Создание семьи
23 июня 1971 года произошел переход от жизни студенческой к жизни молодого специалиста инженера-кораблестроителя. Мы с Толиком Матвеевым приобрели в магазине две голубые (выбора особо не было) футболки, изготовили из ватмана трафарет и на спине нанесли черной краской одно слово крупными буквами: «ВСЁ» и внизу дату «23.VI.71» Назначение я получил на Череповецкий судостроительный завод. Ввиду того, что мой средний балл был сравнительно высокий, мне представилась возможность в первых рядах выбирать место будущей работы. Выбор был богатый. Любое судоремонтное или судостроительное предприятие на всём просторе Советского Союза, кроме города Горького, в котором я жил и учился. Больше всего наших выпускников ждали в небольших судоремонтных предприятиях, разбросанных по всей стране на разных реках. Об интернета и википедии тогда никто еще и не помышлял. Пришлось взять в библиотеке Большую Советскую Энциклопедию и искать там информацию о местах, предлагаемых для распределения. Среди множества таких мест числился г. Череповец с его судостроительным заводом. В энциклопедии к тому времени сведения о Череповце были на уровне где-то 50-х годов. То есть никакой путной информации я не получил, но выбрал его для своего последующего проживания. К этому времени я уже обзавелся невестой, и наша свадьба была назначена на 3 августа 1971 г.
Не желаю никого обидеть, но подозреваю, что обряд бракосочетания и, последующая за ним, свадебная церемония, для подавляющего большинства мужского населения, не является самыми радостными и любимыми. Вероятно, природа сделала это специально, что бы мужики не женились часто.
Вот такой обряд и церемония ожидали меня 3 августа 1971 года. Это был год знаменательный ещё и 750-летием образования Нижнего Новгорода. Организация свадебной процедуры была возложена на родителей, т.к. до свадебной церемонии мы отдыхали с друзьями на р. Нёмде. Всё помнится, как во сне. Было много цветов, почему-то гладиолусов. Собрались люди. Друзья и родители. Ждали такси. Поехал за невестой. Никакого выкупа, как в нынешние времена, за невесту предусмотрено не было. Поехали на улицу Воробьёва во Дворец бракосочетаний. Что происходило во Дворце совершенно выпало из памяти. Наверное, спрашивали согласен ли взять в жены…
Дальше сразу вспоминается застолье. Свадьба происходила у меня дома в двухкомнатной «хрущёвке». Народу было немного. Только ближайшие друзья с моей стороны, подруги с её стороны и родители с двух сторон. Всё происходило «без затей», выпивали, кричали «горько», закусывали, танцевали и пели песни под гитару.
После свадьбы была короткая передышка и сборы к отбытию на место моей работы в город Череповец.
Начало производственной деятельности
Путь наш лежал до города Рыбинска на «Метеоре», а оттуда теплоходом до Череповца. В Череповец прибыли рано утром. Позавтракали и направились искать мне работу. Короче говоря, 20 августа приняли меня на работу инженером-технологом, а не конструктором, как предполагалось при распределении. Это позволяло мне развернуться и отправиться обратно домой в соответствии с законодательством. Но я не стал спорить, потому что впереди ждал меня осенний призыв в Советскую Армию. Поселили нас в общежитии на улице Мира, расположенной параллельно высокому забору Череповецкого металлургического комбината, который занимал около четверти площади города. При оформлении сожалели, что я не сообщил о наличии молодой жены. Как раз, только что, был сдан новый жилой дом, где я мог бы получить квартиру, но обещали, что через год опять будет сдаваться новый дом. Комната на первом этаже общаги была обычной, со столом, двумя койками и шкафом. Туалет в конце коридора, душ в подвале соседнего подъезда, кухня с тараканами недалече.
Первый день на работе был ознакомительный. Технологический отдел находился на втором этаже заводоуправления и состоял из начальника предпенсионного возраста, двух молодых женщин, выпускниц нашего корфака и одной выпускницы ЛИВТа с двухлетним стажем. Лица барышень нашего корфака показались мне знакомыми. Был ещё один парень, тоже из Ленинграда. В результате беседы с начальником я понял, что в ближайшей перспективе я должен занять место начальника технологического отдела. В перекурах познакомился с ребятами из конструкторского отдела, который находился напротив. В противоположном конце коридора была заводская столовая, где неплохо готовили. Изюминкой этой столовой было то, что в ней торговали пивом. Очереди за ним не было, а я иногда баловал себя кружечкой перед обедом. Первым моим заданием было разработка штампа для изготовления шайб определённого размера. Пришлось идти в техническую библиотеку и искать там справочники по штамповке. Кстати, заведующей этой библиотекой была жена начальника конструкторского отдела, у которой было то ли ботаническое, то ли биологическое образование. Тем не менее она помогла мне подобрать необходимую литературу. С заданием я справился. Уж не знаю, удачно или нет. Так как результатов я увидеть не успел.
Параллельно мне было поручена работа по модернизации стенда для испытания брашпилей, которые изготавливались на заводе. Самым главным было разобраться в сути модернизации. Здесь я получил от своего начальника, как я считаю, бесценный совет. На завод я прибыл гордым молодым, но специалистом, со значком о высшем образовании на лацкане пиджака, в белой рубашке и при галстуке. Мой умудренный начальник сказал мне примерно следующие слова: «Владимир Владимирович, не стесняйтесь спрашивать, если чего-то не знаете. Спрашивайте у коллег, спрашивайте у рабочих. Люди по природе любят учить. Если вы чего-то не знаете, но при этом спрашиваете, вам всё расскажут и будут уважать. Если же вы не знаете и не пытаетесь узнать, вас уважать никогда не станут.» Этим советом я пользовался всю свою конструкторскую жизнь, и никогда он меня не подводил. У меня всегда были прекрасные отношения и с коллегами, и с рабочими. Вот вооруженный таким советом, я направился в цех на участок, где располагался стенд, подлежащий модернизации. Нашел какого-то рабочего и стал расспрашивать его про этот стенд. В процессе вокруг собрались несколько человек, которые дали мне исчерпывающую информацию. А когда я после приходил в цех, со мной все дружески здоровались, как будто я здесь уже сто лет работаю. А работа моя по модернизации была довольно муторной. Нужно было в кальки чертежей внести тушью необходимые изменения. Кто понимает, тот подтвердит, что проще новые чертежи разработать.
А пока я на работе двигал вперёд технологию судостроения, жена тоже нашла для себя работу машинистки в горпищеторге. Я однажды заходил к ней на работу. Это был довольно большой деревянный двухэтажный дом. Её рабочее место располагалось на втором этаже в большой уютной, на мой взгляд, комнате, где была печь-голландка.
Основное время у нас было занято работой, а досуга никакого не было. В связи с этим мы вскоре купили телевизор «Рассвет» за 130 рублей, который и смотрели по вечерам, лёжа на кровати. Пару раз ходили в гости к коллеге жены, которая жила с мужем в однокомнатной «хрущёвке». После нашей общаги нам их квартира казалась райским гнёздышком.
Мне Череповец понравился. Это был небольшой аккуратный и чистенький северный городок. Расположен он, примерно, как наш Нижний Новгород, на высоком берегу при слиянии Шексны и реки Ягорба. С набережной, как и у нас, открываются заречные дали, которые в осенние дни были раскрашены в желтые, красные и зелёные цвета осени. В выходные дни город пустел. Большинство населения, как во многих северных населенных пунктах, отправлялось за город на заготовку клюквы, грибов и рыбы. В городе было много общежитий, столовых, кулинарий и домовых кухонь, которые здорово облегчали нам жизнь. На работу мы с женой выходили вместе и завтракали в ближайшей столовой, где кормили на удивление вкусно. Обедали, естественно, в столовой, и возвращались домой зачастую через столовую. А если нужно было поесть дома, то к услугам рядом была домовая кухня, где можно было купить полуфабрикаты и разогреть в общежитии на кухне. Что- либо готовить в условиях общежития было крайне затруднительно.
А жене моей, Галине, жизнь в Череповце оказалась не по душе. Ей очень хотелось вернуться домой в Горький.
Уборка череповецкого картофеля
В Череповце тоже была советская власть, которая направляла ИТРов в колхоз на уборку картофеля. Однажды в сухой и солнечный день работники заводоуправления отправились на помощь работникам сельского хозяйства. Там я впервые увидел картофелеуборочный комбайн. Сначала проходила картофелекопалка, а за ней комбайн, по транспортёрной ленте которого в бункер двигался картофель. Женщины отбирали с транспортёра негодные клубни, а мужики затаривали картошку в мешки и ставили их в кучки, откуда они загружались в кузов грузовика. Надо сказать, что картофелеуборочный комбайн я видел не только в первый раз, но и в последний. В дальнейшем, работая в колхозах Горьковской области, я таких комбайнов не видел. То ли Череповец был впереди Горького в сельскохозяйственных технологиях, то ли, наоборот, совсем отстал…
После работы наши технологический и конструкторский отделы расселись на травке кружочком и приступили к трапезе. Рядом со мной разместился пожилой конструктор, который время от времени отдавал мне свою дозу алкоголя, а я не мог отказать… Домой приехал «хорошеньким», но до прихода жены с работы сходил в душ, вернулся в нашу комнату и завалился спать. Вот, собственно, и вся моя жизнь молодого специалиста…
Осенний призыв
Уже в конце октября я получил повестку из военкомата, прошёл медкомиссию, которой был признан годным для службы на флоте. Было предписано 10 ноября 1971 года прибыть в 8 часов утра к военкомату с вещами и одетым по сезону. А 28 октября был уволен с завода «в Советскую Армию». Галя к этому времени была беременной и чувствовала себя при этом не лучшим образом. Мы быстренько отправили посылками в Горький разные вещи, в том числе те, которые присылали нам из дома. Телевизор «Рассвет» отнесли домой к коллеге жены по работе с просьбой продать его кому-нибудь или, как получится.
Купили билеты на самолёт до Горького. Собрали вещи, добрались на автобусе до пристани и переправились на местном теплоходе на противоположный берег Шексны, где находился аэродром. Погода была осенняя и сырая. От пристани до аэродрома пришлось добираться по грязи с вещами в руках, наверное, полкилометра.
На аэродроме располагался небольшой домик, а невдалеке сиротливо стоял самолёт ИЛ-14, на котором предстояло долететь до Москвы. Кроме нас двоих были ещё человек пять пассажиров из них двое пьяненьких. Зашли в самолёт и расселись по местам. Сидим, ждём. Появилась стюардесса гренадёрского роста с книжкой подмышкой. Когда она проходила мимо, один из пьяненьких пассажиров этак игриво её спросил: «А конфетки раздавать будите?» На что последовал ответ: «Обойдётесь».
Стюардесса прошла вперёд, уселась на переднее сидение, упёрла ноги в стенку и принялась читать книжку. Так до самой Москвы она и читала. А по прилёту в Москву, захлопнула книгу и ушла. Самолёт летел низко и его покачивало. Из Москвы полёт был более комфортный.
А тут и праздник 7 ноября подобрался. Решили собрать друзей, отпраздновать праздник и, заодно, проводить меня на флот.
Гуляли, как обычно. Выпивали, закусывали, танцевали и пели. А на 9 ноября у меня уже был обратный билет до Череповца, где меня с нетерпением ожидал Череповецкий горвоенкомат. Провожали меня все мои друзья и безутешная супруга, которая держалась, держалась, а потом не выдержала и расплакалась. Мне тоже было крайне грустно расставаться с любимой женой на целый год. Но не плакать же мне… А хотелось…
Побег из общежития через окно девичей комнаты
В Череповец прилетел, когда уже было темно. Опять по грязи добрался до пристани. Река чернела, а в её черноте отражались огни противоположного берега. Было холодно, грязно и сыро, что полностью соответствовало моему грустному настроению. Через некоторое время к пристани причалил теплоход. Забрал немногочисленных пассажиров и отправился в обратный путь к противоположному Череповецкому берегу.
На самом деле было ещё не позднее время, по улицам ходили люди, светились окна домов, автобусы были полны пассажиров. Добрался до общежития, взял у дежурной ключ. Открыл дверь комнаты. Комната была пустынной, на столе стоял забытый женой неполный флакон духов, источавший родной запах… Снял телогрейку, резиновые сапоги и лёг на кровать. Тоскливо. В голове мысли о жене, о родителях, о доме… Вдруг негромкий стук в дверь. Кому не спится? Поднялся открыл дверь. Передо мной предстали две барышни: «Поговорить надо». «Надо? Заходите». «Мы сейчас». Пропали и вскоре вернулись. В руках одной была бутылка водки, а другая держала сковородку с жареной картошкой и ещё какую-то закуску. Какие только мысли не пролетели в голове… Сели за стол, налили по чуть-чуть. Дело оказалось «семейное». Барышни живут в соседней комнате за стенкой. Их там четверо. У той, что была с бутылкой, муж речник и почти всю навигацию находится в плавании, а в остальное время живёт в этом же общежитии, но в другой комнате. Что за семейная жизнь? А в комнате им отказывают. Просьба заключалась в том, что я, когда утром соберусь уходить, постучу в стенку. Молодая жена речника тайком перебирается с вещами в мою комнату и забаррикадируется там, а я перехожу в её девичью комнату и через окно ухожу на службу на Краснознаменный Северный Флот. Я только недавно понял, почему мне нужно было уходить через окно не своей комнаты, а из комнаты «девичей». Всё было по-женски тонко рассчитано. Нужны были свидетели того, что она не просто перешла ко мне в комнату, а что я эту комнату освободил в момент её перехода. Ладно, договорились. Барышни ушли. А я, так и не раздеваясь, улёгся спать до утра. На утро всё прошло по плану. Выпрыгнув из девичьего окна в темноту осени, направился прямо к военкомату, где встретил своего коллегу-конструктора и соседа по общежитию. Его тоже пригласили послужить. А жена его будет дожидаться в общежитии
Путь на Север.
У военкомата, как обычно была толпа призывников и провожающих. Кто плакал, кто плясал… Вскоре прибыли автобусы, на которых нас всех повезли в Вологду. Сначала нас сгрузили в каком-то строении типа двухэтажного сарая, где мы лежали на двухэтажных нарах и чего-то ждали. Здесь же нас постригли наголо. Затем перевели в какой-то клуб, где мы сидели на креслах в зале. Здесь небольшой провал в хронологии. В конце концов не важно, когда это было, главное суть. Очередная комиссия. Захожу в комнату, в ней несколько столов. За которыми сидят офицеры и собеседуют с новобранцами. К своему столу меня приглашает офицер в морской форме в звании майор. Начал меня расспрашивать о том, о сём… Где, спрашивает, служить желаете. Я почему-то отвечаю, что желаю служить по специальности, хотя не представляю, по какой такой военной специальности может служить инженер-кораблестроитель. А он предлагает: «Давай в морскую авиацию. Форма военно-морская, служить будешь в Вологде, в областном центре». «Нет,- говорю,- хочу по специальности». «Да чего там хорошего? Будешь служить в каком-нибудь портовом городишке, заведешь себе бабу, что за служба, никакой дисциплины…». «По специальности»,- зациклило меня. «Ну, ладно. По специальности, так по специальности». Забегая вперед, скажу, что там, где мне пришлось служить (в 70 км. от норвежской границы), т.н. «баб» не было в радиусе нескольких десятков километров.
Весь день мы сидели в клубе. Иногда выходили, никто не запрещал. Даже гуляли по близлежащей улице. Курили, курили, курили… Настал вечер. В домах засветились окна. По улице прогуливались вольные люди, ехали машины и автобусы. Чувствовалась какая-то оторванность от реального мира. Казалось, что жизнь проходит за стеклом, а я нахожусь в потустороннем мире…
Утром переместились на вокзал и погрузились в вагоны пассажирского поезда. Получили сухой паёк и тронулись в сторону севера. Почти сутки были в пути. Прибыли куда-то в район Североморска. Здесь уже была зима и полярная ночь. Время неопределённое, то ли ранний ужин, то ли поздний обед… Разгрузились. Кругом снег, мороз, какие-то бараки и фонари на столбах с лампочками под ржавыми колпаками.
Завели нас в какое-то одноэтажное строение, совершенно пустое внутри и с горячими трубами вдоль стен. Сидим, греемся. Через некоторое время команда: «Построиться!». Вышли на мороз, построились. На дворе темно. Короче, повели нашу команду на помывку. Воды горячей было вдоволь. После помывки выдали вещевые мешки, сапоги, ботинки, форму и т.д. вплоть до носков. Надеть на себя велено было осеннее нижнее бельё, хотя тёплое нижнее бельё лежало в вещмешках, хлопчатобумажную робу синего цвета, при этом рубаху нужно было заправить в штаны. Так традиционно положено ходить новобранцам, не принявшим ещё присягу. Поверх всего надели чёрные шинели, шапки и негнущиеся флотские яловые сапоги. Есть такая старая шутка:
- Солдат, тебе в шинели зимой не холодно?
- Да ты что! Она же суконная!
- А летом в ней не жарко?
- Что ты? Нет. Она же без подкладки!
