21 сон - Стол-сундук и искусство слышать шёпот

В двадцать первом сне я видела сотни людей...
Ко мне садились и те, кто спешил, оставляя за собой запах дождя, чая и одиночества в большом городе, и те, кто задерживался дольше, чем планировал, словно "Лес" затягивал их внутрь. Тех, кто водил пальцами по моей шершавой поверхности, будто могли прочитать в этих зазубринах ответ. И тех, кто нервно стучал по мне.

Меня использовали по-разному... иногда как тайник для разговоров, иногда как точку опоры в зыбкой бесконечности ночи.
Я был свидетелем чужих историй, собирателем мыслей, и сосудом несказанного.

Я — деревянный сундук, который превратили в стол. Внутри меня хранится пылесос, но, кажется, я сам засасываю в себя голоса, эмоции и следы сотен встреч.
У меня шероховатая поверхность, богатая на следы прошлого — выбоины от тяжёлых предметов, царапины от задумчивых рук, круги от чашек, похожие на солнечные затмения. Я, как и те, кто сидит за мной, напитан воспоминаниями.

Я слышал шёпоты, невидимые улыбки, разговоры, которые начинались с одного слова и иногда заканчивались тёплым молчанием и объятиями.
Я видел, как незнакомцы садились друг напротив друга, сначала пряча глаза в телефонах, а через пару часов уже смеялись так, будто знали друг друга всю жизнь. Я чувствовал тепло ладоней, которое оставалось на моей поверхности, и знал: кто-то снова нашёл здесь дом.

Но больше всего я любил её...
Миру... Виновницу того, почему происходило всё вышеперечисленное.

Она не входила в "Лес" — она его будила.

Как порыв ветра, как дрожь земли перед первым раскатом грома, как пробуждение солнца в тёмном небе. Она оставляла за собой запах южного ветра, специй, свежести и осени, застрявшей в её кудрявых волосах. Это сложно представить, но так она пахнет для меня.

Её шаги не были шагами — они были рябью на воде, лёгким касанием ветра о кроны деревьев, первой каплей дождя, падающей на горячий асфальт.

Она танцевала даже тогда, когда не танцевала. Каждое движение, даже если она просто смахивала крошки с моей поверхности или вытягивала ноги в носках с пиццей, белками или арбузами, имело свой ритм.

Максу не нравились её носки, он всё восклицал, какие они дурацкие. А мне они нравились. Они были как она.

Но при этом Максу явно нравилась Мира...
Возможно, это даже можно назвать любовью (я не особо в этом разбираюсь, я всего лишь сундук-стол), но..... знаете... Макс смотрел на Миру всегда так, как смотрят на солнце после долгой зимы — не жмурясь, впитывая, словно боясь, что оно вот-вот исчезнет.
Казалось, он любил каждый её сантиметр. А я любил наблюдать за тем, как они любуются друг друг другом. Это очень красиво, ребята!

Макс любил её не за красоту, и не за танец даже, а за то, как она умеет жить между движениями...

Вечером, ближе к ночеру Мира могла принести в Лес пачку чипсов «Лейс из печи» с лисичками, крабовые палочки, колбасу, грибной суп или салат цезарь, и ела их так, будто это было самое вкусное на свете.
Макс закатывал глаза, но делал ей чай на этот их поздний обедо-ужин.
— Опять крабовые палочки? Мира, они же даже не крабовые! — ворчал он, улыбаясь и заваривая ей чай.

Макс терпел её любовь к странной еде, и терпел её хаос, потому что знал: всё это — часть её музыки.

Когда она танцевала под музыку или без... мир становился другим...
Люди забывали, зачем пришли, забывали говорить, иногда дышать, замирали, словно заколдованные.

Она не просто двигалась — она разговаривала со Вселенной на языке, который знала только она.
Когда её тело изгибалось в танце, воздух становился густым, как мёд.
Когда она поднимала руки, время замедлялось.
Она изгибалась, будто играла со светом, её руки касались воздуха, но оставляли след, который невозможно стереть. Свет цеплялся за изгибы её рук, как ребёнок за подол матери.
Она могла быть хрупкой, как утренний иней, но в следующую секунду её тело превращалось в огонь, вспыхивало, раскаляя пространство.

