Заблудившееся счастье

В последнее время Елене Александровне снился один и тот же сон. Кто-то нежно гладит кончиками пальцев её лицо. Затем, так же нежно, едва касаясь губами, целует её в висок и зарывается лицом в её волосы.
Так поступал когда-то лишь один человек – её студенческая любовь Серёжка Звонарёв. Но было это сорок лет назад. Почему же подсознание вдруг решило напомнить ей об этом?! Видимо ему стало понятно, что одиночество просто задавило её, что ей требуется поддержка, и что плотина, которую она сама воздвигла вокруг «того» времени, рухнула.
Пробуждение после этих снов было радостным. Весь день она «летала», вспоминая то счастливое время.

Подружились они случайно, так как, говоря словами её матери, были «из разных социальных слоёв». На их курсе дети профессоров, доцентов, крупных начальников держались несколько обособленно, не сливаясь с остальной массой «иногородних» студентов. Дружили, в основном, между собой. Но однажды она задержалась на факультете допоздна, идти домой одна боялась (на днях в их квартале какие-то негодяи напали на девушку). Вот и спросила однокурсника, который выходил вместе с ней, не проводит ли он её домой. Она замечала, как он засматривался на неё (а собственно, кто на неё не засматривался?!) и была уверена, что он ей не откажет.
Он и не отказал. Они прекрасно прогулялись, разговаривая о чём угодно. У своего дома она сказала, что дальше провожать её не надо. Не хотела давать соседкам пищу для разговоров. Да и матери тоже.
Он дождался, когда она скроется в подъезде, но только собрался уходить, как услышал там сдавленный крик и бросился в подъезд.
Два каких-то здоровенных парня тащили Лену под лестницу, зажав ей рот. Один из них обернулся на скрип двери и двинулся к Сергею. Сергей от контакта уклонился и, поднырнув под руку нападавшего, бросился на второго насильника. Тот уже повалил Лену на пол. Вот ему-то Сергей и нанёс удар ногой в голову. Удар был сильный. Насильник на момент замер, а потом, оставив свою жертву, бросился на Сергея. Вдвоём они стали «колошматить» Сергея. Лена же выскользнула на лестничную площадку, стала стучать в двери квартир и просить вызвать милицию. Одна за другой открывались двери. Это и заставило нападавших ретироваться.
Сергея она нашла на полу под лестницей. Ему крепко досталось. Она потащила его к себе домой обработать раны на лице.
Когда он ушёл, мать не удержалась и спросила:
- Лена, кто это? Откуда ты его взяла?! Неужели никого из «нашего круга» не нашлось?!
Её это так возмутилось, что она не сдержалась:
- Мать! Совесть у тебя есть?! Этот человек только что спас меня! Мне не хочется думать, что было бы, если бы не он! И ещё: я сомневаюсь, чтобы кто-то из «прилизанных» мальчиков «нашего круга» решился бы вступить в поединок с двумя мордоворотами.

Лена была единственным ребёнком в семье. Её холили и лелеяли. Она занималась и художественной гимнастикой, и хореографией, и музыкой! Мать считала, что только принц достоин её дочери. Но дочь пока «не проснулась» для любви. Вот мать и старалась «корректировать» её поведение в нужном, по её мнению, направлении.

После этого случая Лена и Сергей улыбались друг другу при встрече, порой даже разговаривали (если она, конечно, заговаривала). Но по настоящему их дружба началась, когда Лена, возвращаясь как-то опять поздно домой, обнаружила вдруг, что кто-то её преследует. Спрятавшись за угол, она дала преследователю пройти вперёд и тут узнала в нём Звонарёва. Подойдя к нему сзади, она весело (ей, и на самом деле, стало вдруг весело) спросила:
- Куда собрался? Меня опять провожать?!
И совсем уж глупо добавила:
- Неужели мало тогда досталось?! А вдруг у них был бы нож?!
- А вдруг пистолет или автомат?! – В тон ей пошутил он, и они оба рассмеялись.

