Скорость и кровь

Разве ты не слышишь гром водородной бомбы
Эхо, как трещина судьбы?
Пока они раскалывают небеса,
Осадки превращают землю в могилу.
Вы хотите, чтобы ваши дома рухнули,
Подняться в дыму к небу?
Позволишь ли ты своим городам рухнуть,
Увидишь ли ты смерть своих детей?

Пустыня... пустыня... эта убийственная вещь, которая простирается на десятки тысяч километров во все стороны от нашей базы. Я бы лучше убил себя раньше, чем знал что мне придется жить здесь. Целых девять лет я нахожусь здесь, служу этой стране, если это можно еще называть страной, ведь теперь никто не знает, где ее границы и как она теперь называется. Убил бы себя... раньше, до этого. Пустыня... пустыня, где только один ржавый песок, какие-то осколки то ли ракет, то ли еще чего-то, проржавевшие насквозь остовы машин, брошенные армейские багги и грузовики. Ни души вокруг, одни только полчища каких-то диких кроликов, полусобак и другой всякой нечисти. Рассказывают часто всякие байки про гигантских червей-мутантов, людей-зомби; правда я им не верю, но, однажды, помню, был случай, что убили мы одного такого, что сказать, на человека не похож, грязный, липкий весь, розовая кожа, какие-то зеленые глаза, медленный, плевался какой-то гадостью...
Война была где-то восемнадцать-двадцать лет назад, впрочем, я совсем уже сбился со счета: когда не различаешь времен года, когда солнце светит больше восемнадцать часов в сутки; она готовилась долго, люди в панике бросали дома, пытались куда-то уехать, некоторых военные расстреливали прямо на дороге, чтобы не мешались, других прятали в убежища, конечно, мест не хватало, люди стали убивать друг друга; помню когда я с родителями (мне было тогда лет пять) подъезжал к распределительному пункту, который тщательно охранялся, где выдавались места в подземные укрытия, нашу машину чуть не перевернула толпа одичавших, не похожих больше на людей существ, разбили стекла, меня чуть не вытащили через окно... мы побежали вместе с другими к большим воротам, распределительный пункт остался позади, я упал и потерял родителей из виду... она началась и закончилась в один и тот же день. Рано утром, по рассказам очевидцев, небо внезапно стало очень ярким, был слышен очень долгий гул, который исходил, казалось, как из-под земли, так и слышался в небе, иногда заглушался перекатами, похожими на гром, к ночи все стихло... я не помню почему, как я выжил, где я был, помню только что меня забрал конвой каких-то военных, я где-то был с ними очень долгое время, потом стены стали трескаться, дальше ничего не помню. Меня куда-то везли, были где-то
под землей, в каком-то бункере. Через месяц, а то и больше, я увидел земную поверхность через небольшое окошко, все закопченное, грязное; земля была такая же как и сейчас, везде какой-то темный песок, похожий на ржавчину, смешанную со стеклянной крошкой, вдалеке догорало что-то высокое.
- Там был лес, - кто-то сказал, указав на горсть черной массы слева от этого высокого... потом я жил где-то с кем-то на поверхности, тоже на какой-то базе... Потом меня забрали сюда, в Б82... миротворец, б... бред! Ради чего я живу, зачем я нахожусь здесь? Ради мира на земле?! - Его здесь не будет никогда! пока все разумные существа не поубивают друг друга!.. Последний оплот цивилизации и я его охраняю. Всю жизнь что ли буду!? Многие мои товарищи закопаны тут, рядом, под этими железобетонными стенами; одних покусали какие-то твари, другие наелись зараженной еды, третьи... я не собираюсь здесь помирать; уж лучше меня пусть загрызут эти дурацкие кролики в тысяче километров от этой базы, только не тут...
Так думал я, лежа на своей койке и глядя в потрескавшийся от времени потолок. Последние два дня службы и мне выбирать: оставаться тут, получить повышение или уезжать к чертовой матери отсюда. Зачем мне это повышение, что оно мне даст? По моему я уже порядком надоел начальнику, что поднимаю подобные настроения на этой базе, и он уже давно готовит мне багги, чтобы послать куда подальше. Я уже у многих спрашивал чего они ждут, чего хотят. Я не философ, но оставаться жить по-моему бред! Так, завтра мне можно будет выходить за ворота, что не разрешается никому просто так. Всего за воротами я был раз десять, из них раз шесть с конвоем ездил к другой базе в 750 километрах отсюда. Последний раз нам с Громом, и еще человек пять, пришлось убивать диких кроликов; их было около двадцати десятков, они неслись к нам со всех сторон, водителя дозорного багги сразу загрызли насмерть, потом еще кого-то, и еще. То ли они были жуть как голодные, то ли мы везли какую-то еду (нам никогда не говорят, что мы перевозим, говорят только что надо быстро и осторожно). Вообщем, когда закончились патроны (патроны, огнестрельное оружие крайне редкая тут вещь; технология изготовления пороха (как и многого другого) была утрачена и ресурсов для изготовления того и другого практически не было; так что оружие и прочее использовали оставшееся после войны), дартганом было бесполезно стрелять, мы взялись за боевые топоры и утреннюю звезду. Ах, как они разлетались во все стороны с пробитыми черепами, мы все были в крови, как в их, так и в своей, укусов практически не чувствовал, только весело, радостно как-то было. Помню, приехали в лагерь, все машины, все в крови, их тушки после ударов утренней звезды валяются на крышах грузовиков, на сиденьях авто, головы, их оторванные ноги; нам, конечно, влетело, что истратили все патроны и что такие грязные... весело было... с молотом все ясно, но когда неумело махаешь утренней звездой, главное не задеть себя и своих... тогда погибло четыре человека, всех знал поименно... загрызли твари...
За воротами, согласно уставу, можно делать что хочешь, если ты, конечно, не в конвое; хоть ругать вышепоставленных лиц (да какие они вышепоставленные! перед пустыней все равны), пока кто-нибудь на стене не получит приказ от этого же лица убрать тебя, можно нападать на своих, грабить, убивать, конечно, после этого ты обратно на базу не возвратишься, если только мертвым...
На следующий день я получил всю зарплату за года проведенные тут. Дурацкие бумажки, пережиток прошлого, ими что, задницу что ли подтирать!(Вы уж, дорогой читатель, извините меня за некультурную лексику, многие вещи я просто буду называть своими словами; называть по другому или правильно, употреблять другие эпитеты, метафоры и сравнения у меня просто язык не поворачивается). Разбросал их перед Джеком (это моя собака, какая-то овчарка) и начал считать. Подобрал его года три-четыре назад: маленький щенок, не пойми откуда взявшийся, боязливо бегал под воротами. Глупый пес, нет, нельзя называть его глупым, команды исполняет четко, но совершенно не понимает человеческую речь, с ним бесполезно разговаривать, ругать его - все равно не поймет, впрочем, и не должен, он же - собака, по крайней мере, мой самый лучший друг. Все время когда хреново разговариваешь с ним и постоянно приходится говорить:
- Джек, ты слушаешь меня! - Блин, Джек, кому я сейчас это все говорю; и тому подобное... бред конечно... вот и сейчас когда у него спросил какие консервы лучше брать - кроличье мясо или какой-то зеленый салат, похожий на горстки мелкой зеленой травы в перемешку с настоящей (!!!) черной землей в каком-то густом липком желтовато-белом соусе непонятного происхождения - он не дал определенного ответа, как будто не знал о чем и с кем я говорю, хотя почти каждый день ел и то и другое, все время слыша от меня тупые названия этих консерв; даже вспоминать их сейчас не собираюсь.
