О второй родине Кыргызстане

               

Местом ссылки депортированных и раскулаченных народов СССР была и Киргизская ССР. Здесь поселили русских, украинцев, немцев, чеченцев, ингушей, карачаевцев, балкарцев, курдов, турков, татар и другие народы. Если карательные службы СССР полагали, что изгнав нас с родной земли, поселив в Киргизии наказали нас  по полной программе -  они ошиблись. Многие нашли теплый прием и понимание у местных народов, в дружбе и согласии провели отведенный им срок. В те годы и в мыслях не было, назвать кого-то понаехавшими, а ведь киргизы имели на это полное право. В годы, когда и самим есть было нечего, лишние рты доставляли много хлопот. Граждане СССР и их потомки должны быть благодарны народам Средней Азии, давшим им кров в тяжелые военные годы. Если не помнить людей, проявивших к нам сочувствие, мы с большой натяжкой можем называть себя Человеком.

В наши дни, работающие от зари до зари и получающие крохи, граждане Средней Азии, постоянно подвергаются нападкам и издевательствам в России. Уверен, что не русскому народу они мешают, русские не в лучших условиях чем гастарбайтеры. Эту конфронтацию поддерживают режиссеры, что стравливая народы, жируют на бедах простых людей, имея двойное, тройное гражданство, дворцы, отгороженные  от народа высоким забором и личной охраной. Они превратили Россию в сырьевой придаток остального мира, превратили ее в место личного обогащения. Не понимающие этого и обвиняющие в своих бедах кавказцев или азиатов, то ли без извилин в голове, то ли пособники зла.

Наш эшелон прибыл на станцию Беловодская поздним вечером в конце марта 1944 года. На улице лежал снег, температура ниже нуля. Когда людей вывели из вагонов, многие не могли держаться на ногах, отказывали ноги. Были такие, которых пришлось нести на носилках. Из вагонов выносили трупы умерших. Их люди прятали от солдат, чтобы захоронить, как того требует ислам. В пути солдаты трупы просто выбрасывали в снег, поэтому их и прятали.

В соседних вагонах, где ехали мы, была моя бабушка по матери, Лорсанова Хадижат с сыном Сайпудином и мамин дядя, Лорсанов Амади с семьей. Солдаты на местах были более добры, чем те, кто сопровождал. Отец, знавший русский язык, попросил за наших родственников, ему пошли навстречу и мы все оказались в пределах 3 километрах друг от друга. Это был великодушный поступок коменданта, он облегчил нашу жизнь, потому как поодиночке выживать было сложно. Большое спасибо тому Человеку.

Военным помогали местные жители. В большинстве это были киргизы на подводах, санях, запряженные лошадьми и волами. Более сердобольные киргизы, русские, украинцы взяли с собой теплые тулупы согреть детей и женщин,  взяли еду, чтобы накормить людей. По рассказам родителей, были случаи, когда отдельные умирали даже в пути следования до конечного пункта. Я и обе мои сестры сразу заснули в санях, укутавшись в теплый тулуп извозчика.

Если учесть, что многие переселенцы попали в более морозные области, то нам повезло. Здесь таких сильных морозов и снегопадов не было. В отдельных областях Киргизии и Казахстана, снегопады бывали столь обильны, что дома строили с дверями открывающимися во внутрь, иначе  их открыть было невозможно. Снегу наваливало с человеческий рост. И тогда, чтобы добраться до скота или до соседей, делали тоннели в снегу.

Население поселка, где нас временно разместили, было интернациональным, понятно, что в большинстве своем составляли киргизы. Люди между собой жили в мире и согласии. Неимоверно тяжелые материальные условия и голод, компенсировались доброжелательным отношением людей друг к другу. В такой ситуации много легче переносятся любые беды и невзгоды.

