Стул, переполнивший чашу терпения

Наверняка и Вы, не зная как объяснить, что-то малышу - отвечали: «Когда станешь взрослым – поймёшь». Вот так же и я в разговоре с внуком, ответил ему. Тогда ребёнок задал мне вопрос: «Дедушка, а когда ты понял, что ты уже стал взрослым?»
Весь остаток дня я задавал себе тот же вопрос. Мне кажется, рассуждал я, что взросление наступает не в один день, а скачкообразно. Что-то произошло, ты «набил себе очередную шишку» – повзрослел.

История эта произошла в 1963 году на первом курсе моего обучения в Ленинградском техникуме Авиаприборостроения. Я думаю, что обращение в той, трудной жизненной ситуации, за помощью к родителям, и стала одной из точек моего взросления. Они попытались, но не смогли помочь. Решение проблемы осталось за мной. Причиной той беды был один из преподавателей.

В качестве учителя русской литературы и классного дядьки в нашу группу был определён Виктор Александрович Колчин. Был он среднего роста, но худ и поэтому казался выше. Смотрел Колчин на собеседника сквозь очки, не мигая, сверлящим взглядом. Длинные волосы, которые он постоянно приглаживал ладонью, делали его лицо каким-то неопрятным. Одевался Колчин в серый, заношенный, потерявший свою первоначальную форму, пиджак с отвисшими карманами, явно на размер больше. Чёрные узкие брюки с вытянутыми на коленках пузырями. Ботинки, со стоптанными каблуками. На рубашке, часто несвежей, постоянно один и тот же галстук, по-видимому, когда-то завязанный кривым тонким узлом, да так и сохраняемым. Но мы были, по сути, ещё детьми и нам было всё равно и на его взгляд, и на остальную его внешность.

Знакомство своё с группой он начал с собрания по выдвижению из нашей среды: старосты группы. Поскольку ребята были ещё мало знакомы друг с другом, предложение кандидатуры преподаватель взял на себя. На роль старосты, правой руки учителя, был предложен самый старший по возрасту в нашей группе (которому уже исполнилось 16 лет, в отличие от остальных - 14-15 летних). В старосты избрали меня.

Обстановка в техникуме совершеннейшим образом отличалось от школы. Во-первых, к нам преподаватели обращались на Вы. И, когда мы задали нашей любимой учительнице по математики вопрос, мол, почему она перешла преподавать в техникум из обычной школы? Та сказала: «Здесь дураков меньше».

Колчин, первое время относился ко мне с уважением, но всё поменялось в одночасье после поездки в колхоз на уборку моркови...

До станции Можайская доехали на электричке. До поля нас должны были, по очереди, группу за группой, подвозить в кузовах открытых машин. Всех уже увезли, осталась наша и ещё одна группа. Тут Колчин подкидывает идею - не ждать автомашину, а идти до поля пешком, поскольку, как он выразился: «Удовольствие человек испытывает лишь при движении к цели». Его предложение, не нашло откликов в наших сердцах. Да ещё и с неба стал сыпать мелкий то ли дождь, то ли снег. Колчин посмотрел на меня своим немигающим взглядом, ожидая с моей стороны поддержки. Но я попытался объяснить, что пеший марш в такую мерзопакостную погоду не станет удовольствием для нас, и лучше дождаться машин под вокзальным навесом. В ответ, учитель привёл довод, как ему, наверняка, казалось, разбивающий все наши контр аргументы: «А вот когда Павка Корчагин строил узкоколейку, им тяжелее было». И он опять вперил в меня свой немигающий взгляд. При этом желваки в углах нижней челюсти у него надулись и угрожающе зашевелились. И я, каюсь, пошёл на поводу у учителя и повёл ребят пешком на «трудовую ниву». При этом предупредив, что даже примерно не знаю дороги. На что Колчин, с уверенностью сказал, что все дороги ведут в поле. Мы шли уже минут 20, но пока так и не увидели грядок, на которых работали студенты. Встретившаяся нам женщина, по виду колхозница, с состраданием глядя на нас, покачав головой, сообщила, что поворот на нужное поле мы уже дано проскочили. Колчин, услышав такое откровение, подошёл ко мне, побагровев лицом, зашевелив желваками, произнёс, как выплюнул: «Ты специально завёл нас не туда. Зачем ты вообще решил, что нужно идти, а не дожидаться транспорта?»

Первым моим мальчишеским порывом на обвинение в том, чего я не совершал, было дать ему в морду. Но от такого пагубного поступка меня спас появившийся на вершине пригорка грузовик. Подъехав, шофёр, глядя на нас, мокрых, усталых, сообщил, что разыскивал нашу группу по всем окрестностям.

Уже на следующий день, на первом же уроке литературы начались издевательства Колчина надо мной. Со следующего месяца я уже был лишён стипендии. Он, буквально, хамил мне, вызывая на ответное хамство. Я молчал в ответ или подчёркнуто вежливо отвечал на поставленный им вопрос: «Позвольте с Вами, уважаемый Виктор Александрович, не согласиться. И, если мне будет дозволено, я бы хотел Вам возразить...». Я предполагал - он позлится и отвяжется. Но нет, злоба его только нарастала. Ребята не понимали, как им реагировать, как защитить меня. Через пару недель Колчин собирает собрание группы. На повестке дня - «Перевыборы старосты группы». Ребята не испугались, проголосовали единогласно за то, чтобы я остался старостой.

