***

Он усердно стирал палец о бумагу, выводя строку за строкой.
Было больно, хотелось кричать, но стихи вырывались наружу и он писал.
Стирая пальцы - один за другим.
А на утро он осматривал полустертые кисти и горестно вздыхал.
Лукаво усмехаясь, он подумал - "Вот кто вкладывается в творчество, кто жертвует последним ради него". И опять вздыхал.
Обидней всего ему было, когда стихи совсем не удавались. Трудно было перечеркнуть все, начать снова. Ведь место на листе тоже не бесконечное, а пальцы имели свойство заканчиваться.
Трудно было не думать о том, что будет когда кисти иссякнут. Попросту исчезнут. Можно было снять туфли и писать ими. "Вот бы где пригодился зонтик!" - но карандашный ветер уже унес его куда-то далеко. Сожалеть не было сил.
И вот, спустя много-много оборотов ключа, место на листе кончилось, и стихи почти закрыли его. Тогда он стал заучивать лучшие и стирать их полой плаща, которая от этого становилась серой, как небо в пасмурную погоду.
И он подумал: "Черт, а я ведь не видел неба!" В одном окне небо скрывала многоэтажка, в другом - огромный рекламный плакат: "Выше неба - чище воздуха". К чему был этот лозунг, он не знал, но жутко завидовал ребенку на картинке. Ведь этот малыш мог видеть небо.
И тогда, от горечи и обиды в нем родилось четверостишье. От которого стало еще больнее, ведь он вдавливал каждую букву, оставляя жирные графитовые следы.

Глыбы бетона, плакат несуразный,
Словно гроза закрывают мне небо.
А без него жизнь и вовсе напрасна.
А без него вроде жив я и не был.