Неведомое. Глава LXХХ

(продолжение. Предыдущая Глава LХХIX- http://www.proza.ru/2025/02/17/977)
(Начало. Глава I - http://www.proza.ru/2020/01/01/1248)

      Языческий амулет в кармане жилетки доктора Глухова со вставленной в него   звездочкой слегка вибрировал и издавал еле слышный гул. Ерофей Поликарпович чувствовал, как  от невесомой пластинки по его телу волнами расходится то приятное покалывание, то едва ощущаемая  прохлада.

      Раненые быстро шли на поправку.  Самые безнадежные из них, метавшиеся в горячечном бреду, приходили в себя и вскоре поднимались на ноги. Деревенский знахарь Мелентий Лукич смотрел на Глухова, как зачарованный и, скорее всего, считал его волшебником.

      После полуночи погибшие ополченцы, лежавшие на корме под брезентом, стали подавать признаки жизни. Ерофей Поликарпович при свете переносного фонаря с некоторым испугом наблюдал, как на их телах быстро затягиваются молодой кожей раны, розовеют от притока свежей крови мышцы, напрягается и сокращается оживающая человеческая плоть, выталкивая из организма сплющенные пули.

      - Прости меня, Господи, что воспользовался великой силой твоей! – шептал доктор, заворожено глядя на возвращение людей к жизни. Он непрестанно осенял себя крестными знамениями и твердил: – Прости меня грешного!

      - Благодарите Всевышнего, Ерофей Поликарпович, что доверил вам сотворить божественное чудо воскрешения из мертвых!  Гордитесь тем, что вы теперь принадлежите к избранным, дорогой! – тихо сказал подошедший к нему Каминский и положил доктору руку на плечо.

      Глухов вздрогнул и посмотрел на журналиста ничего не понимающими глазами: - Не могу поверить, что такое божественное чудо можно сотворить какой-то древний амулет в руках обычного смертного…

      - Это божья воля, Ерофей Поликарпович! Покоритесь ей и будьте достойны ее, доктор!

      Бедняга Герасим постоянно читал молитвы, норовил бухнуться на колени и в религиозном экстазе припасть к ногам доктора.

     Глухов сердился и требовал, чтобы тот не мешал ему работать. В сердцах он даже накричал на Герасима. Потом понял, что творится в его бесхитростной душе под  влиянием происходящих на его глазах чудес, сменил гнев на милость, обнял слугу и почти ласково попросил его помочь Лукичу отмыть подопечных от крови и грязи. Вскоре голые мужики с хохотом обливались водой, которую слуга черпал за бортом ведром с привязанной к нему веревкой. Потом Мелентий Лукич заставил деревенских наскоро починить и постирать окровавленную одежду, чтобы выглядеть достойно. Для стирки капитан «Ермака» Меркурьев поделился с ополченцами судовым запасом березового щелока. Через час все мужики облачились в свежевыстиранные рубахи и порты, выжатые могучими руками Герасима почти досуха.
    
      Вполне понятную панику, поднявшуюся среди ополченцев, видевших, как мертвые возвращается к жизни, удалось предотвратить коллежскому асессору Селятину, который сумел убедить мужиков, что их товарищи только казались мертвыми, а на самом деле находились в глубоком беспамятстве. Такое, якобы, иногда случается с ранеными в бою. А батюшка Илларион просто предложил перепуганным крестьянам помолиться вместе с ним и вознести хвалу Господу за чудесное выздоровление односельчан. Своевременное вмешательство священника успокоило перепуганных людей и восстановило порядок на пароходе.

      Искромсанные ножами бандитов во дворе острога стражник Колываев и оба его товарища, пришли в себя и сразу отправились разыскивать унтер-офицера Михеева, чтобы доложить о своей готовности к дальнейшей службе. Потрясенный Василий Иванович едва не упал в обморок, когда увидел перед собой в добром здравии своего погибшего стрелка, которому он сам накануне закрывал глаза, и двух улыбающихся стражников позади него. Верещагину пришлось отпаивать унтера можжевеловой настойкой и рассказывать ему сказки о великом искусстве врачевания, которым, якобы, славился настоящий кудесник от медицины доктор Глухов.
    
      Все раненые и воскресшие покойники выглядели вполне бодрыми и здоровыми. Только быстро затягивающиеся раны на их телах говорили о том, что эти люди еще час назад  не подавали никаких признаков жизни или находились при смерти. Никаких отклонений в поведении вернувшихся к жизни сельчан доктор не нашел. Все были в здравом уме, помнили прошлое и узнавали себя в зеркало.

      Вскоре люди уже обнимались на палубе и радостно восклицали:.
 
      - Так ты живой, кум Трифон!

      - Живой, как видишь!

      - А я, было, подумал, кады злодеи тебя стрелили, что все – отпрыгался Триша!

