Белое солнце упало. Рецензия-рефлексия Игоря Льва

Стихи Сергея Радченко «Белое солнце упало в зелёное море» на канале "Сергей Радченко. Память": https://rutube.ru/video/58dc86a244c3ed93a6abf586e1404de2/

РЕЦЕНЗИЯ-РЕФЛЕКСИЯ ИГОРЯ ЛЬВА:

«Белое солнце упало в зелёное море».

Упало – это резко, вдруг. Белое – не красное, не розовое, не такое, какое оно, солнце, на закате. А вот так вдруг, среди дня.
Белое – холодное? И даже не зашипело, упав.
И море не синее, и солнце не золотом.
Это интрига. В чём же дело?

«Цвет твоих глаз я уже
                почему-то не помню».   

Как же давно Она у Него была? Глаз цвета не помнит, а о ней думает.
Помню ли я Её глаза? Её белое солнце сразу оказалось посреди моего неба.
Когда мне стало всё ясно про Неё (что она – это Она), Она светила мне белым. Потому что у меня была другая. Я думал, я был уверен, что тот день – не последний, что я ещё её увижу, конечно же. Но нет, оборвалось. И настало вечное Никогда. Да, белое солнце да в зелёное море – такое оно, море, вблизи.      
               
«Профиль твой резко ложится…
Я порчу бумагу»

Это он пытается её воспроизвести по памяти? Который из профилей воспроизвожу я? Добывая его в нарастающей толще былого.

«- Не получается.    - Есть невозможность».

Со мною верная моя Невозможность. Сестра родная Несбывшегося. И навязчивые попытки изобразить – увидеть, добыть из прошлого, сделав будущим. Вместо движения вперёд, влипание в ошибки.
Или в моём случае это вживание моё в живое? У меня есть полноценное настоящее, которое под пальцами, и глазам показывающее себя до последней клеточки. Но грёзы мои живее этой дышащей жизни.
Я о технологии вникания в стихи. А вы как вникаете? Как делаете чужой стих своим событием дня? Встречей с истиной. Мне меньшее не интересно.

«Не получается. Множество вcякиx решений».

Я рисую по живому телу. В нём пытаюсь увидеть заветное силой своих глаз и пальцев и внутреннего взора, умеющего смотреть сквозь ночь. Прочие мои зрячие поверхности мне в помощь.

«Не получается. - Встречи с тобою не будет».

Он смел такое себе говорить – «не будет». Видимо, верит, что наоборот, будет. Это я, видимо, в самом деле уверен, что всё, тишина, а потому веду себя, будто будет.

«Хочется бросить всё, сесть и уткнуться в колени».

Но это всё про муки творчества, – вдруг соображаю я. Как же я ещё не догадался! Самое моё актуальное, самое манящее – обрисовать-выразить. Куда до этой мании живым стопроцентным телам, что всегда у меня в доступности. А вот изобразить наяву это так, как оно приходит в моменты жизни, которые только и есть жизнь! Догнать, поймать эту собственную мою же способность придумывать себе счастье…

«Губы твои не выходят,
Я чувствую – губы».

Какие они были, её губы? Вглядываюсь в ощущения глубиной от десятилетия до четырёх-пяти. И что делали тогда мои руки? Почему они не умели так, как умеют сейчас, сопровождать активность губ?

«Pуки твои не выходят,
Я их ощущаю
                кожей, губами...»

Пальчики. Я же держал их ладонью. Хочу теперь призвать ладонь ту к ответу: рассказывай! И что делала вторая ладонь? Ты тоже мне должна!

«И линии бёдер и груди...»

Вы, руки мои, вы, губы мои – всё это было у вас и в разных вариантах. Теперь излагайте мне – вы там были, не я. Глаза! И вы всё видели. Или куда вы глядели? Я вам поручал насыщаться, теперь отдавайте.

«Не получается.
- Что-то подобное, вроде...
только не то, не твоё – невозможное.
- Встречи не будет».

Они не умеют. Я не умею. Но почему я снова и снова – туда, к этому рисованию, к отображению, к воспроизведению?

«…Руки рисую и губ
беззащитность, открытость»

Я щекой решительно к её шее. Она ничего. Тогда я губами. Тоже можно. А к щеке? Можно и к щеке. Это что же, можно и дальше? Можно! – и сердце стучит под языком и не дрожат ли мои руки? Дальше – губы Её. Вот она, эта беззащитность. Те самые губы, которые я уже три года как рисовал с натуры метров за пять со своей парты последней. Это очень удобно, когда ты в дальнем углу класса – уже никто не видит тебя. А я вижу её, в середине первого ряда. Я так часто рисовал её профиль. И эти её губки.
теперь я рядом с моими. Я про беззащитность, про то, что она такое. И про открытость, в которую проваливаешься.

«И целомудренность шеи»            

Мне видится всю жизнь, что я первый коснулся той шеи. Но знаю уже, хоть и с недавна, что их целомудренности – результат моего умения чувствовать их только здесь и сейчас. 

«И плавность от талии к бёдрам...»

Я про геометрию кривых. Про их сопряжения. Между нами говоря, не у всех та геометрия, что сама собой утягивает меня. И слава богу, что не у всех. Мне хватает и тех случаев, когда застываю в непостигаемости, изломленный наперекосяк в благополучии буден. Вторглась красота высшей темы, а она жизнь рушит-останавливает.

«...Тенью улыбка, глаза чуть прикрыты»

Это мы уже там. Когда замкнулась цепь, кольцом охватившая тела. И губы такие и такие глаза – датчиками пульсаций этого тока.

«Грудь... ты всем телом
                сливаешься с солнцем».

Я тут же и ощутил эту часть солнцем. Когда покровы сняты – это как солнце из-за облачности наружу. В самом деле, теперь я понял это своё ощущение, когда это обнажается.
«Всем телом» - я представил, что это тело счастливчика. Открыто если это место – значит, он озолочён с ног до головы, всё прочее ему гарантировано.
 
«След по песку,
Стройность ног,
                золотистую кoжy...»

Я уже уставился – Она передо мною. Нас жарит светило над Судаком, маревом синь в дальние страны простирается, Она вся моя в минимальных приличию тряпочках, бронзово-изящна.
Или нет. Пусть это будет песок Тайваня, нежно чернеющий – вот, где следы каждого пальчика.

«– Не получается.
Порчу бумагу. Ложится
Пpoфиль. -  Похожий, - не более, - схожесть.
Снова   рисую».

Да, перед бумагой и мне стыдно – столько её извожу. А догнать не умею. Ввести себя в транс очевидности.

«A ночью ты снишься…»
(20 век)

Мой драгоценный двадцатый век. Всё это там.
Но вот ведь, о чём тут! Только теперь, последней этой строчкой прояснилось.
Я понимаю, какая тема у стиха на самом деле. Разумеется, для меня так.
Это про внутренний смысл художественного творчества: оно должно стать автору его сном.
А сон – учитель искусству. Это ж ты, автор, творишь в твоём сне. Твоя гениальность умеет охватить тебя круче реальности. Фильм ли, какое ли изо или текст – ничто тебя не огреет счастьем так, как ты сам как автор, когда твоё произведение – твой собственный сон.
Вот и карабкается автор наяву, взбирается на гору, которая – он же сам, но в скрытых своих способностях, расцветающих лишь вне сознания.

Больше текстов Игоря Льва - на странице "Игорь Лев 2" Прозы.ру, ссылка: http://proza.ru/avtor/igorlev2?ysclid=m7adofa7bf128279810