Стальные кружева войны. Глава 8. Генерал Крутов

Глава 8. ГЕНЕРАЛ КРУТОВ

Через несколько минут послышался гул мотора, и на поляну въехала черная легковая «эмка», а за ней — полуторка, покрытая тентом. Андрей с перевязанной рукой стоял в полный рост посреди поляны, опираясь на немецкий пулемет, как на костыль.
Рядом с ним сидел «пленный» Павел, а по всей поляне были разбросаны трупы немцев.
«Эмка» резко остановилась.
Из нее выскочил старшина и майор в форме НКВД.
Майор вдруг выстрелил в Андрея, но не попал, и закричал:
— Брось оружие, сволочь фашистская!

Андрей громким голосом закричал:
— Не стреляйте! Я летчик, лейтенант Андрей Громов! Мне надо поговорить с генералом!

Майор НКВД заверещал:
— Это засада! — и попытался прицелиться, чтобы выстрелить снова в Андрея.

В этот миг дверь «эмки» резко открылась, и из нее вышел генерал Крутов в распахнутой шинели.
— Отставить, майор! — рявкнул он. — Что тут вообще произошло? — с удивлением в голосе сказал генерал и направился к Андрею.

За ним шли старшина и майор НКВД.
Подойдя к Андрею, генерал посмотрел на мертвых фашистов, лежащих вокруг, и сказал, улыбнувшись:
— Ну, не слабо ты тут немчуры накосил! Рассказывай, лейтенант Громов, это ты их всех убил?
— Так точно, товарищ генерал, — ответил Андрей.
— Всех их ты один? — с недоверием в голосе спросил генерал.
— Ну, почти один, — ответил Андрей и вдруг… упал на землю.
— Что с ним? Ну-ка, посмотрите, что с ним, — скомандовал генерал.

Старшина наклонился над Андреем, проверил пульс на горле, осмотрел его и увидел, что из наспех перевязанной ноги Андрея течет кровь.
— Потерял сознание, товарищ генерал, — доложил старшина. — Он в ногу ранен, потерял много крови, но жить будет.
— Так, лейтенанта привести в чувства, пленного — под охрану. Проверьте все трупы, может, кто-то раненый есть. И сделаем тут привал, поедим и двинемся дальше, — скомандовал генерал.

Андрея перевязали, и он, ковыляя, подошел к генералу, который в это время смотрел карту с майором НКВД и что-то обсуждал.
— Товарищ генерал, разрешите обратиться! — твердым, но почтительным голосом произнес Андрей.
— Ну, проходи, герой, присаживайся, — сказал генерал, указывая на толстое поваленное бревно, на котором он сидел сам. — Как твоя нога? — спросил он.

Его голос звучал спокойно, но в нем чувствовалась стальная уверенность человека, прошедшего через множество испытаний.
— Все в порядке, жить буду, — ответил Андрей, и, прихрамывая и опираясь на палку, подошел и присел рядом с генералом.

Генерал, словно старый дуб, крепкий и непоколебимый, внимательно смотрел на него.
— Я воюю уже скоро тридцать лет, — начал генерал, его голос был хриплым, — и не видел никогда, как один солдат, ну или офицер, — заулыбался он, — вот так в бою положил почти взвод противника. Ты, Андрей, герой и молодец, — продолжил генерал. — В первую империалистическую тебя бы за такой бой определенно наградили бы Георгиевским крестом! — о чем-то своем задумавшись, сказал генерал.
— Я не совсем один был, — засмущался Андрей.— Я вам сейчас все доложу, товарищ генерал. Вчера вечером в лесу я случайно наткнулся на диверсантов, — начал свой рассказ Андрей.— Я подслушал их разговор о том, что они тут хотят устроить засаду и захватить генерала Красной Армии и какой-то секретный груз. Так мы с Павлом… им самим, засаду тут и устроили, что вон, все валяются дохлые.
— С каким Павлом, не понял? — спросил генерал.
— Товарищ генерал, я про него все сейчас, про Пашку, расскажу. Только у меня еще просьба… я тут в лесу не один. Тут со мной еще девушка, гражданская, и пацан, лет тринадцати, — надо бы их забрать… они там одни в лесу, мало ли что… — добавил Андрей.
— Я не понял, какая девушка и какой пацан, где они и откуда они взялись? — спросил генерал.
— Мы ехали все вместе в одном купе на поезде Москва-Брест, — начал свой рассказ Андрей.— Я ехал в 10-ю авиадивизию представляться по прибытии на новое место службы, а профессор с сыном и девушка ехали в Брест.
Рано утром 22 июня, не доезжая Кобрина, немцы разбомбили наш состав. Это в 10 километрах, примерно, отсюда…