Издевательства стали труднопереносимы. Я уже был на гране нервного срыва. Не спал ночами. Не зная, что ещё можно предпринять, я обратился за помощью к своим родителям, рассказав обо всём. Представляете 16 летнего парня, далеко не «маменькиного сынка», который уже «гуляет» с девушками, так измучить, что он, как в детстве, просит защиты у мамы с папой. Для моей малограмотной мамочки и отца, шофёра грузовика, посещение техникума было тяжёлым испытанием. Но они очень хотели попытаться помочь своему чаду. Пошли...

Помог ли мне их визит?  Но прежде чем ответить на этот вопрос, чтобы не сложилось впечатление, что мы, студенты, были уж так идеальны и безропотны - вовсе нет.

Время подходило к Новому году, и ребята группы задумали двухдневный лыжный поход с ночёвкой в район озера Красавица, что находится на карельском перешейке под Ленинградом. Поход был назначен на ближайшие выходные. Ночевать  предполагалось в  деревянной бане у знакомого родителей одного из студентов. У хозяина было одно условие, чтобы нас сопровождал преподаватель. Колчин был ошарашен нашей идеей с походом. Некоторое время учитель молчал, вперив взгляд в потолок, двигая желваками на щеках. Видя такую реакцию, мы его успокоили, мол, если не может, то мы обратимся к другому преподавателю. Это возымело действие, Колчин сказал, что вынужден поехать, хотя совсем и не одобряет этого.

Электричка домчала нас до станции Зеленогорск, дальше наш путь проходил по лесу. Погода была приятная: солнышко, + 2 градуса. Встали на лыжню. До цели около 10 км. Часто приходилось останавливаться, дожидаться некоторых неспортивных наших девочек и замыкающего колонну Колчина. На него было смешно и грустно смотреть, настолько он выглядел жалким. Тяжёлые старинные лыжи с верёвочными креплениями, постоянно сваливались. Полы длинного пальто, непомерно высокие лыжные палки и чемоданчик в руке, мешали ходьбе. Растрёпанные, слипшиеся от пота, пряди волос торчали из-под папахи. Я подкатил к нему, и предложил помочь нести чемодан. Он взглянул на меня, и процедил сквозь зубы что-то невнятное. Чувствовалось, что он воспринимал этот поход, как специально, задуманное именно мной, издевательство над ним. Но Колчин, да, впрочем, и я, ещё не знали, какая неприятность его ожидает дальше в этой поездке...

Кое-как мы добрались до места. В бане были устроены двухэтажные нары. Расположив свои вещи на выбранных для сна местах, приступили к приготовлению еды. За обедом ребята, втайне от меня, растворили Колчину в кружке с чаем таблетку слабительного средства «Пурген»...

Теперь-то понимаю, насколько мы, молодёжь, тогда были жестоки. Единственное оправдание, что это было защитной реакцией ребят на несправедливую жестокость Колчина в отношении меня. Слабительное очень даже сработало. И ночь, и путь на лыжах обратно у Колчина были очень весёлыми. Обратно его чемоданчик несли по очереди (мальчишки, чтобы, обеспечить себе алиби, тоже часто выбегали ночью в туалет, имитируя «не то съели»).

После той поездки, Колчин уже стал издеваться не только надо мной, но и над всеми студентами группы. Последней капелькой нашего терпения был выпад учителя против одной из девочек, которая, имея круглое лицо, пыталась его визуально удлинить, делая очень высокую причёску. И вот Колчин - преподаватель литературы, задаёт нашей Тане задание - к следующему уроку выучить наизусть длинный кусок прозы из «Преступление и наказание» Достоевского.

- Но, Виктор Александрович, — ответила Таня в недоумении, — я же не успею выучить такой длинный текст.
- А ты не трать время на устройство кастрюли на своей голове, а учи.

Таня от этих слов разрыдалась, закрыв ладонями лицо. Колчин, по-видимому, поняв, что тут он переборщил, схватил свой портфель и выскочил из аудитории. Ребята, как могли, пытались утешить обиженную девочку, но она так и просидела всю перемену и начало следующего урока, математики, уткнув лицо в ладони. Когда учительница увидела плачущую Татьяну, то естественно задала вопрос, что же произошло? Ребята стали наперебой рассказывать обо всех придирках и издевательствах Колчина. Учительница была просто ошарашена таким поведением коллеги. Она сказала, что должна отлучиться на минуточку. Вернулась она в сопровождении заведующего отделением. Мы повторили ему всё, но уже более сдержанно и конкретно. Было решено сейчас же, провести собрание группы, пригласить Колчина, и высказать всё ему в лицо в присутствии заведующего.

Колчин, не желая слушать наших претензий, сам пошёл в наступление, произнеся с издёвкой:
- Вчера ко мне приходили его родители. - Кивок головы в мою сторону. - Мать его, — кивок в мою сторону, — сказала, мол, сын её думает, что я придираюсь потому, что он еврей.