Жратву (она называется жратва, потому что едой ее никак не назовешь) тут не делают, привозят с соседней базы эти консервы, там у них вроде оранжерея какая-то есть и зоопарк. Выбор был сделан, я купил десять банок одних и десять банок других, в палатке кроме них больше ничего никогда не было, а покупать жаренных кроликов не имело смысла, потому что их и так можно было настрелять в пустыне. Дальше нужно было купить новую одежку. База у нас небольшая, порядка пятидесяти тысяч квадратных метров, окружена бетонными стенами, высотой около пятнадцати метров. Снаружи стены покрыты стальными листами, на них постоянная охрана; внутри два ангара, один из которых жилой, а второй является складом битой техники и прочего хлама, также на территории есть огромная буровая установка для добывания воды - грязной, густой массы, которую невозможно пить, старая нефтяная вышка с электрогенератором, дает не много, но на тепло и свет хватает, есть также несколько небольших других построек, но производственной пользы они практически не несут, также есть оружейная, в которой достаточно дартганов и разнообразного холодного оружия чтобы поубивать всю сотню человек, которая здесь живет. Я не хотел носить больше эту форму, которая от грязи и застывшей крови стала просто дубовой, накидка Джека, в которую при необходимости можно было положить бутылку с водой, повесить саперную лопату и еще что-нибудь, вся протерлась до дыр, мы направились к подвалу, в котором была Хельга. Довольно молодая, но безбожно с изуродованным лицом, почему-то мне было очень противно смотреть ей в глаза, возникало какое-то непреодолимое чувство отвращения даже когда она просто проходила мимо, на руках какие-то кривые пальцы, двух явно не хватало - были то ли откусаны, то ли отбиты, вечно беременная, потому что женщин кроме нее и тети Сильвы на базе не было, видать многие ходят к ней поразвлекаться. Тетя Сильва быстро подобрала одежку Джеку и точно такую же, как на мне и была, только более новую форму. Не знаю, где они эти шмотки берут, но качество довольно хорошее, впрочем, какая разница, конвой все равно привезет все необходимое чтобы выживать в этой пустыне, но не более. На последние деньги я взял сетку, автоматическую удочку (это все чтобы ловить кроликов и прочую живность), дартган у меня был свой, еще новенькую лопатку, четыре канистры бензина и столько же бутылок воды, что была в четыре раза дороже, новый нож; а больше тут, кроме этого, ничего никогда не продавали... мой багги был готов к отправлению. В принципе, я думаю не стоит его описывать: четыре колеса, открытый кузов, заваренный в железную раму, пожелтевшую от пыли, но еще не покрывшуюся ржавчиной, за единственным передним сиденьем - металлическая сетка, образующая что-то наподобие огромной клетки, из-за которой он издалека похож на грузовичок, спереди - огромный с образный бампер, намертво приваренный к раме и выступающий где-то на метр перед передними колесами, концы которого пригнуты к земле. Вот и все! Отлично! Завтра утром я собираюсь покинуть это место, надеюсь, навсегда.
Я стоял на стене, осматривая ничем не примечательные окрестности и думая, куда бы мне направиться. Был вечер, жара прошла. Все пространство от подножия стен до самого горизонта было грязно-коричневой пустыней, одни только кролики живут тут (по крайней мере, других тварей мы со стены не видали), повсюду валяются какие-то обломки, камни такого же коричневого цвета. Небо все время темное, туманное, иногда просто серое, вечером ярко красное, но никогда не было голубым, каким я видел его перед войной.
- Друг, ты завтра уезжаешь? - перебил мои мысли чей-то взволнованный голос. Я обернулся, позади меня стоял Зигги и что-то протягивал, - Ты куда поедешь? - и не дождавшись моего неопределенного ответа сунул в руку какой-то конверт. - Передашь это моим родителям, они в бункере Н516 на северо-востоке отсюда.
Он почему-то сильно нервничал, что было заметно по его влажному от пота лицу и слегка дрожащим рукам. Я не смог отказать этому добродушному пареньку, в котором еще жила какая-то большая светлая надежда, он искренне верил, что скоро все изменится, снова будет все таким же, как и было до этого апокалипсиса, снова будет жизнь. Нас заметил Гиф, стоящий у вышки недалеко от нас.
- Стой, Джет, я сейчас. - крикнул он мне и быстро спустился вниз по лестнице.
Я стоял на стене, вглядываясь в эту беззвучную даль, которая все-таки чем-то манила меня; многие ее очень боялись, может быть видели, а может и просто наслушались всяких историй. - Сожрут там они тебя, - говорили мне некоторые, смеясь, другие же, наоборот, давно прокляли эту базу и надеялись, что лучшая жизнь находится где-то в десяти тысячах километрах отсюда. Прослужишь девять лет - багги, пушка, деньги и вали на все четыре стороны - примерно так было написано в уставе, без всего этого (за исключением денег) тебе не провести и дня в этой суровой пустыне... я оглянулся - Зигги тоже не было, Джек бегал внизу под стеной, я позвал его на верх и, указывая на какую-то черную точку на краю горизонта, сказал ему что завтра туда поедем; он, как и всегда, вертел головой во все стороны и никак не хотел смотреть на горизонт.
- Глупый пес, глупый, рожден быть глупым! - сказал я ему, кинув со стены какой-то завалявшийся в кармане сухарь, Джек тут же спустился обратно и принялся обшаривать окрестности... поднялись Гиф и Зигги.
- Джет, вот, передашь тоже, в 502-й бункер, и вот, на тебе еще... - я посмотрел, Гиф мне протягивал почти новенький си-ди плеер, который он, наверное, хранил у себя лет пятнадцать-двадцать.
- Этими проводами к аккумулятору, диск сюда...
В руках Зигги были какие-то диски, наверное панк-рок или что-то подобное.
- Да знаю, разберусь, - перебил я его, - спасибо, спасибо ребята...
- Ты только, это, передай...
Я их обнял и мне стало как-то грустно, не знаю; еще подумал, может остаться тут, но нет, эта бредовая мысль. Я с ними знаком пять лет, а ничего о них не знаю, как и они обо мне. Да что ты можешь рассказать о себе?! Что ты родился в таком-то городе, в такой-то стране? Нет их, как и нет того места, которого ты можешь называть Родиной. Нет прошлого! Нет будущего! Одни только никому не нужные воспоминания. Они тоже, я думаю, дослужат четыре года и рванут подальше отсюда... это по любому должно было произойти. Если бы не тогда, так сегодня. Это заложено у нас в крови. Если бы бог наделил любое другое существо такой же способностью мыслить, анализировать, создавать, то они давно бы поубивали друг друга, как это сейчас делаем мы. Впрочем, кролики скорее бы поубивали нас, а потом уже самих себя...
