Размышления о марксизме. - 61

ЗАПИСЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ.

                1.

Когда-то один из читателей поставил вопрос о гарантиях в революционном процессе. В чём гарантия, что революция не окончится «нулём»? В чём гарантия, что созданное в ходе революционных преобразований не разложится? Если в правильных действиях советских и партийных органов, то в чём гарантия, что эти действия будут правильными и что сами эти органы не переродятся?

Ответ я ему дал, и, по-моему, ответ был удовлетворительный, хотя я и понял, что сомнение у него всё-таки не исчезло. Тем более, что наша советская история показала как раз очень большой откат после стольких колоссальных подвигов, усилий и жертв.

Невольно мысли снова и снова возвращаются к этой теме. Хочется понять её ещё полнее, и не только для кого-то, но и для себя самого. И вот недавно совершенно случайно я получил полезную подсказку. При поездке на природу мы варили на костре один долговарящийся продукт, и когда кто-то из нас спросил: «А какая гарантия, что он сварится?», другой ему ответил: «Если кипение не прекратится, если огонь не погаснет, то, в конце концов, сварится обязательно».

А ведь и в самом деле понятно, что если рассматривать какой-то объективный процесс сам по себе, то, поскольку у него есть собственная внутренняя закономерность, эта закономерность обязательно исполнится. Ясно, что это относится и к процессу революционного диалектического скачка. Поэтому мы можем уверенно сформулировать точно теми же словами: если революционное кипение не прекратится, если революционный огонь не погаснет, то, в конце концов, этот процесс благополучно завершится необходимым положительным результатом.

Но потому-то мы и употребили слово «если», что нам пока не всё ясно насчёт факторов, способных погасить огонь революционного процесса. Действительно ли есть такие факторы?

Совершенно верно, что взятый сам по себе объективный закономерный процесс обязательно неуклонно дойдёт до конца, до закономерного результата. Но вот, например, известно, что по диалектическим законам революционное порождает контрреволюционное (и чем сильнее революционное, тем сильнее и контрреволюционное). Во-вторых, этот закономерный процесс протекает не сам по себе, не в пустоте, а в окружающей его среде, и факторы этой среды могут воздействовать на него по-всякому, в том числе и противодействуя ему. Так не отсюда ли исходит возможность остановки идущего революционного процесса?

Нет, не отсюда. Здесь полезно срабатывает диалектика взаимных связей. Во-первых, не только революционное порождает контрреволюционное, но и контрреволюционное порождает революционное, и тоже чем сильнее одно, тем сильней и другое. Что же касается внешнего противодействия, то при продолжении закономерного объективного процесса его запирание извне вызовет пусть остановку, но с накоплением его сил, как копится сила прибывающей воды перед перегораживающей плотиной.

Вот почему от этих факторов объективный исторический процесс совсем остановиться, «погаснуть» не может. Под воздействием этих факторов он обязательно будет иметь лишь переменную, так сказать, «яркость», то чуть затухая, то разгораясь вновь, и свой путь он будет проходить не по прямой линии, а с изгибами, с временной переменой скорости, с некоторыми откатами или даже на время уходя из явного вида «под спуд». Так и происходит на самом деле. Ожидать, что диалектический исторический процесс  может осуществляться просто и прямолинейно – это большая наивная ошибка.

Но кстати, - если объективный процесс не исчез, не перестал существовать, то эти изгибы, замедления, провалы и откаты имеют (как ни парадоксально) очень положительное значение. Ведь в отличие от природных объективных процессов объективные процессы в обществе осуществляются через субъективные действия людей, а значит для их правильного осуществления необходимо правильное понимание людьми всех требований этих объективных процессов во всех их нюансах. Именно эти замедления, откаты и даже провалы заставляют людей более основательно осмысливать все пока ещё неизвестные им стороны объективного процесса и изменять свои ошибочные действия на правильные. Без таких ошибок не выработается во всех своих деталях тот единственный путь, который ведёт к нужному результату.

Итак, если объективный процесс действительно идёт, то он, хотя и развивается с неизбежной непрямолинейностью и неравномерностью, но в отношении гарантии можно сказать, что он гарантирует сам себя.

Люди, которые, знакомясь с системой организации Советов и с системой организации партии, задают вопрос «а что именно в этих системах есть такого, что гарантировало бы их неразложение и неперерождение?», не там ищут. Гарантию неразложения и неперерождения нужно искать не в организационных схемах, не в конструкции советских и партийных систем, а в наличии революционизированного народного актива, который, безусловно, будет в народе, если в обществе имеет место объективный нарастающий революционный процесс.

Существует ли в ходе революционного процесса опасность разложения или перерождения в советских и партийных органах? Ну, что за вопрос! Не только существует, но сказать нужно ещё сильнее: такие случаи, такие тенденции будут обязательно. Из-за начала революции общество вовсе не становится моментально святым. Но элементы такого негативного отклонения вызовут отрицательное отношение и противодействие со стороны этого революционного народного актива. Если революционный процесс не гаснет, а продолжается и нарастает, то все его нездоровые отклонения будут вступать в конфликтность со здоровой частью революционного общества. А вот если этого нет, если процесс погас, прекратился, то никакие самые красивые и верные партийные и советские схемы не предотвратят неизбежного разложения качества.