То, что шинель без подкладки, почувствовалось сразу, как только вышли на улицу после переодевания. В тонкой робе и шинели на 20-градусном морозе чувствовал себя, как голый. После непременного построения переместились в большое здание, где была столовая и разные пустые комнаты. В процессе разных построений и перемещений наша команда редела и редела. Новобранцев постоянно отбирали по каким-то спискам. В результате осталась группа человек из десяти. Командиры, которые распоряжались нашей группой, постоянно менялись, и каждый раз проходил ритуал сдачи-приёмки, во время которого приходилось вытряхивать всё вновь приобретённое имущество из вещмешков и предъявлять каждую вещь новому начальнику в соответствии с зачитываемым списком. Эта процедура происходила неоднократно, вплоть до прибытия в часть по месту прохождения службы. После очередной сдачи-приёмки повели в столовую, которая, как я понял, работала круглосуточно, потому что большая масса народу прибывала и убывала постоянно. Столовая представляла собой большое гулкое помещение с цементным полом и колоннами в середине. Стены на высоту роста были выкрашены зеленой краской, а выше побеленные. В вышине светились лампы дневного света, покрывая своим равномерным не ярким светом помещение столовой. Вся площадь была заставлена длинными столами с деревянными скамейками. На столах стояли бачки с пищей и большие чайники с чаем или кофе с молоком. Кроме того, двумя рядами стояли алюминиевые миски и лежали ложки. Покормили довольно хорошо, было всего много и хорошо приготовлено, особенно много, почему-то, было сливочного масла. Обслуживали столовую, вероятно, старослужащие матросы и старшины, которых за эту работу увольняли в первую очередь. Это был, так называемый, «аккорд». Были они шустрые, весёлые и доброжелательные в ожидании скорого убытия домой. Они же советовали налегать на еду, особенно на масло, которое в дальнейшем будет в ограниченном количестве. А новобранцы были ещё под впечатлением от домашней пищи и, наверное, поэтому масло постоянно оставалось от предыдущих групп, а обслуживающий персонал на него уже смотреть не мог.
Поели, можно и поспать. Пришли в помещение с двух-ярусными койками и быстро разместились на них, сняв только шинели и сапоги. Только я задремал, как почувствовал, что кто-то меня трясёт за плечо. Это был мичман, который приказал вставать и следовать за ним. Привёл он меня и ещё одного новобранца в помещение, где мылась посуда. Вдоль стены стояли три ванны. Одна с горячей мыльной водой, вторая с просто горячей водой и третья с холодной водой. Нужно было алюминиевые миски и ложки поочерёдно мыть в трёх водах и складывать стопками вверх дном на полке. Грязная посуда прибывала постоянно. Время от времени приходил мичман и брал пятернёй первую попавшуюся миску за дно и поднимал её. Если она выскальзывала из руки, то всю партию мытой посуды без слов опрокидывал в ванну и уходил. Если не выскальзывала, то молча уходил. В короткие перерывы можно было перехватить кусок хлеба с маслом, который по просьбе передавали в окно между кухней и моечным помещением ребята из кухни. Что бы покурить, приходилось выходить на улицу, на мороз. Как долго длилась эта вахта, я не представляю. В конце концов она закончилась.
После очередного построения и проверки содержимого вещмешков нашу команду повели в сторону моря, вернее залива. Вода в заливе переливалась лунным цветом, в ней отражалась сопки, частично покрытые снегом. У причала стояло грузопассажирское судно, освещая своими огнями близлежащую территорию и воду залива. По трапу зашли на корабль и попали в тёплый и уютный мир судовых помещений. Нас распределили по каютам. Здесь уже можно было раздеться, лечь на койку и мгновенно уснуть, укрывшись мягким одеялом. Проснулся утром отдохнувшим. Судно уже стояло у причала. Покормили нас традиционным флотским завтраком: кофе с молоком и мягкий белый хлеб с маслом. Как позже выяснилось, прибыли мы в Западную Лицу, а точнее в Губу Лопаткина, где находился штаб флотилии. Западная Лица, это название реки и залива, куда она впадает. А расположен этот залив неподалёку от известного полуострова Рыбачий. Того, что «… растаял в далёком тумане Рыбачий, Родимая наша земля…». С корабля мы переместились в здание штаба и расположились на полу в коридоре второго этажа. Похоже, что рабочий день ещё не начался, и в здании было пустынно и тихо. Пригревшись и прислонившись к стене мы все задремали.
Спустя некоторое время, штаб стал оживать. Мимо степенно проходили офицеры, и иногда быстрым шагом проходили матросики в чистенькой флотской форме. Откуда-то появилась информация, что направляемся мы в Губу Андреева, или Андреевку, по местному наречию. Один, проходивший мимо, матрос спросил, куда мы направляемся. Ответили, что в Андреевку. Тут он «запричитал», что Андреевка- это гиблое место, что над ней птицы гибнут на лету, что оттуда ещё никто не «дембельнулся», что Андреевку ещё называют «Алкашевка». Хорошо он нас подбодрил…
Часов в семь утра вышли из штаба в сопровождении очередного офицера и опять направились в сторону залива. Там у причала стоял небольшой катер, на корме которого толпилась группа офицеров. Мы погрузились на этот катер и он, отчалив от причала, взял курс на противоположный берег залива, где виднелись какие-то строения и сооружения. Минут через десять катер причалил к торцу большого плав-причала, выступавшему от берега в море и выкрашенного в традиционный серый, «шаровый», цвет. По краям причала были расположены какие-то прямоугольные башни. С левой стороны у причала стояли два корабля, похоже, что танкеры, а справа расположилось носом к берегу большое трёхпалубное судно длинной побольше 100 метров, похожее на пассажирский теплоход, от которого исходил негромкий гул, работающих где-то в глубине судна, механизмов. Это, как позже выяснилось, была плавказарма (ПКЗ) «Олонка» финской постройки и довольно новое. В ней проживал весь личный состав части, на территорию которой мы прибыли.
По трапу поднялись на борт и попали в светлый, тёплый и чистый холл. Мы, вдесятером, стояли кучкой на чистом полу в новых сапожищах, вокруг которых образовывались лужицы от тающего снега. В дверях стоял дежурный матрос с сине-белой повязкой на левом рукаве и с пренебрежением поглядывал в нашу сторону. Мимо иногда проходили и пробегали матросы, обутые, к нашему удивлению, в чёрные тапочки с дырочками. Отдых в тепле длился недолго. Пришёл наш сопровождающий с очередным новым мичманом. Произвели, привычный уже, ритуал проверки содержания наших вещмешков по списку и повели наружу в темноту холодного полярного утра. Сойдя с трапа повернули направо и пошли по причалу в сторону берега, который темнел впереди отвесной скалой. Прошли через какую-то будку со светящимися приборами, это был «КРАБ» - «Контроль радиоактивной безопасности», повернули направо и двинулись по каменистой дороге вдоль берега. Дорога освещалась редкими фонарями. Там и тут смутно виднелись мрачные здания, покрашенные в чёрный цвет. Минут через десять, похоже, вышли с территории части и пошли по неосвещённой дороге, проходящей среди покрытых снегом сопок. Этот поблескивающий снег и освещал нам путь.
Так прошли ещё минут десять-пятнадцать. Слева впереди показался приземистый барак, точнее сказать казарма, с одиноким фонарём над дверью в средней части сооружения. С правой стороны чуть выше в сопках стояли несколько зданий. Самое дальнее и самое большое, как позже выяснилось, оказалось столовой, а справа от него и поменьше, была санчасть, которую позже я и посетил.
Курс молодого бойца
Зашли в казарму и оказались в длинном помещении, где вдоль стены стояли ряды двух-ярусных коек, накрытых тёмно-синими одеялами. Между койками стояли старинные тумбочки, а перед койками – табуретки. Напротив рядов коек, через двухметровый проход, виднелись несколько дверей в какие-то помещения. Между дверей на стене были вешалки для шинелей. Освещение было неяркое, но было очень тепло. Обстановка напоминала фильм «Аты-баты, шли солдаты…», который по времени был снят уже позже. Здесь находилась учебная рота, и уже жили человек сто новобранцев. Встретили нас несколько старшин: заместитель командира роты и командиры взводов. Нашу группу разделили по взводам и указали койки, на которых предстояло провести около 30 ночей, а дни проходили в освоении курса молодого бойца. Курс состоял в строевой подготовке, где тренировались ходить строем, одновременно поворачиваться во все указываемые стороны, хором приветствовать начальника, как в шеренге, так и на ходу. Один старшина командовал: «Смииирррна! Равнение на право (или на лево)!» Здесь строй переходил на парадный шаг, а другой старшина, изображающий крупного военноначальника, выкрикивал: «Здравствуйте, товарищи моряки (или североморцы)», а строй хором ревел: «Здрав желав тварщ старшна втрой стати!!!». Старшинам это нравилось. Ходили строем распевая песни «Бескозырочка» и «Ладога».
В столовую, которая располагалась метрах в 150 от казармы, ходили строем без шинелей с песней и в гору. В зависимости от настроения старшины (у одного из них время от времени болели зубы), наше пение могло ему понравиться, а могло и не понравиться. Во втором случае около столовой раздавалась команда: «Кругом! С песней шагооомарш!». И рота возвращалась обратно к казарме, где опять всё повторялось. Я эти песни до сих пор помню… Кстати, о столовой. Кормёжка была отвратительной. Утром традиционный кофе со сгущенным молоком и хлеб с прогорклым маслом. А в обед на первое суп с перловкой и кусочками сала с небритой шкурой. На второе та же перловка или пшенная каша с подливкой в виде отработанного машинного масла и с теми же не бритыми кусками сала. На ужин что-то из оставшегося после обеда. Но и эта еда не оставалась в мисках. Обратно из столовой шли также, с песней. После обеда, как правило, изучали Устав. Занятие почти приятное. Рассаживались кучкой на табуретках, старшина давал кому-нибудь толстую книгу «Устав…» и велел читать вслух. Сами старшины удалялись в свою комнату, где «гоняли чаи» или спали. Все, кто сидел и слушал, сладко засыпали под монотонное бубнение чтеца. Время от времени из своей комнаты резко выходил один из старшин и поднимал с табуретки, кого успевал заметить спящим, и приказывал так стоя и внимать. Но молодые организмы умудрялись засыпать даже стоя.
Вообще-то день начинался с подъёма за 45 секунд и зарядки. Зарядка состояла из пробежки в робе и в сапогах «туда и обратно». Дистанция определялась настроением старшины, который бежал вместе со всеми. А завершался учебный день вечерней прогулкой, то есть хождением строем, но без песнопения. А перед сном начиналась весёлая игра «Отбой-подъём», смотреть на которую собирались все старшины. Сначала подавалась команда: «В шеренгу становись!», а потом: «Отбой!», после которой нужно раздеться, уложить в определённом порядке одежду на табуретку, портянки определённым-же образом расположить на сапогах и лечь на правый бок(!), укрывшись одеялом по грудь. На это давалось две минуты. До сих пор не могу понять смысл этой нормы. После отбоя через пару минут истошным голосом давалась команда: «Подъём!!!», после чего незамедлительно нужно было резко отбросить от себя одеяло, чтобы оно наполовину повисло на спинке койки, с верхнего яруса спрыгнуть так, чтобы не сесть на шею жильцу нижнего яруса, а ему выскочить вперёд, чтобы не дать верхнему сесть себе на шею. Дальше необходимо одеть на себя как-нибудь всю свою одежду и сапоги, намотав предварительно портянки на ноги, и встать в строй. На всё-про всё 45 секунд. После команды «Заправиться» происходило, собственно, окончательное одевание. И так несколько раз. Интересно, что в части, где продолжалась служба после присяги, отбой и подъём происходили после слов дежурного из динамика, «Команде отбой» или «Команде вставать», без ужимок и прыжков, почти, как дома.
И так день за днём. Иногда были светлые пятна, когда в часть на ПКЗ отправляли гонцов в корабельный ларёк, где покупались сигареты, папиросы и… конфеты. После этого все друг друга угощали куревом и выбрасывали «жирные» окурки. А через несколько дней начинали «стрелять», курить одну сигарету на двоих-троих и до тех пор, когда она начинала уже обжигать губы. По очереди направлялись в наряд на камбуз, помогать накрывать на столы, убирать грязную посуду и мыть пол. Какое ни есть, а развлечение…
В результате я почувствовал, что заболел и отпросился сходить в медсанчасть. Со мной пошли ещё два новобранца, у одного заболела рука, а у другого был, пардон, понос, то есть диарея. Встретил нас молодой фельдшер в синей робе с двумя лычками на погонах. Стоим мы перед ним втроём. Он выслушал наши жалобы, зачерпнул откуда-то горсть таблеток и всем троим их раздал со словами: «Три раза в день». Моим спутникам, по-видимому, помогло, а мне стало ещё хуже. Я опять в медсанчасть. Тогда молодой фельдшер померял мне температуру, а когда посмотрел на термометр, тихо сказал: «Ни…себе!», и повёл меня в палату, где уже лечились трое пациентов. Несмотря на болезненное состояние, почувствовал себя на верху блаженства. Спи, сколько влезет, еду приносят, песен не поют. А когда стало чуть лучше, резались в карты двое на двое. Пробыл я в этом раю дней 7-8 и успел зарасти густой щетиной, а местные матросики приходили и заглядывали в дверь, чтобы посмотреть на старого моряка, лежащего в уже долгое время в санчасти. Так потом мне рассказали. Не могу сказать, что возвращение в роту было радостным для меня…
Дни становились всё короче и короче, хотя и так представляли собой пасмурные сумерки. Во второй половине декабря были организованы стрельбы для «выпускников» курсов молодого бойца недалеко от казармы. Стрельнули по три патрона из автомата, а после нас долго-долго стреляли офицеры трассирующими патронами во все стороны. Пули отражались от камней и блестящим веером улетали вверх, а некоторые попадали в ближайший березняк и метались там от деревца к деревцу по непредсказуемой траектории. После завершения стрельб, когда стемнело, напросился относить автоматы в часть. Хоть немного побыть вдали от казармы.
На следующий день в субботу была объявлена, как обычно, большая приборка, а после неё всеобщая помывка, первая после переодевания в Североморске. Специальной бани в части не было, но был душ на некоторых объектах части. Когда перед душем разделись до гола, раздалось ржание всех присутствующих. У каждого ноги, от пояса до колен, были синего цвета от полинявшей робы, в которой приходилось выполнять разные мокрые работы на камбузе или во время приборки в казарме. Краска удачно смылась и стали мы чистенькими и свеженькими, и на эту свежесть и красоту надели всё ту же робу. На следующий день в воскресенье 19 декабря 1971 года проснулись, потянулись и встали без всяких ужимок и прыжков на время. На этот день было назначено принятие присяги. Без песнопений ходили в столовую, где был устроен праздничный завтрак. Обед и ужин тоже были праздничные. Я уж не помню, что там было праздничного, но было чуть получше, чем обычно. Запомнились только оладьи с каким-то джемом. После завтрака переоделись в парадную одежду - свежее бельё, зимняя тельняшка, чёрные суконные брюки и тёмно- синяя форменка. Красота! Строем (а как ещё?) направились на ПКЗ, где в актовом зале должен происходить торжественный ритуал. Ну, ритуал, как ритуал. Зачитал, что положено, расписался, где надо и стал настоящим или, как там говорили, «истинным» североморцем с правом носить робу с рубахой навыпуск.
После присяги вернулись «на родину» в казарму и началось время, … я бы сказал: время балдежа. Наши старшины уже перестали быть начальниками, мы, новоиспечённые матросы-североморцы, слонялись, куда хотели в шинелях с поднятыми воротниками, с ремнями ниже живота, держа руки «по бабьи» в рукавах. На шинелях виднелись какие-то прилипшие перья. Как будто, только что из курятника. В наше расположение стали прибывать, так называемые, покупатели, представители частей, которые отбирали себе матросов. Ряды наши редели и редели. На всякий случай, в роте я был не единственным высокообразованным новобранцем. Были ещё ребята из Ленинграда, да и мой коллега из Череповца, сосед по общежитию. Кстати об общежитии. Этому моему коллеге жена написала, что, после моего побега из общаги через окно девичей комнаты, в общежитии разразился скандал в связи с незаконным самозахватом комнаты, а я там упоминался соучастником. Но, ничего. Я находился под защитой целого Северного Флота, а моряки своих не сдают!
Истинный матрос Северного флота
Пришло время, и за нами пришли… Оказалось, что мне, ребятам из Ленинграда, одному парнишке из Горького и ещё нескольким парням, выдалась честь служить в этой же части. То есть в конце декабря перебрались на ПКЗ. Попали в разные подразделения. Я с земляком попали в службу 5, которая выполняла множество функций и, пожалуй, была самая многочисленная. В задачу службы входили ремонт разного оборудования, обеспечение части теплом, водой, электроэнергией, связью, топливом, а, так же, снабжение подводных лодок водой высокой чистоты – ВВЧ. Была служба 3, которая занималась перезарядкой реакторов атомных подводных лодок, была служба, обеспечивающая хранение радиоактивных отходов, был дивизион кораблей технического флота в виде 3-4 танкеров, перевозивших куда-то жидкие радиоактивные отходы. А ещё был экипаж ПКЗ. Кстати сказать, эта в/ч 90299, была крупнейшим в Европе хранилищем радиоактивных отходов. На всякий случай всю эту информацию можно найти в интернете. Сейчас этой войсковой части уже не существует.
