сказка про Соню...

 
   "СКАЗКА ПРО СОНЮ СУСЛОБЕЙСКУЮ И ЕЁ СТРОГУЮ МАМУ МЫШЬ НАРУШЬ"

                (сказка для взрослых)
               
Моей дочери Марте Николаевне
       
                *   *   *

В тот день мышка Соня Суслобейская проснулась раньше обычного.
То ли теплая весна была тому причиной, то ли Соне захотелось новых приключений на свое девичье мягкое место, покрытое нежной шерсткой.
– Спи давай, – недовольно проворчала мать Мышь Нарушь. – Ишь снова наладилась по околию шастать!
Но Соня, прекрасное дитя любви романтичного домашнего хомячка, случайно сбежавшего на волю, и обыкновенной серой полевой мыши, ищущей в жизни лишь верный достаток и корм, сочетала в своем подростковом характере несомненные черты обоих родителей.
От папы-хомячка она получила прозвище Суслобейская. Папа жил у хозяев в трехлитровой банке. Любил спать, как суслик. Ел и спал, спал и ел. Набивал щеки зерном – и снова спал. Хозяева прозвали его Суслобей. Мать – Мышь Нарушь, в сердцах не раз пеняла дочери: «Узнаю никчёмную породу твоего дражайшего папеньки Суслобея. Ух! Так бы и дала, попадись он мне, суслик недоделанный!».
Соня же Суслобейская была уже в том трудном переходном возрасте, когда почти не слушала мать, зато ежедневно лихорадочно собиралась навстречу новым приключениям.
– Пропадешь! Сгинешь, говорю, как твой непутевый рыжий отец! Ты сейчас находишься в том опасном возрасте подростка… Почему ты волосы на голове покрасила в зеленый цвет? Это что? Вызов нашим серым, мышиным традициям?
– Ну, мам… Просто кроме бутылочки с зеленкой ничего не было.
Далее, что-то ещё более назидательное неслось вслед, но дочь уже была на улице.
На дворе бушевала Весна.
– Вот это мило, – отвязно пробурчала, до конца так и непроснувшаяся Соня, – а могла бы и целую Весну на мешках с зерном проспать.
– Мило! Мило! – защебетали с веток отзимовавшие птицы.
– Мило! Мило! – запели молодые ручьи.
– Мило! Мило! – дружно закапали в такт многочисленные мартовские сосульки.
– Как же хорошо, что Весна наконец-то взяла и пришла! Здравствуй, Весна! Как же я тебе рада! – во весь свой суслобейский голос закричала Соня.
И вдруг, словно по команде всемогущего верхнего хвостатого Божества, из всех пределов весеннего мира грянул многоголосый кошачий оркестр всепобеждающей Любви.
У Сони заложило уши. Она явно ждала от встречи с красавицей Весной чего-то другого, более возвышенного и карнавального.
Коты же хором орали на разные голоса. Кошки шипели и огрызались. Повсюду слышны были звуки схватки. То несущиеся, то застывающие кошачьи тела мелькали перед глазами, раздирая кустарники энергией ритуальных сражений.
Соня, опешив, застыла в недоумении. Но тут же всезнающий инстинкт мышиного самосохранения заикаясь прошептал ей, что следует немедленно притаиться.
Но так как ошалевшего подростка никто не замечал, то любопытство взяло верх.
Соня сначала разглядывала открывшуюся её взору картину дивного кошачьего мира, а потом, как лазутчик, стала перебегать от одной сложносочиненной скульптурной композиции из звериных тел к другой.
Но её присутствие на ежегодном Празднике Продолжения Жизни по-прежнему никто не замечал.
Осмелев, она, приближаясь, говорила всем, при этом церемониально раскланиваясь: «Здравствуйте! Я – Соня Суслобейская! Рада Вас видеть в добром телесном и душевном здравии! Желаю Вам удачи на турнире и в сватовстве!». На что взъерошенные участники и наблюдающие за схваткой в томительном ожидании кошачьи дамы только сильнее распускали когти, ощетинив клыки и загривки, нервно водили пружинистыми хвостами по наэлектризованному пространству событий, не желая никого замечать вокруг.
Одной из таких кошачьих «принцесс» Соня даже пощекотала щепочкой в ухе. Но та даже не шелохнулась.
Пели птицы, звенели ручьи, стучали капели, орали лучшие друзья всех маленьких детей – вольноотпущенные кошки.
Так могло продолжаться очень долго… пока не случилось страшное.
Перед юрким Сониным тельцем выросла громадина. Оказывается, её занесло на территорию старого Смотрящего Кота.
Битый, переломанный, сотню раз побеждавший в рукопашной, в прошлом районный пират, бретер и дон-жуан, а ныне одноглазый уважаемый всеми Арбитр Кот Кузьмич стоял во всей красе и стати перед махонькой Соней Суслобейской – дерзкой нарушительницей традиции и территориальной целостности Праздника жениховства.