После этого он, уже не скрываясь, постоянно провожал её. И вечером, и днём. Потому что это было приятно обоим. В библиотеке он устраивался где-то поблизости от неё, и как только она начинала собираться, тут же уходил и он. А потом она вообще стала требовать: «Пошли, а!» Ей с этим чистым и надёжным парнем было легко и просто.
Теперь он её доводил до двери её квартиры, не принимая её возражений. Зная, что рано или поздно мать узнает об этом, она, тем не менее покорилась.

А мать, и, действительно, как-то «выдала» ей:
- Ты опять с этим приезжим?! Неужели не понимаешь: не пара он тебе! Не хочет он ехать по окончании университета в свой район, вот и ищет возможность остаться в Ростове. И квартира ему здесь готова, и карьера легче пойдёт.

Сергей никогда не проявлял желания познакомиться с её отцом и матерью, побывать в их квартире. Никакой меркантильности в его поведении она не замечала. Но ей захотелось узнать, как Сергей отреагирует на эти слова матери, вот она сказала:
- Знаешь, моя мама, не верит в искренность и бескорыстность твоего отношения ко мне. Считает, что тебе просто не хочется ехать «в район».
Сказала и ждала, как он отреагирует. А он помолчал, а потом спокойно так ответил:
- Твоя мама не знает тебе цены! Она не допускает, что ты, сама по себе, можешь стоить больше «тысячи Ростовов». А «район» …Чего его бояться?! И там люди живут!

Он, действительно, боготворил Лену. Называл «моя маленькая изящная статуэтка из Эрмитажа». Когда они возвращались поздно из какой-либо поездки, и она, уставшая, разваливалась у него на коленях и усыпала, он боялся пошевелиться, чтобы не нарушить её сон. Но разговоров о любви между ними не было, и он ей в этом не объяснялся.
Как-то она сама спросила его:
- Ты меня любишь?
Он молчал.
- Да, любишь, любишь! Я же вижу! – Не удержалась она.
- Тогда зачем спрашиваешь?! Твои чувства – мерило всему. Мало ли что можно сказать! – Резюмировал он.

Однажды мать выследила, как они, прощаясь, обнимались, и устроила ей скандал:
- Он не мытьём так катаньем, чувствую, добьётся своего. Вот сделает тебе ребёнка, и нам придётся принять его в семью!
Её эти намёки на возможную непорядочность Сергея возмутили:
- Ты что говоришь-то?! Да он ничего не сделает того, чего не пожелаю я! Он это тонко чувствует. Дальше того, чтобы погладить меня по лицу, едва касаясь меня кончиками пальцев, так же, едва касаясь губами, поцеловать в висок и зарыться в мои волосы лицом, он себе не позволяет.
Эта откровенность дочери об оттенках их близости напугала мать:
- Так вот ты для кого чуть не каждый вечер «шлифуешь» своё лицо и моешь волосы отварами трав! Для этого безродного?!
- И для себя, мама, тоже! – Парировала она. – Мне самой приятно, как он вдыхает запах моих волос! А позволь тебя спросить. Ты-то сама, когда перестала папу считать «безродным»?! Он-то тоже был «из провинции»! Когда ты его посчитала равным себе: ещё до свадьбы или много позже, когда он стал большим начальником?
Не нашлась мать, что ответить. Лишь погрозила пальцем и сказала:
- Не смей даже сравнивать! Отец – это величина. А твой подкаблучник…
- Мама, почему ты решила, что он подкаблучник?! У него такой стержень внутри! Просто, и он, и я знаем, до каких пределом я могу капризничать и повелевать. Помнишь, как Машка Яковлева в походе сломала себе ногу?! Так вот, это я должна была сломать ногу. Я тогда полезла на карниз, чтобы сделать эффектный снимок. Сергей потребовал: «Назад!», и я покорилась. Машку остановить было некому.

