Моя морская звёздочка

Глава 1. Утомлённое солнце


Где и когда мы были так счастливы? Я сбился со счёта прожитым дням вдали от тебя. Бегу от реальности, бегу от мыслей, тяжёлых «если», «как бы». Бегу и преследую, но отстаю или опережаю. Время — бездушная ты скотина!

— Милый, это ты мне заказал? — спросила Кристина про вторую чашку кофе, которая стояла рядом со мной.
— Нет, другой морской Звёздочке, о которой у меня все мысли, — бесцветно проговорил я, продолжая смотреть в окно.
Я не хотел оборачиваться, не хотел, чтобы она видела, как моё сердце рвётся на части. Грядущая разлука вызывала физические муки, а предательские слёзы подступали к глазам.
Я смотрел как утомлённое солнце нежно прощалось с морем, как волны покачивали пришвартованную яхту, а по палубе устало ходил капитан. Я смотрел куда угодно, но не на неё.
— Если бы я не знала, что ты меня любишь то, наверное, начала бы ревновать, — произнесла Крис и отпила. — Почему ты не остался со мной в номере? Я так сладко уснула у тебя на плече.
Я тяжело вздохнул, собрал жалкие остатки сил и повернулся.
— Меньше суток, Звёздочка. У нас осталось меньше суток. Я не хочу проспать песчинки времени с тобой.
Крис стала серьёзной, со звоном опустила чашку на блюдце и провела горячими пальцами по моей щеке. 
— Мы же расстанемся ненадолго?! Ты сам так говорил.
В её утверждении чувствовалось опасение.
Я стряхнул с себя боль грядущей разлуки, схватил Крис за руку.
— Пойдём.
— Куда?
— Видишь яхту?
Она кивнула.
— Договорился с кэпом, пойдём смотреть на закат.
— Куда пойдём?
— А куда покажет лунная дорожка, вот только есть «но».
— Какое?
— Обратного билета я не брал.

Глава 2. Виктория


Десять лет — миг. Десять лет — век. Десять лет — жизнь.

— Шторм! Шторм, твою дивизию!
Будто из другого измерения услышал свой позывной. Дышать было тяжело, невыносимый звон в ушах не давал соображать. Рот был набит сухой землёй. Очень хотелось пить.
«Где я и когда?» Секундное счастье схлынуло, как волна с валуна.
— Шторм, мать твою, отзовись! — кричал Гранит, откапывая меня.
Он копал землю надо мной, пока его разорванные перчатки не поцарапали мне лицо. Он приподнял мою голову, продел руки и потянул за ошмётки рюкзака.
Я, будто из могилы, вылез на свет, закашлялся, отплёвываясь, повернулся на бок.
— Вставай, вставай, вставай! — Гранит продолжал кричать мне в ухо. — Где каска?
Я рассеянным взглядом оглядывался.
Вражеская артиллерия со звериной жестокостью отутюжила наши окопы. Стенки обвалились, братья, что были рядом, превратились в воспоминания и горе близких.
Гранит откопал каску и вместе с комом земли водрузил мне на голову.
Небо вновь загудело роем смертоносных шершней.
— Живо! — скомандовал Гранит и потянул меня в сторону блиндажа.
Едва поднимая непослушные ноги, я старался двигаться за братом.
— Шторм, ты совсем охренел?! Пригни башку! — прокричал Гранит, схватился за выгнутую плиту и притянул вниз. — Давай, давай, родной, двигайся, сейчас птички налетят.
Глухой удар — и земля с уханьем вздыбилась фонтаном. Нас осыпало, но мы уже давно не обращали внимания на такие мелочи, продолжали движение.
Свист!
Бойца перед нами разметало на ошмётки эха.
Орошённые брызгами, мы опрокинулись.
Гранит что-то крикнул и пополз вперёд, я следовал за ним. Фонтаны стали распускаться со всех сторон, россыпь земли, как волны бушующего моря, старалась похоронить нас под собой.
Полумрак копоти скрыл над нами солнце, будто кто-то переключил выключатель.
Показался полузасыпанный вход в блиндаж.
Гранит обернулся ко мне, подтянул и затолкнул внутрь.
Я кубарем вкатился в укрытие. Позади послышался оглушительный рокот. Земля подо мной дрогнула.
Палуба яхты раскачивалась, я потерял равновесие и непременно свалился бы за борт, если бы не нежные руки Крис.
— Милый, ты чего?! Держись за меня.
Я ошалело смотрел по сторонам. Заходящее солнце в тот час по-прежнему медленно и нежно прощалось с морем.
Открытая улыбка Кристины с первых секунд нашего знакомства не оставляла во мне ни капли сомнений в том, что я её люблю.
В закатных лучах она была особенно прекрасна.
— Звёздочка, ты мой спасательный круг. Держусь, — произнёс я и притянул её к себе.
Хрупкая маленькая девушка прильнула ко мне, взмахнув волосами, запрокинула голову и прижалась губами к шее.
— Абсолютное счастье, — прошептал я.
— Что?
Капитан отдал швартовы, мотор затарахтел, яхта отошла от причала.
— Ты и этот миг моего абсолютного счастья. Здесь и сейчас.
— И мой, — едва слышно произнесла Крис и прижалась плотнее.
Яхта «Виктория», покачиваясь, уходила от причала.
Мы заколдованно смотрели как отдаляются люди, как уменьшаются окна нашего любимого ресторанчика, а мы навсегда остаёмся в удивительном моменте, где оба счастливы. Где мы в объятиях друг друга.