Итак, по-видимому, можно сделать такой вывод: если в обществе «горит огонь» объективного революционного процесса и, как следствие, «идёт кипение» активной общественной жизни, то даже хотя его линия и будет, может быть, не прямой и не равномерно-поступательной (а в реальности вероятность этого почти стопроцентна), всё равно, несмотря на все изгибы и торможения, объективный процесс, в конце концов,  дойдёт до успешного результата, - именно потому, что он (если он есть) постоянно создаёт в обществе соответствующий ему активный субъективный фактор.

Но дотошный и критически настроенный читатель, конечно же, скажет: «Но ведь в нашей революции разложение и перерождение произошло, и довольно полное. И никак нельзя это назвать временным изгибом или затормаживанием революционного процесса, потому что настолько долгих и настолько фундаментально-провальных «изгибов» быть просто не должно.»

Да, если всё сказанное до сих пор верно, то объяснение происшедшему может быть только одно: объективный революционный процесс прекратился.

Среди наших «левых» найдутся такие, которые скажут: «Ну да, мы же об этом и говорим. После 50-х годов хрущёвско-брежневские правители остановили ход революции.» Но таким поверхностным утверждением они только показывают незнание основ исторического материализма. Объективный процесс может прекратиться только собственным объективным образом; субъективными действиями извне его остановить нельзя, тем более надолго.

Итак, тут есть над чем подумать. Что за процесс шёл в нашей стране и почему, когда и каким образом он прекратился? Разобраться в этом не так просто, как некоторым кажется, но именно здесь находится объяснение всему происшедшему.

                2.

Так что же за объективный процесс шёл в первой половине советской истории?

Найдётся немало людей, которые с возмущением отнесутся к самой постановке такого вопроса. «Таким вопросом, - скажут они, - ты ставишь под сомнение известную всем историческую истину о социалистической сущности Октябрьской революции. Ты, следовательно, меньшевик! Ты, следовательно, троцкист! Ты мелкобуржуазный клеветник и бессовестный извратитель славного советского прошлого!»

Нет, я не имею ничего общего с позицией меньшевизма и троцкизма. Я просто хочу разобраться в том, что пока ещё недостаточно ясно. Есть хорошие слова Декарта: «Нужно сомневаться во всём и не признавать за истину что бы то ни было, пока это не будет доказано или не представится уму настолько ясно и отчётливо, что не оставит места для сомнений».  Вот именно этого я и хочу.

Может ли революционный социалистический процесс идти, идти – и привести, в конце концов, опять к капитализму? Ясно, что нет. Ясно, что если так случилось, то где-то революционный процесс сменился другим, и именно этот, другой, процесс и привёл к тому, к чему мы пришли.

А может ли быть так, что наряду с идущим революционным социалистическим процессом появляется другой, ведущий в обратную сторону, а социалистический революционный процесс не ополчается против него, не борется с ним всеми средствами? Нет, такого тоже не может быть.

А что мы видели? Вот говорят, хрущёвцы отменили диктатуру пролетариата. А что же предприняла диктатура пролетариата? Ничего.

Говорят, хрущёвцы очернили и предали социалистическую линию Сталина. А что же предприняла сталинская партия, сталинский ЦК? Практически ничего. Может быть, на этой почве произошёл раскол партии? Нет, не было раскола. Может быть, активные революционеры прежней, правильной линии, оказавшись перед фактом предательства, ушли в подполье, обратились к народным массам? Нет, этого тоже сколько-нибудь внятно не было. Что же это за революционный социалистический процесс, который молча и покорно поворачивается туда, куда угодно противоположному, контрреволюционному процессу? Не логично ли предположить, что эта тишина со стороны революционного социалистического процесса, со стороны его диктатуры говорит нам о том, что и этот процесс и эта диктатура уже существовали лишь формально?

Многие товарищи, пытаясь разобраться в причинах событий конца 80-х – начала 90-х, видят эти причины в обюрокрачивании и обуржуазивании руководителей. Но возникает два вопроса: первый – а почему пошло такое сильное, беспрепятственное обюрокрачивание и обуржуазивание? и второй – а куда смотрели и что предпринимали активные революционные низы?

Есть только один способ ответить на эти вопросы – признать, что и такое сильное перерождение верхов, и такая пассивность низов это вовсе не причина; эти явления тоже нужно рассматривать как следствие, причину же видеть – в остановке революционного процесса.

Разве нам не указывает на то же самое история тех государств, которые без всяких объективных оснований провозглашали у себя во второй половине ХХ века курс на социализм? Держась на плаву исключительно за счёт содействия СССР, они тем не менее всё больше и больше сползали в бюрократизацию и коррупцию верхов и в пассивизацию низов, и их «социалистический» курс легко рухнул, как только прекратилась внешняя экономическая подпитка.

И в то же время те страны, в которых действительно имел место соответствующий революционный процесс, удержались, несмотря на всю трудность обстоятельств.

                * * *

Чисто логически отсутствие революционного процесса к 50 - 60-ым годам нашей истории может объясняться двумя вариантами.

