Такая странная любовь

Что такое любовь?
Знаю, это странный вопрос, и, пожалуйста, не думайте, что я дам на него ответ. Боюсь сморозить глупость. И всё же, если обещаете не смеяться над моим невежеством, кое-что я все-таки скажу: да, вы не сможете дать определение любви, но однажды обязательно в кого-нибудь без памяти влюбитесь. Вот тогда-то и поймете – лучше всех поймете – что такое любовь.
Безусловно, лучше испытывать это чувство, чем обладать знанием о том, что оно собой представляет.
Наверное, все мы бывали влюблены. Иногда мы встречаем свою любовь в университете, иногда – где-нибудь по соседству…
Словом, любовь – замечательное чувство. Тем, кто с ним еще не знаком, советую обязательно познакомиться. Но имейте в виду, к любви примешано немножко боли, и вы всегда будете чувствовать где-то в глубине сердца легкую грусть. Странно, но людям это нравится. 
Куда хуже безответная любовь – это чувство очень болезненное. 
Бывают и такие случаи, которые не следует принимать всерьез. Человек думает, что влюбился, а это не так. Это происходит с теми, кто просто не хочет, чтобы сердце оставалось пустым. То есть бывает любовь настоящая, а бывает – так себе, вроде игры.   
Рано или поздно любовь кончается, проходит; вспоминая о ней, мы улыбаемся.
Получается, что любовь – штука хорошая, но, как правило, недолговечная.
Вот вы теперь наверняка посмеиваетесь над тем, что я тут понаписал, так ведь?
Я тоже всё это, по правде говоря, всерьез не воспринимаю.
На самом деле эти пустые разглагольствования – часть моей речи, посвященной философии любви; а произнес я эту речь перед опытной работницей ночных увеселительно-питейных заведений, которую хотел кое на что уговорить.
Вся эта история случилась с нами потому, что мы хотели избавить Ирфана от любовной тоски.
Ирфан – мой хороший друг. Знакомы мы с ним с самого детства, потом учились в одном классе.
К тому же мы с ним дальние родственники. Но это к делу не относится.
Так вот, у этого самого Ирфана любовь была совершенно особенная – странная и, я бы даже сказал, нездоровая. Хотя, возможно, ее просто не стоило воспринимать всерьез. 

***

В школе у нас была учительница музыки по имени Мелахат-ханым - из тех прекрасных преподавателей, что умеют привить детям любовь к музыке. Но это еще ладно. Главное, она была необычайно красива. Все мальчики в классе были в нее влюблены (Ирфан – не исключение), и, думаю, многие учителя-мужчины тоже. А Мелахат-ханым, скорее всего, об этом и не подозревала.
Она была милой женщиной, но, похоже, немного наивной. Когда она впервые приехала, получив назначение, в наш городок, то увидела на въезде «памятник дыне», и позже, в классе, сказала нам: «я так понимаю, дыня – символ здешних мест. У вас тут, должно быть, много дынных деревьев». Мы с ребятами едва со смеху не лопнули. 
И долго еще жители нашего городка, посмеиваясь, вспоминали об этой её фразе: «Надо же, думает, что дыни растут на деревьях!»
Рассказывали, что географ Халит-бей так однажды сказал Мелахат-ханым в учительской: «Только, прошу вас, не садитесь отдохнуть в тенечке под дынным деревом. Не ровен час, уснете, а с дерева упадет спелая дыня – и прямо вам по голове!»
Думаю, это был единственный недостаток Мелахат-ханым; позже, гуляя меж полей и огородов, она сама поняла, что к чему.
Иногда она приносила в школу граммофон и пластинки.
На ее уроках наш мир начинал меняться, ведь до того времени мы не были знакомы ни с Моцартом, ни с Бетховеном, ни с Чайковским, ни с Паганини, ни с Вивальди. 
Когда пластинка кончалась, Мелахат-ханым, еще под впечатлением от только что стихших звуков, задумчиво смотрела на нас и спрашивала: «Ну как, дети? Правда, прекрасная музыка?»
И мы хором отвечали: «Прекрасная!»
Это её сильно радовало; но она не знала и не понимала, что прекрасной мы считали не музыку, а её саму.
Что было потом? Через несколько лет она уехала. Её перевели в далекий город, о котором мы никогда даже и не слышали…
На этом кончился и наш интерес к музыке.   
Конечно, забыть Мелахат-ханым было непросто. Она уехала, и с этим ничего нельзя было поделать, но осталась в наших воспоминаниях – как самая красивая наша учительница. 
После неё хороших учителей музыки у нас не было. Красивых тоже.

