Сны синего кота

Ветер.

Июньские редкие облака плыли над трубами, черепичными крышами и многочисленными черными крестами церквей. В Вильнюсе струился обычный летний день. Из уличных кафе доносилась музыка и запах еды, девушки в коротких юбках сидели на лавочках в сквере, сдвинув острые коленки, пожилой продавец сувениров ел перья зеленого лука, макая их в соль на ладони. На башне ударил колокол, в переулке тренькнул велосипедный звонок.

Теплый субботний день располагал к вальяжности, в ресторанчиках на Пилес официантки в национальной одежде разносили туристам холодное пиво и цеппелины со сметаной и топленым салом. Маленькая группа манифестантов с радужными флагами и значками на ходу с двух сторон обошла жениха и невесту, под которыми, изогнувшись в немыслимой позе, вызвавшей бы зависть у любого йога, ловил красивый кадр свадебный фотограф, и проследовала к костелу Святых Иоаннов. На балконе, сплошь увитом виноградом, между ящиками с алыми и темными розами, жмурился средних размеров синий кот.

Женщина с прической кинозвезды шестидесятых, одетая в немыслимо-розовый брючный костюм, прошла под липами, в которых возились и щебетали воробьи. Из костелов просился на улицу аромат ладана, двое китайцев с рюкзаками, разувшись и вытянув ноги в порванных носках,  пили на лужайке чай из термоса. Где-то заплакал, а потом засмеялся ребенок.

Внезапно налетел порыв ветра. Льняные полотенца и салфетки у уличных торговцев затрепыхались флагами, флаги вдоль стен домов затрепетали школьниками, не выучившими урок. Порыв ветра повторился, стукнули деревянные ложки из можжевельника, в одном из кафе упал алюминиевый стул. Третий порыв сорвал и унес в небо вереницу шаров со свадебного кортежа, выдул все бумажные деньги из гитарного чехла уличного музыканта. Официантки торопливо стали собирать посуду и составлять один в другой  пустые столы. В тщетной надежде догнать свою кепи, пробежал, придерживая на правом боку пистолет, полицейский в  кислотного цвета жилете.
А ветер захватывал Вильнюс. По мостовым, обгоняя друг друга, неслись пластиковые бутылки, льняные сумочки с барашками, лисами и котами, чьи-то шляпки, солнцезащитные очки… Ракетой взмыли вверх зонтики кафетерия. Парковка прокатных велосипедов трещала вращающимися педалями.

Продавцы сувениров кое-как сбрасывали в обширные клетчатые сумки картинки с котами, бусы, магнитики, колокольчики и прочие кустарные изделия, которым суждено заполнять кухни и гостиные вернувшихся из вояжа  туристов от Лондона до Токио и  от Москвы до Кракова. Деревья сгибались и раскачивались, город стремительно пустел, над проспектом Гедиминиса, жалобно визжа, пролетела тощая дрожащая собака на поводке, следом за ней несло, поднимая на несколько метров, опуская и опять поднимая, ее тоненькую хозяйку в широком, расшитом павлиньими перьями платье, которое ветер надувал, как паруса!

Со звоном разбились в домах незакрытые окна, струя фонтана, словно водомет, горизонтально била во все стороны, пожилой мужчина отчаянно пытался вытащить изо рта свою собственную бороду. Красивые тяжелые уличные фонари крутили скрипучее сальто вокруг своей оси. Где-то пытались работать сирены, но за свистом и гулом ветра их не было слышно, и они печально выли сами для себя, от обиды за свою очевидную бесполезность.
Над балконом, расположенным под чердаком и увитым виноградом, глухо гудела черепица.
И вдруг все замерло и остановилось. Синий кот приоткрыл один глаз, потянулся, перевернулся на другой бок и снова заснул. Ветер усилился.



Краткое предисловие.