Первый вариант – действительного революционного социалистического процесса и не было, была лишь его видимость, имитация или, в лучшем случае, бесплодные попытки осуществить его, хотя Россия не была ещё готова к социалистической революции, а искусственными мерами эту неготовность не пересилишь. На позиции этого варианта стояли наши меньшевики и западные социал-демократы. Позиция троцкистов отличалась лишь несущественно – троцкисты тоже признавали это, но полагали, что спасти положение может выведение этой революции на международный масштаб; в случае же ограничения её национальными рамками троцкисты пророчили ей ту же судьбу, что и меньшевики. В этом смысле Сталин очень верно обозначил суть троцкизма как «радикальствующий меньшевизм».

Второй вариант – революционный процесс был, но к 50 – 60-ым годам закономерно исчерпал себя. И поскольку для всякого добросовестного человека, знающего первую половину советской истории, совершенно очевидно, что объективный революционный процесс, поднявший и активизировавший громадные низовые массы, действительно шёл, нам ничего не остаётся, кроме как, отбросив меньшевистские и троцкистские глупости, принять за правильный именно этот второй вариант.

Но этот вариант ставит перед нами следующий вопрос. Поскольку полноценный объективный социалистический революционный процесс не должен закончиться прежде, чем будет достигнут его конечный результат, то, следовательно, наш процесс, хоть и будучи революционным, отличался от объективно созревшего социалистического. Спрашивается: чем именно отличался, что именно собой представлял и каким образом и в самом деле закономерно исчерпал себя, выполнив свою задачу к 50 – 60-ым годам?

                3.

Итак, если бы в нашей стране шёл полноценный революционный коммунистический процесс, то противодействия каких-либо контрреволюционных течений, конечно, всё равно были бы и из-за каких-то невольных упущений могли быть и временные откаты, но эти контрреволюционные противодействия и откаты вызывали бы ответную активизацию сил революционных.. Не было бы равнодушной пассивности, покорного соглашательства, молчаливой стадности. Таким образом, нам никуда не деться от необходимости признать, что, во-первых, объективный процесс, который шёл до 50-х, завершился, а во-вторых, - что этот процесс не был полноценно коммунистическим, так как полноценно коммунистическому процессу завершаться было ещё рано.

Некоторые товарищи всё же утверждают, что тот процесс был коммунистическим в полном содержании этого слова, но что он, да, действительно закончился к 50-м, так как социализм в нашей стране был построен. Но дело в том, что вхождение в социализм совсем ещё не означает достижения коммунистическим процессом своей цели. Процесс идёт дальше, через остаточные несовершенства социалистической фазы к полноценной коммунистичности и опять-таки не эволюционно (не только эволюционно), а революционно. Да, что достигнуто, то достигнуто, но текущие достижения революционного процесса тут же создают ему новые задачи ещё более высокого уровня, и так далее – пока процесс не доходит до действительного коммунистического завершения. Так и хочется сравнить движение такого рода с движением электромагнитных волн, которые, как известно, распространяются, индукционно порождая одна другую.

Вероятно, можно сказать, что это справедливо для всех диалектических процессов: пока процесс закономерно не завершён, составляющие его последовательные этапики порождаются один другим, и решение предыдущей революционной проблемы тут же становится началом революционной проблемы следующей.

Таким образом, считать, что коммунистическая революция закономерно заканчивается при вступлении только лишь в социалистическую фазу будет неправильно. Тем более, что та социалистичность, в какую вступила наша страна к этому времени, была ещё очень и очень несовершенная и неполная.

                — — —

С другой стороны, если мы посмотрим на самое начало этого процесса, мы увидим (этого нельзя не увидеть, это совершенно очевидно), что российский капитализм в это время не имел ещё такого уровня, чтобы сложилось полномерное противоречие между степенью развития производительных сил и капиталистическими производственными отношениями – противоречие, которое, по Марксу, и запускает полноценный коммунистический революционный процесс.

Я уже немного касался этой темы в записи № 38, но здесь нужно повторить ещё раз.

Нельзя сказать, что это противоречие не сложилось совсем, что оно отсутствовало полностью. Наличие капитализма, то есть вступление многотысячелетнего частнособственнического общества в свою высшую (окончательную) капиталистическую стадию означает, что такое противоречие уже начало складываться, но диалектика учит нас, что в объективном ходе развития существенное значение имеет достижение необходимой черты – так называемой «диалектической меры».

Нынешние антикоммунисты любят изображать социалистическую направленность нашей революции абсолютно надуманной, называют её пустым лозунгом, искусственно навязанным большевистскими фантазёрами. Они не правы. Степень созрелости этого ключевого противоречия была уже достаточна для того, чтобы сориентировать развитие в социалистическом направлении. Но она в начале процесса была ещё недостаточна для полноценного и непосредственного перехода из капитализма в социализм, для запуска действительно марксовской непосредственной социалистической революции.