***

Мы выросли, окончили школу, пошли на работу; многие обзавелись семьей и детьми.
Появились у нас и кое-какие деньги. Кто купил машину, кто дом; я вот, поверив некоторой конфиденциальной информации, приобрел кусок земли у черта на куличках: там якобы собирались строить дорогу, и мои вложения должны были окупиться сторицей.
А Ирфан купил себе очень дорогой музыкальный центр с огромными колонками. Такому сама Мелахат-ханым позавидовала бы.
Ну и я, оказавшись как-то раз по работе в Стамбуле, раздобыл для него несколько пластинок с классической музыкой в магазинчике рядом с Туннелем . Не то что бы я разбирался в этом деле, просто попросил продавца выбрать что-нибудь на его вкус.
Эх, лучше бы я не привозил этих пластинок! То есть Ирфан-то, конечно, очень обрадовался. И стал слушать пластинки и днем, и ночью. А когда в разговоре ему случалось вспомнить имя учительницы Мелахат, к его глазам подступали слезы.
Однажды он заявил:
- Я найду Мелахат-ханым!
Мы едва его отговорили.
- Послушай, она же могла переехать куда угодно. Может быть, она вышла замуж. Ну и, разумеется, постарела и подурнела!
Этому балбесу что-нибудь втолковать – все равно что заставить верблюда перепрыгнуть через канаву. Особенно если немножко выпьет – всё, тушите свечи. Начинал рыдать. Потом, правда, приходил в себя и снова начинал слушать пластинки. 
Тщетно его бедная мать умоляла:
- Сынок, сделай перерыв или хотя бы звук убавь! Соседи придут!
Он в ответ:
- А ты знаешь, что сказал дядя Адем? - соседа их так звали. – У кур, слушающих музыку, повышается продуктивность, они несут больше яиц. Петух, царь курятника, стал петь, что твой тенор. А коровы дают больше молока! 
Из-за пристрастия к классической музыке стали Ирфана величать «умником нашего городка».
Потом дело зашло еще дальше.
- Я снова влюбился! – сообщил нам Ирфан. И на этот раз речь шла не о Мелахат-ханым.
- В кого?
- В Гюльден Унвер! 
- А это ещё кто?
- Девушка-скрипачка, которая играет на тех пластинках, что ты привез.
Ничего себе! Наш Ирфан, выходит, влюбился в женщину, которую даже ни разу не видел, только слышал, как она на скрипке играет.
Сыт я уже был по горло его дурацкими любовными увлечениями.
Имя скрипачки он прочитал на конверте пластинки. Знаком с ней не был, даже фотографии не видел нигде. Называл её «девушкой-скрипачкой», но почем знать, может, она старушка уже? Может, уродина?
Но ему же ничего не втолкуешь.
В одном журнале он увидел статью про десятерых самых красивых скрипачек мира, вырезал их фотографии и повесил на стену. Анна-Софи Муттер, Янин Янсен, Джерен Аксан, Линдси Стирлинг и еще несколько незнакомых мне имен… Ей-богу, все красавицы, но это уже все-таки чересчур!
Ирфан говорил, что все они умеют заставить скрипку плакать, но очаровывают поклонников не только талантом, но и красотой.
- А которая из них твоя Гюльден? – спрашивал я.
- Ее портрета здесь нет, но я уверен, что она краше их всех!
Когда на пластинке вступала скрипка, Ирфан приказывал всем замолчать и говорил: «Очень красивая интерпретация… Даже более чем красивая!
 
