Один день из жизни марочника

Один день из жизни марочника

Назар Шохин

…Филателист,
болея схожестью, – сродни ищейке,
творит себя: страшит не белый лист,
не пустота – отсутствие ячейки.
Алексей Кудряков

Просьба горисполкома создать общество филателистов и отправить делегатов на ташкентскую конференцию Репману поначалу, признаться, абсолютно не понравилась.

Давид Вениаминович хорошо помнил довоенные времена, когда милиция вдруг набрасывалась на всех без разбора – на нумизматов, эсперантистов, преферансистов, марочников, сажая в тюрьмы в основном начинающих.

Позже, когда война занесла Репмана и его белорусских земляков в этот узбекский город, происходило и другое. Здешний круг эвакуантов-филателистов чуть не превратился в кружок изучения Торы, а старые коллекционеры переругались с неоперившимися. Однажды местные энкавэдэшники увезли в неизвестном направлении неопытного коллекционера, имевшего неосторожность показать соседу по улице немецкую марку со свастикой, – и это посеяло в городе панику. И, наконец, Давид Вениаминович и его супруга пережили убийство тестя-филателиста, упорно отказывавшегося продать кому-то из молодых свой раритет.

Кем только его, хозяина знаменитого на всю область киоска, за эти двадцать лет не называли – ретроградом, мракобесом, ищейкой… Самое новое прозвище – Дед Филат – как оказалось, принадлежало почти сатирическому персонажу нового московского филателистического журнала.

На зависть многим молодым «Дед Филат» умел подбирать для покупателя нужные слова. «Что ты хочешь сегодня приобрести, голубчик?» – это для назойливого, но скупого клиента; «Да, то, что ты ищешь, пока у меня отсутствует, но марку эту можно приобрести в Москве или Ташкенте!» – для обидчивого; «Эту марку купил на днях сам Павловский!» – тонкой натуре; «Здесь именно то, что тебя интересует!» – тому, кто никак не может найти искомое. А иногда приходится обслуживать и грубо, с угрозой привлечь участкового, да так, чтобы хам присмирел; а то и вовсе закрыть перед его носом окно.

…Сегодня Репман, ошарашенный вчерашним поручением по обществу и конференции, заявился на работу раньше обычного. Он поправил висевший над головой портрет Брежнева – это действует на недругов гипнотически. Перенес на видное место плакаты с марками социалистических и далеких африканских стран. И посмотрел на себя в висевшее сбоку зеркало: лицо пенсионера вроде в полном расцвете сил –аккуратно повязанный галстук, модная сорочка со стойкой, только что надетые черные канцелярские нарукавники.

Утопающий в цветах и другой зелени Сквер, где еще совсем недавно стоял памятник Сталину и который находился совсем недалеко от киоска, уже с утра превратился в настоящий заповедный сад коллекционеров – еженедельное братство задорных людей разного возраста – от совсем юного до почтенного.

В сквере собирались в основном филателисты и букинисты, а с недавних пор – и любители древних монет, открыток, грампластинок, авторской песни. «В этих “клубах по интересам” становится все больше и больше начинающих», – подметил Репман, наблюдавший за толпой, которая обычно рассекалась здесь надвое, когда проходила какая-нибудь редкая группа иностранных туристов. Иногда приезжие спрашивали про Давида Вениаминовича: «Могу ли я поговорить с господином Репманом?».

«Ведь что такое добротная почтовая марка? – продолжал думать про себя Репман. – Это привет издалека, напоминающий о свободном существовании других миров. Ну разве можно втискивать это увлечение в рамки кружков и собраний? Впрочем, да! Если таких кружков будет множество!»

Воскресенье в киоске наконец-то закончилось – вроде при совсем неплохой кассе.

Пожилой киоскер прикрыл окошко, засунул в карманы кульки с карамелью, купленной в соседнем продмаге, выключил свет, закрыл свою лавочку и покинул будку.

Дома в кабинете он открыл свои альбомы и кляссеры, над которыми боялся не то что лишний раз чихнуть – дышать даже, достал лупу, пинцет и стал любоваться марками, бережно перебирая их. Этим любимым занятием марочник с удовольствием занимался чуть ли не каждую неделю почти полвека, но сейчас Давид Вениаминович впервые поймал себя на мысли, что пустующие ячейки каталогов после его смерти будет некому заполнять…

Ближе к ужину, как и обычно в любое воскресенье, Репман отправился в гости в жилой Дом специалиста: тут во дворе или у кого-нибудь из друзей на квартире встречались объединенные схожестью увлечений единомышленники. Эти встречи в последнее время «разбавлялись» стихами молодого, но очень талантливого поэта Павловского, неплохого филателиста, кстати.

…Давид Вениаминович возвращался к себе тускло освещенными улочками. Окна пробегавших мимо домов в кирпичном обрамлении напоминали старику почтовые марки с зубцами. Дед Филат шел, продолжая думать о завтрашнем дне.

Отец учил, что филателист должен иметь наготове «белый лист», а еще лучше – династию. «Белый лист» у бездетного Репмана-младшего был – увлечение-ремесло, передавшееся от Репмана-старшего. Но кому оно нужно, если на том самом листе будет некому выводить каракули?

И Репман решил в конце концов подсобить обществу марочников. Вот выберет завтра время и отправится в Дворец пионеров. Тяжелее всего будет со школьницами – филателия не вызывает у них интереса, нет у девчат по природе азарта коллекционера почтовых марок. И на конференцию в Ташкент Давид Вениаминович обязательно поедет, поедет лично, и наверняка встретится в столице с друзьями…