Синий кот живет в доме на улице…на одной из улиц  старого Вильнюса. От обычных котов его, помимо цвета шерсти, отличает то, что весь город , с автомобилями, собаками, тонкими девушками, кафе, магазинами, рекой и Ужуписом, жителями и туристами – ему только снится. Днем, в хорошую погоду,  он любит спать на балконе между  ящиком  с алыми и ящиком с темными розами, в плохую – уходит спать на уютно пахнущий деревянными балками  чердак под старой черепичной крышей.




Женщина в желтом.

Предвечерний воздух был дивен, чуден и просто приятен. В окнах домов отражалось  летнее солнце, вокруг фонтана в виде серебристого цветка играли дети. В рыбный ресторан на бульваре выгружали свежие устрицы. Водители, по обыкновению вильнюсских водителей, вежливо пропускали переходящих дорогу пешеходов даже и не на переходе.

По Вокичу, отдавая должное моде середины десятых годов 21 века, шла загорелая женщина в желтом платье до чуть ниже колен и в желтых кроссовках. Она шла неспеша, ни в руках, ни на плече у нее не было сумочки. Она безо всякого выражения смотрела перед собой. Платье и кроссовки были абсолютно одного  тона, насыщенно-желтые, цвет  напоминал густое поле зрелой пшеницы перед сбором урожая, когда в вечерней тишине звенят кузнечики, а девушки, подчиняясь мировому тренду  2016 года залезают в нее и выкладывают селфи в социальные сети. Цвет рождал в создании образ насыщенного сливочного масла, нью-йоркского такси, бескрайних песков Сахары, вызывал представление о цвете спасательного жилета в самолете, заставлял думать о яичном ликере или Чаке из «Angry Birds». Цвет переливался свежевыжатым прохладным апельсиновым соком. Платье и кроссовки были желтыми, как шафран, как хорошенький пушистый цыплёнок, как дыня на знойной бахче, как абажуры на обеденных столах в оксфордском колледже Christ Church, как яркая строительная техника, вымытая сильным дождем, они пламенели мимозными весенними оттенками, медово  тянулись вслед за ней янтарем . Чуть качнув бедрами, женщина в желтом свернула на Ратушес и скрылась за углом.

Янтарная лавка.

В пустую янтарную лавку, расположенную в старинном доме, стоящем в одном из переулков древнего Вильнюса, вошел посетитель. Мелодично прозвонил колокольчик, к прилавку вышла невысокая девушка лет двадцати пяти, стройная и темноволосая, с приятной улыбкой и немного непропорциональными бедрами. Она приветливо смотрела на высокого мужчину, который заинтересованно рассматривал украшения на прилавке и в витринах.
Переулок был пустынен, вечерело, небо затянулось черными тучами, мелькали вдали зарницы молний, но дождь еще не начинался.
- Что я могу вам показать?
(дальнейший текст частично утерян по причинам, которые будут разъяснены в предпоследней части).



Занавеска.

Мужчина был в ванной, когда услышал какой-то звук в квартире. Показалось, что стукнула дверь или окно. Мужчина удивлённо прислушался, потом торопливо выключил воду. Он точно помнил, что окна в квартире закрыты, а единственный человек, у которого были вторые ключи, его любимая женщина, никогда больше не придёт. 
С запотевшего зеркала стекали капли, оставляя серебристые дорожки. Мужчина быстро вытерся, обмотал полотенце вокруг бёдер и выглянул в коридор, чувствуя, как сильно-сильно застучало его сердце. Он точно знал, что она не вернётся, он понимал, что она бы не пришла без  звонка, и все равно он надеялся...
Он увидел закрытую входную дверь, пустой коридор, в конце которого тёплый летний ветер через распахнутое окно развевал плотные белые шторы.
"Как же могло само открыться окно?", - недоумевал он.
Внезапно, глядя на колыхания шторы, мужчина все понял.

