Мими

Мими

Содержание:
Глава 1. Неповторимая и нарасхват.
Глава 2. «Превед медвед!».
Глава 3. Шаг с карниза.
Глава 4. В стране вечной охоты.
Глава 5. Кружевные труселя одиночества.
Глава 6. Мими заступает на пост.
Глава 7. Подробный инжиниринг несусветного счастья.



Глава 1. Неповторимая и нарасхват
В детстве, а потом в отрочестве девочка Люси чувствовала себя беспредельно одинокой и совсем-совсем никому не нужной. Разве что маме с папой, да бабушке, но они не в счёт, потому что ничего не смыслят в жизни маленькой девочки. Спасал только плюшевый медвежонок с детским именем Мими. Он единственный всё понимал в девочкиной жизни. Лишь он как никто разделял её мысли и чувства, все до единого. Люси своего Мими беспредельно обожала, а он, если бы являлся живым существом, то жить без неё ни за что бы не стал. Его подружка была в этом просто уверена. А поскольку высказать беспредельную преданность ей у него никак не получалось, то от избытка ответных чувств к девочке просто не мог вымолвить ни слова. Медвежонок лишь заворожённо смотрел в одну точку и почти не улыбался, словно предчувствуя что-то плохое впереди. Там-там, за первым же поворотом сидит, сопит и ждёт. Но всё равно оставался таким милым, таким няшным… одним словом Мими, да и только. Оставалось лишь беспрерывно целовать его и тискать. Ему же оставалось только крякать встроенной в живот пищалкой.

На входе в следующий, грозовой этап стремительно ускоряющейся жизни Люсино внимание по-прежнему оставалось беспредельно занято лишь этой любимейшей из игрушек. Все остальные почти нетронутыми пылились по стеллажам и полкам её детской комнаты, а вот Мими как всегда находился с нею, по обыкновению полностью занимая её внимание. Только он беспрерывно подбадривал быстро и пугливо взрослеющую девочку своим иссиня перламутровым пуговичным взглядом и бодрым кряканьем из плюшевого своего нутра: не бойся, не бойся, я с тобой – давай, вперёд! Я подстрахую! И за обеденным столом, и в кроватке, и в садик его брала с собой и в начальные классы школы, пока разрешали, хотя мальчишки и высмеивали. Несколько раз брала с собой Мими и на первые свидания с мальчиками, а потом парнями, пока один из них, преисполненный презрения к девчачьим сюсюканьям, не наступил на плюшевого медвежонка девочки со всей молодецкой дури. Парнишка явно привыкал давить всех конкурентов на своём пути. Безо всякого гадания становилось ясно, куда это его заведёт. Ещё и с вывертом крутанул каблуком игрушку, чтобы больнее сделать девчонке, не желающей с ним целоваться. Да так, что почти разорвал бедного Мими. Медвежонок лопнул по швам и что-то у него там, в последний раз крякнув, клочьями повылезло.

Люси долго плакала, зашивала своего единственного друга, спасала, как могла. Всё сильнее целовала любимого онемевшего медведика и прижимала к сердцу. Словно с ума тогда сошла – ещё бы, впервые в жизни такая травма! Настолько большое горе перенести казалось тогда невозможно. Просто не получалось! Никогда больше она не приходила на свидания с любимой игрушкой, потому что поняла - на таких встречах делается всё что угодно, только не настоящая, не мимишная любовь до гроба.


Резко вступившая в права юность пришла по Люсину душу бесповоротной, казалось отныне бесконечно длящейся катастрофой. Грянула и даже не предупредила, что до такой степени больно и настолько долго она останется с нею. От ставшей неузнаваемой хозяйки даже немой Мими куда-то от страха запрятался. Не умея теперь даже крякать и пищать, с тех самых пор он только непрерывно дрожал и больше не высовывался.

Почти у каждого человека самое опасное время жизни почти всегда связано с крушением большинства надежд и мечт. В первые сто месяцев после детства. Точный размер отрочества. Кто же такой засады в его облике не знает?! Однако, вместо того, чтобы бурно вырастать ввысь, изо всех сил радоваться всё шире распахивающейся жизни, у подавляющего большинства отроков и отрочниц с началом их новой жизни стартуют облом за обломом, ссадины, синяки да ушибы, а то и чего похуже. Может быть, потому что деткам, начинающим почти по-взрослому жить, по неопытности почти всегда хочется всего и сразу, в первую очередь вкусненького и прежде всего запретного. Особенно когда сама девочка действительно красивая и кажется, что ей всё можно. Просто потому что она вот такая. Поэтому вскоре и становилась нарасхват, в первую очередь более зрелыми, обязательно страшненькими и толстыми подружками. Классные наживки всегда же и повсюду на вес золота, любую дверь откроют, что угодно распечатают. Кто же такого лайфхака не знает?! Вот страхолюдины с малых своих лет вовсю пользуются именно этим приёмом, нещадно эксплуатируют именно красивых девочек, предельно втираясь к ним в доверие, любыми способами навязывая дружбу «до гроба». Ходят за ними буквально как приклеенные.

У каждой очень привлекательной девочки этапы её окончательного созревания обязательно связаны не только с коварными и непостоянными мальчишками, сколько прежде всего именно с такими змеюками подружками, чем более страшненьких, тем прочнее всего остального мусора прилипающих к ней. Подобные слишком добрые приятельницы, начиная со средних классов, намертво впиваются в наиболее ушибительных красавиц, таких, как та же Люси Пирогова. Втираются к ним в доверие они всеми способами, пока не становятся «неразлей-вода», мол, всюду и всегда вместе. Часто ещё и приносят клятву, что «дружат» именно что до гроба, ни как иначе. Мол, а после гроба видно будет.


После выпускного - грянули первые хождения по более взрослым молодёжным тусовкам, а потом и по ресторанам потащили те самые подружки, ищущие себе приключений на одно место. Туда, в кабаки, писаную красавишну вместе с роем её прилипал и рыбок-лоцманов словно по команде принялись затаскивать все особи мужского пола, начиная с тех, кто едва успел облизать мамкино молоко с губ и заканчивая шатающимися кандидатами в спонсоры. Известно, что даже с виду невинные походы по вечерним и ночным заведениям обязательно затягивают в себя как в омут с чертями. Рои повсюду барражирующих джигитов и остальных прокси джентльменов мгновенно осаждают любую белорыбицу, едва только заплывающую в коралловые тенета ресторанов и баров и пока что шугающуюся любой непривычной тени. Девочкам-прилипалам и лоцманам в такой обстановке даже динаму можно было особо не крутить с парнями. Те сами штабелями падали к их ногам и сорили денежками. Ухажёры, сходу, прямой наводкой или рикошетом стукнутые по голове, а то и намного ниже, попервоначалу ничего не жалели для стайки незнакомых, недоступных и оттого всё более прекрасных рыбёшек, безбоязненно заплывающих почти в любые расставленные сети. У любых хищников во время такой путины начинается самое обжорное время. Хоть у медведей на Камчатке, лучших рыболовов в мире, хоть у человеческих шакалов по кабакам.

В компании с умопомрачительной Люси остальные крокодайлы в юбках и платьицах, плотными рядами и колоннами плывущие вслед за своей путеводной феей, сами начинали выглядеть очень даже ничего себе. При этом с помощью Люси искажалось решительно всё вокруг. На всех без исключения примазавшихся чаровниц падал всё меняющий волшебный отсвет парализующих Люсиных прелестей и превращал любых попутных жабищ в почти таких же, как и она, золотых рыбок, если, конечно, не сильно всматриваться.

Некоторое время столь чудодейственная аберрация восприятия действовала даже при более тщательном рассмотрении источников вожделения, внезапно ударяющего по голове любого парнишку или мужичка, бросившегося было на них из засады. Почти все Люсины приятельницы рядом со своей царевной будто по мановению волшебной палочки и вправду начинали выглядеть на первый сорт. Настолько радикально и необъяснимо преображалось и всё вокруг и вся. Кое-кого из посторонних чрезмерно озабоченных соискателей возбуждали даже официанты в несвежих сюртучках и помятых, облитых майонезом брючках. А то и простое неясное шевеление где-то там в боковом зрении. Бросались на всплеск уже неважно чего. Как форель на голый крючок. До такой степени всё наэлектризовывалось от одного-единственного триггера.

Стоило Люси куда-нибудь отлучиться, как наведённое ею наваждение с глаз парней тут же сваливалось, а то и стремительно улетучивалось. Они внезапно узревали девиц из Люсиного эскорта в их истинном свете и антураже, кто они на самом деле. И дело вступал когнитивный диссонанс, когда приходится не верить глазам своим, только что обманувшим тебя. Столь немилосердный эффект часто оказывался также сродни электрошоку. Будто при реанимировании к парням прикладывали контакты на пару сотен вольт.

Потом ещё у попавшихся мальчиков могли начинаться отходняки. Словно при отравлении реальным ядом с губ кикимор, до того хитро завлекающих в своё болото, выдаваемое за райские чертоги. Не все соискатели заоблачных наслаждений выносили внезапную кумуляцию обманутых чувств, их искажение и последующую разгерметизацию с выпадением в осадок. Самых оторопевших и заторможённых приятели оттаскивали за дальние столики. Ближе к гардеробу, чтобы отдышаться, хоть немного прийти в себя от такого перепада давления. Пока жабры не порозовеют. Бывало Люси, возвращаясь из туалета с подновлёнными тенями и глянцем на щёчках, находила за столом только недовольно хмурящихся подруг. А вокруг зияла пустыня без единого восхищённого взгляда, вплоть до стульев, опрокинутых при паническом бегстве смурфиков и нестойких прокси джентльменов.


Уроки реального жизненного политеса всегда усваиваются довольно быстро. Скоро вслед за Люси в туалет пудрить носики все коралловые рыбки единодушно поднимались всей стаей, сразу и резко уходили в отрыв, словно вспугнутые акулой или муреной какой-нибудь. Напоминало при взмахе крыла коршуна и отчаянно вспорхнувшую стаю облезлых голубок. Точно такой же слаженной динамо-машиной в полном составе и строго по ранжиру они возвращались и обратно. При этом никто не отставал, в сторону не рыпался, субординацию не нарушал, пытаясь прежде всего не выпасть из общего магнетизирующего силового поля. Особо страшненькие подружки старались далеко от Люси не отставать не только при спонтанных походах в клозет, но также к гардеробу, курилку, в кино, театр или даже на первое свидание с очередным прыщавым принцем из подворотни. Сколько раз так бывало: сама Люси обнимается или даже в пробном режиме целуется с ним где-нибудь в полутьме, а её подружки, словно рыбки лоцманы, неутомимо нарезают круги поблизости, ловят сыплющиеся от парочки искры и крошки высекаемых чувств. Вдруг перепадут и им, ежели Люси не понравится и она отбросит в сторону что-то не то ляпнувшую кандидатуру.

Опытным путём самые продвинутые из подружек довольно быстро установили, что волшебно преобразующее воздействие стопроцентно парализующих парней Люсиных чар чаще всего заканчивается на дистанции примерно метров в пять-шесть от неё. Иногда чуть больше, если света бывало немного, или меньше, если освещение включалось слишком ярким. Впоследствии, с годами, дистанция поражающего воздействия Люсиного присутствия постепенно сокращалась, пока совсем не захлопнулась на неё саму, да так там и осталась, больше не высовываясь. Но на нет так всё же и не сошла. Но о том отдельный разговор.


В медицинском универе Люси училась вполне самостоятельно и весьма неплохо. По её аккуратным конспектам лекций, с положенными отступами между строками и абзацами, схемами, таблицами, тщательными рисунками цветными фломастерами человеческих органов и тканей можно было выучить не одно поколение будущих врачей. Родителей своих в сессии и между ними она не грабила, деньгами ненасытных профессоров не кормила, собой не торговала. Впрочем, те преподы на мзду почти не намекали, всё же иногда пытаясь оказать симпатичной, вполне успевающей студентке некоторые пробные знаки внимания, а вдруг прокатит. Но быстро прекращали это делать, потому как видели – девочка чрезвычайно серьёзная, мух от котлет всегда отделяет, пришла именно за знаниями, их и получает. Хотя и необычайно красивая. Но та красота со временем пройдёт, отминусуется, а полученная классная специальность останется. Изредка женщины-преподавательницы придирались, но лишь на всякий случай, чтобы не зазнавалась красотка. Снисхождения ей ни в чём не делали, порой спрашивая с неё больше, чем с других, без поводов, но тоже на всякий случай. Однако столь досадные мелочи нисколько не мешали неудержимо развивающемуся, наверно блистательному Люсиному будущему. У неё даже троек в зачётке не было. И это в медицинском! Любой профессор скажет, какая это редкость!

Память у Люси имелась не просто великолепная, а под стать её божьей красоте – внушающая большое человеческое уважение близкое к зависти. Как всякое свойство интеллекта, память ей от мамы досталась. Мёртвую латынь эта студентка хватала как живую, с лёту, запоминая навсегда. Спасибо матери с отцом, вышла Люси не только ростом, лицом, но и во всём остальном хваткими мозгами, быстро всё соображающими и навсегда запоминающими любое знание. Её и в семье воспитывали, не как большинство девочек, в культе золота и драгоценностей, но исключительно в культе знаний и умений. Так что девочка вырастала к реальной жизни во многом не приспособленная, но очень поэтому умная. Что во многом и предопределило большинство её неудач на старте, но позднее и крупных, порою поистине блестящих побед.


В том самом медицинском универе с Люси повторилась всё та же, прежняя оказия с её чарами, которых ни отодрать было, ни отложить в сторонку хотя бы на время. Толпы иностранных студентов, почти сплошь чёрненьких, повсюду бродили вслед, разинув рты, глаз не сводя с лучшей в мире белоснежной арийской прелестницы. Рядом с нею им даже дышать порою становилось затруднительно. Слёзы выступали на выпуклые коровьи глаза африканоидов и азиатов, до того хотелось с воплями безмерно распирающего религиозного экстаза валиться и валиться к её ногам. А потом как можно быстрее всех остальных претендентов знакомить её со своей мамой и присоединять к своему будущему гарему, пока не убежала.

Самой Люси решительно не нравились ни арабы, ни индусы, ни тем более обитатели знойной Экваториальной Африки. Совсем другое дело - отечественные джигиты разнообразных мастей, даже неотёсанные, только вчера спустившиеся с гор за солью и тут на бескрайней русской равнине внезапно напоровшиеся на синий Люсин взгляд, да так и остолбеневшие от этого пассажа. Во-первых, они действительно были лучшими в стране ценителями женской красоты. Во-вторых, при общении с ними не имелось языкового барьера, да во многом и общекультурного. В-третьих, в отличие от русских парнишек эти ребята умели реально пускать пыль в глаза, то есть, энергично, с напором выражать своё рвущееся восхищение действительно самыми красивыми в мире славянскими девушками. Конкретно – если и не полмира, то пол-ресторана наверняка уложить к маленьким ножкам русской принцессы, конечно, если та удостоит их своим эксклюзивным вниманием.


На Люси, как самую уловистую в их жизни наживку немало страхолюдин женского пола вытащило к себе на палубу брыкающееся семейное счастье. Иногда не семейное, а просто краткое, не успевшее настолько далеко зайти, но всё же немало таньги успевшее подарить. Однако потом так же в одночасье слинявшее. Но не могла же Люси всегда дежурить возле чужого слабенького счастья, раздувая его тлеющий жар потоками своей бескорыстно струящейся красоты, неотрывно пущать и на другие беспрерывно образующиеся подле неё парочки свои гипнотизирующие, осчастливливающие чары. Едва отвернулась или отошла, как эти голуби мигом успевали намахаться и мгновенно разлететься, теряя пёрышки и кошельки.

В итоге Люси поняла главное по жизни: на всех чар не напасёшься! Не для того этот дар боженькой был дан. К тому же, как вскоре стало выясняться, товар этот на самом деле скоропортящийся, сильно страдающий от бездумного растранжиривания. Любые чары всегда следует тупо беречь для того, самого важного и единственного избранника, который обязательно когда-нибудь, но явится же. И не дай бог случится так, что ей самой предъявить ему уже нечего будет, всё на чужие счастьица растратится, разлетится. И дивидендов в таком деле ни с кого обратно не стребуешь!

Долгое время обогревала Люси этот заведомо неблагодарный космос низких материй как могла честно и добросовестно, однако никто из промышляющих любовью девочек и парней и в самом деле даже элементарного «спасибо» ей не сказал. И след их простывал впоследствии как дым как пьяненький туман.

При холодном анализе, естественно, много спустя, через десятки лет, становилась понятной и общая, истинная картина происходящей возле юной Люси подлинной вакханалии чувств и средств, закономерно скатившейся в итоге к элементарному заколачиванию денег на основном инстинкте. Вскоре её окружали лишь наиболее пробивные, отпетые негодяи и откровенные кикиморы профуры, вышедшие на рыбалку. То есть, именно они на бизнес-основе, теперь вовсе не для любовей-морковей всяких, а суровой поживы для - элементарно вылавливали при помощи неотразимой и, главное, бесплатной и клинически наивной подружки богатеньких буратинок и прочих лососей, очумело прущих на нерест. Не только заведомых папиков, прочих регулярных спонсоров, а и просто состоятельных клиентов хотя бы на одну но прибыльную ночь. Когда «каждая была хороша до безобразия, а также во время безобразия и немного после!».


Уголовники и прохиндеи с прохиндейками плотным кольцом довольно быстро окружили наваристую красотку и больше никого к ней не подпускали. Они сноровисто отгоняли от Люси нормальных мальчиков, не сорящих деньгами налево-направо и не таких поэтому наглых, выкашивая их ещё на дальних подступах в своей кормилице-царице. Забойная уркотня во главе с лагерниками со временем полностью разогнала вокруг бриллианта чистейшей воды, каковым была для них Люси, всех иных возможных конкурентов, в том числе и из собственной среды. Главным окучивальщиком на редкость уловистой красотки стал считаться ведущий братан одной из местных этнических банд Гаик Мартиросян. Он принялся ещё более жёстко выпасать отбитую от всех соперников элитную русскую тёлочку. С его подачи её повсюду стали величать не иначе, как Люсико-джан. То есть, загодя припечатали её титулом штатной тёлки самой одиозной этнической группировки. Её саму нисколько не спросясь. К Люсико-джан теперь никто не смел приблизиться без риска получить в ребро нож или заточку. Подошёл ближе пяти метров к нашей Альфа – получай! Ха-а!..

Отслеживались и проверялись даже официанты, робко подходившие к столу, за которым восседала некоронованная королева преступного мира, сама ни сном ни духом не ведавшая про свой новый статус в этом мире и только периодически недоумевавшая, куда же это все вокруг неё периодически пропадают?! Как по мановению, ровно и не было никого! Потом совсем никого не осталось, кроме вот этого свинцового свинорылья по всему периметру её потихоньку меркнущих чар! Официанты, едва доставив заказ, удалялись чуть ли не бегом, не смея глаз поднять от собственной бабочки на горле. Да и у остальных организмов даже при нечаянном или просто мимолётном взгляде куда не следует, сразу же першило в ширинках.

Подружки всех родов и безобразий из Люсиного эскорта были также убраны угрюмым джентльменом Гайкой практически сразу после условной конфирмации новой королевы его сердца. Одних кикимор просто разогнал, других – раздал скучающей братве. Велел пацанам не скупиться и по возможности ни в чём прошмандовок не обижать, безобразиями до смерти не загонять. Его быки на тех страшилках из бузины, конечно, не женились, но всё же потратились немало, уж больно алчные экземпляры присасывались к Люсико-джан. Главный куш, вне всякого сомнения, всё ещё того стоил, но он им не принадлежал и потому утешения от формальной близости к ней пока что было мало. Каждый браток примерно так размышлял при этом – все эти тёрки возникли лишь до поры до времени, а там, глядишь, их вожак сам дырку в боку получит и тогда чересчур лакомый товар вновь поступит на распродажу. Только вот кто его захочет тогда, поюзанного?!


На контрасте со всем этим конченым отребьем Люсико-джан долгое время и в самом деле смотрелась, словно подарочная куколка из сказки. Настолько хороша оставалась собой, что сам предводитель группировки Гайка Мартиросян практически сразу и почти целиком потерял голову от непрерывного рядом с ней пребывания. Индуцировался, схватил чрезмерную дозу. Поэтому всё же порешил упоротый бандюга жениться, притом как бы на полном серьёзе. Для этой цели он срочно вызвал из нагорной Армении сначала папу, бывшего геодезиста Хачика, некогда почему-то работавшего в местах не столь отдалённых. Тот заявился настолько быстро, как будто за ближним углом стоял и чем-нибудь торговал.

Потом к месту разворачивающихся событий была доставлена и «мама Нашхун», великая, как сын представил её своей будущей невесте, не то поэтесса, не то природная сказительница из мест обитания самых голосистых в мире карабахских ишаков. Когда геодезист Хачик встречал свою замечательную супругу, она, утомившись после дальнего странствия, вместе с мужем зашла в привокзальное кафе подкрепиться перед визитом к попавшимся к ним в оборот русским лопухам и предполагаемым сватам. По-русски поэтесса не говорила и почти не понимала, однако буфетчице всё-таки высказалась:
- Адын кофэ!.. – И замялась в поисках новых слов.
Буфетчица радостно оживилась и выдала на все столики в кафе, обращаясь к другим посетителям:
- Вот смотрите, совсем приезжая, а правильно назвала кофе. Именно в мужском роде. Не то, что вы, образованные наши: «Одно кофе, одно кофе!..».
Хачик гордо добавил:
- А чего вы хотели?! Моя жена самая грамотная во всём Карабахе!
После чего мама Нашхун всё же нашлась и докончила:
- И адын буличка!


