удалось прожить полную жизнь, я бы свалил эту сосну. Но внезапная смерть оборвала мои планы. Это случилось, когда я выполз из очередного тоннеля, погреться на утреннем солнышке. Я даже не понял, как это произошло. Щелк, и меня уже нет. Меня склевала ворона. - Серебряный подхватил очередную мышинную какашку, долго и смачно размалывая её между створками клюва. - А до того, как стать короедом, я был деревом.
- Де?! - от удивления, Даблин подавился оставшимся слогом.
- Огромным дубом. Я жил почти три сотни лет.
- Ты был деревом?! - просипел Даблин. - Деревом?! Но как это возможно? Разве дерево может...
- Может и ещё как! Дерево может чувствовать и думать, а его органам обоняния и осязания позавидует любое животное. Да, с точки зрения известных нам наук, это невозможно, но перед тобой тот, кто триста лет провел в этой шкуре, точнее в коре.
- Должно быть, это невыносимо скучно, сотни лет стоять без движения... - сочувственно вздохнул Даблин.
- Ничуть! Это была одна из самых ярких и насыщенных жизней. Я не знаю, как проживают свою жизнь придорожные сосны, или берёзы на болоте, но я был дубом, королём леса, возвышающимся на вершине холма. Моему взору были доступны окрестности на много миль во все стороны. Я наблюдал за жизнью деревьев, зверей, кустов, цветов, ягод, грибов. Каждый день я не переставал восхищаться этим волшебным красочным миром. Ночью я наблюдал за жизнью облаков и звезд, утром любовался над тем как пробуждается и потягивается сонное солнышко. Каждым своим листочком я осязал потоки тёплого ветра, падающие на них капельки холодной росы, или дождя. Я любил танцевать, когда порывы шквалистого ветра заставляли мои ветви извиваться. Мои корни упивались вкусом земли, жадно глотали её соки. Я общался с птицами, которые садились на мои ветки, устраивали гнёзда в их кронах. И всегда на протяжении всей этой жизни я ощущал умиротворенность, покой и дремлющую во мне несметную силу. Всегда, кроме последних пяти - десяти лет. - Разгоревшиеся угольки в глазах Серебряного чуть ослабили накал. Он склонил, отяжеленную массивным клювом, голову, будто сожалея о чем-то, безвозвратно утраченном.
- И что же произошло в эти годы?
- Я заболел, в первый и, как оказалось, в последний раз. Сначала болезнь проявляла себя не явно, зудом, который я ощущал поверхностью коры. Со временем, зуд становился сильней; он, проникая все глубже, забирался под кору, разъедая ствол. Позже я понял, в чем дело. Причиной постигшей меня болезни явилась, поселившаяся на мне, колония крошечных жучков. Эта колония разрасталась, множилась. Количество жучков прирастало очень быстро и со временем они становились все активнее. Забравшись мне под кожу, они словно почувствовали вкус моей крови и с каждым разом действовали все активнее. Они выгрызали в моем стволе множество мельчайших тоннелей, которые переплетались словно линии метрополитена. Количество тоннелей росло, делая мой ствол все более хрупким. Зуд нарастал, превращаюсь в боль, которая со временем стала невыносимой. Мои ветки бессильно склонялись, листья пожухли и, даже в летнюю пору, не набирали сока. Я стал чувствовать, что скоро погибну и что никак не могу остановить эту болезнь. Частично мой век удлиняли птицы, которые поедали проклятых жучков, но все равно исход был предрешен. Я умер, ещё до того, как мой ствол треснув, переломился, и, некогда пышная, крона упала на землю, поднимая вверх облако пыли.
- И причиной твоей смерти стали маленькие жучки, имя которым короеды?! – Даблина забила мелкая дрожь, от постигшей его догадки.
- Ты уловил взаимосвязь? - внутренне улыбнулся Серебряный.
- Короед убил дерево, ворона убила короеда. Значит все наоборот. Ты становишься не тем, кого убиваешь, а тем, кто убивает тебя?!
- Совершенно верно.
- Но как же я? Что-то не сходится - Даблин закрутил головой и забил крыльями, будто стряхивая с себя блох. - Я погиб от того, что наша машина врезалась в бензовоз.
- Ну и что? Ты уверен, что в момент этой аварии, ничего не врезалась в стекло, не попало в решётку радиатора, не пронеслось мимо, затрудняя обзор водителю?
