Штурман Капитана Гнездилова, Глава 36

ЕСЛИ В МОРЕ УТОНУ - ЗНАТЬ СУДЬБА ТАКАЯ!

Люди бывают трёх типов: живые... мёртвые... и те, кто ушёл в море.

Аристотель


Мы выходим из Хобарта и, огибая остров Тасман-Айленд, выходим в Тасманское море и ложимся на NE.
Ночь проходит весьма покойно, а утром настаёт сущий ад…
Сперва мы испытываем жуткую бортовую качку: пароход переваливается с борта на борт. Палуба, крышки трюмов, швартовные устройства и механизмы беспрестанно омываются забортной водой.
И хотя капитаном Чуйко перед отходом были приняты все необходимые меры предосторожности и груз тщательно закреплён по-штормовому, на душе у меня всё же крайне тревожно.
Тем временем шторм усиливается.
Мы изменяем курс и выходим носом на волну.
Нос «Капитана Гнездилова» в такт килевой качке погружается в гигантские волны, да так, что швартовые вьюшки на баке припечатывает к палубе, словно они вылиты не из металла, а слеплены из детского пластилина.
Пароход стонет и скрипит, словно человек, которого против его воли обрекли на невыносимые страдания, и кажется, что сия пучина вот-вот поглотит его…
В столовой команды под действием качки разметало стулья, а на камбузе перевернуло бачки с приготовленной пищей. По распоряжению старпома камбуз и столовая прекращают свою деятельность, а инвентарь и кухонная утварь в срочном порядке крепятся свободными от вахт моряками по-штормовому. Экипажу выдаются макароны, которые чудом удалось спасти, и сухой паёк в виде консервов из артельной кладовой.
«Капитан Гнездилов» всё больше и больше набирает в себя забортной воды, которую не успевает откачивать весь сонм осушительных насосов, и складывается ощущение, что ещё чуть-чуть и мы либо перевернёмся, потеряв остойчивость из-за смещения груза, либо попросту пойдём ко дну, как детский кораблик, плавающий под струёй воды, бегущей из-под крана в ванной.
Наступает час моей вахты. Я выхожу из каюты и, изо всех сил цепляясь за поручни, которыми предусмотрительно оборудованы все проходы и трапы на судне, силясь не переломать руки и ноги, поднимаюсь на ходовой мостик.
Вода с шипением перекатывается по третьему «шару» контейнеров, щедро обдавая солёными брызгами, словно горючими слезами, крепкие лобовые иллюминаторы ходового мостика.
Чиф стоит ко мне спиной, заворожённо глядя на величайшее торжество стихи, и неумело крестится.
При взгляде на осеняющего себя крестным знаменем старпома, меня всецело охватывает   леденящий душу страх, и я судорожно сжимаю свой нательный крестик, висящий на груди, и тихо шепчу про себя молитву.
Так мы и стоим перед Господом – старый и молодой штурманы, моля Его о Прощении и Спасении!
И когда наша стихийная литургия оканчивается, старпом оборачивается ко мне.
— Как вы думаете, Владимир Яковлевич, не утонем? – в лоб спрашиваю его я.
— Не знаю, Игорь… Всю жизнь в море ходил и никогда не верил ни в бога, ни в чёрта!
— А как же сейчас? Уверовали?
— Уверовал! Годы, видимо, берут своё... Если вернёмся домой живыми, обязательно пойду в церковь и покрещусь!
Три дня мы ходим противолодочными зигзагами в штормовом море, спасаясь от действия бушующих циклонов. Судно и экипаж крайне измотаны, но сдаваться на милость стихии никто и не собирается. Силы у всех на исходе, и когда нам всем кажется, что этот ад никогда не закончится, ветер постепенно стихает, тучи расходятся, а море успокаивается.
Катимся себе, как с горы на собственном заду, по попутной зыби, которая даёт нам дополнительных два узла к нашей крейсерской скорости, тем самым навёрстывая время, упущенное на штормовые галсы.
Но беда ведь никогда не приходит одна!
Шторм, по-видимому, настолько потрепал наш пароход, что из строя внезапно выходят репитеры гирокомпаса на мостике.
По этой причине ревизор вынужден перейти на управление судна по магнитному компасу, а меня он поднимает по авралу, ибо за работоспособность навигационных приборов на судне отвечает именно четвёртый штурман.
Чертыхаясь почём зря, ибо это произошло в два часа ночи, я спускаюсь в румпельное отделение, где расположился главный прибор ГАК «Вега»*, и обнаруживаю, что неисправен его главный репитер.
Сверяясь с инструкцией, которую самолично написал по методичке нашей кафедры «ТСС», отключаю, перезапускаю и согласовываю все репитеры по новой. Добрым словом вспоминаю Александра Ивановича Саранчина*: спасибо ему за науку! Если бы не он, не сносить бы мне сейчас штурманской головы!
Но и это ещё не всё! Плюс ко всему из строя выходит ещё и сельсин** на штурманском пульте. Тут мне одному не справиться — нужен инструмент и опыт чифа и СЭМа.
Подходим к северной части Папуа-Новой Гвинеи и ложимся в дрейф в семидесяти милях от её побережья, в районе островов Схаутена, поскольку нашим механикам крайне необходимо произвести ремонт системы охлаждения главного двигателя.
На время ремонта судно обесточивается, и наша «электронавигационная группа» снимает изношенный сельсин на штурманском пульте и устанавливает новый, предусмотрительно взятый мной из ЗИПа. Ну а далее я осуществляю согласование репитеров в румпельном отделении, на мостике и РЛС и докладываю чифу об успешном завершении работ.
По счастью всё когда-нибудь кончается!
Заканчиваются и наши злоключения, а впереди экватор со спокойной и сытой жизнью в тропиках...

*См. раздел «Морские термины».
*Саранчин Александр Иванович - преподаватель кафедры "Технические средства судовождения", ДВГМА, МГУ им адм. Г. И. Невельского.

Фото из кинофильма "Секретный фарватер", режиссёра Вадима Костроменко
На снимке - Борис Шубин (Анатолий Котенёв), Виктория (Лариса Гузеева),  Шурка Ластиков (Вячеслав Богатырёв).