Гена Грачёв, окончивший Ленинградский электротехнический институт, попал в службу 3, Олег Льготный из Ленинградского института водного транспорта (ЛИВТ) – в дивизион кораблей техфлота. Были ещё Карпов Борис из Ленинградского кораблестроительного, Задоренко Николай и Баев Игорь из ЛИВТа. Они тоже были где-то рядом. Карпов был серьёзным мужчиной с уже лысой головой, Задоренко – широкоплечий крепыш, который постоянно курил папиросу за папиросой. А Игорь Баев был высоким красивым мальчиком из хорошей ленинградской семьи, отец его был капитаном дальнего плавания и иногда присылал посылки, в которых, кроме всего прочего, присутствовал ароматный голландский табак и гильзы из папиросной бумаги, которые следовало набивать табаком. Игорь был из настолько хорошей семьи, что на службу пришёл с презервативами, что вызвало массу шуток от сослуживцев. Но всё это выяснится потом, появятся ещё лица с высшим образованием. А пока мне указали койку на втором ярусе в кубрике человек на 25-30. Койки располагались так, что образовывали что-то на подобии купе в пассажирском вагоне. У каждого был индивидуальный шкафчик, светильник над головой, одеяло было шерстяное толстое и мягкое. Середина кубрика была свободной. Там немного с краю стоял стол на 6 человек и две скамейки. Напротив, через коридор шириной около двух метров был ещё один такой-же кубрик. Мне предстояла большая работа. Необходимо было пришить погоны ко всем форменным рубахам и к шинели, пришить штат на левый рукав парадно - выходной форменки и шинели, пришить на грудной карман обеих роб полоску белой ткани на которой позже будет написан чёрной краской мой боевой номер. Пришить к «сопливчику» белый воротничок. Сопливчиком называли специальный воротник, который закрывал шею вместо кашне. Раствором хлорки нанёс номер моего военного билета «НЛ № 2863192» на все элементы одежды.
До Нового года оставались считанные дни и чувствовалась подготовка к нему. Я пока «присматривался». Назначили меня в команду спецтрюмных и представили командиру отделения, другим соответствующим начальникам и личному составу. Сводили на объект, в одно из чёрных зданий на территории. На объекте мне показали какой-то насос, который стал моим заведованием. Выдали специальную книжку, которую я должен выучить наизусть и постоянно носить её в нагрудном кармане рабочей одежды. В этой книжке было написано, что и в каких обстоятельствах я должен делать со «своим» насосом. Мне стыдно, но я так и не выучил. Так его назначение и осталось для меня тайной... Хорошо, что не смогу выдать эту тайну даже под пытками. Присвоили мне боевой номер «МО-А-28».
Этот мой объект был хорош тем, что там был прекрасный душ с очень горячей водой и отличным напором. Можно было мыться, хоть каждый день. А вообще-то в этом здании была расположена законсервированная станция воды высокой чистоты, более современная, чем работающая, но уже основательно разоренная. Дело в том, что внутри оборудования были трубки из мельхиора, который пользовались большим спросом для изготовления всяческих красивых поделок. Но о них позже, если не забуду…
Новогодние праздники прошли тоскливо и скучно. 31 декабря в актовом зале поставили столы с разными сладостями и детскими газированными напитками. На сцене пели, плясали и читали стихи. Надо сказать, что пели неплохо. Мне даже показалось, что это не было организованной самодеятельностью, а просто каждый желающий выходил и показывал, что умеет. Некоторых певцов матросы просили спеть что-нибудь, и никого не приходилось уговаривать долго. Популярностью пользовались песни, если можно так выразиться, местный фольклор: о море, о службе, о девчонке, которая ждёт и тому подобные. Запомнилась песня на стихи А. Грина, которую за вечер неоднократно исполнял под гитару на «бис» старшина 1-й статьи, внешне похожий на В.И. Чапаева, только в миниатюре, и с басом, не соответствующим его комплекции.
Не шуми, океан, не пугай-
Нас земля испугала давно.
В тёплый край, в южный край
Мы придём всё равно.
Южный Крест светит нам в вышине.
С первым ветром проснётся компас.
Бог, храня корабли,
Да помилует нас!
Ты, земля, стала твердью пустой.
Рана в сердце… Седею… Прости!
Это твой след такой.
Ну, прощай и пусти!
Старослужащие, или «годки», то есть те, кому осталось служить один год, праздновали веселее, чем остальные. У них было припасено всё, что требовалось для праздника. Но всё происходило тихо-мирно и незаметно. Танцев, к счастью, не было…
После праздников время потекло своим чередом. Утром подъём, зарядка на причале, умывание, то да сё. Потом проводилась малая мокрая приборка, то есть быстрая протирка пола, после чего построение и завтрак. После завтрака утреннее построение на причале, приветствие командира: «Зрав –желам- тварищ-каптан-перва-ранга!», подъём флага и развод на работы. И так каждый день, кроме субботы и воскресенья. А по понедельникам после утреннего построения переодевались в приличную одежду, т.е. в парадно-выходную форму, так называемую «форму три», и шли в столовую, где происходили политзанятия. Занятия проводил молоденький лейтенант Стаценко, вероятно «молодой специалист» вроде меня.
Неожиданно началась служба
По началу я себя чувствовал совершенно лишним на этом «празднике жизни». Ничего мне не приказывали, а я и не напрашивался. Однажды по службе разнеслось: «Котельникова к капитану Медникову!». Пошёл в каюту капитана. Медников, начальник ремонтной мастерской, был мужчиной уже в возрасте с лысиной на голове и заметно выступающим животом. Внешне он напоминал одновременно актёров Николая Трофимова и Евгения Леонова.
- Ты писать умеешь? – спросил он меня.
- Конечно умею, - ответил я с удивлением.
- Нужно тут одну таблицу начертить и написать тушью. Сможешь?
- Запросто.
Дал мне клочок бумаги с нарисованной таблицей и текстом.
- У баталера возьми ватман, тушь и всё, что надо. Действуй.
Таблицу я начертил быстро и отдал капитану. Он посмотрел и одобрил. Через день или два ко мне подошёл лейтенант Стаценко и как-то, стесняясь, попросил меня обновить учебные плакаты, которые висели на стенах нашего объекта. На них были изображены схемы и устройства разных котлов «водотрубных» и «огнетрубных», откуда я подчерпнул много нового для себя. Они были начерчены тушью, а тараканы, которые водились везде в громадном количестве, тушь объели. Оказывается, тушь, особенно красная, для них является лакомством. Плакатов было штуки четыре, и досуг мой был занят на несколько дней. Меня обеспечили всеми необходимыми материалами и инструментами. Рабочее место определили непосредственно на объекте в компании с тараканами. При включенном свете они стараются не попадаться на глаза без лишней нужды. А если свет выключить на несколько минут, а потом включить, то пол покрывался шевелящимся тараканьим ковром, который в мгновение ока разбегался во все стороны. Но при свете, повторюсь, они не злоупотребляли. В таких условиях приходилось работать.
Частенько ко мне наведывались мои коллеги по специальности. При помощи самодельного электрокипятильника из двух бритвенных лезвий кипятили трёхлитровую банку воды и заваривали чай. Чай был крепкий, но в меру. Рассаживались за столом, пили чай без всего и вели беседу. В процессе этих бесед выяснилось, что меня в службе уважают по причине моего года рождения. Оказывается, что, когда служил 1948 год, в части был суровый, но порядок. Сказывали, что матросы с «гармонЯми» по части ходили, а «офицеры их боялись». Сегодняшние «годки» ещё помнили «годков» 48 года. И сказания про 48 год до сих пор передаются из уст в уста. К слову сказать, национальный состав службы был разнообразным. Здесь служили украинцы, прибалты, беларусы, был один бурят и два представителя солнечной Грузии. Один был Миндадзе, а второй – Гвасалия. И только они друг друга называли «чурками». Интересно, что старшиной кубрика (была такая должность) оказался главстаршина с удивительно знакомым лицом. Выяснилось, что и он меня узнал. Оказывается, мы вместе поступали на корфак. Я поступил, а он нет. Теперь, отслужив 3 года, дожидается весеннего ДМБ. Так на флоте называется увольнение в запас. Вероятно, этот термин (ДМБ) остался от бывших фронтовиков, которые ДеМоБилизовывались.
В конце концов все плакаты я нарисовал. Начали меня привлекать к непосредственно служебным делам. Как я уже говорил, одной из функций службы 5, в которой я имел честь служить, была выдача ВВЧ (воды высокой чистоты) на танкер, который специально за ней приходил в любое время дня и ночи. Нужно было протянуть шланг от станции ВВЧ, которая располагалась в одном из чёрных зданий, подсоединить к танкеру и к станции. После этого запустить оборудование и следить за происходящим. А происходило одно и то же: шланг был старый-престарый и постоянно где-нибудь, да протекал. Вот и приходилось на морозе голыми руками заделывать течь при помощи хомутов из резины и проволоки. Я до сих пор сомневаюсь, действительно ли по такому шлангу в танкер попадала вода высокой чистоты. Итак, одну специальность я освоил и один раз ночью заправлял танкер водой самостоятельно. От ПКЗ шёл по пустынной части между чёрных зданий среди сопок, а на небе полыхало северное сияние и отражалось в заснеженных сопках. Описать его невозможно. Это были всполохи, именно всполохи, то бледно зелёного цвета, то красно-сине-желто-зеленого. И всё это происходило в полнейшей тишине, а представлялось, что в это время должен звучать орган в такт цветным волнам неизвестной материи. В это время ощущалась глубина Космоса и мелкий собственный размер. А впереди ждал израненный резиновый шланг и ненасытный танкер. Вернее даже не танкер, а одна из его цистерн.
Два раза за зиму случались аварии на трубопроводе пресной воды. Прорывалась труба, и из-под земли пробивался ключ холодной воды. Это тоже забота спецтрюмных. Собиралась команда из трёх-четырёх бойцов, одевались в (не одним поколением
ношеные) телогрейки, вооружались ломами, лопатами и выдвигались на место аварии. Первым делом посылали бойца за соляркой в ближайший колодец, где было ответвление от трубы топливопровода с краником. Там в полнейшей темноте на ощупь набиралось ведро солярки, которое доставлялось к рабочему месту. За это время собирались все, плохо лежащие, деревянные предметы, доски, палки и складывались в кучу. Эта куча поливалась соляркой и поджигалась. У этого костра грелись отдыхающие, пока их сменщики долбили мёрзлый грунт, да ещё, стоя в воде. Так за день добирались до трубы, после чего в дело вступали специалист старшина. Он голыми руками в воде зачеканивал свинцом соединение чугунных труб, а мы, салаги, на следующий день зарывали яму. Интересно, что во время такой тяжелой физической работы в воде на холоде, организм отключается, тупеет и почти не воспринимает никакие тяготы.
А ещё я вспоминал, как мёрз на холоде после переодевания в Североморске. А здесь зачастую ходили на объекты без шинелей. Мало того, нижнее теплое бельё никто не носил, кроме тельняшки, разумеется. Не принято это у Североморцев. По субботам ходили на объект помыться и постираться. Сначала стирали робу, расстелив её на полу душевой и натирая щётками с мылом. Постирав, развешивали её на горячих трубах отопления. Пока мылись и пили чай, роба почти высыхала. И в такой, полусухой робе быстрым шагом по морозцу шли на ПКЗ. Это метров триста. И ничего, не болели!
Так своим чередом протекала служба. Очень мне нравился «адмиральский час» - сон после обеда. Новобранцы не «удостаивались» такого отдыха, а я был из 48 года. После послеобеденного сна опять построение и развод на работу. Вечером, перед ужином, мокрая приборка кубриков, а после свободное время, три раза в неделю в актовом зале показывали кино, во время просмотра которого можно было наслушаться много разных интересных комментариев. В соседнем кубрике был телевизор. День заканчивался вечерней поверкой и отбоем. По субботам проводилась «большая приборка», когда с мылом мыли всё: и пол, и стены, и шкафы. После приборки и помывка свободное время. Это кроме вахт, разумеется.
Главное участие
Как-то, ещё зимой, подошёл ко мне один старший лейтенант, как выяснилось, комсомольский секретарь, и уточнил, правда ли, что я в институте занимался борьбой. Я подтвердил и сказал, что и зачётная книжка у меня с собой, хотя больших вершин в этом виде спорта я не достиг. Есть, говорит, предложение. А предложение состояло в том, что нужно собрать и потренировать команду борцов для выступления на первенстве флотилии. Принцип олимпийский: «Главное участие». Собрали команду человек из пяти, всех освободили от всего и предоставили спортзал, он же актовый, в полное распоряжение на неделю. Ну, показал им некоторые приёмы, потренировались, как могли. Кстати, одним из «борцов» оказался тот самый единственный в службе бурят. Был он низенький, кривоногий и цепкий, а внешне напоминал «Соловья-разбойника» из старого детского фильма про Илью Муромца. Вечером в субботу, день «Икс», погрузились на катер и отправились в ДОФ на соревнования. Я высказал своё сомнение по поводу отсутствия борцовской формы, на что старший лейтенант спокойно ответил, что форму попросишь у кого-нибудь, кто свободен. Вот тебе, бабушка, и спортивный день… Пришли в ДОФ, а там народу видимо-невидимо. Полно и зрителей, и участников. А среди участников много профессиональных спортсменов. А мы тут с папиросами в зубах, да без формы… Но ничего, лейтенант не обманул. Когда подходила моя очередь к схватке, я нашёл подходящего по комплекции участника и попросил у него борцовское трико. Он без слов снял его и дал мне. Морское братство! Я участвовал в трёх схватках. В результате один противник без моей помощи повредил руку, второму я совершенно случайно попал локтем в нос и у него кровь из носа не останавливалась, а третий соперник из спорт-роты «забодал» меня элементарно. А наш бурят даже кого-то победил. Так закончился первый день соревнований. По прибытии в часть я сказал лейтенанту, что больше туда не поеду. Очень, уж, тяжело бороться после трёх лет курения и без подготовки. На что он пообещал 10 суток отпуска, если займу первое место. Я ответил отказом. Ставка повысилась до 10 суток за второе место. Нет! Десять суток за любое призовое место. Я решительно отказался. На следующий день вечером, этот старший лейтенант встретил меня и сказал, что зря я не поехал, в моей весовой категории никого не было. Достаточно было выйти на ковёр. И в этом случае я стал бы чемпионом «Первой Атомной Флотилии Подводных Лодок» по классической борьбе. Как тут угадаешь?.. А может он и пошутил...
Протирка спиртом оборудования
Через некоторое время ещё событие. Опять же в субботу наш молодой лейтенант Стаценко собрал небольшую команду в составе пяти человек, с моим участием в том числе, для проведения профилактической чистки фильтров ВВЧ (воды высокой чистоты), то есть для промывки их спиртом. Собрались мы в нашем кубрике. На столе перед Стаценко стояла трёхлитровая банка со спиртом. Он послал одного бойца по фамилии Пилипей (Пил – и - пей) с бутылкой за бензином для добавления его в спирт с целью испортить его вкусовые качества. Через несколько минут Пилипей вернулся без бензина со словами: «Товарищ лейтенант! Рука не поднялась!» Лейтенант, похоже, куда-то торопился и часто смотрел на часы. Потом, замявшись, спросил: «А вы без меня справитесь? Мне тут… Мне домой надо…». «Справимся! Справимся! Идите, не беспокойтесь!».
И вот, компания из пяти человек с трёхлитровой банкой спирта отправилась на работу. Как только вошли в здание, где находились колонны фильтров, тут же поставили банку на табуретку и раздобыли алюминиевую кружку. Один из бойцов налил в кружку спирт, почти полкружки, и протянул её мне: «Будешь?» А что делать? Особого желания-то не было. Из закуски только кран с холодной водой в стене. Но как же? Народ пытливо наблюдает… Я неторопливо принял кружку, глубоко вдохнул, выпил содержимое и медленно выдохнул. Открыл кран, налил в кружку воды и запил. Честь моряков 48 года рождения не пострадала. Потом все по очереди приложились к
«кубку» и работа закипела. Я выразил предположение, что моё присутствие здесь не обязательно, и коллектив с этим согласился. Я оделся и ушёл на ПКЗ. Пришёл в кубрик. Сел на койку, и в голове проявилась философская мысль: «И чо?» На вечерней поверке старшина службы, медленно проходя перед строем, остановился передо мной и направил в наряд чистить и мыть камбуз. Полночи провёл в компании ещё трёх незнакомых матросов и стаи крыс, которые время от времени пробегали мимо по своим делам. Ничего не поделаешь, всё по-честному.
Инженеру-кораблестроителю нашлась работа
Все рассказанные события происходили в течение зимы. А весной, когда день уже стал отличаться от ночи, меня опять вызвал к себе уже известный капитан Медников. Рассказал мне, что рядом с боевым причалом есть слип, а на нём есть слиповая тележка, которую когда-то «выменяли у рыбаков на шило». Для тех, кто не в курсе, «шилом» на флоте называют спирт, а слипом называется пологая поверхность берега, оборудованная для подъема судов на берег. Так вот, мне нужно начертить чертежи этой тележки. Рабочее место мне было определено на верхней палубе в каюте рядом с дежурным по части и каютами командира, замполита и главного инженера части. Там уже работали высокообразованные матросы. Я поднялся на верхнюю палубу и зашел в указанную каюту. А там находились мои однокашники по учебной роте Гена Грачёв и Олег Льготный. Сидят, покуривают и что-то рисуют. Оказалось, что они попали «под крыло» замполита части капитана 1 ранга Липоватова и рисуют всяческую наглядную агитацию. Каюта состояла из спальни и кабинета. Замполит Липоватый был крепеньким, спортивного вида, мужчиной лет пятидесяти. Была у него специфическая манера общения с рядовым личным составом. Улыбаясь разговаривал ласково по-отечески. А когда собеседник в ответ расслаблялся, резко и неожиданно превращался в начальника, не позволяющего никаких фамильярностей. Учили их этому, что ли? В кабинете был стол, диван, стулья. На следующий день я, вооружившись 30-сантиметровой деревянной линейкой, бумагой и карандашом, отправился на выполнение задания. Тележка стояла на рельсах и во время отлива вся находилась на суше. Длиной она была метров пять, шириной около трёх метров и высотой метра два. И всё это я замерял линейкой и рисовал эскизы. Всего «в поле» я проработал дня три, а потом занимался вычерчиванием тележки по эскизам при помощи той же 30-сантиметровой линейки и карандаша. Скорее всего был ещё и циркуль, иначе, как можно было чертить окружности. В конце концов чертежи были готовы. Я свернул их и направился к своему работодателю. Постучал в дверь каюты. Дверь открылась и появился Капитан, одетый «по-домашнему» и заспанный. Я объяснил, что принёс готовые чертежи, на что он сказал, что он отдыхает после дежурства, и чтобы я приходил завтра. На следующий день я опять пришёл к нему. Он взял рулон моих чертежей, заглянул в него с торца одним глазом, открыл дверцу шкафа и бросил в него мои труды.