И тихий женский голос, не принадлежащий ни одному живому существу, умиротворяюще прозвучал в его голове:
А ты думал, смерть  - это будет  что-то другое и сложное?..
Занавеска качнулась, становясь ослепительным белым светом, заливающим все вокруг.




Оливковый дождь.

Как и сейчас, несколько веков назад с колокольни  университета открывался прекрасный вид на город. Струилось раннее воскресное утро, солнце только начинало,  неспешно потягиваясь, подниматься над горизонтом. Тончайший легкий посвист  спящих горожан, подобный звуку крыльев стрижа, плыл над городом.
На небе не было ни облачка, поэтому, собственно, было неясно, откуда во двор Скарги  упали первые оливки.  За первыми упали вторые, дождь из оливок шел все чаще и гуще, попадая в землю, они сразу прорастали, тянулись вверх к солнцу, корявились невысокими стволами и трепетали серебристыми листьями. Ближе к шести утра город тонул в оливковых рощах, жители удивленно распахивали окна и замирали, мечтательно глядя в оливковые дали трепещущих рощ. Впрочем, некоторые горожане начали внимательно осматривать свои прессы для отжима семян подсолнечника.



Заяц.

Никто не знает, когда именно в доме, предназначенном для сноса, поселился заяц с восемью ушами, и откуда он вообще, появился. В старом доме стояло большое зеркало в темной раме, лежал забытый электроорганчик, и пылилось  апельсиновое дерево в большой кадке.

Заяц по утрам выполнял Сурьянамаскар, поливал дерево и садился к электрооргану. Он надевал наушники (сложив уши по четыре в каждую сторону) и играл Баха, Генделя или Дюпре. Электроорган оказался очень кстати, когда дом решили сносить: несколько лунных ночей подряд заяц играл в полную силу самые мрачные композиции Баха, а в перерывах верещал во весь голос. У дома за короткое врем сложился очень мрачный образ… Помогло и то, что о доме узнали в городском обществе защиты приведений, и в лиге по борьбе за права призраков. В муниципалитете  разразился жуткий скандал.
Члены общества кричали, что домов с привидениями в городе раз-два – и обчелся, а после вступления страны в ЕС большинство приведений вообще переехали в замки Шотландии  и Англии. И вот, когда в городе появилось новое приведение (которое, несомненно, привлечет туристов и увеличит бюджет казны), муниципалитету потребовалось снести именно этот дом, в то время, как центр буквально переполнен старыми домами без призраков, окруженными полуразвалившимися дровяными сараями, но почему-то их не собираются сносить.

Муниципалитет пытался возражать, но к вопросу активно подключилась лига по борьбе за права призраков. «Так-так, - говорили в Лиге,- значит, если призраки бестелесные, в отличие от вас, только на основании непохожести вы отказываете им в правах?  А вы никогда не думали о том, что все рождаются разными, кто-то человеком, а кто-то  - призраком?» Муниципалитет был практически повержен, но скандал разгорелся с новой силой. Каким-то образом ситуация стала известна в Великобритании. В The Times вышла разгромная статья о том, что совершенно очевидно привидения имеют право на выбор места жительства и что страна никогда не была закрыта и для польских сантехников, а не то что для высококвалифицированных привидений, которых, вероятно (ехидно заметил The Times) общество защиты радо было бы приковать не только средневековыми кандалами, но и вырыть вокруг рвы, наполненные святой водой. «Все-таки сильны еще в Восточной Европе отголоски коммунистического наследия», - подытоживало издание. На это уже кровно обиделись в Вильнюсе, заявив, что не Великобритании (а если говорить прямо – не  Англии) рассуждать об эмигрантской политике и делах ЕС после Brexit.» Мы же», -  в свою очередь заявил президент страны, - «готовы поставлять не менее десяти качественных приведений в год, но не в Англию, а в Шотландию, имеющую все шансы остаться в ЕС».
Канцлер Германии призвала к сдержанности и сохранению целостности ЕС, ультраправые силы Франции агитировали за введение франка, премьер Италии счел себя оскорбленным и подал в отставку, Польша призывала к усилению группировки НАТО, все ждали, что скажет новый Президент США, а заяц тем временем жил в старом доме и развивал технику движений ушами, в чем ему пригодилось большое зеркало.

