Серый

Голодный февраль, опускается ночка,
А в небе дорожка из звезд,
Он был вожаком, нынче волк-одиночка,
За старой деревней погост.

Там что-то съестное оставили люди,
Голодная смерть ворожит,
Он лучше умрет, только трогать не будет
Помин, что зима сторожит.

Пусть пьяный охотник в угаре погони
По глупости жизнь оборвет,
Пусть пуля свинцовая сердце затронет,
Но душу она не убьет.

Знакомой тропой, где ветвистые елки
Скрывают движенье от глаз,
Мы встретились вдруг без ножа и двустволки,
И мог быть закончен рассказ.

Я долго смотрел и прикован сознаньем
Не смог даже с места сойти,
Звериный оскал и глухое дыханье
Отрезали к жизни пути.

И сердце так билось, что, кажется, вечность
Промчалась за пару секунд,
Один лишь рывок, впереди бесконечность,
Кто знает, те точно поймут.

Я взгляд перевел на свистящие крики
Ворона, едрёна ты вошь,
Какого рожна среди елей высоких
Ты каркаешь, вынь да полож.

И только на миг потерял я вниманье,
Воспарял, где звериный оскал?
И было одно, но большое желанье,
Бежать и я к жизни бежал.

Но в мыслях крутилось, что там на тропинке,
Где столб и кончается лес,
Он вновь ожидает, укрывшись за стрелкой,
И путь мой идет до небес.

Вернулся домой, как второй раз родился,
Но больно и колет внутри,
Что волк-одиночка со смертью смирился,
Возможно ли мне повторить.

Себе я сказал, оно будь, то что будет,
Взял курицу и колбасы,
И снова в леса, под луной, как на блюде,
Где тикают жизни часы.

Вы скажете, глупость зашита в поступке,
Инстинкт, пред тобой дикий зверь,
А я вам отвечу, что мысли упруги
И в вечность открытая дверь.
 
Так часто бывает, что острые зубы
Вернее, надежней, добрей,
Идущим на смерть не нужны блеск и трубы,
И как-то не так у людей.