Ярко красный шар наполовину утоп в этой коричневой гуще, давимый сверху грудой темных облаков. От каменных глыб тянулись длинные черные тени. Вон пробежал кролик и исчез в тени... вон он снова... есть наверное хочет... они охотятся обычно утром, иногда днем, вечером обычно спят. Они не такие, как в учебниках по биологии (надо сказать, что тут повсюду валяется много макулатуры, для некоторых это единственный шанс увидеть планету такой, какой она была до войны; некоторые собирают эти картинки - зачем? А, впрочем, ведь я все видел своими глазами, а они - нет. И кролик у меня был, белый, пушистый; ах, как я ненавижу сейчас этих тварей). Уши, голова с огромными клыками, но он скачет на передних лапах, а задние - как куриные - держит под мордой; тоже покрыт шерстью, серый, местами облезлый с розово-красной кожей, какая-то серая слизь на ней... но если очень голоден, то съесть можно.
Я спустился вниз и направился к ангару. Последняя ночь, последняя ночь тут... мне даже как-то не верилось... а стоит ли уезжать? - вдруг снова пришло мне в голову, - А стоит ли? - Но я четко поставил точку в этом деле и, отбросив сомненье и все мечты о будущей жизни, лег спать.
На следующий день мне можно было выходить за ворота. Кто-то, не помню как зовут, дал мне целую канистру воды; вылив половину на себя и одев новую одежду, я бросил ее в кузов, решив, что Джека мыть бесполезно; вышел за ворота. Кроликов видно не было. Круто, я за воротами! Тут можно делать что хочешь. Повернулся к вышке, помахал охранникам, они мне тоже, и тут же громко послал всю эту базу куда подальше. Понял, что за это мне действительно ничего не будет, высказал охранникам все, что я о них думаю. Они ничуть не обиделись, только громко смеялись; их веселили, конечно же не мои слова, а та свобода, свобода всего, что доступна за стеной и только пока мне. Я показал им свой зад, на что на стену поднялось еще человек пять-десять, которые тут же услышали про себя и остальных членов базы такой бред, что не снится даже в самых тупых снах. Мне самому вдруг стало очень весело, ведь классно, когда человек тебя слышит, а сделать ничего не может, впрочем нет, когда ты можешь высказать все и всем про него, что копил эти десять лет, и я высказал все свои мысли насчет начальника штаба, его матери, других вышепоставленных лицах и об их матерях тоже, как вдруг услышал из-за стены его голос, командующий убрать меня. Охрана не спешила выполнять приказ, стреляла из дартганов не метко, так что я с голым задом мог спокойно бегать и прыгать под стеной, ругая их за то, что их мама и начальник не научили стрелять, люди со стены начали аплодировать. Не знаю, многие может были и потрясены, увидев, как такой придурок мог столько лет скрываться во мне так много лет, другие же, наверное, только сейчас осознали эту свободу, что когда-то была у них тоже отобрана. Тут ворота открылись и бронированный автобус протаранил мой баги за стену. Я услышал как взвизгнул от пинка Джек, ну ничего, ему не впервой, и выскочил сквозь уже почти закрывшиеся ворота. Некоторые спустились со стены, чтобы потом скинуть оттуда вещи, которые я не успел собрать. Я посадил Джека, попрощался с людьми на стене (их было уже около двадцати), три раза крикнул ура и еще раз послал эту базу туда, куда даже сам черт не имеет права послать. Люди закричали от восторга, багги заревел и двинулся к горизонту.
Вот тот самый путь, на котором я когда-то ездил с конвоем. Отъехав достаточно далеко я остановился, чтобы в последний раз взглянуть на то место, где я провел последние девять лет. База была далеко, она была похожа на какой-то маленький ровный прямоугольник посреди горизонта, отчетливо видимый на фоне утреннего неба. Можно было различить даже три вышки на стенах, хотя они были всего на два метра выше, даже нефтяную установку. Злость на эту базу, на то что бессмысленно провел так много лет, на этих тупых людей полностью рассеялась, как будто ее и не было - я абсолютно все смог высказать про них, даже немного больше; даже как-то не по себе стало: я тут, на воле, а они все остались там.
Сел обратно в багги, прибавил газу. Мне дали довоенную карту этой местности, зачем она мне, если сейчас это просто белый лист. Да, карте было много лет: местами порванная, заклеенная и снова порванная, пожелтевшая, измазанная маслом и еще какой-то дрянью, местами заклеенная черной изолентой (видимо, ничего другого под рукой не нашлось); место нахождения нашей базы было условно: круг диаметром в два сантиметра при масштабе 1:1000000 и еще какой-то чудак внизу приписал: погрешность +/-5см. Н516 был в 800 километрах.
Я подключил плеер и прибавил газа еще. Мой багги начал весело подпрыгивать на ухабах под Billy Spleen из Sum 41. Джек, в отличие от меня, не был пристегнут и сзади он подлетал почти до крыши, что его не устраивало. Багги бороздил пустыню, оставляя за собой длинный шлейф песка и пыли. Я вошел в раш, столь свободным, веселым я себя никогда не помню. Я жал газ, веселье шло, наверное, от скорости, смотрел на дорогу, хотя, какая дорога, ее тут нету! Но при такой езде бесполезно смотреть: резкое движение руля и ты уже валяешься в канаве с разбитым лицом, вылетевшими зубами. Я не был уверен в надежности рамы после переворачивания, но это меня почему-то забавляло... я начал орать эту песню, конечно, голоса у меня никакого нет; Джек недоумевая смотрел на меня, все время подпрыгивая, не понимая, кому это все я говорю, и не понимая, откуда исходит эта, так сказать, музыка. Я перетащил его к сиденью и накинул ремень, а то он сзади действительно мог вмазаться в крышу, то есть в сетку, натянутую поверху и с боков на каркас безопасности. Кроликов видно не было, но на всякий случай дартган и нож лежали у меня под рукой... Солнце высоко, хотя его не видно, небо ярко-желтое, но как всегда туманное... Сбил какую-то зверушку, комок перьев ударился об бампер и пролетел над машиной. Я продолжал кричать это все дерьмо, которое слушал уже не первый раз, хотя старался с выражением. Джек перестал обращать на меня внимание, повернулся ко мне задом и смотрел вправо от дороги. Мне дико хотелось встать и отпустить руль, это было опасно, лететь навстречу ветру, свободе... вволю накричавшись я замолчал, продолжая свой путь...
Пейзаж совсем не изменился, вокруг проносились все те же поломанные бетонные плиты, валуны, исчезли только искореженные взрывами остовы военных машин. Подумать только, ни одной живой души на тысячи километров вокруг. Даже ни одной человеческой косточки... говорят тут кроме этих кроликов еще очень много всякой нечисти водится. Кроме кроликов и еще каких-то курице подобных существ я ничего не видел, (а, ну еще и того розового мутанта) но рассказывают многое. Я думаю, если есть эти всякие мутирующие кролики, курицы, черви, собаки, то, должно быть и люди есть, а если их много и нападут... Джек громко залаял, прервав все мои размышления о людях-мутантах и прочих человекоподобных существах... справа что-то быстро ехало, также быстро как и я, я взял монокль, это был тоже багги, вез какой-то груз, до него было примерно пятьсот метров, шел под углом где-то в двадцать-тридцать* градусов ко мне... расстояние стремительно уменьшалось, я не снимал ноги с акселератора, он тоже. Вот черт, у кого крепче кузов? Сто метров, пятьдесят...