Каких только фигур и номеров он не придумал  за это время! Все началось с того, что играя Sex Pistols, он распустил уши от носа до затылка, как ирокез. Посмотрел на себя в зеркало и рассмеялся. Потом растер кирпич, и обмакнул уши в получившийся порошок. Рыжий ирокез выглядел совсем потрясающе! Заяц стал придумывать, что можно сделать еще из ушей. Он заплетал из них косы, играл в восьмилопастной вертолет, складывал уши стопкой, как в прачечной отеля складывают постельное белье. Но однажды, после приветствия солнцу, заяц распустил уши веером, подобно восточному божеству, и задумался.  Он думал о своей заячьей жизни, протекающей в четырех стенах, о том, что жизнь состоит из череды смены дней и ночей, и, по сути, не имеет  смысла (такие, весьма нехарактерные в принципе для зайцев мысли приходили ему в голову). Правда, у него было апельсиновое дерево, которое он выходил и любил, и которое без него, зайца, наверняка погибнет… Но может ли поливание апельсинового дерева быть смыслом жизни для зайца, или для кого-либо еще?.. Заяц сел в лотос, опустил уши, сделав из них подобие крыши пагоды, и погрузился в медитацию.
Когда через несколько лет скандал вокруг дома с привидениями сам собой затих, став достоянием истории и обогатив законы ЕС статьями о защите прав привидений и разрешением гражданам Нидерландов вступать с призраками в браки и усыновлять детей, в дом, который из-за двухлетней тишины во время полнолуний был лишен статуса «дом с привидениями», пришли рабочие. Они нашли полностью покрытый пылью электроорган, рядом с которым страничка со странными каракулями: «первое, третье, пятое и седьмое ухо необходимо расположить горизонтально, кончиками точно на каждую сторону света. Второе, четвертое и шестое ухо равномерно обвивают восьмое и устремляются вертикально вверх, и стань любовью, и растворись в любви, истаяв и обретясь».

Что удивительно – апельсиновое дерево было абсолютно  ухоженным и зеленым, благоухало цветами, а в нескольких местах даже виднелись плоды, которые, впрочем, тут же и были съедены  ничему не удивляющимися рабочими.  Один из них забрал домой зеркало, пыльный электроорган за полной ненужностью, и листок,  за полной бессмысленностью записей оставили в доме и впоследствии вывезли вместе с прочим мусором при сносе дома, а апельсиновое дерево отдали в детский сад. На месте дома к 2021 году планируется к постройке современный комплекс на 20 квартир с подземным паркингом.



Грустная улыбка малыша.

На втором этаже дома №15 на большом подоконнике большого окна сидели двое – прекрасный белокурый мальчик лет пяти и большая белая хаска. Собака, не мигая, смотрела на улицу, мальчик гладил ее по холке. Внизу брели туристы, фотографируя друг друга, скрывались в сувенирных лавках и выныривали с пакетами обратно.
Вечерело. Один из прохожих рассеяно гулявший туда-сюда по улице с таким видом, точно он потерял и искал вчерашний день, поднял глаза и увидел в окне мальчика и собаку. Прохожий достал смартфон, сфотографировал обоих, после чего показал большой палец в знак того, что ему понравилась эта пара. Малыш грустно улыбнулся, гладя собаку. Прохожий тоже улыбнулся и пошел дальше, размышляя о том, что если у него будут дети, то он обязательно купит им собаку, ведь собаки приносят детям столько радости своей дружбой и привязанностью.
Зажигались фонари, малыш еще раз грустно улыбнулся , потрепал собаку по шее, и с трудом снимая с подоконника тяжелое чучело сказал:
- Вот видишь, Дэвидас, ты все так же нравишься людям, они, как и я, все еще считают тебя красивым псом.



