Раздирая душу памятью

Утро в осенней тайге.

- Не знаю, жили ли раньше на моей исконной родине, - в ашинских – уральских лесах, белки?!.. – Скорее всего… – жили, только мне не приходилось их встречать в детстве и в юности.

В ноябре 2008 года, гостя на Южном Урале, прошлась по знакомым с детства местам Широкого дола, что в окрестностях города Аша. И какова же была моя радость! - на только выпавшем первом снегу приметила знакомые строчки беличьих следов. Имея за плечами богатый охотничий опыт, сразу же определила, что пушистые грызуны расплодились и благополучно освоили еловые леса по берегам горных уральских ручьёв. Они, как и белки сибирской тайги, строят здесь гнёзда – гайно, на высоких елях. Зимой питаются семенами, извлекая из еловых шишек, а летом – грибами, ягодами, насекомыми.

Белок (судя по следам кормовых пробежек) теперь немало! - Слышала от отца, - оказывается, - белочки летом встречаются даже в центре города на клёнах. По его же рассказам, – они проживают теперь и в городском парке имени Пилютова. - Конечно, радует, что красивые зверьки благополучно освоили широколиственные леса окрестностей южно-уральского города Аши.

***
А сейчас, - я в Сибири! На Крайнем Севере, в тайге Зауралья…

- В лесу так хорошо спится! - Никак не встать. Собачата уже несколько часов надрывно облаивают белку, в очередной раз, загнав её на макушку ели. Белки живут на моём бугре постоянно. К ним привыкла и они ко мне - тоже. Своё гнездо беличья семья устроила в дупле самой большой сосны.

- Сосна такая толстая! Нужно трёх таких меня, чтоб руками обхватить ствол. - Как-то пыталась… – где там!.. У меня руки коротки: до половины и то не хватило. Дупло появилось не сразу – лет семь-восемь назад, - может и больше?!..
Изначально проделали в сосне дырки дятлы. Они упорно долго, долго стучали по сосне, пока не выстучали несколько отверстий, - с ровными краями, круглой формы, вполне достаточных, чтобы белка смогла в них юркнуть.

Помню, - временами подходила к сосне и следила за строительством: «Что же из всего этого получится?!..». - Получилось! – Вполне приемлемое жильё – квартирка, которую вначале заселили крохотные совы - сплюшки, а затем – белки.
Сплюшки – смешные, ушастые пушистые, благополучно вывели несколько поколений совят.

Прожили года три, после чего куда-то исчезли. А в пустующее жильё заселился соболюшка. Тоже обзавёлся семейством; потом и он откочевал.
А вот сейчас, благополучно, проживают мои старые знакомые – соседи по бору – белки. - Где они бегают, чем заняты, – меня мало заботит. – Ну… - как обычно бывает у соседей многоквартирного дома, проживающих на одной лестничной площадке. Хотя… - о беличьей жизни мне известно много… - а им, наверное, обо мне и того больше…

Друзьями друг друга назвать вряд ли мы сможем, но не враги – это уж точно! А вот о моих хвостатых дружках этого не скажешь! - Увы! – Лайка по-любому, на белку будет смотреть, как на потенциальный бифштекс. А белка, естественно, им становиться вовсе не желает. – Вот и бегают спозаранку: белки по деревьям, собаки - по земле.

Голодными никто из них оставаться не планирует.

Белки выбираются на завтрак с рассветом, точнее – задолго до появления солнца, ещё в утренних сумерках. Выспавшиеся пёсики, отлежавшие свои бока, и не знающие чем заняться, от безделья до хрипоты и потери собачьих голосов - кто басом, кто уже щенячьим писком, гавкают, будя лесные просторы и меня - хозяйку.
Белка, перепрыгивая с сосен на берёзы, раззадоривает, дразнит разошедшихся лайчат.

Те бегут за белкой и в азарте погони, чуть ли не сшибают деревья: та - по деревьям, они следом - по земле.

