Заметки немолодой женщины. Часть III

Заметки немолодой женщины. Часть III. Воспоминания о прошлом

Как часто старая фотография или кадры из фильма вызывают бурю воспоминаний! Белая хата под соломой, у окошек цветущие мальвы, заборчик из жердей, на жердях сохнут чистые кувшины. Кружевные подзоры, салфетки и салфеточки, вышивки, самотканые коврики, ухваты, горшки. Как это душещипательно, мило и горько!

Кировоградская бабушка

Сестра моей бабушки жила в Кировоградской области, она была единственным ветеринаром на пять колхозов. К её хате была пристроена ветлечебница с небольшим аптекарским кабинетом.

Нас с сестрой этот кабинет манил своими сокровищами: книгами, чернильницей с зелёными чернилами, стопочкой чистой бумаги. На специальной подставке лежали перьевые ручки и разные карандаши: простые, химические, цветные, один из них был с одного конца синий, а с другого красный.

Но главной достопримечательностью были аптекарские весы и крохотный сундучок с малюсенькими блестящими гирьками, они были настолько малы, что переносить их приходилось пинцетом. В шкафу со стеклянными дверцами в причудливых баночках, колбочках, коробочках хранились порошки разного цвета, в бутылочках — жидкости. Отдельно стояли ступочки, пинцеты и разная мелочь.

Из этого волшебства готовились лекарства. Иногда мы, не дыша и не моргая, наблюдали за качающимися тарелочками весов, за баночкой, в которую ссыпались взвешенные порошки и капала жидкость. Всё это перемешивалось миниатюрной ложечкой и закрывалось резиновой или пробковой крышечкой.

Игра в аптеку стала самой любимой. Коробочки были из-под спичек, наполнялись они песком, землёй, угольным штыбом, глиной, мелом для побелки. Бутылочки были от настоящих лекарств, маленькие и прозрачные, напоминали толстенькие патроны, а баночки — низенькие и из тёмного стекла. Ещё один спичечный коробок и деревянная линейка превращались в весы, камешки разных размеров — в гирьки.

В хате была печь, одна её сторона была в кабинете лечебницы. Ещё была грубка (полая стена с системой дымоходов), которую протапливали, стены нагревались и тепло было ещё в двух комнатах. Топили кизяками, которые всё лето заготавливали в огромных количествах. Это навоз, перемешанный с соломой, его месили, формировали лепёшки и сушили на солнце, постоянно переворачивая. Пол в хате был глиняный, на полу лежали коврики. На стенах висели керосиновые лампы.

Ещё помню стол, на котором лежали (паляныци), так назывались большие круглые хлеба, испечённые в специальных формах с фигурными стенками. Хлеба накрывали полотняной скатертью, вышитыми рушниками. Пекли хлеб не часто, но в больших количествах. Им делились с соседями, которые тоже, когда пекли, приносили свой свежий хлеб. Тогда мне казалось, что этот обмен был почти каждый день.

Помню белую печь с лежанкой, высокую кровать с горами подушек. Ещё помню жёлтеньких цыплят и таратайку — голубую повозочку на одного человека, в неё впрягали лошадь. Это был личный транспорт нашей мамы Пуси. Сестру моей бабушки звали Маруся, она была крёстной матерью мне и моей сестре Наташе, Наташа и окрестила крёстную мамой Пусей (Марусей).
 
Наша мама Пуся очень много работала, с утра и до поздней ночи. Вакцинации коров от различных инфекций, отёлы, болезни, перевод на пастбища, потом обратно в коровники. Десятки километров между колхозами на таратайке, запряжённой лошадью.
Из домашних животных была лошадь и десяток кур, а огородных забот и сенокоса не было. Продуктами и кормом для лошади обеспечивали колхозы, где она работала.

Черниговская бабушка

У матери моего отца в Черниговской области я была уже школьницей и главным воспоминанием о доме бабушки Оли была печь: нарядная, с нарисованными узорами, цветами, были маленькие ниши с красивыми глиняными вещами: горшками, кувшинами, кружками, немыслимыми птицами и зверями.

Окна украшали крахмальные занавески с кружевом, кроватям можно было петь гимны: перины друг на друге, кружевные подзоры, пуховые подушки, сложенные пирамидой и накрытые кружевной накидкой, покрывало тоже кружевное и вдоль стены на кровати множество вышитых подушечек!
 
А сколько было рушников! Вышивка на каждом была разная и кружево тоже, они обрамляли иконы, семейные портреты. Дом был кирпичный, очень просторный, много милых безделушек превращали его в музей случайных вещей.
 
