43 Москвее некуда. Полчаса воспоминаний

МОСКВЕЕ НЕКУДА. (БАЛКОНЫ.)
                2018.

               
От меня ждут решения.  Но ещё раньше этой тривиальной мысли,
на слове «окна»,  я вдруг понял, чего она не знает, и не может знать
(мама с мая безвылазно жила в Серебряном Бору),
о чём я и сам не привык пока автоматически помнить, -
мы ведь сейчас, сию секунду, стоим на знакомом нам с детства углу,
прямо под моими окнами, под моими новыми окнами,
трёмя (3) окнами моей, только моей комнаты.   
Моего нового, индивидуального места жительства.         
И прописан-то я здесь всего неделю.  Нет, вру – шесть (6) дней.
Я ведь и в булочной оказался, только потому, что впервые (1) в жизни самостоятельно вёл хозяйство.
Господи, я же ничего не купил. Что там у меня наверху?
Яблоки, один (1) персик, кофе, литра два с половиной (2,5)
коньячного спирта  прямо из Еревана, какая-то колбаса,
но хлеба и сахара, кажется, нет совсем.
И я, ничего не объясняя, не меняя прогулочного темпа и тембра голоса,
завожу её  в подъезд, в лифт,  буквально через тридцать (30) секунд
мы перед солидными дверями квартиры номер пятьдесят (№50).

                43 Москвее некуда. Полчаса (1/2) воспоминаний.
               
О чём она думала в эти столь протяжённые полминуты (1/2), дочь заместителя министра, невестка посла, жена, молодая мама?
Её с детства знакомая мне манера, эмоции лишь обозначать, почти стопроцентная (100%) флегма.  Но тут я достал ключи.
Бац, вот где сработало.  Переключилось внутри.
Появляется, наконец, та другая, крайне редкая, но тоже очень хорошо мне знакомая с тех давних времён, когда она, едва вышедшая из младшего школьного возраста, напялив мой пылающий свитер, демонстрировала  «Сенежу» за ужином, а затем и весь длинный вечер, наши особые отношения.
Или когда, целенаправленно обегая комнату за комнатой, восторженно сообщала, что я обыграл чемпиона мира по шахматам Петросяна
в настольный теннис.
(Тигран Вартанович выбрал тогда «Сенеж» местом подготовки к своему очередному матчу, появлялся на людях только к вечеру, шутливо сердился на меня за пинг-понг, и не без удовольствия обучал бильярду.)
Именно такую Ленку я ждал, провоцировал, ничего не объяснял заранее,
чуть грубовато подталкивал в подъезд.   
Выскочила из раковины, любопытствует.
Прежде всего, я должен всё подробно рассказать и показать.
Всё вплоть до штампов в паспорте.      
Ей очень нравится описание переезда,  особенно завершающий эпизод, когда я, проводив помощников, завалился на ещё не нашедшую своего места красную софу и долго-долго засыпал с одной (1)  единственной (1), навязчивой мыслью: сюда никто не войдёт,  сюда никто не войдёт,
сюда никто не войдёт.
Что ж, я всегда понимал: тогда, семь с половиной лет (7,5) лет назад основной помехой стало отсутствие такого тихого абсолютно своего местечка.
Нет, у нас всегда были варианты. Богатый выбор.
Но все ёжики обожают свою потайную избушку меж корней,
под защитой огромных деревьев.   
Параллельно я придумывал, как перейти к рассказу о моём невероятном путешествии в Армению, об Эчмиадзине, где со мною говорил сам католикос, об обеде на озере Севан с семью сортами форели,
о кафе – шантанах в Ереване, которые точно лучше, чем в Париже,
об организации ереванского автомобильного движения
в дни футбольных матчей на стадионе «Раздан»,
о самом популярном местном раисе,
о том, что «раис» вовсе не почётное звание на армянском языке,
а просто сокращение от русского «работник искусств»,
и что для моих гидов познакомить меня с этим замечательным молодым певцом и музыкантом было сложнее, чем  с главой армянской церкви.  Ну, и конечно, о постоянно и бесперебойно действующим с тех пор, два с половиной (2,5) года, коньякопроводе.  Так я собирался оправдать наличие на подоконнике значительного количества очень крепкого спиртного (крепость коньячного спирта – семьдесят два градуса (72).  Ведь во времена нашего романа мы почти не выпивали.
Но тут всё разрешилось самым неожиданным образом.
Она, видимо, решила, что хватит уже удивляться -
 пора начинать удивлять.
 И выставляет  на стол ту самую сумку – корзину.
Ленке во второй (2) раз (1) удалось поставить её, довольно  объёмную, вне поля моего зрения, и я, признаться, успел о ней забыть.
Меня вновь удивил её экстерьер.   
Учитывая очевидные фольклорные мотивы и плетёную конструкцию можно было бы попробовать назвать данный предмет туесом, туеском.
Но туес, как правило, небольшой, овальный, да ещё и совсем русский.
Это, конечно, напоминало и берестяной короб, но, насколько мне известно, нет такого понятия как «английский берестяной короб».
С тех пор, я видел и держал в руках множество всяких корзин с крышками, и не совсем русских, и совсем не русских по облику,
но никогда именно такой. Будто их нет вовсе.
Однако, периодически они мелькают в различных английских фильмах.  Не далее, как вчера я видел нечто очень похожее в сериале по Агате Кристи.  И у них определённо есть какое-то название.
Однажды мой друг – архитектор показывал и пояснял мне длинный – предлинный фильм о русском архитектурном авангарде,
о конструктивистах, об их влиянии на мировую архитектуру,
о «великом русском архитекторе» Константине Степановиче Мельникове  (кавычки обязательны – это три обязательных слова
перед его именем во все иностранных статьях).
Так вот, в той части фильма, где показывают картинки по теме,
я заметил некий дом, кажется в штате Огайо (США).
Он так и называется «дом-корзинка».
Вот он сильно похож на ту Ленкину сумку.      
А знаменитый дом – мастерская Мельникова, который, кстати, я много раз внимательно рассматривал  со всех сторон и изнутри, на мой взгляд, здорово похож на традиционный русский туесок.
Впрочем, мне и сейчас хочется того же, что и тогда.
Я в нетерпении смотрю, как она открывает свой баул.
А вы знаете, что у русского саквояжа (французский sac voyage - буквально дорожная сумка) - баула есть омоним (не путать с ОМОНом).
То есть этот набор знаков имеет и другое значение.
Так называют ещё индийского (точнее – бенгальского) странствующего
музыканта – поэта – мистика. (То же, что менестрель в Европе.)
И переводится, кажется, «святой безумец».
С ума сойти! Я, пожалуй, удивился бы меньше,
если бы из баула выскочил баул, облачённый в свои странные,
какие-то нелепые даже для Индии одеяния,
с жужжащей, как огромный шмель, тампурой в руках.
Танпура, тамбура – не важно, тот же  ситар
(помните  Джорджа Харрисона и его Harrisongs), но без ладов.   
Мне все азиатские струнные, почему-то, напоминают кобру,
вылезшую из своей корзины (вот чёрт, опять корзина).
 
 Продолжение следует.  44МН…