Мыш с татуировкой.

В тату-салоне хлопнула дверь. Милда, мастер татуажа, удивленно приподняла бровь (это движение она долго репетировала в шестом классе, чтобы выделяться среди других девочек, и привычка осталась на всю жизнь) – в салон никто не вошел. Потом послышался шорох, и ее удивленны очам явился крупный серый Мыш.

- Итак, - пискнул он, - я хочу сделать себе татуировку: оскаленный лев стоит на задних лапах.

Милда закрыла глаза руками, несколько раз глубоко вздохнула, но это не помогло. Её буквально заколотило и затрясло от неудержимого смеха.
«Не сметь смеяться! – гневно подпрыгнув, закричал Мыш. - Я платежеспособен, более того – я богат и могу купить и твой салон, и тебя!»
Лицо Милды расцвело от смеха красными пятнами, на глазах стояли слезы.

- Да откуда вы взялись, Мистер Богач?, - спросила она.
«Я приехал из Каунаса, - важно пропищал Мыш, успокаиваясь. - А там я заведовал подземным ходом под банком. Я, может, и небольшой, но смог  организовать кротов, чтобы они рыли для меня подземный ход, и крыс, чтобы они грызли пол и хранилище. Крысам, правда, пришлось заплатить, но это дурачье… - Мыш засмеялся. - В общем, они обошлись мне не очень дорого». И Мыш, совсем уже добродушно, сказал «хе-хе».

- И как много у тебя денег? – спросила Милда.

- Деньги! – опять рассердился Мыш.  - Вы, женщины, только и думаете о деньгах!
«Ну что ты, что ты, - примирительно зашептала Милда.  – Мы…  - она мечтательно посмотрела влажным глазом на Мыша, - мы любим сильных и волевых мужчин, способных добиваться своей цели. Давайте-ка  я сбрею вам шерстку на спине, чтобы удобнее было делать тату, но предварительно необходимо сделать расслабляющий массаж. О, у вас такая сильная спина!..»

С тех пор в ресторанах Вильнюса часто видели длинноногую молодую дорого одетую девушку, ужинавшую с мышем, на спине у которой самый зоркий глаз мог с удивлением разглядеть татуировку в виде оскаленного льва, стоящего на задних лапах. Если вы встретите эту пару, не смейтесь – вспомните, что Мыш не только платежеспособный, но и весьма сердитый зверь.



Случай в Ужуписе.

В Ужупис зашел весьма солидный… нет, весьма-весьма солидный господин лет сорока семи. Он был прекрасно одет, набит кредитными картами и ожиданиями. А ожидал он нежной девичьей любви. Прочитав в воскресном обозрении «Винер цайтунг», что в Европе есть город Вильнюс, а в Вильнюсе есть Ужупис, республика внутри города, он прилетел из Вены, воображая, что это некий новый Вудсток, где его встретят юные тела в сандалиях и льняных сарафанах, сквозь которые будут проступать точками маленькие твердые соски, принадлежащие тому размеру груди, который принято сравнивать с дунайским началом марта – ноль, плюс один…
Господин снисходительно, но внимательно прочел Конституцию Ужуписа, и, прогуливаясь, начал спускаться по улице <…>. ;Не прошел он и четырехсот метров, как его окликнули. Из окна дома № 10 на него смотрели две юные девушки. Они сверкали глазами, в которых играли огоньки смеха и соблазна, а их аккуратные грудки волнующе обтягивали спортивные топики.

- Не поможет ли солидный джентльмен двум юным беспомощным созданиям открыть бутылку шампанского? – хихикая и смущаясь спросила одна из них.

- О, юные леди, я с удовольствием!

- Тогда поднимайтесь, третий этаж, квартира 13.