Нашу семью первоначально поселили в местечке называемом БЧК (большой Чуйский канал), то ли в русской, то ли в украинской семье. Нам была выделена одна комната в доме, где кроме взрослой супружеской пары никто не жил. Сами понимаете какие условия у нас могли быть, если мы не обладали ничем, кроме того, что одето на нас. Каким то образом на первое время нашли матрасы, одеяла. Спасало и то, что в апреле 1944 года весна была ранней и сильные морозы были уже позади.

Проживая в этой семье, отец и мама всегда помогали старикам по хозяйству. Даже переехав на новое место жительства, отец поддерживал с ними связь. Я, уже повзрослев, помню, как меня брали  к ним, когда родители с гостинцами посещали стариков. Чувство благодарности к людям, приютившим нас, сохранили не только наши родители, но и мы, дети, даже те, которые родились много позже и не застали стариков в живых.

Нашей семье повезли еще  и тем, что отец, обучавшийся в 1935 году в рабфаке города Ростова на Дону, хорошо говорил на русском языке, имел специальность горного металлурга и торгового работника. Диплом горного металлурга у него украли, а по торговой линии он имел солидный стаж работы в Грозном и в нашем родовом селе Новые Атаги. Знание русского языка отцом (таковых среди чеченцев было мало), оказало большую услугу нашим родственникам и односельчанам.

Уже на третий день прибытия, отцу пришлось выйти на работу на пивзавод. Завод располагался прямо напротив дома, где мы жили. Для человека пьющего это место было идеальным. Никто не запрещал пить пиво, которое лилось в избытке. Но отец за год работы там, ни разу не позволил себе даже пригубить. Кроме запрета в исламе, он считал великим грехом быть в подпитии, когда народ в столь тяжелом состоянии, когда ему ежедневно приходились кого то хоронить. Людям было нечего есть, нечего одеть и обуть. Особенно тяжело пришлось старикам, большинство из которых умерли в первые же месяцы поселения.

Мало того, что лишенных всех прав и всего имущества нас выкинули с родных домов, лишили родины. Многим работающим чеченцам, ингушам даже не оплачивали их труд, ссылаясь на то, что они не имеют возможности из – за отсутствия продуктов и денег. Даже такой жестокий убийца советских народов как Берия, вынужден был обратиться с письмом к А.И. Микояну, от 27 ноября 1944 года, с просьбой выделить дополнительно муки, соли, сахара, чтобы хотя бы частично оплатить труд колхозников. А это означало – 100 грамм муки на взрослого в день, соли 15 граммов, сахара для детей 5 граммов. И что вы думаете? Тот, которого чеченцы, ценой своих жизней, вместе с Калининым, Кировым, Гикало, Орджоникидзе спасали в революционные годы от белогвардейцев, который в своих мемуарах пишет, как он «защищал» наш народ, не соизволил выделить даже такую малость умирающим от голода людям. Чтобы называться убийцей, не обязательно самому стрелять в висок, достаточно не выплачивать то, что честно вами заработано.

Уже в школьные годы мы посещали пивзавод, нам делали экскурсию, и я до сих пор помню запахи, что были на заводе, особенно запах солода. Если некоторые мои одноклассники морщились, мне до сих пор запах этот приятен и дорог. Скорее по причине того, что солод дал нам возможность выжить.

Чеченцам, всегда помогавшим и поддерживавшим друг друга, было сложно знать, куда поселили немощных старых людей, не имеющих детей. Они не выходили из дома, им нечего было есть и потому умирали чаше других.

Уже познакомившись с товарищами на заводе, отец просил их сообщать ему адреса чеченцев, что поселены рядом с ними. Один такой случай, куда отец ходил по сообщению русского парня, он поведали нам. В километре от нас проживали дед с бабушкой, чей единственный сын погиб на финской войне, а дочь, бывшая в момент высылки в гостях у тети, неизвестно где находиться. Оба оказались постельными больными, которых уложила не столько болезнь, сколько голод. Отец, направляясь к ним, сразу взял с собой два початка кукурузы, зная ситуацию в народе. В те годы многие довольствовались вареной, чуть подсоленной кукурузой, которую тоже было сложно достать. По личному опыту знаю, что она действительно полезна и вкусна, попробуйте.