Прибыв на место схватки сватовства, начали братья армяне столь же грамотный штурм русской цитадели в лице не столько самой Люси, сколько теперь её родителей и бабушки, тоже в прошлом преподавательницы вуза. Свататься так свататься, всё как положено в условиях всеобщего дефицита завидных женихов, но по схеме веками апробированного мезальянса: «чёрный верх – белый низ». Чабаны к профессорам. Полная гармония. Люси, к тому времени в широких уголовных кругах будучи в статусе Люсико-джан, не удержалась первой. Видимо незадолго до событий описываемого эпохального сватовства куколка в прямом смысле оказалась «белым низом». Профессорская крепость явно пала раньше и теперь в пролом крепостной стены хлынули превосходящие и соответственно непрерывно галдящие силы противника. Сил оторвать кочевников от себя почти ни у кого не находилось. Казалось бы, совсем немного оставалось для того, чтобы и над всей белой русской цитаделью взвился флаг очередного торжества «чёрного верха».

Буквально схваченные за горло будущие сваты, родители Люси, некоторое время пребывали в полной растерянности от такого натиска. Сама их доча видимо и вправду потеряла голову от тёмного рыцаря бандитских переулков, как и он от неё, во всяком случае, по его словам. Плохие мальчики всегда и больше всех нравились хорошим девочкам, профессорским дочкам в особенности. Так случилось и на этот раз. Чем хуже был мальчик, тем выше у него становились шансы изгадить самую чистую и беспорочную девочку. Ничего не поделать – закон бытия. У бандита Гайки имелись для этого наверно все сто процентов. Поэтому его гнусная ухмылка и была такой торжествующей.


 Ещё бы не лестно было достойному представителю коренного народа из малой Азии практически беспрепятственно овладеть воздушной северной красавицей, а теперь вот-вот сломить и её заумных предков, хозяев просторной квартиры в центре огромного города. Апофеоз нарастающего алчного сватовства нарастал со страшной силой и непременно должен был завершиться настолько грандиозной послесвадебной кульминацией, что от неё наверняка бы содрогнулись устои мироздания, а многочисленные лепестки белых роз на предстоящем брачном ложе добровольно и поспешно утрамбовались до положенного состояния в положенных местах и остальных примыкающих локациях.

Острие главного удара приходилось на Люсиного отца, профессора местного университета, конечно, не настолько грамотного как мама Нашхун, и поэтому крайне уязвимого. Дочка сходу принялась донимать папу истеричными мольбами срочно прописать у них в квартире бедных и несчастных, гонимых отовсюду армян. Люсин родитель, даром что сам вёл курс эволюционной морфологии, в перипетии трагического исчезновения армянской популяции с лица Земли почему-то не вник, зато в другом проявил себя крайне непрактичным и даже несообразительным. Он был из ряда мудрецов, которые как-то так умудрялись на каждом шагу. Наглая практичность тупых жужелиц, спустившихся с гор за солью, легко пробила излишнюю в таких делах мудрёность университетского умника. И тогда поплёлся профессор Пирогов в своё домоуправление, а потом и в паспортный стол. Стал просить прописать на своей жилплощади беглого армянского геодезиста Хачика, папу жениха Гаика, а также и его маму – неизбывную гордость всего карабахского национального эпоса по имени Нашхун.

В домоуправлении и паспортном столе настолько поразились дури замороченного русского мужика, к сожалению доктора наук и профессора, что даже пальцами у виска забыли ему покрутить, а так и сидели, оцепенев и с раскрытыми ртами. Мол, даже такое бывает?! Чудны дела твои господи! В завершении просветительских переговоров перемудрившему мудрецу всё-таки отказали. Нашли способ хоть как-то спустить на тормозах очевидно назревавшую у него жилищную трагедию. Полностью замороченному профессору разрешили только временную, на полгода регистрацию и лишь одного Хачика. «Потом – сказали в управлении – не будете знать, как благодарить нас за это!». Это на папу произвело серьёзное впечатление. Воротившись, на шею нетерпеливым сватам бросаться передумал, тем более кричать при этом: «Спасители вы наши!». И те сразу всё поняли: прозрел скотина, раньше времени. Эх, надо было его туда самим сводить и под крепким чабанским присмотром! Чтобы никто и не гавкнул под руку!


Мама Нашхун во время всех перипетий явно унизительного для неё сватовства держалась стойко, подбадривая себя стихами и балладами собственного сочинения, негромко напеваемыми под нос. Однако потом, узнав об отказе в постоянной регистрации, сразу перестала излагать миру свои бессмертные вирши. Карабахская мама страшно обиделась и, не мешкая, отбыла назад за Кавказский хребет слагать новую легенду о чёрной неблагодарности теперь белых туземцев, в лице Люсиных родителей, не оценивших всей героической жертвенности её собственного семейства, почти согласившегося было породниться с такими баранами.

На посошок она произнесла нечто гневное по-армянски, на что несостоявшийся папа Хачик покраснел и впопыхах сказал ей по-русски: «Зачем ты так?! Они ни в чём не виноваты! Старались же!». Затем спохватился и перевёл остолбеневшей жене свою реплику за дружбу народов надёжный оплот. Вроде как, это тебе не «кофэ» с буличкой!


Их сын Гайка тоже сначала дико расстроился, но потом решил превратить ускользающую русскую красавицу в самую статусную из своих наложниц. Сам он по-прежнему обитал в иных, недоступных простым смертным сферах бытия, а вот самый заплёванный торгаш с рынка, его папа явочным порядком спокойно втиснулся в семью русских интеллигентов и стал там кататься как ишачий сыр в масле. Новые сожители деликатно обращались к нему - Хач Саркисович, хотя сам он с непривычки протестовал и предпочитал, чтобы и здесь кликали его как в нормальных торговых рядах – исключительно по творческому псевдониму Хачик. Люсиному папу такое было страшно невдомёк, потому что ранее он всегда считал, что «Хачик» это русское народное ругательство. Оказалось же, что этих шельм так пометил ещё всевидящий господь бог. Кто бы мог подумать?!

В отсутствие гордой и чересчур зоркой мамы Нашхун Хачик Саркисович видимо пользовался у торговок немалым авторитетом, а также довольно существенными преференциями, выражавшимися в некотором количестве отборной «пересортицы», которую он иногда широким жестом выставлял на общий с профессорами обеденный стол. Спустя время он сам же и оценил свой вклад в продовольственную безопасность постепенно и неуклонно обживаемой семьи. Принялся заявлять, что всех тут кормит, тянет на себе и ему сильно невдомёк, как они до его появления не умерли с голоду. Продукты Хачик и вправду приносил, хотя и немного, но почти всегда отличного качества. Марку не терял. Порой за неделю, а то и за две, до их массового появления в продаже. С завидным чувством исконного самоуважения Хач Саркисович при этом заявлял, что, например, настоящие грунтовые, а не тепличные помидоры самыми первыми в городе появляются именно у него. Даже у прокуроров их нет, а у Хачика есть, вот так. Это Хачик, в частности, выяснил во время нового вызова его к районному прокурору по поводу очередных мутных дел его сына Гайки, опять схваченного стражами порядка во время проведения оперативных мероприятий на территории рынка.

Собираясь к прокурору на допрос, Хач Саркисович весьма продуманно оделся в неизвестно где подобранные живописные лохмотья, которыми бы наверно и бомжи побрезговали. Расчёт состоял в том, чтобы предстать пред Оком Саурона в наиболее невзыскательном виде, то есть, с намёком, что больше с него взыскивать будет нечего.

Для безоговорочного достижения требуемой степени убедительности, для смазки и полезного контраста всё же необходим был и некий восточный дар власть предержащему, пусть небольшой, но обязательно очень приятный и полезный. Таковой оказалась нетленная мудрость веков, намертво закрепившаяся в армянских генах ещё со времён их древнего царства Урарту. Заходя на поклон к прокурору, хитроумный Хачик держал в руках большую плетёную корзину действительно грунтовых, замечательно, как в августе пахнущих армянских помидоров. Таких не найти было нигде, тем более в промозглом месяце марте. Месседж Хачик организовал такой, мол, вот и всё, что у нас есть, примите от чистого сердца. Практически любое, даже неживое прокурорское сердце должно было обязательно дрогнуть и смягчиться при виде оборванного несчастного старика, принёсшего в качестве искупительного дара за грехи сына столь замечательную метровую чашу с дарами субтропической армянской природы. От жалости пополам с великодушием обязательно встрепенулось бы, да и отпустило блудного папу обратно в торговые ряды его стихии. Как только что пойманного сомика. И действительно, что с бедного армянина взять, кроме корзины помидоров, ненароком оставленной где-то там у секретарши за шкафом. Так что розыск с Гайки и на этот раз сняли. Один – ноль, в пользу сборной Урарту.

Папе Люсиному армянский папа, удовлетворённо снимая отработанные сценические тряпки, пояснил, назидательно приподняв почему-то средний палец: «Перед властью надо уметь правильно показываться. Этому искусству требуется всю жизнь учиться!». Люсин папа сильно приуныл, потому что сам бы так никогда не смог, даже если бы стал членом-корреспондентом Академии наук. В армяне его тоже бы не приняли, таким следовало родиться, переучиваться тоже было не вариант, хотя бы из-за дефицита остающегося жизненного ресурса. Посему перспектива дальнейшего жизненного устроения у него сильно туманилась и даже мрачнела.

В данном отдельном случае долго дружба столь разных народов продолжаться никак не могла. Прежде всего, неумолимо заканчивался срок шестимесячной регистрации Хача Саркисовича в квартире профессора эволюционной морфологии и генетики. Несостоявшиеся русские родичи держали круговую оборону, намереваясь во что бы то ни стало выпереть любимого Хачика. От напряжения что-то слегка прозванивалось в воздухе и начинало потихоньку осыпаться. Напряг рос и рано или поздно должен был разрешиться серебряный гонгом завершения очередного этапа нетленной дружбы народов. Он должен был возвестить не только очередной бесславный конец межэтнического взаимодействия, но и завершение слишком доброй и потому чересчур бестолковой юности красавицы Люси, почти столь же умной, как и её папа профессор. По ней в отчаянной безнадёге продолжали сохнуть многие нормальные парнишки, но то ли сами не решались приблизиться, то ли бандиты по-прежнему жёстко отгоняли их от девочки, давно и, как им казалось, надёжно заловленной ими в красивую снаружи уголовную клетку.


Хотя срок регистрации в квартире обречённых на гостеприимство болезненно деликатных хозяев, попавших к армянам в разработку и кабалу, давно вышел, настырный гость нисколько не собирался покидать облюбованную малину в центре города. Уходить из настолько питательного места гордый, но всё же пустивший здесь корни азиат не собирался вовсе. Явочным порядком, фирменным буром торговец Хачик влезал в прижизненные почётные члены семейства вузовских преподавателей. Сатана, который когда-то самого Гитлера выгнал из художественной школы для его великих и страшных дел, тут наверняка спасовал бы, не посилил выставить слишком пригревшегося на вкусной поляне доброго армянина. Гитлера – может быть и да, но только не приветливого Хачика, лучшего друга всех русских прокуроров, а заодно и русских профессоров.

Хозяева собирались вешаться от ужаса нескончаемой дружбы народов. Жуткая тягомотина с чуждым, крайне бескультурным, неопрятным пожилым человеком в семье родителей попавшейся на мякине девчонки тянулась до тех пор, пока иногда приходящая к ним в гости Люсина бабушка, видимо тоже когда-то пострадавшая от дружбы народов, по-настоящему не взялась за это дело. Пока у старушки не лопнуло терпение при виде наглой физиономии, и не думающей убираться прочь. Бабуля однажды рассвирепела, схватила мокрую тряпку и с силой отхлестала прилипшего кавказского гостя, а потом, не медля, и за порог выгнала со всеми манатками, словно назойливую муху. Без старой закалки Люсиной бабушки, давно усвоившей истинную цену той самой не к ночи будь упомянутой дружбы народов, Люсины родители страшно мучающиеся от своей мягкотелости, ещё неизвестно сколько продолжали бы страдать от Хачика, сущего наказания неизвестно за какие грехи.

Уходя к себе домой, бабушка так высказалась внучке: «Запомни, Люсенька, свобода это всегда уметь твёрдо выговаривать слово «Нет» и выгонять любого пристающего и влезающего к тебе хама. Иначе жизни никому не будет! Прежде всего, тебе самой».


Однако окончательно гонг судьбы вдарил по всем мозгам и полностью отрезвил, лишь когда Люсин папа перед поездкой на дачу решил заехать на рынок, крышуемый бандой несостоявшегося жениха его дочери – Гаика (по прозвищам Гай Юльевич или Гайка, которые ему дал несостоявшийся, но ещё считавшийся умным тесть). Свою «Ладу» отец оставил на стоянке возле рынка, а сам пошёл закупаться семенами и ядохимикатами для сада-огорода.

Если бы он промедлил выйти из ворот рынка, сделал это хотя бы тремя минутами позже, больше своей машины профессор эволюционной генетики и морфологии не увидел бы никогда. Легко вскрытое чудо российского автопрома пятеро весёлых и добрых джигитов во главе с Гайкой непринуждённо выкатывали на трассу, готовясь либо укатить подальше, чтобы спокойнее разобраться с нею или эвакуировать ещё дальше на разборку до деталей. Не исключено, что и сразу всею шоблой могли рассесться внутри, вырвать из замка зажигания два главных провода, кинуть их на массу, завестись и быстро умчаться своим ходом.


Итак, вот она - картина маслом. Армяне шумною толпою толкали задом паровоз. Весело, с дружескими шутками и смехом. Можно было подумать только то,  как оно и выглядело со стороны. Естественно и непринуждённо друзья помогают приятелю толкнуть не заводящуюся тачку. Делов-то! Кто и чего заподозрит?!

Увидев несостоявшегося тестя Гай Юльевич, точнее, Хачикович, будучи действительно матёрым бандюганом, всё сразу просёк, но нисколько не растерялся. Он приветливо но криво поздоровался, стал объяснять, что увидел машину будущего тестя вскрытой и решил на всякий случай отогнать её на другую, более надёжную стоянку. После этого остальные братья уголовнички закавказского происхождения чрезвычайно быстро рассосались, кто куда, как и не было тут никого, только хвосты мелькнули за углом. Гайка, из-за своего бандитского высокомерия не знавший даже, как выглядит машина Люсиного отца, по-прежнему оставался до предела невозмутимым и потрясающе наглым. До какой же степени нужно было быть переполненным чувством презрения даже к хорошо знакомым людям, чуть было не ставшим твоими родственниками!

Бывший жених только наклонился к уху Люсиного отца и сердито, даже обиженно высказался: «Так всё-таки нельзя, Иван Матвеевич! Нужно было заранее предупредить меня, как выглядит ваша машина. Больше так не делайте!» И ушёл, независимо помахивая ключом и брелком от сверкающей чёрным глянцем «БМВ», стоявшей неподалеку. Ошеломлённый Люсин отец только и смог виновато вымолвить вслед: «Откуда я мог знать, чем ты на самом деле промышляешь!». «Зря! – Насмешливо обернулся Гайка. – Тогда хотя бы дочку свою поставил на сигнализацию! Раньше надо было соображать, раньше! Теперь поздно. Скажи спасибо, что пока на запчасти её саму не разбираем, что пока всех удерживаю. Но рано или поздно разберём, вот увидишь! Вы ещё ответите мне за слёзы мамы Нашхун!».
И тут профессор эволюционной морфологии и генетики понял, что далеко не всех доисторических чудовищ он успел изучить. Что самого страшного тираннозавра как-то упустил. Или его ещё наука не описала.


После настолько впечатляющего афронта со стороны судьбы все женихания бандита к Люси естественным образом прекратились – то есть, полностью и бесповоротно. Чётко в день попытки угона несостоявшимся женихом машины несостоявшегося тестя. У всех на всё раскрылись глаза, даже у изредка всё ещё рыдающей Люси. Эта дурочка ведь даже перекрасилась в чёрный цвет, чтобы понравиться родителям жениха, сойти за свою ишачку.

Всё прояснилось до самого упора именно тогда. Шок оказался настолько силён, что сорвал девчонку с остатков родительской привязи. И понеслась красотуля, словно обезумевшая панночка, всё круша перед собой, сама ничего и никого не различая перед собой. Поэтому Люсин отец вместо того, чтобы окончательно стряхнуть дьявольское наваждение, выпороть загулявшую дочку и начать по-прежнему, всё ещё по-человечески жить – вместо всего вот этого, самого по себе подразумевающегося, Люсин папа принялся бегать по всему городу в поисках окончательно вошедшей во вкус грешной любви своей красавицы и умницы дочки. Бегал он преимущественно в тёмное время суток - и по ночным клубам, и по каким-то старым дискотекам, и конечно ресторанам. В бликах мелькающих в полумраке порнографических зарниц и задниц пытался отыскать и распознать милое личико своей резко загулявшей доченьки Люсеньки. А она всё более ударялась во все тяжкие, ибо не существует ничего неостановимее красотки, в полной мере познавшей вкус плода запретного. Об этом даже апостолы, в том числе евангелисты остерегались в полной мере сообщать мирно пасущимся народам. Чтобы уж совсем не разочаровать в дарованной им жизни. Ограничивались туманными намёками, иносказаниями, да прочими запугиваниями наказанием вот этой - истинной карой небесной. Сосудом греха и прочих удовольствий.


Дочь на выданье – вправду наиболее суровое испытание для любой семьи. Как три пожара вместе. Кто же такой истины не знает?! А уж когда девица совсем загуляет, для многих родителей наступает окончательная жесть. Об этом человечество особо предупреждал великий целитель Гиппократ, указывая на подлинный источник всех бед человеческих, болезней, войн и прочих неприятностей. «Виной всему блуждающая матка!». Так и припечатал. Едва принялась блудить – пиши пропало! Управы не будет. Конец света подступит. Прежде всего, в отдельно взятой социальной ячейке.

Иногда вместе с Люсиным отцом бегали по ночным совокупительным танцам и другие отцы, также высматривающие сорвавшихся с привязи дочечек. Когда какую-нибудь совсем потерявшую берега овечку всё-таки удавалось поймать, стреножить, а потом надёжно выдать замуж за хорошего человека, немудрено, что многие изнемогающие отцы сразу же возносили неистовую хвалу всевышнему, услышавшему-таки их отчаянные мольбы, а свежеиспечённого зятя целовали и обнимали с искренними воплями: «Спаситель ты наш!».
Чтобы ещё раз такое испытать?! Да боже упаси!


Под занавес всей этой дружбы народов с Люси приключилось нечто, что могло закончиться не только печально, но и закономерно, вполне в духе: «Так не доставайся же ты никому!». Целеустремлённый словно гюрза перед броском, матёрый бандит Гайка хладнокровно просчитал, где и когда он произведёт полный расчёт с отвергнувшей его девицей. Сразу после выхода той из дамской комнаты одного из ресторанов её с некоторых пор и поджидало бандитское пёрышко в бок. Двое окружают её, заслоняют видимость со стороны. Подходит отвергнутый любимый, лёгкое движение правой руки и несчастная невеста по стенке сползает вниз.
«Граждане, помогите! Скорую! Девушке плохо!». Но никого вокруг. И тишина-а. Только слышно как кричат «Горько!» в соседнем банкетном зале. Считается, что там может быть как-то прорвутся мимо такого.

 Всё бы оно так обязательно и случилось, если бы вдруг мимо стоявших в расслабленной позе неподалеку от туалета двух головорезов Гайки и его самого в дамскую комнату стремительной фурией не пронеслась какая-то растрёпанная и неопрятного вида тётка, кажется, где-то тут подрабатывавшая не то уборщицей, не то посудомойкой. После чего никто Люси из туалета так и не дождался. Её там попросту не оказалось, как много раз проверяли подосланные уголовниками другие профуры и прошмандовки. Люси и след простыл вместе с той самой уборщицей или посудомойкой. Только слегка качалась от сквозняка приоткрытая рама верхнего окна, видимо подсадили друг дружку туда те дамочки, просунулись, вылезли на волю и поминай как звали – с полуторного этажа по пожарной лестнице сбоку. Но может и спрыгнули. А что - жить захочешь и не так сиганёшь.

Но какие слова смогла найти простая уборщица, чтобы убедить недоверчивую Люси в необходимости скорейшего побега от грозящего ей убийства, да и как она сама могла узнать про такое?! Гайка о своём замысле никому ведь не говорил. Просто велел своим уродам постеречь свою благоверную у дамского клозета и свистнуть, когда та выйдет навстречу судьбе. Все остальное было бы делом техники лишь от одного хорька, всё ещё её повелителя – непреклонно злобствующего экс-жениха.







Глава 2. Превед, медвед!
В зоопарке произошёл казус. Невероятное событие, в истинность которого никто не поверил. Его посчитали не то чтобы совсем несостоявшимся, а скорее плодом воображения чересчур впечатлительного мальчика. То есть, конечно, может быть с ним что-то необычное и приключилось, но не такое же!

На минуту оставленный мамой, отлучившейся за мороженым, третьеклассник Петя Иванов увлечённо снимал мартышек в вольере на телефон. Бросал им кусочки бананов и дольки апельсинов, а потом запечатлевал поднимающуюся весёлую суматоху на камеру своего смарта. Запасов обезьяньего корма у Пети Иванова оставалось довольно много – половина ранца, на час-полтора на редкость потешной экскурсии должно хватить.
Обезьянки быстро смекнули что к чему и принялись в ускоренном темпе, с выдумкой и уморительными гримасами выманивать у паренька себе угощения.


