Сукины дети

Была пятница, и эта лекция была последней. Название какое-то трафаретное: «Неотвратимость наказания – лучший способ предупреждения преступлений». И «препод» чужой, какой-то пенсионер вместо их заболевшего преподавателя. Ни экзамен, ни зачет принимать, точно, не будет.  Что с ним церемониться?! Так думали студенты.
Они продолжали оживлённо переговариваться о планах на предстоящие выходные дни и после звонка на занятия, не обращая внимания на лектора. А он стоял у трибуны и смотрел в аудиторию, ожидая, когда разговоры закончатся.

- Да, Вы читайте! Мы же понимаем, что Вы готовились, и Вам надо это продемонстрировать. – Крикнули ему из аудитории. – На нас не обращайте внимания. Мы всё это уже знаем. Это что-то типа «бери побольше, бросай подальше». - Бум-бум-бум раскрывать все преступления!
Аудитория ответила хохотом.

Он выждал, когда хохот стих, и сказал:
- Я не готовился. То есть сейчас не готовился. Мне утром позвонили и попросили выступить. Я буду, если позволите, конечно, говорить о том, что «въелось» в меня, стало моим сознанием ещё со времён университета.
По-хорошему завидую людям, которые «всё знают». А я так столько бы ещё хотел узнать!

На этих его словах аудитория «заулыбалась». Это означало, что со счётом 1:0 он поединок выиграл. А он продолжал:
- Но дело-то в том, что в университете студенты должны получать не только знания, но и приобретать некоторые нравственные качества, которые и позволят ему потом быть не ремесленником («Бери побольше, бросай подальше»), а по-настоящему заинтересованным в искоренении преступности человеком, понимающим, что не изобличённый преступник – это угроза всему обществу, ему самому, его родным и близким.
Аудитория слушала.

- Сейчас у следователей по 30-40 дел бывает в производстве одновременно. Это очень много! Какое уж тут качество работы!
Ежегодно в России регистрируется несколько миллионов преступлений. Это только регистрируется! А сколько их реально совершается?! Ответ о причинах такого положения дел должны дать учёные-социологи. Я же, со своей стороны, хочу обратить внимание на два аспекта этой проблемы.
Первое: Слишком много сейчас появилось «Раскольниковых», то есть людей, которым «закон не писан», и которые хотят проверить, «тварь ли он дрожащая или право имеют!» Помните роман Достоевского?!
А второе: Безнаказанность преступников влечет за собой, с одной стороны, их самоутверждение и, следовательно, рецидив, а с другой - неверие людей в правосудие. Люди не заявляют о преступлениях, не идут «в свидетели».
Вот и «барахтается» следователь со своими 30-40 делами одновременно. Какое уж тут «быстрое и полное раскрытие преступлений и изобличение виновных». Какая неотвратимость наказания?! О какой-то профилактической работе, предупреждении преступлений речь уже не идет?!

В своё время нас, студентов юридического факультета, а потом и следователей, в обязательном порядке побуждали выступать перед трудовыми и учебными коллективами с лекциями, беседами правовой тематики. И эффективной считалась та из них, после которой кто-нибудь из присутствовавших рассказывал о готовящемся, совершаемым или совершённым преступлении. До человека ведь важно «достучаться». Он должен поверить следователю.
По всем резонансным делам мы в трудовых коллективах в обязательном порядке устраивали обсуждение завершённого следствием и направленного в суд дела: что и почему произошло, какие обстоятельства способствовали совершению преступления, где и почему не сработала «система предохранителей».

СкАжете, непроизводительная трата времени?! – Нет, я ничего не терял. Я приобретал! Меня знали, мне верили, ко мне обращались, мне помогали, «подсказывали».
Важна не суровость наказания, а его неотвратимость. Народ её, эту неотвратимость, ждёт. Когда я, уже в «новой России», привлёк к уголовной ответственности одного из приближённых к Президенту страны высокопоставленного чиновника, об этом сразу стало известно буквально всей стране. Ко мне «посыпались» звонки: благодарили, говорили, что я оправдал их надежды. Многие из этих людей, действительно, подсказывали мне, где и какие доказательства я могу найти.

