Заповедный лес отдельные сказки Карандаши

КАРАНДАШИ

1.

Карандаши, числом двенадцать, плотным строем лежали в коробке: красный, розовый, оранжевый, желтый, салатный, изумрудный, голубой, синий, фиолетовый, коричневый, серый и черный, и предназначались в подарок ко дню ангела восьмилетнему Николеньке.
Вообще-то знаков внимания было много. Папа, мама, бабушка, дедушка и сестра Маша потихоньку, чтобы не разбудить спящего мальчика, по очереди пробирались в комнату и раскладывали подарки на столике рядом с кроватью.
Первым вошел папа и достал из коробки отливавший сталью в свете фонарей за окном танк, у которого вращалась башенка, поднимался и опускался стрелявший пластмассовыми снарядами ствол. С красочной обложки маминого подарка, опустив ресницы, смотрела Дюймовочка, пытались взлететь дикие лебеди, гордо вскидывал ружье стойкий оловянный солдатик, обжигала холодным взглядом Снежная королева. Симпатичные диснеевские мышата баловались на новой футболке, повешенной на спинку стула бабушкой. Дольше всех, расставляя на полированной поверхности два десятка конных кирасиров под развернутым знаменем, с саблями наголо, провозился дедушка.
Однако коробка карандашей, купленная Машей вдобавок к большому альбому на свою первую стипендию еще в октябре, все равно выделялась среди прочего подарочного изобилия. На золоте ее откидывавшейся крышки в веселом танце с добрыми и немного смешными гномами кружилась Белоснежка. Волшебство это покрывала хрустящая прозрачная пленка, из-под которой проглядывали серебристые ободки и витиеватые буквы-имена карандашей. В специальных кармашках по бокам располагались две резинки со слониками и точилка в виде раскрывшей рот собачки.
Стоял декабрь, причем настоящий, зимний, с морозами и снегом. Вдоль запорошенных улиц мела поземка, посвистывающий ветер кружил на перекрестках и в подворотнях стайки белых мух, холодный воздух покусывал щеки редких прохожих кристалликами льда. Зато в спальне было тепло и уютно: потешно двигая глазами – маятником, размеренно тикали часы; проникая через узоры на стеклах, рассыпал по комнате таинственные блики свет фонарей; создавая иллюзию волшебной сказки, загадочно пряталась по углам тишина.
И вот, едва только смолкли последние шаги в доме, и прекратился монотонный рокот телевизора, из-под стеллажа с книжками донеслось торопливое поскрипывание и попискивание. Затем раздался топот множества маленьких ножек, после чего в светлом пятне окна на полу застыли, напряженно озираясь, девять темных силуэтов: растревоженное вкусными запахами приготовлений к празднику вылезло из своей норки в темном подвале семейство мышей. Худой, вечно недовольный папаша Мышь, взмахивая лапками, раздавал последние указания мамаше Мышь, жирному дядюшке Мышо и шести постоянно голодным каверзным детям.