Петя до такой степени увлёкся процессом кормления, что даже протянул руку со смартфоном внутрь вольера, пытаясь поймать в объектив камеры наиболее удачные ракурсы суеты забавных мартышек, вырывающих друг у друга вкусняшки. Другой рукой он всё подбрасывал внутрь лакомства для братьев своих меньших, кушайте, ребятки, только не подеритесь. Вдруг одна из обезьянок, прыгнув сверху с качающейся перекладины, вырвала у мальчишки из руки его смартфон и мгновенно запрыгнула обратно, веселясь и скаля жёлтые зубы: мол, здорово, лопушок, я тебя обработала. Ещё и стала вглядываться в мелькающие кадры от непрерывно работающей видеокамеры на экране смартфона, интересно же, как там люди дурью маются.

 Школьник обомлел, потом к глазам подступили слёзы. Он зашмыгал носом, а потом обиженно закричал: «Отдай, дура! Отда-ай! Это моё!». Естественно, мартышка не возвращала чрезвычайно занятную игрушку и сама стала верещать, привлекая внимание других обезьянок. Те принялись ещё более весело прыгать вокруг проказницы, пытаясь в свою очередь сами вырвать из её лапок занятную штучку. Счастливая воровка увёртывалась, неистово скакала по всем вертикалям вольера, на миг останавливаясь, пыталась надкусить мелькающий цветными картинками экран. Но ничего не получалось, да и невкусным оказался. Жестковатым.

Тут из соседнего вольера сквозь прутья решётки протянулась большая медвежья лапа и ухватила воришку за шиворот. Потом притянула к себе, пытаясь втащить внутрь на обед к бурым медведям. Обезьянка от страха заверещала ещё пронзительнее, потом бросила смартфон вниз на подстилку и, воспользовавшись ослаблением медвежьей хватки, вырвалась и с визгливым смехом ускакала в мартышечий домик по центру своего вольера, где благополучно и спряталась.


Медведица постояла-постояла, посмотрела внимательно на свою морду, мелькающую в кадре смарта, равнодушно зевнула и отдала явно никчемную игрушку своему медвежонку, вылезшему из их условной берлоги посмотреть и послушать, что здесь такое интересное происходит. Схватив смартфон, причём со знанием дела, водя коричневой подушечкой пальца и стараясь не поцарапать когтем гаджет, он быстро перевёл его в режим набора текста. От неожиданности округлив глаза, третьеклассник Петя Иванов перестал плакать и с замиранием сердца следил за тем, как медвежонок, усердно сопя, скорее всего набирает текст. Или во всяком случае пытается его набирать, подражая людям, их движениям и тому, что они иногда делают с этой цацкой, находясь у его вольера.

Набрав какое-то сообщение, медвежонок вразвалку подошёл к наружной решётке и выставил наружу лапу с аккуратно зажатым смартфоном. Смотрел он прямо в глаза Пети, явно приглашая подойти и забрать свой гаджет. И ещё вроде как улыбался, раздвигая тёмные губы и доброжелательно скаля зубы, не такие, как у обезьян, но почему-то не очень страшные. Петька, недолго думая, рванул к огромному зверёнышу и выхватил из медвежьей лапы свою дорогую игрушку. Повернул к себе экраном и обомлел полностью, до ватных в поджилках ног. На светящемся поле интерфейса значился короткий эрратив, пришедший из животного царства: «Превед!». И подпись: «Медвед».


Начитанный Петя, тут следовало бы отдать ему должное, смело вступил в контакт с медвежьей цивилизацией. Он немедленно взял себя в руки и быстро набрал ответ: « Я - Петя, а тебя как зовут?! Давай играть?!». И смело отдал свой смартфон обратно в медвежьи лапы. Медвежонок вежливо принял девайс, сразу напечатал ответ, а потом чуть ли не с поклоном передал Пете прямо в руку. Джентльмен такой попался, правда, лохматый, но всё равно симпатичный.

Из завязавшейся оживлённой переписки выяснилось, что звать медвежонка Гоша, что поиграть он совсем не возражает, только вот во что, да ещё через решётку?! Разве что в картишки перекинуться. Сообщил Гоша также, что маму его, ту огромную медведицу, забравшую гаджет у обезьяны, звать Маруся, что родила она его полтора года назад, в конце зимы, в этой самой берлоге, их тогда ещё по телевизору показывали. Смартфонами Маруся категорически не интересуется и поэтому совсем в них не разбирается, хотя и могла бы. А так ей что смартфон, что патефон. В других делах современной молодёжи она также не очень шарит. Предки есть предки, ничего не поделаешь.

Предложить мальчику зайти в гости к медведям рассудительный Гоша не отважился. Во-первых, потому что ключа от замка на задвижке у него под лапой не было, а, во-вторых, это наверняка неправильно истолкует Петина мама. Как раз в эту минуту она, побросав купленные мороженки в кусты, яростно неслась спасать своё чадо, очевидно влезшее в очередную передрягу. «О-го-го! Дурна курятина! Сейчас она нам всыпет, только держись!» - Пробормотал Гоша и, быстро отбежав, спрятался у собственной мамы. У Петиной же мамы видок смотрелся настолько устрашающим, что и мама медведица Маруся, на секунду выглянув, немедленно ухватила своего медвежонка за шкирку и вместе с ним поглубже забилась в берлогу, от греха подальше. Видимо решила более не искушать судьбу. Хватит, наигрались ребятишки! С людьми всегда только свяжись. Небось, там, в темноте убежища она испуганно выговаривала сыну на медвежьем своём языке: «Говорила же тебе, смартфоны до добра не доводят! А ты не верил! Вот - пожалуйста! Опять неприятности!».



- Начало отсчёта! – Поехали! – Разгон. Включение третьей, четвёртой, пятой! – Через две секунды включение правого поворотника. Подтормаживание. Теперь поворот влево на основную. Газ! Ускорился! Сколько секунд до осознания действий? – Хорошо. Несёмся дальше. – Притормаживание, поворотник влево. – Перестраивание в крайний левый ряд. – Торможение. – Двадцать секунд. – Ожидание проскакивания правого встречного. – Всё! Пошёл дальше. – Ускорение. Сколько секунд до осознания факта?! – Отлично. Пять! Перестройка вправо во второй ряд. – Потом в первый, затем поворот. Внезапный вынос встречной! – Ноль! Контакт! Осознание свершённого. – Срабатывание подушки безопасности. – Жив?! Хорошо. - Смятие подушки! Рулевая колонка бьёт сквозь подушку в подбородок. Хруст шейных позвонков. – Временный паралич. Шок. – Через пару часов отлежится. Придёт в сознание в двенадцать сорок пять. – Конец сеанса!


Друзья! Для вас было произведено временное демонстрационное подключение к генератору событий отдельного человека, приведших его к ДТП средней тяжести. Отдельно даётся его конкретная адресная и временная привязка. От точки прироста событий был отмотан весь ряд их свершения ровно на одну минуту назад. Прослежены и записаны все со стороны полученные, но полностью неосознаваемые человеком пусковые команды к действию. Повсюду схема срабатывала одна и та же. Безоговорочное, бессознательное исполнение – и только потом осознание факта свершения. То есть, человек совершал все эти действия в полном смысле как заводная кукла, совершенно не зная, что всё наперёд ему жёстко прописано на каждую отдельную минуту его существования.

Примерно таково реальное содержание любого другого происшествия и с любым другим человеком с точки зрения диспетчерской судеб. Она реально управляет миром людей, не обладающих даже в малейшей степени свободой воли. Подобная структура управления их поведением присуща каким угодно событиям в жизни отдельного человека или группы людей. Никто из них на самом деле не волен в своих поступках и потому в действительном смысле не принадлежит себе. В предзаложенном симбиозе с Внешним Управлением, они заведомо пребывают в роли доноров субъектности, которыми всегда управляет их хозяин - реципиент. Такое Управление проводит свои объекты сквозь какие угодно обстоятельства, словно на чемпионате мира по компьютерным играм. В действительности никто из этих фишек никогда и ни с кем не конфликтует. На самом деле всё с ними происходит как бы на испытательном стенде, имитирующем живую реальность, являющуюся фактически лишь тренажёром демиурга. Но даже такая имитация, вероятно максимально приближённая к оригиналу, даёт точное представление о том, что в реальности представляет собой так называемая «осознанная» жизнь людей и «делание» всеми ими своих судеб. Никто себе судьбу не делает. Всем её делают, фактически спускают сверху. Как – мы только что показали. Никого не спрашиваясь и даже не предуведомляя.


Пока человек жив, пока он не избавился от своей физической Телесной оболочки – изначальная непринадлежность его самому себе не исчезнет в нём никогда. Именно поэтому предательское тело со всеми его вожделениями есть главный враг человека и причина не только его физической смерти, но и неизбежного падения в глубины предначертанных ему Возмездий.
Их источник - закон пожирания ближнего своего (народа, личности, государства, цивилизации) и сексуальная страсть овладевания всем, что движется. Жажда власти и секса, которые никогда нельзя полностью удовлетворить – вот сущность неодолимого тяготения человека к демонам Зла, к бесконечному воспроизводству его болей, бед и страданий. Никакими масками добродетели и приличия демоны, в том числе правящие, никогда не могут хотя бы прикрыть неизбежность совершения через них всеобщего Зла. Но они и не особо пытаются.

Кукла свифти – это и есть человек, жёстко ведомый демонами заранее отмеренной ему судьбы, то есть, неуклонного падения к давно заждавшемуся, абсолютно предопределённому Возмездию. Свифти – это и есть  вот такая безотчётная страсть к исполнению железно вбиваемой в него судьбы и обретения бесповоротно назначенного Возмездия. Почему назначенного?! Джон Экклз, проведший скрупулёзное картирование высших зон и полей человеческого неокортекса, первым показал, что человек осознаёт любой свой поступок лишь спустя 40-50 секунд после того, как решение о нём принято - кем-то, но только не им самим. Не только принято, но и команда к его запуску была заблаговременно спущена вниз, в самого как бы разумного исполнителя.


Человек попадает в автоаварию, будучи участником оживлённого транспортного потока со множеством переменных факторов. Почти минуту, совершая массу действий (управление рулём, включение поворотников, выжим сцепления, переключение передач, нажатия на тормоз или педаль акселератора), он не знал и не чувствовал, что все-все эти действия были заранее ему жёстко предписаны.
Он и понятия не имел, что будет именно так поступать, а за него и про него всё решили, его самого не спросясь. Просто скомандовали.

Задача для Провидения, прямо скажем, нелёгкая. Предстоит увязать все выданные паттерны предписаний с аналогичными комплексами установленных действий других участников дорожного движения, на которых тоже распространяется учёт спущенных одному человеку императивов действий. Соответственно такая же карта скоординированных действий должна быть заранее и тоже в неосознаваемом режиме спущена всем-всем остальным участникам дорожного движения, которые так или иначе обязательно будут задействованы в предстоящей аварии.

Чтобы произвести только одно ДТП тому, кто правит судьбами, необходимо разослать по многим другим адресам бесчисленное количество чётко скоррелированных подобных или иных распоряжений, которые так или иначе повлияют на характер и результаты ДТП. У кого-то из водителей должно внезапно защемить сердце или перехватить дыхание, может быть, сведёт судорогой ногу, нажимающую на тормоз или газ, произойдёт астматический приступ, помрачающий зрение. Или же человек заслушается музыкой в салоне автомобиля, отвлечётся на пассажира. Всё-всё это Провидение должно чётко учесть, ничего не напутать и заблаговременно раздать соответствующие распоряжения. Почти целую минуту десятки, если не сотни людей, словно заворожённые зомби, должны будут исполнять не собою принятые, а со стороны железно продиктованные им действия. В момент состаивания факта ДТП все они сойдутся воедино и случится акт бытия, может быть и с жертвами, которые также были без предупреждения избраны.
Это всегда очень грустно людям осознавать, но свободы воли у них действительно нет. И никогда не было. И быть не может. Они просто-напросто заводные куклы свифти. Плюшевые игрушки. И всё для них давным-давно прописано в книге судеб.

Иногда в бесчисленных ДТП на трассах жизни случаются и непредвиденные спасения, случаи выдёргивания людей из давно приготовленных им ловушек судьбы, из казалось бы полностью для них запрограммированного круга событий.
Так точно произошло и с Люси Пироговой. Даже судьба опешила от её побега из почти захлопнутой ловушки. Всем ходом предшествующих событий своей жизни она, казалось, была полностью приуготована к трагическому завершению, которое было более чем логично и заслуженно. От него, как не раз бывало в детстве, её не спас бы даже любимый плюшевый медвежонок Мими.

Гнусная уркотня, да ещё из чужеземцев, завладевшая судьбой несчастной девочки после того как не удалось полностью поработить её, самим неумолимым ходом событий должна была расправиться с нею. Она просто не могла допустить, чтобы настолько лакомый кусочек уплыл в чужие руки. Это для них было принципиально недопустимо. Иначе позор. Поэтому Люси была практически обречена. Вопрос оставался лишь в том, когда, где и как это произойдёт. Злобно-неумолимое Провидение заранее спустило вниз к исполнению соответствующие директ-мэйлы исполнителям предстоящей акции. При этом действовало абсолютно как палач, никого не спрашиваясь, готовилось врезать во всю силу и по существу. Несостоявшийся, кинутый жених должен был сам, хотя бы в назидание всем остальным барышням, лично зарезать ускользающую невесту. Пусть другим будет неповадно кидать хороших и правильных братанов.
Это должно было произойти сразу после выхода беглой невесты из дамской комнаты ресторана. Именно в той самой, классической мотивировке обиженного и даже оскорблённого Зла: «Так не доставайся же ты никому!». Однако в рассыле соответствующих распоряжений остальным куклам-исполнителям предстоящего Люсиного Возмездия произошёл досадный сбой. Вкралась небольшая побочная неувязочка, вмешался непредумышленный боковик и система сразу пошла вразнос.


Одна из профессиональных свах, подрабатывавшая поисками выгодных невест «по соседству» с королём местных рыночных воров Гайкой Мартиросяном, проигнорировала негласное указание этого хозяина Верхнего рынка. Решила воспользоваться моментом краткой неразберихи в теневых структурах рынка и тайком перехватить себе сбрасываемую со всех счетов и вероятно чрезвычайно прибыльную девчонку, раз уж из-за неё такой сыр-бор разгорелся. Увести драгоценную кралю прямо из-под носа безусловного злодея, который теперь и сам не гам, и другому не дам. Блестящая идея! Боевая сваха быстро всё выяснила, просчитала остающиеся непонятки и остающиеся варианты действий. Потом один из воров, подвыпив, окончательно слил ей весь намечающийся, весьма немудрёный расклад предстоящих событий. Да и врождённая чуйка о том же ненавязчиво шепнула. Природную сводню Наталью интуиция никогда не подводила. Столь выгодный экземпляр из-под носа конкурента уволочь, кто же откажется?!

Поэтому в решающий момент она нисколько не колебалась. Войдя в туалет, подняла руку с мобильником и показала Люсе только что сделанный снимок с уголовниками на входе к туалету. Показала время съёмки. Люси сразу всё поняла и тут же побледнела. Такие случаи она до этого пару раз наблюдала, отработанных или заартачившихся девиц именно так и резали, правда, не в этом баре. Поэтому ушлой Наталье ничего не стоило быстро убедить ошарашенную девицу дать отсюда дёру. Вылезти вместе с нею через заранее приоткрытое окно с цветным кокетливым витражом. И сколько потом заждавшиеся уголовники ни подсылали своих шмар в женскую комнату, поиски приговорённой Люси так и не увенчались успехом. Пропала, испарилась, исчезла. Неизвестно с чьей помощью, а может быть и сама вовремя почувствовала смертельную угрозу, поэтому и сбежала в самый последний момент, сломав текущее ответвление судьбы, заканчивающееся кровавым тупиком. «Вот это чутьё!» – невольно и с гордостью подумал о бывшей своей избраннице даже сам уголовный авторитет. – «Эх, жаль! Отличная получилась бы наводчица! Похлеще Соньки Золотой Ручки!».

Якобы непредсказуемые сшибки рока часто приводят к перенаправлению неизбежного исполнения приговора судьбы на другие её рокады и коллатерали. После чего эта развязка отодвигается на неопределённый срок и в неизвестные обстоятельства, которые ещё только должны были сложиться. Сама Люси не могла никакого своего будущего знать, а оно приготовило ей именно такое, смертельное испытание в облике страшной пандемии ковида, чумы нового тысячелетия, которая вскоре накроет всю планету неистовым смертным валом. Как сумасшедший с бандитской заточкою в руках, эта тварь пока что сидела в засаде на низком старте, под руководством преступной американской компании USAID медленно дозревая в лабораториях зловещей китайской Ухани. А летучие мыши в соседних лесах, разносчики страшной инфекции, уже готовились к потрясающему звёздному налёту на человечество. Последнюю перекличку делали.


В стремительно приближающуюся пандемию сбежавшую невесту уголовного мира поджидала новая развилка судьбы, после которой Люси заново попадала на роковой выбор куда более непонятных и беспроглядных триггеров своего будущего. По меньшей мере, один из них грозил неминуемым уничтожением в повальном удушье грозной пандемии, другой – позволял вновь отодвинуть судьбу и опять спастись, с неимоверным усилием выскочив на её рокаду. На этот раз она могла уповать лишь на собственные силы, без надежды на какой-нибудь новый счастливый случай. Просто потому, что такие обломы заранее предписанной судьбы к тому времени выдохнутся её беспрерывно спасать, а потом вдруг и вымрут как класс. Кто знает, всё может быть! В очередную развилку потока предначертанных событий помогать Люсе станет некому, разве что полузабытому плюшевому другу детства, Мими. Тот бы наверняка не подкачал. Однако Мими к тому времени давно валялся в общей куче заброшенных игрушек и никто даже не глядел в его сторону. Лишь в его плюшевых глубинах по-прежнему мерцала неугасимая мечта маленькой девочки, некогда столь беззаветно любившей только его одного. При этом он твёрдо верил, что когда-нибудь, когда ей станет совсем-совсем плохо, она непременно вспомнит о нём, найдёт и вновь прижмёт к себе, покрывая бесчисленными поцелуями.

Однако потом Мими всё-таки сожгли на городской свалке вместе с остальным выброшенным бытовым мусором. Глазки пуговично-фарфоровые его не сгорели и даже не потрескались от жара. Они просто спрятались поглубже в землю и там светили маленьким душам дождевых червяков проползающих мимо. А душа его, свитая из мечт, желаний и всеохватной бескорыстной любви маленькой девочки прямиком отправилась в небесный мир для животных, зоо затомис, дожидаться очередного воплощения, нового назначения. Может быть, опять в плюшевом облике неразделённой детской любви, но не исключено, что и в образе вполне живого, но только доброго и обязательно очень сильного и бесстрашного медведя.

Говорят, такое случается довольно часто. Притом с каждым, в том числе и с детьми. Когда взрослый или ребёнок безотчётно и без видимых причин содрогаются, это означает только то, что по месту их будущей могилы кто-то прошёл. И что корни могильные уже получили повестку расправляться.
«Каждый могила ребёнка, которым когда-то он был».

Заполучив на руки отгулявшую дочечку родители Люси Пироговой совсем потеряли покой. Толку теперь с её траченой красоты. Впору уже было делать семейным гимном девичьи частушки: «Тик-так ходики, Пролетают годики, Жизнь не сахар и не мёд, Никто замуж не берёт!».


С побегом от несостоявшегося жениха, её потенциального убийцы Гайки Мартиросяна начали сходить не только последние остатки прежнего наваждения, каких-то иллюзий по поводу себя в мире, но вместе с ними разбежались и парни, прежде тучами увивавшиеся вокруг. После чего новые тревоги поселились в сердцах Люсиных родителей, да её самой. Что только они ни делали для того, чтобы сорвать со своей чересчур привлекательной, а соответственно несчастливой красавицы дочки видимо намертво прилипший венец безбрачия. По иронии людских судеб, счастливое замужество полностью обходит стороной как раз не очень привлекательных, но зато чрезвычайно домовитых хозяйственных девочек, умеющих прежде всего вкусно готовить и только потом показывать кружевные труселя. А отборные красавицы как правило кукуют в одиночестве всю оставшуюся жизнь.

Затем пришло время последних решений на этом поприще. Повезли измаявшиеся родители свою некогда чрезвычайно красивую дочу далеко-далеко за город в некое приозёрное село, в котором обитала известная чудо ведунья и волшебница, на раз снимающая любые венцы безбрачия. Причём как истинная мастерица подобных духовных практик делала она это абсолютно бесплатно – а так, мол, сколько дадите, сколько не жалко будет отвалить за своё сокровище. Ясень пень - выдать любую возрастную девицу замуж задача не из лёгких и это если очень мягко сказать. Пусть бы и обалденной красоты. Тут мало того, что красоту с лица не пить, а прежде всего потому что нормальные женихи, слушая своих мамочек, от таких заведомо шарахаются, как чертенята от ладана. Понятно же, что ни хозяйства с такой фифой не построишь, ни детей особо не вырастишь, претензий на красивую жизнь с её стороны всегда будет полон рот. Что же касается постели, то как известно, даже самая красивая девушка Франции может дать только то, что у неё есть. А есть у неё лишь то же, что и у всех, то есть ничего особенного. Зато сколько рогов потом у мужа может появиться – видимо никогда не сосчитать. И много ли смертников на столь завидную роль при красавице жене найдётся?!