Даблин растерянно мотнул головой.
- Чаще всего, ты даже не представляешь, сколько скрытых причин подталкивает тебя к тому, или иному действию, сколько невидимых факторов, заставляют тебя оказаться там, где ты оказываешься. Как правило в анализе ситуации, ты не учитываешь самый мелкий и самый важный фактор. Ты не представляешь, сколько машин улетело в кювет, или столкнулось, благодаря воронам, не представляешь, сколько упало самолётов, сколько техногенных аварий произошло из-за нас. Люди слишком нас недооценивают.
- Если бы они знали все, ненавидели бы нас ещё больше! - задумчиво пробормотал Даблин. - Неужели от нас нет никакой пользы?
- Пользы?! А какая польза, скажем от людей. Да, они деятельны, сильны, влиятельны, но все их силы направлены на то, чтобы принести пользу своей цивилизации. Чем же мы отличается от них? Теперь, находясь в этой шкуре, ты можешь оценить, их полезность. Сколько пользы они принесли лично тебе?
Даблин задумался, вспоминая, нечастые столкновения с людьми. Его память скользила по прожитым годам словно он летел на бреющем полете, над рябью большого озера. Он вспоминал все от тех безобидных шуток, когда они с Плешивым и Арбузной головой, гадили на головы прохожим, до тех охотников которые застигли его в капкане. Ещё он вспомнил как погибла Бусинка.
" Её убила машина, значит она!" - его грудь надулась словно шарик. Он представил её там, среди людей. Интересно, как он выглядит? Наверняка это кареглазая красотка, с шелковистыми, чёрными, как смоль, волосами, и стервозным неприступным характером. Как же ему захотелось оказаться там, чтобы иметь хотя бы призрачную возможность повстречаться с ней. Даблин не стал делиться своими переживаниями с Серебряным, и чтобы усмирить распирающее грудь волнение, произнёс.
- Ты не рассказал, кем был там. Каким ты был, когда по праву владел языком, на котором мы сейчас говорим.
- Хм-м! Столько лет прошло и нужно поднапрячься, чтобы вспомнить. Дай мне время. Я должен двигаться назад по нити. Серебряный потушил угли в глазах и замер. Со стороны он стал похож на огромный горный валун.
- М-м-м... дерево, дерево, дерево... кем же я был до дерева... ага... заяц... - угольки снова налились жаром. - Да! Вспомнил! Это было до зайца. Я был женщиной, темнокожей каталонкой.
- Женщиной?!
- А почему нет?
- Каталонкой?! Ты говорил на другом языке?
- Почему на другом? На том же, на котором мы сейчас с тобой разговариваем.
- Но мы говорим на русском, а если ты жил в Испании...
- С чего ты решил, что мы говорим на русском? Мы говорим на человечьем. По большому счету, наши языки не приспособлены, для того, чтобы воспроизводить человеческие звуки. Наше общение, общение челбурдыхнутых проходит без помощи звуков. Мы слышим то, чего не слышат остальные. И если тебе ещё раз приведётся быть человеком, если тебе удастся удержать нить, ты таки останешься челбурдыхнутым. Для тебя перестанут существовать языковые барьеры, и ты будешь понимать любого без слов.
- Но как мне удержать эту нить? Научи меня.
- Думаю, что в этот раз тебе это удастся. Главное помнить об этой нити, как бы тяжело тебе не было, помнить до самого конца. И когда этот момент наступит...
Серебряный замолчал, вслушиваясь в шорох, за пределами кельи.
- Это Кукуруза, и у него плохие новости. - произнёс он, сохраняя умиротворение в голосе.
Будто в подтверждение этих слов, в келью ворвался Кукуруза, перья которого были взъерошены, а глаза испускали тревожный блеск.
- Отец, у нас проблемы! С дальнего поста сообщили, что в нашу сторону движется машина. Это люди, и похоже у них есть оружие.
- Они не ошибаются?
- Там Коровье вымя. Он никогда не ошибается и чувствует опасность за несколько миль!
- Тогда действуем по старой схеме! - угольки в глазах Серебряного стали наливаться жаром. - Сколько у нас времени?
- Его почти нет! Они свернули с трассы и едут прямо через поле!
- Главное успеть эвакуировать самок и потомство.
