Как я пытался стать похожим на Цоя

Мне было 15 лет, и я слушал «Кино». Еще «Наутилус Помпилиус», «ДДТ» и «Алису», но больше «Кино».
Мне мало было просто слушать Цоя, я вбил себе в голову, что мне необходима черная футболка как у него. А год на дворе стоял 1989, самый разгар начала конца перестройки в СССР. Это у нас тогда так страна называлась, если кто не в курсе.
Характерной чертой этого самого конца было то, что в стране образовался дефицит всего. Вообще всего. Нельзя было пойти и купить то, что хочется. Приходилось выбирать между тем, что было в наличии, или ничем. Конечно, и до начала перестройки тоже был дефицит всего, но, когда перестройка началась, всего стало особенно мало, а дефицита слишком много.
Поэтому я совершенно не удивился, тому, что в магазине спорттоваров имелись все размеры белых футболок, а черных не было вообще.
Это меня огорчило, но не помешало моим планам. В спорттоварах были куплены две белые футболки, а в хозтоварах черная краска для одежды. Дома нашлась большая эмалированная кастрюля. Я принялся за дело, в соответствии с инструкцией на пакетике с краской.
Краску в виде порошка сначала требовалось размешать в воде, довести до кипения на медленном огне и затем варить в ней то, что собирались красить, слегка помешивая. Я так и сделал. Черная вода весело булькала, брызгая на кухонный кафель, я, не отвлекаясь ни на что, старательно размешивал футболки сначала справа налево потом слева направо в течении пятнадцати минут, затем осторожно снял кастрюлю с огня и вылил содержимое в ванну, тщательно прополаскивая все холодной водой.
Футболки шикарно окрасились. Их нельзя было выжимать, поэтому я просто понес их на балкон, оставляя размытые черные кляксы на линолиуме в коридоре, и как потом выяснилось, на ковре в гостиной.
Я почти закончил развешивать плоды своих трудов на балконных веревках для сушки, когда услышал ледяной голос мамы, которая спрашивала, что это такое. У меня похолодел затылок и ноги подкосились, но я оптимист и подумал, что может это у нее на работе что-то случилось и она не в настроении домой вернулась, а я вообще не при чем.
Мама стояла в коридоре между кухней и ванной и смотрела на меня таким взглядом, что я сразу понял, что я при чем.
Ну вообще, основания для беспокойства у меня были. Увлеченный процессом я как-то не заметил, что кафель на кухне заляпан пятнами краски, ванна вообще вся равномерно черная, ну и упомянутые выше кляксы в коридоре и на ковре в комнате.
Я снисходительно улыбнулся, смело глядя в глаза опасной маме, и сказал, что это все фигня и что перемен требуют наши сердца и что в наших глазах крики вперед и так далее, в том смысле, что рок-н-ролл и все такое.
Тут мама посмотрела куда-то в сторону и заметила кастрюлю. Кастрюля тоже стала черной изнутри, что логично, ведь кипящая черная краска не могла не оставить в ней следов.
То, что это была единственная в доме кастрюля, в которой мама и бабушка кипятили белье, выяснилось позже, и это некоторым образом объясняло объем и количество примененных ко мне репрессий.
А в тот момент мама повела себя словно милиция, которая ворвалась на подпольный концерт запрещенной рок-группы. Она схватила то, что подвернулось под руку и принялась бегать за мной по всей квартире.
В тот вечер я был гоним за свои убеждения. Почти как Цой.