О ближних и дальних

Рассказ Евгения об одиночестве, его пользе

и вреде, и о том, что для одних это благо,

а для других тяжкий крест.



А я, драгоценные мои друзья, начал свой рассказ

Евгений, решил остановиться на теме, составляющей,

возможно, самую суть человеческой природы. Об оди-

ночестве думаю я как о противоположности радости,

счастья, любви, дружбы, семьи, государства, а в итоге,

наверное, и самой жизни. Сегодня я расскажу вам исто-

рию одного одиночества и о том, почему имя Джексон

преследует меня, и будет преследовать до конца моих

дней! Давным-давно, лет двенадцать тому назад, Джек-

сон был красивым и жизнерадостным щенком, только-

только вступившим в должность сторожевой собаки

на автомобильной парковке. Будка, ошейник и блестя-

щая цепь не только не тяготили его, но, похоже, были

источником гордости. Я познакомился с ним совершен-

но случайно. Его будка стояла в самом углу огромной

стоянки, в тени высокой и старой голубой ёлки, а меня

всегда привлекала зона отчуждения, возникающая под

этим деревом, сумрак, хранящийся под ним в самый

солнечный полдень, притягивал, и однажды я изменил

маршрут, и, уклонившись на пятьдесят метров, оказался

в волшебном лесу. Полуденный зной сменился лесным

полумраком, из глубины дерева на меня смотрели чьи-

то выпученные желтые глаза, а во мху, разложенном

вокруг толстенного ствола, торчала семья из трёх креп-

ких подберёзовиков.

События требовали осмысления, и я сел прямо

на мох, прислонившись спиной к дереву. Когда кто-то

жарко облизал мне щеку, я поначалу оцепенел, но, най-

дя в себе мужество, всё же повернул голову, преодоле-

вая сопротивление моментально одеревеневшей шеи.

Передо мной весело переминался с ноги на ногу жиз-

нерадостный пёс, он вылез через дыру в сетчатом забо-

ре и недвусмысленно предлагал мне свою дружбу.

В рюкзаке своевременно оказался бутерброд с колба-

сой, он и закрепил зародившееся между нами чувство.

Глазевшему на нас из глубины галчонку тоже был пред-

ложен кусочек хлеба, но он только плотнее прижался

к стволу. О том, что собаку зовут Джексон, я уже потом

узнал от сторожей, периодически заделывающих дыру

в заборе. Джексон был потомком далматинца по сложе-

нию и бассета, от которого унаследовал свой красивый

окрас. Встречи наши были не слишком регулярными,

иногда, где-то раз в месяц, я радовал приятеля какой-

нибудь котлеткой, иногда не вспоминал о нём месяца-

ми, и в какой-то момент, года через три, я забыл о сво-

ём друге очень надолго.

Выискивая в своём прошлом причину, по которой я

мог о нём забыть, я понимаю, что причины, конечно,

были. Безусловно, человеческая жизнь бывает настоль-

ко сложна и жестока, что, несмотря на искреннее стрем-

ление всего себя отдавать делу помощи обездоленным

ангелам в собачьей шкурке, сил для этого порой

не остаётся, но этот случай показал всему миру и мне

самому, что я не кто иной как настоящий мерзавец

с чёрной душой, и нет мне никакого оправдания. С той

поры прошло уже очень много времени, и вот, пару лет

назад, сторож с моей стоянки сказал, что стоянку, на ко-

торой служил мой Джексон, расформировали, и я за-

поздало вспомнил своего друга, и воспоминание это

настигло меня неожиданно и тяжело. По дорого домой

я, конечно же, свернул к нашей ели, дыра в заборе бы-

ла на месте, на месте была и будка, хотя все машины

давно убрали, и кроме этой будки на территории

не осталось ничего. Неизвестно зачем, обойдя вокруг,

через полуприкрытые ворота, я прошел внутрь и напра-

вился к будке. Когда я заглянул в неё, моё сердце засту-

чало так, что удары отдавались в кончиках пальцев,

кровь прилила к лицу, и казалось, что сейчас ей станет

некуда деваться от такого давления. Мой Джексон си-

дел в будке. Глаза его были темны и пусты и никак

не отреагировали на моё появление. — Джексон, дру-

жище, прошептал я, опустившись на колени перед буд-

кой, как ты, что с тобой? Пёс слушал меня, повернув го-

лову в мою сторону, было непонятно, видит ли он меня,

или просто реагирует на голос. Наконец он зашевелил-

ся и начал с трудом выбираться из своего укрытия. Став

напротив, он уставился поверх меня пустым страшным

взглядом слепого человека. Потеря желания куда-либо

смотреть отняла у собаки подвижность зрительных

мышц, но через некоторое время его взгляд стал

осмысленным, он сфокусировался на моём лице, и пёс

заплакал и прижался ко мне, положив голову мне

на колени.