- А теперь возвращайся обратно к своим «высокообразованным», сиди там и делай, что скажут, – сказал мне капитан Медников и выпроводил меня из своей каюты. Так произошёл крутой поворот в моей воинской карьере. А работа там была постоянно. Замполиту постоянно нужны были всякие плакаты, транспаранты и объявления, своя наглядная агитация нужна комсомольскому секретарю, какие-то таблицы требуются начальнику штаба, свои бумажки – начальнику строевой части. Всё руководство части то и дело заходило и просило начертить, написать, нарисовать и, даже, напечатать. У нас и печатная машинка появилась. Эпохальной работой были планшеты с гербами союзных республик и краткой информацией о республике. Эти планшеты размерами приблизительно 1,2х0,8 м должны быть развешены снаружи ПКЗ к 55-летию Октябрьской революции. Правда, гербы рисовал специальный художник, а в наши обязанности входила грунтовка поверхности планшетов и написание текста. Иногда к нам в каюту приходили и другие наши «одногодичники». Приходил Игорь Баев, который угощал всех голландским табаком, приходил Коля Задоренко стрельнуть пару сигарет и выкурить ещё две с нами. Заглядывал Боря Карпов, с которым я играл в шахматы, постоянно проигрывая ему. Кстати, здорово отличился Коля Задоренко. Он, работая исключительно по ночам, создал какой-то «фолиант» для начальника штаба с таблицами, картами, схемами и другой нужной информацией, и переплёл его самостоятельно, за что получил 10 суток отпуска, хотя нам, одногодичникам, отпуск не был положен. Олег Льготный тоже сумел съездить домой по организованной родственниками телеграмме о чьей-то болезни.
После весеннего призыва наши «одногодичные» ряды пополнились. Появился Валера Мирошниченко из Ворошиловграда, немного наивный здоровяк, Витя Охотников, учитель из Тувы, который отличался своей робой белого цвета от нашей синей. Первоначально он был призван на Тихоокеанский флот, откуда волей судьбы зачем-то был переведён на Северный. Были ещё пара-тройка ребят, которых толком не помню.
Однажды дежурный по части дал нам, высокообразованным, команду после обеда прибыть к замполиту в форме 3, парадно-выходной, чем здорово нас озадачил. Зачем, если он видит нас почти каждый день? Прибыли в назначенное время. Стоим шеренгой у него в кабинете, а он произнёс речь, в которой велел всем, кто спросит, чем мы тут занимаемся, отвечать, что обучаемся на офицерских курсах. А вообще, заниматься с нами некогда. На этом и разошлись.
Самоволки в сопки
На Север тоже приходит весна, а за ней и лето. На сопках белый цвет заменился зелёным. Воздух приобрёл выраженный запах моря с добавлением тонких растительных ароматов. Рядом с кораблями прибавлялся запах солярки, который не делает запах неприятным.
Не знаю, как у других, но у меня каждая местность, где я когда-то бывал, ассоциируется с определёнными запахами. У Дальнего Востока свой запах, причём Комсомольск на Амуре пахнет не так, как Большой Камень, Север пахнет по-своему, Москва, Ленинград, Крым, Николаев, Одесса, все имеют свои оригинальные запахи. Но это, так, отвлечение…
Появилась, хоть и не законная, но возможность несколько разнообразить свой досуг. В свободное время ходили гулять в сопки за пределы части. Юридически это «самоволка», но командование сквозь пальцы смотрело на это, потому что служащим ходить в увольнение некуда.
А в сопках довольно интересно, множество следов прошедшей войны. Здесь немцы пытались прорваться к Мурманску. Непосредственно рядом с частью была сопка, на вершине которой в те времена располагалась немецкая зенитная батарея. Под сопкой с тех пор образовалась свалка, где было много ботинок альпийских стрелков и консервных банок. На удивление, банки были блестящими, будто их только что вскрыли. Местами попадались неразорвавшиеся гранаты или мины, заклиненные среди камней. Часто попадались советские каски, пробитые и заржавевшие, аккуратно уложенные на камни. Однажды в жаркую погоду решили искупаться в небольшом озерке, которых множество в сопках. Такие озера зачастую мелкие и с холодной кристально-прозрачной водой. На поверхности воды была мелкая рябь от ветра. Разделись до… в чём мать родила, зашли по колено и пытались окунуться. Вода была холодной, несмотря на жару, и долго в ней не пробудешь. Вышли на берег и стали одеваться. А когда подошли ближе к воде и присмотрелись, то увидели, что дно озера выстлано круглыми противотанковыми минами зелёного цвета. Конечно, они были уже обезврежены. Несколько дальше были расположены остатки немецкой обороны с выложенными из камней брустверов, защитных стен и бетонного ДОТа. Среди камней россыпью валялись стрелянные гильзы, обрывки одежды, какие-то металлические коробки и, даже, кости.
Дальше попадались ещё разные сооружения из камней. А однажды видели камень размером метра два, стоящий на трёх маленьких камнях. Что это было?
Благодатный край
А позже, когда наступало настоящее лето, все сопки были усеяны черникой и брусникой. Подберёзовики стояли, можно сказать, сплошным ковром. В эти благодатные времена, в ночь с субботы на воскресенье дежурный по части организовывал команду из желающих для сбора грибов. Они брали с собой большие алюминиевые баки, и наполняли их грибами. А потом дня два пару раза в день ели эти грибы на первое и на второе, хотя при этом одно от другого не отличалось и представляло собой просто варёные грибы. А «годки», имеющие «блат» на камбузе, а они все имели его, набирали дефицитной картошки и на своих объектах жарили её с грибами, как положено. Хозяйственные же моряки сушили грибы, варили варение из черники и брусники, засахаривали их и отправляли домой в посылках. Командир призывал прекратить это, потому что вся флотилия смеялась над этими почтовыми отправлениями. А вообще, кроме заготовки грибов и варения, многие моряки были мастерами с «золотыми руками». Я выше рассказывал про мельхиоровые трубки, которые пользовались большой популярностью среди моряков срочной службы. Умельцы разрезали их вдоль и распрямляли, и из этих пластин делали удивительные поделки. Я видел парусник из блестящего мельхиора, летящий на всех парусах. Делали зажигалки в виде пистолета Макарова или «ТТ». Точные копии оружия. А ещё ловили с причала на удочку морских окуней. Окунь, при вытаскивании из воды, весь «растопыривался», изгибался и превращался в страшное чудовище. В таком виде его умудрялись засушить или мумифицировать, покрыть лаком и установить на деревянную подставку. Очень красиво получалось.
Замполит - отец родной
А ещё про нашего замполита Липоватова. Однажды меня разыскали и приказали бегом лететь на узел связи, который находился в одном из зданий на территории части. Совершенно не понимая свою связь с узлом связи, побежал, как приказали. А там меня ждёт телефонист с телефонной трубкой в руках. Ничего не понимаю! Взял трубку, и услышал из неё голос своего отца. Оказывается, обеспокоенный отсутствием писем от меня, отец через военкомат нашел способ связаться со мной. Я действительно долго не писал, потому что не о чем. Каждый день одно и то же. Да, по молодости я тогда не понимал беспокойства родителей. Казалось, что такого?.. После окончания разговора телефонист сказал, что меня ждёт капитан 1 ранга Липоватый. От замполита я получил «по полной схеме» за то, что не пишу родителям. Приказано было сейчас же сесть и написать письмо домой. Партия наш рулевой… Ну и правильно.
А "на воле" у меня родился сын
В мае, а точнее 14 мая 1972 года я получил телеграмму о рождении сына 12 мая. Это необычное в моей жизни явление требовало… как это сказать?.. Требовало «отмечания». Пошёл в корабельный ларёк. Продавцу, матросу срочной службы, объясняю ситуацию. А он пожимает плечами и разводит руки. А потом встрепенулся, куда-то нагнулся и подал мне флакон одеколона «Ориган», который я принёс своим друзьям в качестве угощения. Выпили на троих. Это были я, Гена и Олег. Отличительной особенностью одеколонов в качестве напитков, является то, что их невозможно ничем закусить, кроме шоколада, которого у меня не было. Таким образом весь оставшийся день во рту ощущался вкус «Оригона». Можно было бы сделать традицией отмечать день рождения сына Михаила флаконом «Оригана». Но не догадался. Теперь уж поздно… Посмотрел в интернете, сегодня пустой флакон из-под этого одеколона предлагается за 350 рублей.
Будни высокообразованных матросов
Лето 1972 года и на севере выдалось очень жарким. В сопках то и дело возникали пожары, которые тушились силами флота. Хорошо, что деревьев больших в сопках не было. Горели только мох и трава. При такой жаре командование части приказало на верхней палубе подключить шланг к системе пожаротушения, из которого каждый мог освежиться забортной водой. Помнится, что ещё было разрешено не надевать тельняшку под робу.
Так день за днём, в создании наглядной агитации, схем, объявлений, расписаний проходило жаркое северное лето. Основным досугом были прогулки в сопки, где матросы паслись, поедая чернику и бруснику в больших количествах, при этом их робы были расписаны пятнами от раздавленной черники. Вечера проходили в беседах за распитием чая. Надо сказать, что чай в хорошей компании ничем не хуже, чем другие напитки. Во всяком случае, чем одеколон «Ориган». Но можно было проводить время интереснее и с пользой. Так, например, «мой» капитан Медников неоднократно предлагал вступить в общество охотников, что «на воле» в те времена было практически невозможно или крайне затруднительно. От нас требовалось только иногда участвовать в патрулях по сопкам против местных браконьеров, что само по себе можно расценивать, как развлечение. А начальник штаба предлагал взять автоматы, патроны и сходить в сопки пострелять вволю. Ему всё равно патроны нужно было списывать. Комсомольский же секретарь вообще раскрыл нам глаза. Вы, говорит, чего тут сидите. Вам, как лицам с высшим образованием, можно вполне на законных основаниях регулярно ездить в Мурманск для подготовки к сдачи кандидатского минимума. В Армии и на Флоте приветствуется тяга к знаниям. А в Мурманске гуляйте себе на здоровье, кто вас проверит. Лучше, конечно, гражданскую одежду иметь. Но давно замечено, что чем больше сидишь, тем меньше хочется двигаться. Ни одно из предложений не нашло отклика в наших душах. Зачем куда-то ходить, когда можно посидеть, чайку попить, покурить…
Луч света в флотском "царстве"
В конце июля, начале августа прослышали, что формируется команда для поездки в Ленинград за молодым пополнением. Гена Грачев спросил про это начальника строевой части и предложил себя и меня кандидатами в команду, обосновав это тем, что Задоренко и Льготный побывали в отпуске, хотя нам, одногодичникам, он и не положен. Но мы тоже хотим. На что тот резонно ответил, что для этой командировки рядовые матросы не годятся, но он что-нибудь постарается придумать. Капитан-лейтенант оказался человеком слова. На вечерней поверке был зачитан приказ о присвоении мне и Геше звания «старший матрос». Во как! Нужно было срочно готовиться к поездке. Вообще-то вся подготовка заключалась в глажении формы и чистке ботинок, но у меня была проблема с брюками. Они сидели на мне, как мешок, что в части не имело никакого значения, но были совершенно не пригодны для Ленинграда. Нужно было их срочно ушить. Один из старшин посоветовал сходить в часть к военным строителям, располагавшуюся рядом с нашей частью, и там спросить некоего товарища, имя которого я, разумеется, не вспомню. Этот товарищ на гражданке был закройщиком или кем-то, кто умеет шить брюки. Так я и сделал. Но этот «закройщик» только наметал мне, где нужно прошить и отметил, где нужно обрезать. Так я «в рукопашную» и ушил свои брюки. Забегая вперёд, скажу, что я в них ещё долго ходил на работу после окончания службы.
В назначенный день наша команда, состоящая из 11 человек, с тремя офицерами в том числе, была построена на причале, после чего погрузилась на катер, следующий в «Большую Лопатку», как в просторечии называли «Губа Лопатина», по аналогии с «Малой Лопаткой», которая располагалась поблизости. На причале нас встретил капитан 3 ранга, который возглавил нашу команду. Первым делом он повёл нас в столовую, где хорошо пообедали. Затем погрузились в автобус ПАЗ и поехали в Мурманск на вокзал. Дорога пролегала среди сопок и скал. То там, то здесь среди сопок виднелось что-то зачехленное или закрытое маскировочной сетью. Вдоль дороги попадались многочисленные озёра и озерки с удивительно прозрачной водой. К вечеру прибыли на вокзал, где нас ждал пассажирский поезд «Мурманск-Ленинград». Офицеры разместились в купейном вагоне, а мы, старшие матросы и старшины разных статей погрузились в плацкартный вагон, где, кроме нас, всю дорогу никого не было. Нам строго-на-строго было приказано не покидать вагон. Проводником у нас был бодрый старичок, который предложил свои услуги «в покидании вагона» на остановках с целью приобретения необходимых в пути напитков. Предложение было принято. Напитки были простецкие типа «бормотуха», но в хорошей компании это было самое то.
Через некоторое время заметили, что через наш вагон, прошла проводница из другого вагона, а потом прошла в обратном направлении. Зорким военно-морским глазом было замечено, что барышня симпатичная и прошлась она туда и обратно не просто так, потому что обычно проводницы ходят в обуви типа тапочек, а эта была в туфлях на высоких каблуках. Один из наших старшин, Витя Рукин, вызвался нанести визит в соседний вагон и разобраться с этим вопросом. Прошло минут 5-10. Витя вернулся и, обращаясь ко мне, сказал: «Она тебя видеть хочет». Что делать? Надо идти, иначе моряки не поймут. Короче говоря, мы с ней посидели, поговорили. Она, с её слов, студентка и летом подрабатывает проводницей. Рассказала, как много матросов ездит этим поездом, и многие заходят к ней в гости и забывают у неё элементы своей формы. Так ля-ля-тополя и просидели. Я вернулся в свой вагон, никто ни о чём не спрашивал. Североморцы народ деликатный.
Вечером следующего дня прибыли в Ленинград. Каким-то образом добрались до Учебного отряда подводного плавания, выпускников которого мы должны сопровождать на Северный Флот. Поужинали и легли спать в казарме. На следующий день нашей команде было предоставлено увольнение в город до 24.00.
Объявлена была форма одежды 2, непривычная нам, северянам. Это белая форменка и чёрные брюки. Построились в коридоре. Наш кап-три проверил форму, цвет носков, наличие носового платка и сказал речь, смысл которой заключался в том, что нужно отдавать честь офицерам («тут вам не север») и не нужно попадаться патрулю. Разделились на группки и разошлись.
Я пошёл в компании двух старшин. Сначала навестили родителей одного матроса по его просьбе, зашли на главпочтамт, откуда я позвонил домой, а потом просто гуляли по городу, посетили Морской музей. Ближе к вечеру в голове у всех засвербила одна и та же мысль. Необходимо выпить. Как без этого? День зря пройдёт. Надо-то, надо… А где? Порешили купить по «четвёрке», найти укромное место и… На Невском проспекте нашли магазинчик в полуподвале и вошли. А там народу, как в автобусе в часы пик. И всё одни мужики. Видок, похоже, у нас был растерянным. Кто-то из мужиков крикнул: «Морячки! Давай сюда! Пропустите морячков!». Нас, чуть ли ни под руки подвели к прилавку, где мы и «отоварились». Дело уже приближалось к вечеру, а у нас ни в одном глазу… Ходили, ходили, стало уже темно. Нужно уже двигаться в сторону дислокации. В конце концов, когда до КПП оставалось метров сто, нашли какой-то закоулок, впопыхах заглотили свою водку и быстрым шагом пошли к пропускному пункту, пока водка не подействовала. К тому же мы опаздывали, время было за полночь. На пропускном пункте стоял мичман. Спросил почему опаздываем, на что мы ответили, что заблудились, город не знаем. Проходите. Пришли в казарму, а там наши ребята жареную картошечку наворачивают и нас пригласили к столу. Ну, думаю, чего суетились? Пришли бы спокойно со своими четвёрками, и приняли бы все вместе под картошечку…
На следующий день начались сборы. Сборы были недолги. Погрузили в грузовик сухой паёк, в другие грузовики погрузили вещмешки выпускников Учебного отряда. Построились в колонну и маршем двинулись на Московский вокзал с песней на мотив «Прощание Славянки», из которой мне запомнились слова:
«Не плач, не горюй,
Напрасно слёз не лей
Лишь крепче поцелуй,
Когда сойдём мы с кораблей…»
На тротуарах стояли люди и смотрели на проходившую мимо колонну моряков. Офицеры отдавали честь.
Уже вечером погрузились в вагоны пассажирского поезда и тронулись в путь. В Североморск прибыли полярным вечером, когда солнце светило, как днём. По иронии судьбы проделали путь, который я прошёл в ноябре 1971 года. Посетили ту же «гулкую» столовую, которая при солнечном свете была просторной и светлой. Ощущение такое, как будто я совершил кругосветное путешествие и вернулся в исходную точку. Дальше молодое пополнение делили и делили, в результате чего нам достались человек пять, с которыми наша команда и прибыла в родную часть.
Самым знаменательным событием командировки была потеря военного билета Геной Грачёвым, что несколько повлияло наше увольнение в запас.
