Исповедь комендантши женского общежития

В молодости я комплексовала из-за внешности. Плакала, что ноги у меня волнообразные, походка галлюциногенная, а волосы – мочалом. Я была не уверена в себе и не пользовалась успехом у мужчин.

На этом меня и подловили. Встретила знакомого, а он говорит:

- Медея Игоревна, хочешь работать там, где мужики тебя прямо-таки осаждать будут? Караулить за дверью, лезть в окна и штурмовать через мусоропровод?

Настроение у меня было наплевательское, и я говорю:

- Хочу! Хочу и страстно мечтаю, чтоб осаждали, лезли и домогались! Я бы им за всё отомстила! Где такая пылкая работа? На коньячной фабрике?

Оказалось – нет. Друг-шутник взял и поставил меня комендантом женского общежития. Общага местного паклещипательного училища, где живут одни девчонки. Триста юных тефтелек, которых вечно кто-то хочет оттефтелить!

Товарищ не соврал. От мужиков теперь отбоя нет. Правда, осаждают они не меня, а мой подопечный тефтель-контингент. Вот и руководи этим дурдомом, Медея Игоревна. Во внутренних правилах общежития чётко прописано: «не допущать… запрещать… прекращать…». Да кто бы их читал, кроме меня?

Студенты сокращённо зовут меня Медига. Девки-тефтельки хотят любви и романтики. Юные идальго под окошками хотят девок и секса. А я не допущаю. Прекращаю. Запрещаю. Каждое утро начинаю с заклинания собственного сочинения:

- Боже, защити жилое помещение от мужского посещения,
От греховного падения, от секса без предохранения,
От плейбоя полуночного, от зачатия порочного,
Защити моих девок бесстыжих – гнедых, вороных и рыжих,
От студенческого разврата, от пуза в четыре обхвата,
От болезней и от блуда… кажется, всё покуда.

Круглые сутки я стерегу чужую девичью честь (при её наличии) и совершенно не имею времени потерять свою. Озверевшие мальчики лезут в женскую общагу, как в улей. Ныряют в форточки, роют подкопы, пытаются разобрать стены.

Спасает то, что рядом располагается опорный пункт участкового. Уполномоченный Тыликов ежедневно забегает проведать студенческий монастырь. Отпугивает навязчивых кавалеров, производит предупредительные выстрелы вдогонку и раздаёт им контрольные пинки под файлообменник.

Уморившись от трудов ратных, глубоко за полночь мы с Тыликовым в комендантской пьём мой коньяк с его пирожными. Сладкое мне нельзя, но я нашла выход: мажу сверху пирожные горчицей. Проскакивает на ура. Организм притворяется, будто не видит.

- Когда-нибудь я напишу мемуары на тему «Тыща и один способ влезть в бабье общежитие»! – говорю я Тыликову. – Материала – вагон. В погоне за женским телом недоросли проявляют чудеса находчивости. Вчера заходит на вахту врач в белом халате, с чемоданом. «Меня, - говорит. – К вам вызвали, на третьем этаже девушке плохо!».

- И что? – говорит участковый. – Кому-то было плохо?

- Плохо здесь только мне! – говорю я. – А остальным очень хорошо. Я сказала ему: «Без проблем, моя малярия. Оставь на вахте зачётку и проходи». Этот псевдо-врач лезет в карман, достаёт студенческую зачётку… и только тут понимает, что я его подловила.

- Сбежал?

- Сбежал. И чемодан бросил. А там виноград, карбонад и бутылка коньяка, которую мы сейчас пьём.

Нас прерывают в самом разгаре задушевной беседы.

- Медея Игоревна! – вопит вахтёрша. – Кажись, на втором этаже кого-то тефтелят!

В составе группы «Вихрь-антисекс» несёмся на второй этаж. Устраиваем подкроватную инспекцию комнат. Злоумышленников-парней не обнаружено – это просто девки с тоски подрались. Возвращаемся обратно в комендантскую.

- На днях меня уже провели, – жалуюсь я. – После занятий заваливает на вахту куча девчат. Толкаются, визжат, кого-то спинами загораживают… Намётанным глазом вижу в толпе незнакомую, размалёванную и явно недевичью морду. Кричу: «Стоять, ты кто? А ну, задирай подол!».

- Вот свинтус! – восхищается Тыликов. – Какой-то перец девкой переоделся?

- Всё оказалось хитрее, – говорю я. – Погналась за этим ряженым, а потом оказалось – их двое было! Один нарочно накрасился, чтоб моё внимание отвлечь, а второй серой мышкой прошмыгнул и в общаге затеряться хотел.

- Оттефтелил кого-то?

- Не успел. Нашла и с лестницы турнула. У меня не забалуешь! Теперь на меня пол-общаги злобу таит. Девки ходят неоттефтеленные и грустные.

Я вычислила странную закономерность. Пока студентка болтается на улице – она даром никому не нужна. Но стоит ей войти в общежитие, как она становится предметом мужского вожделения. Любой ценой парни хотят просочиться в стены нашей цитадели, висят на пожарной лестнице, воют под окнами, аки мартовские коты... а вышла девушка из общаги – и снова никому не нужна.

В летние каникулы я отдыхаю душой. Но едва начинается учебный год, я мечтаю выкопать вокруг общаги средневековый ров с крокодилами. Перекинуть подъёмный мост на цепях и поливать осаждающих кипящей смолой – пусть знают!

- Выкопать ров нетрудно, - говорю участковому Тыликову. – Проблема только в крокодилах. Они дорогие, заразы зелёные. Хотя, как вариант, на роль крокодила сгодится вахтёрша Кириллова. Такая же зелёная и плоская. 

Пубертатные парни пищат да лезут – в окна, в мусоропровод, с чёрного хода... Отираются внизу, объятые инстинктом оплодотворения. Девки рады стараться – крутятся на подоконнике в чём мать родила, дают им визуальные авансы и спускают верёвки с балконов. Заколебали уже, чебурашки-трансгендеры.

- Не понимаю, – говорю я участковому. – У нас что, девки в городе кончились? Такое чувство, будто в мире случился апокалипсис и девушки остались только в стенах нашего общежития. Нас хотят поработить мальчики-зомби.

- Должность не сахар, – сочувствует Тыликов. – Хуже моей. Беречь вам себя надо, Медея Игоревна.

- Некогда, – говорю я. – Я призвана беречь триста своих тефтелек, хоть от них и спасибо не дождёшься. А не фиг было в молодости комплексовать, что ноги у меня волнообразные, походка галлюциногенная, а волосы – мочалом. В результате я росла неуверенной в себе. Теперь я коменда Медига, гроза окрестных мачо. Бронепопец Потёмкин. Уверенности девать некуда, но годы прошли, и внешность лучше не стала.

- Лукавите, Медея Игоревна, – говорит Тыликов. – Вы очень миловидная женщина. Честное старше-лейтенантское.

- Не верю, – говорю я уныло. – Даже после двухсот грамм коньяка никому не верю. Даже после трёхсот!

- Предлагаю компромиссный вариант, – говорит Тыликов и снимает портупею. – Ни мне, ни вам. По триста пятьдесят!

***

Утром в двери долбится вахтёрша.

- Медея Игоревна! – кричит. – Участковый уполномоченный не у вас? Мне казалось, на первом этаже кто-то тефтелится!

- Всё под контролем! – говорю я с подушки. – Хоть один мужик зашёл к нам правильно…