Кто-то из аудитории, сопоставив фамилию лектора и рассказанное им сейчас, понял, о каком «деле» идёт речь, и попросил:
- Расскажите, пожалуйста, об этом деле!
- У нас на это просто нет времени, долго мы собирались. – Ответил он.     -  Да, и у этого дела был «счастливый конец», когда справедливость восторжествовала. Я же хочу рассказакть о другом, сразу скажу страшном, деле, где справедливость не восторжествовала, вернее – восторжествовала, но слишком поздно. Слишком много «предохранителей» в «системе предотвращения и пресечения преступлений» не сработало. Не работала должным образом детская комната милиции. Главного малолетнего правонарушителя отправляют на «перевоспитание» в молодёжный лагерь, где он, наоборот, набирается преступного опыта. То есть там с «контингентом» вообще никакой воспитательной работы не проводилось. Школа – один из значимых коллективов посёлка - никого из работников милиции не знала. Уголовный розыск информацией «не владел», она «просыпалась у него между пальцами». К правоохранительным структурам у людей доверия не было.
Я это преступление не расследовал. Это дело не моё. Я просто в своё время знакомился с ним. Времени прошло уже много, но «воспитательным целям» случившееся тогда, уверен, может ещё послужить. Слушайте, ищите что-то важное для себя, для своей будущей работы.


Июльским днём на заднем дворе поселковой школы на своём излюбленном месте на крыше сарая собрались закадычные друзья: Ильин, Калиберда, Гавриш, Фёдоров и Скворцов. Все из неблагополучных семей. У троих отцы были ранее судимы, ещё у одного – отец алкоголик, а у пятого отца не было вообще. По крайней мере, он о нём ничего не знал.
Ильин, Фёдоров и Калиберда перешли в седьмой класс, Гавриш и Скворцов – в шестой.
Заводилой у них был Ильин, как наиболее активный, дерзкий, циничный и физически крепкий. И единственный из них, кто хорошо учился. Отец у него «отсидел» довольно длительный срок за разбойные нападения. Сыном практически не занимался, предоставив тому полную свободы, но одно требование отца было непререкаемым: от сына он требовал хорошо учиться («Образование, умение хорошо говорить и «там» тебе сослужат свою службу»). За «тройку» даже бил нещадно. Поощрял чтение «умных» книг, и сын, действительно, много читал. Правда, непонятно, как он при этом не приобрёл каких-либо добрых наклонностей. Видно, гены или пример отца пересилили.
Все пятеро имели приводы в детскую комнату милиции за драки, да за то, что у малышни отнимали деньги. В этом году по ходатайству школьного руководства Ильина направляли на «перевоспитание» в молодёжный лагерь на побережье, и сегодня друзья отмечали его возвращение.

- Ну, что я вам скажу, друзья?! – Начал он. – Неправильно мы раньше жили! Не тем занимались. Жизни не знали. Погонять в футбол да морду кому-то набить, конечно, приятно. Это когда не знаешь, что есть более приятные занятия.
- Какие же? – Друзей он явно заинтриговал.
- Женщины, друзья!
- Как?! У тебя кто-то там был?!
- Да, почти каждый день! Уезжать не хотелось!
- И как тебе удавалось уговорить их?!
- А никто у них разрешения и не спрашивал. Встретив в укромном месте, мы с друзьями скопом налетали и, молча, делали своё дело. Начинали с девчонок, но потом перешли на женщин. С ними интереснее! Всех своих вожатых перетрахали. Одну на спор «завалили» метрах в двадцати от наших палаток прямо днём. Представляете: люди вблизи ходят, голоса слышны, а мы делаем своё дело. Ей даже рот не закрывали, а она молчала, ждала, когда мы её отпустим. А почему?! Стыдно было, боялась, чтобы кто-то ещё не узнал! Они потом даже своим подругам не рассказывали, что было. Просто старались в одиночку не ходить. Да, нам-то что?! Нам они больше и не были нужны. Новизны хотелось, и выбор был.
- И что? Ни одна не заявила?! – не выдержал кто-то из друзей.
- Ни одна! – Довольно осклабился Ильин. – Но тут надо принимать во внимание некоторые тонкости. Нападать надо большой группой. Чтобы сразу напугать и подавить волю к сопротивлению. Самый оптимальный состав – пять человек. Как у нас с вами. Четверо за руки за ноги тащат девчонку в кусты и потом держат там её, а пятый раздевает её и «открывает». Женщина должна быть одна и нападения не ожидать. Действовать надо по-суворовски: быстрота и натиск. Чтобы не успела опомниться! Дальше: ни в коем случае не бить и не рвать на ней одежду. – Поднимется, «отряхнётся», да и пойдёт, как будто ничего и не было, и говорить никому не будет. А вот если на ней будет что-то разорвано или фингал какой?! Тут же заметят, начнутся расспросы, гляди и расскажет. Нет, надо всё делать культурно!

