Мудрость и валерьянка Как пережить первое сентября

Кира Матвеевна, учительница начальных классов с тридцатилетним стажем и взглядом, способным испепелить наглый решебник, сидела за столом. Ждала. Первый звонок, первое сентября, первые… яжематери. Она видела их всяких. И с маникюром, как у хищных птиц, и с парфюмом, от которого опадают листья, и с историями, достойными пера Стивена Кинга. Готовилась философски.

Дверь распахнулась, впуская вихрь из розового и блестящего. Вернее, впуская маму и ее дочь. Мама – Лена, как она узнала позднее, – была одета в обтягивающее платье цвета фуксии, щедро усыпанное стразами. Дочь – Снежана, словно сошедшая с обложки журнала «Маленькая принцесса», утопала в кружевах и бантах.

– Здравствуйте! – воскликнула Лена, ввалившись в кабинет, как цунами в дамский бассейн. – Мы к вам! Снежаночка у нас такая талантливая! В три года уже знала весь алфавит, а в пять декламировала Пушкина наизусть!

Кира Матвеевна сдержанно кивнула, стараясь не увязнуть взглядом в блеске платья.

– Снежаночка, будь умничкой, – напутствовала Лена дочь, чмокнув ее в нарумяненную щечку. – Слушай Киру… э… как вас по батюшке?

– Матвеевна, – терпеливо ответила учительница.

– Слушай Киру Матвеевну, не шали, и помни, что ты у мамы самая лучшая! И что ты достойна только самого лучшего! И чтобы тебя не обижали! А если кто обидит… – Лена покосилась на Киру Матвеевну, – …то я…

– Леночка, – перебила ее Кира Матвеевна, стараясь сохранить остатки спокойствия, – у нас здесь дети учатся. Мы учим их дружить, уважать друг друга…

– Ну-ну, – подозрительно прищурилась Лена. – Дружить – это хорошо. Но чтобы мою Снежаночку не заставляли убирать чужие сопли и делиться карандашами! У нас карандаши фирмы «Caran d’Ache», между прочим! Золотые! Почти!

С этими словами Лена вытащила из огромной лакированной сумки, больше похожей на чемодан, коробку с карандашами и демонстративно поставила ее на стол.

– Это вам на всякий случай, Кира... Матвеевна. Чтобы вы понимали, с кем имеете дело! А то я наслышана о ваших школьных поборах и устаревших методах! Снежаночка у меня занимается по системе Монтессори, между прочим!

Кира Матвеевна молча смотрела на коробку карандашей. В голове ее роились мысли. Преимущественно – о пенсии.

– И еще, – не унималась Лена, – у Снежаночки аллергия на глютен, лактозу, орехи, рыбу, кошек, собак, пыльцу, солнце и… ой, кажется, я что-то забыла… А! И на обычные конфеты! Только органические, без сахара и ГМО! Иначе у нее диатез! А от диатеза она кричит! А когда Снежаночка кричит, нервничаю я! А когда я нервничаю, я… я… Я могу и в министерство образования позвонить! У меня там… хм… знакомые!

Лена гордо выпрямилась, чувствуя себя победительницей. Кира Матвеевна, глядя на это феерическое создание, внезапно почувствовала… сочувствие.

– Леночка, – тихо сказала она, – давайте так. Я обещаю, что буду заботиться о Снежаночке и следить за тем, чтобы она чувствовала себя комфортно. А вы… вы просто доверьтесь мне. Хорошо?

Лена, кажется, немного растерялась от такого поворота.

– Ну… хорошо, – пробормотала она. – Только смотрите у меня! А то…

Кира Матвеевна устало улыбнулась.

– Идите, Леночка. С первым сентября вас. И Снежаночку тоже.

Лена, что-то бормоча себе под нос, наконец-то покинула кабинет. Кира Матвеевна вздохнула, достала из ящика валерьянку и налила себе полный стакан. Потом посмотрела на Снежану, которая все это время молча стояла в углу и ковыряла пальчиком пол.

– Ну что, Снежана? – спросила Кира Матвеевна. – Готова к школе?

Снежана подняла на учительницу огромные, полные слез глаза.

– Я… я ненавижу розовое, – тихо сказала она. – И эти дурацкие банты! И хочу обычную конфету!

Кира Матвеевна улыбнулась. Кажется, этот год будет очень… интересным. Она отставила валерьянку и достала из сумки шоколадку «Аленка».

– Это секрет, – сказала она, подмигнув Снежане. – Только между нами.


*все герои и события произведения вымышленные, любое совпадение с реальностью случайно.