Эпидемия сна в Алматы

Настоящее. Июль. Лето. Алматы.

Я иду по улице Курмангазы вслед за мужчиной в белой рубашке и белых джинсах. Вся улица залита водой из пожарного рукава, на мокром асфальте лежат спящие пожарные, а неподалёку полыхает Академия наук Казахстана.
Капли крови стекают по моим ногам, пачкая промокшие от воды белые кеды. В воздухе витает едкий запах дыма, но я продолжаю идти за мужчиной. Языки пламени вырываются из окон Академии и перекидываются на деревья вокруг. Я останавливаюсь и поворачиваю голову налево. Разбитые ворота Академии бросаются в глаза. Семь лет назад здесь солдаты расстреляли моего отца.
Мой отец был историком. Он часто рассказывал мне о старых законах казахов — о том, как ханам и султанам запрещалось отнимать человеческую жизнь. Я слушала его внимательно, стараясь поддерживать такие беседы. Наш дом был полон вещей из прошлого: серьги невесты XIX века, наконечники гуннских стрел, екатерининские монеты с раскопок на берегах Балхаша и многое другое. Эти находки, как мне казалось, увлекали его воображение сильнее любых романов или книг.
После его смерти я пыталась забыться в работе. Не стала искать его убийц — знала, что в новом Казахстане справедливости не добиться. Я жила, как все, но январские события продолжали разворачиваться за окнами нашего дома даже после погромов: полицейские порядки, слежка, камеры, чипирование, штрафы, аресты и репрессии. Это длилось до тех пор, пока в Алматы не началась эпидемия сна.
Люди стали засыпать повсюду: в городских пробках, на работе, во время прогулок, в магазинах, за ужином у себя дома. Сначала на несколько дней. Потом на пять дней. На неделю. А затем — навсегда.
Врачи и учёные не смогли установить причину этой сонной болезни. Оппозиция связывала её с жестоким полицейским режимом в городе. Власти ослабили хватку, но было уже поздно. Правительство болашакеров не справилось — и не только с этой загадочной эпидемией в Алматы. Армейские генералы при поддержке Китая устроили государственный переворот. Южные кланы не поддержали хунту, и началась долгая гражданская война. Мы навсегда потеряли свою государственность.
Всемирная организация здравоохранения пролоббировала в ООН ввод миротворческих войск в Алматы. Город закрыли на карантин — навсегда.
Во время развертывания миротворцев я работала оперативным агентом в V-отделе Комитета Национальной Безопасности Республики Казахстан. Сначала я наблюдала за миротворцами, а затем меня включили в секретную группу, расследовавшую начало эпидемии сна в Алматы.
Моё внимание привлекло одно странное событие, произошедшее за месяц до эпидемии. В Медеуском районе, в частном детском саду, воспитательница А. Толеубаева заметила, как дети в игровой комнате смотрели на экран телевизора и громко смеялись. На экране не показывали мультфильмы — только цифровой шум. Дети видели нечто, чего не могли видеть взрослые.
Воспитательница А. Толеубаева сошла с ума. Её отправили в психиатрическую больницу на Каблукова, где она повесилась, предварительно выколов себе глаза. В медеуской полиции возбудили уголовное дело по статье «Доведение до самоубийства». Полковник И. Карпатов, расследовавший это дело, застрелил своего напарника К. Ахметова из служебного пистолета, выколол ему глаза ручкой, а затем пустил пулю себе в лоб — после того, как выколол и себе глаза. Расследование остановилось из-за начавшейся эпидемии сна в Алматы.
С трудом я восстановила хронику этого странного события. В секретной базе КНБ нашла видеозапись с камер наблюдения того детского сада и посмотрела момент, когда дети смеялись, глядя на экран с цифровым шумом. Я пыталась найти этих детей, но они, как и их родители, уже спали.
Все жертвы эпидемии сна находились на «хранении» внутри городских стадионов под присмотром ВОЗ и миротворцев. Иностранцы не пускали к ним без специального разрешения, подписанного лично главой Всемирной организации здравоохранения. Они не доверяли КНБ — наше руководство требовало от них прозрачности. Мы не знали, что они делали со спящими алматинцами.
Интуиция подсказывала мне, что это странное событие стало первым толчком к эпидемии. Если бы я узнала правду, возможно, удалось бы установить генезис сонной болезни и найти способ вывести людей из сна. Руководство дало мне карт-бланш, предоставив доступ ко всем записям с городских и коммерческих камер, а также к архиву КНБ за последние семь лет. Впереди меня ждали бессонные ночи за компьютером.
До эпидемии Медеуский район был для КНБ зоной боевых действий. Здесь чаще всего происходили столкновения между полицией и оппозицией, митинги, протесты, а также инциденты с иностранными шпионами. Я изучила докладные записки наших оперативников и заметила странную деталь: в пяти случаях искусственный интеллект городских камер выдавал статус «человек не обнаружен».
Я нашла эти записи. На них было видно, как по Медеускому району — и только там — передвигались люди, у которых вместо лица был цифровой шум, словно на экране ненастроенного телевизора. Это меня ужаснуло.
Оперативник, изучавший этот случай, заболел сонной болезнью и не успел сделать предварительные выводы. Казалось, какая-то сила не давала соединить эти точки на карте.