Белка бежит скоро; ловко прыгает с ветки на ветку, прижавшись, – стелется по узким дорожкам – веткам. - Словно пушистая струя: головка, гибкое пружинистое тельце, распушенный хвост… – одна линия… – ловкая, энергичная, слившаяся воедино с рыжей корой сосны, с коричневыми веточками берёз. В секунды белка пробегает от кончика одной ветки мимо ствола до кончика противоположной. На миг задерживается на гибком тонком конце веточки, не успевшем прогнуться под весом зверька: задерживаться дольше нельзя! – Веточка наклоняется, и белка рискует сорваться на землю прямо в пасть к собакам.

Прыжок!.. - красивое пушистое тельце парит несколько метров в воздухе! Выпускаются вперёд лапки. Головка приподнимается; распушенный хвост – продолжение тела, в порыве скорости поднимается чуть вверх. Белка приземляется на гибкий кончик ветки близстоящего дерева; не задерживаясь, быстро – быстро бежит до конца противоположной ветки. - Прыжок!.. И всё повторяется! Веточки запоздало раскачиваются в след убежавшего пушистика.

Собаки, не переставая ни на секунду лаять, возбуждённо подпрыгивают, задрав вверх головы, бегут за стрелой перемещающимся в вышине леса зверьком. Им тоже непросто: на их путь преграждают ветки, кусты, деревья, коряги… – нужно следить и за перемещением белки вверху – в небесах, и выбирать путь, – не пораниться самим.

Опередив преследователей, белка молнией забегает по стволу на загущенную вершинку сосны. Там, - невидимая, не доступная, некоторое время отсиживается: притаившись, сверху наблюдает за охотниками.

Потеряв из вида дичину, одураченные лайки принюхиваются, прислушиваются, поднимаются на задние лапы и в азарте погони царапают деревья, пытаясь обнаружить и спугнуть. В конце-концов белка не выдерживает и вновь срывается, -бежит верхом уже в другую сторону. И так… - часами… пока не отзовёшь хвостатых охотничков.

Собаки, устав, с пересохшим горлом, вполне по-человечески охрипнув, сорвав от надрывного лая голоса, бегут к ручью. С разбегу, не тормозя лапами на скользком склоне, с всплесками влетают в студёную воду; жадно, громко лакают. Разгорячённые пасти спешат. Вода не успевает проглатываться и разбрызгивается во все стороны искрами капель.
Утолив жажду, промочив глотки, сшибая всё, что стоит на пути, с лошадиным топотом возвращаются к белке… – и всё повторяется:

– Ав! Ав-ав-ав! Ав! Ав-ав-ав! Ав! - басит Дружок.

- Й-ить! Ав! Ав! Ав! – подхватывает срывающимся тенором моложавый Бимка.

От топота, оглушительного лая, как от досаждающего будильника, просыпаюсь: «И часов не надо, – рассвет не проспишь – разбудят!».

Пытаюсь глубже закопаться в уютные недра спального мешка с надеждой поспать хоть ещё минутку. Но не тут-то было!.. - Этот маневр, как всегда, не удаётся. - Идеальный лаечий слух вмиг улавливает шевеление разбуженной хозяйки. (Гонять белку моим напарникам и самим давно надоело, только иного способа разбудить меня не придумано).

И вот, с разгону, естественно без стука, не задерживаясь на пороге, в палатку влетает Бим!..

Настежь распахнув полог двери, чуть не снеся хлипкую проржавевшую печь, а заодно и палатку, впустив утренний холод, он с радостным торжествующим возгласом: «У-у-у-у!..», - что на собачьем сленге то же, что бравое: «Ура! - Вот, ты где!.. А это… - я!..» - подскакивает к нарам.

– Это - конец!.. – понимаю, - теперь уж точно не поспать! Зная всё, что последует далее, как улитка, прячу спешно голову в верблюжий домик, втягиваюсь в глубины мехового спальника.

Только пса не проведёшь: Бим не первый год рождён! И все человеческие хитрости изучил досконально. - Встаёт на задние лапы, передними решительно разгребает ворох одеял, подушечек, курток, скрывающих мою несчастную голову от холода и от него.