Глава 3. Послание в бутылке


Вернуть отправителю. 2014.

Милая, дорогая, любимая Кристина, надеюсь, это письмо рано или поздно найдёт дорожку к тебе. Сложно писать, когда не знаешь адреса, сложно не поддаваться отчаянию от мысли, что не знаю где ты, как послать весточку, узнать, всё ли у тебя в порядке?! Остаётся надеяться и верить, что рано или поздно моё письмо, как послание в бутылке, пристанет к твоим берегам. Ты достанешь его из почтового ящика, прочтёшь и вспомнишь о нас.
Вспомнишь тот день, наш последний день. Ты знаешь, я живу в нём, им и благодаря ему, благодаря нашему дню счастья, нашему морю.
Помнишь, когда яхта в свете луны, покачиваясь, подошла к пристани Гурзуфа? Мы гуляли в ночи по узким улочкам города, то удаляясь от берега, то возвращаясь к нему, а когда увидели дачу Чехова, то оба опечалились, что не нашли раньше. Ночью же нельзя зайти в место, где Антон Павлович писал «О любви». О своей трагической любви. Сколько раз я читал рассказ до встречи с тобой, а понял лишь после того, как мы «ненадолго» расстались. Все эти годы я перечитываю и его, и каждый раз мне всё отчетливее и яснее боль, вложенная автором.
Никогда мне не стоило покидать тебя, не стоило говорить «прощай», но враг пришёл ко мне в дом, и мой долг был встать на защиту.
Нас поднимают на штурм. Второпях заканчиваю моё послание, второпях стараюсь уловить мысль, второпях теряю тебя.
Люблю тебя, моя морская Звёздочка, и любовь будет длиться вечность и ещё жизнь. Второпях заклеиваю конверт.
***
Я скособочено сидел, прислонившись спиной к стене блиндажа. Вибрирующий гул в ушах заставил зажмуриться от боли. Перед сознанием блеснула Крис в красных лучах заходящего солнца. Она обернулась и поманила рукой.
Над укрытием ухнуло, меня осыпало землёй, и я открыл глаза.
Вокруг меня суетились братья. В мерцающем свете фонариков было сложно оценить обстановку.
В суматохе было слышно, как по рации запрашивали эвакуацию.
Несколько бойцов сапёрными лопатами откапывали выход.
Я взглянул наверх. Крыша в одном углу обвалилась, засыпав всех землёй. Лишь просвет бойницы принимал скупой луч света.
— Шторм, бери лопату, помогай!
Я не разобрал, кто кричит.
Привычным движением просунул руку под видавший лучшие дни жилет, постарался нащупать свой оберег, но его не оказалось.
— Где? — вырвалось у меня. — Братцы, где же?
— Шторм, тебя совсем контузило? Давай помогай!
Я шарил вокруг себя, стараясь найти свой оберег, который уже десять лет со мной.
— Где же ты, где? Где? — в беспамятстве отчаяния шептал я.
В потёмках полуразрушенного блиндажа, в хаосе наступающей гибели пальцы нащупали целлофановый свёрток, мой оберег, мою единственную ниточку, оставшуюся от счастья. Я вырвал письмо из земли, потянул к глазам, увидел красную печать «Вернуть отправителю» и спрятал обратно под жилет.
Письмо придало мне сил. Я схватил протянутую мне сапёрную лопату и принялся отрывать выход.
Позади меня раздался оглушительный хлопок, яркий свет заполнил укрытие, конструкция осыпалась.

