одиночество

Быть одному – великое искусство,
особо к ночи,
с лампой и вином –
держать свой день до точки,
не ронять,
не падать не склоняться к детективу,
а если и склониться – то пресечь,
не досмотреть, не дочитать,
очнуться
и посмотреть в запретное окно
на озеро замерзшее – и встать
к печи, давно погасшей, как к ребенку,
присесть пред ней на корточки - как он,
гремя заслонкой, так же заглянуть - и гнутый
еще горячий
вытащить поддон -
он полон звезд
и палочек, торчащих
из  пепельной  Помпеи до краев.
И вот,
с тяжелым от золы – живой,
чуть шевелящейся от моего дыханья   -
нажать коленом и толкнуть бедром
дверь на крыльцо,
живущее отдельно
и вынести на колотый мороз
пылящий и мерцающий, дрожащий,
дымящийся, как плод,  квадрат золы.
Запорошенной лестничкой
вслепую
нашаривая наледь ,
становясь
двумя на каждой,
с ним
к земле спуститься, в снег,
но шага не дойдя
до выхваченного окном оврага,
не удержать…
и вывалить на снег
к себе под ноги в тапочках домашних
горячий вмиг погасший темный круг
что стал  землей и лег поверх  сугроба.
Быть одному,
и опустив железный,
вмиг остывающий,
с забившимся в углы
остатком тусклым с набежавшей искрой,
задрать пустое плоское лицо -
навстречу разбегающейся, хвойной
набитой светом тьме,
стоять в снегу,  высокой ели ровня,
стоять, как равный, звездам отвечая –
один солдат
в своем лесном окопе
Январь 2013
 Irina Mashinski.