Он немного, но резко поворачивает в мою сторону. Черт, идет на таран! Я тогда был в раше, звенела музыка, беспрестанно лаял Джек... логичнее было притормозить, пропустить его вперед. Но я не собирался, моя дорога, мой путь, - наверное так думал второй водитель, приближающийся справа. - Если он так же думает, то хреново.. - вдруг подумал я и, взглянув еще раз... грязно выругался - за рулем сидела девушка, не очень длинные ярко рыжие волосы слегка развивались от скорости.. она улыбнулась, но что-то зловещее блеснуло в ее глазах.
...Ярость дорог, - в ту же секунду подумал я, оскалившись, как обычно делает Джек при виде незнакомца, дав понять, что я не собираюсь уступать...
- Черт, сумасшедшая!!! Смотри, куда едешь!!! - вдруг закричал я, утопив педаль тормоза в пол. Мой багги, как я и предполагал, останавливаться не собирался, клюнул носом, гнутые концы бампера оказались у самой земли. Она не успела затормозить, ее машина наскочила колесом на эти гнутые железные трубы, и, взметая клубы пыли и песка, перевернулась два раза через правый бок...
Пыль рассеялась, я уже успел вылезти из багги. Она пыталась завести машину, обернулась ко мне, как-то немного усмехнувшись, но было видно, что рассержена... я в первый раз видел такое очаровательное существо. Оранжевые волосы легко развивались по ветру, на лице был темно синий полупрозрачный платок, закрывающий от пыли ее ровный носик и приятные губы, сквозь который было видно ее недовольную улыбку.
- Извини, я хотел.. - начал я, немного неуверенно; она дала газу, развернулась, пробуксовывая на месте и, накрыв Джека слоем песка, поехала дальше. ТЛ12 было написано сзади ее багги. Что это, транспортные линии?... Я посмотрел на Джека, он чувствовал себя более неловко, чем я; наверное, думал, что лучше бы не слезал со своего места. Виновато посмотрел на меня. Я потрепал его за ушами, на что он вытряхнул весь песок на мои штаны; завел багги, который на взгляд совсем не пострадал, но ехал уже не столь быстро.
- Вот девушка! Но красивая все-таки... красивая... надо бы тебе, Джек, тоже найти собаку, да Джек? - Джек как будто все понимая серьезно посмотрел на меня, - Овчарку, подумай только, такую овчарку... ну зачем так делать? Зачем? Багги чуть не поломала, мой и свой. Что делать-то потом... нет, охренеть конечно, вообще класс! Ну надо же такое в первый день повстречаться... бред! .... - думал я вслух, Джек как всегда меня не слушал... почему-то особенно запомнился момент, когда она едет наперерез мне, уверенная, что сейчас перевернет мой багги. Оранжевые волосы, едва заметная улыбка под темно синим с мелким узором платком; хитрая, если бы она не посмотрела тогда мне в глаза, я бы не понял, что она собирается сделать. Валялся бы сейчас под пригорком с разбитым лицом, или просто сидел рядом с этим переломанным багги... ну зачем она хотела угробить мой багги и меня, или, впрочем, зачем мне надо было так рисковать?
Плеер вскоре сломался, видимо перегрелся. Жарко. Зря стекло не поставил на машину, стала лететь какая-то мошка, разбиваясь о капот. Некоторые величиной с кулак, жуки или мухи какие-то. Долго смеялся, когда одна разбилась об раму прямо под носом у Джека, он как всегда непонял, потом съел ее. Вокруг как всегда валялись какие-то проржавелые насквозь железные части непонятного назначения; наверно когда-то было что-то большое, а потом разлетелось во все стороны на сотни километров. Что это? Электростанция? Или что-нибудь еще, что осталось нам на память от предыдущей цивилизации? Для чего это? Может быть это части какого-то завода. Резервуары, трубы, краны, вырванные чьей-то гигантской рукой, а затем разбросанные вокруг... о, сломанный армейский грузовик... кроликов не видно... остановимся. В грузовике ничего не нашел, ящики, что когда-то были внутри, рассыпаны вокруг, уже кто-то тут помарадерствовал... сломанный вертолет.. еще какие-то три гражданские машины... о, кролики побежали! Черт, да их тут кучи! От меня убегают, видимо сыты. Слева проносится какой-то огромный, раза в три больше машины, комок ребер, весь обглоданный ушастыми. Джек при виде кроликов инстинктивно прижался к полу, не высовывая головы; разглядывать что это было такое у меня не было времени, в противном случае я стал бы десертом для этих "милых" тварей. Еще раз оглянувшись назад, подумал: не дай бог такая живая дрянь встретится мне на дороге... скорее всего, как и все, мясо жрет, потому что растений я не встречал, а если я ей покажусь аппетитным, так враз проглотит... количество кроликов не убывало, они скакали вдоль дороги в разные стороны; когда эти твари хотят есть, то бегают группами строго за своим лидером-вожаком, в одной группе может быть до пятидесяти кроликов, может быть и больше, ну, по крайней мере, я не встречал.
- Сыты значит, - сказал я Джеку, - можно поохотиться!
Я достал удочку. Она была похожа на пистолет с большой насадкой сзади, в которой был барабан, на барабан была намотана леска, на конце которой тройной крючок. Нажимая на курок крючок выстреливался на расстояние до пятнадцати метров, втыкался в жертву и далее возвращался в исходное положение электромоторчиком, расположенным внутри барабана, мог поднимать до трех килограмм. На конце так называемого пистолета имелся штырь длиной около полуметра, жертва цеплялась за него, крючок выдергивался из кожи и кролик падал рядом с тобой; удочка не могла работать без аккумулятора, так что далеко от машины ее эффективность явно снижалась (приходилось постоянно таскать эту коробку за собой, пока кролики не загрызут тебя).
Прицеливаться было бесполезно, их были кучи, целое поле кроликов. Любым выстрелом попадал в ушастого, притаскивал его прямо себе в багги, добивал лопатой; главное - добить раньше, чем успеет придти в себя, по идее, нужно целиться в глаз или живот, чтобы сразу убить насмерть. Пробивная способность такого ружья небольшая; некоторых просто цепляло, они прыгали, крюк вырывался. Так я наловил где-то десяток. Километров через двадцать кролики закончились и я остановился, чтобы заправиться во второй раз и перекусить.
Я развел костер и принялся жарить прыгучих тварей, также открыл купленные консервы. Джек их есть не стал, покорно ждал крольчатину: от нее довольно вкусно пахло. Неужели Джек не знает, какая она на вкус? - подумал я и усмехнулся. Мясо этих тварей не жесткое, но горькое до невозможности, аж плеваться хочется, даже вымачивать в воде его бесполезно. Я оторвал ногу и дал Джеку, этот пожевал, пожевал, с недовольством посмотрел на меня, выплюнул все обратно и принялся за консервы. Салат, точнее то, что им называлось, он не ел вообще, наверное, правильно делал: черт знает, что это за желтовато-белый соус. Я ел крольчатину, потому что за десять лет меня тошнит уже от этих консерв.