Глава 4. Бурый мишка


— Серёженька, ты посмотри, какая большая луна! — восторженно обратилась ко мне Кристина.
В её больших карих глазах отражалось сияние владычицы ночного неба и бликов от моря.
Ледяной диск сиял, как огромный прожектор, и выкладывал на воде белую дорогу к себе.
С детства я был уверен, что по лунной дорожке можно подняться наверх и вернуться до наступления рассвета, но если замешкаться, то весь день обратный путь будет закрыт.
Мыльница в руках Кристины ярко осветила улицу вспышкой.
— Ты посмотри, какие котики! — воскликнула она и повернула ко мне экран фотоаппарата.
На снимке красовались два чёрных кота по сторонам входа в дом.
— Серёжа, пойдём на набережную, посмотрим, что принесёт нам ночь, — возбуждённо тараторила она.
Крис потянула меня за руку в сторону набережной, где в ночи гремел ярмарочный карнавал. Артисты, фокусники, иллюзионисты, художники, музыканты давно заняли свои места и давали свои маленькие представления. Сезонные менестрели и жулики выкладывались на полную и веселили отдыхающих.
— Я хочу вон того мишку, — сказала Кристина и указала на бурого плюшевого медведя на полке в тире.
— Почему тебя привлёк именно коричневый? — удивился я.
— Бурый, милый. Все русские медведи бурые. Я не хочу мультяшную радугу, только настоящего.
— А мультяшные не настоящие?!
— Неа. Они заграничные, а значит, не знают русский язык. Вот, буду мишке рассказывать, как люблю тебя и жду нашей встречи, бурый всегда поймёт и поддержит.
В действительности плюшевый медведь своей мордой походил на олимпийского мишку, он тоже был мультяшный, зато родной.
— Сколько нужно выбить за бурого медведя? — спросил я у распорядителя тира.
Уставший работник с кислым выражением лица посмотрел через плечо и произнёс:
— Он дорогой.
— Сколько?
— Пятьдесят очков, а попасть надо вон в ту мишень. — Он пальцем указал в самую дальнюю часть.
Мишень была не больше шоколадной медальки, на ней располагались цифры, соответствующие очкам.
— У вас всего семь выстрелов, — произнёс работник и выложил семь пулек.
— Эти лишние. — Я отодвинул две в сторону.
— Право ваше, но только не надо потом меня обвинять.
— Только если прицел сбит.
— У меня все прицелы пристрелены, а стволы ровн...
Стэнк!
Я не дослушал, начал стрелять и быстро перезаряжать.
Стэнк!
Пульки приземлялись одна в другую.
Стэнк!
Стэнк!
Стэнк!
Послышался гусеничный лязг. Над головой загрохотала пулемётная установка.
Надо мной появился просвет, кто-то, матерясь, потянул за руки и выдернул на поверхность.
Лопасти «мигов» разогнали застилавшую нас дымовую завесу. Дышать стало легче. Вертушки отстрелялись и зашли на вираж.
Рядом со мной увидел застывшее тело Гранита. Гримаса боли навсегда притаилась на его лице.
Выживших и раненых спешно грузили на БМП, которая продолжала палить по точкам противника.
— Его так нельзя оставлять, надо взять с нами! Нельзя бросать! — кричал я указывая на Гранита.
— Вернёмся за ним! Сейчас живых вывезем, сровняем этих с травой, — он указал в сторону врага, — и обязательно вернёмся.
Меня подняли на корпус БМП. Гусеницы зазвенели, и мы рванули в сторону тыла.
В небо поднялся рой вражеских птичек. Братья стреляли по ним, но безуспешно.
В каком-то оцепенении я смотрел, как один коптер стремительно приближался к нам. Две, три очереди ударили по нему, но он несгибаемо шёл на нас.
— Шторм, прыгай! — крикнул один из братьев и соскочил в сторону обочины.
Непослушные ноги продолжали сковывать движения. Я замешкался. Прыгнул.
Подо мной прогремела хлопушка. Ногу ошпарило, будто упало ведро с кипятком. Я откатился с дороги.
Взглянул на ногу.
— Чёрт, я ботинок потерял, — в горячке проговорил я медику.
«А когда он успел подбежать?» — пронёсся вопрос в голове.
На бедре был плотно затянут турникет. Омерзительное чувство тошноты накрывало и уносило, как отбойное течение.
— Ботинок — это не страшно, — ответил мне медик. — Мы тебе ещё лучше прикупим. Ты только не отключайся, слушай меня. Всё будет в порядке.
Медик ввёл двойную дозу «Трамадола».
— Новые ботинки — это хорошо, — произнёс я хмельным голосом. — Надеюсь, Кристи они понравятся.