Появление отца обрадовало стариков, они верили, что тот пришел не с пустыми руками. Семейная пара была из Новых Атагов, знали отца и его родителей. Увидев в руке початки кукурузы, старик попросил положить ему горсть в рот. Отец предупредил, что они тверды и что он их сейчас быстро сварит. Но старик настоял на своем, и каково было удивление папы, когда тот, с хрустом начал крушить абсолютно сухие зерна. Заметив удивление отца, старик произнес: - «Хьера-м дика яра, чукхосса хlумa йелхьара». (Мельница хорошая, было бы чем загрузить).

Сварив всю кукурузу отец дал поесть обоим и ушел предупредив, что будет по вечерам приходить к ним. Но они долго не прожили. Первым умер старик, супруга пережила его на три дня. Хоронил обоих отец у старого киргизского могильного кургана.

Положение нашей семьи было несколько лучше, чем у других; чему она обязана была отцовской работе, маме и мне. Мне - потому, что я еще был не ходячий. Сердобольные рабочие подсказали отцу, что солод можно промывать, варить и делать из него кашу. Когда мама на руках со мной носила отцу обед, она в мои пеленки клала около килограмма солода. Для тех, кто не ел его (и слава Богу), поясню – солод, проросшие зерна овса и ячменя, используемые для приготовления пива, кваса и прочее. Время от времени, часть солода мама отдавала нашей бабушке и дяде, жившим в поселке Жукова. Расстояние между нами было три километра и дядя, в условленные дни вечерами приходил за ним.

На следующий год число демобилизованных с фронта возросло. Большое количество среди них было без ног, без рук, но все же появление даже подобных мужчин в доме, было в радость. С протезами рук я видел мало, но с деревянными ногами фронтовиков можно было встретить очень часто. Не подумайте, что приукрашиваю, но взаимная помощь в те годы была на высоте. Даже школьники начальных классов, при случае пытались помочь подобным инвалидам то ли по работе, то ли по домашнему хозяйству. Не было никакой разницы кто какой национальности. На это мало всего обращали внимание.

Осенью 1945 года отцу разрешили переезд к нашим родственникам, в поселок Жукова и сразу приняли в колхоз. Колхозников бесплатно наделяли земельным участком в тридцать сотых, на котором могли строить дом. Это было спасением для тех, кто умел и любил трудиться. Получили землю и мы, но на осень родители не стали затевать стройку. До весны председатель колхоза дал нам две комнаты в общем дворе и мы там провели холодную зиму.

По рассказам старших здесь я, по милости Всевышнего, чудом остался жив. Как то теплым весенним днем я играл во дворе, откуда ни возьмись, явился колхозный бугай и завидев меня, на скорости устремился ко мне. Невдалеке была старшая сестра, 6 лет от роду, но она не могла никак помочь мне. Бугай скорее имел плохой глазомер он, желая поддеть меня на рога, слишком низко опустил голову, рога воткнулись в землю и он перевернулся, благо не задев меня, который так ничего и не понял. Пока бык приходил в себя, сестра завела меня домой.   

Эти годы я совсем не помню, не помню как выстроили дом, рядом с бабушкой и семьями других чеченцев; Магомаевых, Берсановых, нашего родственника Тарамова Ахмада. На соседних улицах жили мамин дядя Лорсанов Амади, односельчане Абубакаровы, Юсуповы, Решидовы, 

Из восьми семей, проживавших в нашем поселке, дети двух семей воевали и погибли на фронтах второй мировой войны. Это лейтенант Берсанов Токказ, награжденый Орденом Красной Звезды, воевал на финском фронте, а потом с фашистами, похоронен в Польше; рядовой Магомаев Али, погиб в Брестской крепости. Члены двух других семей были участниками 1-ой мировой войны в составе Дикой дивизии. Старая мама Берсанова Токказа Бата, так и умерла не ведая, что стало с сыном. На все запросы, которые будучи учеником третьего класса  писал и я, отвечали «пропал без вести». Такое безразличие было только лишь по причине его национальной принадлежности. Уже в брежневское время о нем дали информацию и его племянник Берсанов Мамед, с оставшимися в живых фронтовиками, посетил братскую могилу в Польше, где покоился и его дядя.