Об этом добрая тётушка ведунья сразу сообщила озабоченным родителям красавицы. Сразу призналась, что номер тут практически дохлый, хотя она всё-таки и попытается. Тут она с завываниями каких-то чудовищно перевранных христианских молитв и языческих заклинаний рухнула на колени и поползла по своему дырявому ковру в зале, где принимала клиентов. Прямиком бабахнулась в ноги профессору эволюционной морфологии и генетики, то бишь, Люсиному отцу. «Отче наш иже еси на небеси!» - не переставая, причитала ведунья всё, что только помнила из своего давно и не ею затёртого псалтыря, да того, что наблекотал ей в церкви вечно пьяный батюшка Михаил.

После чего сразу утомилась, словно иссякла, пристально посмотрела в глаза Люсиной маме, подёрнутые поволокой отчаянной безнадёги, затем встала, деловито отряхнула подол и велела гостям быстрее выметаться прочь. И ничего ей от них не надо. Тут и сто батюшек не помогут. Номер не просто дохлый, а совсем-совсем безнадёжный. Во всяком случае в их селе от такой невесты даже петухи сбегут. Ищите в другом месте. В Париж можете съездить, там к такому добру давно привыкли. Небось, как в сору роются. Не родись красивой, а родись счастливой. Забыли, грамотеи?! Самую малость забыли доложить любимой дочке в приданое.

Так и отбыли измаянные родители обратно в свой город, продолжать одаривать его Люсиными чарами пока те по мере возрастания лет, будучи всё менее востребуемыми, не принялись постепенно увядать. Ничего не поделаешь, красоты вечной не бывает. А заново родиться и переиграть судьбу заново пока никому не удавалось. Даже самой красивой девушке Франции. Потому что у неё есть только то, что и у других. А всё остальное лишь блеск и нищета куртизанки.







Глава 3. Шаг с карниза
Рудика пороли в этот вечер всей семьёй. Протрезвевший от ужаса отец Гришка и вновь похмелившаяся мамашка Наташка. Рудик спрятался за фикус в углу, но помогло мало. Словно два встревоженных орангутанга предки ворвались в комнату, где изображая деланье уроков парень придумывал способ сбежать отсюда к друзьям во дворе. Рассвирепевшие родители сразу вошли в боевой раж и так измолотили драгоценного сыночка ремнями, что посносили все листья с фикуса, а самого Рудика после этого пришлось отвезти в травмпункт к хирургу. Так зловредного парнишку не били, даже когда он только начинал курить травку. Тогда слишком суровая матерь в одиночку практически засекла своего отпрыска на месте преступления. Фикуса в тот момент рядом не оказалось, спрятаться не за что было, вот мамочка на просторе и разошлась до такой степени, что начинающий курец первый раз попал в больничку, где при взгляде на него многим становилось плохо. Так парень выяснил, что мамочка ему по жизни досталась та ещё. До того бьёт своих, что чужим можно швы накладывать.

При очередном судьбоносном, то есть немилосердном избиении отпрыска присутствовали сбежавшиеся к месту события соседка Феруза и родственница Лиана – троюродная сестра Гриши, папы Рудика. Родство так себе – седьмая вода на киселе, но всё же сторона заинтересованная. Обе участницы группы поддержки стояли в стороне и оживлённо перешёптывались. Немного изумляла крутизна воспитательных мер, предпринимаемых для воспитания подрастающего поколения. Но в целом казалось, что парнишка должен был выжить, зря что ли рожали. Так оно потом и вышло, не зря. Остальной многоквартирный двор, состоящий из восемнадцати времянок и домиков, условно именуемых квартирами, тоже слегка притих, пока не до конца осознавая как происшедшее, так и происходящее. Только по значительно более отдалённым номерам сектора частной застройки, имеющим с улиц отдельные коммунальные входы и подъезды, продолжалась прежняя жизнь, с музыкой, детскими криками, сохнущим бельём во двориках и автомобилями под окнами.


В большой многоэтажке, нависавшей над этой частью трущобного квартала, в это самое время колыхалось нестерпимое горе. Старшеклассница Есения из сто сорок пятой квартиры бросилась с крыши собственного дома из-за неразделённой любви к Рудику из параллельного класса. Да ещё и прощальную записку про него оставила. На самом деле сей отрок особенно не был виноват. Красавчик метис с большущими тёмными глазами и довольно пышными курчавыми волосами, походя, легко отверг периодически пристававшую к нему на переменах девицу. Соответственно, по-мальчишески не задумываясь ни о каких последствиях, чего-то несусветного нагородил ей, лишь бы отвязалась со своими пылкими соплями и предложениями пойти в кино. К тому же у него никогда не имелось денег для подобных глупостей. Возможно, для надёжности отворота и припечатал девчонку каким-нибудь гадостным словцом под хохоток приятелей.

Разве полубессознательное существо в штанах может сообразить, что любая влюбившаяся девочка слишком хрупка и всегда может очень легко разбиться?! Ей просто ещё невдомёк, что совсем скоро настанет время, когда она сама начнёт давать сдачи любым обидчикам, сходу превращая их в своих неудачных поклонников. Но сейчас, в самый нестойкий и поэтому чрезвычайно опасный период жизни она очень уязвима. В данную минуту она готова исполнить любую прихоть глупого мальчишки, от взгляда которого у неё под ногами земля качалась. Через год-два всё бы точно поменяло полюса и оказалось совсем-совсем другим. Но нет. Именно эта девчонка так и не проскочила через наиболее страшный затор на своём пути - первую влюблённость до беспамятства. Наверно немногие его проходят без потерь, но чтобы таких?!
Она роковым образом втесалась в недоумка из параллельного класса. По неопытности девчонка совсем не знала, что делать с вселенским отчаянием, матери и подружкам сердечных тайн не доверяла, была совсем-совсем одинока. Когда же избранник отвернулся, отказал в ответных чувствах, отовсюду немедленно стал меркнуть свет, а под ногами и вправду зашаталась земля.


Под вопли и ругань давно так не пугавшихся родителей Рудик ошарашенно отрицал все обвинения в свой адрес, вяло отбиваясь от ремней отца с матерью, и мычал: «А чё она приставала?!». Был он безысходно туп и одновременно довольно пригож собою, что удивительно гармонично сочеталось в этом телёнке, должно быть ещё пахнущем мамкиным молоком. Однако намного ранее его созревшая тёлочка слишком откровенно и оттого пугающе рвалась к тому, о чём он как все мальчики-девственники по-настоящему даже думать побаивался. Только поэтому испугался тогда, вырвался, наорал похабщины и убежал.

А девчоночка-дурочка в накале безмозглого подросткового отчаяния немедленно покончила с собой и ничего теперь было не вернуть, не отыграть назад. Никто не повременил и не одумался. Всё состоялось внезапно, бесповоротно, так что виноватого не найти и днём с огнём.

Выпоротого как собаку Рудика отправили на передержку к бабушке в село. Осатаневшие от горя родители Есении рвали и метали, искали мести, мимо них даже проходить становилось страшно. Хоронили девочку как невесту, во всём белом. Всем домом оплакивали несостоявшуюся Джульетту, а описавшийся от страха Ромео в это время прятался на селе у бабки в погребе. Только через неделю смертоносный барашка стал выходить на поверхность и, оглядываясь по сторонам, кормить бегающих по двору цыплят.

Родители его, Григорий и Наталья, заняли глухую оборону одним тем, что ударились в ещё более беспробудное пьянство, непроницаемо отгородившее остальной мир. Впрочем, желающих к ним приближаться и до этого находилось мало, кроме соседок Ферузы и Лианы. Над двухкомнатным домиком, в котором проживал Рудик с родителями, да и над всем их кварталом никак не сносимой ветхой частной застройки словно бы сгустились тяжёлые тучи теперь вполне обоснованных подозрений и опасений. Облик копошащегося где-то далеко внизу человеческого сообщества, казалось, излучал волны сорвавшейся с привязи вселенской погибели. Любой кто с ним так или иначе свяжется, мог сразу считать себя приговорённым.

С момента гибели девочки Есении жизнь в обоих сообществах настолько притихла, что иногда казалось поголовно вымершей по обе стороны непреодолимого рифа, страшно разделившего людей - и в многоэтажках и в трущобах. В дни весенних праздников из распахнутых окон разнообразных людских жилищ, ни сверху, ни снизу больше не доносилось песен или иных звуков удалых застолий. Не звучала бравурная музыка, люди разговаривали тихо и крепко держали за руки своих пугающе быстро вырастающих деточек, что ещё эти чертенята, бывшие ангелочки, учудят было никому не ведомо. Не били барабаны, не ударяли звонкие литавры, не взвизгивали хмельные женщины, не орали разухабисто крепко поддавшие мужики. Лишь в обтянутых рабицей загонах приглушенно кудахтала и кукарекала мелкая птичья сволочь и кто-то благородно хрюкал в неприметных хлевах и полуподвальчиках. Совершенно другая страна неистребимым бурьяном пробивалась из-под того низу, иной народ, ставшая почти незнакомой противоположная цивилизация, утратившая последние признаки совместимости с кем бы то ни было. Даже вполне безобидные контакты с нею слишком часто грозили непоправимыми бедами и несчастьями.

По поводу своей собственной безопасности Наталья с мужем и подругами не беспокоились нисколько. Напротив, исподволь по-прежнему делали всё так, чтобы там, с верхних этажей, после гибели девочки Есении не теряли чувства самосохранения и не вынашивали никаких планов мести кому бы то ни было. Поскольку тогда мало никому не покажется. Война миров с участием нижних слоёв никогда не приводила и не может привести ни к чьей победе.


По завершении не то затянувшихся поминок, не то усиленных заливаний за воротник к затаившимся жителям трущоб, словно бы взамен погибшей отрочницы, каким-то образом вдруг прибавилась со стороны неописуемой красоты новая дивчина, явно постарше, но словно бы в качестве бередящего напоминания о только что произошедшей трагедии. Ею оказалась та самая роковая неудачница-медичка, только что успевшая получить иммунитет от бандитов в форме гипертравмы в свою нежную попу. Теперь вовсю гонимая и трепетная, словно лепесток в грозу. Будто Персефона, чудесно спасшаяся от мрачного супруга, владыки преисподней Аида, она выпала из прежнего, неистового - в ад потрёпанный, ослабленный. Транзитом из огня да в полымя. А что поделать?! Другой тут жизни не бывает.

Мудрая Феруза, пожилая ногайка, работавшая портнихой и модельершей по заказам из своего анклава, немного понаблюдав за воспитанной девицей, профессорской дочкой, по неопытности тоже попавшей в какую-то передрягу, но как-то выжившей, сразу поняла, что именно могло привести без пяти минут врачиху в самый низ сильно пьющего отребья. Только явный порок, связанный с крайне низкой самооценкой, оставшейся от крутых виражей её отроческих времён. Тогда она удачно пропустила для себя чрезвычайно модный тренд прыганья с крыш, поводом к которому могло послужить что угодно, любая блажь, какая угодно принимаемая дурь.

Как-то это всё минуло её. Девица всё же опомнилась и как-то уцелела. Чудом вырвалась из-под самого ножа бандита. И только теперь, побывав на самом краю, хоть как-то но изменилась. После чего стремление любой ценой продолжать предельно рискованный побег от гиперопеки родителей основательно приугасло, хотя и не совсем. Поэтому ничего нельзя было считать совсем законченным. Опасность нисколько не отступила, а всё ещё продолжала кружить вокруг сорвавшейся жертвы, неутомимо щёлкая зубами. Того и гляди, вновь начнёт сужать круги.

Феруза не удержалась от восхищения юной, внешне почти не залапанной красотой:
- Девочка! Единственное, чего тебе сейчас не хватает для полной неотразимости – так это длинного, до самых пят, красного приталенного пальто, можно от Зайцева. Только тогда получится полный улёт. Гарантирую! Заказываешь?! Давай-давай, пока я добрая и скидку могу дать.
- А можно потом, когда я работать начну?!
- Согласна. Только не забудь.


Помолчав, Феруза перевела взгляд на профессиональную сводню Наталью, урвавшую себе такой куш, по-мужски уверенно катающую желваки на давно не румяных скулах:
- Чем ты таких птичек приманиваешь, Натаха?! Всё же она почти врач, на красный диплом идёт, после ординатуры аспирантура светит, а ты как была, так и осталась поломойка! Ничего себе, кралю себе отхватила! Таких кандидатур на выданье у тебя ещё не было! Теперь наверно заказы посыплются! Смотри, не прогадай!
- Отвали, дура завидущая! – Лениво ответила Наташка, ковыряя зубочисткой гнилой зуб. - С каких пор ты стала ценить людей по дипломам?!
- Да-да-а… – Завистливо протянула Феруза. – Что же ты на самом деле станешь с такой красоткой делать?! Наденешь ошейник и поведёшь по музеям и театрам в поисках покупателей?! «А вот новый товар! Только вчера из Франции. Налетайте-покупайте! Товар свежий, почти не ношенный!». Вот рассмешила, так рассмешила! Ах-ха-ха-а!.. Слушай, может, меня загонщицей возьмёшь?! Шить брошу!.. Толпами клиентов подгонять буду!.. Ах-ха-ха-а!..
- А что, это мысль! – Отмахнулась Наталья. – Только при взгляде на тебя последние разбегутся!
Феруза посинела от злости:
- Рабовладелица нашлась какая! А сама ведьма натуральная! Поэтому от твоего Рудика, сына бесовки, нормальная девочка и шуганулась с крыши. Наверно только представила будущую жизнь в вашей семье и решила: э- э, нет! Уж лучше сразу вниз головой, чем с тобою кухню делить.
- Повторяю тебе в который раз! Не будь дурой завистной! Могу и рассердиться, учти! – По-прежнему спокойно ответила Наталья, отрезая шмат кровяной колбасы и вгрызаясь в него жёлтыми зубами, злобно взглядывая на подругу.

Прожевав, запила тёмной шипучкой из стакана, а потом добавила:
- Ты не хуже меня знаешь, что самоубийство страшный грех. Если состоялось, значит, с рождения ей так и было прописано. Допустим, не сейчас та Есения покончила с собой, но потом-то всё равно и по другому поводу обязательно сделала бы это. Рудику просто не повезло, что эта психопатка зациклилась на нём. Программа такая у подобных девиц от рождения заложена, понимаешь?! Про-грам-ма! Против неё не попрёшь. А от дураков и дур спасения в принципе не бывает, уберечься нельзя. Поэтому психиатры таких суицидников, если те вдруг выживут, сразу забирают к себе на анализы. Потом записывают им в медкнижку волчью сопроводиловку на всю оставшуюся жизнь: «Склонен к суициду!». Это означает, что рано или поздно, но такое обязательно повторится, едва кто не так заденет настолько ранимую душу. А кто у нас, когда и с кем церемонился?! Заденут непременно, да ещё как! Вывод один – обречена та девка была с самого рождения! И если бы на этот раз уцелела, то кто же потом с такой кандидатурой, имеющей клеймо потенциального самоубийцы, захочет связываться, брать, например, на работу?! Вдруг придётся выговор влепить, а она от этого повесится или отравится, да в записке укажет на виновного?! Ты бы взяла к себе такую помощницу?!

- Понятно! Но тебе-то для чего она?! И её станешь готовить для прыжков без парашюта?! – Подала голос Лиана, торгующая на рынке мясом и потому заслуженно считающаяся местной белой костью. – Что если вам с Рудиком организовать курсы самоубийц для юных леди?! Если уж в интернете попадаются такие тренинги, то почему бы на практике не реализовать это замечательное удовольствие?! Наверно же прибыльное дело, коли в сети его так раскручивают!

- И ты туда! Не гавкай под руку! Не то сброшу и тебя! Без курсов! – Голос у Натальи приобрёл клокочущие хриплые интонации.
Обе её подруги вместе с мужем Гришкой и его двумя собутыльниками, опасливо отодвинулись. Репутация у профессиональной свахи всегда держалась на уровне. Народ знал, если тётку Наталью окончательно вывести из себя, всё в доме само собой поднимется вверх дном и не факт, что скоро опустится. А тогда недалеко окажется и до замеса всех кто попадётся на пути. Не только венцы безбрачия кому надо и не надо посрывает, но и бошки заодно пооткручивает. Именно этого все и опасались.

Поэтому никто долго не возражал, сразу отдали неистовой бабе Наталье её очередную товарку, лучшую из вкусняшек для купцов, прихваченную по случаю в одном из крутых баров – красавицу медичку, без пяти минут врачиху с красным дипломом и ослепительными личными данными. Кто же такую не возьмёт?!


Так вот Люси Пирогова практически и выбралась из первой и самой опасной своей передряги. Из одного дерьма, угодив в другое. Однако всё же очутилась не в руках безжалостных бандитов, для которых жизнь и смерть кого-либо не имеют принципиальной разницы, в отличие от денег. Если уж уголовники не смогли свою лепшую куколку использовать в качестве приманки для авторитетных спонсоров, то куда было самопальной свахе из народа за ними угнаться. Кустарной сводне Наталье сразу стало не хватать жестокой упёртости, столь свойственной бандитам, привыкшим влёгкую укрощать любых людей. К тому же давали знать о себе накопившиеся собственные пороки, что неизбежно ослабляло поводок и крепость сетей, которыми она пыталась упаковать попавшуюся редкую бабочку. Однако Люси теперь слишком быстро менялась. Угнаться за ней становилось невозможно, тем более попытаться стреножить. Она неудержимо вырастала из каких угодно пут, словно из прежних детских платьиц. Любые присосавшиеся к ней черти и чертовки вскоре в изнеможении переставали рыть вокруг воздух, понемногу начинали отваливаться. Так получилось и с самозваной сводней Натали. Самой Люси она иногда казалась ростовой куклой большой обезьяны или даже медведицы, почему-то выдающей себя за человека и поэтому вдруг решившей позаботиться о человеке.


Время не убавляет ход никогда. Есть у него такое не слишком хорошее свойство, считается, что из основных, за которое его всегда проклинают. Соразмерно этапам стремительного Люсиного становления последняя её манипуляторша почти сразу стала бессильно замирать рядом с ней, практически никак не владея исходом любой ситуации. С кем Люси хотела, с тем и уходила, никого и ничего не спрашиваясь, да и не страшась нисколько. Такую попробуй выгодно пристроить к богатому жениху, найди ещё такого дурака, а потом раскрути!

Через месяц бесплодных попыток обуздать норовистую добычу и хоть что-то с неё наварить Наталья фактически сдалась. Она практически потеряла прежнюю хваткость, держалась из последних сил, пытаясь хайпануть хоть что-то и хотя бы на излёте. Но всё было напрасно, ничто не давало отдачи. Конечно, ей было не позавидовать. С молодёжью любому состязаться  – заведомо гиблое дело. Примерно как молодой тигрице в одно место макаронину вставлять. Сам дьявол не справился бы в данной ситуации, плюнул и сказал в сердцах: «Да ну! Оно мне надо?! Нет-не-ет! Пусть теперь Тузик эту фифу пристраивает! Может косточку себе наварит на обед. А я лучше телевизор посмотрю или газетку почитаю!».

Да и какая у них могла сложиться взаимная выгода от дальнейшего общения – блестящей медички-красавицы и неопрятной тётеньки, бессильно пожирающей глазами тропического мотылька, случаем попавшего в её загребущие лапы?! Вместо одного терзавшего её кровососа Люси как всякая неопытная девочка попала на другого. Попала из огня да в полымя. Из жестокой бандитско-прошмандовочной тусовки – в дремучие апартаменты смутной тётки из городских предместий, сохранившихся тут наверно с юрского периода. Её бабушка наверно с динозаврами дружила.


В завершении второй волны невероятных похождений быстро приходящая в состояние взрослости девчонка скоро осознала, что если она останется на этой мусорке, пускай на немного, то будет полностью обречена. После чего и ей останется сделать шаг с ближайшей крыши, последовать за своей предшественницей Есенией, о чём уже была наслышана и соответственно предупреждена. Сделав для себя единственной возможный вывод, Люси по своим учебникам и конспектам лекций, по справочникам и определителям сама выявила у себя синдром инстинктивной спонтанной жертвенности, присущий большинству молоденьких попаданцев, куда только не попадающих. И сказала сама себе: «Не-не! Мы пойдём другим путём!». С непосредственностью обезбашенной молодости сообщила об этом открытии лукавой благодетельнице Наталье, мол, она полностью раскрыла её матримониальные намерения и поддаваться в коем случае не намерена. Потому что это теперь в прошлом. Не будет она у неё на выдачах, а теперь исключительно в свободном полёте. Предметом бесконечных разменов на дензнаки ей быть попросту надоело. Да и неинтересно стало.