"Прыжок" через пять званий
В один прекрасный августовский вечер на вечерней поверке был зачитан приказ Министра обороны о присвоении лейтенантского звания мне, Грачёву, Льготному, Задоренко, Баеву, Карпову. А также приказ об увольнении в запас нас, свежеиспеченных лейтенантов. После команды «Разойдись!» наши знакомые офицеры подошли к нам, поздравили с новым званием. Все вместе закурили на причале. Я, для хохмы, нарисовал на своих погонах старшего матроса шариковой ручкой две звёздочки и так ходил. Никто слова не сказал.
Последней монументальной работой была написание краской на загрунтованных железных листах цитат из Устава. Эти листы предполагалось расставить по всей территории части. Окончание этой работы в сентябре совпало с появлением должности замполита в службе и приказом об увольнении в запас новоиспечённых лейтенантов. Этот новый замполит забрал у меня мой военный билет и стал уговаривать остаться служить в нашей части начальником ремонтной мастерской вместо известного уже капитана Медникова. Я, естественно, отказался. Тогда он стал обещать и продвижение по службе, и квартиру, и работу жене, и детский сад сыну. Уговоры его не подействовали, хотя всю жизнь я хотел быть военным. Но лейтенант после института, это не тот лейтенант, что после военного училища. При самых благоприятных условиях перспективой могло звание не выше капитан-лейтенанта, правда год службы на севере засчитывался, как полтора. А квартира и работа для жены остались бы в фантазиях замполита. С сожалением он отдал мне мой военный билет.
Прощайте, скалистые горы!
«Дембелской» традицией было отрезание флотского воротника от белой форменки и собирание на его белой изнанке автографов своих бывших сослуживцев. У меня этот воротник хранится, как реликвия. Все наши ребята уже разъехались по домам, а мы с Гешей Грачевым вынуждены были задержаться. Мне выписали проездные документы в Череповец, по месту призыва, вместо г. Горького, а Гена потерял в командировке свой военный билет и его нужно было восстанавливать. Таким образом мы с ним отбыли из части на следующий день после всех наших друзей. У нас с Геной был один небольшой чемодан на двоих, в котором из моих вещей была только электробритва. Вещи Гены были столь же немногочисленны. Он пригласил меня заехать к нему в гости и немного погулять в Ленинграде. До Большой Лопатки легко добрались катером, а до Мурманского аэропорта пришлось ловить попутный транспорт. Что на флоте было хорошо, так то, что попутный транспорт всегда подбирал голосующих. Подобрал нас автобус, следующий в Мурманск. Вечером мы были уже в аэропорту, который представлял собой скорее военный аэродром. Поздно вечером мы уже подходили к дому №18 на набережной реки Фонтанки, где жил Гена с родителями.
Родители встретили нас радостно, особенно Гену. Накормили, чем Бог послал и уложили спать. На сколько я помню, Грачёвы занимали комнату в коммунальной квартире. Утречком мы с Геной «нафуфырились» и пошли гулять. Мне он дал свой пиджак и рубашку. Сначала зашли к его бывшей любимой девушке. Девушка была красивой. Она встретила нас на лестничной клетке. Гена с ней выяснял какие-то свои отношения, а я стоял в сторонке. После этого мы заходили с ним в разные, известные ему, «забегаловки», где пили шампанское с коньяком. Мне понравилось такое сочетание. На следующий день мы направились в гости к Олегу Льготному. Нас там встретили, как дорогих гостей. Приятно было общаться с теми же людьми, но на воле. Возвращались от Льготного на такси. По пути подсадили какую-то молодую барышню с маленьким ребёнком. Она сказала, что её ночевать негде, тогда Гена по-рыцарски предложил ей ночлег у себя дома. Родители Гены были ошеломлены таким благородным поступком, но барышню не выгнали. Как уж мы все разместились в этой комнате? Не помню. А может была ещё комната? Рано утром незнакомка ушла. А мне предстоял последний перелёт Ленинград-Горький. Гена провожал меня до аэропорта. Часть пути проделали пешком. В конце пешего участка пути попалось специализированное заведение, типа нашего магазина «Источник», где в разлив торговали разными напитками. В одном конце торговали вином, а в другом – крепкими напитками. Мы с Гешей встали в очередь с крепкими напитками. Стоим. В магазин заходит полковник. Увидев меня в форме, стоящего за выпивкой, он сделал грозное лицо и головой показал мне на дверь, а сам пошёл в очередь за вином. Окружающие мужики заметили жест полковника и подтолкнули меня к прилавку, со словами «Давай вперёд, морячок. Пропустите морячка!». Я взял две порции шампанского с коньяком. Так и стояли в разных концах магазина, глядя друг на друга. Полковник пил своё вино, а мы с Гешей свой любимый напиток, шампанское с коньяком. До аэропорта добрались автобусом, у дежурного отметили мои проездные документы, пошли в ближайший магазин, где купили ещё бутылку вина, которую распили «из горла» в ближайших кустах. Вот тебе и «шампанское с коньяком»! Потом мы прощались, обнимались, жали руки, стоя посередине аэровокзала, а Гена шариковой ручкой что-то писал на моём флотском воротнике. Было это 18 сентября 1972 года.
Пассажирский самолёт взял курс на г. Горький и подвёл черту под моей службой на Северном флоте...
Хочу отметить, что наша годичная служба, конечно отличалась от службы остальных моряком, хотя и мы сделали что-то полезное. А в/ч 90299 несла свою службу. Принимала и хранила радиоактивные отходы, перезаряжала реакторы атомных подводных лодок, обеспечивала лодки водой высокой чистоты, вырабатывала тепло и электроэнергию, ремонтировала оборудование. А в округе находились выдающиеся в море причалы, у которых стояли подводные лодки с чёрными корпусами и надводные корабли, выкрашенные в традиционный «шаровый» цвет. В местной газете, «Подводник Заполярья» мне попалось стихотворение, которое я помню до сих пор.
Полуостров, заласканный злыми ветрами,
Полуостров, омытый дождями суровыми,
Где нечастые горные тропы, как трапы,
Сапогами матросскими отполированы.
Полуостров, забытый хорошей погодой,
Где зимою и летом непросто без солнца.
Как приходится ждать возвращенья подлодок,
Знают женщины этого Полуострова.
Полуостров, окутанный низкими тучами,
Будто горы твоею судьбой озабочены,
Где на лицах любимых морщинок излучины
Всё заметнее с каждой полярной ночью.
Эти грозные скалы, войной опалённые,
Основанье Земли, её каменный остов.
На посту Полуостров у моря студеного,
Значит всё так, как надо.
На посту Полуостров…
На севере говорят: «Кто служил на Северном флоте, тот гордится. А кто не служил, тот радуется».
Я горжусь и радуюсь. Горжусь, что служил, а радуюсь, что один год. Горжусь ещё и тем, что моя профессиональная деятельность почти 20 лет была неразрывно связана с подводным флотом.
Итак, 18 сентября 1972 года самолёт Аэрофлота доставил меня в другое измерение… До этого вся жизнь состояла из временных элементов, которые заканчивались в ожидаемое время и заменялись другими, такими же временными… Это дошкольное время – скорее бы в школу, это школьные годы – скорее бы из школы, это студенческие годы, это работа по месту распределения, это служба на флоте… Всё скорее бы кончалось, всё скорее бы… Теперь предстояла новая стабильная жизнь с другими ценностями и ожиданиями. Забегая вперёд отмечу, что определённая ритмичность ожиданий всё равно осталась: ежемесячно - скорее бы зарплата, ежегодно – скорее бы отпуск, повышение зарплаты, повышение квалификации.
Пора заняться кораблестроением
11 декабря 1972 года был принят на должность конструктора 3 категории в СКБ «Судопроект» с окладом 120 рублей и квартальной премией порядка 15%.
Выполнив все необходимые формальности после пробуждения от сна в понедельник одиннадцатого декабря 1972 года в 6 часов 45 минут, я, молодой инженер-конструктор 3 категории с окладом 120 рублей, вышел из дома в тёмное зимнее утро и направился в сторону ближайшей автобусной остановки. Улица жила своей активной утренней жизнью, во всех направлениях шли люди, спешащие на свои рабочие места. Путь мне предстоял неблизкий и непростой. Неблизкий потому, что пролегал он через четыре района города Горького: Автозаводский, Ленинский, Московский и Сормовский, где находилась моя новая работа и начиналась она ровно в 8 часов утра. А непростой, потому что нужно было изловчиться и втиснуться в приоткрытую дверь автобуса протискиваясь вперёд плечом между плотно расположенными телами пассажиров. Если бы не удалось втиснуться в этот автобус, то другого ждать уже не имело смысла, потому что время его прибытия было непредсказуемым и прождать его можно было очень долго. А Работа не ждёт. Пришлось бы ехать на такси.
В автобусе была традиционная «понедельничная» атмосфера. От некоторых попутчиков пахло перегаром и чесноком, маскирующим запах перегара. Правда эта «атмосфера» резко ослабевала, когда автобус миновал последнюю, «Северную», проходную Горьковского автозавода.
Верхняя часть тела, сжатая со всех сторон, находилась в тепле, а ноги ощущали холод декабрьского утра. Ликинский автобус тяжело дыша и сильно накреняясь на поворотах, приблизительно через час прибывал к главной проходной судостроительного завода Красное Сормово. Пассажиры, покинув транспортное средство, мгновенно превращались в «заводчан» и потоком исчезали в проходной. Я, захваченный общим стремлением, прошел через проходную по только что полученному новенькому пропуску. Путь мой пролегал к зданию СКБ «Судопроект», расположенному на территории завода. В ту сторону тоже тёк ручей моих будущих коллег. Тогда здание СКБ было четырехэтажным и выполненным из белого силикатного кирпича. Перед входом было каменное крыльцо из 4 ступенек. За дверьми находился просторный холл с шлифованным цементным полом. Далее был проход около метра шириной, ограниченный с двух сторон двумя бабушками довольно округлой комплекции, одетых в черные шинели и черные же зимние шапки образца 1937 года. Назывались они стрелками ВОХР. Их талии опоясывали широкие ремни, на которых сбоку висели по большой кобуре с наганом. Мне тут же представилась картина, как я перед этими бабушками с ужасом обнаруживаю, что забыл пропуск дома, а они хладнокровно достают свои наганы и тут же меня пристреливают, а потом две другие бабушки в таких же шинелях оттаскивают меня за ноги в сторонку, чтобы не мешал сотрудникам с пропусками проходить на работу. Я потрогал рукой свой пропуск, который покоился в нагрудном кармане пиджака.
Меня встретила женщина из моего отдела, показала моё место в раздевалке и повела в отдел. Помещение представляло собой довольно большой зал, на наружной стене которого было 6 широких окон. Вдоль зала стояли три ряда рабочих столов, на которых были установлены наклонные чертёжные доски с обычными рейсшинами, как 100 лет назад. В левой части зала были письменные столы с большими вычислительными машинами. Там трудились расчетчики.
Здесь уделю некоторое время истории и структуре СКБ «Судопроект». Это конструкторское бюро было организовано в 1953 году в виде ЦКБ-112, на базе ЦКБ-18, ныне ЦКБ «Рубин» в С.-Петербурге, для сопровождения строительства самой современной на тот момент средней подводной лодки проекта 613. Позже это ЦКБ было преобразовано в самостоятельное СКБ «Судопроект», а в декабре 1974 года переименовано в ЦКБ «Лазурит». Начальником ЦКБ был тогда Владимир Петрович Воробьёв, представительный мужчина 60-ти лет, герой соцтруда, лауреат Сталинской и Ленинской премий.
Ввиду того, что подводная лодка - это очень и очень сложное инженерное сооружение, в котором есть множество всего, начиная от лаврового листа и заканчивая атомным реактором и ракетами, то и конструкторских отделов в ЦКБ тоже много. Там есть корпусный отдел, есть несколько электрических отделов, есть несколько отделов, которые занимаются разными системами. Механические отделы тоже загружены «по уши». Кроме того, есть отделы, занимающиеся теплоизоляцией, шумоизоляцией, окраской, запасными частями и инструментами, материалами и т.д., и т.п. А начинается всё с общепроектного отдела, где выполняются все расчёты по теории корабля, общий вид и общая компоновка корабля.
Отдел, в котором мне предстояло работать имел номер 8 и представлял собой «сборную солянку». Совмещал малосовместимое. В этом отделе был расчетный сектор, который занимался всеми расчетами прочности. Вот как раз на их столах стояли большие вычислительные машины. Народ там был тихий и задумчивый. Могли и вздремнуть в процессе расчетов. На замечания начальника отдела по поводу сна в рабочее время их начальник сектора объяснял, что это специфика их работы, иногда нужно подумать с закрытыми глазами. Такова специфика. Хотя все расчеты выполнялись по утвержденным методикам. Шаг в сторону – расстрел с лишением квартальной премии.
Еще один сектор занимался спуском на воду и транспортировкой подводных лодок в доке по рекам и каналам. Была еще небольшая группа, занимающаяся изоляцией и окраской. Работа, надо сказать, сумасшедшая! Только скрупулёзный женский ум способен разработать схему окраски корабля с указанием количества слоёв грунтовки и краски, типа краски, цвета и посчитать их количество. То же самое касается тепло и звукоизоляции. Позже эта группа перешла в технологический отдел.
Основным же сектором отдела был сектор оборудования жилых, служебных и санитарно-бытовых помещений. Можно применить одно слово – обитаемость. Но обитаемость включает в себя еще состав, температура и влажность воздуха, водоснабжение и канализацию. Вот этим-то занимались другие отделы.
И так первый день. Раздался звонок, означающий начало рабочего дня. Этот звонок, я бы сказал «колокол громкого боя», звучал три раза в день: утром, перед обедом и в конце рабочего дня. Звук и громкость его были таковы, что волосы вставали дыбом на всём теле. После выделения мне рабочего места меня пригласили к себе начальник отдела и начальник сектора. Мне было рассказано, чем занимается наш сектор, обрисованы прекрасные перспективы роста аж до конструктора первой категории, а в ближайшей перспективе до хозяина помещения. Первоначально мне не очень было понятно, кто такой «хозяин помещения», но название понравилось, я еще никогда не был хозяином чего-либо.
После беседы я занял своё рабочее место и стал ждать… Через некоторое время ко мне подошла одна из сотрудниц, Вера Голубева, барышня моего возраста, положила передо мной груду каких-то чертежей, карандаш, деревянный треугольник, перьевую ручку, пузырёк черной туши и предложила выпустить «извещение», а еще точнее «извещение об изменении чертежа». Дело оказалось не хитрое, но сильно муторное. Нужно было внести изменение в чертёж. Для этого предварительно изменение вносится карандашом в секторный экземпляр и оформляется специальный бланк извещения на кальке, где тушью изображается изменение. Это может быть текст или фрагмент чертежа с изменением. Затем это всё предъявляется в нормоконтроль, после чего идёшь в архив, получаешь там контрольный экземпляр чертежа и вносишь туда изменение, потом идёшь в другой архив, получаешь там кальку чертежа и тушью вносишь изменение. Затем собираешь все необходимые подписи всех заинтересованных лиц. После всего этого опять всё предъявляешь в нормоконтроль, который проверяет произведенную работу на соответствие нормативной документации и ставит свою подпись на кальке извещения. После всего этого сдаёшь чертежи в архивы, а кальку извещения в отдел размножения документации. Вот примерно такая…фигня. Если Читатель не понял процесс оформления извещения на изменение чертежа, то это вполне нормально, нужно некоторое время просидеть на извещениях, чтобы запомнить порядок и последовательность операций. Вообще-то по правилам разработкой извещений должен заниматься конструктор не ниже второй категории, а на деле этим занималась женская половина сотрудников. Дело это муторное, монотонное и чисто механическое, требующее усидчивости. Женщины как нельзя лучше справляются с ним. Это для них как вязание. Сидят рядом, обсуждают все насущные жизненные вопросы и новости, а между делом «вяжут» извещения, как варежки. Мужчина не способен выпустить одновременно несколько извещений. Он каждые пятнадцать минут будет бегать на перекур.
После того, как я покончил с извещением, мне было поручено разработка альбома типовых узлов крепления. Работа уже поинтереснее, но тоже рутинная. Нужно перелопатить кучу чертежей разного оборудования и разобраться, как оно должно крепиться. Начертить все эти узлы и расписать все элементы с обозначением номеров чертежей, ГОСТов и покрытий. При необходимости разработать чертежи этих элементов. Вообще-то практически вся работа конструктора – это рутина из рутин. Нужно просмотреть массу чертежей, ГОСТов, ОСТов, альбомов, требований и т.п. А прежде, чем всё это просмотреть, нужно разобраться, что смотреть и где взять. Это сейчас в компе кнопочками потюкал и всё нашлось. А тогда нужно было ходить по отделам и архивам в поисках необходимой документации. Ноги можно было стоптать до колен. А говорят, что ноги волка кормят. Нееет! У волка есть конкуренты.
Загремел звонок, волосы встали дыбом, сердце упало в пятки – это закончился первый рабочий день. Народ исчез практически мгновенно. Кстати, время от времени проводились учения по эвакуации личного состава при пожаре. Были четко определены маршруты, по которым отделы покидают здание. При этом всё происходило гораздо медленнее, чем в обычные дни.
Из тёплого помещения вышел уже в тёмный холодный вечер, и всё повторилось в обратном порядке: томительное ожидание, втискивание в автобус, часовая езда в сжатом со всех сторон виде. Дамой прибыл где-то в седьмом часу вечера. Далее ужин, игра с сыном, телевизор и сон… Таким образом я путешествовал пять раз в неделю.