***

Мать Ирфана однажды поймала меня на улице и говорит:
- Послушай, ты эту кашу заварил, ты и придумывай теперь, как её расхлебывать. 
Я потупил взгляд. Да, что-то надо было придумать, но что?
Ещё один наш школьный приятель Хикмет сказал, что ему в голову пришла идея: мы должны поехать в Стамбул, найти какую-нибудь женщину из тех, что играют на скрипке в публичных домах, заплатить ей и доставить сюда. Вот, мол, твоя Гюльден. 
Мне захотелось швырнуть ему в голову чем-нибудь потяжелее. Еле сдержался.
Впрочем, от Хикмета ничего другого ждать и не следовало. Но мне в голову вообще ничего не приходило. Думал я, думал, и решил, что попробовать, наверное, можно.
Я пошел сообщить Ирфану радостную весть.
- Найдем мы твою Гюльден Унвер, - говорю.
Он не поверил.
- И как же это вы её найдете?
- У меня в Стамбуле есть один армейский дружок, - соврал я, - он играет в оркестре на барабане и всех музыкантов знает.
- Всего-навсего барабанщик?! – разозлился Ирфан.
- Да, и что с того? Не стоит пренебрегать барабанщиками!
- Ударник, стало быть, - успокоился Ирфан. – Ну что ж, попытка не пытка.
 
***

И вот мы отправились в Стамбул на машине Хикмета. Заселились в один отель в Сиркеджи , где я часто останавливаюсь. 
На следующий день рано утром перебрались через Галатский мост и пошли на улицу Юксек-Калдырым.
На нижнем конце улицы – публичные дома, на верхнем – музыкальные магазины, в одном из которых я купил Ирфану эти злосчастные пластинки. 
«Послушай, Юксек-Калдырым, - молил я про себя, - спаси меня от этой напасти! Помилуй!»
Сначала свернули на улицу Зюрафа.
Обошли там все бордели, проталкиваясь через толпу с криком: «Посторонись, министры, сенаторы пожаловали!» В конце концов остановили свой выбор на одной женщине.
- Как по-твоему, похожа на скрипачку? – спросил я.
- Не говори ерунду! Забыл, где мы? Кто из них похож на скрипачку? – возмутился Хикмет. Потом предложил: - Давай-ка я с ней поближе познакомлюсь, поговорю? – и, не дожидаясь ответа, подскочил к красотке. Вместе они ушли на верхний этаж.
Я принялся снова ходить по улице. Полчаса прошло – нет Хикмета. Через сорок пять минут явился, поправляя ремень и ухмыляясь.
- Ну как, похожа на скрипачку? – буркнул я.
- Да не очень-то. Но сошла бы. Однако есть проблема: хоть я и сказал ей, что мы заплатим, исполнять эту роль она не захотела.
Значит, надо искать другую кандидатуру. 
- Она говорит, что у нее есть родственница, которая играет на скрипке и поет в разных мейхане  в Бейоглу. Та, мол, подойдет нам куда лучше.   
Я снова преисполнился надежды. Ну ведь в самом деле, на скрипке играть умеет. Может быть, и из Моцарта с Бетховеном что-нибудь знает.
 
***

Вечером мы снова зашли на улицу Зюрафа, встретились с той женщиной и отправились вместе с ней в Бейоглу.
Пока шли, отдуваясь, вверх по Юксек-Кадырыму, женщина взяла меня под руку и спросила:
- Мы с вами не знакомы, раньше не встречались?
Я покраснел, растерялся. Хикмет подмигнул:
- Советую познакомиться поближе!
Нашел время. Не до того сейчас!
Отыскать скрипачку оказалось не сложно. Однако она была занята: переходила из одного мейхане в другой, играла на скрипке, пела – словом, зарабатывала на жизнь. А мы ходили следом.
Ни одна из тех песен, что она играла, не имела ничего общего с музыкой, которую нам давала слушать Мелахат-ханым, но делать было нечего.
Дождавшись, когда она сделает передышку, мы подсели к ней за столик и рассказали о своем «великом плане». Скрипачка смерила нас долгим взглядом: видать, решала, чокнутые мы или нет. Потом наотрез отказалась от нашего предложения и встала.
- Работать надо, денежки сами себя не заработают!
Снова начала расхаживать со своей скрипкой между столиками.
Вскоре к ней привязался один из поднабравшихся посетителей заведения. Сначала сунул ей в декольте бумажку в пятьдесят лир, а потом, расхрабрившись, начал тискать нашу скрипачку за разные места. Та попыталась вырваться, но куда там! Этот тип принялся ее целовать. Тогда она треснула его скрипкой по голове. Сработало: нахал присмирел, да вот только у скрипки гриф отвалился.
Девушка зарыдала в три ручья и вернулась за наш столик со сломанной скрипкой. Как теперь на жизнь зарабатывать?
Хикмет бросился ее утешать:
- Не волнуйся! Я её починю, крепче прежнего будет!
Девушка поверила, вытерла слезы тыльной стороной ладони. 
Хикмет сбегал в магазин неподалеку, купил японский клей. Он в таких делах хорошо разбирается. Немного погодя отремонтировал скрипку и осторожно положил на столик. 
Все мы боялись к ней притронуться.
- Готово! – сказал Хикмет. – Но пусть сначала клей высохнет.
Девушка, раньше такая суровая, заулыбалась.
Мы-то давно уже забыли о своем «великом плане», потеряли надежду, но скрипачка не забыла и говорит:
- Хорошо, я согласна. Поеду с вами.
Звали её Зелиха. Но мы предупредили её, что отныне она – Гюльден Унвер. А потом спросили, знает ли она что-нибудь, кроме кабацких мелодий.
- А то! – возмутилась Зелиха. – Я, может, и играю по мейхане, но не какая-нибудь невежда. Среднюю школу окончила, уроки музыки брала, про Моцарта с Бетховеном слыхала.
Мы с Хикметом переглянулись: похоже, нашли, что искали!
Завтра рано утром нужно было уезжать, так что мы все вместе пошли в наш отель в Сиркеджи. Хикмет не изменил себе:
- Слушай, чтобы лишние деньги не платить, пусть девушка в моем номере переночует! 