- Бим! Отстань!.. – пожалуйста!.. - умоляя, взываю к совести пса. - Дай хоть немного поспать!
Бесполезно!

- Отстань, говорю!..
Извиваясь червяком, стремительно уползаю глубже.

Сырые лапы пахнут мхом и землёй.
– Помышковать успел!.. – охотничья привычка принюхиваться даже спросонья сохраняется. - Копал под корнем, на гриве… – Вот, нечего делать ему!.. Опять бурундука гонял!.. - определяю источник запахов.

Одновременно пытаюсь сброшенное одеяло натянуть поверх головы и отгородиться от разошедшегося на радостях пса.
Бим мои мольбы воспринимает лишь как сигнал к более активным действиям. И за лапами в ход пускается более мощное воздействие – сырой холодный собачий нос! Секунда! И Бимкина морда добралась до лица. От прохладной чистой шерсти приятно пахнет хвоей, багульником, здоровым таёжным зверем, сильной лайкой. Гладкая шерсть холодит.

- «У-ууу… - сопливый!..», - злюсь я.
Собачий нос в две ноздри энергично выпускает мощные струи воздуха, принюхиваясь: «Уф-ф-ф!.. - выдыхает, - Ф-ф! Ф-ф! Ф!» – обнюхивает плечо.

Обнаружив меня живой и невредимой, к тому же – проснувшейся, радостно взвизгивает, словно мы вечность, как не виделись – не прошло-то всего ноченьки! Ещё энергичнее пускается раскапывать меня мордой и лапами, разгребая всё, что прячет хозяйку, извлекая несчастную, на дневную поверхность – в осенний холод.
- Бим! Ну что ты за наглючий пёс!.. – обречёно, хнычу.

- Какой же ты противный!.. – и уже примирительно: «Всё! Встаю! Отстань только! Видишь?!.. – встаю!».

Кряхтя, ворча, выползаю из тепла спального мешка в холод и сырость сентябрьского утра. - Всё равно подниматься пора!

Спускаю ноги в ледяные «тапочки» - растоптанные красовки с прикрученной проволокой подошвой... – Опять не принесла новые!.. – вспоминаю, чтоб тут же напрочь забыть…

Хитрый Бим, довольный результатом, спешно убегает к своей белке, выпустив остатки тепла из брезентового жилья. Он знает весь последующий распорядок дня: хозяйка растопит печь, согреет чайник, позавтракает, подогреет собачью кашу, разделит по их мискам - накормит. Потом уложит рюкзак, оденется в охотничью одежду, застегнёт на поясе патронташ; вскинет рюкзак на спину, ружьё – на плечо, и они пойдут на охоту: станут колесить по борам, болотам до вечера, а то и до ночи. Повезёт, - словят птичку! - Косточки, крылышки, лапки - вкуснятина!.. Но не только в этом прелесть охоты, а – в интересе. Столько всего интересного в лесу довелось увидеть осенними утрами за годы странствий!..


Летят годы...

воскресенье, 18 сентября 2022 г..

Минули годы!.. – даже десятилетия.

Была на своём пристанище наднях. На душе тяжко. Заставила себя дальше жить. Лес, осень сейчас не радуют душу. Да и осень всегда печалит, особенно, когда гудит за брезентовыми стенами ветер, рвёт, бросает листву наземь. Сосенки- хилые, тонюсенькие… - взмыли в небо. Вытянулись на метры, окрепли, потолстели. А вот беличьи сосны заметно постарели, как-то покривились, но держатся, - стоят. Макушки у некоторых засохли.

Дупло, как и прежде, занято семейством беличьим. И к вечеру белка уселась над палаткой, на кедрушке, зацокала. Теперь её облаивает Пулька, а Дымка недовольно ворчит. Белки нужно идти на ночь в дупло спать, но пришли мы и нарушили её планы.
Дружка и Бима давно нет. Истлел и рассыпался впрах поводок Серки.