Мать поняла, что их отношения «слишком далеко зашли», и стала предпринимать экстренные меры, чтобы разлучить их. Действовать решила по принципу «клин клином вышибается». Она подняла всех своих московских знакомых и нашла-таки «замену» Сергею, перед которым Лена не устояла.
Он был на десять лет старше Лены. Дипломат. Очень хорошо образован, привлекателен внешне, хорошо говорил, много всего знал, не раз был за границей, имел автомобиль и прочее, прочее, прочее. Ему «улыбалось» направление на работу в Париж. Надо было только жениться. Причём срочно. Фотографии Лены ему понравились. Её социальный статус тоже вполне ему подходил и обещал помощь в карьере. Он выехал в Ростов, чтобы быстрым натиском завоевать сердце девушки. И ему это удалось. Благо, мать Лены ему во всём помогала. Это она как бы случайно познакомила их на квартире у общих знакомых.
Закружилась у Лены тогда голова. Такой красивый, умный, образованный! Да ещё «за бугор», в Париж, едет и её готов взять с собой! Париж - мечта любой женщины!
На предложение выйти за него замуж, она без колебаний согласилась. Учёбу предстояло прервать. Будущий муж обещал, что потом она как-нибудь завершит два оставшихся курса.  А за третий курс руководство факультета согласилось принять у неё экзамен досрочно. Срочно надо было оформлять брак. А ещё надо было как-то обо всем об этом рассказать Сергею.
Но об этом она как-то меньше всего беспокоилась. Знала, что Сергей поймёт её и не будет препятствовать её счастью, которое так неожиданно свалилось.
Он и, действительно, ни слова укора не сказал ей. Наоборот, поблагодарил её за свой «год счастья» и пожелал счастья ей.
И всё-таки какая-то грустинка от расставания с ним осталась. Потом она росла, росла… А ещё потом, потом, потом она поняла сама, что настоящее счастье у неё было не впереди, а осталось позади.

Позолота с мужа стала слетать практически сразу же. Он овладел ею ещё до церемонии заключения брака. Мать оставила их наедине в квартире, и тот воспользовался этим обстоятельством. В оправдание заявил: «А чего тянуть-то?» Но обидело её больше даже не это:
- Ха! Девственница! А мать переживала, что ты уже живешь со своим сокурсником, с которым у тебя разыгралась любовь-морковь! Оказывается, любви-то настоящей и не было!
- Нет, Сергей меня любил по-настоящему! – Не удержалась она.
- Если бы любил, то непременно поимел бы! – Не сдавался её «муженёк». – Как можно «не желать» любимой женщины?!
Как потом выяснилось, к этой стороне жизни у него пиетета не было. Он считал, что в интересах дела можно… И ей он пытался внушить это. Вообще, очень скоро она поняла, что муж её не любит, лишь разыгрывает любовь. Для него жена была «статусной вещью», как, скажем, образование, должность, автомобиль и т.п. К ней он относился хорошо, но того обожания, как у Сергея, с его стороны не было. Жалеть, правда, было поздно. Тем более, что впереди был Париж!

Несколько месяцев она упивалась этим городом. А потом… Потом она поняла (ей дали понять), что не всё и здесь можно, тем более нашим гражданам. И денег стало не хватать. Муж, оказалось, занимал самую низшую ступеньку в посольской иерархии с соответствующей этой ступеньке зарплатой. Ей устроиться на работу вообще было проблематично. Рабочих мест было мало, а желающих (неработающих жён дипломатических работников) много. Всем здесь по вопросам внутренней жизни посольской колонии заправляла жена посла («послиха», как называли её за глаза), и, чтобы получить, хотя бы, полставки библиотекаря, уборщицы и т.д. надо было «понравиться» ей.
- Ты бы полюбезничала с самим послом! – Как-то предложил ей муж. – Ты – хорошенькая. Он, наверняка, «клюнет». И тебе работа будет, и мне (нам) продвижение!
Она так глянула на него, что он всё понял без слов:
- Ну, как хочешь!