И тут началось!
Кот погнался за ней. Она удирала, как могла.
С верхнего куста самого старого дерева черный мудрый Ворон Цезарий и серые служивые вороны, а также коллективные нахальные галки наблюдали картину изнурительной погони.
Кузьмич мощными прыжками догонял Соню. Та пряталась между тел ничего не замечающих котов и кошек. Их изменённое состояние служило надежной защитой серо-желтому тельцу нарушительницы.
Кузьмич терпеливо ходил вокруг и ждал добычу.
Как только фигуры дуэлянтов меняли свое местоположение или переходили на новый звуковой регистр, бедняжка Соня теряла преимущество, и ей приходилось бежать дальше, нарезая круги по ристалищу. Она сдавала, выдыхалась, силы покидали неокрепшую в борьбе за выживание девочку – мышиного подростка.
В последний предсмертный миг, когда клыки Смотрящего уже лязгали над суслобейской головушкой, какая-то неведомая сила неожиданно подняла Соню в воздух.
Это мудрому черному ворону Цезарию надоела земная суета, что разыгралась перед его старыми очами, и он поднял непослушную дочь хомяка и Мыши Наруши в небо. Но и на небе не обрела она покой.
– Хоть бы не умереть, хоть бы не умереть! – закрыв глаза, молитвенно шептала Соня. – Мама, зачем я проснулась так рано? Спала бы до лета… до лета бы спала!
Серые вороны и нахальные галки, завидев добычу в руках вожака, по-весеннему жадно и голодно окружили его вместе с добычей. Словно базарные цыганки, клянчащие позолотить ручку, кружили они вокруг зловещего Цезария в небесном хороводе и на своем птичьем языке устроили вокруг него такой хоральный гвалт, что все хвостатые жители земли, занятые помолвками ровно на один миг подняли головы.
– За всё надо платить! – неслось с небес.
В это самое мгновение Соня почувствовала свободу. Это черноклювый Ворон сам разжал когтистые лапы, и земное притяжение шмякнуло её крохотное тельце обо что-то живое и теплое. Цепной сторожевой пёс по кличке Бушлат, проснувшись от неожиданности, зычно залаял на весь белый свет. Отчаянно звеня, натянулась цепь, и белая пена посыпалась хлопьями на оттаявшую землю.
Маленькая Соня пыталась улизнуть, но гремящий металл, мощные лапы, лающая пасть, изрыгающая собачьи проклятия, не давали ей выскользнуть из танца нависающей смерти.
– Фу, Бушлат! Фу! Ко мне! – прокричал низкий мужской голос.
Послышались тяжелые шаги.
Пес, мгновенно забыв про добычу, любовно завилял хвостом.
Соня же, радостно пискнув, свистящей пулей унеслась под спасительную веранду, затаившись до самой полночи.
Дома разъярённая мама Мышь Нарушь устроила дочери такую выволочку, что запасенные впрок ржаные зерна ворочались и подпрыгивали в мешках.
– Беспутная! Посмотри, на кого ты похожа! Что у тебя за перья на голове? Где ты была? Почему вся мокрая и грязная? Ты невыносимо пахнешь кошками! Откуда на тебе собачий помёт? Боже! Неужели в первый день Весны ты сразу угодила в плохую компанию? Отвечай матери, когда тебя старшие спрашивают!
Мышь Нарушь ещё долго что-то кричала, причитала и плакала.
– За все надо платить! – только и услышала она в ответ от своей непутевой дочери.
– Что? Что ты сказала?
Но счастливая Суслобейская Соня, рухнув на мешок с зерном, уже спала безмятежным сном ребенка.
Ей снился рыцарский турнир.
Коты в шляпах с перьями галантно просили у неё разрешение посвятить свои будущие победы прекрасной Соне.
Она была на настоящем весеннем балу средь музыки венского леса. Ей гадали на картах цыганки.
И три прекрасных принца – Цезарий, Бушлат и Кузьмич, предлагали красотке-полукровке руку и сердце вместе с букетом первых подснежников.
А низкий бархатный мужской голос требовательно, настойчиво, но очень нежно, почти умоляя, просил: «Ко мне! Ко мне! Ко мне!».
«За всё надо платить!» – пел бархатным довольным и сытым многоголосьем сводный филармонический хор только что обвенчанных кошек.
А за возможность прикоснуться к её волшебной серовато-желтой мантии выстроилась целая очередь из баронов, герцогов, графов лучших кошачьих фамилий.
– Завтра ещё пойду! – пробормотала во сне Соня.
– Что? Что ты сказала? – с тревогой встрепенулась почти не спавшая до утра Мышь Нарушь.

За окном занимался рассвет, и Весна, временно согнанная в холодную ночную постель, уже готова была снова церемониально бушевать под музыку Преображения Просыпающейся Земли.