Наталья, немного обескураженная энергичным отпором, всё же проявила проблески житейской опытности, высказавшись в том смысле, что жертва и насильник обязательно находят друг друга поскольку банально предназначены друг другу. Будто бы случайный человек никогда не окажется чьей-либо жертвой. На эту незавидную роль для какого-то конкретного супостата его назначили с самого рождения. Люси вначале опешила от столь глубоких познаний уважаемой поломойки, но затем, подумав, возразила, утверждая, что в любой момент может бросить кого угодно и уйти, что вот бросила же она своего саблезубого жениха, не побоялась, не кого-нибудь, а наикрутейшего бандита и ей ничего за это не стало. Сваха, бодро растирая землистые свои щёки и лоб, вновь с усмешкой парировала, что встретилась Люси с Гайкиной бандой, с ним самим, а потом и с нею, Натальей вовсе не случайно. Они фатально были предначертаны друг другу. Буквально обречены на эти столкновения. По этой жизни всегда кто-то жертва, конкретно приписанная к конкретному насильнику и наоборот. Другими люди попросту не бывают, так устроен мир, а именно на строго предначертанном насилии. Чаще всего оно происходит как раз тогда, когда встречаются именно такие два одиночества, когда хозяин и его суженый паразит сталкиваются лбами на узкой дорожке, естественно, по-над пропастью. Однако никто никого при этом всё равно не пожирает. Напротив. Обе стороны много чего на самом деле дают друг другу, потому что суть их отношений в действительности - на взаимовыгодной основе. Именно поэтому любые отношения «насильник-жертва» устанавливаются сразу - бесповоротно и надолго, если не навсегда.
- Симбиоз, что ли?! – Недоверчиво переспросила Люси, ещё раз удивившись необыкновенно дремучим, но точным познаниям предприимчивой уборщицы.
- Да-да! – Быстро подтвердила как обезьяна хваткая Наталья, никогда не знавшая таких слов. – А что это?!
- Когда идёт действительно взаимовыгодный обмен функциями между хозяином и паразитом, донором и реципиентом, насильником и как бы жертвой. В природе сколько угодно примеров этому. На примере биоценоза любого атолла – это прекрасная губка актиния с пышной кроной разноцветных щупалец со стрекательными клетками, парализующими мелкую добычу, и рак-отшельник, на котором она всю жизнь верхом ездит по всяким злачным местам. Сама кормится и немалые подачки раку сверху кидает, сам бы он никогда столько не добыл. Никто внакладе не остаётся. Каждому получается своё, все довольны.
- Вот видишь?! – Удовлетворённо откинулась на спинку стула Наталья. – Сама себе всё и объяснила по-научному. Так что не рыпайся больше. Я тебе обязательно пригожусь, не переживай. Как тот рак. Распускай свои разноцветные крылышки, а я тебя буду возить по всяким вкусным местам. Поохотимся вволю. Думаю, ты останешься довольна. Противоположности всегда сходятся, даже такие разные, как мы. По телевизору недавно передавали про кукол свифти. Есть такие американские фанатки, очень преданные друг другу. Тоже считай в симбиозе. Мы с тобой наверно такие куклы свифти и есть. Я сразу так подумала. Всё же получше, чем просто раком становиться и губкою, согласись?! Эстетичнее, что ли. Я правильно слово употребила?!


Всё же Наталья тихой сапой, кружным путём, но своего добилась. Выдала таки строптивую девицу замуж, сняла застоявшийся венец безбрачия с блуждающей актинии-принцессы. Наверняка ещё и какой-то навар с этой сделки заполучила. Через некоторое время после разговоров про актинии и раков-отшельников сватья-баба-Бабариха познакомила Люси со своим якобы дальним родственником, и у молодых сразу подозрительно быстро всё срослось. Парень, разумеется, был немедленно ослеплён и даже шокирован поистине тропической красотой девушки. Поэтому, недолго думая, сразу объявил её своей невестой и даже очень боялся, что она передумает. Ха!

Чуть позднее он и оказался её первым законным мужем. Легко откликался на русское имя Женя, худосочный студент инъяза, великолепно шпрехал по-аглицки и почти никак не соображал в делах житейских, низменных. Драться тем более не умел. Так что в случае чего биться во всех смыслах за семейное счастье Люси пришлось бы одной, благо навык худо-бедно появился. Сам брак у них образовался практически гостевым, потому что учился Женя в другом городе, почти в трёхстах километрах южнее Люсиного. Там не имелось медицинского универа, чтобы Люси перевестись поближе к мужу. Поэтому максимум, что могли уделить себе оба для супружеского общения – это лишь выходные дни, да несколько краткосрочных каникул в году. У обоих начались преддипломные практики, а у Люси затем без перерыва и ординатура. Так что времени для основного процесса у них оказалось в обрез. Однако молодёжи само собой хватило и этого мизера. Рожать детей кому и чего недоставало?! Врач-ординатор Людмила Пирогова даже в декрет особо не уходила, ухаживать за ребёнком клялись помогать её родители.

Природная сводница Наталья, сорвавшая всё же себе какой-то барыш, так и оставалась на своём первобытном приволье – никаких тебе сессий, коллоквиумов, семинаров или ординатур. Своди, снимай пенку, снова своди, какой-никакой, а прибыток. Кр-расота!
Девочку Люси родила в кругу своей семьи, папы и мамы. Муж к тому времени бесконечно раскатывал по обслуживаниям многочисленных брифингов одного крупного нефтегазового холдинга. Потом фактически исчез из поля зрения. Женя-Женечка, полупризрачный муж, любитель атолловых актиний, да и был ли он?! Муж первый, самый никакой и только поэтому наиболее хороший. Ни одного плохого воспоминания, впрочем, как и хорошего. Идеальный вариант во взаимоотношениях полов, по идее должных всегда оставаться в спасительном одиночестве. Если верить Омару Хайяму: «Одиночество лучше друзей, Чтоб не видеть добра или зла от людей!».


Однако тот, самый мужественный, самый наглый рак-отшельник её жизни и не думал забывать про Люси, особенно в период, когда у неё как бы начинала налаживаться жизнь. Прослышав о замужестве своей бывшей пассии, о том, что она даже успела родить от своего что-то невнятно лопочущего очкарика, Гайка тут же встал на дыбы. Взыграло оскорблённое чувство альфа-собственничества. Явился, не запылился. Примчался ломать из ревности её супружество, впрочем, к тому времени практически самом собой распавшееся. Лез с улицы прямо в окно её комнаты, вызывая свою бывшую на свидание. За неимением каких-либо иных прельщений, в полном соответствии со своим уровнем развития, Гайка прозрачно намекал на свой единственный, но на редкость забойный аргумент. Им не так давно во всеуслышанье, и тоже по-животному нисколько не смущаясь и даже не краснея, хвастался ещё его папа Хач Саркисович. К тому времени Хачик успешно почил на своей исторической родине рядом с великой мамой Нашхун. Отпели и им карабахские ишаки величественную заупокойную песнь, без которой, говорят, в их загробный мир никого из армян не пускают. Без такого своеобразного трек-кода.
Так вот, а хвалился папа Хачик на голубом глазу невероятным мужским достоинством своего боевого сына. Мол, ни одна девушка или даже замужняя женщина, единожды распробовавшая этот воистину шикарный деликатес, никогда не сможет его забыть и обязательно, по первому свисту, бросив любого мужа, вернётся в объятия возлюбленного альфа-самца с несгибаемо железным канцлером в скоромном укрытии и всегда на боевом взводе. Мол, у них в Арцахе все только с такими альфами в положенных местах ходят. Даже ездят. И лишь периодически посвистывают. Вот так - вах-вах! Свисть-свисть!

Воистину потрясающий культурный диссонанс догнал и грохнул сзади овечку по темечку! Только теперь Люси Пирогова целиком, всею кожей ощутила этот леденящий первобытный мрак, подло и жестоко захвативший её на самом взлёте невинной юности. Но были же, были предчувствия и даже отдельные звоночки, которым она тогда не придавала особого значения. А ведь уже в то время по-животному серьёзный Гайка и его уважаемые, но таки понаехавшие предки, неукротимые властители певучих ишаков карабахских, казались ей не совсем всамделишными людьми, а некими действующими манекенами, истуканами или ростовыми куклами человекоподобных существ, наподобие терминаторов повыпавших в ныне существующий мир из далёкого бронзового века. Или их реинкарнатами, заброшенными в современное общество прямиком из всё той же тьмы времён, из дремучего царства Урарту. Столь беззастенчиво хвастаться исключительно скотскими «достоинствами»! Потрясать ими словно на секс-турнире диких животных. Ещё бы на базаре этим Гайкам было их показывать, пять рублей на раз посмотреть. С ума сойти от таких интернациональных раритетов, по-прежнему толпами валящих через русскую границу!

Люси, смеясь, естественно устояла, но не только из-за внезапно вспыхнувшего чувства гадливости к бывшему своему «суженому», на всю голову простуженному. А может быть ещё и потому, что таких сомнительных альфа-«лакомств» она теперь столько успела повидать и покромсать во всяких трупорезках при её «альма-матер» и больницах города, что по одному этому можно было бы снимать отдельный педагогический триллер для скотоподобных дебилов, желающих срочно облегчиться на русских дурочках. Опытнее не бывает девушки, основательно и на деле сотни раз препарировавшей самое скоромное из всех человеческих причиндал на прозекторском столе. Но она же не трындит об этом на всех перекрёстках?! Не сообщает всем встречным и поперечным, что на всякую Альфу всегда найдётся своя западня с лабиринтом, где непременно щёлкнет и перемелет в фарш.


Дочку свою Люси назвала Маргаритой, мечтая, что хотя бы она получится настоящей королевой, научится по-настоящему повелевать подлым мышиным племенем мужчин. Когда девочка принялась немного подрастать, Люси сразу вспомнила про лучшего друга своего детства. Пора было передать его эстафете поколений. Словно молнией пробила связь времён и обстоятельств. Бросилась искать, но любимого Мими, бывало лапкой вытиравшего ей детские слёзы, нигде не находилось. Родители только пожали плечами, сказали, что медвежонок давно ушёл, а куда неизвестно.
Люсин папа, профессор эволюционной и генетической морфологии немедленно занялся полноценным воспитанием и обучением быстро подрастающей внучки, в надежде, что хотя бы она вырастет по-настоящему счастливой и успешной. Для него это была вторая попытка не пыт. Последнее вложение последних жизненных мечтаний и, разумеется, с учётом всего печального опыта, накопленного им с её мамочкой. Всегда же важнее, как человек заканчивает, а не как начинает.

Маленькая Ритка не была столь чреватых наклонностей и с ног сбивающей красоты, как её мать. К ней все тянулись и лелеяли её. Поэтому и отсутствие у ребёнка собственного утешителя медвежонка Мими не особо ощущалось. Нет, так нет. Коренастая, с грубоватыми чертами лица она без всяких отвлекающих препятствий со стороны и запросто уводящих туда же соблазнов занялась собственным развитием. Никто её особо не одолевал, ничем не досаждал. Поскольку даже поклонников было, раз-два и обчёлся, хотя друзей и не сосчитать, то со временем общительная, без каких-либо комплексов девочка Марго научилась легко ладить с кем угодно, однако, не вступая в слишком близкие отношения. И тем сразу же уберегла себя от слишком многих болей, бед и обид. Оттого и последовавшая затем юность задалась практически сразу, с первого захода, не то, что у её мамы.

Она быстро овладела двумя иностранными языками, английским и французским, сказались интеллектуальные отцовы гены, переводчика Жени. Поскольку вскоре подступило время и её неизбежного взросления, притом так быстро, что никто из родных и глазом не успел моргнуть, то поступила Рита учиться на тот же самый лечфак, где училась её мать, того же самого медицинского универа, да продлит аллах его дни и ночи. Подвиги матерей – крылья дочерей! Училась Маргарита во многом по сохранившимся высококлассным материнским конспектам практически всех преподаваемых дисциплин. Может быть не так успешно, но тоже очень неплохо. И в первые шесть лет базового обучения, и потом два года в клинической ординатуре. Но всё равно счастья, подобно матушке, тоже не увидела. Известно же, что детьми наследуются не столько признаки или способности родителей, сколько прежде всего траектории судеб. Разумеется, каждая дочечка лошару своей мечты обязательно найдёт, но лишь в строгом соответствии с алгоритмом, до этого проложенным и установленным её матерью, а ещё ранее - куда более отдалёнными предками, например прапрабабушкой.

За это время её мамочка Люси успела не единожды как бы «влюбиться», даже пару раз скоропостижно повыходить замуж за неких достопочтенных граждан, бета и гамма-уровня. Один из них был в чине майора полиции и поэтому с ним поговорить было абсолютно не о чём. Общение происходило всё равно как с уркаганом каким-нибудь, один в один. Люси-то была уже в этом деле настоящим экспертом. Да таким, что со временем воротило почти от всех соискателей её руки и сердца. Поэтому просто так, теперь исключительно в прямом смысле на голый интерес, по инерции сожительствовала ещё с несколькими фигурантами основного инстинкта, в том числе с заведующим отделением реанимации Центральной клинической больницы, но греческого происхождения.

Вотще! Женское счастье убегало всё стремительнее, как будто за ним гналась свора адских Церберов. Каждые следующие избранники становились всё хуже и хуже. Народ мельчал буквально на глазах. Но всякий раз словно страшко из бузины выскакивал из-за кустов, словно в засаде там сидел, озабоченный местью разлучник Гайка Мартиросян с носорожьим дышлом своего единственного достоинства наперевес - ломать в отместку дальнейшую Люсину жизнь. И свистел-свистел карабахский ишачина, вновь заманивал на обмусоленную свою каркалыгу, пока не сорвал связки и не стал напропалую фальцетить даже в этом. Со временем всё более дико немузыкально при этом.
Кому что нравится, тот тем и мается. Вернее, кто чем мается, тот тем и является.
Короче так, каким он был - могуч, вонюч и колюч, таким Гайка и остался, орёл блатной, ишак лихой. И никем более. Но всё равно не отставал, бешеным шакалом бродил поблизости и в потёмках, по-прежнему надеясь заполучить свою сатисфакцию.


Со временем врачом Люси становилась по-настоящему отменным и даже заслужила высшую категорию по своему профилю своего же ремесла. Однако административную карьеру в медицине делать всё равно не стала. Непосредственно людей спасать ей всегда казалось благодарнее и в чём-то даже благороднее.

Давнее общение с бандитами в самые восприимчивые её года приучило к определённой смелости при некоторых критических обстоятельствах. Или даже к бесшабашности. Но головы никогда не теряла, всегда проявляла себя способной к принятию хладнокровного решения в любой момент времени и при любых обстоятельствах. Её человеческой и профессиональной отваге мог позавидовать любой. Далеко не всякий её коллега был в состоянии решиться на такие поступки, которые могла позволить себе она. Причём всякий раз всё для неё обходилось без серьёзных последствий. Словно боженька, единожды обративший на неё внимание, теперь берёг свою любимую евину дочку. Например, в одиночку, Людмила Пирогова могла сама интубировать туберкулёзника впадавшего в кому, вручную выкачав гной из его плевральной полости, и при этом сама не заразиться.

Всё же ведущий врач отделения Людмила Пирогова всегда очень рисковала, пребывая в океане самых разнообразных инфекций и болячек. Как ни предостерегалась, но всё равно иногда приносила домой разнообразные больничные хвори, полностью уберечься от которых врачу на самом деле нереально. Она всё пропускала через себя. Чем только её дочка и родители ни переболели, а самой Люсе хоть бы что. Своего соседа по лестничной площадке, загибающегося от эмфиземы лёгких Владимира Фёдоровича спасла, вовремя организовав его доставку к хирургам, а потом в реанимацию центральной клинической больницы. Через пару недель жена соседа Валентина Александровна ещё мечтала получить после мужа хотя бы его последнюю пенсию, как тут он сам воротился домой живым и здоровым. А потом ещё много-много пенсий Владимир Фёдорович дополнительно приносил в клюве любимой жёнушке, пока она сама лет через десять вполне им удовлетворённая не почила в бозе. Тогда он уехал назад в своё родное село и спустя пять лет сам упокоился на деревенском погосте.

Казалось, в таких адских трудах и бессонных заботах Люси и проведёт остаток своей многотрудной жизни. Если, конечно, раньше её не укокошит неотступная любовь первая и потому наиболее безжалостная. К полиции ведь обращаться бесполезно. И чем дальше заходила вот такая не слишком приятная со всё теми же опасностями жизнь, тем меньше получалось чего из неё вспомнить. Иногда одолевали серьёзные сомнения – а было ли всё это с нею или только приснилось в кошмарном сне?!







Глава 4. В стране вечной охоты
Поздней ночью Гоша осторожно выбрался из семейной берлоги. Как обычно, она располагалась на шестнадцатой авеню городского зоопарка слева, если идти от центрального входа. Позади мирно посапывала мама Маруся, даже не подозревающая что по ночам чудит её чрезвычайно активный медвежонок индиго. Такому непоседе только динамки в попе не хватало, чтобы ток давал хотя бы на зоопарк, но лучше на всю страну.

Между тем Гоша опять почувствовал, в какое место ему требуется пробраться на этот раз, куда пойти, кого найти и что обязательно с ним или с ними сделать. Ставший почти взрослым медведем Гоша привычным внутренним усилием вновь сделал своё тело чрезвычайно пластичным и одновременно полностью бесчувственным, почти деревянным как у Щелкунчика. Он овладел таким умением сразу после того, как появился у мамы Маруси, а со временем отработал навык такого перевоплощения до полного совершенства. Ещё бы - почти каждую ночь проделывать такую метаморфозу при выходе на особенную охоту, ради которой и постарался быть вновь призванным в этот мир. Маме своей он не показывал новоприобретённого им искусства оборотня, не хотел пугать раньше времени.

Сейчас его истинная душа заново пробудилась к иной жизни и велела бежать на спасение его настоящей создательницы и хозяйки. Обеими передними лапами Гоша зацепился за верхотуру вольера, затем и сам весь легко подтянулся туда же. После этого уверенно нащупал свободно лежащий толстый прут ограды. Он его расшатал давно, почти сразу после своего здесь появления. Раскачал, выломал, а потом аккуратно и ровно вставил обратно на место, чтобы никто не догадался о существовании уязвимого места во всей конструкции медвежьего вольера. Если этот прут поднять и сдвинуть в сторону, сразу образовывался лаз довольно значительных размеров. Во всяком случае, молодой  медведь пролезть кнаружи и обратно мог запросто. Тем более такой пронырливый как Гоша, умеющий делать своё тело настолько гибким, что мог легко проникнуть и сквозь куда меньшие отверстия. Кому из служителей зоопарка пришла бы в голову мысль испытывать прочность сварных и болтовых соединений всех прутьев, всех решёток, вольеров и клеток популярного предприятия культурного досуга граждан. Не болтается и ладно. Никто же не вылез и никого пока не растерзал – и на том спасибо. Иногда правда приходится забирать у мартышек отнятые ими у детей фотоаппараты и другие гаджеты. Но это такие мелочи!

В этом самом укромном месте свет от фонарей неплохо маскировался большим клёном, растущим непосредственно у решётки. Кроны дерева вполне хватало, чтобы давать сюда необходимую тень. Поэтому именно здесь Гоша и обустроил свой непрерывно используемый лаз на свободу. Своеобразный медвежий портал в мир людей.

Оказавшись на крыше вольера в непроницаемой тени, Гоша тщательно установил запорную арматурину обратно на место. Затем, спокойно оглядевшись, виляя задом, тихо спустился по стволу дерева и стал пробираться к дальней ограде зоопарка, стараясь не потревожить ночное бдение особо пугливых обитателей вольеров, кто мог совсем некстати поднять ненужный шум и тревогу. Затем что-то изнутри его медленно забрало его сердце в себя и властно повлекло Гошу дальше за пределы всего зоопарка, пока наконец он с лёгкостью не перемахнул через последнюю ограду. В нём словно бы включилось некое тайное озарение, совсем иное понимание внешнего мира, в котором он очутился. Наконец что-то вроде включившейся лазерной наводки на пока не выявленную цель. Гоша совершенно по-иному и самого себя сейчас осознавал. Вовсе не как реально живого медведя с живою медвежьей кровью в конкретно медвежьих жилах, с костями обычного косолапого зверя, с его круглыми ушами, острыми зубами, влажным носом и толстенной шкурой. Он преобразился полностью и представлял собою совершенно иное существо без живых рефлексов, состоящим из косной непрошибаемой материи, готовое к исполнению каких угодно действий, лишь бы к ним призвал его вновь включившийся внутренний долг. Словно некий процессор на атомной батарейке, неутомимо мерцающий в его груди.

Гоша чувствовал только одно: он должен любой ценой следовать исполнению самого смысла своего нового существования. Всегда и повсюду страховать от любых неприятностей свою девочку Люсю, особенно в местах массового скопления подозрительных личностей, тем более бандитов и прочих потенциальных и действующих убийц. Приходилось также отваживать чересчур назойливых ухажёров и поклонников, но прежде всего гасить всех ублюдков, посмевших или только задумавших поднять руку на хозяйку Гоши. Между тем её словно роковым магнитом тянуло именно в такие опаснейшие места – словно бы вновь и вновь она испытывала свою и без того чрезвычайно хрупкую судьбу. По сути Гоша оставался преданной плюшевой игрушкой, только теперь оказавшейся в роли её телохранителя, в облике трёхлетнего медведя вполне солидных размеров и настроенного чрезвычайно агрессивно ко всем уродам приближавшимся к Люсе.

Сегодня Гоша должен был успеть к месту отчётливо предчувствуемой им очередной западни для его хозяйки, подготовленной двуногими лиходеями. Бандиты устроили свою засаду недалеко от дома, где Люси по-прежнему жила вместе с родителями и бабушкой. Подоспел он как раз вовремя. Для одной девушки слишком много их собралось на сей раз. Видно отвергнутый жених пришёл в полную ярость от всех предшествующих неудавшихся ловушек, которые Гоша поочерёдно разметывал до того. Трое уродов независимо переминались с ноги на ногу недалеко от подъезда в тени. Ещё двое зашли внутрь его, чтобы там окончательно искромсать свою жертву, вконец доставшую их хозяина, самого братана сатаны, Гайки Мартиросяна.

Тусклый фонарь над дверью подъезда, мечущиеся на ветру ветви деревьев, пятеро притаившихся бандитов, жуткая мизансцена предстоящей расправы была подготовлена. Негодяям оставалось лишь подождать такси, на котором пугливая птаха прилетит домой, а на самом деле в объятия смерти. Видимо сумрачные охотники остервенели до последнего предела, будь у них хвосты, наверняка постукивали бы ими от нетерпения. Скоро всей бандой будут гоняться за сбежавшей невестой их главаря. Это явственно считывалось со всего их нетерпеливого поведения – сколько можно за нею гоняться, когда-то же они её всё-таки пришьют?! Иначе самим будет несдобровать. Так что задача перед ними и теперь стояла всё та же, вполне конкретная. Далеко же они всё-таки зашли, эти звери в ещё остающемся человеческом обличье! Что же их тут всех держит, кто покрывает?!