Степени созрелости этого противоречия хватало на то, чтобы придать начавшемуся революционному процессу конечную социалистическую цель, которая может быть достигнута через посредство ряда переходных этапов. Для запуска же непосредственного полноценного социалистического революционного процесса степени созрелости этого противоречия было недостаточно. Но ведь какой-то революционный процесс пошёл и чем-то он был запущен. Следовательно, мы должны найти тот фактор, который запустил исследуемый нами революционный процесс, и уже исходя из этого фактора, определить и сущностный характер этого процесса. Если мы это сделаем, нам удастся понять, почему этот процесс завершился раньше, чем закончился бы полноценный, марксовский революционный процесс.

Есть основания предполагать, что таким запускающим фактором было вхождеие мирового капитализма в империалистическую стадию, а точнее – то обострение непомерных тягот, которые легли на менее развитые части складывающейся мировой империалистической системы. То, что эпоха империализма открыла подобного рода революционные процессы не только в России, но и в других частях мира (хотя «диалектическая мера» перехода в непосредственную социалистическую революцию там была ещё более несозревшей), подтверждает правдоподобность такого предположения.

Если так, то запускателем, объективной движущей силой возникшего революционного процесса явилась необходимость выхода из мировой империалистической системы, из порождённых непомерных тягот через создание относительно самостоятельной, достаточно сильной собственной экономической системы, способной противостоять системе империалистической.

Это не значит, что народу (пролетарской его части, в особенности) было безразлично, на каких путях происходит избавление от той бедственности, в какой оказалась та Россия. Ведь наличие пусть и недостаточно продвинутого, но всё же капитализма уже создаёт в обществе некоторые антибуржуазные настроения, не говоря уже о более общей конфликтности – конфликтности между бедными и богатыми. Именно это дало возможность большевистскому руководству направлять движение в сторону социализма, хотя и не сразу, а ступень за ступенью.

Обобщая, я могу ещё раз повторить сказанное в старых записях: правильно будет называть объективный революционный процесс, открывшийся в нашей стране, революционным антиимпериалистическим процессом на путях опосредованного социалистического строительства.

Употребляя образное сравнение, мы можем сравнить этот объективный процесс с морским ветром, а субъективные действия большевистских руководителей – с таким использованием парусов, чтобы сила этого ветра двигала корабль в направлении именно социалистической цели.

И практика нашей революции, и практика других подобных революций показывает, что такое, не буквально-марксовское, а опосредованное движение к социалистической цели в империалистическую эпоху вполне возможно. Более того, - учитывая известное торможение революционного процесса в развитых центрах империализма, видимо, надо сказать, что в империалистическую эпоху движение к социалистической перспективе только и может идти вот таким опосредованным путём: за счёт энергии антиимпериалистического процесса и при условии правильно поставленных большевистских «парусов».

Но возникает вопрос. Когда задача революционного антиимпериалистического процесса в общем достигнута, когда уже создана относительно самостоятельная, достаточно сильная собственная экономическая система, способная противостоять системе империалистической и с лихвой нейтрализовать империалистические тяготы, когда, наконец, устранена бедность и вопиющее различие в материальном состоянии, то не создаётся ли (и для России к 50 – 60-ым и, скажем, вот сейчас для Китая) ситуация, так сказать, «исторического штиля», когда антиимпериалистический процесс закономерно (и успешно) завершён, а с ним завершён и тот «ветер», который дул в исторические паруса опосредованного социалистического движения?

Не останавливается ли такая страна на том уровне, на котором её застало исчерпание движущего антиимпериалистического процесса, то есть на уровне составного состояния, соединяющего уже возможное социалистическое с ещё остающимся госкапиталистическим? Где та энергия, которая революционно поведёт страну дальше – через преодоление составного состояния, через социалистическую фазу и далее, вплоть до полноценной коммунистичности? Прежний «ветер» утих, выполнив свою задачу, - откуда возьмётся новый объективный «ветер»?

                4.

Что же происходит в обществе, которое настолько продвинулось в антиимпериалистической революции, что можно считать её задачи практически выполненными? Во-первых, крепкая, относительно самостоятельная экономика даёт надёжные барьеры всем отрицательностям, какие порождались зависимостью от империалистической системы. Во-вторых, если эта антиимпериалистическая революция возглавлялась коммунистической политической силой и, следовательно, её ход шёл на путях пусть и опосредованного, но всё же социалистического строительства, то положение народа и в смысле уровня жизни и в смысле социальной справедливости заметно улучшилось и получило явную тенденцию к дальнейшему улучшению. В результате этого объективный фактор, толкавший тот базовый революционный процесс, который шёл до этого времени в обществе, исчезает,  антиимпериалистический процесс исчерпав себя, выполнив свою задачу, останавливается и его прежнее активизирующее воздействие на общество прекращается.

Можно ли ожидать какого-то нового революционизирующего фактора? Если говорить о новом объективном факторе, запускателе нового революционного процесса и новой революционной активизации, то ничего иного мы не выдумаем, никаких других факторов и процессов быть уже не может, кроме процесса полноценной марксовской коммунистической революции. Как же обстояло с этим дело в нашей стране к 50 – 60-ым годам?

