Гонимый ветром

1.
Иван Фёдорович томился от чувства вины перед двенадцатилетним мальчуганом, попавшим в автокатастрофу, первый раз в жизни он был поражён исходом операции, казалось, бригада всё сделала верно, и мозг должен функционировать, но всё пошло наперекосяк. Мать мальчика вот уже полтора часа в треволнении, отец был безутешен и всё же ждал невероятного. Когда вышел доктор, он схватил его за халат трясущимися руками и умолял сказать, что с его сыном всё будет хорошо, но хотя бы удовлетворительно. Он так умоляюще смотрел на Ивана Фёдоровича карими глазами, в которых в углах теплилась надежда, тут же был застывший страх и слёзы. А губы шептали: «Я знаю, знаю, ничего плохого с моим сыночком не будет. Он же ангел, он же рождён для жизни, он должен жить… Иван Фёдорович…»





У Ивана Фёдоровича шевелились только тонкие, аккуратно подстриженные усы, а губы отказывались говорить. Он, как нашкодивший школьник, опустил глаза, моргая длинными ресницами. Он не мог смотреть в глаза отцу, он никого не винил, он винил себя, что ничего не может сделать, он, хирург с огромным опытом, ничего не может сделать, но отец ждал от него ответа.
Иван Фёдорович отстранил руки отца и твёрдо сказал, что в их силах они делают, но надежда подходит к нулю, так как нет нужного материала. Мать мальчика соскочила со скамейки и, вытирая слёзы, обратилась к Ивану Фёдоровичу:




— Иван Фёдорович, Вы только скажите, что нужно, мы…
— Нужно то, что точно у вас нет, — начал отвечать родителям Иван Фёдорович, ища глазами медицинский персонаж, и увидел медсестру, подозвал её и попросил, чтобы подала воды им, проговорив: «Мне не следует так безответственно терять время», — и быстрым шагом ушёл.






Иван Фёдорович собрал консилиум в срочном порядке и просил их высказывать самые нелепые предложения, время совсем не было, счёт шёл на минуты, мозг может отмереть, и тогда уже ничего нельзя будет сделать. В этот момент влетает заведующий больницей и с ним трое взъерошенных мужчин. Он вызывает Ивана Фёдоровича в его кабинет, но Иван Фёдорович наотрез отказывается идти, объясняя тем, что на кону жизнь двенадцатилетнего мальчика.
Его перебивает накаченный мужчина, который полностью испачкан в крови, даже лицо залито кровью, и поставленной речью объясняет, что профессор, который имеет множество заслуг в стране, попал в катастрофу и ему срочно нужна операция.



Когда Иван Фёдорович зашёл в операционную и увидел пациента, он был поражён. Голова пациента держалась непонятно на чём, почти отдельно от тела, кровь непрерывно текла, образовывая на полу лужу.
- Вячеслав Антонович, Вы ничего не попутали? – обратился Иван Фёдорович к заведующему больницей. У нас не морг, Вы же видите, тело почти остыло, голова…
- Сколько прошло времени? – спросил щупленький в возрасте, с лысиной на затылке и бегающими глазами невролог Изюмский.
- Я думаю, минут 20 или 25, - быстро ответил заведующий. – Мужики, но нужно сделать…
- Ничего уже не сделаем – это лишь к богу обращаться или просто отпустить его туда, - сказал молодой, но уже с опытом, тридцатидвухлетний анестезиолог-реаниматолог Сергей Мазур.
- Я подтверждаю, - ответил Изюмский, почесывая лысину, затем задумался и посмотрел на Ивана Фёдоровича, прищурив левый глаз.
- Это что я думаю?! – протяжно произнёс Иван Фёдорович, от волнения дернув себя за ус.
- Пойду сообщу неприятную новость профессорам, - удручённо произнёс заведующий и вышел.
- Иван Фёдорович, кто хотел отдать свою голову, лишь бы жил пацан? Вот голова профессора и пойдёт, - как бы мысли вслух произнёс Изюмский. - Если честно, то мне кажется, мы все пришли сюда, заранее зная, что профессор не выживет, и только одна на всех мысль была.
- Не говори чушь, они в разных категориях, да и… - начал Сергей Мазур.
- Нет времени рассуждать, это я точно знаю, будем по ходу думать вперёд, сразу говорю, вся ответственность только на нас, - уже ясно понимая, на что идёт, сказал Иван Фёдорович. Он был высокий, полноватый и едва пробиваемой на висках сединой, тридцатитрёхлетний красавец, не женат. Они все трое пришли работать в эту больницу одновременно, сдружились и всегда были вместе.






В исход операции никто не думал, все делали свою работу. Само тяжело было смятую голову мальчика по мельчайшим частицам разобрать и вынуть отмирающий мозг, а затем произвести, совершая с большим мастерством, тщательно и искусно, с вниманием к тонким частицам, филигранно вложить мозг профессора, который сплетается и скручивается, образуя невероятную структуру.
Операция длилась 14 часов. Все трое замученные вышли из операционной, медсестра, шестидесятилетняя Василиса Родионовна, казалась самой стойкой. Все на повал свалились на кушетках, а она поставила чай, силилась растолкать их, но тщетно.







Ровно 45 минут проспал Иван Фёдорович, встал, одернув полы халата, взял с тумбочки колпак и быстрым шагом удалился. Сердце постукивало всё сильнее по мере приближения к реанимации. У самой двери ноги одеревенели, он не верил и верил в удовлетворительный исход операции, даже так, скажем, хотел надеяться – это было слишком натянутое, невероятно смутное ожидание. Фантастически вероломное вмешательство в мозг человека ничем не обоснованное, научно необследованное никем решение, которое он позволил произвести, в данный момент его тревожило. Оклик медсестры Василисы Родионовны его всколыхнул. Он повернул голову и, увидев её открытые тёплые глаза, смотрящие на него с нежностью, произнёс:




Иван Фёдорович сначала увидел красный надутый шар вместо головы, почти с уровнем плеч. Затем недвижимое тело пациента. Кровь ударила в вески, но машинально посмотрел на показатели сатурации, сердечной деятельности и другие важные показатели на мониторе, он подошёл к пациенту и взял его за руку, услышав пульсацию руки, оживился и, повернувшись к Василисе Родионовне, с блеском в глазах сказал:



- Что смотрите на меня заколдованно, вперёд, а там видно будет. Так?!
- Так, так, — перекрестившись, сказала Василиса Родионовна и, улыбнувшись краем тонких губ, открыла дверь реанимации и, отстранившись в сторону, показала рукой вперёд.
- Неужели получится?! Ах, рано радоваться, но, чёрт побери, хочется, ох как хочется. Пожалуй, я останусь сегодня здесь ночевать.
- Не отнимайте у меня хлеб, Иван Фёдорович. Если малейшее изменение будет, я обязательно Вам позвоню. Отдохните хорошо, впереди предстоит большая работа, да ещё, дай бог, от всех неприятных рассуждений уберечься, ведь ни с кем не советовались…
- Пожалуй, вы правы, всю команду на отдых, а впереди, а впереди всё будет потом!
 
 2.

продолжение следует