Глава 5. Кристина


Мы как-то неловко простились на вокзале. Ты обнимал, целовал, обещал, что скоро вернёшься. Уверял, что это ненадолго.
Поезд тоскливо свистнул, отбывая, а я не верила в мгновенную любовь.
До встречи с тобой я серьёзно обожглась, не позволяла себе отдаться счастью до конца, но сколько ни пряталась, сколько ни уверяла себя, что это лишь первые эмоции, всё говорило об обратном. Я каждый день вспоминала тебя, поняла, что фатально ошиблась, не дав тебе моего настоящего адреса и номера, я ждала вестей, понимаешь?! А откуда бы им взяться, если сама перекрыла дорожку нашему счастью?!
Слёзы. Горькие слёзы покрывали щёки, глаза и капали на медведя. Бурый мишка напоминал тебя. Я всё вкладывала в него, выплакивала, выговаривала ему, молила через него тебя о прощении, умоляла судьбу вернуть тебя мне.
Бурый мишка молчалив, мой самый дорогой мишка, который напоминает тебя. Он только слушает меня и понимает.
Только он знает, как я годами пыталась найти тебя, связаться, обошла военные комиссариаты, писала запросы, но нет мне ответа, нет прощения. Сама. Понимаешь, сама всё испортила и страдала.
Я хотела наказать себя, совершила глупость, но ошибка стала спасением. Я больше не одна, нас двое.
Иногда Серёжа спрашивает: «Мама, а почему ты плачешь?», а я отвечаю, что в глаз грустинка попала. Тогда он бежит за моим бурым мишкой и старается быстрее отдать его мне. Я успокаиваюсь. С ними двумя мне не так больно.
Мы с Серёжей часто гуляем в парке возле госпиталя. Украдкой смотрю на пациентов, ищу среди них тебя, но тебя всё нет.
Там на вокзале пропала я, глупая маленькая девочка. Уехал ты, а пропала я.