Так постепенно я втягивался в работу, усваивал существующие порядки и традиции, знакомился с людьми. Традиционно в каждом отделе был специальный столик, на котором в коробке лежали разные конфеты, печенье и сахар. Здесь же обычно стоял заварной чайник и чайник с кипятком, добываемым в специальном «титане». Использование электрических чайников было строго запрещено. За определенную плату везде можно было приобрести желаемую конфетку. Вырученные деньги использовались для пополнения и расширения ассортимента. Забегая вперёд расскажу, что мы с Валерой Котовым, моим коллегой и одногодком, организовали подобный «буфет» с табачными изделиями. Начали с простейших сигарет, а потом у нас в ассортименте были даже сигары. К нам за куревом приходили мужики из разных отделов. Через некоторое время наше заведение было закрыто, а на полученную прибыль была куплена бутылка коньяка и распита у Валеры дома за окончание предприятия.
Со временем выяснил, что в других отделах были женщины и девушки довольно симпатичные и даже очень. Особенно выделялись барышни соседнего 21 отдела. Как выяснилось начальник этого отдела первым выбирал барышень из приходящих их института и техникума молодых специалистов. Объяснял он это тем, что «всё равно они ничего не знают и не умеют, так хоть смотреть приятно».
Через некоторое время я уяснил, кто такой «хозяин помещения». А это действительно был хозяин! Подводная лодка состоит из отсеков, которые ещё делятся на палубы, кроме того есть рубки и посты. И все эти объемы под завязку набиты разнообразным оборудованием. Одному самому главному и умному конструктору скомпоновать просто невозможно. Поэтому вся лодка разбивается на помещения и в каждом назначается ответственный. По сути это главный конструктор отдельного помещения. Но назвали «хозяином», и это правильно. Потом по идеологическим соображениям слово «хозяин» заменили словом «конструктор», вроде того, что у нас хозяев нет, «хозяева все в Париже». Вот эта работа уже была интересной.
Наш сектор занимался разработкой рабочей и нормативной документации внутренних легких металлических переборок таких помещений, как камбуз, сауна, спортзал, курительное помещение, раздевалка, гальюны, провизионные помещения. Занимались компоновкой кают, зоны отдыха, кают-компании. Разрабатывали рабочие чертежи установки оборудования рубок и постов – это столы, столики, специальные амортизированные кресла. Разрабатывались чертежи даже на размещение и крепление (не смейтесь) портретов Ленина, Генерального секретаря, членов политбюро, министра обороны и главкома, боевых листков. Задача далеко не из простых, как может показаться. Все перечисленные портреты должны быть размещены в кают-компании, которая, как все понимают, имеет 4 стены и еще две двери. На одной из стен размещается телевизор и видеомагнитофон, а на соседней – художественное панно. А к размещению портретов есть определенные требования. Точно уж я их не помню, но смысл передам. Так, например, портрет Ленина не должен находиться на стене рядом с телевизором, портрет Генерального секретаря не должен соседствовать с телевизором и портретом Ленина, портреты членов политбюро (слава Богу все на одном листе) не должны находиться рядом с портретом Ленина и портретом Генерального секретаря, портрет министра обороны не должен находиться рядом с …, потрет Главкома не должен находиться рядом с… и рядом с… Вот и попробуйте разместить все эти портреты на 4 стенах, две из которых заняты телевизором и художественным панно! Самое смешное, а может и самое грустное, что во время сдачи лучшей в своем классе атомной подводной лодки возникли трудности из-за того, что почему-то не могли найти портреты членов политбюро необходимого размера…
Долгое время меня тяготило сознание того, что занимаюсь каким-то второстепенным делом. При словах «подводная лодка» в памяти всплывают такие понятия, как торпеды, перископы, атомный реактор. Никто не воспринимает размещение экипажа и всего того, что с ним связано, серьёзным делом. А на самом деле экипаж является главным элементом любого боевого корабля, а подводной лодки в особенности. Одной из главных боевых характеристик ПЛ всех времён и народов является автономность, то есть количество времени, которое корабль может находиться на боевом дежурстве в море непрерывно. Так вот на сегодня автономность самой современной подводной лодки не превышает 100 суток, хотя при наличии атомного реактора лодка могла бы плавать под водой без всплытия не один год. Автономность ПЛ определяется возможностями экипажа. Служба подводника, на мой взгляд, самая тяжелая служба. После каждой автономки несколько процентов численности экипажа списывается на берег. Даже космонавтам проще, у них существует регулярная связь с Землёй и в иллюминатор могут посмотреть. А представьте себе трехмесячное путешествие в купе, в котором еще и окна нет. Четырехместная каюта конечно чуть больше, чем купе. В ней есть еще 4 шкафчика, умывальник и кондиционер. Во время боевого дежурства в водах Мирового Океана никто из членов экипажа, кроме командира, штурмана и старпома не знает где лодка находится, куда движется и когда вернётся в базу. О возвращении домой экипаж узнаёт после всплытия у родных берегов. Это продиктовано тем, что в былые времена, как только экипаж узнавал, что лодка возвращается домой, все расслаблялись и в это время «расслабухи» происходили аварии.
Для того, чтобы люди не сошли с ума за 100 суток автономного плавания, выполняются разные мероприятия. Питание у подводников очень хорошее и разнообразное, в их рационе есть почти всё, что может прийти на ум обычному человеку. Раз в сутки выдаётся красное сухое вино типа Каберне. Но это не для «кайфа», а для поддержания аппетита и профилактики сердечно-сосудистой системы. Дело в том, что через некоторое время моряки теряют аппетит, появляется авитаминоз, нарыва на коже и т.п. неприятности. В кают-компании есть видеомагнитофон, при помощи которого демонстрируются художественные фильмы и поздравления членов экипажа с днями рождения их родственниками, которые записываются заранее. Начиная с третьего поколения на подводных лодках появилась так называемая «Зона отдыха». Для пассивного отдыха, расслабления и «медитации» предусмотрено специальное помещение с парой кресел, сменными большими фотографиями пейзажей, музыкой и более чистым воздухом. Помещение это порядка 6-7 кв. метров. Есть спортзал, который в простонародии называется спорт-ящиком. Это помещеньице порядка 5 кв. м., в котором имеются беговая дорожка, велотренажёр, «шведская стенка», штанга, гири и гантели. Не разгуляешься, но позаниматься можно.
Рядом со спортзалом расположены баня-сауна, раздевалка и «курилка», то есть курительное помещение. Некоторые командиры «курилку» преобразовывают в кладовку, справедливо считая, что при любой системе вентиляции дым из курилки будет проникать в отсек, а для подводников запах дыма в отсеке – страшное дело. Тем более, что на корабле столько всякого «барахла», что для его хранения места не хватает. Каюты тоже относительно комфортабельные, хотя и тесные. По требованиям «Заказчика» экипаж должен размещаться в двух и четырехместных каютах, но не всегда можно выполнить эти требования, приходится делать и 6-местные, при этом считая их четырехместными с двумя запасными местами. Командир живёт в отдельной каюте рядом с центральным постом. Кстати сказать, я видел снимки жилого отсека американской атомной подводной лодки, и с удивлением обнаружил, что там нет маломестных кают и зоны отдыха. Живут американские подводники в кубриках. Вероятно, эти неудобства компенсируются более высокой зарплатой.
Итак, про то, что было изложено выше, я еще ничего не знал, тяготился своей работой и завидовал системщикам, механикам и электрикам, которые, по моему мнению, занимались настоящим серьезным и очень нужным делом. Несколько позже, может даже через несколько лет, я понял, что принцип работы у всех один и тот же, только картинки разные чертят. Мало того, с удивлением узнал, что уважаемые мной конструкторы из электрического отдела, которые разрабатывают различные принципиальные схемы разных электронных систем, вовсе не придумывают их сами, а перерисовывают из нормативной документации специализированных организаций, которые, собственно, всё это придумывают. Далее перерисованная схема «привязывается» к конкретному кораблю, разделяется на отсеки и указываются типы кабелей. Вот и всё! И так работают почти все отделы. На всё существуют нормы, требования и принципиальные схемы. Пожалуй, самой творческой работой занимались «хозяева помещений», которые размещали в своём отсеке всё необходимое оборудование, и еще главные конструкторы. Но это будет потом, а пока я тяготился и завидовал…
В конце этого же 1972 года началось строительство головной ПЛ проекта 670М-1 на Красном Сормове. Открытое её название было «Скат М-1», а заводское «Чайка». А еще был заводской номер типа «901 заказ». Это что бы врагов запутать. Практически никакого отношения я к ней не имел. Так, выполнял некоторые проработки, разрабатывал кое-какие небольшие чертежи, а однажды ходил на лодку в качестве экскурсанта. Чем-то еще занимался. Без работы не сидел. Хозяевами жилых помещений на «Чайке» были два наших конструктора: Саша (Александр Львович) Пекерский и Валера (Валерий Ювенальевич) Ельников. Они были постарше меня года на 4 и были уже «маститыми». Они время от времени привлекали меня себе в помощь, раскладывали передо мной чертежи общего расположения отсека и объясняли где, что и почему здесь находится. При этом я мало что соображал, но очень хорошо понимал того легендарного барана, перед взором которого возникли новые ворота. Саша Пекерский был очень энергичным и активным. Постоянно ходил по разным отделам, что-то там решал, о чем-то договаривался, что-то согласовывал и выяснял. Зачастую приходилось выполнять проработки размещения какого-то нового оборудования на уже существующих или строящихся «Заказах». Александр Львович был некурящим, и тратил большую энергию, чтобы спихнуть размещение этого нового оборудования на кого-нибудь другого, на другой отдел. Саша Пекерский ко всему подходил основательно. По рассказам коллег, он своей будущей невесте он предъявлял «особые» требования. Она непременно должна была быть чистокровной еврейкой и фанаткой байдарочных турпоходов, как и сам Саша. В конце концов такая девушка нашлась, и после очередного турпохода Александр сделал ей предложение руки и сердца, на что она согласилась. Вскоре пришло время очередного туристического сезона, о чём Пекерский радостно напомнил своей супруге и предложил ей начать подготовку к походу, на что молодая супруга ответила: «Вот уж нет! Находилась! Хватит!». Похоже у неё тоже был свой план замужества. А когда он решил купить телевизор, то долго всех расспрашивал, консультировался с нашими специалистами по электронике, взвешивал и прикидывал. Наконец решился и купил желаемый прибор. А буквально на следующий день после покупки все телевизоры сильно подешевели. Саша очень переживал.
Валерий Ювенальевич, напротив, был немного «пофигистом», очень «рукастым» мужиком, чем очень гордился, хорошо готовил и делал всякие заготовки в виде солений, варений, квашений и т.д. У него была красавица жена, автомобиль «Москвич» и дача, на которую он торжественно отъезжал в пятницу после работы. Был он любителем покурить, и мы с ним на пару ходили в курилку, а проще в мужской туалет, который располагался в торце здания на нашем этаже. Вообще в отделе были еще курильщики, кроме нас с Валерой Ельниковым.
Мужской клуб - "курилка"
Это была не просто «курилка», это был мужской клуб, где в клубах табачного дыма велись разговоры не все темы, кроме работы, и время от времени раздавался смех, переходящий в ржание. Там обсуждались виды на урожай, обсуждались удобрения и лучшие способы их внесения. В среде автолюбителей слышались профессиональные термины типа «Я по газам, я по тормозам», «движок раскидал, движок скидал» и тому подобные.
Максимальное количество народа набивалось в курилку, когда своим присутствием её осчастливливал легендарный Василий Матвеевич. Он работал этажом ниже и был нечастым гостем клуба курильщиков третьего этажа. Когда он появлялся в нашей курилке, то зачастую в неё приходили мужики и с других этажей. Василий Матвеевич был мужчиной лет пятидесяти, высокого роста с узкими плечами и широкой талией, лицо его было таким, которое в народе называют «бабье», щеки его одутловатые и не ведали прикосновения бритвы. Походка его при этом напоминала походку качка-атлета. А еще отличался тем, что всегда встревал в разговор, на какую бы тему он не был, и рассказывал свою историю, где он был главнейшим персонажем. Голос его был громким, и он начинал сердиться, когда кто-то выражал какое-то сомнение относительно его рассказов. Сейчас трудно это передать письменно, но попробую только передать смысл его выступлений. Стоят, например, рыбаки, курят и делятся своими впечатлениями о прошлой рыбалке. Тут ВасильМатвеич встревает и заявляет, что всё это ерунда. Вот когда он рыбачил, то запросто наловил 20 во-о-от таких щук пяток сомов и 10 кг. всякой мелочи. На вопрос: «А на что ты ловил, Василь Матвеевич?» он небрежно отвечал, что у него есть блесна из чистого золота 99-й пробы, в которую вставлены два бриллианта по 10 карат каждый. На такую блесну рыба прёт так, что спасу нет. «Принеси, покажи блесну», - просили слушатели. «Да её уже нет. Оборвалась прошлый раз»,- отвечал ВасильМатвеич. Как-то он оказался рядом с курильщиками-автолюбителями. Слушал, слушал их «по газам, по тормозам», а потом и говорит:
-Что вы тут про свои жигули да москвичи болтаете? Вот у меня была
«Победа» с белыми скатами (с колёсами), надёжный автомобиль.
-А где ты её взял?
-Мне её Ким Ир Сен подарил.
-Когда? За что?
-Да за освобождение Кореи. Я там участвовал.
-А где же эта твоя «Победа»?
-Да я её гнал из Кореи в Горький через всю Сибирь. В тайге застрял и
вытащить не кому, народу нет на тыщу километров в округе. Пришлось
бросить. До сих пор, наверное, там стоит.
Однажды он принялся рассказывать, как он принимал участие в испытаниях водородной бомбы. И не просто принимал участие, а был там самым главным.
-Вхожу в подземный бункер, а там генералов полно. Все встали, честь
отдают. Подали мне кресло, дали бинокль. Ну,-говорю,- давайте
начинайте.
Тут начался обратный отсчёт: 10, 9, 8… Ноль! Как оно…! Всё задрожало,
генералы побледнели, а я оторваться от бинокля не могу. Красота! Все
мне руку жмут, поздравляют, благодарят…
Ну это я вкратце пересказал. На самом деле все его рассказы были очень красочными, насыщенными подробностями. После выступления ВасильМатвеича вся толпа со смехом выкатывалась из курилки и расходилась по отделам. Вот таким чудаковатым был Василий Матвеевич, хотя конструктором был грамотным и имел авторские свидетельства на изобретения. Образование у него было среднее техническое, т.е. когда-то он окончил техникум. Однажды, по рассказу его начальника отдела, утром приходит ВасильМатвеич на работу, подходит к начальнику и говорит, что ему нужно срочно вернуться домой, потому что вот-вот должна приехать милиция.
-Что случилось? – спрашивает его начальник.
-Да человека я убил…
-Как так?!
-Да вот так… Убил. Топором зарубил.
-?????
- Сплю я ночью, жарко, дверь на балкон открыта. Что-то проснулся, смотрю, а с балкона в комнату какой-то мужик крадётся. А у меня рядом с кроватью всегда топор лежит. На всякий случай. Я потихоньку встал, взял топор, подошел сзади к мужику и кха-кха! его по башке. Позвонил в милицию. Жду теперь…
-Ладно, ВасильМатвеич, беги…
Через некоторое время начальник отдела решил послать домой к Василию Матвеевичу «группу поддержки», замолвить слово перед милицией, передать характеристику с места работы. Группа ушла по указанному адресу. Где-то через час вернулись, смеются… Сочинил ВасильМатвеич очередную байку.
Среди мужчин нашего сектора был Валера Котов, ироничный и бородатый здоровяк, с которым мы организовали «лавку» табачных изделий. Был еще Володя Епифанов, он сидел напротив меня, и мы мирно беседовали. У каждого конструктора был специальный журнал, куда начальник записывал задание и отмечал его выполнение с указанием коэффициентов «сложности и совершенства», а конструктор в том журнале брал соцобязательство выполнить задание раньше. В этом же журнале было страницы: «Дополнительные обязательства». Время от времени начальник сектора, Алексей Григорьевич, собирал эти журналы для проверки и записи новых заданий. Вдруг подзывает меня к себе, раскрывает мой журнал и спрашивает: Это что такое? Я посмотрел, не удержался и рассмеялся. В дополнительных соцобязательствах было записано: «Не забыть к Пасхе яйца покрасить». Алексей Григорьевич слегка меня пожурил и отпустил с миром. Это Владимир Епифанов так пошутил. Лично мне шутка понравилась.
О праздниках
Это всё было позже, а пока приближался новый 1973 год. Народ начал организовываться, женщины собирались кучкой и что-то живо обсуждали. Иногда к этим совещаниям привлекались Ельников с Пекерским. Очередь дошла и до меня. Барышни спросили, что называется, в лоб – буду ли я участвовать в новогоднем «фуршете» 29 декабря после работы. Это была пятница. Я даже обиделся на такой вопрос. За кого меня принимают? Конечно буду! Быстренько скинулись по «сколько надо», распределили кто и что покупает, кто что приносит.