- Скорлупа и Красный клюв уже этим занимаются!
- Тогда уходите сами! Туда же, в лес на той стороне реки. Караул снимете в последнюю очередь!
- Да, отец, сделаем! - отрапортовал Кукуруза. - Надеюсь, ты нас дождёшься.
- Я буду здесь живым или мертвым! У меня нет выбора! - грустно усмехнулся Серебряный.
- Тогда, до встречи! - Кукуруза прошмыгнул в проем, и Даблин услышал его громкое карканье, которым он подгонял ворон.
- Тебе тоже лучше уйти. Хочешь, лети с ними, а лучше... - Серебряный тяжело вздохнул.
- А ты?
- А я останусь здесь. По состоянию здоровья, я не могу летать, и это моя последняя стоянка. Такая тревога случается уже не в первый раз. Здесь неподалёку аэропорт, и кто-то из наших уронил самолёт на взлете. Кто это сделал; сделал ли он это по глупости, или намеренно, нам уже не узнать. Известны лишь последствия. Люди решили уничтожить всех ворон в радиусе ста миль от аэропорта. Сюда уже не раз наведывались карательные бригады. Но, благодаря разведке, (а она у меня лучшая во всем вороньем мире), мы узнавали о штурме заранее. Обычно, все уходят в условленное место, а когда люди убеждаются, что здесь никого нет, стая возвращается. Я остаюсь здесь один. Моё убежище довольно хорошо укрыто от людских глаз, поэтому меня трудно обнаружить.
- А если все-таки обнаружат?
- Значит следующую жизнь я проведу в человеческой шкуре.
- Разве это плохо?
- Не плохо и не хорошо... Просто у меня были несколько другие планы...
- Другие планы?! - удивленно воскликнул Даблин. - Какие?
- Я думаю ты поймёшь это сам. - А пока уходи. Когда здесь будут люди, придётся сидеть, не шевелясь и не дыша, очень много времени. У меня это выйдет, я почти мёртв, а вот ты!
- Я смогу...
- Нет! - Я хочу, чтобы ты ушёл! Притворяться мёртвым лучше в одиночку. Впрочем... умирать тоже.
Даблин покорно склонил голову, расправил затекшие крылья, распушил хвост.
- Как скажешь, Серебряный! Прощай, мне было очень приятно с тобой пообщаться...
- Ты получил ответы на свои вопросы?!
- Да!
- Тогда прощай!
Даблин сгруппировался, протискиваясь в узкую щель, но, оказавшись, в проёме, замер и обернулся.
- Позволь задать ещё один вопрос... - Увидев одобрительный кивок, он продолжил. - А если ты умрёшь своей смертью, что тогда? В кого ты перевоплотишься?
- Как раз это я и собираюсь выяснить!
Даблину показалось, что огромный ворон, грустно улыбнулся и угольки в его глазах из опасно-раскаленных превратились в тёплые.
- Теперь я понял! - Даблин улыбнулся в ответ, и, громко каркнув на прощание, покинул келью.
5
Он пересёк опустевшее здание, которое ещё хранило тепло сотен вороньих тел, и выпорхнул на улицу через разбитое окно.
Небо затянулось сумеречной проволокой. Туман тонкой пенкой накрыл поле. Даблин приземлился на истлевшую кабину мёртвого трактора и растерянно оглянулся по сторонам. Он не знал, куда ему лететь. Впервые за долгое время, у него не было цели. Казалось, что он достиг то, к чему стремился и это конечная точка пути. Уже через мгновение он встрепенулся и расправил крылья. Он определил новую цель. Кукуруза говорил, что люди движутся с запада, как раз с той стороны ветер доносил едва слышный гул.
Уже скоро, Даблин увидел мерцание, которое, по мере приближения, превращалось в большое пятно света. Укутанный в пыльный вихрь, чёрный внедорожник стремительно приближался, перескакивая через борозды. Он остановился в сотне метров от здания, натужно заскрипев тормозами. Захлопали двери и в клубах, ещё не улегшейся пыли, прорисовались силуэты двух людей. Красные огоньки тлеющих сигарет, мелькали тревожными маячками. Даблин спрыгнул с трактора и нырнул в туман в опасной близости от хищников. Он притаился в земляной борозде, прислушиваясь к разговору.