А потом вопрос с работой для неё отпал сам собой. Родилась одна дочь, другая. Она с головой ушла в домашние дела и о какой-то ещё работе больше даже не помышляла.
Надо отдать должное предприимчивости мужа, в Москве они «между командировками» за рубеж подолгу не сидели. Одна страна сменяла другую. Правда, страны были зачастую «так себе», но мужа это вполне устраивало. Он стремился стать «чрезвычайным и полномочным послом». И он-таки стал им. Правда, во второ-, если не третьесортной стране. Но, тем не менее, «чрезвычайный и полномочный»! Гордости было через край. Она же, даже став «послихой», не заразилась тщеславием мужа. Спокойно смотрела на реверансы перед ней жён других посольских работников. Знала им цену. Знала цену их «дружбы». Поэтому и мучилась одиночеством. Пока дочери были при ней, оно как-то не очень «доставало». Но в тринадцать лет у старшей дочери случился нервный срыв. Она, вся в отца, была слишком любвеобильна. Писала стихи (правда, довольно посредственные, но муж организовал публикацию сборника и вручал его всем знакомым), интересовалась мальчиками. В то время они служили в очень консервативной арабской стране. Свободно передвигаться там женщины, а тем более девочки, не могли. По предложению мужа обеих дочерей пришлось отправить в Ростов к её матери. Та и воспитала внучек под стать себе: с большими претензиями, очень рассудительными и расчетливыми. Они стали ещё ближе к отцу и общались больше с ним.

После выхода на пенсию семья поселилась в Москве. Муж неплохо устроился в каком-то бизнесе. Сказывались его личностные качества (предприимчивость и «гибкий» позвоночник). И дочерей «притянул» туда. Только её он в свои дела не посвящал. Отношение между ними можно было охарактеризовать как вежливое равнодушие. Дети тоже общались с ней редко. Днями, неделями, месяцами, годами она была предоставлена сама себе. Друзей из-за своей прямолинейности и неприятия фальши она так и не заимела. На работу устроиться не могла. Юристов было перепроизводство. А её образование, к тому же, было ещё и неоконченным. И без какого-либо стажа работы. Она днями бродила бесцельно по городу, паркам, выставкам. И невольно память возвращала её в студенческие годы, когда она была по-настоящему счастлива.

Сегодня у неё была назначена встреча по поводу возможного устройства на какую-то работу. До этой встречи было ещё несколько часов. Дома не сиделось, и она решила проехать погулять куда-то в центр. Здесь-то она и встретила его, свою единственную любовь.
Она увидела его со спины и сбоку. Он заходил в вагон метро. Казалось бы – сорок лет, люди меняются. Но ей как будто кто-то сказал: «Вот он!».
- Серёжа! – закричала она на весь вестибюль.
Он замер, узнал голос и стал озираться по сторонам, пытаясь определить, кто его окликнул. Она бросилась к нему, не дожидаясь, узнает-не узнает. И плакала, и смеялась одновременно. Не спрашивала: рад-не рад. Она, наконец, нашла своё!
Потом несколько часов, пока ей по телефону не напомнили о встрече, они сидели в сквере у метро. Она говорила-говорила-говорила и всё не могла наговориться. О нём узнала, что по окончании университета он пошёл на службу в армии. Закончил её здесь. Дважды был женат. Но оба брака не задались. Сейчас где-то работает. То есть, она поняла, что и он все эти годы был несчастлив.
Когда убегала, взяла у Сергея обязательство, что сегодня же он позвонит ей, и они договорятся о следующей встрече. Он взял её телефон и обещал позвонить. Она ушла, потом прибежала опять:
- Ты не исчезнешь?! Нет?! Я так боюсь этого! Моё заблудившееся счастье, наконец, вернулось, и я боюсь, как бы оно вновь не заблудилось.
Он успокоил её, что никуда не денется.
- Нет, давай мне номер своего телефона. Так будет надёжнее. Я сама буду звонить тебе.
Жизнь для неё опять засияла яркими светлыми красками.  К ней вернулась её любовь, смысл жизни. Ведь прав поэт Василий Фёдоров:
 По главной сути
 Жизнь проста:
 Её уста...
 Его уста...