***

Сами знаете, путь долгий, утомительный. Ехали, ехали… Зелиха – то есть, пардон, наша Гюльден Унвер, всю дорогу проспала на заднем сидении.
У заднего окна лежал её склеенный инструмент.
На одной из остановок мы купили ей более подходящий для скрипачки наряд.
Когда мы добрались до дома Ирфана и постучали в дверь, время близилось к полуночи.
Ирфан, дремавший в кресле перед телевизором, встал, открыл. На его лице явственно читался вопрос: «Чего вам надо? Ночь на дворе!» 
Хикмет меня опередил:
- Поздравляю, друг! Смотри, мы привезли тебе Гюльден Унвер!
Тот, конечно, не поверил, но все равно краем глаза посмотрел на девушку: вдруг в самом деле она?
Не дожидаясь приглашения, мы ввалились в прихожую.
- Отрывай-ка, - сказал я, - свой припрятанный виски.
- Да ведь поздно уже! – возразил Ирфан. – И, может быть, не виски, а ракы?
- Нет, дружок, так не пойдет! – запротестовал Хикмет. – Ты что, собираешься поить исполнительницу классической музыки ракы? Здесь тебе мейхане, что ли?
На самом деле для Зелихи разницы не было: что ракы, что виски, что вино, на все была согласна. В конце концов, она же была королевой мейхане.
Выпив рюмку-другую, мы сказали, что нам пора, и ушли, оставив гостью наедине с Ирфаном.

***

На следующий день мы проспали до полудня, а едва проснувшись, вне себя от любопытства побежали к Ирфану.
Удивительное дело! Наш друг выглядел чрезвычайно счастливым и улыбался до ушей. 
Его мать вместе с нашей скрипачкой что-то готовили на кухне.
- Друзья, - приветствовал нас Ирфан, - я несказанно вам благодарен. Вы правильно поняли, что мне нужно. Наконец-то я обрел любовь, которую так долго искал. Зелиха и с моей мамой отлично поладила.
Услышав это, мы с Ирфаном растерянно переглянулись.
Оказывается, скрипачка, выпив, забыла про все наши наставления и проговорилась, что зовут её не Гюльден Унвер, а Зелиха. 
Ирфан продолжал:
- У нее есть некоторые проблемы с интонированием, но это не беда. Мы полюбили друг друга. Странно было бы ожидать, чтобы она играла так же хорошо, как Гюльден Унвер. К тому же Гюльден я никогда не видел; может, Зелиха превосходит ее красотой. – Ирфан помолчал и продолжил с блаженной улыбкой на губах: - Утром после завтрака она сыграла мне немного из Третьего скрипичного концерта Моцарта. Но странное дело… Когда я спросил, что это, она ответила: «Не знаю. Так просто, красивая музычка».

...

- Туннель – подземный фуникулер, связывающий берег залива Золотой Рог у Галатского моста и окончание проспекта Истикляль. Функционирует с 1875 года.
- Сиркеджи и упомянутый ниже Бейоглу – районы в европейской части Стамбула.
- Мейхане – питейное заведение.