- Можно, в принципе, что-нибудь другое наловить, да Джек? Может оно и повкуснее твоей ноги? А? - Джек молча уплетал третью банку консерв. Я стал складывать кроликов и консервы обратно в кузов - хотел добраться до бункера Н516 пока не стемнело. - Сначала в 516, потом в 502, который дальше на семьдесят километров, а потом как получится, - думал я, - Интересно узнать, как они там живут или не живут? Джек - в машину!
Джек метнулся на сиденье, оставив валяться на песке четыре пустые банки... я проехал уже около 650 километров, то есть до бункера оставалось еще около 150. На карту бесполезно было смотреть, я ориентировался по компасу, закрепленного на приборной панеле почти у каждого транспортного средства, который время от времени наматывал дикие круги - наверно какие-то аномальные зоны. Завел мотор и не торопясь поехал к пункту назначения.
Плеер не работал, скорее всего в него попал песок. Равнина вокруг ничуть не изменилась, мне кажется, что пейзаж будет другим только по ту сторону земли, но и это на вряд ли. Солнце сядет еще не скоро, мимо пробегают все те же неглубокие ямы, какие-то осколки лежат на их дне. Ни звука, ни шороха вокруг, ни движения, только багги молча рассекает эту безжизненную пустыню... Постепенно меня стало клонить в сон. Солнце было по прежнему где-то высоко, скрывалось за серыми тучами, в которых отражалась все та же незыблемая гладь, из-за которой они казались слегка оранжевыми. Время текло медленно. Прошло около десяти часов после того, как я покинул Б82, но мне почему-то казалось, что нахожусь здесь уже второй день; скорее всего это из-за жары или монотонности унылого пейзажа. Глаза закрывались сами по себе. Вел машину прищуриваясь, то закрывая один глаз, можно было бы, конечно, лечь отдохнуть, но мне казалось что это очень опасно. Глаза закрывались и уже почти закрылись, как вдруг что-то с глухим грохотом прыгнуло перед самим капотом, я инстинктивно, от неожиданности повернул в сторону, багги съехал с насыпи и с треском вмазался в валун. Пар медленно сползал с капота. Я еще не оправился от шока, Джек по-моему тоже не понял, что произошло. Вышел из машины - что-то огромными прыжками удалялось в сторону уже где-то в километре от меня. Джек залез на крышу, пару раз гавкнул в его сторону. Я не успел даже разглядеть, что это было; в высоту где-то метра четыре, а по форме очень похож на комок костей, встретившийся мне раннее, покрытый длинной темной шерстью. Взобрался на небольшую насыпь, откуда съехал. Да, оно явно прыгало: на песке остались два отпечатка его ступней с двумя длинными жирными пальцами где-то по метру длинной. Я был просто потрясен внезапностью происшедшего, сердце до сих пор громко стучало в груди. Вернулся к машине. С виду было все хорошо, но правое переднее колесо было развернуто в другую сторону и слегка наклонено... черт! Бампер не выдержал удара о камень, лопнул с правой стороны и весь удар пришелся на колесо. Оно было просто выбито, три разлома нашел я в креплении, не считая бампера и гнутой сбоку рамы...
Я сидел на песке возле машины, за последние двадцать минут я высказал все, что думаю об этой машине, о животном и о Джеке. Джек виновато смотрел на меня. Наконец-то он понял, что его ругают, - думал я, - правда, интересно, почему он считает себя виноватым, потому что не смотрел по сторонам? - Я его не заставлял, - за то что он мало полаял?
- Джек, блин, что ты скулишь, что ты кланяешься? Что ты сделал? В чем виноват? Скажи мне, пес! - бесился я вокруг него, думая в сотый раз какая же это глупая собака, что не понимает, когда ее ругают за дело, а просит прощения непонятно от чего... да, я совсем немного не доехал, вполне вероятно, что бункер находится за теми небольшими скалами в десяти-пятнадцати километрах впереди. Я встал, еще раз вспомнив недобрыми словами это чудище, машину и механика, который ее подготавливал; Джека решил не трогать, достал из машины все вещи, которые погрузил. В принципе, их было не так много: шестнадцать банок консерв, три бутылки воды, две канистры бензина, лопату, сетку, дартган, удочку, нож, плеер, монокль, карту, фонарь, работающий на аккумуляторах, представляющий собой небольшой контейнер, весящий килограмма четыре, выдрал компас с панели, и семь кроликов, два из которых были жаренными. Есть не хотелось, поэтому я смело оставил всех кроликов и десять банок консерв; одну бутылку воды тут же израсходовал на себя и налил в нее бензина. Три бутылки, плеер, монокль, консервы и еще какую-то мелочь поместил в сетку и повесил за спину, дартган и все остальное также вполне удобно разместилось на мне, и мы отправились вперед, к небольшим скалам на горизонте, оставив на радость мародерам сломанный багги и две полные канистры бензина. В одной руке мне пришлось нести фонарь, в другую на всякий случай взял нож. До заката мы точно успели бы дойти туда, если б даже делали привалы каждый километр. Джек бежал рядом со мной. Зной исчез, как будто его и не было, сквозь светло серые тучи не видно было солнца, даже невозможно было определить, где оно находится. Мы прошли где-то километров пять, когда я понял, что мой спутник не нагружен и давно надо бы его запрячь. Скормив ему еще одни консервы, я свалил часть на него: на нем поместилась лопатка, бутылка воды и еще одна банка кроликов. Фонарь я решил оставить - он стал слишком тяжелым, в свободную руку взял дартган, так было безопаснее.
Впереди меня были небольшие скалы, слегка освещаемые солнцем, валуны и ямы безследно исчезли, во все стороны простиралась огромная ржавая равнина, на которой росли какие-то невысокие почти белые колючки - единственное растение, которое я увидел впервые на этих ландшафтах, ни насекомых, ни рептилий - никого больше не было. Шипы на них были острые, но риска пораниться или порвать одежду не было, так как они росли редко, небольшими кустиками, хотя ближе к скалам их становилось все больше: вдалеке из-за них часть равнины казалась светло-серой и сливалась с пасмурным небом. В песке появилась какая-то гравийная крошка, возможно это развалилась и рассеялась часть породы, из которой состояли скалы. Уже близко; самая большая из них была не больше восьмиэтажного дома, другие раза в полтора-два меньше, они были весьма крутые, местами почти отвесные, взобраться на них было довольно сложно, поэтому я решил обойти эти горы кругом.
Почти обошел одну из них: они загибались полукольцом, опоясывая что-то в центре. Были темно серого цвета, вокруг валялись небольшие остатки горной породы, наверное, раньше они были намного выше, а сейчас раскрошились и ушли в землю. К краям они были намного ниже, самая маленькая где-то раза в два больше меня. Я уже дошел до края полукольца, как вдруг Джек встал как вкопанный, абсолютно не шевелясь и глядел в какую-то невидимую мне точку. Мне что-то стало не по себе, хотя я ничего не видел. Первый раз такое происходит, чтобы этот неразумный пес так себя вел: собака стояла не шевелясь, явно к чему-то прислушиваясь. Я сделал еще несколько шагов вперед, Джек медленно подбежал ко мне, как будто боялся оставаться один, еще несколько шагов, и увидел за горой ряд бетонных столбов, шедших полукругом за горой, затем поднимающихся на нее. Подошел ближе: столбы шли дальше, выше по другим скалам и тем самым делали замкнутый круг. Посередине этого кольца, в метрах пятидесяти от меня был спуск под землю...