      - Ну, нет, погодь меня хоронить, Сеня! Меня, брат, ухайдакать не так просто!

      - От и славно! Мы с тобой, Триша, в таком разе еще не одну чарку зелена вина опрокинем!

      - А как жа! По первой за дохтура выпьем, что тебя с того свету вытащил, дорогой ты мой!

      Пароход дал гудок, подходя к Рябиновской, и встревоженные жандармы высыпали на причал уже с ружьями. Вчера в реке случайно увидели проплывавшие мимо пристани тела двух мертвецов и выловили их. Один из них оказался стражником, а другой человеком, недавно помогавшим грузить мешки с зерном на пароход. Сразу стало понятно, что случилась беда, и жандармы усилили бдительность.

           Когда с парохода спустили сходни, Ерофей Поликарпович обратился к Селятину неожиданно официальным тоном: - Полагаю, что отпевать в воздвиженской церкви уже никого не надо, господин коллежский асессор? Кстати, и раненые уже на ногах. Не думаю, что их требуется   выхаживать в сельской больнице!

      - Вы правы, доктор, ваш волшебный медалион, обладающий божественной силой, не без вашего старания вернул этих людей к дальнейшей жизни. Между прочим, не хотите ли снова испытать его воздействие на каких-нибудь бедолагах, расставшихся с жизнью раньше времени?

      - А я не прочь попробовать, Нил Карпович! Нет ничего более чудесного, чем возвращать людей с того света! Тут еще и господин Михеев сказал мне, что у купца Рубинчика злодеи на днях убили приказчика. Говорят – достойный человек был и отец семейства. Было бы хорошо и его вернуть к жизни.

      - Ох, Ерофей Поликарпович, вы, как мне кажется, входите во вкус! Не боитесь, что вмешиваетесь в дела самого Господа? – неожиданно вмешался отец Илларион, уже стоявший у сходен и приготовившийся сойти на пристань вслед за ополченцами.

      - Бюсь, батюшка! Очень боюсь! Однако, никто не знает Промысла божьего! Ежели Господь дает ничтожному рабу своему свою силу, возвращающую жизнь его детям, то не умысел ли это самого Господа Бога нашего?

       - Очень может быть, Ерофей Поликарпович! Силы добра и зла сошлись в смертельной схватке, и было бы грехом не встать на сторону добра в этом противостоянии с адом!

      - Благословите меня, батюшка! – попросил доктор. Сначала отец Илларион обнял его, а потом осенил широким крестом склоненную голову Ерофея Поликарповича.

      - Берегите себя, дорогой! – сказал священник и спустился на пристань.

      Вместе с батюшкой с парохода сошли молодой Воронин, сам Севастьян Воронин, стражник Колываев и унтер-офицер Михеев.
 
      После недолгих размышлений решил сойти с парохода в Рябиновской и коллежский асессор Селятин. Свое неожиданное решение следователь объяснил журналисту тем, что Цыган на допросе все-таки назвал убийц священника демидовской церкви отца Серафима и его семьи. По его показаниям именно десятник Елизарова и его люди проникли на территорию усадьбы отца Серафима,  ворвались в дом и жестоко убили всех, кого нашли на подворье. А так как плотогоны Елизарова заготавливали лес на делянке купца Рубинчика, следователь надеялся, что Лев Моисеевич может что-то рассказать об этих, работающих у него  людях, а урядник Громов со своими людьми мог бы помочь задержать убийц. Было бы весьма заманчиво захватить врасплох всю эту шайку душегубов прямо на лесной делянке и на этом закрыть дело об этом неслыханном злодеянии.
   
       Следователь сказал, что оставляет на пароходе Верещагина и двух стражников, чтобы те  сопроводили пленных до Твери, а там Зосим Петрович как официальное лицо должен сдать остатки гелигнита, захваченных бандитов, анархиста Фиолетова в тверскую жандармерию  и сообщить начальству по телеграфу о последних событиях. Необходимо также передать тело погибшего жандарма Деревянко для погребения.

      Журналист развел руками и согласился с его доводами, но, пожимая на прощанье руку молодому следователю, задержал его руку в своей и сказал: - Ну, удачи вам, друг мой! Потом помолчал и вдруг мрачно добавил: - У меня нехорошее предчувствие, Нил Карпович!
    
      - Пустое, Владислав Леопольдович! – отмахнулся Селятин и улыбнулся: - Гоните прочь такие мысли, мон шер! Он поставил ногу на сходни и неожиданно вздрогнул от почти физического ощущения надвигающейся беды. – Бог мой! – прошептал он и, спустившись на пристань, оглянулся. Каминский, опустив голову и заложив руки за спину, в глубоком раздумье медленно шел прочь от сходней по палубе к капитанской рубке.

