Бег. Или Пухляш

Посвящение 23 февраля.


"У жизни нет нейтрального положения: либо вперёд, либо назад. А куда идти - это выбор у каждого свой."(Из комментария читателя)


Он встанет однажды с диванчика, пыхтя натянет кроссовки, но не завяжет - заплывшие лодыжки не дадут этого сделать. Он выйдет в ночь и побежит, побежит ковыляя, побежит тряся безобразным животом... К концу первой "сотки" он перейдет на шаг, потом заорет матом ... на всю набережную... Он врежет кулаком по ограде реки, обдерет костяшки пальцев в кровь, выдохнет,запрокинет голову в черное небо, выдохнет еще раз и... сделает еще одну "сотку"... На финише он плюхнется на скамейку пустой остановки и там расплачется... неловко... коряво... как плачут только мужики... вновь выдохнет... и останется там сидеть, пока не замерзнет - нежный мороз ноября попробует утешить его...


Он доковыляет обратно как двухлетка, который едва научился ходить. Сбитые ноги, мокрые носки... мокрое всё... Он сбросит эту "старую кожу" посреди коридора, чем приведет в немалое изумление Сэма - громадного пушистого черного кота, в прошлом полудохлого заморыша, найденного в мусорном баке в завязанном на двойной узел полиэтиленовом пакете...


Сэм приобретет вид дикообраза и на цыпочках подойдет к носкам и майке. В глазах кота будет плескаться если и не ужас, то большое сомнение, не лишился ли хозяин разума, если принес в дом такие запахи.


Пухляш примет душ - и рухнет в постель, даже не заворачивая к холодильнику. И поймет, что счастлив. У него будет гореть все: лицо, шея, руки, ссаженные и натертые ступни, но он будет счастлив. Как тогда, в глубоком детстве, когда был легок и подвижен, гоняя с отцом на великах до озера и обратно. Он так и заснет - в счастье. И его тело запомнит это ощущение.


Он выйдет через день. В лифте он уставится на себя в зеркало, увидит, как неказисто на нем смотрится спортивный костюм, как сборит и тянет везде, особенно на слоновьих бедрах, и темная ткань одежды не скрывает жирных складок, свисающих с боков... Он запретит себе смотреть в это чертово зеркало в лифте и будет заходить в кабину, опустив голову. И так будет следующие 60 дней.


А еще после своих полупробежек-полуковыляний он будет ходить в темноте на спортплощадку. В темноте, чтобы никто не видел, как во время отжиманий, а точнее, пародий на них, живот елозит по облезлому покрытию крохотного спортивного пятачка, как не сгибаются ноги-колонны, как градом катит пот...


Друзья на работе, что сидят за компами напротив, заметят синеву под его глазами, что будет в контрасте с его вечно румяной щекастой улыбчивой физиономией и "подколят" Пухляша едкой шуткой про горячую девицу... Он промолчит... Они впадут в задумчивость - за 40 лет дружбы, той добротной дружбы, что тянется у иных с первого класса школы, еще не было, чтобы Пухляш не сказал своей тайны. У них троих не было никаких тайн друг от друга.


Следующие два месяца эти двое будут наблюдать за Пухляшом... Отказ от походов в "Бургер" они воспримут как кризис среднего возраста. Замену бургеров на "столовку" местного НИИ, где по старинке подавали запеканку, сметану в граненых стаканчиках и салат "Весенний", они приравняют к измене их рыцарскому ордену. Их умами вновь завладеет мысль про девицу, горячую настолько, что она забирает их друга не только по ночам, но теперь и средь бела дня...


Через 2 месяца зеркало в лифте покажет, что у него есть скулы... Нет, пока только их скетч... намек природы, что скулы есть... Высокие скулы, доставшиеся в наследство от татарской бабки. А еще он заметит, как на смену офисной гладкости щек придут ссадины на них от наждака обмерзших на январском ветру перчаток.


К концу 4 месяца тренировок он почувствует, что сил достаточно, чтобы увеличить дистанцию, что ноги болят меньше, что он меньше задыхается... В эти месяцы он бросит курить. Он просто отложит сигареты и всё. Но то, как он сладострастно затягивается Dunhill, будет сниться ему.


Через 365 дней после начала тренировок он потеряет 20 кг из своих 130 и впервые сделает 3 км без остановки и без посиделок на скамейке. А еще он поедет в Pull & Bear за новыми джинсами. Но старые не выбросит. Он оставит старые бесформенные джинсы на память о "прошлом" себе...


500-му дню в тренировках Пухляш отсалютует падением стрелки весов за "100" влево... Он рассмеется... рассмеется от счастья... Нет, не счастья постройнеть, но счастья - быть. А еще 500 дней он отметит походом за новыми кроссовками. На сей раз какие-то там GT...


Да, про GT... Его Audi GT будет теперь мерзнуть и мокнуть под дождем неделями и месяцами, оживая лишь когда он будет ездить к матери на дачу. Остальное время Audi будет пребывать в забытьи. Время на сидение в "пробках" с работы Пухляш подарит себе в виде забегов.


Через неделю после "500 дней" он свалится с ковидом. Легкий кашель перейдет в тяжелый, "Скорая" упрется с приездом, но, все же, "космонавты" в 4 утра перевезут Пухляша в БИТ местной больницы.


Первая неделя раздумий над смыслом жизни пройдет в аскезе: ни пить, ни есть станет невозможно. Горло разболится до рвоты. Будет беспрерывно течь слюна, но и ее сглотнуть станет немыслимо. Постовая сестра выдаст ему для плевков серо-сизое затертое полотенце с лиловой печатью в углу "МОРГ". Жизнь надумает скорчить все гримасы.


Через четыре недели его выпустят. На его вопрос про спорт старенький военврач молча развернет ленту ЭКГ, потом молча свернет и, протягивая выписку, отметит: "Голубчик, выжили - и слава Богу."


Ковид отберет у него все достижения: он не будет дышать, вновь "поползет" вес и он не сможет бежать. В первую тренировку после больницы он не сделает и полукилометра. Это приведет его в ярость.


У него уйдет 5 месяцев на восстановление. Эти пять месяцев изменят уклад его жизни навсегда. Отсроченное осознание смерти, желание дышать свободно и блажь вбежать по лестнице вверх переиначат, перекроят натуру Пухляша настолько, что...


Через 1400 дней после того дремуче-темного, совсем не для города, промозглого ноябрьского вечера он при весе 85 кг на 180 см роста, сделает свой первый старт - полумарафон в Италии. Потом Зальцбург. А потом Мюнхен, но уже 42 км. А потом еще раз 42 в Берлине и 50 на Мертвом море.


На марафоне в Нижнем он не заметит ямку у обочины, провалится в нее и... навсегда потеряет ахилл. Будет операция, он вновь "откатится" в дистанции, долгое и нудное восстановление, но уже без рефлексии. Да, травма будет "говорить" при каждой смене климатического пояса, но он упрямо продолжит свой бег. Уже без тени сомнения. Уже без колебаний. И уже без страха. В том числе, и перед смертью.


Но это всё впереди. Он еще ничего не знает. Он спит. Потому как глубокая ночь. Он спит разметавшись на постели, иногда постанывая. Нет, не от эротики снов. От легких судорог в привыкающих к бегу ногах...