Андрей замолчал на мгновение, словно собираясь с мыслями, а затем продолжил:
— Поезд сошел с рельсов. Вагоны смяло, как гармошку. Взрывались вагоны с боеприпасами, цистерны с бензином… Много людей погибло. Я успел вытащить из горящего поезда только троих: девушку лет восемнадцати и профессора с сыном.
Профессор был ранен и у нас на руках скончался. Я вывел в лес девушку и пацана. В лесу мы нашли заброшенную сторожку, и вот они сейчас там.

Генерал слушал, не прерывая. Его лицо, обычно непроницаемое, как каменная глыба, дрогнуло.
— Да, — с трудом произнес он, его голос дрожал. — Я слышал про этот эшелон… В нем моя дочь… ехала.

Последние слова генерала повисли в воздухе, словно тяжелые облака дождя перед грозой.
— Ну так, где они? — спросил генерал, нахмурив брови, его взгляд был проницательным, словно он пытался разглядеть правду в глазах лейтенанта.
— Тут недалеко, в сторожке, — ответил Андрей, указывая рукой в сторону леса.
— Ну, веди, — кивнул генерал, его голос был спокоен, но в нем чувствовалась скрытая тревога.

Майор НКВД, стоявший рядом, начал шипеть, как раздраженная змея:
— Товарищ генерал, это может быть хитрый план! А вдруг там засада? Не верю я этому летчику — слишком складно брешет. Я проверю, пошлю солдат. Посмотрим, что там за девушка в сторожке.
— Они вас на порог не пустят, у них приказ, — усмехнулся Андрей.
— Ну, мы посмотрим, — бросил майор и, взяв с собой двух солдат, отправился к сторожке.

Через какое-то время в лесу, недалеко, раздались длинные автоматные очереди.
Генерал вскочил, как будто его ударили током:
— Что там происходит? Иван Васильевич, — обратился он к своему старшине-шоферу, — поднимай ребят, пойдем посмотрим, что за стрельба.

Подходя к сторожке они услышали, как майор НКВД кричал:
— Я майор НКВД! Прекратите стрелять!Бросайте оружие и выходите с поднятыми руками, иначе будете уничтожены! Мы свои!

Вдруг из сторожки раздался звонкий девичий голос:
— Если вы свои, где лейтенант Громов? Андрей сказал не открывать двери сторожки никому, кто бы что ни говорил, в какой бы форме ни пришел. Он пошел воевать с диверсантами, те тоже в форме Красной армии! Подойдете к сторожке еще ближе, мы вас всех взорвем, у нас и гранаты есть! Где лейтенант Громов?! — закричала девушка и, высунув ствол немецкого автомата в окно, выпустила поверх голов длинную автоматную очередь.

В это время, прячась за деревьями, к сторожке подошли генерал и трое солдат.
— Майор, что ты тут устроил, что у вас тут за перестрелка? — спросил генерал.
— Да девка какая-то безумная, — ответил майор, — говорит по-русски и шмаляет из шмайссера. Говорит, пусть придет тот лейтенант-летчик, иначе всех постреляет и повзрывает, — добавил он с усмешкой.
— А где летчик? — спросил генерал, его глаза сузились, словно он пытался разглядеть что-то вдалеке.
— Идет, товарищ генерал. Он хромой, раненый, сейчас доковыляет, — ответил старшина.