На столбах по обе стороны висели какие-то небольшие металлические контейнеры, рядом воткнут в землю покосившийся полустертый знак "высокочастотная опасность"; судя по их внешнему виду, они давно не работали, но я не решался войти. Хотел пропустить Джека вперед себя, но он упирался, все время прячась за мной. Я кинул банку консерв в контейнер... ничего не произошло, а в принципе, что должно было произойти?.. Потом собрался с мыслями, подошел вплотную к столбу... сделал шаг и переступил за линию ограждения. Ничего не произошло, Джек тут же подбежал ко мне.
- Ну вот, а ты боялся! - потрепал я его за ухом и тут же задумался: а откуда Джек знает про эти контейнеры, он что, чувствует что-ли их?
Вокруг входа был беспорядок: повсюду валялись картонные коробки, пакеты, пара тележек, металлические листы. Двери внутрь были открыты, внутри темно. Я осторожно приблизился к ним, Джек сделал еще два шага от столба и снова замер. Спуск упирался в какой-то небольшой бетонный коридор, который шел поперек. Так как железные двери были открыты, то был виден беспорядок и внутри коридора, но только прямо напротив входа - дальше свет не проникал. На полу валялись те же коробки, тележки, какое-то битое стекло, тряпки, ботинки. Слева что-то отвалилось от потолка и перекрыло проход, справа коридор кончался метров через десять и в густом полумраке поворачивал налево (с другой стороны, наверное, было тоже самое). Я не решался входить дальше в темноту, тут же подумал, что зря оставил фонарь, лучше бы его дотащил, и вышел наружу, чтобы найти что-нибудь, чем можно посветить. Джек стоял на том же месте, поджав хвост, не пошевелив ни ухом, ни глазом, издалека он был похож на абсолютно неживое чучело какого-то бедного пса; мне надоели его выходки, и я решил не обращать на него внимания. Рядом валялся металлический лист, почти не заржавевший, мое отражение в нем было довольно четким. Снова спустился вниз, направив солнечный свет в темный конец коридора. На полу все тот же бардак, казалось, тут был какой-то погром или еще что-то в этом роде.
- Э-эй! Здесь есть кто-нибудь? - крикнул я, не решаясь идти дальше во тьму, переключателя света поблизости не было.
- Есть кто живой, э-эй... ау-у?! - прокричал я еще раз и сделал шаг вперед. Лист осветил дальний угол коридора. Что-то смачно и довольно громко хрустнуло у меня под ногами; со шкафа, криво стоящего в конце коридора, неожиданно упала какая-то жестяная банка. Я немного испугался, попятился назад, чтобы посмотреть, на что наступил. Боже мой, это человеческая рука! Я видел ее по локоть, конец был скрыт во тьме. Я еще раз посветил на шкаф и замер; я не смог даже вскрикнуть - крик застыл в горле, все тело как будто онемело; какие-то непонятные мысли быстро носились у меня в голове, но я не мог даже пошевельнуться; лист выпал из рук и с грохотом ударился... на меня прямо напротив шкафа смотрели два желтых глаза. Его лицо было почти как человеческое, вытянутое немного к подбородку, а шея, боже ты мой, шея выходила на пол метра прямо из-за стены. Удар листа разбудил во мне древние инстинкты, заложенные, наверное, у любого существа, которое создал Бог.
- Бежать, бежать, бежать, - слышалось внутри, - бежать куда подальше, бежать. Я выскочил из бункера и со всех ног бросился к скале, буквально за секунду взобрался на почти отвесный склон, высотой метров в шесть, припал к земле и стал смотреть на вход. Холодный пот градом сыпался с моего лица. - Хоть бы не услышал, как бьется сердце, хоть бы он не услышал, - быстро повторялось внутри меня. Удары сердца отдавались по всему телу; если бы не лист, я, наверное, стоял бы все еще там, пока он не съел бы меня живьем. Послышался шорох, я еще ближе прижался к пологому выступу, кровь пульсировала у меня в висках, я отчетливо слышал этот звук. На секунду мне показалось, что вся каменная крошка, вся скала отчетливо передавала удары моего сердца... из-под земли показалась голова этого существа, оно посмотрело вперед и медленно повернуло голову к скале; мне казалось, что оно заметило меня, хотя свою морду вверх не поднимало. Все мои мысли смешивались с ударами и нестерпимой болью в висках, руки похолодели... - Тихо, тихо, тихо, тихо, - я вдруг осознал, что шепчу эту фразу, - Черт, что делать, что делать!?
Существо резко сделало еще шагов десять и начало жадно вдыхать воздух. Я видел его целиком: оно было похоже на краба, или, скорее всего, на сороконожку, метра три в длину, не считая тонкой костлявой метровой шеи. Бледно-розовое с кроваво-красными конечностями, которых у нее было около двадцати штук, и какими-то отростками, как будто его облили кислотой; очень тощее, имело как-будто одни только кости, покрытые этой кровавой слизью; сзади, как мне сначала показалось, был такой же костлявый метровый раздваивающийся хвост. Руки задрожали, думалось, что сотрясается вся скала, надо было бежать отсюда, но я не мог пошевелиться, страх, дикий страх сковал все мое тело, мысли путались, заглушаемые ударами, дрожью, вдруг случайно столкну какой-нибудь камень с этого уступа и он с грохотом упадет прямо к десятку ног этого существа - точно на меня смотрели еще две головы, чьи шеи я по ошибке принял за хвост. Они были поменьше раза в два-три, но желтые глаза ярко горели, их свет, казалось, исходил откуда-то изнутри. Большое существо обнюхивало воздух, медленно поворачивая голову туда, где я взбирался на скалу, двое других, скорее всего, не имели с ним ничего общего и как будто сидели внутри большого, высунув сзади свои головы, они тихо смотрели на меня. Я не шевелился, постепенно начал приходить в себя, но тут из входа показалась еще одна такая же мерзкая морда, которая тоже принялась обнюхивать воздух. Первое существо начало издавать пронзительные гортанные звуки, как будто зовя других. Второе двинулось вперед; внутри бункера что-то зашуршало и с грохотом упало, тут же послышался нечеловеческий визг, оба существа ринулись к входу.
Медлить было нельзя, возможно это мой единственный шанс; как только конец чудища исчез во мраке, я кубарем скатился по другую сторону скалы, сильно ударившись плечом и разодрав ногу. Бежать, бежать... и рванул, не оглядываясь назад. Не знаю, откуда у меня появились такие силы, бежал очень быстро, по пути рассекая белые кусты, ветер громко шумел в ушах. Белых кустов все больше и больше, колючки вонзались мне в ноги, рвали одежду, расцарапывали рану, но боль чувствовалась. Все мысли, чувства слились в одно единое слово, непрерывно звучащее внутри меня, заглушаемое только ветром: бежать, бежать, бежать... на секунду остановился и посмотрел на горы - они все еще оставались недалеко от меня, внутренний голос утих, но дрожь в коленях не прекращалась, я постепенно стал приходить в себя, продолжая бежать, боль в ноге усилилась, я начал думать о том, что произошло: наверное, упал шкаф и придавил кого-нибудь. Стоп! Джек! Джек! Черт! Где Джек, где Джек!? - внезапно мелькнуло у меня в голове: увидев эту гадость, я совсем забыл о моем верном глупом друге! Черт!
