Стальные кружева войны. Часть 1. Глава 1. Начало в

Посвящается моей жене Лене

Глава 1. НАЧАЛО ВОЙНЫ

21 июня 1941 года на перроне Белорусского вокзала стоял красивый высокий лейтенант-лётчик по имени Андрей Громов. Его отец, участник Первой мировой войны 1914 года и Гражданской войны, стал в мирной жизни строителем Метростроя.

С детства, слушая его рассказы о войне, Андрей знал, что любовь к Родине — это не просто слова.
Это чувство, глубокое и жгучее, как пламя, которое горит в сердце каждого, кто готов защищать свою землю.
Всю свою жизнь, сколько Андрей себя помнил, он мечтал о карьере военного и хотел быть лётчиком.

Ещё школьником, по окончании семилетки с отличными оценками, его приняли в одну из авиационных спецшкол, после которой выпускников направляли в военные авиационные училища.
Во время учёбы в спецшколе курсанты параллельно с учебой три года изучали авиационные дисциплины, а летом в аэроклубах проходили лётную практику.
Андрей был одним из лучших в своём классе, и в 1939 году поступил в Московское Военное авиационно-техническое училище.
Лётное училище располагалось за стадионом «Динамо», рядом с Академией им. Жуковского.
Курсанты должны были учиться четыре года, но из-за напряжённой обстановки в мире учёбу сократили на два года, убрав общеобразовательные предметы. У курсантов ведь уже было по 10 классов, и их считали умными и способными.

Страна готовилась к войне.

Московское лётное училище было не совсем обычным. В это время в авиацию пришла радиотехника. Стали применяться пеленгаторы, приводные станции, всё это активно развивалось.
Андрей был человеком любознательным, поэтому, кроме лётного дела, изучал ещё и штурманское.
Военную форму курсантам училища шили там, где генералам — на пятом этаже Военторга на Воздвиженке.

А ещё в училище на курсе учились испанцы. У них шла гражданская война, и они ходили в штатском. Эти горячие испанцы вечно просили познакомить их с русскими девушками. Курсанты их знакомили, а они, в свою очередь, обещали познакомить их с испанскими девушками, которые работали воспитателями с детьми.

Но Андрей пока так и не нашёл себе девушку. Время учёбы пролетело быстро. В начале июня 1941 года мечта Андрея стать лётчиком сбылась. Он сдал все экзамены на отлично, и ему присвоили звание лейтенанта.

После недельного отпуска всем курсантам выдали предписания явиться на службу в свои части. Андрей получил приказ прибыть 22 июня 1941 года в город Кобрин, где размещался штаб 10-ой смешанной авиационной дивизии 4-ой армии РККА Западного особого военного округа.

В Москве днём он сел в поезд Москва — Брест. Поезд должен был прибыть в Брест около 5 часов утра, а расстояние от Бреста до Кобрина — около 50 километров. Ему нужно было выйти на станции Тевли, ближайшей к Кобрину. Андрей зашёл в вагон, нашёл своё купе и огляделся.
С ним в купе ехали отец с сыном… и… сердце его замерло, когда он увидел ЕЁ.

В купе прямо напротив него сидела девушка лет 18, и она была неземной красоты!
Её волосы, словно золотистый шёлк, мягко ниспадали на плечи, а глаза, как два глубоких озера, светились теплом и загадочностью. Отцу на вид было около 50 лет, а парнишке — лет 13.

Поезд тронулся, деловито застучали колёса, и все стали знакомиться. Андрей представился первым:
— Лейтенант Андрей Громов, лётчик. Еду к месту службы в Брест.

Мужчину, который ехал с сыном, звали Николай Степанович. Он оказался гражданским профессором, гидроинженером, и строил под Брестом на реке Буг железнодорожный мост.
Его сын, Иван, учился в школе. Когда Андрей вошёл в купе, Иван смотрел на него с нескрываемым восторгом и, как только они начали разговор, тут же сказал с волнением в голосе своему отцу:
— Папа, папа… я обязательно стану лётчиком, как дядя Андрей!

Девушка, сидевшая напротив Андрея, читала книгу.

Когда они начали рассказывать о себе, она с интересом посмотрела на профессора, а на Андрея даже не взглянула. Он был в замешательстве… он привык к вниманию к лётчикам, а тут что-то было странное.
Девушка, обращаясь к профессору, сказала:
— Меня зовут Лена. Я еду в Брест к отцу… он у меня командир Красной Армии.

Лена молчала почти всю дорогу, а Андрей с профессором разговаривали о войне и о том, что немцы не посмеют напасть на СССР. Около полуночи все легли спать в надежде, что завтра наступит ещё один прекрасный летний день.