По городу перемещался Гоша довольно свободно, особо не прячась от людей. Достаточно было надеть на голову кем-то оставленную на скамейке в зоопарке разноцветную шляпу, а вокруг пояса обмотать красный или зелёный шар. Прямо на голую шкуру. И лучшая в мире маскировка была медведю обеспечена. Куда угодно пройдёт, что захочет сделает. Только похихикают в ответ. Ничего не подозревающий народ воспринимал медведя, ставшего разумным, хотя и косматым телохранителем человека за обыкновенную ростовую фестивальную куклу. Чем-то вроде всем известного балетного Щелкунчика, только не на пуантах. Внутри её наверняка сидит какой-нибудь массовик затейник, может быть из студентов, решивших подзаработать. Вот если бы по улицам массово двинулась более мелкая живность, также внезапно оказавшаяся разумной и деятельной, получилась бы совсем иная ситуация. Деловитые коты, словно копы с пистолетами, чересчур смышлёные собаки на задних лапах, раздающие рекламные листовки Wildberries. Разукрашенный фестивальный медведь – эка невидаль! А вот хулиганящие овечки, говорящие лошади и коровы, разумные еноты, уткнувшиеся в свои смартфоны – вот это была бы жесть, вот это действительно бы потрясло. От такого зрелища люди наверняка попадали бы в полную сумятицу, а то и в панику. Или остолбенели в полной прострации. Прежде всего потому что в такие куклы никто бы из двуногих затейников точно не влез. А соответственно кто там сидит, как не злой бес или инопланетянин?! Невыразимый когнитивный диссонанс сразу бы многих довёл до психушки. Разумных бы тараканов по стенкам ловили.



Никто не поверил бы простому объяснению от Даниила Андреева про воскресшие игрушки детей, впитавшие в себя все их страдания, желания, несбывшиеся мечты, ранимость и беспредельную любовь ко всему окружающему миру, оказавшемуся жестокой страной вечной охоты людей на людей. Никто бы не проникся этим величайшим знанием о том, что Вселенная давно переполнилась детским горем, скорбью и обидой на страшных взрослых, повсеместно обратно перерождающихся в животных. Причём до такой степени хватила бы аккумулированная детская любовь через край, что стала бы изливаться обратно в мир людей. А они всегда оказываются к этому не готовы, прежде всего, потому что сами давно переполнились наработанным новым Злом. Самодвижущиеся куклы, в гротескном виде непонятно во что перевоплощающие давнее человеческое детство, казались заведомо более разумными и самодостаточными, чем сами живые люди. Было бы от чего подвинуться рассудком и самым стойким натурам, увидь они всё это в действительном свете и поверь!

Чем несчастнее и обездоленнее являлся когда-то ребёнок, тем отчаяннее и больнее оказывалась теперь его сублимированная душа, проглядывающая в реинкарнации его любимых игрушек, до отказа пропитавшихся ею. Наиболее значимым, а может быть и массовым сход таких кукол свифти на Землю происходит от детдомовцев, от полностью обездоленных деток. Они всю свою нерастраченную любовь и нежность к давно пропавшим мамам и папам буквально трансплантировали, вживили в неказистые и незамысловатые детдомовские игрушки. Да и в благополучных семьях мающиеся в одиночестве дети беззаветно и нежно любят не дорогие игрушки, а именно калечные, ущербные, ничем не выдающиеся, с оторванной лапой или обломанными ножками, именно этим и западающие в детское сердце, склонное видеть вот эту, истинную природу вещей и явлений. Сами в душе фактические калеки они и любить могут лишь изуродованное, сострадать начинают только искалеченному.

Чем ущербнее оказывался ребёнок, тем более живые и трепетные от него заводились куклы свифти, перевоплощавшие их беспредельную и безотчётную привязанность к несуществующей семье, к невидимым родителям. Тем бестолковее, а то и яростнее выражалась сублимация их несостоявшихся но по-настоящему великих чувств. Онкологические, обречённые детки, самые в этом страшном смысле «производительные» агрегаты по перевоплощению и навечному внедрению в этот мир безысходной скорби и бесконечных страданий для новых и новых поколений таких деток, истинных генераторов вселенной.

Гоша оказался одним из первых свифти, ставших неустрашимыми мстителями за погубленную душу ребёнка, с которым он провёл первые, самые невинные и ангельские годы его жизни. Медвежонок первым не просто сгорел в гнилом пламени отхожих мест человеческой цивилизации, а вернулся на Землю и стал воздавать по заслугам всем тем скотам, кто продолжал обижать создавшую ему новую душу маленькую девочку. Всепобеждающее чувство настоящей, детской любви сделало бывшую плюшевую куклу чрезвычайно похожей на человека и даже лучше, поскольку была создана кристальной ангельской душою ребёнка.


Хладнокровных убийц, поджидавших его Люсю в подъезде и на улице в кустах у обочины, набирающий полную силу медведь Гоша в две минуты разметал и передушил со вполне взрослой медвежьей основательностью. Никого не загрыз и не поужинал никем. Даже хвостами не связал, как Щелкунчик свиту мышиного короля, собиравшегося загрызть его хозяйку Мари. Большому плюшевому мишке это было ни к чему, да и хвосты у крысофилов почему-то исчезли, видимо втянулись от страха перед неминуемым возмездием. Маленький медвежонок Мими оборотившийся на этот час огромным и злым Гошей ещё до приезда Люси успел всех несостоявшихся убивцев сложить в небольшой импозантный штабель в придорожном кустарнике под разросшимся декоративным боярышником, в темноте приветливо мерцающим в ветвях сотнями разноцветных искорок-диодов. Только один бандитский нож слегка вспорол Гоше его правую плюшевую лапу на сгибе. Зато его девочка снова прошла домой, ничего не заметив. И до того крепко заснула, что не услышала поднятого утром по тревоге жильцов полицейского переполоха. А также натужного отъезда «Скорой», до отказа набитой чёрными пластиковыми мешками с хорошо упакованными там несостоявшимися её погубителями.

Поначалу они были довольно многочисленны - такие беспощадные схватки. Ни в одной из них бандитские ножи и заточки, применённые против хладнокровно нападающего огромного медведя, не имели никакого эффекта. Равно как и пули, которые осатаневший уголовник Мартиросян однажды всаживал в нападавшего плюшевого зверюгу одну за другой. Медведь только злее становился, больше и неотступнее. В конце концов, окончательно рассвирепевший Гоша вырубил всех до единого смертоубивцев, по приказу шефа открывших непрерывную охоту на сбежавшую от него невесту. Кто уцелел во встречных схватках, тех поднебесный супер-зверь разогнал куда подальше. Бандитский главарь Гайка Хачикович так даже в Москву от него удрал и там на правах второстепенного вальщика пристроился к какой-то второстепенной банде. Залёг на дно и принялся оттуда дожидаться часа последней мести отвергнувшей его девчонке. Но так и не дождался. Рок подкрался к нему совсем с другой стороны.

Гоша же незримой тенью продолжать ходить за Люсей, на глаза ей не показываясь, но и повсюду оберегая. А тень, как известно, почти всегда является отражением как будто забытого, но самого-пресамого важного и потому вернувшегося за своим оригиналом. В родную гавань. Потому как только в горнем мире ничто не имеет теней. Индейцы называют его страной вечной охоты, куда все мы уходим после жизни, чтобы потом вернуться за последней целью. «Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет В тяжёлых нежных наших лапах?!».






Глава 5. Кружевные труселя одиночества
Громом посреди ясного неба заявилась пандемия коронавируса. В чём была, в том и нагрянула. Так спешила. Чума нового тысячелетия. Когда ковид впервые выявили в больнице, где работала Людмила Пирогова, всех четверых врачей с её терапевтического этажа наглухо заперли вместе с инфицированными пациентами, фактически обрекая на верную гибель всех до единого, поскольку никто не знал, что за страшная инфекция пошла гулять по всему миру, а теперь свалилась на их страну и в их город. Омоновцы оцепили тогда все лечебные корпуса больницы, никого не впуская и не выпуская. От внезапно парализующего ужаса, столбняком охватившего все вертикали госуправления, власть посулила по миллиону всем тем медикам, кто сумеет и сам выжить и пациентов вылечить. А спецназ наверняка тем временем получил приказ стрелять на поражение по выпрыгивающим из окон и разбегающимся врачам и пациентам, пока не разнесли непонятную заразу по всей округе. Никто же действительно не знал и не понимал масштаба начавшейся глобальной катастрофы и следовало любой ценой предотвратить расползание адского заболевания. Городская вечерняя газета опубликовала снимок четверых девушек-врачей: заведующей Инны, Люси, Алины, Яны. На нём они, взявшись за руки, стояли в окне оцепленного спецназом больничного корпуса. Внизу снимка надпись: «Такими они уходят в бессмертие!». Людмила только успела поговорить по телефону с родителями и дочкой, заранее попрощалась. Даже обмолвилась: «Вот был бы Мими жив, со мной бы такого не случилось! Я просто уверена!».

Впрочем, вскоре у неё появилось впечатление, что Мими всё-таки выжил и находится где-то здесь, поблизости от неё. Изо всех сил веником отметает от неё заразу. И что чума, устрашившись неведомого врага, уже замешкалась и остановилась в нерешительности. Люси с подругами-врачами словно действительно под чьим-то незримым покровительством сумела и сама выбраться из разверзающейся под ногами бездны и пациентов спасти. Даже обошлась без ещё не поступивших аппаратов искусственной вентиляции лёгких (ИВЛ). Помогли запасы сильнодействующих антибиотиков и высочайший профессионализм медиков. Обещанный миллион Люси получила не сразу, а последней из легендарной четвёрки врачей, сходившей на разведку в бессмертие. Осаду спецназ снял, но саму больницу бесповоротно назначили базовым ковидным госпиталем региона.

Как обычно, власть не спешила выполнять со страху данные людям обещания, к тому времени проведённые через Думу и получившие законную силу. А затем попыталась резко спустить свои обещания на тормозах, попросту замотать их, отговариваясь якобы временным отсутствием наличных средств на соответствующих счетах. Не дождавшись обещанного, Люси сама пошла в минздрав. Там устроила чиновникам разнос и пообещала добраться с жалобой до президента. В результате хоть и последней, но всё-таки получила от власти обещанный лимон. Помог конечно не президент, а кто-то куда могущественнее его. Наверно тот, с веничком.

Зато, победив вирус, врач Пирогова выработала у самой себя стойкий иммунитет к суперзаразе, вселенским цунами навалившейся на страну. Его она всякий раз тщательно по косвенным признакам вычисляла, укрепляла, фиксируя у себя стабильно высокий и стабильный уровень сатурации. Дома пришлось срочно спасать от ковида отца и мать. Справилась она и тут. Помогал в этом и навык юности, когда приходилось спасать своего любимого медвежонка Мими, разорванного почти в клочья каблуком её первого возлюбленного дурака. В сущности, она всех спасала как Мими. Её самоотверженной любви, умения и заботы хватало на всех. Наверно теперь и вправду подходила бы очередь самого Мими отвечать тем же, спасать всех вокруг, если бы он каким-либо образом и вправду смог перезапуститься в этот мир.


Промежуточный финиш в жизни врача Людмилы Пироговой произошёл несколько позже. Аппаратов ИВЛ на всех перестало хватать. Антибиотики фактически закончились. Пневмония, вызванная неуловимым вирусом пандемии ковида, косила людей и в самом деле пачками. Умирающие пациенты лежали повсюду - в палатах и всех коридорах, даже на лестничных площадках. На пике всего этого кошмара к врачу Пироговой в её переполненное сущим кошмаром отделение, в критический момент пандемии поступает на излечение не кто иной, как её бывшая сватья-баба-Бабариха, а именно тётка Наталья, сумевшая недорого сорвать с Люси настолько прикипевший к ней венец безбрачия. Подобные хитрые совы в недавнем прошлом составляли реальную конкуренцию бандитам в торговле и использовании живого товара, юных девушек. Эти брачные гиены, долго не мудрствуя, не кликушествуя, не завывая лукавых молитв приворотов, просто и незатейливо, по старинке умели быстро и надёжно пристраивать девчат и даже выдавать замуж. Легко и небрежно сбывали с рук любую бесприданницу, просто и незатейливо наживаясь при этом, потому что при достижении такого результата ошалевшие на радостях родители обычно уже не скупились.

Если по основной профессии и по уровню развития Наталья всю жизнь как была, так и оставалась всего лишь клинером из пивбара, то по истинному своему призванию заслуживала безусловного уважения - необыкновенно профессиональная сводня из народа, промышляющая гарантированным снятием венца безбрачия с каких угодно девочек, даже замухрышек. Красавицы же, вроде Люси, расходились у неё словно горячие пирожки. Просто умела она это делать, как никто! Есть такая профессия – сводить людей, нос к носу, попа к попе! Причём, строго в этой последовательности. В другой – ничего не срасталось от слова «совсем» и сразу. Работала спокойно и деловито, выхватывая и отбирая нужные экземпляры, словно медведица на путине, когда в гору, вверх по порогам прорывается из океана на нерест красная белорыбица. А она её ловко и вдоль ухватит и поперёк, и за голову, и за хвост, да и перенаправит, куда таких рыбок единственно следует направлять.


Теперь резко угасающая по-своему гениальная сваха выглядела совсем-совсем не так, как ещё совсем недавно, до той поры, пока из-за своей излишней самоуверенности не умудрилась пропустить все критические сроки, все этапы диагностики и лечения ковида, легко подхваченного от клиентов. Сейчас она была похожа на огромную летучую мышь, упавшую с потолка доисторической пещеры. Больше того - Наталья попросту умирала, трепеща складками сизой шагреневой кожи, отчаянно взирая на свою бывшую подопечную, словно на богиню, в сиянии электрических разрядов спустившуюся с небес. Даже не попыталась в стиле привычной иронии переоценить свою бывшую роль в их жизненном мимолётном тандеме. Про умное слово «симбиоз» совсем забыла. И не только про такое слово, но и про многие другие.

Сатурация у Натальи упала вполовину, а потом ещё и ещё. Сваха от бога оказалась вовсе не доминантной кукловодкой, как себя выставляла перед молоденькими девочками, а простым, предельно смертным человеком. Лицо и конечности стремительно приобретали синюшный цвет, дыхание становилось всё более прерывистым, хриплым и поверхностным, поскольку в груди всё пусто было, всё сгорело и только воля трепетала: «Дыши!». Воздух схватывала лишь верхушками лёгких, остальное в глубине видимо превратилось в крошево. Спасти от этого, конечно, никто не мог.


Наталья не просила прощения у бывшей своей подопечной. Настолько изнемогла. Только хватало сил молить хоть о какой-то помощи. Последними её словами было: «Не знаю, что меня тогда толкнуло спасти тебя и увести из туалета в последний момент. Твои дружки и воздыхатели явно собирались тебя кончать. Просто в воздухе стояло такое, многие это почувствовали, что добром дело не кончится. Меня тогда что-то толкнуло изнутри: пока не поздно спаси девчонку, может быть, когда-нибудь и отблагодарит. Люси! Твой выход! Покажи класс! Спаси, как своего Мими спасала… Хотя, боюсь, поздно.

Больше ничего выговорить не получилось. Потом лишь клокотало к груди и ничего членораздельного, тем более осмысленного, выговорить бывшая Люсина спасительница не смогла. Может быть, лишь тогда она поняла, за что ей это всё прилетело. Последней наверно привиделась совсем другая куколка. Девочка Есения, вновь и вновь, словно в замедленном рапиде, падающая и падающая с карниза крыши соседской девятиэтажки.

Не сидел рядом с нею в последние минуты её верный собутыльник и муж Гришка. Он собирался крутить роман с новой дамой сердца, однако также и довольно быстро из-за всё того же ковида, косильщика люмпенов, сам приткнулся к вечности подмышку. Не видно было на горизонте и юного дебила, сыночка Рудика, который невольно стал причиной смерти несчастной девочки Есении. Впоследствии, после трагических кончин обоих родителей, Рудика забрала родная тётка в другой город и он там других девочек пытался столь же ненавязчиво спустить с других крыш, пока наверно не спустили его самого, поскольку о нём самом не доносилось больше ни слуху, ни духу.

Не находилось никого рядом с пребывающей в агонии Натальей, кроме немного растерянной красавицы врачихи, всё-таки обязанной ей своим спасением от ножа возлюбленного урода. Людмила Пирогова, похоронив затем свою странную старшую приятельницу, почувствовала, что прошёл очередной её поворотный момент. Она освобождалась от последних пут, буквально всю молодость сковывавших по рукам, ногам, мыслям и чувствам.

Словно последние оковы спали с самого её естества, словно панцырь, мешавшие всегда. Она расцвела как никогда в прошлом, да и в будущем тоже. На планёрках отделения и даже у главврача другие тётеньки медички иногда даже фотографировали чрезвычайно симпатичную молодую коллегу, а потом размещали полученные снимки по сетям, собирая лайки и восторженные комментарии. Кабы вот это всё запоздалое признание да перебросить на начало юности, чтобы до всех штормов успеть девочке самоутвердиться, поднять самооценку, чтобы устоять, чтобы не падать в рапиде со своей крыши. Чтоб никогда и близко не подпускать к себе бандитов с их ножами и коварными приставаниями. Чтобы не шарахаться потом к мутным сводням на передержку, не связываться ни с какими другими человеческими исчадиями, так и шастающими повсюду в поисках наживы.


В довершение заканчивающегося паттерна судьбоносных событий юности пришла весть из столицы, где в похожих-отхожих обстоятельствах, но явно нераскаянным умер от пневмонии, вызванной всё тем же санитаром леса «ковид-19», первый угонщик и беспардонный пользователь неопытной девичьей души Гаик Мартиросян или попросту Гайка, как его давно прозывали и Люсины мама с бабушкой. Ушёл насильник и разлучник в полное небытие, куда и должен был с самого начала провалиться, да сюжет его короткой и страшной судьбы для этого почему-то всё никак не доскладывался. Видимо и этот демон должен был выполнять на этом свете ещё какие-то обязательства. Только вот перед кем и какие?! Может быть, отчёт писал в преисподнюю – о проделанной работе?! Или курсовую сатане?!

Некому было отныне ломиться в Люсины окна, ломать об колено блуждающие призраки её девичьих надежд и мечт. Не стало истинного душегуба, некогда всецело владевшего неопытной девчонкой, ведущего её на поводке словно заводную, дрессированную куклу. Когда умирало это откровенно нехорошее существо, похожее на человека, наверняка и ему померещилась истина, за что конкретно прилетел такой немилосердный аккорд. За зверски растоптанную хрупкую Люсину юность он и получил заслуженное возмездие.

Вирус ковида, как известно, детей и отроков никогда не трогает, да и взрослых людей убирает далеко не всех, а явно выборочно. Или даже прицельно, навскидку. То есть, тех, кто явно выкатился за определённую черту, после которой ничего для них было нельзя. Во всяком случае, существует и такая гипотеза о действительной этиологии страшной чумы третьего тысячелетия.
Совсем не исключено, что страшный для всех остальных людей вирус ковида в отношении таких отчасти человекоподобных существ, как безжалостные бандиты и циничные сводни, отчётливо выполняет вполне эволюционную роль, сметая и счищая эту мерзость с лица земли.  Волки, санитары леса, тоже в первую очередь пожирают подобных уродливых существ, не должных более осквернять и разрушать нормальные живые сообщества на планете.


Казалось бы теперь, когда девушка полностью освободилась от обоих своих страшных погонял, всё и наладится по жизни у неё?! Больше никто не будет запихивать её в оболочку дистанционно управляемого манекена, самой ходовой, то есть, более всего используемой человеческой субстанции?! Однако довольно скоро выяснилось, что других особей среди людей не особенно-то и бывает. Повсюду, сплошь и рядом, одни и те же физиономии желающих прокатиться на чужом горбу в рай и по пути туда нещадно ободрать своих жертв.

Едва горизонт более-менее расчистился от званых и незваных кукловодов по Люсину душу, оказалось, что не только ни души вокруг неё не нашлось, словно в глухую полночь, но и ни малейшего интересного события, ни мало-мальски значимого иного шороха в личной жизни. Словно замерло всё в ней до рассвета, дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь. Даже миражи как будто ещё возможного счастья перестали дрожать предательским маревом над хлипким горизонтом событий. Без куда-то пропавших чудищ и смертельных опасностей в засадах по сторонам всё вдруг покатилось настолько гладко, без сучка и задоринки, до такой степени стремительно, чуть не проваливаясь вперёд, в откровенно пустое и неинтересное будущее, что чуть позднее стало совершенно ясно – так может нестись и проваливаться только вниз. Поэтому отныне жизнь никогда не станет прирастать хоть чем-нибудь действительно значимым, а будет только убывать и съёживаться. Если… если она сама решительно не возьмётся за саму себя. А на всё остальное забьёт.

Однако с бабушками возле своего подъезда Люси вела себя по-прежнему чрезвычайно аккуратно и даже осторожно, ни в коем случае не раскрывая истинного места своей работы, ни тем более профессионального роста по медицинской стезе. Пусть по-прежнему считают проституткой, лишь бы не узнали, что на самом деле их якобы ветреная соседка - терапевт высшей категории. Замордуют же стонами и жалобами на здоровье, как пить дать укатают. Проходу не дадут. Поэтому уж лучше проститутка, спросу, лишних хлопот поменьше, да и спокойнее. Намного.
Бабульки же потому и жалуются на здоровье, что уж чересчур следят за ним. А здоровье – это такой чуткий зверёк! Едва почувствует слежку, как сразу скрывается в неизвестном направлении. Да так, что потом днём с огнём не найти.