      - Храни вас Господь, господин журналист, кто бы вы ни были! – с чувством сказал Селятин и быстро перекрестил удаляющуюся спину Каминского.

      Матросы убрали сходни, с характерным шумом заработали гребные колеса, пароход дал длинный гудок и отошел от пристани. Потом, описав широкий круг, вышел на фарватер и пошел в обратный путь до Твери.

***
      Сбежавшие с парохода Цыган и Молдаван прибыли в лагерь Пупырева на двух лошадях. Если атаман и удивился, увидев обоих своих подручных, которых уже считал потерянными для себя, то не показал вида, а только расспросил их о том, кто ему противостоит. Оба беглеца подробно поведали атаману о своих злоключениях во вражеском лагере и подробно описали, какими силами располагают враги Пупырева. Затем Федор Дормидонтович осмотрел лошадок, на которых прибыли его клевреты, и отправил на них двух гонцов разыскивать ретировавшиеся с поля боя остатки бандитских шаек.  Он наказал гонцам не тратить зря времени и не искать те ватаги, которые прибыли издалека. Скорее всего, Хруст и Фартовый уже увели своих оравы за Кудиновский лес в двенадцати верстах от хутора. Найти их там, среди болот и многочисленных ручьев в лесных урочищах, представлялось почти невозможным делом. Зато Кляга и Кирьян орудовали сообща в Гнилой балке на пересечении нескольких довольно оживленных дорог между селами. Мизгирь и Кощей часто квартировали в соседних деревеньках, где их люди имели многочисленных родственников. Атаман дал поручение гонцам вернуть всех, кого удастся найти, и приказал передать, что ослушавшихся ждет самая страшная кара. Правда, этот разбойный народ обладал не бог весть какой доблестью в кровавых драках, но мог бы пригодиться в обнадеживающих ситуациях, типа «трое на одного».
      
      К трем часам пополуночи прибыл Мизгирь и привез с собой в коляске троих, и в разбитом ландо еще шестерых бандитов.  Когда ночная тьма стала понемногу рассеиваться, в лагерь прикатил совершенно пьяный Кощей на щегольской коляске с тремя такими же пьяными собутыльниками.  Через четверть часа приехал тряский фургон Кляги с семью очень злыми подручными, громко выражавшими свое недовольство. Пупырев сразу же навел порядок, пристрелив из карманного револьвера самого горластого их них.

      Подсчитав собранные силы, Федор Дормидонтович решил, что для успешного исхода дела людей у него достаточно.

      Дикой со своими молодцами был, пожалуй, лучшей ударной силой во всем воинстве атамана Пупырева. В его команде состояло, без малого, почти два десятка проверенных в делах уголовников возрастом от сорока до пятидесяти лет. Это были физически крепкие, лично преданные  ему люди, сплоченные неким подобием дисциплины. Послушание в его команде  держалось, как и в других, крепко сбитых разбойных шайках, на смертельном страхе перед главарем..Пятерка, состояла из четырех гребцов и рулевого и составляла основу команды. Всего в команде состояло четыре  пятерки. Они действовали на четырех закрепленных за ними лодках с двумя парами весел на каждой.

       Наскоро похоронив двух своих товарищей, застреленных при неудачном нападении на пароход,  головорезы на четырех лодках ушли за излучину реки, спрятали лодки в прибрежных камышах и приготовились взять пароход «Ермак» на абордаж, когда он пойдет мимо места засады. За недостатком людей одну из неполных пятерок решили распределить по трем другим пятеркам. Таким образом, в каждой лодке оказалось четверо гребцов, рулевой и метатель, вооруженный прочной веревкой с абордажным крюком на конце. Все три лодки должны были встретить «Ермак» на излучине, когда пароход приблизится к берегу на повороте.

      Мимо засады пароход, направляющийся к Рчбиновской пристани, прошел еще в начале ночи. Вернуться назад он мог ближе к рассвету -  часа через три-четыре. Атаман Пупырев приказал Дикому спустить лодки на воду и ждать возвращения «Ермака».

      Время тянулось медленно, Федор Дормидонтович от скуки ходил вдоль кромки воды и время от времени швырял в воду мелкие камешки. Его люди сидели в лодках. Спускаться на берег Пупырев им запретил, так как бандиты тут же начинали виться, как мухи, вокруг пленных баб и даже пытались их тискать. Оба германских дипломата расположились в коляске. Анархист дремал, прислонившись к колесу. Несмотря на гарантии отпустить его после установки мин, атаман, по-видимому, даже не собирался выполнять обещанное. Проскурин догадывался, что его собираются снова использовать для минирования железной дороги, по которой должен пройти царский поезд, но терялся в догадках, как атаман узнал о поезде с банковским золотом. Ящики с гелигнитом находились у немцев в экипаже, а сбежать без взрывчатки, необходимой для экса, Дмитрий Зенонович не мог.