Глаза у всех загорелись. Какие-то сведения о взаимоотношении полов у них, конечно, были. Может, кто-то, где-то, что-то и видел. Но чтобы самим!
- Давайте и мы! – хором выдохнули друзья.
Договорились встретиться, «как начнёт темнеть» здесь же.
- Одежда должна быть «рабочая». - Поучал Ильин. – Тёмная, неприметная и удобная для «нашего вида спорта». – Это так он острил.

Двинули в соседний посёлок. Встретили женщину, возвращавшуюся с полевых работ. Налетели, повалили… Ну, короче, всё было так, как и рассказывал Ильин. Довольные возвратились домой.
На следующий день пошли уже в другой посёлок и там в парке напали на молодую девушку. И тоже всё получилось.
Дальше так и пошло. В тёмное время, переодевшись в рабочую («грязную») одежду, они шныряли по безлюдным стадионам, паркам, улицам, ловили одиноких девочек, девушек и женщин и удовлетворяли свою столь рано пробудившуюся потребность. Набили уже руку на подобных набегах и захотелось чего-то необычного.

Подал идею Фёдоров.
- Я вот сегодня шатался возле школы. Смотрел, как учителя красили забор. Какая красивая наша учитель физкультуры Алла Владимировна! И лицо, и фигура! Королева! Вспомнил папкину поговорку: «Воровать, так миллион, а …, так королеву!» (его «папка» ранее был судим за хищения и за хулиганство). Вот её бы …!
«Консенсус» был достигнут сразу же. Все захотели!
Ильин взялся планировать «операцию» (он тоже нет, нет, да и применял отцовские слова и выражения):
- Здесь, с «кондачка» не возьмёшь. Надо хорошо всё продумать и хорошо подготовиться.
За учительницей установили слежку: где живет, когда, куда, какой дорогой ходит, с кем встречается. Узнали, что по пятницам она уезжает в областной центр. Возвращается поздно вечером в воскресенье. И идёт в посёлок не по дороге, а коротким путём по тропинке через балку.
- Вот здесь мы её в следующее воскресенье и возьмём! – решил Ильин.

Электричка была последняя. Пассажиров в ней было мало, а на её станции, кроме неё, вообще не вышел никто. Перрон был пуст. Знакомой тропинкой она побежала домой. Когда пробегала заросшую деревьями и кустами балочку, на неё вдруг неожиданно навалилось сразу несколько человек, сбили с ног и за руки, и за ноги потащили в сторону от тропинки в кусты. Один из нападавших, пока четверо других её несли, задрал ей на голову подол платья, а трусы стащил к ногам, и только её опустили на землю, тут же упал на неё и оказался «в ней». Рот ей зажали и крепко держали руки и ноги. Но она была так ошеломлена и подавлена этим неожиданным и дерзким нападением, что мысли о сопротивлении даже не возникло. Видеть нападавших она не могла, но чувствовала, что это не взрослые мужчины, а подростки. Меняясь друг с другом местами, они всё также продолжали крепко удерживать её. А потом как-то разом разбежались.
Придя в себя, она побрела домой, думая, что же теперь ей делать. Обращаться в милицию было стыдно. Да и что она могла сказать?! Только то, что их было пятеро? Одежда её была цела, на теле никаких повреждений нет. А уж если скажешь, что это были подростки, вообще засмеют. Она, учитель физкультуры, взрослая и сильная женщина, не смогла противостоять каким-то пацанам! Позора не оберёшься! Посёлок небольшой, молва разлетится тут же, а ей здесь жить ещё, минимум, два года, пока не отработает в школе положенное.
- Да, попала! – С горечью констатировала она. - Надо было по светлому времени возвращаться и идти по дороге! На будущее сделаю зарок! А о случившемся забыть! Никто ничего не видел, а пацаны вряд ли и сами знали, на кого напали. Скорее всего, просто караулили одинокую, запозднившуюся жертву.
В этом и был её просчёт. Она сама себя успокоила. Думала, так будет лучше.