Глава 6. Мими заступает на пост
Однажды подполковник полиции Михаил Николаевич Кравцов со своими оперативниками едва не схватил народного мстителя, грозного и неуловимого помощника правоохранителей прямо на месте его незаконного вспомоществования закону. Того, кто почти наголову, да ещё в одиночку, в ручном режиме передавил практически все банды в городе. Такое казалось непостижимым, но таинственный мститель именно так и сделал. И вот в результате длительной оперативной разработки, в том числе наружного наблюдения, полицейские вплотную приблизились к главному, ужасному и непостижимому ньюсмейкеру их мегаполиса. Понятны были поэтому их волнение и даже некоторая робость. А вдруг он и их сейчас… того?! А потом - в штабель перед их же собственным управлением!

В полумраке ночного бара, при тусклых отсветах переливающихся цветных огней совершенно точно вычисленный и отслеженный персонаж чрезвычайного розыска сидел в ростовой винтажной кукле бурого медведя, вроде как сбежавшего с какого-то фестиваля или аттракциона. Он только что расправился с очередными ублюдками и теперь с удовлетворением расслаблялся. Казался совершенно безобидным и даже вполне обаятельным. Втянув по-кошачьи когти, что медведям совсем не свойственно, подушечками тёмных волосатых пальцев зверюга виртуозно бацал на клавишах чрезвычайно нежную мелодию любви к неизвестной, скорее всего также симпатичной молодой медведице. Может и вправду медведь-то живой?! В таком случае тем более потребуется жёсткая нейтрализация сбежавшего из зоопарка чрезвычайно опасного хищника, пока он и тут не накуролесил, по меньшей мере, не выпил весь виски с текилой. А если это трансформер медведоид заявился к ним в город на чрезвычайно опасные гастроли?! В таком случае кто или что может с ним справиться?!

Однако, приблизившись на предельно возможную дистанцию, подполковник и сам оцепенел и все ребята из его группы захвата тоже, когда все вместе увидели вшитую в самое тело кайфующего медведоида болтающуюся бирку производителя данного товара со всеми выходными данными и указанием страны его изготовления: «Made in China». Из свежего пореза на медвежьем плече, оставленном бандитским резаком, слегка вываливались какие-то внутренности, очень странные, как на них ни посмотри – большой клок тёмно-серой ваты потусторонней плотью свешивался вместе с похожим на погон надрезанным шматком крепкой бязевой ткани под плюш. Однако никаких земных знаков различия на том «погоне» не просматривалось. Может быть, потому что слишком густо был покрыт натуральной медвежьей шерстью. Но не исключено и что до сих пор ходит товарищ в рядовых инфернального резерва.
На другом могутном плече и на спине оборотня имелись и рваные круглые отверстия небольшого размера. Видимо всё-таки следы от пуль, завязших в плотной вате глубоко внутри сказочно фееричного монстра с блистающими фарфоровыми глазками исподлобья. С какого боку ни подойди, отовсюду внушал товарищ уважение.


Гоша явно наслаждался вполне шокирующим впечатлением, которое производил на оробевших полицейских. При этом делал вид, что никого из них не замечает и продолжал отбивать на синтезаторе величественную мелодию медвежьей верности и любви к неведомой госпоже своего сердца. Сбегать явно не собирался, ему и тут было хорошо, привычно чувствовал себя в полной безопасности. Что аналогично подкупало.
Тогда подполковник полиции Кравцов набрал побольше воздуха в грудь и подсел к так называемому медведю на вертящийся табурет рядом:
- Послушай, как там тебя…
- …Гоша! – Не оборачиваясь и продолжая играть, низким, явно нечеловеческим басом буркнул медведь. – Я тебя слушаю, господин подполковник. Говори, не стесняйся.
От неожиданности Кравцов чуть не упал с табурета, но выровнял падающий дифферент, заодно взял себя в руки и тоже представился:
- Михаил Николаевич… Тебе не больно было, дружок? – Кивнув на распоротое плечо медведя и следы от пуль на другом, как можно более участливо осведомился подполковник у неведомого чудища, которым оказался всё же найденный им неуловимый народный мститель.
- От чего?! – Удивился Гоша, на мгновение перестав играть свою нетленку.

- Да как же! Столько пуль в тебя всадили! Да ещё порезов ножевых, а ты, Гоша, как погляжу, всё равно без бронежилета ходишь. Ты у бандитов что-то вроде спарринга или склада для пуль служишь?!
- Давай в танчики поиграем?! Всё лучше, чем пургу без толку гнать?! Присаживайся поближе, господин офицер. Не умеешь? Во, даёшь! Чему только тебя учили в твоей академии. Хотя бы мышкой умеешь двигать?! Смотри, как делаю я. Теперь, давай ты. Будет тебе игра - с мышкой против мишки. Согласен?!
- Откуда ты такой продвинутый взялся?!
- Откуда взялся, таких больше нет. Там теперь другие. На самом деле меня мама родила, в зоопарке, шестнадцатый вольер слева по первой просеке, если от центрального входа идти. Бурая медведица Маруся. Неужели не видел?! А я-то думал, что у полиции всё схвачено! Она же такая красивая!.. Впрочем, как все мамы.
- Интересно-интересно! – Взял себя в руки подполковник. – С этого места нельзя ли подробнее?!
- На самом деле я сбежал из лаборатории нашего затомиса, где таких как я недавно стали разрабатывать целыми сериями и в полном объёме. Пока что в обращение вышел пилотный экземпляр – это я. Прошу любить и жаловать. Потом нас станут внедрять массово для нужд министерств обороны, внутренних дел и, конечно, Следкома и ФСБ, куда без них в таком деле?! Согласись.

Подполковник Кравцов поспешно согласился, а затем постепенно освоился в необычной ситуации допроса свободно разговаривающего по-человечески медведя, вдобавок обладающего необычайным интеллектом, вероятно намного превосходящим средний полицейский уровень. Как такое возможно?! Подполковник вспомнил студенческие годы на юрфаке, когда он интересовался отечественными философами, авторами мировых концепций о множественности миров на нашей планете. Особенно проштудированную им «Розу мира» Даниила Андреева.
Вещий медведь словно бы услышал мысли полицейского офицера.
- Верной дорогой думаешь, товарищ подполковник! – Внимательно посмотрев на него, прорычал мишка Гоша, потягивая тоник и правой рукой с помощью неистово мигающего джойстика управляя виртуальным наступлением танкового подразделения на окопавшегося врага. Даже на игровом мониторе это выглядело весьма впечатляюще.
- Смотри-ка, ловко получается! – Невольно восхитился Кравцов. – Тебя вполне можно отправлять на чемпионат мира по киберспорту!
- Это ещё что! – Самодовольно оскалился Гоша. – В этом гейме могу доходить до двадцатого уровня. Честно! Не веришь?!
- Верю-верю! – Быстро согласился старший опер, невольно отодвигаясь. – Ваша лаборатория – это чрезвычайно интересно. А что там на самом деле делают?! Откуда вас таких и вправду берут?! Реально конструируют или в качестве полуфабриката откуда-то поступаете?! Какой-нибудь 3-D копирайтинг?! А сам принтер на выходе у нас здесь и называется он «мама Маруся»?! Эта вещь у нас Машкой зовётся?! Прости за каламбур.
- Нет-нет! Успокойся! И попрошу без грязных ваших ментовских намёков! Мы происходим от обычных человеческих зверей, а также их игрушечных копий для ваших малышей, насквозь пропитанных детской любовью и прошедших затем отдельную духовную эволюцию, то есть, судьбу.
- Это не я, а ты сейчас всё такое наплёл!

Гоша допил бутылочку тоника, отставил её и наклонился к офицеру, оглядываясь по сторонам и по-заговорщически снизив голос до почти конспиративного:
- Послушай, не надо ничего и никак опошлять! Не всё так просто. Повторяю. Тема стара как мир. Маленькая девочка, своей любовью вочеловечивающая любимую игрушку. Сколько раз об этом уже писано было и на сценах всяких поставлено?! Даже полицейские должны бы знать. Помнишь, как это происходило, например, в истории деревянного Щелкунчика, победившего грозного мышиного короля, пытавшегося загрызть его маленькую хозяйку?! Почти так оно было и у нас. Моя душа и ум и в самом деле были созданы маленькой человеческой девочкой по имени Люси. В первой своей как бы неживой жизни я считался плюшевым медвежонком и был ею буквально зацелован и затискан. То есть, она меня слишком уж обожала, что было вполне оправданно, ведь был я такой хорошенький-хорошенький, не то что сейчас. По-детски сюсюкая, девочка меня всегда называла Мими. Им я по сути и остался. Со временем полностью привык к этим слюнявым нежностям и уже жить без них не мог, а потом и сам без памяти полюбил обожающего меня ребёнка. Эти чистые искренние чувства никуда не делись, даже когда потом плюшевый медвежонок физически исчез с лица земли.

Гошей меня нарекли работники зоопарка, когда появился на свет живой носитель до этого созданной Люсей бессмертной души моей, потом переданной на хранение в рай для животных - хангвилл. Это великий затомис для всего животного царства. Из него меня и командировали сюда к вам во второй раз, только не в качестве игрушки, а совсем наоборот. Как я вам и сообщил, посредством всё той же секретной лаборатории. Тогда у медведицы Маруси из шестнадцатого вольера и родился медвежонок индиго, то есть, новый «я», только отныне во плоти. В него из небесного мира животных, затомиса, вселилась сегодняшняя моя душа, повторяю, заблаговременно напитанная и созданная любовью маленькой девочки Люси. Сразу после настоящего своего живорождения я принялся много думать о ней, а потом и следить за бурно разворачивающимися событиями складывающейся её очень непростой жизни. Затем у совсем выросшей моей хозяйки по новой её жизни возникли очень и очень большие проблемы. До такой степени большие, что ей стали угрожать смертью всякие вонючие ублюдки. Их и людьми-то назвать невозможно. Хуже бешеных зверей. Как я должен был поступить после этого?! Вот скажи мне подполковник?!

- Хочешь сказать, что ты как Терминатор пришёл карать злобных обидчиков своей хозяйки и защищать её?!

- Опять тупишь, господин офицер?! Излагаю расклад заново. Я ещё пребывал в хангвилле в совершенно сумеречном состоянии консервации своей монады-души, когда это впервые стало происходить с моей девочкой. В наш затомис пришёл встревоженный директ-мэйл от более высокого, человеческого затомиса по поводу Люсиной судьбы, грозящей непредвиденно и трагически оборваться. После чего было незамедлительно принято решение вернуть меня на Землю в реальный мир базового уровня к моей хозяйке в облике настоящего зверя, умеющего периодически перевоплощаться в привычную для девочки плюшевую субстанцию. Моим новым призванием стало не развлекать, а всеми силами охранять свою хозяйку, давно вышедшую из сияющего своего ангельского детства и саму оказавшуюся игрушкой в руках уголовников, только зверски ломаемой ими.

- Так ты можешь превращаться и в обычного медведя?! – Ошеломлённо выдавил из себя Кравцов. – То есть, ты – и вправду настоящий оборотень, только без погон?! Не как мы.
- Есть такой дефект. Тут ты меня должен простить. – Согласился Гоша, по-прежнему добродушно скалясь. – Так и пребываю во время своего второго пришествия на Землю в двух ипостасях: мишки плюша и мишки рядового медведя. Внешне отличий никаких, заверяю. Можешь днём прийти к нам в зоопарк и свериться с натурой. Когда я в своём вольере с мамой, я прирождённый медведь, с медвежьей кровью, костями, зубами и шкурой. Зато когда наступает ночь, всё меняется. О-о, если бы ты видел эту метаморфозу!.. Я иногда сам себя пугаюсь!
- Значит всё-таки Терминатор, только на этот раз плюшевый, а заодно и в медвежьей шкуре. – Успокоился подполковник Кравцов. – Отлично! Мог бы и сразу сказать!.. Так-так. Последний момент осталось прояснить. Ты сейчас Гоша или по-прежнему девчоночий Мими?!

- Я и есть по сути её Мими, но в миру, в зоопарке – Гоша. Легенда у меня теперь такая, понятно?! Явочная квартира в шестнадцатом вольере зоопарка, весь город знает кроме вас, ментов. Пароль не нужен. Хата давно всеми засвечена.
- Конечно-конечно. Ты теперь почти как Муму получаешься. Говорят, в Голливуде снимают аналогичный блокбастер, только по Тургеневу. Очень смахивает на твой случай. Будто бы из пучин выбралось некое чудище с похожим именем и стало убивать всех мужиков по имени Герасим. Мстить, так сказать. Вроде тебя.
- Не-е. У меня замесы круче бывают, чем у любого Терминатора. – Начал злиться медведоид. - Потому что я не Муму. Я – Мими! В то же время для людей я Гоша, это моё мирское имя, псевдоним или, если хочешь, погоняло. Так тебе ясно?! Что же тут непонятного?! Смотрю, ни с первого, ни со второго раза не схватываешь. Битый час растолковываю! У вас в полиции все такие?!
- Всё-всё! – Поднял руки, сдаваясь, подполковник. – Проехали!

- Когда приходится выдвигаться на защиту моей хозяйки, я сходу перезагружаюсь в первоначальные свои плюшевый облик и содержание. Только, судя по реакции людей, куда более впечатляющих, чем те, в каких я пребывал у Люси в роли маленькой игрушки. Однако, видимо я и вправду слишком утомил полицию своими откровениями. Давай заканчивать. Учти, ничего предосудительного, тем более преступного, я не совершал. Мне теперь достаточно просто обозначиться за спиной своей хозяйки, дать злодеям возможность увидеть меня во всей красе, как все проблемы почти сразу уносятся прочь. И вам меньше работы, причём намного! Согласись!


- Согласен. Спасибо. Если не секрет, какие планы имеются на будущее?! – Попытался стряхнуть наваждение подполковник Кравцов. – Осталось только ими поделиться с общественностью и будем считать инцидент полностью исчерпанным.
- Что-что?! У нас был инцидент?! О-ё-ёй! Ты в чём-то меня уличил, офицер?!
- Успокойся, ничего такого. – Немного смутился старший опер, вставая с табурета. – Это я так, к слову. Действительно, пора заканчивать, пока совсем тут не свихнулся. Просто мы с тобою имели ознакомительную беседу с целью выяснения позиций сторон. Согласен с такой формулировкой?!
- Допустим. Тем более, что задержать меня вы всё равно не сможете, как ни старайтесь. Ни здесь в баре, ни в вольере, где я опять обращусь в милого медвежонка, всего лишь пристающего к посетителям с просьбами угостить сладким или поиграть. Но даже усыпить того медвежонка не сможете. Не только потому, что не получится в принципе, но и ввиду разнообразных увечий, которые вам сразу наделает мама Маруся. Она просто ужасна в гневе, сообщу вам по секрету. Только представь медведицу, защищающую своего медвежонка. Страшно?! Ещё не обделался?! То-то же! Так что планов у меня особо никаких, кроме прежнего и единственного – обеспечения полной безопасности моей хозяйки. Имейте в виду, ради её счастья я пойду на что угодно. Кем она захочет, тем и стану. Только и всего.

Кстати, в качестве последнего штриха вам от меня. Когда Люси была совсем маленькой, ей на день рождения родители хотели вместо меня подарить плюшевого тираннозаврика. Но потом всё-таки остановились на медвежонке. И имя Мими досталось ему, то есть мне теперешнему. А теперь немного воображения. Если бы сработал первый вариант и под этим именем сейчас шорох тут у вас наводил шестиметровый тираннозавр?! Что бы вы все сейчас делали?! Я вам сейчас тут совсем другой ноктюрн сыграл бы. На флейте иерихонских труб. Так что всё ещё по-божески обошлось, по-божески.






Глава 7. Подробный инжиниринг несусветного счастья
Фурор среди жителей её квартала, да и всего микрорайона поднялся нешуточный. Не столько среди граждан мужеского пола, но женского в особенности. Всех-всех, кто десятилетиями необычную соседку не только знал, но и о всех перипетиях её бурной юности всегда судачил и бывал прекрасно осведомлён о них по причинам близкого соседства – как раз среди этого самого неустойчивого во мнениях контингента пронеслось совершенно жуткое, поистине будоражащее известие. Всё что угодно, вскричал народ, только не это!

Нет-нет, лучше бы она в своё время просто как-нибудь погибла или умерла, может быть даже трагически, под ножом влюблённого бандита или даже целой их группировки. Дней десять бы оживлённо обсуждали сей кошмар, а то и двадцать. Пусть бы, допустим, сама спрыгнула с крыши из-за какой-нибудь любви к какому угодно джентльмену удачи, уголовных наклонностей и образа жизнедеятельности. Пересудов бы хватило на месяц, максимум два.
Или даже уехала бы она насовсем в Америку, то есть, чтобы действительно пропала с концами, чтоб как и не было её здесь на белом свете. Чтобы больше никогда и никому не мозолила глаза своей непостижимой популярностью среди мужского пола, во всём диапазоне от даунов до профессоров. Тут замолчали бы все сразу и навсегда. Но нет, нет и нет! Всё произошло гораздо страшнее и, главное, куда непоправимее.
Постаревшая, как будто и впрямь никому, слава богу, не нужная, но по-прежнему активно молодящаяся Люси внезапно выскочила замуж. Главное за кого, за очень богатого русскоязычного иностранца, вдобавок моложе себя. Где же такие сказочные расклады по жизни выдают?! В каком собесе выписывают столь царские вспомоществования?! Мы тоже хотим!


Кое-какие признаки до такой степени незаурядного события кое-кем из соседей отмечались и ранее, незадолго до факта шокирующего замужества Людмилы. Самые опытные из регулярно омолаживающихся жительниц микрорайона довольно быстро отметили на лице неугомонной соседки сначала следы круговых подтяжек. Потом и реальных пластико-хирургических вмешательств. Люси вновь помолодела, буквально расцвела, словно бы вступила во второй круг молодости, не успевшей далеко отбежать от неё, как она её догнала. Затем в ход у неё пошли вернувшиеся откровенно девичьи и даже гламурные наряды. Люси всегда не просто следила за модой, а преследовала как лично ей задолжавшую. Куда от нестареющей красавицы прятаться, эта мода всё чаще сама не знала. Последние её писки и шорохи сразу же отражались на очередном Люсином прикиде. Мужчины оборачивались и во дворе и на улицах, улыбались, поднимали большой палец вверх и, не скрываясь от жён, непроизвольно, искренне не скрывали радостного изумления от встречи с чудесным образом возрождающейся богиней: «Ух ты, какая!». А женщины, критически обсмотрев непотопляемую профуру Люси с головы до пят, бессильно шипели: «Вот сучка! Да когда же ты угомонишься и перестанешь нам душу мотать?!».

Особенно тоскливым громом весть о феноменальном замужестве легендарной врачихи, на которой в её личном плане все было поставили крест, прозвучала для стареньких девственниц, всё ещё шарахающихся от любого мужского взгляда, даже мимо рикошетом пролетающего. Они лишь ошалело вытягивали свои бескровные губки в ничего не понимающих гримасах отвращения, пополам с застарелой непроизвольной завистью. С одной стороны: мол, как не стыдно, в такие-то годы?! С другой – оказывается, никогда ничего не потеряно, смотря как к этому стоило в своё время подходить. Получается, и так было можно! «Не только можно, но и нужно!» - гордо отвечал всем пренебрежительный Люсин взгляд.


Сначала новобрачный подарил жене «Ниссан Мурано», потом «Мерседес» А-класса. Затем, через полгода, Люси пересела на «Порше», притом видно было, что максимум годовалый. Бывшая красавица-простушка на старости лет в одночасье обернулась владелицей в первую очередь двухэтажного особняка на берегу моря, в Золотых песках, в восемнадцати километрах от Варны. Необычность происходящих стремительных метаморфоз усугублялась и вовсе добивающей новостью: оказывается, скромной дочери профессора эволюционной морфологии и генетики стал принадлежать ещё и двухэтажный особняк с гектаром земли неподалеку от береговой линии в соседней Турции, рядом с Трабзоном. Никогда и ничем не злоупотреблявший профессор, Люсин папа, от неожиданности грубо заматерился и чуть не запил. Однако вскоре решил подвергнуть нового зятя тщательному морфогенетическому анализу на предмет выявления каких-то скрытых, неизвестных русскому человеку мутационных возможностей. Но зять с тестем всегда лишь здоровался, часто на разных языках, тем самым пытался сразу дистанцироваться от отца жены как можно дальше, долго не вынося его чересчур пристального морфогенетического взгляда, который всё видел, всё понимал, а сказать стеснялся.

Обе крутых заграничных недвижимости её избранник, покорённый непрерывно возрождаемой люсиной красотой, этот самый зять сразу записал на имя обожаемой жены, отчего в обморок грохнулись уже и Люсины мама с бабушкой, а дочка Ритка завистливо принялась вопить: «И я себе такого же мужа хочу!». Золотая рыбка в облике нового маминого супруга тут же взяла сокровенное пожелание падчерицы на стратегический карандаш. После чего немедленно закипела работа и по этому направлению продолжающего ветвиться несусветного счастья молодожёнов.

Маргарита хоть и успешно закончила медицинский универ, но поначалу тоже считалась в обществе не ахти какая специалистка. После интернатуры занималась лишь лазерным выжиганием папиллом и бородавок в первой городской хозрасчётной поликлинике, да ходила по частным вызовам к взыскательным старушкам на дом. Хорошо ставила капельницы, бывало, даже подключичку. Да и на личном фронте обстояло всё так же - ни шатко ни валко. До громового финального замужества матери и над Ритой, естественно, словно рок мерцал всё тот же фамильный «венец безбрачия». Всё та же безнадёга загрызала точку ру. Однако грянувшие затем «подвиги матерей крылья дочерей» лихо сорвали и его. А безнадёгу отогнала прочь, как непривитую собаку.