Черниговских бабушку и дедушку опекали взрослые дети. Огород был и небольшой сад, корова и куры. Бабушка Оля была с коммерческой жилкой. С ведром картошки и стаканом малины шла на базар, там узнавала последние новости, выручку от продажи несла в магазин.

Покупать она любила самозабвенно: платки, отрезы на широченные юбки и нарядные кофточки оправдывала тем, что это для того, чтобы в церковь в приличном ходить. А очередная вазочка или фигурка — чтобы в доме было красиво.
Я запомнила её женщиной-праздником, всегда весёлой и нарядной, в её руках всё горело, дом сиял чистотой, глаза дедушки Ивана Тимофеевича лучились счастьем.

Смоленские бабушки

В Смоленской области у бабушки моего мужа и его тётки тоже были печи, но сравниться с черниговской не могли — всё попроще, хотя дома были богатыми, а люди зажиточными. На окнах — штапельные шторы, а не кружевные и крахмальные, половички были только возле кроватей, ледяной пол со щелями для обогрева картошки, хранящейся прямо под полом, ничем не был накрыт.

У бабушки и тёти было очень много земли и скота. Землю надо было обрабатывать, сажать картошку, пропалывать и убирать. Коровам, свиньям, овцам, курам и индюкам требовался корм, сено, вода из колодца.
 
И бабушка, и тётя работали в колхозе и дома управлялись с большим хозяйством. Работали всегда тяжело и много, без выходных и отпусков. Вечером падали от усталости на свои постели, засыпали быстро, чтобы ранним утром продолжить бесконечный бег.
 
Родственники из Смоленска помогали выкопать картошку, заготовить дрова, запастись сеном. Уезжали, нагруженные деревенскими гостинцами: картошкой, яйцами, салом, молоком и сметаной в свои тёплые квартиры с чистенькими газовыми плитами без дров и ухватов.

Вода в квартире, туалет и душ в тепле. На подоконниках цветут цветы, на диване лежат мягкие подушки. Мерцает телевизор, пахнет вкусной едой. Через день деревня забудется, как страшный сон до следующего обострения чувства вины за комфортную жизнь.

Конечно, всё можно списать на наш прагматичный век: все хотели заработать, но получалось у всех по-разному. Смоленская деревня Пенеснарь была самой удалённой от цивилизации, не было дороги, электричество было с перебоями. Продать плоды своего труда можно было только колхозу за копейки.
 
Приезжала машина, забирала 2-3 тонны мешков с картошкой и весь тяжелейший труд превращался в несколько бутылок водки, которую распивали вечером. Пели песни. Ели картошку «целиками». Сокрушались, что жить в деревне тяжело.
До сих не понимаю, зачем растить картошку на шестидесяти сотках?

В Кировоградской области я была в конце пятидесятых. Электричества там ещё не было, сестра бабушки получала трудодни, часть их отдавали натурой, остальные — деньгами.

А в Черниговской — бабушка и дедушка жили в пригороде небольшого городка с почти десятитысячным населением. Я там была в шестидесятых и начале семидесятого. Воспоминания остались очень приятные: лето, Десна с песчаным берегом, высокий сосновый лес. Дом стоял на высоком берегу Десны, прямо за ним начиналась сказка: облака почти рядом, голубое небо, внизу до самого горизонта извивается почти синяя река, окружённая зелёными лугами, вдали — тёмно-зелёный лес.
 
У меня кое-что осталось в память о маме и бабушках: фотографии, посуда с памятной гравировкой, вырезанное ришелье от изношенных пододеяльников, подзоры на кровать, занавесочки с ручным кружевом, вышитые салфетки, даже самотканые коврики.
 
Выбросить — рука никогда не поднимется, всё думаю что-то сделать, чтобы дать вторую жизнь этим островкам памяти. Живём в доме. Дом большой, у нас три дочери, пять внуков и два правнука. Когда они приезжают в гости, то у каждой семьи свои комнаты. У нас с мужем отдельные спальни, большая гостиная — почти 40 метров, а сделать одну из комнат в старом стиле остаётся только нереальной идеей и даже не мечтой.

Надо сохранять память о нашем прошлом, пересказывать истории, рассматривать старые снимки, вспоминать своих пра-пра, ведь для наших внуков даже альбом с фотографиями уже реликвия.

Л.Н. Толстой писал: «Страна, забывшая свою культуру, историю, традиции и национальных героев – обречена на вымирание».