Андрей был ранен в ногу и хромал, он не мог идти так же быстро, как другие солдаты. Поэтому к сторожке он пришел немного позже.
— Ну, хорошо, подождем, — сказал генерал, его голос звучал терпеливо, как у человека, привыкшего к неожиданностям.
И в этот миг из дома зазвучала песня:

«Смело, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдается наш гордый "Варяг"
Пощады никто не желает!»

У генерала волосы встали дыбом, а глаза наполнились слезами.
Эту песню они пели вместе с дочкой, и голос, который ее пел, был именно голосом его дочери! Он закричал:
— Лена! Леночка! Моя… мое солнышко! Это я, твой папа!

Песня стихла.
Через секунду дверь открылась, и на пороге появилась хрупкая девушка лет 18-ти в светлом платье. В руках у нее был немецкий автомат, а сзади стоял мальчишка лет двенадцати с немецкой гранатой.
— Папа! Папа! Родненький мой! Это я! — прокричала девушка и, бросив автомат на землю, побежала навстречу бежавшему к ней генералу.

Они столкнулись, и генерал обнял девушку, гладя ее по голове:
— Доченька родная, Леночка, как же так? Как ты тут оказалась? Ты не ранена?

Лена плакала и обнимала отца.
Генерала переполняли чувства, он думал, что его дочь погибла, когда ему доложили, что эшелон, в котором она ехала, разбомбили. А она, оказывается, жива, невредима, и он может сейчас ее обнять.
Лена посмотрела вокруг и спросила:
— Папа, а где Андрей?
— Какой Андрей, доченька?
— Ну, летчик, лейтенант Громов. Он нас с Ванечкой спас из взорванного поезда.

Андрей еле доковылял до опушки, и теперь он только понял, что и кого имела в виду Лена в их первую встречу в вагоне поезда, когда говорила: «Мой папа — командир Красной армии».
Лена увидела Андрея и бросилась ему на шею:
— Андрюша, милый мой, ты живой! — стала целовать ему лицо.

На все это смотрели солдаты, а пристальнее всех — сам генерал.
Андрею стало совсем неловко, и он немного отстранил Лену:
— Леночка, все хорошо, я жив, все хорошо.

Лена повернулась к генералу:
— Папа, знакомься, это и есть мой Андрей, мой герой — Андрей Громов.
— Да мы вообще-то уже познакомились, — усмехнулся генерал. — Герой, согласен с тобой, доченька. Он нам помог диверсантов уничтожить. Ну и офицер, я вижу, из него получится неплохой, если он даже тебя, егозу, научил стрелять из автомата и выполнять приказы. А это… я вам скажу, ох как не просто, товарищи, я-то знаю характер своей дочки, — заулыбался генерал.— Дорогого стоит.

— Я тоже стрелял из автомата, и у меня есть граната! — вдруг на фоне смеха прозвучал звонкий голос Вани.

Генерал повернулся к нему и зычным голосом спросил:
— Боец, как звать?
— Иван Прозоров, товарищ генерал! — очень серьезно ответил Ваня.
— Красноармеец Прозоров! За мужество и героизм, проявленные в борьбе против фашистских захватчиков, от имени командования объявляю вам благодарность!
— Служу трудовому народу! — громко и как-то торжественно прокричал Ваня.
— Старшина, соберите тут все оружие. Вона как бывает: моя доча тут целый бой дала товарищу майору, — сказал генерал со смехом.— Прими у бойца Прозорова боеприпасы и выдай ему банку сгущенки. И… давай организуй обед для личного состава.
— Слушаюсь, товарищ генерал! — гаркнул старшина Никодимов.

Ваня отдал автомат и гранату старшине.
Генерал с дочкой, обнявшись, отошли немного в лес, сели на траву, и Лена стала рассказывать отцу все, что с ней произошло: как она села в поезд в Москве 21 июня…

Старшина приготовил на ужин овсяную кашу с немецкой тушенкой, которую он по-хозяйски собрал из ранцев убитых фрицев и диверсантов, и накормил всех бойцов.
Ужин он приготовил из последней овсяной крупы и трех банок тушенки.
Собранных сегодня трофейных продуктов хватит максимум на один день, подумал про себя старшина Никодимов.
Еще сегодня утром у него на довольствии было восемь человек, а теперь их стало одиннадцать.