Рано утром пассажиров поезда разбудили взрывы и грохот. Несколько немецких бомбардировщиков «юнкерсов», сбросив авиабомбы на железнодорожные пути, делали второй заход на их эшелон.
Паровоз был взорван и сошёл с рельсов. Вагоны, как костяшки домино, начали врезаться друг в друга и сыпаться в стороны. Андрей почувствовал удар — их вагон сильно качнуло.

Послышались крики, звон битого стекла…
Все первые купе в их вагоне были раздавлены, и только их купе было слегка покорёжено. Им ещё повезло, что их вагон сполз в кювет по мокрому оврагу, застрял в грязи, и именно поэтому они четверо остались живы. Их вагон лежал на боку.
Андрей рукояткой пистолета разбил окно.
Нужно было срочно выбираться.

Профессора зажало между согнутых полок, и его сын Ваня безуспешно пытался его вытащить… но у него не получалось. Испуганная Лена сжалась комочком на нижней полке и плакала навзрыд.Андрей взял её на руки и вылез вместе с ней через окно. Он посадил её на землю на пригорок у вагона и полез за профессором.

Вместе с Ваней они смогли вытащить его из-под придавившей его полки. Он истекал кровью… Какая-то железяка торчала у него в боку. Они положили его на землю. Андрей залез ещё раз в вагон, надел на себя свой вещмешок, схватил два чемодана и вылез из окна.
Эшелон, в котором ехал Андрей, разбомбили первым налётом фашистской авиации. Он взглянул на часы — было 4 часа 25 минут утра, 22 июня 1941 года.

Андрей осмотрелся вокруг, и тут раздался оглушительный взрыв, затем второй, третий… Их эшелон был грузопассажирским и вёз на запад, кроме четырёх классных пассажирских вагонов, вагоны, гружённые боеприпасами, военной техникой и цистернами с горючим. Огненные шары, вырвавшиеся из цистерн с горючим, осветили всё вокруг, как будто наступил день.

Вагоны, переполненные боеприпасами, взрывались один за другим, разбрасывая осколки и обломки на сотни метров. Крики раненых, стоны умирающих, треск горящего дерева и металла — всё смешалось в адском хаосе. Земля дрожала под ногами, а воздух был наполнен едким дымом и запахом гари.

Андрей взвалил профессора на спину, а Лена взяла Ваню за руку. И они побежали к лесу. Белорусский лес, в который они вошли, был густым и тёмным.
Высокие сосны, словно молчаливые стражи, тянулись к небу, их стволы, покрытые мхом, казались древними и неприступными.
Под ногами хрустели сухие ветки, а между деревьями пробивался слабый свет утренней зари.

Воздух был наполнен ароматом хвои и свежести, но эта идиллия нарушалась взрывами и гулом самолётов. Втроём они добежали до кромки леса и, обессиленные, упали на мокрую от росы траву.
— Папа, как ты? Что с тобой? — кричал Иван, его голос дрожал от ужаса и волнения.Раненый в живот профессор качал головой и мычал, ничего не говоря.
— Это война… — выдохнул Андрей с горечью.

— Нам надо осмотреть рану профессора и сделать ему перевязку. Лена, ты поможешь мне? — спросил он.
— Конечно, Андрей, — сказала Лена, впервые назвав его по имени.

Андрей разрезал ножом рубаху профессора, и они увидели торчащий железный штырь в его животе.
— Он потерял много крови, — сказала Лена, и по её взгляду Андрей понял, что профессору осталось жить совсем немного.
— Нам надо вытащить этот штырь! — закричал Ваня.
— Ваня, успокойся. Сейчас мы твоему папе наложим повязку, а если вытащить этот штырь, ему может стать ещё хуже. Сходи, насобирай листьев подорожника, — сказал Андрей.

Ваня убежал в лес, а Лена тихо сказала:
— Андрюша, я не смогу ему ничем помочь. Профессор умирает.
Андрей наклонился к профессору. Из его рта шла кровь и пузырилась. Он прошептал:
— Ваню не бросай… — и умер прямо у на руках Андрея.

Через несколько минут вернулся Ваня с охапкой листьев подорожника. Он бросился к лежащему на земле отцу с криками:
— Папа, папа, не молчи! Андрей, как он?

Ваня заплакал, положив голову на грудь отца, он стал гладить его седые волосы. Потом он поднял глаза на Андрея и дрогнувшим голосом спросил:
— Он умер?
— Да, Ванечка, он умер, — ответил Андрей.
Ваня встал и отрешённым взглядом посмотрел по сторонам.

Лена быстро подошла к Ване и, ничего не говоря, просто обняла его. Ваня, склонив голову Лене на плечо, заплакал навзрыд. Через несколько минут, успокоившись, Ваня сказал:
— Мама умерла, когда мне было 4 года. Всё это время мы жили с папой вдвоём. Папа всегда был со мной. Папа всему меня научил, и он всегда был моим героем… и будет, — продолжил Ваня.