- Джек, Джек, где ты?! - шептал я, замедлив бег; только заметил, что горло пересохло и я совсем не способен крикнуть. Джек! Все силы внезапно покинули меня, я задыхался, но не от бега... Джек... сейчас упаду на землю, сил нет; что-то дернулось в кустах впереди, я встрепенулся и замер, чувство страха вновь вернулось ко мне... черт, да это Джек! Бледно рыжий пес бесшумно скользил меж кустов, высунув язык и как-то радостно смотря на меня.
- Джек, Джек, дружище, бежим! - тяжело дыша прошептал я.
Мы бежали посреди серой пустыни навстречу заходящему солнцу. Джек тоже был поцарапан этими колючками, бежал чуть впереди меня. Я забыл сетку с водой и консервами там, у входа, удочку тоже, очень плохо. Пес замедлил ход, устал, мы пошли пешком, ноги сильно болели, но я не обращал на это внимания; спутник покорно нес весь груз, что я ему нацепил. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, горы были небольшими черными бугорками на горизонте; да, далеко мы не ушли, хотя бежали, как казалось, очень долго. Мне хотелось уйти как можно дальше от этого места, но я сильно устал. Мы сели на песок, который при свете заходящего солнца был каким-то бурым или темно-коричневым. Солнце и небо было точно таким же, как и в предыдущий день, когда я стоял на стене. Неужели так везде?
Мы съели последнюю банку тушенки, с которой Джек бежал весь путь, выпил пол бутылки воды, остальное дал Джеку; еды больше не было, только пять глотков мутной жижи на дне бутылки, что пес не допил, удочки не было тоже; хорошо, что я не снимал с плеча дартган, во внутреннем кармане темных разодранных армейских штанов лежал нож.
- Да, родители Зигги уже не получат это письмо! Бедный Зигги, он так сильно верил, что они снова когда-нибудь встретятся, - думал я медленно раскрывая конверт. Света было еще предостаточно, чтобы что-нибудь прочесть.
"Привет мама и папа, пишет вам ваш Зигги. Я уже второй год не получаю от вас ответа, не знаю, скорее всего это перебои с почтой. Конвой тут ездит реже чем раз в месяц, надеюсь, что скоро мы встретимся. Не скучайте, мне осталось всего четыре года... я очень скучаю по вам. Пап, помнишь как мы с тобой ездили смотреть матч, тогда наши выиграли "Звездных крушителей" со счетом 5:0, а потом поехали в планетарий, мама тоже с нами была. А давайте, когда встретимся, устроим большой пикник на Роффенском озере, оно высоко в горах и думаю хорошо сохранилось..."
Невольно на меня нахлынули воспоминания о моем детстве, стало как-то грустно, одиноко, почему же я так и не узнал, где находятся мои родители, что с ними сейчас, может их тоже уже давно съели эти твари или убили военные! Какой-то комок подкатил к горлу, злоба на все, на все, что со мной случилось за эти двадцать лет среди поломанных судеб изуродованных войной людей, мне захотелось пойти обратно к этим чудовищам и задушить их собственными руками. Я стукнул кулаком по песку, он разлетелся, оставив небольшую впадину. Чертова пустыня! Хотелось что-то сделать со всем этим, но я ничего не мог. Все мы бессильны перед ней, хотя сами ее и сотворили. Подобрал какой-то окаменевший сучок и принялся со всей силы бить по песку, взметая клубы пыли. Джек отбежал в сторону и с недоумением смотрел на меня. Выбившись из последних сил, я упал на песок, который только что колотил; солнца не было видно, тонкая редеющая полоска на горизонте, только по ней можно было отличить, где кончается песок и начинается черное небо; я забылся, захлебнулся в воспоминаниях и слезы покатились у меня из глаз. Листок Зигги лежал у меня на груди.
Я не заметил, как уснул. Меня разбудил лай Джека и чей-то громкий шепот.
- Они сейчас придут, залезай в машину. - Я приоткрыл один глаз, но ничего не увидел, была ночь, попытался встать, но все силы покинули меня, я очень, очень сильно устал. Глаза закрылись и я снова заснул... не знаю, что было дальше.
Я лежал, прислонившись спиной к колесу машины, горел костер. У костра сидела та самая девушка и читала письмо Зигги, рядом лежал второй конверт, по ее лицу текли слезы. Джек лежал в метре от нее и смотрел на меня через костер. Она была одета в какую-то темно-желтую куртку, армейские штаны такой же раскраски; позади нее были заросли темной тонкой, но высокой травы, колючих кустов больше не было.
- Какого черта, оно не твое, это письмо Зигги! - проговорил негромко я. Усталость не прошла, мне казалось, что прошло не более четырех часов, после того, как мы присели с Джеком отдохнуть. Девушка посмотрела на меня, не обратив на мои слова никакого внимания. Я попытался встать и отобрать письмо, но, как только подвинул ногу, сильная боль пронзила все тело. Они были все разодраны в кровь об эти колючки, некоторые из которых застряли в коже, в раны попал песок; я сделал еще одно движение и беспомощно свалился на бок. Грязно выругавшись на колючки и ноги, снова крепко заснул под боком багги.
Проснулся от яркого солнца и тряски. Почему-то сильно болела голова. Я сидел на переднем сиденье багги, слева за рулем сидела она, Джек был между нами. Дартгана и всего прочего на мне не было, за исключением ножа; он лежал во внутреннем кармане у бедра. Я оглянулся в поисках дартгана. Сзади лежали какие-то коробки, мой дартган лежал под ее сиденьем. Она заметила, что я проснулся, но, ничего не спрашивая и не обращая на меня внимания, продолжала вести машину. Я посмотрел на нее, она смотрела прямо, на дорогу.
- И куда ты меня везешь? - наконец спросил я. Не отвечая на мой вопрос, она сказала, что эта тварь, которую я вчера видел, называется углеродным червем, они также пожирают людей. Это все создание человеческих рук, итоги войны. Они обчистили бункер Н516 еще в прошлом году и теперь живут в нем. Они не слышат звуков, но прекрасно чувствуют вибрацию, создаваемую живыми существами, отлично видят в темноте, днем - хуже, и у них хорошо развито обоняние. Существа шли за мной по следу от самого бункера, и, если бы она не разбудила меня, то сожрали живьем. Они никогда не оставляют свидетелей, все время преследуют жертву до самого конца.
- Мне нужно доставить письмо...
- 502 тоже уже давно нет!
- Значит она прочитала и второе письмо, - подумал я и на минуту замолчал. Мимо проносились такие же валуны желтовато-серого цвета, живности не было.
- Верни мне его тогда.
- Нет, все твои вещи будут теперь принадлежать мне. Я могла бы подождать, пока они сожрут тебя и забрать его, - улыбнулась она, не говоря, почему подобрала меня, искала ли или наткнулась случайно.
- Дартган?!
- Мой! - сказала она, как будто играясь со мной; я не любил такие шутки.
- Все, высаживай меня здесь с Джеком и отдавай все вещи, - разазлился я, - Останавливай.