В предыдущей записи было сказано, что в самом начале нашей революции тот объективный фактор, который, по Марксу, запускает полноценный коммунистический революционный процесс (а именно – назревшее значительное противоречие между уровнем производительных сил и капиталистическими производственными отношениями), не имело ещё достаточной степени зрелости.  Если бы его не было совсем, ни о какой социалистичности в начавшемся революционном процессе, даже опосредованной, не было бы и речи. Но это противоречие, пусть всего лишь в некоторой степени, но уже было (причём в своеобразном сочетании с бедами от общей отсталости России, что ещё более усиливало протестные настроения низов). Это и давало возможность большевистскому руководству пропагандировать социалистическую перспективу идущей революции и осуществлять поэтапное движение к этой цели.

Невозможность непосредственного входа в социализм была очевидна, и объективная необходимость трудного поэтапного пути к этой цели является бесспорной. Повторю фразу из ответа на комментарий читателя deminded к предыдущей записи: «В том-то и будет заключаться содержание этого долгого поэтапного движения, чтобы постепенно довести общество до той степени зрелости, когда преобразование прежних производственных отношений в действительно социалистические объективно станет возможным».

В ходе этого поэтапного движения на базе уже возможного были созданы некоторые (и даже значительные) элементы социалистического управления и хозяйствования, но они соединялись в одну систему с элементами пока ещё недосоциалистическими, хотя и централизованными в рамках государственной собственности. Такое составное состояние, соединяющее уже социалистическое с ещё госкапиталистическим (но находящимся под контролем социалистического), является вполне естественным этапом опосредованных революций, будь то в России, или в Китае, или в любой другой первоначально отсталой стране.

Насущно необходимое для всякой антиимпериалистической революции форсированное укрепление подняло наши прежде отсталые производительные силы до современного передового уровня. И в связи с этим мы вполне вправе поставить вопрос о судьбе указанного марксовского противоречия: ведь если крупно развились производительные силы, то должно усилиться и их противоречие с капиталистическими производственными отношениями. «С какими это такими капиталистическими производственными отношениями? – спросят те, кто учился по упрощённым или искажённым учебникам. – Отношения же были уже социалистическими!» Но ведь только что было сказано о составном состоянии общества, о соединении в одну систему уже возможных социалистических элементов с ещё вынужденно остающимися госкапиталистическими. Вот с этой госкапиталистической остаточностью и должно было обостриться противоречие грандиозно выросших производительных сил, и порождаемые этим противоречием отрицательности для общества тоже должны были раскрыться более явно.

Вот он -  тот объективный фактор, который в полном соответствии с теоретическими положениями марксизма запускает теперь уже полноценный коммунистический революционный процесс и даёт возможность перейти от прежнего опосредованного пути к социализму (характерного для отсталой страны) к классическому непосредственному пути в стране, уже достаточно развитой для этого.

Очень вероятно, что, хотя контрреволюционная тенденция на этом этапе (неизбежно порождаемая тенденцией революционной) всё равно имела бы место, но контрреволюционный исторический поворот, который произошёл в 50-х, вовсе не смог бы победить, если бы этот непосредственный, марксовский коммунистический процесс развернул в это время свою полную активную силу. Ну, разве что в самом худшем случае контрреволюционная тенденция могла бы на какое-то время сбить это революционное движение с курса, но этим же самым ещё больше ополчила бы его против контрреволюции, и возврат на правильный курс состоялся бы довольно скоро. Но новый революционный процесс ещё не развернулся в необходимой степени, более того – он пока ещё совсем не вступил в свою активную стадию.

В старых текстах уже приходилось писать о закономерных стадиях любого объективного процесса. Здесь будет уместно сказать об этом ещё раз.

У всех объективных процессов одна и та же общая схема; каждый объективный процесс проходит шесть стадий:

1). Стадия зарождения объективного процесса. Каким-либо образом (ну, например, как результат предыдущих процессов) складывается такое положение в обществе, которое требует от людей определённой системы действий, соответствующей этому положению.

2). Стадия накапливания отрицательностей. Поскольку поначалу система действий людей продолжает оставаться прежней, такой, какая она была до этого, возникают и накапливаются какие-то отрицательные последствия от несоответствия этой старой системы действий новому объективному положению.

3). Стадия поиска выхода. В той части общества, на которую ложатся эти накапливающиеся отрицательности, начинается недовольство и поиск выхода, - именно эти люди становятся социальной движущей силой этого процесса.

4). Стадия формирования необходимого субъективного фактора. Постепенно вырабатываются идеи о правильных путях выхода, о нужной новой системе действий и создаются руководящие организации этих социальных движущих сил.

5). Стадия преобразований. Под руководством этих организаций, ломая сопротивление тех, кто препятствует переменам, эта часть общества шаг за шагом переходит к новой системе действий, соответствующей требованиям объективного положения.

6). Стадия завершения объективного процесса. Окончательное правильное установление этой новой системы действий исчерпывает данный объективный процесс, и он на этом завершается.

То есть активная фаза объективного процесса начинается не сразу. Активность общества начинает только чуть появляться на третьей стадии, несколько усиливается на четвёртой и достигает максимума на пятой. Прежде нужно чтобы в достаточной степени сложилась та проблема, которая потребует этой активности, и заметно накопились отрицательности от затягивания этой проблемы.