Господин, замирая от мысли, что скоро  могут сбыться  его мечты, поднялся по старой, скрипучей лестнице и толкнул входную дверь. В квартире было жарко, жарко! Этим, вероятно, объяснялось, что обе девушки были одеты только в топики и короткие шортики, аппетитно  врезающиеся во все пикантные места юных тел.

- Вот игристое, а вот и мы, - пропела одна из девушке.  - Я – Юрате, а это – Эгле, моя кузина.

Менее, чем через час комната выглядела следующим образом:  господин сидел на большой кровати, разливая игристое уже из третьей бутылки. Кроме наполнения бокалов господин был занят  поглаживанием по длинным и стройным ногам полулежащих слева и справа от него Юрате и Эгле, а так же рассказами о Гонконге и Сингапуре (хотя в Сингапуре он не был, а в Гонконге провел всего полдня). Однако рассказ переливался такими красками, что стороннему наблюдателю, случись бы он в комнате, стало бы ясно, что если и есть в Юго-Восточной Азии самый опасный и хитрый человек, то, натурально, он сидит сейчас в полурастегнутой рубашке на кровати в Ужуписе, в доме №10 по улице <…> с двумя студентками, и студенткам, после его рассказов о мужской силе и оргиях просто даже как-то неестественно не отправиться с ним немедленно в горизонтальное путешествие по волнам матраса, слившись с этим опасным и прекрасным мужчиной в страстных судорогах.
Девушки, наконец, почувствовали это, смело взглянули друг  другу в глаза, кивнули и дружно, как будто многократно  отрепетированным движением, сняли топики.
Словно разом взошли четыре солнца и ослепили господина – так совершенны были их обнаженные груди! О сон, волшебный сон, длись, и пусть не наступит утро!
Они еще раз посмотрели друг на друга, Юрате приложила указательный палец к устам господина и сказала:

- Заклинаю вас, ни слова! Говорить будем  мы. Закройте глаза и слушайте наши голоса, почувствуйте наши прикосновения. Не смотрите, это обострит ваши ощущения, а ведь вы пришли за острыми ощущениями?.. Кивните, если «да».

Господин, закрыв глаза, и ощущая, как кровь пульсирует  у него в паху и упругими волнами разбегается по всему телу, заставляя наливаться сосуды и артерии, торопливо кивнул. Он ощутил, как девичьи руки уронили его тело навзничь, и услышал шелковистый шепот Эгле:

- Милая Юрате, что тебе больше всего нравится в нашем случайном, но таком желанном госте?

Господин лежал с честно закрытыми глазами, ладонями гладя восхитительные груди юных прелестниц, ощущая, как бешено колотятся из сердца, и от этого распаляясь еще сильнее.
- Мне больше всего нравится его  благородный нос, - застенчиво и развратно прошептала Юрате.
- А мне – правое ухо, - прошелестел голос Эгле.
- Ну же, девочки, будьте хорошими, не томите! – изнемогая, сказал господин.
Сердца девушек стрекотали, как кузнечики.
- Да?.. – услышал он голос Эгле.
- Да! – ответила Юрате.
И не в силах больше себя сдерживать, они яростно ударили в грудь господина тяжелыми стилетами, отрывая молодыми зубами нос и ухо, с наслаждением упиваясь бьющей кровью из вздрагивающего тела.

Когда юные ведьмы насытились и без сил отвалились на кровать по обе стороны от того, что еще совсем недавно было господином средних лет, полным надежд, Эгле спросила Юрате:
- Тело в погреб, или в речку?
- Пока в погреб, а ночью привяжем груз и бросим в Вильню.
- Знаешь, - помолчав, хмуро пожаловалась Юрате, - у  него в ухе была маленькая сережка, я не заметила ее в полутьме и поцарапала себе язык.



Янтарная лавка (продолжение).