Глава 6. Оловянный солдатик


В госпиталях время шло в каком-то своём ритме.
Сезоны незаметно сменяли друг друга, а госпитали сменялись вместе с погодой. В прифронтовом наскоро залечили и отправили дальше, дальше, дальше, глубоко в тыл, а потом и в Москву.
Никогда не думал, что это настолько зелёный город. Из окна палаты было видно море зелени, а над ним вдалеке возвышались небоскрёбы.
Листья, распустились, набрались сил, начали желтеть и облетать, а небоскрёбы стояли и сияли в ночи. Контраст природы и высоты инженерии.
— Сергей, — обратился ко мне лечащий врач. — Как ваш протез?
— Натирает, — коротко ответил я и потёр остаток ноги под коленом.
— Ещё какое-то время будет, но нужно безжалостно к себе ходить.
Удивлённо приподнял посечённую осколками бровь.
— Разве я похож на человека, который испытывает жалость к себе? — спросил в ответ. — Тут вообще никто себя не жалеет.
— Ваша правда. — Врач помолчал и продолжил: — Вот документы на выписку.
Он протянул мне пухлую кипу исписанных бумаг.
Я грустно хмыкнул.
— Вчера комиссовали, а сегодня выписали. И что мне делать?
— Жить, Сергей Владимирович, начинайте жить.
Я вновь посмотрел в окно.
— В этом городе мне негде.
— Я вас записал в центр реабилитации. Следующий месяц вы поживёте там, займётесь физкультурой, привыкнете к протезу.
— А дальше? — недовольно спросил я.
Врач стал серьёзным.
— А дальше можете обратиться в комендатуру и попроситься в инструкторы. Ваш опыт сейчас очень нужен. А вот с фронтом всё. Допустимое количество контузий ограничено. Следующая станет последней.
Я угрюмо покачал головой.
— Сергей Владимирович, только помните, что у нас там, — указал на окно, — ширма. Люди не знают или не думают о том, где вы были. Не злитесь на них. Город живёт своей, далёкой от вашей, реальностью.
— А разве не за их реальность мы сражаемся?! — спросил я. — Разве не для того, чтоб моя реальность не стала таковой для тех, кто сейчас ходит в детский сад?! 
Врач кивнул, ничего не ответил и вышел.
Калитка забора госпиталя лязгнула за моей спиной.
На секунду в мыслях пронеслись лязгающие траки БМП. Я зажмурился, помотал головой, глубоко вздохнул и выдохнул.
Прохожие мне указали дорогу до метро. Идти через парк. Я поправил сумку с вещами и, сильно хромая на протез, побрёл указанным маршрутом.
Приятный осенний ветер гнал жёлтые опавшие листья. Молодые люди толпами гоняли на самокатах, курьеры, как караванщики, мчались с коробками на спинах, дети с родителями толпились у прилавков с вафлями, а потом шли кататься на аттракционах.
В парке из динамиков доносилась ретромузыка, которая замыкала атмосферу непринуждённого выходного дня.
Не было слышно грохота пушек, прилётов, бесконечного писка сигналов о приближающихся коптерах.
Сладкая вата, воздушные шары, разговоры, гогот, смех.
Я засмотрелся и столкнулся с девушкой. Неуклюже переставляя протез, наверняка завалился бы, если бы она не подхватила.
Чертыхнулся, начал произносить слова благодарности и взглянул на девушку.
Под ногами качнулась палуба. Лучи солнца освещали открытую улыбку и отражались в бесконечно удивлённых карих глазах Кристины.
Я не закончил фразу, лишь смотрел на неё, не веря, что это реальность. Будто фантазия, в которой я прятался все эти годы, взбунтовалась, обрушилась на меня и поглотила.
Крики чаек, морской бриз, покачивающийся пейзаж уходящего берега, непослушная палуба.
Меня пробил озноб, крупная дрожь расползалась от сердца и бежала по телу.