Команда во главе с Мышем отправилась на кухню. Позади его длинного хвоста след в след шли Мась, Мись, Мось, Мусь и Мысь. В коридоре позицию "на атасе" занял толстопузый Мышо, а мамаша Мышь уселась посреди Николенькиной комнаты, качая маленького Масюся. Через минуту она уже спала, убаюканная собственной песенкой. А хитрый Масюсь, скользнул в сторонку и быстро взобрался по шнуру от ночника на столик у кровати.
Постоянно морща нос, мышонок с опаской обошел кирасиров, вскарабкался на привлекшую его внимание стальную броню танка и устроился на башенке, оглядываясь вокруг. Он долго рассматривал обложку "Сказок", точнее фигуру Полевой Мыши о чем-то увлеченно болтавшей с Дюймовочкой, потом спрыгнул на книжку, потоптался по ней, вдохнул едкий запах типографской краски, чихнул и замер, наконец-то разглядев коробку с карандашами.
Вот это было то, что надо! От неожиданности Масюсь даже не удержался и оставил прямо на шкурке нарисованной родственницы пару сухих черных комочков. Радостно взлетев на коробку, маленький разбойник вознамерился впиться острыми резцами в сладкую деревянную рубашку карандашей, но не тут-то было. Зубы просто скользнули по плотной прозрачной оболочке. Еще раз, и тот же результат. Снова попытка, и новая осечка.
Мышонок разозлился. Уже ничего не замечая, он приноровился отгрызть клеенчатый уголок. Однако подобной наглости подарки на столе вынести не смогли. Сначала книга сказок хлопнула открывшейся обложкой, прищемив хулигану хвост, а затем в живот визжащему воришке влип пластмассовый снаряд – это развернул свою башенку стальной танк. Выстрел столкнул Масюся со стола и, падая, последний, наверняка, разбился бы, если бы случайно не успел ухватиться за края футболки, накрывшей при падении его, и мамашу Мышь.
Что тут поднялось! Шум, писк, визг! За дверью вспыхнул свет. Перепуганные мыши напропалую ринулись к своей норе, уворачиваясь от летевших в них предметов. Они успели скрыться, бросив запутавшихся в ткани мамашу Мышь и Масюся. Папин башмак оглушил их, но когда футболку приподняли, маленького Масюся просто не заметили в ее складках, что и позволило ему позже благополучно скрыться. Мамаша же Мышь вылетела через форточку в мягкий сугроб, мгновенно сковавший ее ледяным холодом.