При этом Колчин победоносно обвёл всех присутствующих безумным взглядом и ехидно захохотал.

Тогда-то я ясно ощутил, первый раз в своей жизни, что я повзрослел и стенки позади меня, в виде моих родителей, больше нет.

При возникшей после слов Колчина тишине, кто-то из ребят тихо, но чтобы все слышали, произнёс: «А по-другому никто и не думает».

Тут поднимается с места наш комсорг Валера и, обращаясь к заведующему отделением, заявляет: «Мы не можем учиться в таких условиях. Просим Вас заменить нам классного руководителя».

Тот ответил, что пока нет свободных преподавателей. На что Валерка парировал: «Тогда лучше вообще без классного руководителя. Его роль может взять на себя триумвират: комсорг, профорг и староста группы. Просим прислушаться к нашему мнению и поставить вопрос на голосование».

Все подняли руки. Я заметил, что и учительница математики подняла руку.

Колчин, возмущённо произнес:
- Это последняя по номеру группа, в неё собрали всех худших. Они даже в социалистическом соревновании между группами занимают последнее место. 

Вышел из аудитории.

Здесь нужно сделать небольшое отступление. Администрация техникума придумала такое соревнование между группами. Начислялись призовые баллы за: хорошую успеваемость, за спортивные достижения, и т.д. В конце года должны определить победителя. Призом за первое место была четырёхдневная поездка в Таллин. За второе место - немалое денежное вознаграждение.

Заведующий отделением подвёл черту под нашим стихийным собранием:
- Я не могу сам решить этот вопрос, но обещаю завтра же поставить в известность директора техникума, донеся до него, как надо, ваше предложение (он сделал ударение на словах «как надо»).

На следующий день заведующий отделением нам сообщил, что Колчин освобождён от руководства группой, но как преподаватель литературы у нас остаётся до конца года.

И началась наша борьба за выживание в новых условиях. Мы участвовали во всех спортивных соревнованиях, работали в свободное время на какой-то стройке, к занятиям начали готовиться по-настоящему, умные ребята помогали более слабым. В общем, зарабатывали балы в соцсоревновании. Конечно же, мы хотели доказать Колчину, что самые лучшие. Через месяц мы уже обогнали все группы. Хотя, при присуждении места в соцсоревновании учли, что мы победили аккордно и присудили нам лишь второе место. Но тут группа, которой дали первое место, попросила заменить их приз, поездку в Таллин, на наши призовые деньги. С чем мы с удовольствием и согласились.

И мы всей группой совершили это незабываемое путешествие. Таллин же для нас был почти заграницей. С нами поехали заведующий отделением и учительница математики. Ну, а как же без них? Нашей победой мы во много обязаны этим людям. И, как в Таллине выяснилось, и они в не меньшей степени обязаны нам тем, что мы им подарили возможность под благовидным предлогом уехать от своих семей и очень близко пообщаться друг с другом.

П.С.
Прошло время, я окончил техникум, отслужил в армии. Через 6 лет, после описанных событий, я зашёл в наш техникум для получения какой-то справки. Там я повстречал ту учительницу математики. Мы обнялись. После рассказа о своей жизни, я спросил, преподаёт ли ещё здесь Колчин? Учительница, назвав Колчина несчастным человеком, поведала следующую историю:
- И хотя издевательства над учениками он не прекратил, Колчина держали из жалости, поскольку его судьба печальна. Родители погибли во время войны. Мальчик вырос в детском доме. Он женат и имеет троих маленьких детей. Жена инвалид. Их семья ютится в 9 метровой комнате. Денег на жизнь катастрофически не хватало. Когда жалобы на его поведение с учениками уже нельзя было скрывать в стенах техникума, администрация решила от него избавиться. Директор техникума, через своего приятеля из городского отдела по образованию, нашел Колчину место инспектора по школам, с окладом много выше того, который он имел в техникуме. С перспективой получения нового, большего жилья.
- И он конечно согласился. – С уверенностью сказал я.
- Нет! В ответ он запустил в директора стул. Вызвали специальную скорую помощь. Колчина определили в психиатрическую лечебницу. После прохождения лечения он уже не вернулся в техникум, поскольку с таким заболеванием не имел права работать с несовершеннолетними детьми.

Услышав о таком печальном финале учительской карьеры моего мучителя, я должен был возрадоваться, но как-то не очень получилось. Колчин несчастен был с самого рождения, и это озлобило его. А довольные жизнью сытые студенты, вызывали в его, поражённом болезнью мозгу, лишь зависть и ненависть. Но ведь как много ребят, выросших в детских домах, становились замечательными добрыми людьми. И ещё подумалось: в его бедах изначально виновата война. Не напади тогда нацистские оккупанты на нашу Родину, не было бы сирот войны.

Закончу тем, с чего начал своё повествование. Наверно, расскажи я эту историю моему маленькому внуку, он бы, не поняв, лишь повторит свой вопрос:
- Дедушка, так когда же ты понял, что ты уже повзрослел?
- Когда станешь взрослым – поймёшь.