Но буквально через день на уроке физкультуры в 7-б классе она вдруг поймала на себе «нехороший» взгляд одного из учеников. Взгляд был дерзкий, вызывающий. Он как бы «раздевал её», оценивал! Она смутилась и опустила глаза, а зря. Она бы увидела, как он «полыхнул» торжеством. Своим звериным чутьём этот аморальный тип понял, что она – не воин, сдалась и сопротивляться не будет.

В этот же день на неё было совершено второе нападение. Средь бела дня. Она вновь ошиблась, не придав такому откровенному взгляду должного значения. А может, просто, как страус, хотела избежать мыслей о плохом, «вогнав голову в песок»?!

Путь ей домой пролегал мимо территории ПМК (передвижной механизированной колонны). Справа – высокий деревянный сплошной забор из широких досок, а слева – дорога, по которой время от времени проезжали машины. Прохожих никого, и в ту, и в другую сторону.
И вдруг неожиданно перед ней веером распахнулись доски забора, а сзади, непонятно, как там оказавшиеся кто-то, толкнул её в образовавшееся пространство. Там мальчишки (теперь она видела их) подхватили её и за руки-за ноги потащили к стоявшей неподалеку автомобильной будке (списанному кунгу). Их всё так же было пятеро. Только теперь главный (Ильин) не раздевал её на ходу, а, обхватив рукой за горло и закрывая ей рот рукой, подавлял её попытки сопротивляться и закричать. Между кунгом и забором они её вначале полностью раздели и только потом приступили к тому, ради чего нападали. Когда на ней сменился второй или третий нападавший, она обмякла и перестала сопротивляться, впала в какое-то отрешённое состояние. Они почувствовали это и перестали её держать, спокойно ложились на неё и делали своё дело, а когда через неё прошли все, вновь, по одному, стали подходить к ней и гладить её интимные места. Она безучастно смотрела в небо, ожидая, когда же всё это закончится, и не обратила внимания, что юные негодяи возле неё фотографировались.
Как-то отрешённо, как будто со стороны, она услышала, что кто-то из них заявил, что «хочет ещё», но главарь оборвал его: «Хватит! Надо уходить!»

Они исчезли, а она продолжала лежать, впав в какое-то оцепенение. Мыслей в голове и не было, и были, и путались там одновременно: «За что? Что теперь? Как быть?»
Вдруг всего в нескольких метра от себя, по другую сторону кунга, она услышала голоса нескольких мужчин, очевидно работников ПМК. Ужас прошёлся по ней, будто удар молнии. И сразу отрезвил, вернул к жизни: найди её здесь в таком виде взрослые мужчины, вряд ли скоро она сможет уйти отсюда! Она быстро оделась и выскочила тем же путём, что и попала сюда, слава Богу, незамеченная рабочими. А дома позволила себе нареветься и пожалеть себя. Но мысли обратиться в милицию опять так и не появилось. Стыда боялась!

Она придумала другое. Утром пришла к директору и стала просить уволить её. Соврала, что ей вчера вечером сообщили, что серьёзно заболела её мать, требуется постоянный уход, ей надо быть рядом. Плакала при этом, но разжалобить директора ей так и не удалось:
- Да ты что, Алла?! Тебе ещё два года отработать надо после института. Районо не разрешит мне это сделать! Другой вопрос: учебный год начался. Где я тебе возьму сейчас другого преподавателя?! И, наконец, третье. Ты так пришлась «ко двору», дети тебя любят! Вези мать сюда! Всей школой будем тебе помогать смотреть за ней.
И ей, женщине, а не только мужчинам в милиции, она не решилась рассказать о своей беде.

Из занятий по психологии в институте ей бы следовало помнить, что ненаказанное зло наглеет, пассивное ожидание какого-то добра (вдруг!) в такой ситуации непродуктивно. Жизнь она жёстче! Гораздо жёстче!
С малолетними негодяями ни в этот день, ни на следующий у неё встреч не должно было быть. Урок в их классах ожидался только в пятницу. Это её расслабило. Так не хотелось думать о неприятном, о проблеме, как решить которую, она не знала.

