Линч

У меня был парень — вылитый Дэвид Линч. Он себя так и идентифицировал: Линч, исключая все эти ФИО, пол, возраст. Заполняя анкеты поперёк и отшвыривая скучную «фактуру» весьма артистически, обычно в лицо мне. (Что было по-своему удобно, так как переписывать документы приходилось тоже мне, а выискивать на его глазах, куда полетели листочки, вообще не хотелось.)

Так вот, этот милейший «человек без пачпорта» (кавычки расставить иначе надо бы, хотя в реале просто башкой думать надо бы... ло) собрался снимать кино. Сходства на уровне косухи, сигареты, блондинистого чупрына-элвиса с постеров стало не хватать. Да и цитаты из фильмов Линча уже вращались по кругу. Короче, сама жизнь вынуждала к акту творения — хотя бы короткого метра, с какого все великие начинают. И что вы думаете: обычный студент-гуманитарий, чисто от армии в педвузе откосивший, без проблем и задаром нашёл видеоаппаратуру, свет и даже павильон для съёмок. А увлечённый синефильский молодняк подтянулся сам вместе с «музыкачом» (с личным мини-синтезатором), балдеющим от длинных слов типа «этнолингвоструктуралистика», которые он моментально начинал наигрывать, переводя слоги в ноты. Словом, режиссёру-безумцу везло так, как может повезти только безумцу! Лишь дипломатия немного изматывала, портя «дальше ехать некуда» характер: к договорнякам парнишка-то не привык.

Затем выяснилось страшное — нужен же сценарий. Не просто явленный в гениальной голове, а расписанный для всей умственно ограниченной (ну безусловно) группы. Начались мучения дней, гармонично перетекающие в ночные кошмары. «Высокий блондин в чёрном ботинке», как называли его мои родители, застрявшие в другой эпохе, бесновался до битья головой об стол и стенки вперемежку с хохотом. Выбегал мокрым после душа на мороз. То не ел, то пил и курил, то катался по полу. Лупил меня, конечно, но что-то всё равно шло не так. И вдруг заболел, наконец, дав мне пару суток на его черновики.

Я их посмотрела. В этих сценарных планах убедительно состоялись сюрреализм, психоделика, арт-хаус, даже мистический беспредел. Сюжетные параболы чертились тяжеловесно, как линии электропередач, просевшие под упитанными городскими голубями. Возникали отсылки к Белому, Розанову, Чапеку, Блейку, Шекспиру, священным книгам, и это помимо массы кинематографических бэков. Женщины тут вели себя волнующе сексапильно и двулично, мужчины оставались рогаты в быту, но благородны... Для саунда, набросанного в теории, задумывались каверы либо аллюзии на песни группы «Пикник» плюс некие астральные вариации на мелодии из индийских фильмов. Как бы и неплохо, правда, для студиозуса из деревни, кем чувак и был, чем и брал поначалу.

Не хватало одного — образа зла. Воплощения сцен с его присутствием имелось с удовлетворяющим избытком, однако образа не получалось. Что это такое, откуда взялось, чем рождена подобная сила, донести не удавалось ни в одном пробнике. Видимо, он это понимал, раз так бесился. Всё, связанное с философским, сакральным и мортальным центром картины, заваливалось у него или в идеи сильно вторичные, или в фантазии оригинальнее некуда, но глупые.

Удивительно, как носитель не мог объяснить своей же природы... Да и в чём способен сознаться клещ, хоть все усики ему вырви? В том, что он клещ, и не более того.

Зато я отлично поняла, что такое Линч... И оставила с собой наперёд великую доброту таланта, забыв про мелкоскопное злопыхательство подражателя. Забыв, если честно, и простить — но это уже мой мелкоскоп дурит.

Провожая неповторимого и единственного Дэвида Линча в Белый Вигвам, я хочу прошептать вслед: «Спасибо, дорогой мой маэстро!». Благодаря только тебе, магистру сказок моего детства, я никогда не боялась волшебной темноты и мозаичного пола точно так, как карликов и великанов, шаманов и гадалок. Не сторонилась никаких «фриков», ненавидя сугубо уродство ярлыков, наклеенных на спины людей, как этикетки на пузырьки с амброзией самолюбования. Не отворачивалась от цыган, попрошаек и прочего «сброда». Уважала сов, зная их секрет, по-простому ценила природу. Бывала за красными и синими занавесами и на заброшенных дорогах: все они ведут, если пойти. И мой самый главный Друг тоже Леди с поленом.

Не прощаясь с искренним гуманизмом, для которого носитель не жалел палитры, интеллекта и любви, я боюсь только одного, всё того же. Злых людей, творящих зло по естественной природе своей. Того, что без тебя по эту сторону их станет больше... Однако ненависть хуже страха — а её во мне «линчевал» именно ты.