90 - летний отец Магомаева, Гьазали, был жив и умер в 1951 году. Я помню его стройным, симпатичным, крепким мужчиной высокого роста. По рассказам старших он был большим тружеником, имел много овец, несколько коров, лошадей. Советская власть сначала раскулачила его, потом нескольких близких родственников арестовала и они пропали без вести. Жена его умерла еще дома, а жил он на родине с семьей сына, у которого был годовалый мальчик по имени Алу (он был сыном Али Магомаева погибшего в Брестской крепости. Алу воспитали дяди и тетя - Умар, Ваха, Усман и Тамара. Он был их любимцем). Когда сына призвали в армию и когда на него пришла похоронка, дедушка Гьазали заболел, а позже лишился рассудка. Не ведаю, что стало с мамой внука, но его и старика забрала к себе семья брата (который был репрессирован) и оба жили с последними.

Я помню, что еще до поступления в школу, вместе со сверстниками, по поручению старших, часто ходил искать ушедшего из дому Гьазали. Он не ведал куда идет, мог быть в разных концах села, уйти в поле. Когда его настигали и спрашивали куда он направляется, говорил, что утратил табун лошадей и он их ищет. Мы его успокаивали и отвечали, что лошади сами вернулись домой и тогда он спокойно с нами возвращался. Такая картина бывала очень часто. Присматривать за ним в дневное время было некому, все взрослые бывали на работе, никто не имел право остаться дома без уважительной причины. Такое действие могло повлечь за собой штраф или уголовную ответственность.

Еще один момент связанный с дедушкой Гьазали, который меня очень удивлял. Приходя в магазин за покупками старик торговался с отцом, просил его сбавить цену, словно он был собственником. Отец его понимал, ибо тот жил еще дореволюционными понятиями, но мне казалось это странным.

Алу был старше меня на полтора года, мы всегда были дружны, он обладал мягким характером и все его в селе уважали. Он так и не вернулся на Кавказ, умер и похоронен в Киргизии. Вечный приют на протяжении всей железной дороги от Кавказа до Средней Азии и там, нашли чуть ли не половина нашего народа.

Первый дом наши родители выстроили за полгода. Всего за время проживания в Киргизии мы построили три дома. В те времена сплоченность, взаимопомощь у чеченцев была развита сильно. В один летний день, все наши женщины и мужчины собрались на белхи (взаимопомощь) и заготовили саманы в нужном количестве. Саман это глина перемешанная с соломой. Смешивают смесь чаше ногами, когда же саман требуется в большом количестве, то используют лошадь или быка. Готовую глину кладут  в формы и дети с удовольствием, подобно санкам, везут их по накатанной дорожке к заранее заготовленному месту сушки. Вываливает форму более взрослый человек, чтобы не повредить заготовку. После того как все высохнет, требуется еще один день сбора народа, чтобы возвести стены.

Мастеровых среди нашего народа было много. Вековые войны на нашей земле, приучили народ быстро строить жилье. Каждая группа мужчин и женщин имела свои обязанности: одни делали кладку, другие раствор, третьи подавали его. Специалисты по крыше уже зная размеры дома, делали свои заготовки. Более старшие женщины готовили еду на всех работающих. Но люди никогда не объедали друг друга. В гостях или при других сборищах довольствовались хлебом, чаем, сметаной. Одним словом, питались согласно возможности каждого и того периода. Мне очень нравилась атмосфера дружбы и сплоченности, что бывала на таких сборах чеченцев и я всегда трудился с полной отдачей. Коллективная помощь чеченцев друг другу, была в диковину жителям поселка, такое здесь не практиковалось, но позже было перенято. Отсюда чеченцев стали считать очень дружным народом.