В последний рабочий день 1972 года все пришли на работу в приподнятом настроении. Женщины принарядились, мужчины большую часть времени проводили в курилке. В воздухе ЦКБ атмосфера была явно нерабочая. Все при встрече поздравляли друг друга с наступающим праздником. Звонили в заводское КБ и поздравляли своих коллег. Ближе к обеденному перерыву среди женщин началась некоторая суета. Они ходили быстрым шагом, что-то по-хозяйски приносили, что-то уносили. Мужчинам велели сдвигать столы. Из соседнего отдела потянуло аппетитными запахами. Они нас несколько опередили и уже принялись праздновать. Вскоре и в нашем отделе всё было готово, и праздник начался. Начальник сектора Алексей Григорьевич Стариков поздравил сотрудников с трудовыми успехами и перевыполнением плана на три десятых процента, с хорошим окончанием года и, естественно, пожелал всем здоровья и еще больших трудовых успехов в новом 1973 году. Выпили, закусили. Наступило, как обычно не долгое, но тягостное молчание. После второй рюмки появилось оживление, переходящее в разговор всех со всеми. Начался период анекдотов. В те давние времена новые анекдоты появлялись довольно часто и всегда в компаниях их с удовольствием слушали и с еще большим удовольствием рассказывали. Вдруг в отдел вошел руководитель СКБ В.П. Воробьев, высокий, седовласый (по- иному не скажешь), солидный мужчина в сопровождении партийного секретаря и председателя профкома. Они вошли, остановились перед нами, и Воробьёв поздравил наш коллектив с наступающим новым годом и пожелал нам и нашим семьям всего, что положено желать в таком случае. И ушли в другой отдел. Это для меня был первый и последний случай, когда Руководитель КБ обходил отделы и поздравлял с праздником. Со временем правила ужесточались, и всякие праздники на рабочем месте были запрещены, но несмотря на запреты, народ всё равно отмечал. Только руководство уже не ходило с поздравлениями. Потом наступал небольшой перерыв, в который «курцы» дружно поднимались из-за стола и направлялись в курилку, где шли оживленные разговоры и, опять же, анекдоты. После курилки опять рассаживались за стол. Но к этому времени праздничный настрой ослабевал, и празднество постепенно затухало. Столы расставлялись на место, всё приводилось в исходное состояние, и начинали расходиться по домам.
В автобус 12 маршрута, «Аэропорт – Красное Сормово», вваливалась весёлая толпа, отметившая наступающий новый год на своих рабочих местах. Слышался смех, весёлые разговоры. Постепенно возбуждение спадало и к середине маршрута пассажиры впадали в полудремотное состояние. Я, заполучив освобожденное сидячее место, задремал до самого Автозавода и чуть не проспал свою остановку.
Дома подготовка к Празднику, как правило, начиналась дней за 10. Собиралась «организационная группа» друзей, которая определяла, у кого собираемся, уточняла состав участников, составляла праздничное меню и перечень «доставаемых» продуктов и напитков. В начале 70-х годов с напитками было ещё неплохо, а продукты приходилось изыскивать и доставать. И, надо отметить, что подготовка к празднику и покупка всего необходимого доставляла не меньше удовольствия, чем сам праздник. Это было «как правило».
В этот год собрались у нас дома в ограниченном составе, мы с женой и два моих школьный друга с женами. Родители мои уехали к родственникам, а малолетнего сына мы отвезли к тёще. Были мы тогда молодыми и выносливыми. Гуляли с танцами и песнями. Телевизионный «Голубой огонёк» смотрели от начала до конца. А потом, часа в 2 ночи начиналась новогодняя передача «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», которая шла часов до 5 или 6 утра и была очень востребованной. По домам никто не расходился и, после недолгого «пересыпа» на всех возможных спальных местах, часов в 10 утра 1 января стол накрывался вновь, и уже спокойно сидели за столом под голубое мерцание телевизионного экрана часов до 4-5 вечера, и расходились. А мы с женой быстренько навели порядок и упали в горизонтальное положение перед телевизором. Остаток дня проходил в полудрёме. Я не ручаюсь за 100% точность описания празднования нового года, но приблизительно так и было.
В годы Советской власти не существовало никаких рождественских каникул, а на работу выходили уже 2 января. Первый рабочий день нового года был сумрачный, в смысле настроения, и тянулся бесконечно долго. Мужики в курилке больше молчали и сосредоточенно тянули табачный дым из своих папирос и сигарет.
Что бы не забыть и в дальнейшем не возвращаться, продолжу тему праздников. Основными праздничными «вехами» были День советской армии и военно-морского флота и Женский день 8 марта. Тоже коллективная выпивка и, естественно, подарки и традиционная тогда веточка мимозы. День международной солидарности трудящихся всех стран 1 мая отмечался уже основательно. Основным мероприятием была «демонстрация трудящихся». Это событие было очень организованным. Каждому отделу вручались флаги и транспаранты, которые нужно было нести в праздничной колонне. А путь был неблизкий, идти приходилось от главной проходной завода Красное Сормово до площади Ленина в Канавинском районе. Это километров десять. Поэтому весь маршрут делился на этапы и на каждый этап назначался «знаменосец». Так, сменяя друг друга, проходили весь маршрут. Самым нехорошим был последний этап, потому что нужно было найти «СКБвскую» машину и сдать флаг. При этом у «знаменосца» появлялись ещё своя «насущная забота», и было уже не до флага. Но об этом позже. Кроме организации самой демонстрации, чем занималось партийное руководство, сотрудники тоже «организовывались». Скидывались по «сколько нужно» и запасались напитками, которые позволяли с песнями, шутками и прибаутками преодолевать праздничный маршрут. Не могу сказать, что демонстрация проводилась «из-под палки». Я с удовольствием ходил. Что за 1 мая или 7 ноября без демонстрации? Так, пьянка, да и всё.
У заводской проходной в определенном порядке выстраивалась праздничная колонна, которую возглавлял украшенный разноцветными флагами грузовой автомобиль с надписью: «Красное Сормово». За автомобилем шествовало руководство завода в составе директора, главного инженера, секретаря парткома, председателя профкома, главного конструктора, главного технолога. Следом шли знаменосцы. Далее шли представители цехов. За заводской колонной шли мы, СКБ «Судопроект», в дальнейшем ЦКБ «Лазурит», а за нами шёл «Сириус». Дальше по ходу к нашей колонне примыкала колонны Авиационного завода, Машиностроительного, Масложиркомбината и других предприятий. Где-то присоединялась колонна Горьковского Автозавода, а перед самой площадью Ленина около окского моста примыкала колонна с верхней части города. Автозаводцам было легче всех. Завод, обладая большим количеством грузовых автомобилей, приспосабливал их для перевозки людей и все желающие ехали к месту проведения демонстрации. Демонстранты проходили мимо сооруженной перед памятником Ленину трибуной, на которой располагалось всё руководство города Горького. Мне бросилось в глаза, что у всех, кто стоял на этой трибуне, лица были одинакового нежно-розового цвета, как у поросят из мультика. Видать, жизнь такая была. Какой-то специальный человек выкрикивал разные лозунги, которые мощные динамики разносили по площади и её окрестностям: «Пролетарии всех стран! Соединяйтесь!!!», «Да здравствует …!!!», «Слава советским кораблестроителям (авиастроителям, автомобилестроителям, студентам, учителям, врачам и т.д.) !!! После каждого лозунга вся площадь взрывалась истошно-радостным «Ур-а-а-а-а-а!!!». После прохода площади вся толпа резко ускоряла шаг и начинала метаться в поиске укромных уголков. Все достаточно укромные уголки находились в близлежащих дворах, куда и набивались бывшие демонстранты. Потребность была так велика, что нужду справляли, несмотря на естественную стыдливость, и женщины, и мужчины, находясь в метре друг от друга под алыми флагами, транспарантами и портретами членов Политбюро. А что делать? Впереди ещё лежал неблизкий путь домой к праздничному столу.
7 ноября всё проходило по тому же сценарию, только погодные условия были суровее. Так, о праздниках рассказал.
Новый 1973 год для меня примечателен тем, что появилось техническое задание на проектирование новой крейсерской подводной лодки. Тут меня начали постепенно привлекать к разработке эскизного проекта, и в процессе я уже начал кое-что понимать. Это был проект подводной лодки «Барракуда» с титановым корпусом. Но я тогда только мизинчиком прикоснулся к этому процессу. В основном были другие текущие работы и не только конструкторские.
Между 8 марта и 1 мая была еще одна знаменательная дата – 22 апреля. Это день рождения В.И.Ленина и вытекающие из него - начало навигации на Волге и всесоюзный Ленинский субботник. Ленинский субботник – дело святое, но непонятное. Я высказал своему начальнику недоумение, почему я должен из Автозаводского района ехать на субботник в Сормовский район, если точно такой же субботник проводится в Автозаводском районе и в моём дворе? Вразумительного ответа не получил. Ну что ж… Надо, так надо… Ранним, весенним, субботним утром поехал через весь город убирать мусор. Участок у нашего КБ был у памятника Ленину в Сормовском районе. Основным мусором были опавшие прошлой осенью листья и накопившейся за зиму «культурный слой» в виде разнообразных бумажек. Пустых стеклянных бутылок почти не было, потому что их регулярно сдавали, пластиковых бутылок не было – их просто не было, Полиэтиленовых пакетов тоже почти не было – их стирали, сушили и использовали повторно. Прошлогодние листья собирали граблями, мели мётлами в кучи, которые поджигали, и они долго тлели, распространяя весенний деревенский запах дыма. Субботник не заканчивался резко по команде, а затихал плавно. Через некоторое время активной работы посылали «гонца» в ближайший гастроном. Самыми распространенными напитками тех времён были разнообразные вина, «на природе» водку не пили, она требовала закуски. Вина были не затейливые. Это «Волжское», «Плодово-ягодное», «Агдам», «Вермут», разные портвейны. К этим винам в качестве закуски прекрасно подходил плавленый сырок, как правило «Дружба». Гонец приносил всё, что нужно. Вино выпивалось посредством единственного стакана и закусывалось кусочком сырка. После этого следовал перекур. После перекура ещё вяло сгребали прошлогодние листья и выпивали ещё, перекуривали и начинали разбредаться по домам. Женщины, как правило, обходились без вина, но разбредались тоже. Таким образом субботник заканчивался часов в 12 дня, а употребление вина могло продолжаться в другом месте.
Битвы за урожай
Кроме Дня международной солидарности трудящихся всех стран (1 мая), дня печати, дня радио и дня Победы, дня пионерской организации, месяц май ознаменовывался началом сельскохозяйственных работ в СКБ «Судопроект» (ЦКБ «Лазурит»). Началась посевная, т.е. посадка саженцев капусты в открытый грунт. Это была разминка. На посадку капусты в совхоз Мокринский, что рядом с Кстово, посылали преимущественно женщин. Работа, не требующая физических сил. Работницы стояли (а может сидели) на специальном прицепном агрегате, который буксировал по полю трактор. Нужно было вставлять рассаду в нужное место, а агрегат уж сам втыкал её в землю с необходимым шагом.
Где-то в середине лета приступали к прополке и сенокосу. Большим спросом среди работников СКБ молодого возраста пользовался сенокос. Мне ни разу не довелось побывать на этом мероприятии. Руководство говорило, что у меня работы по самые уши, а сено соберут и без меня. Нередко результатом сенокосов было образование молодых семей. Мне это не было нужным, но на сенокос я съездил бы.
Прополка была не так интересна, и на неё ездили на один день. Потом мы работали, работали, работали, работали до самой осени. Вот тут-то и начиналась «страда». На один день ездили в наш подшефный совхоз Мокринский на уборку капусты, потом туда же на две-три недели или в другие районы Области. Тут выяснялось, что моя работа не волк и очень просто может подождать моего возвращения с сельхозяйственных работ. Где только не побывал наш брат-конструктор и я вместе с ним. Работали и в Уренском районе, что на севере области, и в Сергачском районе, и еще в каких-то.
Поездки в с.х. Мокринский на один день для уборки капусты не были обременительными, и расценивались, как внеочередной выходной. Проводилась определенная подготовка. Скидывались рубля по 2 и, как в случае с организацией праздников, распределяли задачи. Однажды у нашего начальника сектора, Алексея Григорьевича, разыгрался радикулит, и он не мог поехать вместе с нами на капусту. Но, что бы его не сочли дезертиром, он внёс в «общую кассу» 3 рубля. Такая была «старая гвардия».
Обычно посылали 2-3 отдела. В 8 утра автобусы отправлялись от ЦКБ и через час-полтора прибывали на место. Совхозный бригадир, в нашем случае бригадирша, раздавала ножи, которыми мы должны были срезать капусту. Ножи были тупые из низкокачественной стали, и работать ими было невозможно. Те, кто ездил на уборку капусты не первый раз, брали из дома свои ножи или топорики. Часть народа шла впереди и срубала кочаны капусты. Следом шла другая группа, которая складывала срубленную капусту в кучи. Когда приезжала машина, все вместе забрасывали эту капусту в кузов. Технология несложная. Как правило, работали примерно до часу дня. Далее на травке рядом с полем организовывался «стол», за которым работа в поле переходила в пикник на обочине поля. Обратно в автобусе ехали с песнями.
Неоднократно бывал в Мокринском с более серьезной миссией – уборка капусты в течение двух-трёх недель. Однажды по просьбе заведующей местным магазином подрядились выполнить косметический ремонт магазина и отремонтировать крышу. Этим впятером занимались после основной работы в поле, а заведующая расплачивалась с нами «натурой», то есть спиртными напитками. И каждый день у нас был праздничный вечер. Счастье длилось недолго, за несколько дней ремонт был закончен.
А однажды пришлось работать на уборке капусты в Уренском районе. Забросили туда электричкой нашу группу в составе примерно восьми человек. Не помню в каком месяце это было, но погода была уже морозная и снежная. Директор совхоза предложил на выбор готовить пищу самим или привлечь к этому процессу местное население. Один из наших мужиков заявил, что он готов взвалить на свои плечи приготовление пищи при условии, что в поле он ходить не будет. У него, вероятно, была астма, т.к. дышал он с трудом. На этом и порешили. Нам выделили автобус ПАЗик, на котором съездили в местный продовольственный магазин, где получили все необходимые продукты. С этими продуктами автобус отвёз нашу «командос» в какую-то деревню, на окраине которой мы поселились в заброшенном доме. Дом был вполне приличный, только никто в нём не жил. Дом был хорош еще тем, что находился в непосредственной близости от капустного поля, где нам предстояло работать. Надо сказать, что не пожалели, что отказались от услуг аборигенов в приготовлении пищи. Наш добровольно-определяющийся повар готовил вполне прилично.
Утром, плотно позавтракав, не торопясь уходили в поле, где из-под снега добывали кочаны капусты и складывали их в кучи, которые заметались снегом. Никто за ними не приезжал, и, вообще, никто нас не беспокоил. Подозреваю, что эти кучи до сих пор лежат в том поле. Однажды нам было чудесное видение. На противоположном конце поля появился автобус, из которого вышли мужики, одетые в одинаковые добротные телогрейки, шапки и сапоги. Вышли, столпились и закурили. Курили, курили, курили…. Потом что-то повозились в поле и опять закурили. Вскоре им привезли обед. После обеда они покурили, погрузились в автобус и отбыли восвояси. Как выяснилось, нам на помощь приезжали пациенты ЛТП, кто не в курсе, это Лечебно-Трудовой Профилакторий, в который для лечения насильственно направлялись алкоголики. Больше они к нам не приезжали. Видимо излечились…
После сытного обеда мы опять выходили в поле, где работали почти до темноты. Особенно не упирались. Просто делать было больше нечего. После ужина играли в карты, в шахматы и читали. Так проработали недели две. В конторе получили заработанные деньги. А еще директор совхоза порекомендовал нам сходить на плантацию черноплодной рябины и набрать себе столько, сколько сможем унести. А еще просил рассказать всем своим друзьям, родственникам и знакомым, что можно приехать и набрать себе черноплодной рябины совершенно бесплатно, всё равно пропадёт, так как убирать её некому. Наши заработанные деньги решили поделить поровну, на что наш повар заявил, что ему положено заплатить больше, так как он готовил один на всех и работал весь день без отдыха. На что ему ответили, что никто его за язык не тянул, и что он весь день находился дома в тепле, а не в холодном поле, как остальные. Он разобиделся и перестал с нами разговаривать. Обычно после командировок, поездок в колхоз появляется больше знакомых, с которыми здороваешься при встрече. А в этом случае наш бывший повар при встрече безмолвно проходил мимо и отворачивался.
За почти 20 лет работы в ЦКБ в длительных командировках на сельскохозяйственные работы был всего раз 5-6. Раз уж затронута сельскохозяйственная тема, то продолжу деревенские воспоминания.
Не помню уж где это было. Забросили нас человек 10-12 в один из колхозов. В нашей компании были две барышни, а остальные мужики. Поселили нас в новом домике из двух комнат и одной кухни посредине села. В одной большой комнате были только нары вдоль длинной стены и печка-голландка. Здесь жили мы, мужики. В другой маленькой комнатке жили две наших барышни. Что было в их комнате, я не знаю, но подозреваю, что там был собачий холод, так печка была только в нашей комнате. Вечерами мужская часть нашей бригады возлежала на нарах, играла в шашки-шахматы и в карты. Кто-то читал привезенные с собой книги. Как-то так сложилось, что печкой управлять стал я. И большую часть вечернего времени проводил в её растопке и наблюдении за тем, как она топится. Очень уютно и приятно после работы в поле сидеть перед горячей печью и смотреть на огонь.
Председатель колхоза, где мы работали, был, на мой взгляд, хорошим хозяином. Кроме нашей бригады в колхозе работала еще бригада с горьковского винзавода в составе трёх мужиков и двух женщин. Председатель всех обеспечил работой. Причём каждый день каждую работу озвучивал в рублях. Так, например, стоимость уборки одной тонны картошки зависела от погоды, дальности поля и сорта картофеля. Самая дешевая тонна была на ближнем поле, в день без осадков, крупный картофель. Самая дорогая тонна, наоборот, на дальнем поле, во время дождя или снега, картофель мелкий. Кроме уборки картофеля сушили пшеницу на току, привозили с поля люцерну на тракторной тележке, выполняли и другие работы. Мы всегда знали за что работаем. Тогда, кстати, за месяц я заработал рублей 150, что было очень неплохо. Мужики из винзавода занимались разгрузкой леса для колхоза где-то на железной дороге. Чем занимались их две женщины, я не знаю. Скорее всего без работы не сидели. Одной из особенностей бригады «виноделов», как мы их называли, была регулярная посылка гонца в Горький на их место работы, откуда привозилась ёмкость с продукцией винзавода. Несколько раз некоторые наши мужики пытались «сесть на хвост» «виноделам», но не успевали. Питались в столовой, где по очереди работали две наши женщины и две «винзаводские». Заметили такую особенность. Когда на кухне дежурят наши барышни, молоко выдавалось в ограниченном количестве, а когда дежурили «виноделки» - пей, сколько угодно. Загадка! Но разгадали её быстро. Профессионалки «виноделки» в молочную флягу регулярно добавляли воды по мере расходования молока, а наши «конструкторши» поили нас только неразбавленным молоком.
