41 Москвее некуда. Встреча

  МОСКВЕЕ НЕКУДА. (БАЛКОНЫ.)
                2018.


         В ОПРАВДАНИЕ СЛЕЗАМ.
                1.
Жизнь ворвалась в окно,               
Очнись печальный менестрель.               
Нет, ты не одинок,
С тобою рядом твой апрель.
Жизнь позовёт тебя, жизнь позовёт тебя,  в чём можно ей отказать.         
Мы только капельки жизни – нет нам теченья назад.               
Что с ней поделаешь? Что ты воюешь с ней?
Что за упорство в глазах?
Пусть мы все капельки жизни – я тогда жизни слеза.
                2.
Вновь боль побеждена,
Но от неё я не бежал.
Да! Здесь моя весна,
Но память о зиме свежа.
Жизнь позовёт тебя, жизнь позовёт тебя.  Что можно в ней изменить?
Можно солёною каплей губы твои полонить.
 Можно о счастье петь, и не стыдиться слёз.
Слабость ведь вовсе не в них.
Слабость – мечта о покое. Ты же почаще мне снись.
                3.
Кто песням жизнь даёт?
Отважная печаль любви.
И без апрельских слёз
Бедны мелодии твои.
Жизнь позовёт тебя, жизнь позовёт тебя. Жизни правдиво ответь.
Сбросим же злобы доспехи, будем печаль свою петь.
Жить ли, закрыв глаза, или до рези в них –
жизни извечный вопрос.
Плачь, если есть в тебе слёзы – вот оправдание слёз.
Сердце укрыть бронёй, или открыть его иглам обид и угроз.
Выбери всё же второе – вот оправдание слёз.
Вовсе  и не слеза, а просто шторминку ветер – бродяга принёс.
Всё завершится улыбкой – вот оправдание слёз.
                12.4.78. (Девятая в письме.)  В. Куроптев.

Посмотрите на дату, пауза между абзацами письма заметно удлинилась.
Явные признаки стабилизации.
Остальные песни тоже наверняка бы понравились.
Но здесь у меня не поэтическая сборка за короткий период и на заданную тему,  а «большая проза».   
Так или иначе, я избежал несправедливого перераспределения эмоций и посвятил  Ире, своей первой жене, и я в этом уверен, достойные и искренние строки.   



                41 Москвее некуда. Встреча.   

И очень хорошо, что мне не удалось довести операцию по ампутации прошлого, по уничтожению своих собственных следов, по сожжению всех письменных свидетельств тех времён до логического конца – самосожжения души.   

А блокнота с корабликом  у меня ещё не было, ему ничего не угрожало.
Впрочем, его бы не тронул в любом случае, он ведь был пуст.
Таким образом, подаренный мне летом семьдесят восьмого (78), он стал неким символом «жизни с чистого листа».
Вы, наверное, будете удивлены, но его история начинается много раньше. Помните девушку с первой (1) страницы романа.
Приятное личико (и фигурка).
Ленку, сигнал от которой я ожидал на том первом (1) балконе,
Ёжика, от которого я так удачно избавился во второй (2) из предъявленных  вам здесь песенок.
Я довольно подробно изложил там, наверху, факты её к несчастью уже завершившийся судьбы.
За кадром пока осталась наша последняя встреча.
Горели торфяники.  Но на даче в Серебряном Бору гари особенно не чувствовалось. Я мотался туда-сюда в основном на троллейбусах, но если даже оказывался вечером в городе (Бор, конечно, тоже Москва),
то каждый вечер (скорее, каждую ночь), кроме среды и субботы,  купался недалеко от метромоста.
Потом спал до полудня, делал какие-то незначительные дела, а потом всё повторялось.
Однажды днём я заскочил в ближайшую «Булочную – Кондитерскую», купить чего-нибудь и выпить чашку кофе.
Было здесь тогда такое нестандартное заведение, настолько шикарное, что ныне в этом помещении, даже не «Мебельный» - банк.
Перед прилавками и кассой почти никого, с той стороны дремлющие продавщицы. В кафетерии прохлада, полумрак и пустота.   
За одним (1) из четырёх (4) столиков ослепительная женщина – Ленка.  Такая знакомая, но иностранка.
В те времена иностранцы так легко распознавались на улицах Москвы.
Мы не виделись несколько лет. В нашем случае резонно считать так:
семь с половиной (7,5), то есть три (3) раза по два с половиной года (2,5).
2,5;3=7,5.   Я учитываю почти мистическое значение для нас данного временного интервала.  Столько всего случилось, мы уже совершенно иные, но никакого удивления с обеих сторон.  Две (2) едва проявленные улыбки, но обоюдно подтверждённая глазами радость встречи.
Я беру  большую чашку кофе, сочник, встаю рядом.
И только тут мы здороваемся.  Сквозь смех.
На столе уже есть большая чашка кофе и надкусанный сочник.
И ей, конечно, нравится, что я не забыл её давнишнее «как обычно».
Да, мы много раз бывали здесь и подростками, после катка, когда зимы в Москве ещё были зимами, и позже, подросшими, начиная с кофе наши совместные прогулы занятий. Но с тех пор я сюда не заходил, и я говорю ей об этом.  Она, оказывается, тоже – ещё один (1) приятный пустяк.
Нам, кажется, почти не о чем говорить.  Мы ведь подробно обоюдно проинформированы, и для нас такая ситуация вовсе не новость.

Моя мама, вынужденная ранняя пенсионерка, реализуя своё, достойное восхищения, желание жить и двигаться, ежедневно часами  гуляет вокруг их дома.
(Того самого знаменитого «полувысотного»,  названного мною
 «горцем в папахе».)
Она активный и популярный член скамеечного клуба, который становится существенно теснее и разговорчивее во время дождя.  Дело в том, что среди поистине огромного числа расставленных вокруг скамеек, лишь те, что находятся около  двух (2) подъездов из четырнадцати (14), расположены прямо под балконами
первого (1) этажа и этот факт позволяет продолжать общение
(трёп ?! – сомнение, как в шахматах ) «при любой погоде».   

 Продолжение следует.                42МН…
 
 3 страницы.  124 строчки.