- Ты смотри, Вась, какие хитрожопые твари. Мы в третий раз сюда приезжаем, а тут шаром покати. Оказалось, как только мы отсюда сваливаем, они возвращаются.
- Как это возможно, они же тупые?
- Сам ты тупой! Да будет тебе известно - ворона, одна из умнейших птиц...
- Ладно кончай петь им дифирамбы. Мразь она и есть мразь. Как вы то поняли, куда они уходят?
- Как-как... мы живём в двадцать первом веке, Вась. Поймали одну, прицепили к ней чип слежения и всего делов. Так что, Василий, и среди ворон есть стукачи. Сейчас они на той стороне реки, думают там мы их не достанем.
- Ду-умают! Ни хрена они не думают! Стадо есть стадо... Ты лучше скажи, как мы речку форсировать будем, у тебя, чай не амфибия.
- А на хрена нам её форсировать? Двадцать первый век Вася-я! Смотри, че есть...
На минуту люди затихли, видимо рассматривая то, что демонстрировал один из них.
- Дрон? Ты че их, блин, взорвать хочешь?!
- Никого мы не будем взрывать. Нам и племя их не понадобится. Мы лишь запустим эту птичку в место их постоянной дислокации. Видишь эти баллоны, там сильнодействующий токсин. Запустим дрон внутрь, попшикаем по углам, на стены, обрызгаем балки, гнёзда. Возвратившись, они все передохнут в течение суток. Только осторожней с баллоном, это военная разработка, просто так не достанешь.
Люди снова затихли. До Даблина доносился только мерный шёпот двигателя и звуки щелчков.
- Та-ак... Давай, лети пташка.
Даблин стал всматриваться в подсвечиваемую фарами, туманную дымку. Что-то похожее на большую серую стрекозу с красным глазами, вертикально поднималась вверх.
С такой железной птицей ему уж точно не совладать, а это значит, Серебряному не суждено реализовать свой план в этой жизни. Неужели ничего нельзя сделать?
Даблин смотрел то на остальную стрекозу, то на человека, в руках которого светился пульт управления. И тут ему на ум пришло то единственное, что он может сделать. Сделать не для стаи, (рано или поздно ей суждено погибнуть), а для Серебряного. Он может дать ему ещё двое суток, а может даже неделю. Возможно за это время, старому ворону удастся повенчаться со смертью. Естественной смертью от старости, о которой он мечтал столько жизней.      
Единственной лапой Даблин оттолкнулся от бугорка земли, расправил крылья и устремился к людям. Фигурка человека увеличивалась, приобретая более четкие очертания. Даблин увидел круглое, обрамленное бородой лицо, довольно сверкающие, отражающий свет множества диодов, взгляд. В один момент взгляд изменился. Коричневые зрачки стали вырастать, будто разливающиеся озера.
- Бля!
Удар клюва пришёлся в запястье. Сжимающая пульт, рука ослабла и в этот момент, Даблин зажал пластиковую коробочку между створок клюва и сделал рывок. Пульт оказался у него. Осталось только взмыть вверх и уносить крылья. Пытаясь взлететь, Даблин воткнулся во второго человека.
- Ах ты с-сука! - Цепкая рука схватила его за здоровое крыло. Даблин не чувствовал боли, лишь слышал, как будто сухие ветки, ломаются косточки. Даблин сделал отчаянный рывок и, утяжеленной пультом, головой ударил человека в нос.
-Ай Бля! - рука разжалась, но Даблин, вместо того, чтобы взлететь, упал вниз, в земляную борозду. Отяжелевшие крылья уже не могли поднять его в воздух, а единственная лапа, не позволяла передвигаться достаточно быстро. Он заковылял по борозде, словно подраненный заяц. Людям стоило только отойти от шока, чтобы моментально его настигнуть. Осталось только одно. Он открыл клюв, роняя пульт на землю. Нужно только собраться и исполнить свой излюбленный приём. Его шея растянулась и мгновенно сжалась будто пружина. Кончик клюва камнем ударил в стекло. Раздался хруст, и мерцающий экран погас.
Даблин посмотрел наверх. Лишенная мозгов, стальная стрекоза описала две пьяные восьмёрки и воткнулась в землю. Разорвавшиеся баллоны лопнули, образуя мучное облако смертоносной пыли. Теперь у Серебряного есть отсрочка, а значит есть шанс выяснить то, что он хотел. Что касается его, Даблина, он тоже все выяснил, и, похоже, достиг своей последней цели.