В 1947 году родители решили пристроить к дому сарай. Теперь, когда наши собрались на очередное белхи, я видимо проявлял чрезмерную активность и бегал мешая взрослым в работе. Меня поручили одной из женщин от которой я успешно сбежал. На бегу, босой ногой, я наткнулся на лежащие верх зубьями вилы один из которых воткнулся между большим и вторым пальцем, не задев кость. Поскольку я не особо сильно расстроился, рану обработали керосином, завязали и продолжили свою работу. В следующие дни нога опухла, ее перевязывали, но видимо рана начала гноиться и меня повезли в районную больницу. Там, за неимением нужного специалиста, наказали быстро отвезти меня в столичную больницу. Поскольку обстоятельства требовали срочности, родители в тот же день, без разрешение коменданта выехали во Фрунзе. В больнице сделали все необходимое и по возвращении назад мы были задержаны работником милиции. В те годы стражи порядка были меньше народными чем сейчас и родителей оштрафовали на астрономическую сумму по тем временам – 75 рублей. Это в годы, когда наличных денег у людей не бывало, а месячная зарплата была меньше штрафа. Оплатить следовало в течение трех дней, иначе мог последовать реальный тюремный срок. Постановление о штрафе писал младший лейтенант Нидзельский, гастарбайтер с ближнего зарубежья. Во всех органах наказания, во всех национальных республиках всегда бывали они, гастарбайтеры. У них не было сочувствия, не было сострадания, они не заботились о благе государства, о благе советского народа и отедельного человека.

Эти сведения я почерпнул из личных дел на спецпереселенцев, любезно предоставленных мне работниками архивного управление Чеченской республики. Их стараниями все архивные  материалы на чеченцев были запрошены из Средней Азии и они хранятся в Грозном. Низкий поклон и благодарность каждому за их труд, и в первую очередь ветерану этой организации, первому заместителю начальника Инуркаевой Лайле Джамулаевне.

Позже, когда народы подружились, киргизы со смехом рассказывали, как их НКВД пугало тем, что к ним везут изменников родины и людоедов. Первое обвинение было знакомо - его приписывали и русским и украинцам, а вот слово «людоеды» пугало. Потому начальный период они не ходили поодиночке, боясь оказаться в казане или кастрюле переселенцев. Зорко следили за детьми, дабы не наткнуться на их обглоданные кости. Те, кто верил сплетням,  в первое время стали закрывать дома на ночь, хотя ранее никогда этого не делали. Одним словом, фантазия военных била через край.

Имевшая троих детей, младшим из которых был я, «враг» народа, мама не освобождалась от трудовой повинности и потому, за мамой был закреплен участок земли по выращиванию сахарной свеклы. Не знаю, каково было взрослым трудиться на полях, но нам, детям, все это очень нравилось. Нравилось тем, что женщины собирались на обед вместе, кипятили чай в больших чайниках и распивали его в красочных пиалах. Никаких заварок типа сегодняшних не было; чай пили травяной, что был много полезнее нынешних. Никакого значения кто, какой национальности не имело, все были дружны, все ели с одного котла, разложив на земле то, что каждый из дому принес.

Для нас, детей, женщины в угли клали и пекли сахарную свеклу, которую мы с превеликим удовольствием ели. Заботу о детях проявляли все женщины, кто чье дитя не имело значения. Одинаково журили в случае, если кто-то ведет себя плохо. Никаких трений и недопонимания у матерей это не вызывало, потому как несправедливо поступающих не было.

Когда свекла созревала, ее очищали от ботвы, загружали в машины и вывозили на сахарный завод. Вся работа велась вручную, каждую свеклу брали руками и забрасывали в кузов. За годы, что мне приходилось помогать маме, никогда не слышал, что между людьми произошла ссора. Таких злых людей, что воспитала нынешняя дерьмократия и в помине не было.