В четверг у неё было одно «окно» (забрали у неё урок), и она сидела в своей комнате при спортзале, заполняя какие-то документы. Вдруг дверь приоткрылась, и к ней один за другим вошли её малолетние насильники.
- Что вам здесь надо?! – Попыталась она призвать их к порядку. - Почему не на уроках?!
Не пронял их её гнев. Знали, что она ими уже «покорена».
Отвечал ей Ильин. Нагло отвечал:
- По Вас соскучились, уважаемая Алла Владимировна! По телу Вашему! А уроки? – Да пропадай они пропадом! Не в них счастье! Для нас счастье в общении с Вами!
- Сюда в любой момент могут войти! Да, я сама пойду к директору и расскажу ей о вашем мерзком предложении.
- Ну, сюда никто не войдёт. Вы не переживайте. – «Успокоил» её Ильин. - Дверь мы заблокировали. А к директору… К директору можно. Только захватите с собой эти снимки. Директору, наверняка, будет интересно их увидеть. Вопросы к Вам у неё точно появятся.
И он выложил на стол несколько фотографий. Она опешила. Кровь ударила ей в лицо и стало жарко. На фотографиях она, голая, была снята с этими типами. Даже половые акты некоторых из них с ней были засняты.
Она оцепенела, а Ильин бесцеремонно взял ей за руку и повёл к матам в углу спортзала, где спокойно и деловито стал раздевать…

Когда «после всего» она стала одеваться, то не обнаружила своих трусов и бюстгальтера. Очень красивых, купленных в комиссионном магазине. Их привозили для продажи моряки загранплавания. Каждая девушка и молодая женщина мечтали иметь такое бельё.
Поняв её взгляд, Ильин осклабился.
- Ваши трусы и бюстгальтер Вы получите завтра в доме у Ваньки (назвал адрес и кивнул на одного из своих друзей) …
Все они заинтересованно смотрели на процесс её одевания.
- Как же я домой пойду? – Возмутилась она.
- Да, уж как-нибудь дойдёте!
- И в пятницу мне ехать к маме. Она больна.
- Придётся перенести поездку на следующую неделю. – Невозмутимо возражал ей малолетний негодяй. – У нас просто в этот вечер «хата» свободна. По-человечески хочется пообщаться с Вами. В достойной Вас обстановке. А то, то какая-то балка. То какой-то строительный двор, то эти маты! – Удобств хочется! Да и Вам, поди, будет спокойно и приятно. Надеюсь! – Он откровенно издевался над её беспомощностью и своей властью над ней.

В пятницу она всё же решила уехать, вопреки всему. Собрала сумку и только выскользнула из дому, как тут же столкнулась с Ильиным. Он предвидел побег и стерёг её.
- Вы почему меня ослушались?! Я же сказал, где сегодня вечером Вы должны быть!
И, нагло улыбаясь, продолжил:
- Нельзя детей обижать!
Её прорвало:
- Вы дети?! Вы – сукины дети! Вы вообще нелюди! У Вас нет ничего святого! Вам по двенадцать-тринадцать лет, а мерзости в себе набрали, сколько нет и у закоренелых преступников!
Он испугался:
- Тише, тише! Зачем Вы кричите?! Сейчас соберутся люди. Им будет интересно, что происходит. Вам это надо?! Вы же сами не хотели огласки.
Она осеклась. И правда, зачем давать пищу для лишних разговоров.
А он предложил:
- Давайте войдём в дом, и наш разговор продолжим там.
Она подчинилась. Там просила оставить её в покое, плакала, но он стоял на своём:
- Алла Владимировна! Да, надо быть последним кретином, чтобы отказаться от такого-то счастья. У нас самая красивая женщина. Да, о таком можно только мечтать! Мы же многого от Вас не требуем и бережно относимся к Вам. Ну, иногда Вы будет приходить по нашей просьбе. Зато мы для Вас и дрова наколем, и воды наносим, и вообще у Вас никаких проблем по дому и хозяйству не будет. Вообще ни в чём! На днях по телевизору рассказывали о фанатах футбольной команды «Спартак». Ради своей любимой команды они такое творят! Вот Вы у нас в единственном лице наша любимая команда, а мы, считайте, Ваши верные фанаты.
А когда она сказала, что к ним она всё равно не пойдёт, он выложил свой последний козырь:
- Пацаны на Вас ещё и заработать хотят. Ваши фотографии… ну те, где Вы голая, продавать по рублю старшеклассникам и вообще, кто пожелает. Я противник. Подумайте хорошо. А мы Вас ждём!