Пространство над ним померкло. Что-то большое заслонило собой отблеск фар.
- Вот ты где мразь! Ну че Вася, ты понял, что они не такие уж и тупые?
"И на этом спасибо!" - подумал Даблин, наблюдая, как над ним нависает, что-то большое и продолговатое. Огромный узорчатый протектор на секунду замер, как занесенная праща. Когда подошва начала падать вниз, подобно тяжелой матрице, Даблин вспомнил слова Серебряного.
" Главное, удерживать и ни за что не отпускать кончик нити".
Он крепко сжал клюв и...
6
"Разбежавшись прыгну со скалы-ы,
Вот я был и вот меня не ста-ала-а..."
Тесное пространство с тяжёлым спертым воздухом, сжималось и облепляло его будто рой злых пчёл. Потолок с мерцающим фонариком и матерчатой обивкой, давил на голову. Уши лопались от мечущихся по пространству звуков. Из динамиков орало:
«И - и когда об э-этом вдруг узна-аешь ты-ы,
Тогда поймёшь...»
Сзади и сбоку тоже орали, перекрикивая горланящего певца.
- Ты че, охуел?! Спишь за рулём, или че?!
- Да я то че? Не видишь, в лобовуху че то прилетело!
- В какую лобовуху?! Ты нас чуть под бензовоз не загнал, придурок!
Силуэты кричащих утопали в синей неоновой дымке. Наконец, лязгнули двери и люди покинули сжатое пространство, освобождая его от суеты и криков. Вскоре они появились за продолговатым, замызганным стеклом.
- Ну че я говорил? Смотри бля!
Один долговязый что-то демонстрировал , держа это в вытянутой похожей на высохшую ветку, руке. - Ворона!
- Ни хрена, какая здоровая! - восхищенно захрипел второй. - А че у неё башка такая белая, будто седая!
- Это мозги, Вано! - презрительно хмыкнул длинный и, качнув рукой, метнул тельце в кусты. Мертвая ворона, распластав безжизненные крылья, повисла на ветке.
- Теперь ты понял, что это из-за неё?
- Да если бы не она, ты бы нас размотал. Ты улетел в кювет прямо перед бензовозом!
- Гонишь? Она мне обзор закрыла, я из-за этого чуть в него не влетел!
- Сам ты гонишь! Давай у Глеба спросим. Че он там, сидит как неживой!
Гле-еб! Глебка! Гле-е-еб!
Люди в окне кричали и размахивали руками. Такие знакомые и такие чужие люди. Один распахнул дверь, схватил его плечо колючими крючками пальцев, стал трясти!
- Глеб! Глебка, ты чего?
- Может у него шок?! - весело крикнул второй.
- Смотри, у него глаза стеклянные. Надо скорую вызывать.
- Ты че, ебнулся? Какую скорую? Они же и меня могут обследовать. Не забывай, что мы все бухие!
Он взял запястье удерживающей его руки, сдавил его так, что пальцы мгновенно разомкнулись.
- Ай... больно! Ты чего?!
Оттолкнул человека, высунул ноги из машины, с трудом встал.
Осторожной пьяной походкой, прошёл мимо второго, спустился в кювет. Бережно взял тельце вороны, положил его у подножья сосны.
Ухватившись за ветку, ловко отломил роскошную лапу и накрыл ею тельце. Поднялся на дорогу, озираясь по сторонам.
С одной стороны, был тоннель, из которого одна за другой, выпархивали ревущие машины, с другой - уходящая в туман дорога.
 Он повернулся и пошёл в сторону белой туманной стены. Люди попытались его догнать, но поднятая вверх рука, красноречиво объясняла, что этого делать не нужно.
Он продолжал идти, слегка прихрамывая и крепко сжимая кулак, словно в нем что-то находилось. Туман стирал его словно ластиком. Он поднимался, растворяя ступни, лодыжки, бедра, он уже начал стирать туловище и подбираться к голове. Через мгновение туман проглотил его полностью, оставив снаружи лишь одну часть тела. Это был его плотно сжатый кулак. Со временем и он исчез в плотной молочной дымке.

16.02.2025                Олег Механик


--