Отец с 1945 по 1948 годы был разнорабочим в колхозе. В 1947 году его направили сторожем на бахчу. Это особенно в радость было мне в дни, когда созревали бахчиевые и можно было есть арбузы, дыни, совершенно отличавшиеся от нынешних, имевшие неповторимый аромат и естественную сладость.

Общим праздником мусульманских и христианских детей, были религиозные торжества. Дети собирались в группы и ходили за бурсаками, за халвой и за крашеными яйцами. На пасху группу возглавляли русские, в мусульманские праздники первыми шли киргизы, чеченцы. Хотя для взрослых это ничего не значило, нас всегда одаривали щедро.

Папа с мамой делали все для сохранения жизни своих детей, хотя условия созданные государством были направлены на то, чтобы нас всех убить. И это случилось бы, если бы не милость Всевышнего, вопреки холоду, голоду и лишениям сохранившему нам жизни. Но без потерь не обошлось ни в одной семье. В 1948 и 1949 годах умерли две наши сестры; самая старшая и родившаяся на месте.

Добросовестный труд нашего отца в колхозе послужил причиной его повышения. Председатель райисполкома Галинский под свою ответственность добился, чтобы отца назначили заведующим магазином. К спецпереселенцам требования были особыми, но Галинский поручился за отца, а он в районе был уважаемый человек. Это произошло в 1948 году. С этих пор, до 1966 года, отец был бессменным заведующим сельского магазина.

В те годы люди получали на руки мало денег, за работу писали трудодни, а в конце года получали часть продуктами, часть деньгами, часть трех процентным займом, который должен был погашаться через 20 лет. Потому для выполнения плана, отцу проходилось давать товары в долг. Одни возвращали в срок, другие очень долго затягивали. У отца были общие тетради, где он записывал должников. Особо злостные отмечались красными чернилами. Самым продаваемым продуктом были хлеб, табачные изделия, водка, вермут и портвейн. Водка в те годы бывала в чекушках, такие красивые бутылки, что даже не пьющий, мог соблазниться тарой.

Главным помощником отца по продаже была наша десятилетняя сестра Зина. Для нее соорудили подставку, на которую он вставала, чтобы ее было видно из-за прилавка. Я в магазине работать не любил, мне поручали грузить и разгружать товар. С этим делом у меня все было хорошо. Кроме того моей обязанностью была помощь матери на прополке и уборке сахарной свеклы, там у меня под руками все горело. Не зря соседние женщины маме говорили, придет твой «автомат» всех нас перегонишь.

В нашем поселке киргизы и чеченцы часто проводили той и мовлиды, религиозные собрания. Я помню, когда мы были в гостях у Базаркула, Усумбека, Абоза, Астаркула, Курманали. Чеченцы были более привержены исламу, более религиозны. Отдельных киргизов безбожная советская власть отвратила от религии и слава Богу, что в наши дни этот недостаток исчез. Меня всегда на такие празднества брал с собой Умар Магомаев. Я сидел с ним рядом и мне подкладывали самые  вкусные яства. Наиболее любимыми моими лакомствами были бурсаки, плов, бешбармак, халва, жижиг-галниш, хьингалш (лепешки с тыквой).

В нашем селе была мельница, мельником был старик-украинец по фамилии Долбня. Однажды зимой, очищая мельничное колесо ото льда, он попал под колеса и погиб. Его хоронили всем селом, был очень справедливым и честным человеком. Дальше мельником стал его сын, Николай, такой же порядочный человек как и его отец. Вся семья их была очень трудолюбивой, все были мастеровыми, дружили наши родители, дружили и мы, их дети. До сей поры мы общаемся с живыми из них; Зиной, ее двоюродной сестрой Валентиной Костыревой, Натальей Павленко. Сын В. Костыревой в советские годы служил в воинской части у нас в республике - в Шалях. Валя приезжала проведать его и жила у нас, чему мы все были рады.