Та социалистическая составляющая, которая была уже возможна на прежнем опосредованном пути, так же как и антиимпериалистический фактор, уже выполнила то, что ей полагалось выполнить и что ей было возможно выполнить. Теперь в дело должен вступить процесс непосредственных, подлинно марксовских социалистических преобразований, не сотрудничающий с остаточными госкапиталистическими элементами управления и хозяйствования, а вытесняющий их полномерно социалистическими отношениями и превращающий тем самым прежнее составное состояние в однородно социалистическое. Но к 50-ым годам этот процесс приблизительно находился лишь на второй стадии своего развития или в самом начале третьей и не имел ещё ни руководящих организаций своих социальных движущих сил, ни необходимой активности в этих социальных силах.

Именно по причине недостаточной продвинутости этого нового революционного процесса выступившая контрреволюционная тенденция (основой которой являлась остаточная госкапиталистичность) сумела оказаться победителем. В связи с этим возникают два следующих вопроса: почему контрреволюционная тенденция оказалась более продвинутой, чем революционная, и какова дальнейшая судьба этого созревшего, но ещё недостаточно продвинувшегося революционного процесса?

                5.

Вопрос «почему в 50-х контрреволюционное действие оказалось более продвинутым, чем революционное» на первый взгляд кажется трудным, - ведь революционное и контрреволюционное составляют диалектическую пару, развиваются параллельно, взаимно питая друг друга, и, следовательно, должны были бы на этом этапе приблизительно соответствовать друг другу по силе.

Но ответ подсказывается простой логикой. Если контрреволюционное действие оказалось более продвинутым, значит оно развивалось в паре не с тем революционным процессом, который, наконец созрев, начался к 50 – 60-ым годам, а с каким-то другим, более ранним, и потому и продвинулось дальше, что развивалось по времени дольше.

Это и в самом деле так. В нашей революции, наряду с прямой контрреволюционностью прежних классов, которая была явной и всем видной, с самого начала революционных преобразований стала складываться другая контрреволюционность довольно специфического вида.

Ленин не раз говорил, что в такой стране, как мелкобуржуазная Россия, установление госкапиталистичности было бы шагом вперёд, облегчало бы дальнейшие шаги к действительному социализму.

В стране, непосредственно ещё не готовой к полноценному социализму, элементы госкапиталистических методов управления помогали преодолевать мелкобуржуазную стихию и раздробленность множественного приватного хозяйствования, тем самым способствуя поэтапному движению в будущий полноценный социализм.

Ленин был безусловно прав, когда говорил, что не надо воспринимать эту союзническую на данном этапе госкапиталистичность как поражение и как фатальное зло, ведь первая часть этого слова («гос») означает не буржуазное государство, а государство диктатуры пролетариата. Это так. Но тем не менее не надо забывать и остальную часть этого слова.

На этих, вынужденно пока сохранявшихся, вынужденно пока использовавшихся, элементах госкапиталистических методов складывался и соответствующий слой общества с тем интересом и с тем сознанием, которое формировалось этим госкапиталистическим бытием. Необходимость служить диктатуре пролетариата, необходимость находиться и расти внутри её политической линии дало этому остаточно-госкапиталистическому социальному слою очень своеобразную особенность. Эта особенность состоит в том, что он на словах (и очень даже возможно – искренне) стоит за социализм, но за тот «социализм» (вот именно так и надо писать – в кавычках), который соответствует интересам и сознанию этого, госкапиталистического, социального слоя. Приватная капиталистичность устранена, - полагают они, - всё взято в руки государственного центра, над Кремлём реет красный флаг; следовательно – всё, больше ничего и не нужно, вот он – социализм.

«А остаточные госкапиталистические элементы в экономической и социальной сфере?» - спросим мы их. «Какие ещё госкапиталистические элементы? - удивятся и возмутятся они. – Что вы тут какой-то троцкизм разводите?» «А диктатура пролетариата?» - спросим мы опять. «А зачем она теперь? – возразят нам они. – Всё в руках коммунистического государства, приватного частнособственничества нет, антагонистичность классов исчезла – следовательно, функция диктатуры пролетариата отпала.»

Наиглавнейшая, наиважнейшая функция диктатуры пролетариата на этом этапе – сначала держать в узде остаточные госкапиталистические элементы, контролировать их при вынужденном их использовании, а затем переходить к вытеснению их, - эта функция ими не признаётся и не будет признаваться никогда, поскольку направлена революционным остриём как раз против них самих.

Пока над обществом господствует правильная революционная идеология, опирающаяся, как положено при диктатуре, в том числе и на насильственные методы, этот своеобразный социальный слой громко аплодирует, выше всяких мер славословит вождя и говорит то, что предписано вождём. Но как только сила власти оказывается в их руках, они сразу делают резкий поворот: «Социализм построен полностью; диктатура пролетариата, выполнив все свои задачи, становится ненужной».

Ещё раз повторю: очень возможно, что их вера искренняя, что притворства у них нет и что свою власть они действительно считали социалистической. Но на деле они осуществляли власть этой госкапиталистической остаточности, которая, будучи избавлена от обуздывающих рамок диктатуры пролетариата, начала беспрепятственно расти, разбухать и порождать буржуазное сознание в огромных масштабах.