Она заставляла танцевать воздух, заставляла двигаться или останавливаться время.
А ещё заставляла танцевать людей. И быть честными. Быть без масок.
Или делать всякие странные вещи и менять маски... Я даже не знаю, как это описать. Это неописуемо... Я бы хотел попробовать в этом всём поучаствовать, но я всего лишь стол...

В этих замысловатых упражнениях люди раскрывались, как цветы, которые даже не знали, что умеют цвести.
Как реки, которые вдруг вспоминали, что им не нужно стоять на месте. 
Как птицы, что впервые почувствовали воздух под крыльями. 

Она не просто раскрепощала людей — она соединяла их.

Я видел, как встречались взглядами те, кто долго боялся признаться друг другу. 
Как друзья, потерявшие когда-то связь, вдруг снова смеялись так, будто между ними не было прежнего напряжения. 
Как незнакомцы открывались друг другу.
Как кто-то, кто всю жизнь думал, что он только зритель, вдруг вставал и говорил что-то своё. 
Как люди, привыкшие держать себя в рамках, впервые позволяли себе двигаться — не думая, как это выглядит. 

Она зажигала людей. 

Но не огнём, нет. 
Скорее, как солнце, которое просто светит — без ожиданий, без условий. 

Но однажды, после мероприятия, она села на диван, закинула ноги на меня и сказала в пустоту: 

— Может, всё это зря. Людям это будто не нужно, я не чувствую отклика. 

Я заскрипел. 

Хотел закричать: "Ты глупая. Ты не помнишь? Как ВсевозможНасть начала писать стихи из-за тебя. Как Таня раскрылась в танце, как если бы внутри неё всегда жило море. Как Даша, Маша, Максим, Андрей, Никита — и все остальные, на все буквы алфавита — впервые позволили себе быть настоящими!
Ты что не видишь? Как люди после твоих мероприятий уходят с лицами, будто в них вспыхнул новый свет. Как они потом, спустя недели, приходят снова — потому что хотят ещё раз услышать этот ритм. Ты не понимаешь, что ты делаешь невероятное?"

Но я всего лишь стол. 
Она меня не слышала. 

Однажды ночью, когда все ушли, Макс сел рядом с ней. 

— А ты всегда знаешь, как благодарить людей? — спросил он. 
— Что? 
— Ты всегда знаешь, как благодарить?
 
Она задумалась. 

Что-то в воздухе сдвинулось, едва слышно, как если бы Лес вздохнул. 

На следующий день, когда она танцевала, я увидел: её взгляд впервые зацепился за лица людей. 
Она увидела, как они смотрят. 
Как внутри них что-то меняется. 

И она услышала. 

Не слова — их не было. 
Но иногда слова и не нужны. 
(Хотя кого мы обманываем... слова всегда нужны и важны).

Она поняла, люди благодарны ей. 

И я знаю это, потому что чувствую тепло их ладоней, слышу их мысли, как они хотят написать Мире сообщение — и стирают почему-то, боятся быть уязвимимы, что ли. Как остаются здесь чуть дольше, чем планировали... Они ей точно благодарны, и у них есть отклик.  

Просто, как и Лес, люди часто говорят шёпотом. 

Но шёпот можно сделать громче.

Если кто-то вдруг из нестолов, решится сказать это вслух, я буду рад. 

Я бы сказал:

«Ты — драгоценность Леса, ты - то, что делает его и приходящих сюда живыми. Ты драгоценность мира, Мира!
Спасибо тебе за то, что ты есть и за то, что ты делаешь!».

Но я всего лишь стол. 

А Лес всё ещё говорит шёпотом.

***
Посвящается Думенко Мире, всему, что она организует и проводит в волшебном Лофте "Лес", который находится по адресу г.Москва, ул.Малая Семёновская 5ст1)

Посвящается всем, кто когда-то сомневался, важен ли он и то, что он делает.
Ты нужен. Ты ценен. Даже если тебе об этом не говорят вслух.