Ватанабэ Он - История о потере отца

Однажды утром, когда я проснулся, отец стоял перед умывальником с зеркалом возле моей кровати и сбривал бороду, которую долгое время отращивал. В окно врывался ветерок, колыхавший занавески, и свежий утренний свет наполнял лицо отца в зеркале голубоватым сиянием.
Снаружи запела птичка.
— Папа, какая хорошая погода! — позвал я отца.
— Отличная погода! Вставай скорее. Сегодня отец поведет тебя в порт смотреть на корабли, — сказал отец, тщательно сбривая последние волоски.
— Правда? Здорово! — Я был вне себя от радости. А потом как бы между прочим спросил:
— Папа, зачем ты сбрил бороду?
— Без бороды я не похож на твоего отца, правда? — Отец обернулся, посмотрел на меня, а затем быстро высунул кончик языка и нахмурился.
— Что случилось?!
— А вот так я становлюсь совсем не похожим на твоего отца… Сегодня, когда я отведу тебя погулять, я собираюсь тебя бросить. Хорошо придумано, а?
Отец рассмеялся.
— Врешь! — испуганно вскрикнул я, приподнимаясь на кровати.
Итак, отец торопил меня, и я переоделся в новенький фланелевый костюм, надел только что купленную душистую соломенную шляпу и вместе с отцом, в красном галстуке, вышел из дома.
Раннее летнее утро окрасило небо в полосы лазурного и розового цветов, а дома в городе под ним еще тихо спали.
Отец шел по безлюдной главной улице к вокзалу, размахивая тростью.
— Хорошо, что никого не встретили, — пробормотал он.
— Почему? — спросил я.
Отец не ответил.
Но вместо этого он снова пробормотал:
— Какой же несносный сын! Ну прямо чужие люди! Ох, как же я устал.
— Почему?! — Я заглянул в лицо отцу.
Однако отец, словно не услышав моего вопроса, лишь молча ухмылялся.
Мне стало грустно, и я обнял отца за руку. Но он грубо оттолкнул меня. И только голосом как можно более нежным отчитал:
— Ну что ты. Не надо так. Неловко будет, если нас примут за братьев. Не надо.
Я заметил в лице отца, в красном галстуке, сбрившего бороду и внезапно ставшего каким-то плоским, выражение злого китайца.
В поезде отец отвернулся к виду из окна на окраине города и насвистывал мотив «Янг Мэнс Фэнси». И держался со мной еще холоднее.
— Так мы едем смотреть на корабли в порту?.. — спросил я с тревогой.
— Да. Может быть, даже поплывем на корабле…
С этими словами отец достал из кармана пиджака большое черепаховое пенсне и вместе с ним цветастый платок в фиолетовую клетку, протер пенсне платком и надел на свои вполне здоровые глаза. От платка исходил такой сильный запах одеколона «Коти», что аж душило.
— Нет ничего романтичнее, чем вид в порту, — сказал отец.
— Папа. Зачем ты надеваешь эти очки? — Я забеспокоился о странном виде отца и спросил его об этом.
Тогда отец сильно рассердился.
— Какой я тебе отец? Идиот! С чего ты взял, что я твой отец? Если еще раз совершишь такую глупую ошибку, я тебя побью!
— ………………
И тут вдруг мне действительно показалось, что этот мужчина с лицом китайца — не мой отец.
Я начал думать о том, что, возможно, когда я проснулся, я совершил большую ошибку. Я задумался об отношениях между отцом и сыном — насколько близко отец, как существо, связан со мной — и о том, что мой отец всего на десять лет старше меня — и все это казалось мне теперь большой ошибкой… И постепенно, как будто сильно опьянев, я пришел к выводу, что единственное существо, которому можно верить, — это я сам, и впал в отчаяние.
— Эй, не надо делать такое грустное лицо… Если будешь хныкать, я оставлю тебя в поезде! — снова грубо сказал отец, но тут же, словно желая загладить вину, добавил:
— Шучу. Разве я могу сделать такую гадость? Наоборот. Я очень рад, что ты приехал проводить меня.
Отец громко рассмеялся.
Я, сожалея, что так опрометчиво поехал сегодня, мог только смотреть на освежающий сельский пейзаж за окном, исчезающий в печальных слезах.
Прибыв на вокзал в порту, отец позвал рикшу и заставил его взять два больших красных кожаных чемодана из камеры хранения. По дороге к пристани в коляске вместе с одним из чемоданов я недоумевал, как отцу удалось взять с собой такой большой багаж. И, осмотрев бирку, обнаружил, что на ней ничего не написано.
Отец ехал в коляске впереди и, придерживая поля новой летней шляпы, время от времени оглядывался назад и зачем-то улыбался мне сквозь черепаховое пенсне. Каждый раз взлетал его красный галстук… И каждый раз, ах, какое же отвратительное, хитрое и чужое лицо! — Я испытывал полное отвращение и отворачивался.
(«Саксония», отплытие в семь утра…), — было написано на доске объявлений у ворот пристани. Отец вошел на борт «Саксонии» вместе с двумя чемоданами.
Я стоял на пристани и смотрел на ржавые железные листы черного бока корабля. Вскоре из глубины корабля раздался звук гонга, а затем густой дым вырвался из трубы вместе с гудком парохода.
Отец приветливо помахал рукой с палубы.
— Большое спасибо. Всего хорошего!
— Всего хорошего! — крикнул я, глядя на палубу.
Корабль отчалил от пристани. Отец высоко поднял свою новую соломенную шляпу. Я изо всех сил размахивал своей грязной черной фетровой шляпой.
Я сидел, прислонившись к каменной стене пристани, почти полдня, словно потеряв себя.
Наконец, таможенник в лазурной форме с золотыми пуговицами коснулся моего плеча.
— Что случилось? Неужели вы собираетесь броситься в воду?
Мне вдруг стало грустно, и я разрыдался.
— Ой-ой, как же так, что же случилось? Если вы будете плакать, я ничего не пойму. Расскажите, в чем дело.
— Мой отец, он… исчез!.. — наконец ответил я. И затем рассказал, как отец обманул меня.
— Как выглядит ваш отец? — спросил таможенник.
— Я не очень хорошо помню. Да, точно, как вы. Только у него не было бороды, лицо было гладким. И еще он носил такие же большие очки. Ах, он действительно очень похож на вас! — воскликнул я.
Таможенник смутился и закрыл руками свое бедное безбородое лицо.
Отец. Без бороды. Соломенная шляпа. Черепаховое пенсне (иногда носит). Красный галстук. И вообще, элегантный молодой джентльмен…
Доброжелательный таможенник составил описание подозреваемого и отправил запрос в следующий порт захода «Саксонии». Но, конечно, такое описание, например, одна лишь деталь в виде красного галстука, ни в коем случае не являлась важной отличительной чертой.
И вот в то утро я был брошен отцом. Отныне я должен идти по этой невыносимой жизни совершенно один…
В любом случае, следует хорошо запомнить лицо своего отца, чтобы никогда не забыть его, даже если он сбреет бороду.

1927