Итак, опосредованный, поэтапный характер нашей революции, содержавший в себе конечную социалистическую цель в качестве важной смысловой составляющей, объективно оказался (и не мог не оказаться) в союзе с этой по-социалистически разглагольствующей госкапиталистичностью против главного препятствия первой половины советской истории – приватного капитализма и огромной мелкобуржуазной стихии. Но объективно будучи на этом этапе союзником революции и даже принимая её в общих чертах, эта госкапиталистичность в то же время развивалась в её недрах как скрытый контрреволюционный процесс против её подлинно социалистической составляющей.

Таким образом, этот контрреволюционный процесс начался, пожалуй, с самого начала нашей опосредованной революции и, так или иначе, маскируясь под господствующую политическую линию первой половины советской истории, одновременно с этим вынашивал свои соответствующие взгляды на перспективу и сумел в ходе своего развития достаточно хорошо сорганизоваться, в том числе и на высоком государственном и партийном уровне.

Вследствие этого к 50 – 60-ым годам оказались противопоставлены друг другу не равные по силе процессы, а более продвинутый и более сорганизованный и к тому же овладевший силой государственной власти контрреволюционный госкапиталистический процесс и революционный процесс наконец-то назревшей марксовской, полноценной революции, но находившийся ещё только на своих самых первоначальных стадиях.

Как исказила мозги многих рядовых коммунистов развернувшаяся вслед за этим переворотом (за этой сменой диктатур) новая (якобы по-прежнему марксистская, но уже совсем не марксистская) идеология, хорошо показывает та ошибка, которую до сих пор допускают немало коммунистически ориентированных товарищей. Все мы часто встречаем в сегодняшней сумбурной «левой» писанине ссылку на слова Ленина о том, что «социализм есть государственно-капиталистическая монополия, обращённая на пользу всего народа». И на этом мысль этих товарищей заканчивается.  Но в таком урезанном толковании ленинских слов теряется наиважнейшее, о чём тоже неоднократно и настойчиво говорил Ленин и что составляет главный, сущностный стержень ленинского понимания этого вопроса. Ленин говорит не просто об обращении монополии на пользу народа, а о «проведении этого Советскою властью, её методами, по-своему, своими приёмами, а именно - советскими приёмами». Государственная монополия, хоть и пытающаяся проводить положительную социальную политику, но не изменившая ни содержание, ни форму своей государственности, социализмом ни в какой мере не станет. Это очень важно понимать.

(Конец ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВОЙ ЗАПИСИ).


КОММЕНТАРИЙ ЧИТАТЕЛЯ x_ussr:

"А что мешает предположить, что марксистская теория была ошибочной в части определения действующих классов в социалистическом государстве?
К рабочим и крестьянам через наследование добавилась номенклатура. То есть если первое поколение номенклатуры было либо ещё царским (вымирающим), либо рабоче-крестьянским, то второе-третье уже зачастую было "династическим".
А дальше у номенклатуры как у класса появляются свои интересы, которые марксистская теория тупо не видит и не понимает, потому что этого не может быть, потому что не может быть никогда.

В итоге если отбросить предательства и работу внешних сил, то Горбостройка по сути была процессом закрепления в наследовании благ и ресурсов у номенклатуры, то есть реконструкцией капитализма с целью передать по наследству власть и защитить накопленное и наворованное у государства и системы.
То есть смычка "неучтённого" класса Номенклатура с предателями и врагами социалистического государства ради вполне конкретной задачи."

МОЙ ОТВЕТ НА КОММЕНТАРИЙ:

Во-первых, нельзя говорить «а что мешает предположить» насчёт номенклатуры, потому что в тексте прямо сказано: «Многие товарищи, пытаясь разобраться в причинах, видят эти причины в обюрокрачивании и обуржуазивании руководителей».

Во-вторых, номенклатура не является классом сама по себе. Да, при капитализме она может быть отнесена к буржуазии (к особой её разновидности), но лишь постольку, поскольку её делает такой власть капиталистов, которой эта номенклатура служит за часть прибавочной стоимости. При революционной власти пролетариата часть номенклатуры может ставить свои частные корыстные интересы выше общественных, но – часть, не все, не вся номенклатура как таковая. Мазать чёрной краской всю номенклатуру социализма целиком, без разбора – это очень неправильно.

В-третьих, часть номенклатуры, становящаяся на путь частных корыстных интересов, не превращается тем самым в какой-то новый отдельный класс, а просто получает основания быть отнесённой к буржуазии, пытающейся возродиться внутри социализма. Но это же относится не только к порочной части номенклатуры, но и к любым слоям общества. Систематически подворовывающий работник склада или шофёр, наживающийся на «левых» рейсах имеют ту же природу, но мы ведь не выдумываем новые классы кладовщиков и шоферов.

В-четвёртых, неправильно говорить, что «марксистская теория тупо не видит и не понимает этого, потому что этого не может быть никогда». О такой разновидности буржуазности много сказано у Маркса, о таком способе возрождения буржуазности немало сказано и у Ленина, и у Сталина.

В-пятых, в тексте прямо сказано, что ссылка на обуржуазивание руководителей не может считаться причиной, объясняющей происшедшее в нашей стране, поскольку возникает главный вопрос: «а почему пошло такое сильное, беспрепятственное обюрокрачивание и обуржуазивание?» Именно в ответе на это «почему» и заключается причина, а факт сильного и быстрого обуржуазивания должен рассматриваться лишь как следствие этой главной причины.