2.
 
Ничто так не обрадовало Николеньку на следующее утро, как разноцветные палочки карандашей. Заострив их с помощью собачки-точилки, мальчик рисовал до самого обеда.
На первой странице альбома юный художник с помощью краснощекого Рота, его жены – оранжевокожей Оринж и одной из их дочерей – золотоволосой Голд изобразил знойную пустыню и неустанно шагающий под палящими солнечными лучами по песчаным барханам караван верблюдов. Законченность рисунку придал молчаливый коричневый Браун.
Над следующей картинкой пришлось потрудиться другому семейству – темнокожему Фиолу, супруге его Синь, а также братьям Сэлету и Эмеральду: в сине-зеленых морских водах весело резвились изумрудные и фиолетовые рыбешки.
Третий лист связал в дружной работе воедино вторую дочь Рота и Оринж – застенчивую Роз и сына Фиола и Синь – голубоглазого Блау: в небесного цвета кувшинчике распускала свои изящные лепестки прекрасная роза.
Братья же Блейк и Грис проскучали все это время, потому что Николенька очень не любил черные и серые тона.
А потом пришли гости, и в комнате воцарился покой, нарушаемый лишь тогда, когда кто-нибудь открывал дверь, внося новые и новые подарки. В эти мгновения шумное веселье волной вытесняло тишину и откатывалось назад в глубины дома.
Забытые второпях, карандаши, мирно общаясь, лежали на столе. И только Грис и Блейк грустно подремывали в коробочке. На самом краю братья Сэлет и Эмеральд болтали без умолку с золотистой Голд. Конечно, они говорили о весне и лете, о зелени трав, о шумящей листве деревьев, о желтом налете осени. Посередине, прямо на альбомных листах, степенно понемногу обо всем беседовали Рот и Фиол: о политике, о пожарах и катастрофах, о космосе и "летающих тарелках", о трудностях и превратностях жизни. Синь и Оринж рядышком оживленно обсуждали фасоны платьев, цвета будущего сезона мод, прелести морских путешествий, отдыха на побережье и особенно эти непонятно куда растущие цены. Суровый Браун привычно молчал в сторонке. А Роз и Блау, укрывшись за коробкой, шептали друг другу нежные слова вечной любви.
Беда пришла, как ей и положено, внезапно. Хлопнувшая в очередной раз дверь сильно сотрясла стены и полкомнаты, поколебав стол, и наполовину нависавший над полом Сэлет с грохотом свалился вниз. Он даже не осознал ужаса случившегося, как вокруг, словно из-под земли, вокруг него выросли серые мышиные фигуры. Карандаш сражался до последнего, но что он мог сделать один против восьми. На ковре остались лишь кусочки светло-зеленой рубашки да пятна растертого грифеля.
Все произошло так быстро, что никто даже не успел подумать о помощи, а, когда остро заточенные карандаши подкатились к краю стола, мышей уже и след простыл.
Воцарилось всеобщее уныние. Благородный Эмеральд порывался в одиночку отомстить за брата, так что остальные еле удержали его от безрассудного поступка – сунуть голову в темный мышиный лаз, где серые разбойники чувствовали себя абсолютно безнаказанно.
Праздничный шум в доме утих только к девяти.
Николенька с мамой, включив свет, сразу же натолкнулись на следы мышиной подлости. Слезы потекли по щекам мальчика. Радостный день был испорчен. И только, когда папа принес в комнату мышеловку, а мама разрешила имениннику еще немного порисовать перед сном, Николенька перестал плакать.
На четвертом альбомном листе зазеленела высокая яблоня, чьи мощные ветви были сплошь усеяны крупными красными плодами. Благородный Эмеральд и степенный Рот потрудились на славу, рисуя памятник погибшему брату и другу.
Успокоенный именинник сразу уснул. Карандаши положили в коробку, на которую навалилась толстая книга сказок, но вот красный и изумрудный так и остались на развороте альбома.
К полуночи вокруг мышеловки застучали когтистые лапки. Эмеральд и Рот осторожно взглянули вниз. Толстый Мышо изо всех сил удерживал пружину ловушки, а Мысь и Мусь, забравшись внутрь, старались снять с крючка аппетитный кусок сыра. Недолго раздумывая, благородный Эмеральд ударил в падении по толстой мышиной спине. От неожиданности Мышо опрокинулся на пол. Клетка захлопнулась. Разъяренные грызуны моментально растерзали карандаш на части, и только потом опомнились, что можно было использовать его как рычаг, чтобы освободить из западни Мыся и Муся.
Пришлось лезть на стол. Девять карандашей дружно пытались открыть крышку коробки, но сдвинуть толстенную книгу их сил явно не хватало. Краснощекий Рот отбивался, как умел, но, увы... Уже через несколько минут, орудуя красным карандашом как палкой, зверьки закопошились вокруг мышеловки. Свобода была так близка, однако тут вдруг закричал пробудившийся от шума Николенька:
– Ма-ма-а-а! Па-па-а-а!
Серые бежали, унося с собой останки Эмеральда и Рота. Больше их никто не видел. Отступая последним, папаша Мышь, обернулся и погрозил кулаком в сторону постели мальчика.
Мышей оставалось еще шестеро, карандашей – только девять.
Между ними началась беспощадная война.

3.
 