 Навсегда ушёл муж, оставшись в урмане Сибири, не дойдя до спасительного жилья зимовья метры. Много, много лет назад он выбрал это потаённое место и построил палатку – балаган. Этой весной медведь крепко порушил её. Пришла сейчас подлатать. Но время как-то и её вмиг не пощадило, а ещё год назад она крепко стояла, радуя. Здесь, на севере говорят, что медведь нападает и лезет в жильё, лишь чувствуя финал, когда хозяин ослаб. Так в реальности и произошло. Не напрасна таёжная молва.

Ночью наконец-то растащило тучи и вышли звёзды и Луна. Встала, подбросила в печь, вышла к костру. Костёр затух. Разжигать не стала. Собачата, свернувшись клубками, крепко спят под сосенками на склоне. Тихо журчит ручей. –Красиво! Тихо! – по таёжному.

Глядя на небо ночное, на Юпитер, Сатурн, сердце немного отпустило от боли потери, одиночества, неизбежности, неотвратимости случившегося. Стало легче. Но мысли не отпускают: «Скольких уже потеряно навсегда! –навечно». Их не вернуть. Боль излечит, притупит только время.

Меня сейчас постоянно спрашивают, как одна- совершенно одна, решилась уйти в глушь тайги на поиски останков пропавшего весной мужа?! – Ведь это немыслимо!

Пытаюсь все пояснить доступным языком, что страх заключён для опытного таёжника не в самой тайге, в её опасностях, ни в виде душераздирающей картины смерти, а в памяти, которая запечатлена в каждом повороте тропы, в поленнице дров, в кедрушке, в чашке, в оставшейся без хозяина избе. Самое сложное – это просыпаться по утрам одной, а вечером, сидя у окна, смотреть на сосны путика, по которому уже никогда не пройдёт близкий человек. А мозг, сердце по-прежнему ждут, и от памяти никуда не скрыться, не спрятаться за ворохом одеял, когда мир поблек, краски осени стали меркнуть, а нужно продолжать жить уже одной, - а лес перестал радовать.

И вновь – осень! Сентябрь!
Пожелтела листва. Совсем скоро на юг полетят стаи птиц-гусей, лебедей, раздирая душу памятью и тревогой одиночества грядущей зимы.



­­Фотографии Татьяны Немшановой. На фотоснимке:

Западная Сибирь. Бим и Дружка. Крайний Север Югры, Тюменская область, Ханты-Мансийский автономный округ.
Фото автора.

Рассказы о природе Крайнего Севера Западной Сибири, Южного Урала.

Рассказ в первичном варианте ранее публиковался в региональных и центральных тематических изданиях, в СМИ; размещался в Интернет; на сайте Проза.Ру в 2021 году. 9 марта 2021 года заблокирован доступ к странице автора и к 330 произведениям о природе за поддержку Донбасса, России и своего правительства, своего народа. Данный рассказ восстановлен по черновикам и дополнен новыми событиями, к сожалению, - теперь трагичными.муж погиб спустя два месяца после того, как страничка автора была заблокирована. Угрозы шли со всех сторон...


Ключевые слова:
Урал, Уральский регион, Крайний Север, Ханты-Мансийский автономный округ, Югра, Западная Сибирь, тайга, лес, осень, сентябрь, белка, лайки, Бим, Дружок, Пуля, Пульхерия, Дымок, собака, зверёк, листва, небо, облака, ветер, палатка, балаган, тропа, путик, сон, утро, лай, охота, охотники, дупло, сосна, совы, сплюшки, соболь, соболюшка, ручей, одиночество, зима, потеря, стаи, гуси, лебеди, Луна, кедр, костёр, таёжник, Тулпаремшан, Юпитер, Сатурн, звёзды, ночь, Урал, Южный Урал, Аша, лапа, холод.

Анонс:
Осень в тайге Западной Сибири. Сентябрьское утро прошлого и настоящего в таёжном урмане, трагическая потеря близкого человека.