      Едва горизонт начал светлеть, один за другим прибыли Мизгирь, Кощей и Кляга со своими ребятами.  Спустя четверть часа после их приезда дозорные увидели вдалеке навигационные огни и  искры, вылетающие из пароходной трубы. Приехавших быстро рассадили по оставшимся лодкам Вся флотилия вышла на середину фарватера и построилась в две линии.  Лодки остановились, ожидая приближения «Ермака». На темном фоне берега, их не было заметно. Впереди находились три лодки с метателями. Они первыми должны были подойти вплотную к пароходу, забросить абордажные крюки, взобраться на палубу «Ермака», закрепив на его бортах веревочные трапы и начать бой, удерживая палубу до подхода других четырех лодок с подкреплением из двадцати двух головорезов. Предприятие было довольно опасным. Первые лодки могли бы попасть под колеса идущего на них парохода, если метателям сразу не удастся прицепиться к бортам.
 
      «Ермак» замедлил ход, когда стал поворачивать на излучине. Между пароходом и первой линией лодок оставалось не более ста саженей, когда судно показалось из-за поворота русла. Капитан, внезапно увидел прямо по курсу скопление лодок, набитых вооруженными людьми, дал гудок и остановил машину, потом дал команду «Задний ход», и гребные колеса парохода закрутились в обратную сторону. Тем не менее, судно продолжало двигаться вперед по инерции и довольно быстро приближалось к первой линии лодок. Стоящий на носу первой из них ДикОй, размахнулся и ловко забросил веревку с абордажным крюком на верхнюю палубу. Форштевень «Ермака» прошел в аршине от лодки. Веревка натянулась, разбойник уперся ногой в носовую банку, подтянул лодку в борту и закрепил веревку за стальной крюк на форштевне. Потом ловко взобрался по ней на палубу, поймал веревочный трап, который ему кинули из лодки и быстро пристроил его к борту. Команда второй лодки удачно взобралась на судно по правому борту, но третий метатель сплоховал. Его крюк не долетел до борта, ему пришлось быстро выбирать конец из воды, а гребцам отталкиваться веслами от борта, чтобы не попасть под гребные колеса. Тем не менее, третьей команду удалось зацепиться уже на корме и взобраться на ют.

      Ребята Дикого имели большой опыт захвата речных судов, и сходу заняли палубу. Стражник, стоявший на часах возле рубки, успел только один раз выстрелить из винтовки, но получив в ответ сразу с десяток револьверных выстрелов с разных сторон палубы, не стал испытывать судьбу и скрылся в трюме. Верещагин, поспешивший на помощь часовому, успел подстрелить кого-то из нападавших, но тоже был вынужден отступить перед превосходящими силами бандитов.
 
      Капитан, было, пытался защитить вход в рубку и даже пустил в ход трофейный револьвер, подаренный ему Верещагиным, но действовал, как человек, впервые взявший оружие в руки. Он поспешно расстрелял все патроны в барабане и сдался. Его и матроса, стоящего на руле, сначала жестоко избили, а потом, немилосердно подкалывая ножами,  заставили развернуть пароход в обратную сторону.

      Проникнуть в трюм, нападавшим, однако, не удалось. Первый же пытавшийся спуститься вниз по трапу бандит сразу же получил пулю в живот и свалился в трюм, где неистовый Колояр сразу же прикончил его молниеносным ударом шашки. Пока сотник держал под прицелом трап, Каминский и Верещагин быстро возвели из мебели, поспешно вынесенной из кают, некое подобие баррикады. Несмотря на явную условность этого сооружения, преодолеть сходу груду поломанной мебели, наваленной в коридоре, было непросто.

      На корме бандиты попытались открыть стальную дверь, чтобы попасть во внутренние помещения парохода, где находились топки и машинный зал, но она не поддалась взломщикам, несмотря на все их старания. Тем не менее, вся верхняя палуба оказалась под контролем людей атамана Пупырева. И экипаж судна, и все, кто находился в нижних отсеках, оказались запертыми в трюме.
 
      Захват верхней палубы парохода потребовал от ватаги Дикого не более четверти часа и обошелся нападавшим потерей всего двух человек. Однако, весь трюм, включая каюты первого и второго класса, помещения для команды, машинное отделение с топками, склад пиломатериалов и отсек, в котором находился груз,  оставались под контролем экипажа,  и до зубов вооруженных пассажиров. Соваться в трюм ни у Дикого, ни у его людей никакого желания не возникало.

      Тем временем, команда парохода остановила машину, и никем не управляемый «Ермак» понесло течением назад к Рябиновской пристани.

(Продолжение следует.  Глава LXХХI  - http://www.proza.ru/2025/03/10/989