Николенька, конечно же, был очень расстроен потерей еще двух карандашей, но, проглотив слезы, он снова сел рисовать.
В течение дня на пятой странице возник гордо рассекающий синеву волн белокрылый парусник. Шестой лист занял рыжий клоун с розовым носом в смешном голубом наряде. Дальше добродушный желто-коричневый пес аппетитно грыз кость, зажав ее между мохнатых лап. И, наконец, восьмой рисунок изображал стальной танк, который мальчик скопировал со своей новой игрушки, поместив в его высоко поднятом стволе букет голубых и розовых цветов.
Снова наступил вечер. Девять карандашей аккуратно закрыли крышкой, на этот раз ничем не придавливая, а рядом разместили сверкающий танк. Николенька рисовал последнюю картину уже в постели, поэтому ему оставалось лишь погасить лампу и заснуть.
Мыши появились ровно в полночь. Карандаши их пока не интересовали. Все шестеро пытались вскарабкаться на кровать мальчика. Наконец, папаша Мышь ухватился за свисающий конец одеяла, после чего остальные, используя его длинный хвост, последовали за вожаком.
– Навались! – скомандовал Фиол, и крышка коробки откинулась, заставив замереть гнусных разбойников. Однако, что делать дальше? Между столиком и кроватью пролегала непреодолимая пропасть, и мыши успокоено двинулись к лицу спящего Николеньки.
Первым опомнился Браун. Он влез в ствол танка, выставив остро заточенный грифель, и крикнул:
– Целься!
Грозную машину не пришлось долго упрашивать. Прицел был взят.
– Пли! – раздался немного хриплый голос коричневого, и через секунду стрела впилась в толстое брюхо дядюшки Мышо, свалив грузное тело на пол.
Серые замерли, а в это время Оринж, желая отомстить за смерть Рота, проделала путь Брауна и наповал сразила довольно рослого для своего возраста Мося.
– Отступаем! – испуганно заорал Масюсь. – Не то всех перебьют!
Мыши попрыгали вниз и быстро ретировались, унося с собой убитых, а заодно и застрявших Брауна с Оринж, чтобы в глубине своего логова рассчитаться с ними по всем правилам войны, в которой пленных не берут.
Карандаши простояли на страже всю ночь, попеременно утешая осиротевших Роз и Голд (Блау даже хотел предложить розовой руку и сердце, но подумал, что условия для этого не совсем подходящие, и промолчал).
Утром же капельки засохшей крови на одеяле заставили задуматься обитателей дома о ночных событиях. Николенька даже почти не рисовал, а только играл с карандашами, воображая их храбрыми воинами. Правда, на одном листе он все же изобразил миленькую серую кошечку с голубыми глазками и розовым бантиком вокруг шеи.
В наступающую ночь родители забрали мальчика в свою комнату. Он отправился, прижимая к груди коробку карандашей. Под крышкой их лежало пять, потому что розовый и серый попросила Маша, которой необходимо было что-то срочно подчеркивать в тетрадке с лекциями. Поработав до половины первого, девушка сладко потянулась, выключила свет и моментально заснула, укрывшись одеялом. Естественно, она не могла видеть, как из Николенькиной комнаты, крадучись, прошмыгнули четыре силуэта, разбежавшиеся по дому в поисках противника.
Машину комнату обнюхивал Масюсь. Маленький и юркий он прокрался так, что Роз и Грис не заметили его, пока одним ловким движением мышонок не столкнул обоих на пол. Стук! Стук! От удара сломались острия грифелей; карандаши остались совершенно беззащитными. Силы оказались явно не равны, и вскоре, потирая синяки, злорадствующие мыши тащили пленников на расправу.

4.