Поплакала она, поплакала и пошла. И потом стала ходить, когда говорили. Постепенно её «фан-клуб» стал расти. Когда она возмутилась, Ильин опять «поставил её на место»:
- Да, Вам что, жалко?! Вас убыло?! Ещё у кого-то будете первой женщиной! Научите так необходимому каждому мужчине делу. Хороший вкус привьёте!
Жить становилось невмоготу. Дурные мысли лезли в голову от безысходности, поэтому она с такой лёгкостью согласилась на мерзкое предложение своих «рабовладельцев». Они ведь пообещали после этого оставить её в покое! Разум её притупился, иначе бы она вспомнила, что добровольно от рабов никогда и никто не отказывался.

А дело обстояло так. Со временем у насильников исчезло чувство новизны. Каждый раз одно и то же! А хотелось чего-то нового.
Фёдоров после очередных «посиделок» сказал:
- Конечно Алка - красивая баба! Ничего не скажешь! И фигура «зашибись»! Но тело у неё, как железное. Вот сегодня я как будто нечаянно прикоснулся к нашей певичке, и такой «мяконькой» после Алки она показалась мне! Вот бы её попробовать!

Учитель пения Евдокия Григорьевна была, действительно, обаятельной молодой женщиной. Всегда ходила в приталенных модных блузках и узких миди-юбках. В ней было что-то от богемы, невсамделишного, поэтому-то малолетние преступники не сразу обратили на неё внимание. Теперь, вслед за Фёдоровым, все члены «кружка» решили, что по контрасту со спортивной Аллой Владимировной «певичка» будет «тоже ничего».

Ильин предложил:
- Скажем Алке, что, если она поможет нам заманить Дуню, мы оставим её в покое и «переключимся на певичку». Сделает! А с той, уверен, проблемы не будет. Она вся какая-то «расслабленная». Вся в искусстве. Раздвинет ноги, куда денется!

Алла, действительно, сразу согласилась. В ней уже созрел протест на «несовершенство» мира и несправедливость жизни: Почему я?! Почему только я?! Пусть теперь кто-то другой потерпит!

Евдокия была примерно того же возраста, что и Алла. Как и каждая молодая женщина, она любила красивые «шмотки», которые приходилось приобретать «с рук». Вот на этом её Алла и решила взять. После очередной поездки в областной город, она, как бы между прочим, сказала, что приобрела много красивых вещей, но не рассчитала своих возможностей, нужны деньги, и что-то придётся продать.
Евдокия сразу «клюнула». Договорились о времени визита. Алла сообщила о нём Ильину, и к приходу «жертвы» вся «кодла» уже ждала её.
Увлечённая рассматриванием, действительно, красивых вещей, молодая женщина не сразу обратила внимания, как из соседней комнаты вошло несколько учеников их школы и столпилось вокруг неё.
- Алла! Что они здесь делают?! – Искренне удивилась она.
Но когда Ильин взялся ей объяснить, что они от неё хотят, получилось совсем не то, что они ожидали.
Это «эфемерное» (воздушное) создание залепило ему пощёчину и закричала:
- Да как у тебя язык не отсох говорить мне такое, негодяй! По тебе колония для малолетних преступников плачет!
И тут же, обращаясь уже к Алле, выдохнула:
-  Ты у них в пособницах?! Так?! Ты, педагог?! Тебя тоже в тюрьму надо!
Ильин попытался закрыть ей рот, а его товарищи схватили за руки, но она извернулась и вцепилась в руку зубами, да так, что тот взвыл и автоматически другой рукой нанёс ей удар в лицо. Из разбитого лица на красивую белую блузку и такую же красивую белую юбку потекла кровь. Всем стало понятно, что произошло что-то страшное, совсем непредвиденное. Ильин стал уговаривать женщину простить их, но та была непреклонна:
- Отныне Ваш дом – тюрьма! Я сейчас же иду в милицию, прокуратуру, КГБ, к директору школы! Надо же какие мрази притаились под личиной детей!
Она выскочила из дома Аллы, не удостоив её даже взгляда. Алла поняла, что развязка наконец наступила, и полностью отрешилась от происходящего. Ильин, наоборот, сконцентрировался:
- Братва! Пошли за ней!
Он понял, что уговаривать женщину бесполезно. Она не должна дойти до милиции. В его мерзкой голове сложился план действий:
-  Значит так! – на улице распорядился он. – Ты, Фёдоров, и ты Скворцов бегите вокруг пруда к мосткам (в центр посёлка ей по-другому не дойти), и там быть должны ещё до её появления. Ты, Калиберда, и ты, Гавриш, бегите к тем же мосткам по этой стороне, чтобы к тому времени, когда она к ним подойдёт, вы были уже там. Как только она окажется на мостках, вы с обеих концов идёте к ней и помогаете ей оказаться в пруду и не даёте ей не выплыть из него. Я сейчас иду вслед за ней на случай, если она изменит свой маршрут и пойдёт не в центр посёлка, а куда-то в другое место. Короче, встречаемся у мостков. Всё! Разбежались!