Андрей понимал, что надо похоронить профессора по-человечески, по русскому обычаю, а не бросать вот так на земле. Но у него не было никакой возможности вырыть могилу — да и, собственно, нечем. Кроме финского ножа, у него ничего из инструментов не было.
Он осмотрелся по сторонам, и его взгляд упал на маленький пригорок. У подножия пригорка Андрей ножом снял дёрн.

Затем он сделал небольшое углубление в земле, куда они с Леной и перенесли профессора. Землёй с пригорка Андрей засыпал тело профессора, словно укрывая его последним одеялом. Потом он срубил и обстругал две жерди осины, связал их вместе и сделал небольшой крест.
Его руки, привыкшие к точным движениям, теперь дрожали, но он продолжал работать, словно каждый удар ножа по дереву был его последней данью уважения к погибшему.

Пока они всё это с Леной делали, Ваня сидел, не глядя в их сторону, и плакал. Его слёзы катились по щекам, как тихие ручейки, неся с собой горечь утраты.

Когда Андрей в изголовье могилы поставил небольшой крест, Ваня вдруг сказал, его голос дрожал:
— Подождите…
Ваня написал на листке, который он вырвал из своей школьной тетрадки: «Профессор Прозоров Николай Степанович. Родился 8 февраля 1887г. Умер 22 июня 1941 г.», и приколол листочек на маленький крестик, который Андрей сделал из двух колышков. Этот крестик, как символ скорби, одиноко возвышался над свежей могилой, а вокруг шелестели деревья, будто шептали прощальные слова.

— У тебя тут кровь, — вдруг сказала Лена, указывая на залитое кровью плечо Андрея.
Андрей вспомнил, что, когда началась бомбёжка, поранился о стекла в разбитом окне вагона.
— Ничего страшного, это царапина…
— Давай я тебя перевяжу, — предложила Лена, доставая из своего чемодана ночную сорочку, которую разорвала на лоскуты.
Она приложила подорожник и аккуратно перевязала ему руку. Её пальцы, нежные и тёплые, касались его кожи, словно лёгкий ветерок, приносящий облегчение.

— Сейчас ещё немного подождём, и надо бы пойти к составу. Может быть, кто-то выжил… — сказал Андрей, его голос звучал как гулкое эхо в тишине леса.
Он достал из кобуры свой табельный пистолет ТТ, проверил патроны и, передёрнув затвор, положил его обратно. На месте взрыва эшелона стало тише, но огонь продолжал полыхать, и дым от горящего бензина заволок полнеба, словно чёрная пелена, скрывающая солнце.

— Будьте здесь. Я скоро вернусь, — сказал Андрей, его глаза были полны решимости. — Посмотрю, может быть, кто-то остался жив.
Железнодорожный путь проходил рядом с дорогой. И вдруг Андрей увидел, как по дороге началось какое-то движение.

Проехала военная техника: три танка, несколько машин с пушками на прицепах и другие тентованные машины. А рядом со взорванным эшелоном остановились два грузовика. Из них выпрыгнул взвод автоматчиков с офицером, который начал кричать отрывистые команды.

Солдаты, развернувшись цепью, стали спускаться с дороги на железнодорожные пути и в кювет, стреляя на ходу.
— Это немцы… — воскликнул Андрей, его голос был наполнен горечью и яростью.— Мы опоздали. Они добивают наших раненых, — процедил он сквозь зубы, сжимая кулаки.

Андрей понимал, что одному с пистолетом идти в бой против взвода автоматчиков — верная смерть.
И вполне возможно, размышлял он, что автоматчики также цепью пройдут дальше в лес и могут их заметить.

Поэтому, обернувшись, он скомандовал:
— Возьмите из вещей самое необходимое и тёплое, что есть. Лена, бери за руку Ваню. Мы уже, к сожалению, ничем не сможем никому помочь. Немедленно уходим в лес. Нам надо выйти к своим.
А у меня вообще приказ вернуться в часть, — добавил Андрей.

И они, пригнувшись, пошли вглубь леса. Пока они шли, над их головами пролетали волны самолётов. И все они летели в сторону Москвы. Вдали был слышен грохот канонады и взрывов, словно гром, предвещающий бурю.

— Как же так? — шёл, подавленный смертью отца, но в то же время переполненный ненавистью, Иван.— Как они посмели на нас напасть? Безумцы! Через два дня мы их всех разобьём, отомстим за папу и к 1 сентября будем в Берлине! — говорил он с непоколебимой уверенностью, его голос дрожал от гнева и боли. Лена молчала.

Им с Ваней было трудно идти по густому лесу. И Андрей, уже дважды видя это, останавливался на привал. Никакой карты у него не было, и он вёл группу просто в лес… шёл на запад по компасу.