– Зачем?! Зачем ты не спрятала карандаши?! – плакал Николенька. – Бедненькие! Их, наверняка, сгрызли гадкие мыши! Как же я теперь обойдусь без розового и серого?!
Целую неделю карандаши пролежали в шкафу. Они тосковали, оплакивая погибших собратьев. Особенно печалился потерявший свою возлюбленную Блау. Его буквально терзали видения того, как мышиные зубы раздирают на куски нежную кожу Роз, как несчастная кричит от боли, и как он рвется, но не может придти на помощь.
Целую неделю грустный мальчик ничего не рисовал, но к субботе на десятой странице альбома появился фокусник в черном фраке, достававший из черного цилиндра голубых кроликов, а следом – добрая старенькая волшебница в фиолетовом, расшитом синими и голубыми звездами плаще, взмахом золотой волшебной палочки творившая чудеса. После этого в альбоме остался только один чистый лист.
На ночь Николенька окружил коробку карандашей конными кирасирами, поставив рядом танк с заряженной пушкой.
Масюсь, крадучись, взобрался на стол, и тут же был окружен всадниками. Наглец держал в зубах по кусочку платьев Грис и Роз, как доказательство серьезности намерений серых. Он явно не рассчитывал на такой "стальной" прием – блеск сабель заставил Масюся задрожать от страха.
– Казнить убийцу! – зашумели выкатившиеся из коробки карандаши.
Масюсь дернулся туда – сюда, натыкаясь повсюду на острые лезвия сабель, и вдруг ринулся напролом, опрокинув ближайшего кирасира. Взмах клинка лишь отсек верткий мышиный хвост, но зато снаряд, выпущенный танком, стукнул беглеца по голове и заставил рухнуть бездыханное тело к ножке стула.
– Вперед! В мышиную нору! – скомандовал Фиол. – Теперь мы меньше ростом и легко сможем проникнуть в логово врага!
И, правда, Фиол, Синь, Блау и Голд, истратив большую часть своих стержней, стали размером в пять-семь сантиметров, и только мало использованный Блейк был еще слишком велик для того, чтобы идти со всеми.
– Ничего, – утешил его Блау. – Ты встанешь у входа в нору и добьешь любого, кто останется в живых.
Заточив острия грифелей, карандаши осторожно скатились на ковер и двинулись в путь. Кирасиры, размер которых, к сожалению, был слишком велик, чтобы помочь друзьям, отсалютовали героям.
Один за другим смельчаки скрывались в мышином лазу. Блейк замер у норы, напряженно прислушиваясь. Звуки битвы не замедлили себя ждать.
Визг и писк, прерываемые воинственным кличем карандашей, то приближались, то снова замирали где-то вдалеке. Потом наступила полная тишина. Черный даже не дышал. Но минуты шли за минутами, а из прохода так никто и не показался.
– Они погибли, – горестно подумал Блейк, и тут из норы послышался тихий шорох: кто-то явно полз к выходу. Карандаш застыл, готовый подхватить раненого собрата, но в проеме вдруг возникла тощая фигура папаши Мыша. Вид его был страшен: шкуру покрывали грязно-бурые пятна запекшейся крови, один глаз заплыл, другой вытек от удара, передние зубы полностью отсутствовали. Прислонившись к стене, папаша Мышь прошипел:
– Все! Карандашам конец, мы победили!
– Ошибаешься! – Блейк ударил, что есть силы, пришпилив врага к стене. – Думаю, победа досталась не вам!
В попытке освободиться от мертвого груза карандаш не сразу почувствовал, что сзади в него впились чьи-то зубы. Очнувшийся от удара Масюсь напал исподтишка. Блейк крутился из стороны в сторону, а мышонок в это время отгрызал все новые и новые куски дерева. Но вот в отчаянном рывке черный вытащил из тела папаши Мыша свой грифель и развернулся к противнику.
Сражаться оказалось не с кем. Резкое движение отбросило Масюся в сторону, прямо на торчавший из ножки стеллажа гвоздь.
Блейк встал во весь свой оставшийся рост. Мышонок уничтожил почти половину его рубашки, и теперь черный мог свободно войти в пещеру. От карандашей остались лишь жалкие ошметки. Они были разбросаны по всей норе, окружая безмолвным кольцом мертвых Мася и Мися.
Блейк разыскал одиннадцать цветных обломков покрупнее и постепенно с помощью кирасиров перетащил их все на столик, аккуратно уложив один подле другого. Он долго стоял над останками товарищей, а затем опустил свой нос к последнему двенадцатому листу и принялся трудиться.
Блейк рисовал реквием погибшим: черная вьюжная ночь и утопающая в сугробах церквушка на старом погосте. Когда карандаш закончил, от него осталась маленькая черная крошка, упавшая рядом с разноцветными кусочками.
На часах стрелки показывали без пятнадцати минут два.
Одиннадцатая страница зашевелилась. Добрая старушка-волшебница, поднявшись с листа, по очереди двенадцать раз прикоснулась своей волшебной палочкой к двенадцати разноцветным частицам.


5.

Проснувшись поутру, Николенька первым делом взглянул на столик.
В коробке, сверкая серебром букв, плечом к плечу лежало ровно двенадцать карандашей: красный, розовый, оранжевый, желтый, салатный, изумрудный, голубой, синий, фиолетовый, коричневый, серый и черный.

1997 год