В пустую янтарную лавку, расположенную в старинном доме, стоящем в одном из переулков древнего Вильнюса, вошел посетитель. Мелодично прозвонил колокольчик, к прилавку вышла невысокая девушка лет двадцати пяти, стройная и темноволосая, с приятной улыбкой и немного непропорциональными бедрами. Она приветливо смотрела на высокого мужчину, который заинтересованно рассматривал украшения на прилавке и в витринах.

Переулок был пустынен, вечерело, небо затянулось черными тучами, мелькали вдали зарницы молний, но дождь еще не начинался.
 
- Что я могу вам показать?

«Допишу потом», - решил писатель. Он улыбнулся девушке, покупая в подарок на день рождения <той самой женщине> янтарные бусы, и вышел из лавки. Он быстро представил себе дальнейший сюжет – это будет третий рассказ в сборнике, он опишет три тяжелые каменные ступеньки перед лавкой и своды низких потолков, его герой разговорится с продавщицей, та расскажет, что боится жить в этом доме, потому что считает, что умершая недавно мать ее мужа стала призраком и во время грозы, когда никого нет на улице (улицу Пилес писатель переделает в переулок старого города) она приходит и стоит у нее за спиной… а мужчина возьмет ее (продавщицы) маленькие  руки (необходимо будет добавить - безо всякого маникюра)  в свои, мужественные, и она (продавщица), уставшая от нелюбви и страха, шагнет к нему (герою) в объятья.
 Потом надо будет описать, как герой и продавщица после первого поцелуя шагнут из лавки под секущий ливень, и как он горячо прижмет ее к себе, как они вернутся на минуту в лавку, чтобы забрать ее шляпку и уйти навсегда, и как хлопнет дверь от сквозняка, а когда они обернутся – застынут, объятые ледяным ужасом, увидев призрак ее свекрови с горящими глазами и вытянутым перстом…

Записав наброски сюжета, он уехал в аэропорт.

Прошло полгода, маленький сборник рассказов, который он писал <той самой женщине> в подарок на Новый год, был готов, но!  - очень странно, он никак не мог найти главу с записками про янтарную лавку. Более того, он не мог вспомнить,  куда именно он записывал детали сюжета, он не мог вспомнить ничего, кроме первого абзаца.

- Не приснилось же мне это? – думал он. Но если ему приснилась лавка – значит, приснились и янтарные бусы, которые время от времени любила надевать жена. Можно было бы допустить, что и <та самая женщина> ему снится, но делать вслух такие предположения было бы опасно.

«Полечу в Вильнюс, зайду в лавку, опишу ее снова, вспомню сюжет, заодно съем цеппелины в Dvaras по соседству», решил он.

Поездка все откладывалась, но будучи, с одной стороны, верным своему многолетнему правилу – не оставлять  до Нового года незаконченной книгу, а с другой стороны – не менее многолетнему правилу, не оставлять <ту самую женщину> без подарка, хоть бы и рукописного, 31 декабря, напутствуемый нежным взглядом и ласковыми словами, он улетел в Вильнюс.


Город был в тумане, маслянисто блестела влажная брусчатка, сверкали рождественские огоньки. Было не по-зимнему сыро. Писатель шел вниз по Пилес, решая вопрос, что сделать сначала – отобедать или закончить с лавкой? Профессионализм победил желудок, он мужественно прошел мимо Dvaras, спустился еще на 50 шагов вниз и…остановился, пораженный.

Л а в к и   н е   б ы л о.

Все было на месте, и шоколадный магазин, и кафе с наполовину замурованными в стену чайниками, и отель, а лавка исчезла. Он точно помнил, что она была в доме №10, между отелем и кафе. Он заглянул в кафетерий и, глупо улыбаясь, спросил:

- Вы не знаете, давно ли закрыли янтарную лавку?..
- Какую лавку? – недоуменно переспросила хозяйка кафе. – Здесь никогда не было янтарной лавки.
- Но как же?.. В доме десять….
- Сударь, мы работаем здесь уже восемь лет, - обиделась  хозяйка, - и я утверждаю, что янтарной лавки здесь никогда не было. Все лавки в нижней части Пилес расположены по нечетной стороне.