Она не слушала меня совсем. Легкая улыбка скользила по ее приветливому лицу; маленький острый носик, темные глаза, огненные волосы, спускающиеся до ее хрупких плеч, были цвета того ночного костра и ярко переливались на солнце.
- Да я не собираюсь тебя тут оставлять со всем этим!
- Если хочешь, забирай все, останавливай и высаживай меня тут с собакой! - крикнул я.
- А его Джек зовут, да? - усмехнулась она, - Я могу тебя высадить тут одного, с дартганом, но Джека оставлю себе! Да, Джек!? А? - и потрепала его по шерсти. Джек стал как будто веселей и довольный посмотрел на меня... когда ты чувствуешь, что у тебя хотят отобрать последнего единственного друга, ты готов на все, чтобы оставить его.
- Джек, остановись! - шепотом, со злобой сказал я. Команда значила прекратить все и идти к моим ногам, он все время покорно ее исполнял, но только не в этот раз, - остановись!
- Все! Он мой! Тебя он больше... не будет слушать! Да, Джек? - сказала она, продолжая гладить его по выцветшей светло-рыжей шкуре, - на тебе, - и она протянула ему стаканчик, который стоял в углу приборной панели; там был какой-то белый крем, возможно мороженое... давно я не ел мороженого, только в детстве... и Джек с удовольствием принялся его вылизывать, с каким-то едва заметным укором поглядывая на меня. Вот чего не хватало собаке! Ласки, простой ласки, я его очень редко гладил и хвалил, наверное, только тогда, когда было очень одиноко. Она сидела, улыбаясь и смотря в мутную даль.
- Лучше бы они там съели и меня и его. Высаживай меня с собакой и забирай все остальное! - снова крикнул я.
- Они не едят собак! - с той же усмешкой сказала она. А что было, вдруг подумал я, если бы высадила меня посреди этой пустыни вместе с Джеком? Куда идти, ведь у меня ничего нет, кроме ножа в кармане. Мы бы оба погибли от жажды или еще от чего-нибудь, а зарезать и съесть своего спутника у меня не хватило бы воли...
- Джек, хороший ты мой, знаешь, куда мы с тобой сейчас поедем?... - Ее голос разрезал все мои мысли. Злость. Я не мог больше сдерживаться. Отнять у меня Джека - нет, никогда! Я вынул нож и приставил к ее горлу.
- Еще что-нибудь скажешь Джеку - горло перережу! - злость залила мои глаза. Ей было не удобно вести багги с приставленным к горлу ножом.
- Сзади на тебя направлен шестиствольный дартган! - сказала она, снова едва заметно улыбаясь. Ее улыбка раздражала меня больше, чем ее слова; я сделал вид, что оглядываюсь назад, посмотреть, не врет ли она, хотя видел пушку, когда искал глазами свои вещи, - Кнопка от него находится на руле, под указательным пальцем моей левой руки! - игралась она; я медленно убрал нож, проведя острым концом по краю ее подбородка. Он был прекрасно заточен, просто превосходно; она даже и не почувствовала, как он прорезал ей кожу. Я отвернулся в сторону, она молчала...
Кровь начала медленно скапливаться на подбородке и капала вниз, на ее бежево-серую курточку, которая при свете костра показалась мне темно-желтой, на армейские штаны, впитывалась и оставляла коричневые следы. Хотел спросить, зачем подобрала меня, взяла бы Джека и уехала, но спрашивать надо было раньше. Она провела рукой по подбородку, увидела на своих пальцах кровь, посмотрела вниз, на одежду. Взглянула на меня, меня почему-то это все забавляло, но в ее темных глазах увидел ту самую искру, которая блеснула, когда она хотела столкнуть мой багги; моя улыбка тут же исчезла. Ярость. Она была в ярости, вне себя от моего поступка. Ее левая рука сжалась, я услышал щелчок, но выстрела не было, дартган не сработал: тросик, проходивший к нему между сиденьями, был перерезан мной заранее, когда я увидел пушку в первый раз. - Все-таки хотела убить меня, - подумал я, - второй раз!
Кровь все капала на одежду, стекала по груди; она хотела дотянуться до бардачка, но я подпер его коленом. Она с той же яростью посмотрела на меня, я оскалился, как тогда, при первой нашей встрече. Я не был пристегнут, Джек тоже; любой ее резкий поворот рулем и я с окровавленным лицом и выбитыми зубами валяюсь где-нибудь в канаве. Но она не будет рисковать так ради собаки, - внезапно подумал я, - собака ей действительно нужна. Бедный, бедный Джек, он же не будет ее слушать, глупый, глупый пес!
Кровь затекала под ее куртку, капала, медленно растворяясь в одежде и уже стекала на сиденье. Нужно было действовать, действовать сейчас или уже никогда! Она не могла достать что-то из бардачка и, вжав газ до упора, не знала, что делать, но точно чувствовала, что если нагнется в сторону или отпустит руль, чтобы приложить к ране руку, я что-то предприму. Я ждал этого момента, ждал, время как будто стало идти очень медленно, кровь стала снова стучать у меня в висках, багги ревел... только что мне сделать: выбросить ее из машины и оставить тут, посреди пустыни, может выбросить эти все ящики и все тряпье тут же и уехать вместе с Джеком, можно выбросить на ходу, а можно и остановить машину, может связать ее и оставить в машине или опять выбросить связанную, может сразу перерезать горло и все или, конечно, забрать все свое добро, выйти с Джеком из машины и попрощаться или, может, набить ей лицо как следует, за себя и за Джека, или спросить, что скажет Джек? Он как всегда ничего определенного не скажет, - мысли носились у меня в голове. Она поднесла руку к подбородку и нагнулась, не смотря на дорогу. - Действовать! - отдалось в висках. Действовать!
Она сидела на моем месте с окровавленным носом, ноги были связаны, руки тоже, спереди, чтобы могла остановить кровь. Руль весь в крови, удар об него оказался довольно сильным. Я дал ей салфетки, которые были в бардачке, больше там, кроме них, ножа и бутылки воды ничего не было. Джек сидел сзади меня, пристегнутый, я за рулем, тоже, она - нет. Вся машина в крови. Я вжимал педаль акселератора в пол, направляя багги все ближе к горизонту. Мимо пробегали все те же каменные глыбы, какие-то сожженные обломки, засохшие кусты. Багги резво подпрыгивал на ухабах, оставляя длинный коридор песка и пыли, казалось, тянувшийся через всю пустыню. Я посмотрел на нее, почему-то стало очень весело, скорее от скорости, а может и при виде крови. Кровь. Все в крови. Сиденья, руль, пол, вся моя одежда, мои руки в ее крови. Ветер разгонял по полу бордовые песчинки, катал стаканчик с бордовым кремом. Скорость и кровь. Скорость и кровь! Верный друг, скорость и кровь - вот лучшие составляющие веселья в этом безумном постапокалиптическом  мире! Мире ржавой пустыни, человекоядных существ и осколков старой цивилизации!
- Ты не знаешь, куда ехать! - тихо сквозь зубы сказала она. Я ей ничего не ответил, улыбаясь, посмотрел на нее и оскалился, как делает Джек. Весело... Она не смотрела ни на меня, ни на Джека, ни на пустыню, ни на кровь, куда-то в пол, где валялся окровавленный стаканчик.
- Меня зовут Лис, - сказала она, немного помолчав...