— Господи, твоя воля! Слабый дребезжащий голос

принадлежал маленькой старушке, тихо подошедшей

к нам с двумя большими сумками, — полгода я прихожу

к нему, и ни разу не видела, чтобы он вышел из своей

конуры, старушка украдкой перекрестилась, — ни разу

не притронулся к еде, а тебя, видно, ждал, вишь, как он

к тебе…, где же ты раньше был, мил человек. Женщина

рассказывала о том, что хозяева покинули парковку,

с собак же просто сняли ошейники и отпустили восвоя-

си. Они еще долго прибегали сюда, я ведь их всех под-

кармливаю, а этот так ни разу из будки не показался. Я

слушал рассказ старушки и одновременно чувствовал,

как тяжелеет голова Джексона у меня на коленях. Бед-

ный пёс умер у меня на руках, и я до сих пор не могу

понять, то ли на самом деле у собаки не осталось боль-

ше сил для того, чтобы продолжать жить с вновь обре-

тённым другом, то ли с его стороны это был позорный

для меня акт недоверия, и Джексон предпочёл умереть

по семейному, в объятиях друга, не дожидаясь с моей

стороны очередного предательства, которого он никак

не заслужил…

— Да, севшим голосом задумчиво произнесла Вар-

вара, вытирая слёзы и борясь с комком в горле, я пони-

маю, Женя, что ты хотел этим сказать, но, думаю, ты

несправедлив к нам. Все переглядывались, отмечая

на лицах друг у друга следы слёз и покрасневшие глаза.

— О чём ты, Сергей с недоумением простодушия

смотрел на Варвару, отличная история хорошего добро-

го человека!

— Нет, Серёжа, я хорошо знаю Евгения Александро-

вича, он помогает не только забрасывать подальше

от людей эксцентричных бездельников. И если его се-

годняшняя история не о том одиночестве, которое он

видит в глазах слепоглухонемых детей, то это говорит

только об одном. Он не верит в пользу подобных рас-

сказов, а значит, он не верит в нас. И это уже не про со-

бачек, это про наше бездушие и нашу двуличность. Для

тех, кто не в курсе, почти всё своё состояние Евгений

Александрович расходует на финансирование про-

грамм поддержки этих детишек, в интернатах, о кото-

рых мы с вами предпочитаем не знать, и для меня его

рассказ — это просто удар…

— Спокойно, Варя, вы все очень хорошие ребята. Я

ведь, по сути, не об одиночестве хотел вам рассказать.

Баланс этого одиночества внутри нас это очень при-

чудливая характеристика. Одних она заставляет ехать

на край света, чтобы вдали от всех услышать тонень-

кий голос то ли Бога, то ли своего собственного Я,

другие, пугаясь этих голосов, рвущихся из глубин под-

сознания, идут бродить по улицам, чтобы заглушить

их, ходят в театры и концертные залы, не брезгуя та-

кими экземплярами, от пения которых еще долго мор-

щится их чувство прекрасного. А в это время, пока мы

что-то там глушим и к чему-то там прислушиваемся,

ищем, кому бы еще помочь и на кого бы еще потра-

тить своё внимание и свои последние деньги, совсем

рядом сидят, терпеливо ждут и с обожанием смотрят

на нас наши ближние. Я, драгоценные мои друзья, ду-

маю, что пора уже признаться самим себе, — мы с ва-

ми побросали всё на свете и уехали чёрте куда не по-

тому, что боимся за свои драгоценные жизни больше,

чем за жизни тех, кого мы любим. Любим даже боль-

ше, чем самих себя. Мы ведь не побоялись оставить

их на попечение противной старухи с её неприятной

ржавой косой. Пройдёт ещё пять дней и вы улетите,

чтобы рука об руку, всем вместе с достоинством нести

все тяготы и лишения, выпавшие вам волею судьбы.

И только один Евгений Александрович останется здесь

дожидаться приказа о сворачивании программы экспе-

римента, о котором я расскажу вам как-нибудь в сле-

дующий раз…