В глубокой задумчивости он вышел из кафе. Писатель точно помнил, что выбирал <той самой женщине> двое янтарных бус, одни, короткие, в лавке по нечетной стороне… он поднялся на несколько кварталов вверх.
Ну да, вот она, эта лавка, на месте, сверкает желтым фасадом под огромными окнами второго этажа, в котором сидит симпатичный малыш с собакой. Он достал смартфон, сфотографировал красивую пару в окне, и позвонил <той самой женщине>.
 <Та самая женщина> собиралась ехать  с друзьями в Лондон на ужин, спешила и поэтому ответила не очень приветливо.

- Дорогая, ты еще дома? – стараясь говорить бодро, спросил он.
- Да, я дома, говори быстрее, если что-то срочное. Если нет – пришли сообщение, во сколько тебя встречать в аэропорту и каким рейсом ты прилетаешь?
- А ты можешь посмотреть, на месте ли твои длинные янтарные бусы?
- Послушай! – вышла из себя <та самая женщина>, - ты улетел в Вильнюс, чтобы звонить мне и спрашивать, не похитил ли кто-нибудь за несколько часов твоего отсутствия мои бусы?..
- Но все же, прошу тебя, посмотри…

В трубке послышалось бормотание «…да за что же мне это и сколько такое еще будет продолжаться?», недовольно мяукнула  потревоженная кошка.
- На месте, никто не украл эту драгоценность, - хмыкнула <та самая женщина>. Переходы настроения у нее были быстры.
«Но, - испуганно добавила она, если ты что-то узнал, и злоумышляется преступление, умоляю, скажи мне – я позвоню управляющему банка и постараюсь убедить его принять бусы на хранение в сейф в неурочное время!».
- Я пришлю сообщение, когда меня встречать, хорошей поездки, будь осторожна, - слабым голосом сказал он.

Зайдя в шоколадный магазин рядом с отелем, осведомившись о янтарной лавке и еще раз получив отрицательный ответ от симпатичных продавщиц, писатель, заложив руки за спину,  стал ходить от дома №4 до дома № 12 и  обдумывать, куда могла деться лавка, не сходит ли он с ума,  и что ему, собственно, делать дальше.

- Посмотри, Эгле, - сказала одна продавщица другой, разбирая товар.- Нам прислали бракованного зайца. Видимо, аппарат сломался, и отлил больше ушей, чем положено.
- Забавный, - кивнула Эгле. – Милда звонила и сказала, что столик в ресторане забронирован. Жаль, салют на площади опять будет плохо виден, как и  в прошлом году, из-за погоды.
- Так странно, - Юрате покосилась на мужчину, который все ходил в сгущающемся тумане мимо витрины. – Я работаю здесь уже пять лет, и каждый год тридцать первого декабря он приходит вечером в магазин и спрашивает про эту янтарную лавку.
- В мире вообще много удивительного, - ответила Эгле, поправляя желтое платье. – Будешь оливки?



Сон.

Синему коту  приснился  очень странный сон.
Ему снилось, что нет его чердака, нет его балкона, нет даже города, где стоит его дом. Ему снилось, что он стоит в пустоте, под лапами видна мокрая холодная мостовая, а пространство вокруг клубится туманом. Кот не понимает, что ему делать и куда идти, со всех сторон его окружает одинаковый бледный сырой туман. Стоять на мостовой в центре тумана невероятно холодно и одиноко, и кот бредёт куда-то, туда, где нет  тёплого чердака, туда, где нет направлений и дорог, нет ни "вперёд", ни "назад", ни "вбок", нет прошлого, как нет и никакого настоящего, и, тем более, нет будущего.  На мокрой мостовой следы лап не видны, и маленькое синее пятно тает в тумане, как сон.

18.06.2016 – 01.01.2017.
Вильнюс – Абингтон – Вильнюс.