На следующий день школа «гудела». Два преподавателя (физкультуры и пения) на работу не пришли. Послали домой узнать причину. Аллу Владимировну нашли в петле. Чуть позже в пруду нашли и Евдокию Григорьевну.
Вначале из района, потом и из области приехала специалисты сыска. Малолетние преступники были выявлены, у них найдены компрометирующие их фотографии, другие вещественные доказательства преступной деятельности. Они были задержаны. Но их возраст поразил даже видавших виды «следаков»: ни один из них не достиг возраста привлечения к уголовной ответственности.

Рассказ захватил слушателей.  В аудитории установилась такая тишина, что, казалось, пролети муха, её будет слышно. Он окончил свой рассказ, а студенты продолжали сидеть, молча. Похоже, большинство из них только сейчас, по-настоящему, осознала важность и ответственность выбранной ими профессии.
Прозвенел звонок, он отпустил их по домам, но они не уходили. Подошли к его трибуне. Кто-то задавал вопросы по теме лекции, кто-то об услышанном, кто-то о нём самом и его службе, будет ли он ещё что-то им читать. А одна девушка призналась, что ей так захотелось, хоты бы виртуально, «побывать в том времени, когда Вы учились и начинали свою работу».
- А как мне бы этого хотелось! – Не удержался от грустного замечания он. – И показал бы, и рассказал, и научил!
- Так научите! – Подхватили сразу несколько человек. - Мы с радостью будем ходить на Ваши занятия!
Он помолчал, а потом, как бы превозмогая себя, признался:
- Это вряд ли! Сегодняшнее занятие – просто случайность. Видно, у Вашего руководства просто другого выхода не нашлось.
Не берут никуда. Меня даже воспитателем в следственный колледж не взяли. Сослались на то, что педагогического образования у меня нет. – «Зато у меня огромный следственный опыт! А педагогическое образование, если так надо, я получу заочно, а то и вообще все экзамены сдам экстерном» - Пообещал я, думая, что проблема, действительно, только в этом. - «Да, нет! У Вас и возраст пенсионный! - Продолжал кадровик. – У нас установка: брать только молодые кадры!» Не выдержал я и «съязвил»: «Если бы перед Вами стояла задача поднять народонаселение, то тогда Ваша «установка» была бы оправдана. А поскольку Вам надо подготовить высококвалифицированные кадры следователей, то приоритеты должны быть совсем другими». Обиделся кадровик и разговор со мной прервал. Но дело в том, что он не один такой. Эти, простите за плохое слово, сукины дети и виноваты в том, что нынешние следователи выпускаются в жизнь недостаточно профессионально и, главное, нравственно подготовленными. Отсюда большая текучка следственных кадров, с одной стороны, а с другой -  такое «новое» явление, как «заказные дела». Покорно выполняют некоторые следователи «просьбы», «рекомендации», «пожелания» начальства, не сопоставляя эти «рекомендации» с требованием Закона. Во время учёбы нравственная доминанта в них выстроена не была. А вот раньше такого не было! Ни один начальник не смел мне предложить что-то незаконное, ибо в моей реакции на это он не сомневался.

Беседа затянулась. Пришли убирать помещение, и их попросили освободить аудиторию.
- Добра вам, ребята! – Пожелал он своим слушателям. – Дай Бог, и свидимся ещё! Я готов передать вам всё, что знаю и умею сам. Но, в любом случае, раз вы задумались о нравственной составляющей деятельности следователя, «процесс уже пошёл».