Есенин

                Есенин.

        Они шли зелёнкой. Она впереди, он на три шага сзади. Шли мягко, бесшумно. Ещё позавчера получили вводную.
        – Присматривай за ним, он только во второй раз. Опыта нет совсем, из контрабасов. До этого лосем бегал, но по документам не тупил, – задержал её в дверях полковник.
        – Хорошо, что не оленем. Ладно, присмотрю. Не впервой, – улыбнулась она.
        Ей в последнее время везло, напарники чаще попадались опытные, было спокойно. И вот надо же...
        – Без моего приказа ни одного лишнего движения, ни одного звука, ни одного слова. Шаг в шаг.  И жесты. При форс-мажоре  –  по обстановке.
        – Знаю, не затупок давно.
        – Ну-ну. Уходим ночью.
        – Эх, до ночи-то ещё можно и погулять, соловьёв послушать, на закат полюбоваться, – он неумело попытался привлечь её к себе.
        – Иди, вон, на берёзе потренируйся нежности, Есенин хренов, – ловким движением ушла она от объятий ухажера, ткнув его пальцем в гортань.
        – Идиотка, я ж пошутил, – закашлявшись, прохрипел он, жадно заглатывая воздух.
        Средний палец, резко вскинутый над её головой, завершил короткое свидание.
        Под утро они спустились в долину. Каменистая река, протекавшая неподалёку, заглушила почти все звуки. Она первой сделала шаг на лесную поляну.
        Метрах в семи стояли трое боевиков и о чём-то ожесточенно спорили. Им повезло – два бородатых горца выясняли отношения между собой, стоя в пол-оборота, наставив друг на друга автоматы. Третий, пытавшийся их успокоить, показывал вышедшим спину.
        Он чуть не налетел на неё сзади. Не оборачиваясь, она указала ему жестом отступление, а сама бесшумно сползла в траву, и плотно прижалась к земле. Готовить оружие не было смысла, не успеть. Оставалось только ждать и молиться.
        Надо бы посмотреть, что с напарником. Она медленно повернула голову, и безудержный хохот чуть не вырвался наружу. Он стоял за берёзой, полностью обхватив её руками и сжав ствол коленями. Чтобы как-то сдержать вырывающийся из неё смех, она впилась зубами в дёрн, и до основания забила свой рот сухой землёй смешанной с лесными травами.
        Через несколько минут спор прекратился, и наступила тишина. Выждав, она подняла голову. Боевиков на поляне не было. Она ещё немного полежала в траве, и, уже не в силах больше сдерживаться, начала тихонько похрюкивать.
        Напарник, с бледным лицом, продолжал обнимать дерево. Они срослись, как любовники на одной из картинок «Камасутры».  Его ногти впились в кору так, что из под них сочилась кровь.
        Она отодрала его пальцы от ствола, усадила на землю, достала иголку, и стала колоть ему руки, при этом, не переставая хрюкать.
        – Изменил, – наконец-то с всхлипом вырвалось из неё, – с берёзой изменил,  Есенин.
        Полковник встретил вернувшихся раньше срока спецназовцев тревожным взглядом.
        – Что произошло, что помешало?
        – Берёза, - улыбнувшись, ответила она.