После материного, хотя и позднего, но воистину потрясающего блицкрига, Маргариту через какое-то время взяли врачом-ординатором в престижную клинику профессора Чудновского. Одновременно она практически сразу же обзавелась приятнейшей наружности и видимо вполне толковым бойфрендом, клиническим ординатором оттуда же. Судя по его настораживающей обходительности и предупредительности, этот молодой человек видимо также не являлся отечественного разлива и закупорки. Тем более не вёл своего происхождения из выжженных ущелий с гюрзами по каменистым склонам и певучими карабахскими ишаками во дворах глинобитных строений где-то там под тенистыми смоковницами. Даже не танцевал лезгинку по кабакам с пьяными шлюхами. Оказывается, и такое по жизни бывает.


Через год жители микрорайона с ужасом запеленговали парочку туристов, небрежно но вальяжно прогуливающихся по соседнему бульвару: Люсину Ритку и какого-то блондинистого джентльмена, исключительно предупредительного, вежливого, очень красивого, чрезвычайно культурного и потому весьма застенчивого мерзавца, также держащегося на расстоянии от любопытствующих взглядов любых соседей, тем более каких-либо расспросов с их стороны.

Так прозвучал второй, теперь контрольный выстрел в голову всему микрорайону. Агонический ступор хватил всю женскую половину его населения. Будто стон раздался над встопорщенной русской землёю: такого же в природе не бывает! Почто боженька опять попустил настолько обидную неравномерность в распределении своей милости, твою же мать неисповедимой?! При всём стрясшемся форменном безобразии тот факт, что новый избранник Людмилы в израильской клинике ещё и нормально отремонтировал Люсиной маме, а Ритиной бабушке тазобедренный сустав, после чего та стала ходить совсем как в молодости, нисколько не припадая на ногу – теперь совсем никак не воспринималось. Очутилось за пределами восприятия, потому что получился, конечно, явный перебор. Зашкалило. Случившееся полностью выпадало за пределы обычно существующего мира, как есть воспринимаемого житейским рассудком. Оно казалось целиком за гранью реального смысла и порядка вещей и обстоятельств, чем-то вроде наваждения. Или искушением - вторым после гордыни смертным грехом. То есть, простой, чёрной завистью, в сто оттенков серо-буро-малинового, что нисколько не меняло подлинной сути вконец измучившего всех событийного ряда.


Из своей некогда крутой больнички Люси уволилась почти сразу. Перестала самоотверженно спасать сивых блаженных калек, всё равно всех не спасёшь, а на «спасибе», как оказалось, долго не протянешь. К тому же, чем больше кого спасаешь, тем больше желающих спастись отовсюду прибывает. Закон Ома, когда не все дома. А тогда есть ли смысл продолжать всю эту гуманитарку, до какого упора?! Не лучше ли поставить преграду в самом истоке столь неистовой прорвы безнадёжных дел?! Чтоб и не начинались вовсе. Или хотя бы в середине всех этих заведомо нескончаемых усилий, не имеющих никакого принципиального завершения?!

Бывшие коллеги вскоре потеряли её из виду. Она перестала переговариваться по скайпу даже с бывшими близкими  подругами, Инной, Алиной и Яной, вместе с Люсей выстоявшими наиболее страшный, первый натиск пандемии коронавируса в заблокированном спецназом терапевтическом корпусе. Так Людмила порвала со своим прежним жалким существованием, которому и до этого знала цену, но которым раньше всё-таки гордилась и несла бремя врачевания по-гиппократовски высоко, с гордо поднятой головой. Сейчас она его попросту отбросила и забыла, что такое по жизни бывало. Нашла и оправдание этому. Мол, потому что там, в прошлом, её якобы никогда не ценили и никто доброго слова в сущности так и не сказал. Только сверкали завидущими глазками и ставили подножки.

Её старенький папа по инерции продолжал репетировать абитуриентов в медицинский. Однако теперь без прежнего надрывного фанатизма, обусловленного конечно же хронической нехваткой денежных средств. А тут та нехватка как-то внезапно закончилась. Вместе с Зоей, мамой Люси он спустился с неуютных, продуваемых блочных этажей. Стал жить в крепком и просторном загородном доме, куда по праздникам и на Новый год наведывались только теперь окончательно вошедшая в разум красавица дочка с до сих пор пугающе услужливым и подозрительно нежадным зятем.


Бывшая Люсико-джан как-либо работать бросила совсем. Поочерёдно сиживала во всяких шезлонгах возле моря. То на болгарских золотых песках, то на турецких серебряных. Придраться в её поистине баснословном счастье было абсолютно не к чему, что народ опять немного пугало, но потом быстро забывалось, словно кошмарный сон, о котором нельзя слишком долго помнить, иначе и помереть можно.

Понятно, что её феноменальному под занавес жизненному рывку никто на родине не радовался, но со временем и особо не обсуждал, ограничиваясь завидущими эпитетами, вроде смачного шипения из-за угла: «Люська – золотая писька!». Лишь поначалу ошеломляющее чужое счастье казалось диким и нестерпимым, но потом и оно немного притерпелось, а потом рассосалось. И не к такому горю люди привыкают. Дольше всех помнили и судачили об этом бабушки на скамейках возле подъездов и даже их собственные проснувшиеся дедушки. Только теперь все с удивлением узнали, что их возмутительная соседка была, оказывается, ещё и высококлассным терапевтом, и зря её в подъезде погоняли разными нехорошими словами.

Общая тональность, рефрен новых бабулькиных высказываний также не отличался оригинальностью – мол, бывает, и оголтелые красавицы удачливо выходят замуж, конечно, крайне редко, зато как видно убийственно метко. В данном отдельно взятом случае бабуси сочли, что всё такое произошло с Люсей лишь после того, как её перестала мучить и колбасить собственная неземная красота. Едва начала по-настоящему стареть и дурнеть, как тут же стала человеком. Сразу после того, как перестала выгадывать себе цену и стараться не прогадать в каждом отдельно подворачивающемся случае. Но тут каждая бабка судила по себе. Это уж как водится.


Но как – как всё это в деталях могло произойти?! В чём конкретный технологический секрет столь феноменального счастья?! По мановению какой такой волшебной палочки столь чудесно всё вокруг Люси Пироговой преобразилось?! Почему в её редчайшем случае вдруг безукоризненно сработал обычно бесполезный сайт брачных знакомств за рубежом?! Никогда особо не действовал, а тут вдруг взял и выдал результат, да ещё какой!

Стечение каких таких обстоятельств, срабатывание какого такого жизненного правила или алгоритма произвело на округу эффект разорвавшейся бомбы?! Как и когда бывшая Люсико-джан на это решилась и фактически взяла последним мозговым штурмом почти ускользнувшее женское счастье?! Женщины посообразительнее и хорошо знающие Людмилу Пирогову подходили к обдумыванию случившегося с нею куда более рассудительно, нежели престарелые наседки с дворовых лавочек. Те даже нормально завидовать были не в состоянии, а проституткой потом обзывали дворника Петровича. И то - лишь за его аналогично нелицеприятные высказывания в их адрес. Сдачу давали.

На самом деле действительно высококвалифицированный врач Люси Пирогова, выходя на собственную финишную прямую, взяла вечную проблему бытия на абордаж, приступом, действительно настоящим мозговым штурмом, как некогда героически справлялась с вирусом ковида. Она впервые, раз и на всю оставшуюся жизнь, подошла к процессу охмурения противоположного пола исключительно как к запущенному клиническому случаю из своей практики. Просто ей позарез требовалось вывести конкретный запущенный случай на ремиссию, а затем и в полное выздоровление. Пригодился и страшный опыт с главарём бандитов, не единожды легко бравшим её штурмом, и заумные философствования двуличной профессиональной свахи Натальи, всегда осторожно заходящей на сытную тему с разных боков, авось откуда-то да прокатит. Люси скрупулёзно проанализировала опыт всех тех немилосердных манипуляций, что проделывали с ней главные паразиты её жизни. Сначала отпетый уголовник Гайка Хачикович, а потом и обомшелая человеческая змеюка, сводня и пьяница Наталья со своим гадёнышем Рудиком, стихийным погубителем неопытных девичьих жизней, наверняка будущим бандитом.

Когда сошли на нет не только мороки и наваждения, но и мало-мальски обоснованные возможности ей реально обустроить свою жизнь хотя бы вполовину того, как по юности мечталось,
когда наступил поворотный кризис её серебряного возраста, то есть и вправду далеко за пятьдесят, Люси вдруг взяла, да и тщательно продумала и взвесила следующее обстоятельство своей жизни. Примерно в таком внутреннем побуждающем монологе:
«Если уж я такая умная и рассудительная, а в прошлом ещё и, как говорили, безумно красивая, так неужели же я при таком достигнутом бэкграунде, в своём уникальном всеоружии, на вершине потрясающего жизненного опыта не решу сущий пустяк, плёвую задачку конкретного жизненно-бытового обустройства лично меня любимой?! Вполне же достаточно начать рассматривать столь примитивную проблему в ряду тех, с которыми привыкла справляться за многие годы наработанной безупречной врачебной практики. Особенно эпидемических атак, а потом и настоящей смертельной пандемии. Когда я настолько эффективно для чужих людей научилась решать любые их клинические проблемы оптом и в розницу. И всегда с неизменным успехом. Не может быть, чтобы и на этот раз задуманное излечение самой себя мне не удастся! Чего тогда стоил бы мой диплом и вся моя безупречная квалификация?!

Стану исследовать и разбирать саму себя исключительно в качестве собственной пациентки, отстраненно, как бы со стороны я это проделывала. Начну чинить себя именно как поломанную куклу человека. Хоть за уши, но вытащу себя из трясины, в которую меня затягивает старость, смерть и все как один плохие мужики из прошлой жизни. Этот страшный опыт я и возьму, как по репарациям с побеждённого врага. А потом выверну наизнанку. Всю наработанную методологию борьбы с ними использую на полную катушку! И впервые на благо только себе одной». То что делаешь ты сама себе, никто и никогда тебе не сделает!


Так вот Люси и принялась за совершенно плёвое дело решительного, кардинального слома и переустройства с самого начала неправильно пошедшей собственной жизни. Использовала весь предыдущий профессиональный опыт для интубирования очередной почти безнадёжной пациентки, каковой стала рассматривать саму себя, к тому времени почти никем не любимую. Первого же кандидата на её руку и сердце, случайно откликнувшегося на объявление в международном сайте брачных знакомств она сразу взяла в полный оборот. Скрытно и массированно атаковала в симбиотическом всеоружии методов врача высшей квалификации в миксе с неотразимыми лайфхаками уголовника Гайки и сводни Натальи. Достаточно было подетально представить как именно они бы набросились за заграничного карасика и что бы сделали с ним, точнее разделали.
Сказано-сделано, технология была отработана с чёткими поправками на новейший жизненный опыт. Наивный заграничный жених сходу заглотнул её наживку, она подсекла, как это делали Гайка и Наталья, и он сразу же пропал наповал, потому что с этого самого момента спастись не смог бы ни при каких обстоятельствах. Только воздух хватал ртом, трепыхаясь на её ослепительной палубе.

В точности как с неё самой некогда отщипывал наиболее лакомые кусочки завораживающе мрачный демон Гайка Хачикович, давший ей первую путёвку в страшную человеческую жизнь, так в точности и она сама теперь обрабатывала свою животрепещущую жертву. Подобно всё тому же отпетому бандюгану, некогда впивающемуся в неё саму, словно грязный клещ под атласную кожу, беззастенчиво присваивавшему её нежную ангельскую сущность – точно так и Люси на пороге старости во всеоружии почти прожитой жизни принялась глубоко запускать безжалостные коготки психической зависимости в последнего своего суженого-непростуженного. Жалеть тут было некого и не для чего.

Именно по этим лекалам, в зеркальном извороте судьбы, опытный и талантливый врач Пирогова принялась обрабатывать всё-таки попавшегося в её сеть действительно вкусного и упитанного рака-везунчика. По хорошо апробированной методе она запустила в реализацию движущийся симбиоз основных человеческих антиномий, довела до конца начавшийся процесс функционального слияния мужчины и женщины в единый самодвижущийся андрогин.

Так роскошная жемчужница Актиния всеми своими неумолимо-стрекательными клетками всё же заловила и немедленно принялась прочно осёдлывать идеально подходящего для неё рака-отшельника, опрометчиво подползшего к ней слишком близко. Оседлав наконец главнейшую движущуюся платформу жизни, Люси продолжала уверенно двигаться дорожкой, дотоле проторенной главными упырями её жизни, отлично ею проанализированной и теперь наконец-таки в полной мере используемой. Люси оказалась прекрасной ученицей во всём.

Она была преисполнена абсолютной решимости двигаться дальше и дальше, без остановки и до самого конца, невзирая ни на что. Была готова за любой успех на этом пути платить какую угодно цену, уяснив главное – побеждает только тот, кто идёт до конца. Даже если при этом потеряет профессию, зато получит главное – реализацию своего истинного призвания на Земле – быть счастливой. А остальных людей лечить в принципе на фоне всего этого уже не имеет смысла. Всё равно никого на самом деле излечить нельзя. Кроме самого себя. Не зря же первая заповедь Гиппократа любому врачу так и звучит: «Исцелися сам!». А всё остальное потом. Если ещё захочется. Но лучше не надо. Следует во времени пождать, богу есть что подать.

Достигшая своей профессиональной вышки врач Пирогова холодно и почти цинично использовала и куда более простые и потому эффективные жизненные приёмы или даже отмычки. В частности - главную технологическую наработку от супер-пиявки Натальи, впрочем, и бандита Гайки тоже – жертва непременно должна млеть и счастливо мычать только от того, что ты ею закусываешь, что именно ты, а не она получает от этого единственное удовольствие.


Существовали направления и второстепенных наступательных операций, довершающих полный разгром и подчинение противоположного пола, обеспечивающих окончательное слияние парочки в целостный супружеский андрогин. Как врач действительно высшей категории Люси хорошо понимала, что в таком деле не обойтись без базовых запахов общения, напрямую действующих на лобные доли мозга мужчины. Как воздух необходимы особые, с нужными феромонами духи и туалетная вода. Мозг мужчины, как любого хищника или охотника полностью завязан прежде всего на такие запахи. Чаще всего по жизни руководствуется только ими. С помощью такого ладана души женщина внедряется в святая святых человеческого мозга, в лобные доли неокортекса, зоны высшей умственной и духовной активности, после чего начинает полностью управлять всем поведением осёдлываемого рака-отшельника, каким бы высоколобым он до того себя ни позиционировал. Но и запах запаху рознь! Пирогова очень хорошо знала, что иногда всё решает особый запах из подмышек. Вот где настоящие феромоны водятся в изобилии! Наполеон, лучше многих мужчин разбирающийся в женщинах, после битв возвращаясь в императорский замок Фонтенбло под Парижем, обязательно сообщал своей Жозефине главное: «Еду домой. Не мойся!». Может быть для того и сражения выигрывал, чтобы она периодически не мылась.


Столь очаровательные примочки дамочке требуются не только для создания миксов неповторимых запахов, легко вскрывающих любое мужское сердце. Нужны и другие столь же милые подробности её интимного устройства, тембра голоса, оттенков поведения, которые неизбежно придадут женщине действительно неповторимый, сверхузнаваемый облик. А это основной приоритет в существовании мужчин и всего непрерывно сотворяемого ими материального и духовного мира. Потому что от женщины всё на свете, какова она, таковы и муж и дети. Поэтому только ради неё с детьми это всё вокруг мужчиной и пересозидается всякий раз.


Люси решительно и бесповоротно сделала себя жизненно необходимой, как глоток воздуха, с первых же секунд судьбоносного знакомства с приглянувшимся ей невзрачным, но богатеньким заграничным рохлей, наперёд зачарованным настоящей, поистине мистической красотой русской женщины. Надо было только никогда не давать ему остыть. Даже на полградуса. Помимо всех прочих уловок, в главной операции её жизни врачу Пироговой всенепременно требовались и возгласы особого рода, только и только ей присущие опознавательные хмыканья, приколы, интимные мурлыканья, потирания ладошками и пальцами эрогенных зон разного рода и локации. Всё-всё это, создавая внутренний космос любви, интериоризировалось во внутренний план мужчины, исподволь становясь действительной сутью его мотивационной сферы.

В завершение всего бывшая кабацкая гулёна Люсико-джан в полном объёме применила для полного присвоения последнего суженого-простуженного весь скопленный тактический арсенал от бандитов, лучших людских гуртоправов, всю дремучую методологию природной сводни Натальи по превращению объекта своего воздействия в своего ревностного и страстного поклонника, настоящего кукляка свифти. Оставалось только намазать его на батон и медленно, растягивая удовольствие, съесть. Отныне скажешь ему «Стоять!» - останется как истукан неподвижным. Скажешь «Иди!» - пойдёт. «Прыгай!», «Ползи!», «Вешайся!» - всё-всё исполнит твой безропотный рак-отшельник. И куда надо отвезёт и чем хочешь накормит и что пожелаешь доставит. И верёвку себе сам и намылит. Голубая мечта любой женщины! Она его слепила из того что было, а потом и полюбила.

Вот только на высококачественную пластику и действительно хороших хирургов стало уходить много денег. Со временем всё больше и больше. Но ничего не поделаешь. За всё надо платить, а за самое главное в жизни – самые значительные деньги. Каждые два-три года операция на лице и шее. Через год – подтяжки. Однако женщина должна, просто обязана оставаться всё той же юной обольстительницей и в свои всегдашние «под шестьдесят». Капитальных вложений требует любое дело. Без них куклы свифти, то есть, подавляющее большинство безропотно ведомых людей, необработанными зачахнут сразу. Или втянутся обратно, в прежние оболочки никому не нужных, унылых смурфиков. Или бросятся наутёк в неизвестных направлениях.


Главная и основная по жизни любовь – всегда последняя! Другой не бывает. Едва между Люси Пироговой и её последним светом в окошке, настоящим по жизни избранником установился полностью гармоничный симбиоз, словно между классическим коралловым полипом актинией и неутомимым раком-отшельником, подписавшимся всю жизнь возить насмерть прилипшую красотку на своём горбу, - она и грянула. Их биотическая связь оказалась поистине неразрывной. Друг без друга даже дышать становилось затруднительно. И жить невозможно. Иногда она говорила своему безотказному раку-отшельнику: «Стой!» - он останавливался. Потом командовала: «Ползи!» - он и полз дальше, куда две странницы вечных, обе хищницы, любимая хозяйка и господа удача покажут. Затем строго по команде останавливался и начинал щёлкать клешнями, отгоняя надоедливых конкурентов и врагов. А сверху по ним пуляла свои стрекательными дротиками всегда прекрасная актиния, щупальцами затаскивала их в себя, переваривала, а остатки своей трапезы сбрасывала вниз к безотказному другу. «На! Это тебе, милый! Заслужил!». Вот это и есть настоящая любовь!


Она говорила, мол, надо Ритке подогнать стоящего жениха, он и подгонял, не простого, а какого сказали. Сетовала, что её мама стала плохо себя чувствовать – сходу определял тёщу в лучшую израильскую или германскую клинику. В нормальном симбиозе у андрогинов только так, по-другому не бывает. Лишь в таком случае девочки находят своё истинное счастье. А потом ещё и намазывают его на батон и медленно, смакуя каждый миг, поедают. По-другому – никак.

Люси свою выстраданную любовь только так и называла, как в тихой лагуне счастливого детства: «Мими! Мими!». Хотя настоящий «Мими», в миру добрый мститель Гоша, как обычно, лишь охранял её счастье, слегка отсвечивая неподалеку. Иногда делал это и сверху для лучшего обзора всех возможных опасностей. Он по-прежнему откликался на своё первое, детское имя и как всегда, подобно Щелкунчику, беззаветно любил свою хозяйку. Но никто кроме Люси его больше не видел.

По-немецки упорядоченная и расчётливая Люси такую свою жизнь распределила минимум лет на двадцать пять вперёд, куда-нибудь туда, за девяносто. Не меньше. А там и рак-отшельник свистнет, хотя и моложе он её, но таки неизбежно состарится, поскольку всё же не плюшевый, ползать и щёлкать много приходится. Но даже и не подумает сбежать, хотя бы потому что ползком от настоящей хозяйки далеко не убежишь. Да, наверное, и не захочется по той же самой причине. Слаще не бывает такого рабства! Однако по-настоящему такие дела лишь молодыми делаются, когда мозги зелёные и потому доподлинно ещё не известно, что все бабы одинаковые и сбегать от них нет смысла никакого. А когда те раки прозреют, да поумнеют, что-либо новое предпринимать обычно становится поздно и куда более бессмысленно. Да и бежать уж точно некуда.

Лишь это регулярно выпадающее обстоятельство кругового тупика пока что спасает до сих пор на редкость везучий род людской. Всё везёт себе и везёт, но кого именно и куда, до сих пор не понимает.
Тем не менее и при столь отчаянном экзистенциальном цугцванге он, пользуясь всё списывающей безнадёгой и за неимением других альтернатив развития, всё равно берёт себе и продолжается. Обнаруживая смысл и в самом ничтожном, что остаётся ему при таком положении его дел. До того дошло, что даже бездумно прокатиться на тропические острова или в иное подобие престижного рая любому человечку теперь всегда бывает предостаточно, поскольку является до упора статусно. Хотя бы забить внешними впечатлениями зияющую внутреннюю пустоту – что может быть слаще?! Ах, он этого достоин!