В-шестых, в Ваших словах о «неучтённом классе» и его смычке с внешними врагами есть очень полезное зерно, которое нужно выделить и над которым стоит подумать. Действительно, а почему к концу 80-х эта общеизвестная в марксизме и понятная любому честному низовому человеку опасность вдруг оказалось неучтённой со стороны правящей верхушки? Вы это полезное зерно истолковали немного неправильно. У Вас получается, что коммунистические руководители просто проглядели эту опасность из-за недостаточного понимания. А не правильней ли сказать, что эти руководители уже не были ни в какой мере коммунистическими, как и вся их система власти? Не в этом ли причина такого странного «неучитывания»?

ОТВЕТ ЧИТАТЕЛЯ x_urss:

"К марксизму я вообще-то отношусь отрицательно. Но всё же хочу спросить: а почему номенклатура не класс?"

МОЙ ОТВЕТ:

Понять это, в общем-то, не особенно и сложно. Думаю, что это под силу любому серьёзному человеку. Берёте определение классов и прикладываете к нему так называемую номенклатуру. Подходит под определение – значит класс, не подходит – значит не класс. Но если Вы это проделаете, то увидите, что не подойдёт.

Сейчас почему-то распространилось такое поветрие – называть определением классов слова Ленина из работы «Великий почин». Но ведь Ленин там не даёт глубокое научное определение, а просто растолковывает простым языком, в форме, доступной для рабочих читателей того времени, содержание этого термина.

Если же Вам нужно строгое политэкономическое определение, то оно звучит приблизительно так: классами какого-либо способа производства называются социальные слои, участвующие в этом способе производства и характеризующиеся таким устойчивым различием своего места в нём, какое и обеспечивает именно такой способ производства.

В этом определении, как и положено, указаны все сущностные признаки понятия «классы» (в данном случае – четыре признака). Путь же получения дохода, величина дохода и тому подобное – это уже не сущностные, а следственные признаки, вытекающие из места этого слоя в данном способе производства.

P.S. – Что же касается Вашего отношения к марксизму, то дело, как я понимаю, в том, что Вам подавали не марксизм, а его искажённую, изгаженную примитивным догматизмом подделку. Извините за грубое сравнение, но получилось так, как если бы человека долго кормили говном, называя это мёдом. А потом, когда через много лет кто-то любезно предложит ему: «Не хотите ли угоститься мёдом?», то этот человек громко завопит: «Ни за что! Вон от меня со своим мёдом! Хватит, наелся!»

КОММЕНТАРИЙ ЧИТАТЕЛЯ deminded:

"Вы пишете: "Учитывая известное торможение революционного процесса в развитых центрах империализма, видимо, надо сказать, что в империалистическую эпоху движение к социалистической перспективе только и может идти вот таким опосредованным путём".

Вам не кажется, что такое утверждение выводит нас слишком далеко за рамки марксизма? Получается, что капитализм не порождает внутри себя средств разрешения собственных противоречий и социальных субъектов этих перемен; не развитие производительных сил толкает общество к созданию новых производственных отношений и смене надстройки, а конфигурация национальных интересов и диспропорции в уровне развития периферийных стран. Апологетом такой трактовки, насколько я помню, выступает Самир Амин."

МОЙ ОТВЕТ НА КОММЕНТАРИЙ:

Речь здесь идёт не о превращении капитализма в социализм (которое действительно невозможно в недостаточно развитых обществах), а о появившейся в империалистическую эпоху возможности для периферийных стран начать опосредованное (поэтапное) движение в направлении к будущему социализму. Понятно, что сам переход их в социализм мыслим только при достижении ими достаточной степени зрелости того объективного противоречия, о котором говорит марксизм. Следовательно, если антиимпериалистический революционный процесс удастся возглавить коммунистической политической силе (а это может получиться, а может и не получиться), то в том-то и будет заключаться содержание этого долгого поэтапного движения, чтобы поэтапно довести общество до той степени зрелости, когда преобразование прежних производственных отношений в действительно социалистические объективно станет возможным. Таким образом, никакого отступления от рамок марксизма здесь нет.

Об этом немало писал Ленин, и было бы правильно разбирать этот вопрос именно по Ленину, а не по каким-то аминам.

КОММЕНТАРИЙ ЧИТАТЕЛЯ zogin:

"Как бы марксизм учит восходить к конкретному. Тут бы как раз и надо пояснить, какие именно советские приёмы нужно применить, например, к российским госкорпорациям."

МОЙ ОТВЕТ НА КОММЕНТАРИЙ:

О том, чем именно отличаются действительно социалистические производственные отношения от госкапиталистических (пусть даже и при диктатуре пролетариата), об условиях, которые обязательно должны быть в наличии, чтобы социалистические отношения стали возможными, и о неизбежном составном состоянии производственных отношений по итогам всего лишь каких-то двадцати лет преобразований в нашей первоначально очень отсталой стране я уже писал и не раз. Поэтому я подумал, что не нужно опять повторять то же самое.