Сегодня, вспоминая прошлые, очень тяжелые и голодные годы, мне приятно осознавать, что они было поистине счастливыми. Тогда не было ничего из нынешних игрушек, спортивных снарядов. Тогда была дружба между народами, тогда было общение, а это самое важное для тех, кто считает себя человеком. Мы без всякого страха могли пойти с ночевкой к друзьям, они засыпали у нас. Среди детей почти не бывало ссор.

Сельчанам, но особенно нам, детям, повезло тем, что в нашем сели располагался маслозавод. Работала на заводе и охраняла его русская семья Москвитиных, у которых был сын Борис, старше меня на 8 лет и дочери Валентина, Надежда. Однажды Борис на  велосипеде выехал в районный центр, попал под машину и погиб. Это была трагедия для всего села, потому что эту семью уважали и любили. У меня сохранилась фотография нашей молодости, где мы стоим рядом.

Мы, взрослея, как и все дети, имели свои симпатии к девочкам, носили их портфели, носили им сладости, но никогда не позволяли себе пошлости. Девочки годом, двумя моложе нас, нам казались малышками, что они ничего не ведают о наших секретах, хотя они, оказывается, знали все. В этом я убедился, когда мои сердечные тайны уже в наши дни раскрыла Райля, дочь Усумбека.

 Усумбек воевал под Москвой в самые тяжелые годы войны. Был награжден орденами и медалями СССР, был нашим соседом, другом отца и очень справедливым человеком. Он и его супруга воспитали замечательных людей, дали им достойное образование. Несколько лет назад, его правнучка была у нас в гостях в Праге и мы с радостью делились с ней воспоминаниями о проведенных на их родине годах, вспоминая наших близких и дорогих людей.

У отца на работе каждый месяц бывали отчеты, которые он должен был везти в Райпо. Редко когда случалось, чтобы он не забывал какой-нибудь документ и с улицы не звал маму, громко произнося – Хьези хуна! Это заметил Усумбек и однажды, спросил у мамы, что означает на чеченском - Хьези хуна, и почему эти слова надо произносить, выйдя из дому? Мама ответила, что подобные  слова произносят, когда муж рассеянный и забывает взять то, что ему надобно.

В гостях, у нас в Грозном бывали и другие наши близкие люди из Киргизии. Это друг нашего брата, сын отцовского приятеля Астаркула - Шаршамбек с супругой  Розой, а также наш сосед по дому в поселке Жукова Темирбек, пожелавший видеть Кавказ, о котором долгие годы слышал много лестного от друзей - чеченцев.

Несколько лет назад наша сестра Лейла по приглашению одной из дочерей Усумбека, Райли, гостила в Киргизии. Они зарезали барана, созвали всех родственников и славили ее приезд. Очень приятно, когда у людей остаются хорошие отношения и добрые воспоминания друг о друге. Это означает, что люди вели себя правильно, уважали и чтили всех, потому и ответная реакция. Для нашей семьи, как и для многих чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев, Кыргыстан является второй родиной, а киргизы добрыми братьями.

С тех пор как наша семья вернулась на Кавказ, прошло 60 лет, ушли в мир иной родители. Но магазин нашего поселка в Киргизии, в котором отец проработал около 20 лет, до сих пор называется его именем. Это не в честь его героических дел, не потому, что он был семи пядей во лбу. Это потому, что он вел себя со всеми мягко, дружелюбно, сопереживая в горе и радуясь успехам односельчан. Он жил, помогая, где мог и, поддерживая словом там, где помочь был не в силах. Его искренне любили. Такое поведение, есть обязанность каждого в этом миру, оно будет благом в миру вечном. Дай Господь нам придерживаться подобного образа жизни.

Мира, добра и процветания вам, дорогие Киргизы.