Я запустил трясущуюся свободную руку под отворот куртки защитного цвета, во внутреннем кармане нащупал целлофановый пакет и достал своё письмо с ярким штампом «Вернуть отправителю».
Не в силах произнести ни слова, протянул письмо Кристи.
Она отстранённо приняла его и взглянула на штамп. По её щекам побежали реки слёз.
— Серёжа, — только и смогла произнести она и бросилась ко мне на шею. — Серёжа, Серёжа, Серёженька, — произносила она и осыпала меня поцелуями. — Прости меня, милый, прости, родной, ради бога, прости меня.
Неуверенно стоя на одном протезе, я осел, увлекая Кристи за собой.
Десять лет для меня пролетели как миг, продлились вечностью, пронеслись как жизнь.
Всё что я прятал внутри себя, скрывал и не позволял сломать, разом вырвалось наружу, ударило в голову. Не в силах сдерживать копившиеся во мне непролитые слезы, я застонал. Я плакал по братьям, плакал по всем, кто остался, плакал по непрожитой жизни с Кристи.
Кристина помогла мне подняться, взяла сумку, и мы вместе доковыляли до скамейки.
Я тяжело сел и произнёс:
— Ты всё ещё мой спасательный круг.
— Мама, а кто этот дядя? — спросил мальчик лет шести.
Он подкатился на самокате к Кристине.
Второго взгляда было не нужно, чтобы понять, что он сын девушки, которую я любил всегда. Любил ещё до встречи с ней. Неосознанно любил, а после встречи любовь стала сознательная. По-прежнему люблю.
— Это дядя Серёжа, мой очень близкий друг.
— А почему дядя Серёжа плачет? — непосредственно спросил мальчик.
— От счастья, — проговорил я. — Просто очень рад встретить вас с мамой.
Мальчик переключился на мать:
— Мама, я хочу туда, — он указал в направлении одной из просек.
— Сынок, мы здесь немного посидим, хорошо?! А ты покатайся.
— Ну, мам, — начал канючить сын.
— Серёжа, не спорь, пожалуйста.
— Всё хорошо, морская Звёздочка.
От обращения Крис расплылась в самой искренней улыбке и снова прижалась ко мне.
— Все эти годы я ждала, что ты снова меня так назовёшь.
Я приобнял её и поцеловал в макушку.
— Звёздочка, мне будет полезно пройтись. Врач сказал, надо привыкать к этой штуке, — произнёс я и постучал по металлическому протезу.
— Ого! — удивился мальчик, — Вы оловянный солдатик.
— И вправду, — ухмыльнулся я, — Показывай дорогу, а я буду ковылять за тобой.
Не стало десяти лет разлуки, не осталось расстояния между нами, я снова встретил девушку своей мечты, девушку-оберег, мой спасательный круг. Я снова почувствовал счастье.
Тропинка петляла по парку и вывела нас к тиру.
— Мама, я хочу зайчика! — воскликнул маленький Серёжа, указывая на призовые плюшевые игрушки.
Кристина вновь улыбнулась и спросила:
— Помнишь, как ты выбил пятьдесят очков за мишку?
Я кивнул.
Мы подошли к стойке для стрельбы.
Стэнк!
Раздался выстрел от соседнего номера. Распорядитель тира протянул мне ружьё.
Стэнк!
Я скинул сумку и принял оружие в открытые ладони.
Стэнк!
В голове грохот от пулемётной очереди стал невыносим.
Кристи увидела или почувствовала, как меня затрясло. Она по-прежнему держала в руках моё закрытое письмо. Я был не в силах сжать оружие.
Стэнк!
Прогрохотал двухсотмиллиметровый «Пион».
В отчаянии взглянул на Крис.
— Не могу, Звёздочка, — прошептал я, — Больше не могу.
Не сжимая оружия, опустил его на стойку.
— Не смогу вновь расстаться с тобой.
— А я больше не позволю тебе уехать. Надеюсь, скоро это закончится и больше никому не придется терять любимых.
— Я тоже, Звёздочка, я тоже.
























Барнаул 1.11.2024