Четыре записи были сделаны в районе Национальной библиотеки и акимата города Алматы. Пятая — в районе того самого детского сада. На ней была женщина с длинными желтыми волосами, в синей куртке. Рост — 175 см. За спиной она несла тяжёлый на вид чёрный рюкзак.
Я решила отправиться в тот район. Выпила крепкий кофе, взяла сумочку, кошелёк, дамский пистолет, смартфон, удостоверение сотрудника КНБ и поддельное удостоверение личности, после чего вышла из офиса. На улице было раннее утро, в воздухе чувствовалась приятная прохлада. Моему отцу всегда нравилась такая погода в Алматы. Он рассказывал, что до нашествия монголов здесь было множество городков, занимавшихся земледелием. Мне нравились его истории о прошлом. И в моменты, пока я шла пешком в намеченный район, я думала о нём.
Я села на 38-й автобус. Пассажиров было мало — не так, как раньше. Никто не обращал на меня внимания. Оперативные агенты КНБ выглядели и передвигались как обычные люди. На мне было белое платье с короткой юбкой и белые кеды. Обычная алматинка.
За окном автобуса виднелись высокие небоскрёбы с разбитыми стёклами. На дороге было не больше десяти машин, две из которых принадлежали миротворцам. Алматы сильно изменился и уже никогда не станет прежним.
Автобус проехал пересечение Аль-Фараби и Сейфуллина. Здесь находился штаб миротворческих сил. Они заняли бизнес-центры Нурлы-Тау и банковский район, установив четыре блокпоста.
На одном из них автобус остановился для проверки документов. Водитель показал пропуск. Несколько миротворцев индийской национальности вошли внутрь и проверили документы пассажиров. Я предъявила удостоверение личности на имя Рахмановой Дарии. Вопросов не возникло. Нас пропустили, и автобус поехал дальше.
Город опустел. Двести тысяч человек погрузились в сон — родные, друзья, враги, знакомые. Это коснулось каждого. Теперь в Алматы оставалось не больше полумиллиона жителей, живших в карантинном режиме. Комендантский час действовал с десяти вечера до пяти утра. На наших удостоверениях личности стояли пометки ВОЗ: DL. Это было унизительно. Мы навсегда потеряли свою независимость.
Автобус остановился на нужной мне остановки, на улице Сагадата Нурмагамбетова. Здесь, у подножия горы, тянулся сектор двухэтажных зданий. Я поднялась по дорожке и оказалась во дворе. Людей здесь больше не было. Ворота частного детского сада оказались открыты, и я вошла внутрь. В здании царил хаос — всё было перевёрнуто вверх дном. Мародёры и наркоманы постарались на славу.
Я включила освещение и нашла ту самую игровую комнату, где дети смеялись, глядя на экран телевизора. На полу валялись осколки стекла и смятые пивные банки. Экран телевизора был прострелен, из него медленно вытекала синяя жидкость.
Я почувствовала чьё-то присутствие рядом. Мне показалось, что тень мелькнула из комнаты для сна. Я вытащила из сумочки дамский пистолет, сняла предохранитель и сделала несколько выстрелов в ту сторону. Тишина. Зайдя в комнату, я никого не обнаружила, но ощущение чужого присутствия не исчезало. Здесь витало зло.
Я вышла на свежий воздух и с трудом перевела дыхание. Упав на колени, я почувствовала приступ рвоты — животный страх захлестнул меня. Собрав волю в кулак, я заставила себя подняться. Я сильный человек, но поняла, что этот страх был не мой. Возможно, нечто подобное, но в куда больших масштабах, испытывали те, кто странно умер из-за этого дела?
Через десять минут я спокойно пересекла пустую трассу и направилась к месту, где камеры зафиксировали «человек не обнаружен» — район Коктюбе. Внезапно импульсы страха вновь пробились в мою голову. Реальность вокруг задрожала. В ушах раздался жуткий скрип, словно мозжечок вот-вот взорвётся от электрического напряжения. Я рухнула на траву, меня снова вырвало, ещё сильнее. Скрип в голове нарастал, и я едва удержалась от желания выстрелить себе в висок. Из носа хлынула кровь.
Собрав последние силы, я поднялась. Вдалеке заметила мужчину в белой рубашке и белых джинсах. Он показался мне удивительно знакомым. Забыв о задании, я пошла за ним.
Мы спустились на станцию метро «Новый Казахстан». Вокруг на холодном полу лежали спящие люди. Сон здесь царил безраздельно. На мозаиках стен были изображены разгоны протестов полицией: шлемы, дубины, собаки; вместо синего флага — чёрный. Я продолжала идти за мужчиной, не надеясь на ответы.
Приехал поезд. Мы сели. Внутри вагона спали пассажиры. Он устроился в десяти метрах от меня. Я пыталась разглядеть его лицо, но моё состояние не позволяло сфокусировать взгляд. Боль внутри меня лишь нарастала.
Мы вышли на станции метро Абая. Картина не изменилась: люди спали. Впервые за семь лет я ощутила покой на душе. Сон победил в городе. Навсегда.
Мы спустились по Назарбаева и свернули налево. Академия наук пылала. Пожарные лежали на мокром асфальте, погружённые в сон. Кровотечение из носа усилилось, дышать становилось всё труднее, но я не отставала от мужчины.
Мы дошли до фонтана «Восточный календарь» на Пушкина. Солнце светило так ярко, что на мгновение мне показалось, будто я вернулась в детство. Мужчина сел на скамейку и позвал меня: «Алия!». Я села рядом и наконец увидела его лицо. Это был мой отец. Из глаз моих потекли кровавые слёзы.

Он обнял меня и поцеловал в лоб. Впервые за долгие годы я почувствовала тепло на сердце.
— Я так скучал по тебе, Алия! Где ты была все эти семь лет?