Как-то нам показалось, что мяса в рационе маловато. И наш «старшой» пожаловался председателю, на что он удивился:
-А что вы раньше молчали? Нет никаких проблем. Я дам указание, а вы идите на ферму, выберите барашка, зарежьте и будет вам мясо.
Так оперативно был решен вопрос. Никто из нас не решился на убийство невинного барашка, и претензия исчезла.
В середине октября был день колхозника. Для всех колхозников, и нас в том числе, был объявлен выходной. Нас, я имею в виду нашу бригаду, пригласили в правление, где выдали премию по 3 рубля на нос. По этому поводу мы организовали пикник на природе за деревней. Погода в этот день была на удивление сухой и солнечной. Пропили эти шальные деньги, чтобы было, что вспомнить.
Раз в неделю для нас организовывали баню. Там я впервые узнал, что такое парная баня. Понравилось. С тех пор стал регулярно посещать баню, как говорится «парнушку».
Срок командировки завершился, а председатель стал уговаривать нас остаться еще поработать. Все, кроме меня и еще одного товарища, Алексея, согласились. На следующий день утром нас с Лёшей взяли с собой «виноделы», которые ехали на работу на грузовой машине до ж.д. станции. Ехали в кузове. Было холодно и тряско. По пути машина остановилась около продовольственного магазина. «Виноделы» слезли на землю со словами: «Нужно позавтракать» и направились в магазин, приглашая и нас. Я так понял, что это было традицией, и подумал, что сейчас они выйдут нагруженные хлебом, молоком и еще чем-нибудь съестным. Но не угадал. Когда они вышли из магазина, в руках у каждого была бутылка водки. «Виноделы» сгрудились у грузовика и не торопясь опустошили свои бутылки «из горлА». Утерлись рукавами и закурили. После завершения «завтрака», погрузились в кузов, улеглись и тут же задремали. Так мы с ними доехали до станции, где сели в поезд и поехали домой. Но на какой это станции было, я уже и не помню.
Очередной раз глубокой осенью 198… года Родина позвала конкретно в Сергачский район, а еще точнее в деревню Ачка. До Сергача километров 150 автобусом и от Сергача до Ачки около 10 км. В часах это приблизительно около 4 часов езды. В колхоз нас, ИТРов, прибыло человек 150 под руководством главного конструктора по специальности Булгакова Андрея Борисовича. Это тот самый, который выбирал к себе в отдел молодых специалисток по внешнему виду. Похоже, председатель колхоза не очень ожидал такого наплыва гостей, но никого не выгнал, всех принял, всех расселил. Выяснилось, что работа у нас будет особая и почётная.
Дело в том, что единственным в колхозе специалистом по управлению картофелекопалкой была женщина-активистка и член всего на свете. И, будучи депутатом, она отбыла в областной центр на какую-то очередную сессию, а мы, 150 каких-то инженеров и техников должны заменить эту партийную тётеньку и выкапывать клубни картофеля вилами. Вот таково было пропорциональное соотношение.
Короче говоря, меня с Сашей Пекерским и Валерой Ельниковым поселили в дом к местной доярке. Мы её почти не видели. Уходила она на первую дойку очень рано, часов, наверное, в 5 утра. Мы еще спали. Потом мы уходили на работу, а она приходила домой. Потом у неё очередная дойка или кормёжка, после которой она приходила домой, а мы уже спали. Вот так и жили. Хорошо, что у неё был телевизор, который при помощи какой-то приставки кое-что показывал.
У хозяйки была дочь, которая работала кем-то в правлении и была замужем за бухгалтером. А у них был сын лет около пяти и дочь лет трёх. Дочь хозяйки с детьми иногда приходила в дом к матери, а зачастую эти малолетние дети самостоятельно приходили и хозяйничали в доме.
Интересно было нам городским, которые следят за своими детьми, чтобы на них ветерок не подул или лишняя пылинка не села, наблюдать этих деревенских детей на воле. Такое впечатление, что их жизнью родители вообще не интересовались. На дворе осень, народ ходит тепло одетый, в телогрейках и сапогах. А эти двое в резиновых сапогах «на босу ногу», полуодетые с голыми животами идут по грязи к бабушке, которой может и дома-то нет.
Я как-то видел, как они вдвоём тащили из кухни большую кастрюлю с пшенной кашей, поставили её на стол в комнате, залезли на него с ногами сами и с аппетитом «навернули» эту кашу. Это вам не городские детки.
А еще меня очень удивил один случай с детьми же. В один из дней вся семья нашей хозяйки в составе дочери, зятя и двух малолетних детей занимались закладкой картофеля в погреб. В комнате были вскрыты две половица, и в этот проём подавались вниз мешки с картошкой. А дети бегают тут же. Девочка стала что-то просить, но ей было отказано. Тогда она, как положено, упала на пол, стала бить руками, ногами и верещать истошным голосом. Все ходили, перешагивали через неё и не обращали внимания. Она полежала-полежала, да и встала с полу. А я хозяйке и говорю:
-У вас тут погреб открыт, а дети рядом бегают. Могут упасть туда.
А она мне отвечает:
-Ну и чёрт-чай с ними, - чем здорово поколебало моё мировоззрение…
Таковы были деревенские нравы…
Спать мы ложились рано, так как вечерами делать было нечего, и утром просыпались совершенно легко. Умывались, одевались и в темноте брели по непролазной улице в сторону приземистого длинного одноэтажного строения, в котором располагалась столовая. Выстаивали очередь из 150 человек, съедали свою манную кашу, запивали кружкой чая и отправлялись в поле. Рабочий инструмент был незатейливый – вилы и вёдра. Стихийно наш отряд разделился на три группы. Одна группа выкапывала вилами картошку, вторая, ползая на четвереньках, собирала клубни в вёдра и ссыпала их в мешки, а третья, самая физически крепкая, загружала мешки в кузов тракторной тележки. На четвереньках ползали преимущественно женщины, так как выкапывание картофеля вилами тоже требовало некоторой силы и сноровки, присущим мужским рукам. Работали размеренно, без фанатизма, поэтому не сильно уставали, и на обед следовали бодрым шагом. После выстаивания всё той же очереди, что и утром, получали свой суп, кашу или вареную картошку и кружку молока. После обеда и перекура медленной скоростью возвращались в поле и продолжали битву за урожай. Работали ещё часа три, после чего нас ждала традиционная очередь, картошка или каша, хлеб и молоко. После ужина были свободными, «как женщины в Африке». Была такая поговорка…
Через неделю было принято решение устроить банный день, тем более, что в сельмаге появился долгожданный вермут. Наш руководитель Андрей Борисович и его помощник, Анатолий, жили в соседнем доме, рядом жили и девчонки из его отдела. Таким образом организовывался банный корпоратив. Баня для помывки была выбрана та, что принадлежала нашей хозяйки. Пока баня топилась я, как самый молодой из троих, был послан в магазин за бутылкой вермута. Стоил тогда он рубля полтора. Когда я вышел из дома, на крыльце соседнего курили Андрей Борисович со своим помощником.
-Ты в магазин? – спросил меня Андрей Борисович.
-Да, туда.
-И нам возьми. Погоди, сейчас деньги принесу.
Через некоторое время вышел из дома и дал мне 10 рублей одной "бумажкой" и сумку. Я направился, куда надо. По пути вспомнил, что мне не было сказано, сколько бутылок покупать. Поразмыслив, решил, что двух бутылок им будет вполне достаточно. Возвращаюсь. Они так на крылечке и сидят. Отдаю сумку с вермутом и сдачу. Андрей Борисович удивленно смотрит на деньги и спрашивает:
-А это что?
-Сдача, -отвечаю я.
-А зачем?
-Так с 10 рублей сдача.
-Зачем сдача? На всё надо было брать.
Тут мне стало даже стыдно за моё непонимание момента…
Традиционно первыми мылись мужики. Помощник нашего руководителя, Анатолий, сказал, что, когда он парится, все покидают парилку и прячутся по холодным углам, при такой высокой температуре он любит попариться. После этих слов мне стало немного не по себе, когда мы с ним оказались в парилке. Всё, думаю, кранты, сейчас сварюсь. Но ничего. То есть ничего особенного в парилке не произошло, зато в предбаннике наш супер-парильщик потерял сознание. Пришлось его охлаждать и приводить в чувство. На успели мы толком одеться, как в баню ворвались девчонки и стали нас выпроваживать и тут же раздеваться. Так хотелось помыться. Пришлось полуодетыми выбегать на улицу.
После баньки переоделись в чистое. У меня был шерстяной спортивный костюм синего цвета под народным названием «олимпийка». Вот в нём я и употреблял после бани вермут. Расслабившись, я вышел на улицу подышать и покурить. Вдруг заметил за речкой, что протекала неподалёку, что-то горящее, какой-то небольшой пожар. Народ бежал в ту сторону. Оказывается, горела деревянная будка, внутри которой под землёй находился насос, качавший воду из скважины для бытовых нужд. Я побежал вместе со всеми. Потребовались вёдра. Помню, я бегал то ли в свинарник, то ли в коровник, нашел там вёдра и принёс их к месту пожара. Не понимаю, как туда дорогу нашел. Потом таскал в этих вёдрах воду из реки и заливал пожар. Несмотря на все усилия местного населения и прикомандированного инженера-конструктора, будка успешно сгорела дотла. А насос не пострадал, так как находился внутри скважины. Сгорели только питающие электрические провода. Можно было не тушить… Домой вернулся грязный и пропахший дымом.
Однажды вдруг в магазине исчезло всё курево. Осталась только махорка, которую тоже быстро раскупили. Большой популярностью стали пользоваться газеты, из бумаги которых крутили самокрутки и «козьи ножки». Не буду останавливаться на технологии скручивания самокруток. Думаю, что читателю в ближайшее время это не понадобится. Ну, а если уж придётся, то нужда научит… Вскоре закончилась и махорка. Курящий народ начал роптать. Наше руководство обратилось к председателю. Тот только руками развёл – не в его это компетенции. Тогда наше руководство в лице Булгакова А.Б. и его помощника отправились «ходоками» аж в Сергачский райком партии. Секретарь встретил их любезно и сказал, что сам страдает без курева. После этого куда-то сходил и принёс три сигареты, закурил сам и угостил «ходоков». Сказал, что у охранника «стрельнул». Ничего не гарантировал, но обещал чем-то помочь. Секретарь райкома оказался человеком слова. На следующий день в деревню приехала автолавка полная сигарет «Прима». Сигаретами затарились все желающие. Тогда стали рассказывать, что табачные фабрики встали на плановый ремонт. Все сразу. Это было перед началом «перестройки» и «ускорения».
В поле я поработал недолго. Председатель сообразил, а может и кто подсказал, что среди 150 человек из конструкторского бюро наверняка найдутся двое, которые умеют писать буквы. А в те времена партия в лице парторгов зорко следила за наличием наглядной агитации в виде плакатов, таблиц, графиков и т.п. Выбор нашего руководства пал на меня, как уже известного к тому времени оформителя, и на Славу Муравьёва, такого же умельца из отдела систем. Для нас выделили большое помещение в правлении колхоза, краски, кисти, бумагу, листовое железо и всё, что надо… К нам присоединился какой-то мужичонка лет сорока, который оказался парторгом. Фамилия у него была, как и у меня – Котельников, что расположила нас друг к другу. Мы со Славой работали, а он, парторг, сидел рядом на стуле нога на ногу, курил и рассказывал всякие байки и политические анекдоты. Однажды свой рассказ он начал словами:
-Когда я сидел в КПЗ…
-Это за что? – спросил я.
-Да я в пивной одному мужику кружкой в лоб дал...
Жил он в Сергаче, в районном центре, а в колхоз приезжал каждый день и сидел с нами до конца рабочего дня. Не всякий может выдержать такой режим. В первый день, когда мы с ним познакомились, пошли все вместе на обед в нашу столовую. Мы со Славой по привычке двинулись к центральному входу. А парторг Котельников нам и говорит:
-Вы куда? Пошли со мной.
Через другой вход мы попали непосредственно в кухню, где уселись за отдельный стол и нам принесли наш обед. Всё то же самое, как и у всех, но, можно сказать, в отдельном кабинете! Так туда и ходили завтракать, обедать и ужинать. Попали в разряд уважаемых людей, я бы сказал в разряд номенклатуры, бойцов идеологического фронта.
По окончании работ председатель выдал нам «премию» в виде двух бутылок водки, которые мы и выпили в компании с нашим руководителем Булгаковым А.Б. под не полностью обглоданные вареные косточки из супа, которые нам в правление доставили из столовой. Можно сказать, банкет. Наклюкались мы тогда со Славиком… По пути домой встретили Сашу Пекерского, который возвращался из Горького (ездил туда на побывку) на своем «Запорожце». В одной из местных луж он застрял. А мы со Славой взялись его выталкивать. В конце концов вытолкали. Славик несколько раз упал в лужу. А когда прибыли к нашему дому, встретили одну из наших барышень. Славик становился перед ней на колено и пытался грязной рожей целовать ей руку, которую никак не мог поймать. Потом он помыл свои сапоги в ведре, а затем стал из него же умываться, громко фыркая и восклицая:
-Ух! Хорошо!
На этом мои воспоминания об этом колхозе обрываются.
Прочие не профильные работы
Не подумай, дорогой читатель, что мы, работники Центрального Конструкторского Бюро только и работали в колхозах. Нет, ничего подобного. Мы еще работали на овощебазе и на стройках. Работа на овощебазе не оставила никаких воспоминаний. Помню, что бывал там пару раз, но не помню, чем занимался.
Одной из «строек века» были очистные сооружения в Сормовском районе. Работал я там с неделю, каждый день приезжал из дома. Второе строительство было намного грандиознее. На севере нашей области в посёлке Арья строился завод железобетонных изделий, ЖБИ. Там работало множество молодёжи из разных предприятий города. Может быть эта стройка была объявлена Комсомольской. Добираться туда нужно было на электричке часа три. Правда, строящийся завод находился неподалёку от станции. В первый заезд часть народа жила в небольших новых домиках, построенных для будущих работников завода, а вторая половина – в бараке рядом с заводом и железной дорогой. Первый заезд запомнился только как ходили в столовую на территории строящегося предприятия, где кормили бесплатно и очень даже неплохо, и вечерними прогулками по дороге и в лес к живописному лесному озеру. Работали, естественно, чернорабочими. А кем же ещё с высшим-то образованием?
Второй раз работы в Арье запомнился несколько лучше. Жить тогда пришлось в бараке на территории стройки рядом с железной дорогой. Сначала несколько дней долбили ломом пол в каком-то бассейне, из которого не сливалась вода. Потом выяснилось, что труба, по которой вода должна сливаться, была полностью забита цементным раствором и выдолбить его ломами не представляется возможным. После этого нашу бригаду из нескольких человек направили на теплоизоляцию каких-то труб. Чисто технологически работа очень простая: нужно было трубу обернуть стекловатой и обвязать её проволокой. Но стекловата- это такая гадость, которая проникает везде под одежду, впиявливается в кожу, которая начинает сильно чесаться, и чем больше чешешь, тем больше чешется. Погода была тёплой и солнечной, а нам приходилось надевать на себя кучу одежды, резиновые сапоги и резиновые перчатки, голову обматывать платком и надевать защитные очки и респиратор. В такой амуниции можно было работать минут пятнадцать. Так, сменяя друг друга, пару дней изолировали трубопровод.
По окончании теплоизоляционных работ троих человек, в том числе и меня, направили на склад нового оборудования. Кладовщица отправлялась в декретный отпуск, и ей нужно было сдать склад по описи. Целыми днями искали всякие детали перекладывали их с места на место и пересчитывали. После изоляции труб чувствовали себя, как на курорте.
А однажды, когда выполнял никому не заметную работу по уборке мусора, удостоился возможности заработать 10 рублей часа за 2-3 простенькой работы. Дело было нелегальное. Рядом через железную дорогу было какое-то небольшое строительное предприятие, куда по ЖД привозили щебёнку, которую нужно было разгружать. Желающих поработать на разгрузке было много, но далеко не каждый мог себе это позволить. Среди рабочих были и сварщики, и монтажники, и бетонщики, и другие специалисты, которые работали на строительстве за зарплату и не могли прогулять рабочий день. А мы, ребята с высшим образованием, были «на подхвате», работали «за еду» и наше отсутствие было трудно заметить. Суть заключалась в том, что к нам в барак приходил «вербовщик» и предлагал поработать на разгрузке вагона с щебнем. Вся хитрость была в наличии бригады. У вагона днище откидывалось и щебень самостоятельно без какой-либо помощи высыпался из вагона. Чуть в стороне находился бульдозер с сидящем в нём бульдозеристом. Нужно было подойти к нему и попросить отгрести высыпающийся из вагона щебень в сторону за соответствующую плату, на что он, естественно, соглашался. Нашей же бригаде из трёх человек оставалось лопатами зачистить вагон от остатков щебня. И всё! В результате мы получили по 10 рублей на руки, а бригадир и бульдозерист, вероятно тоже были не в обиде. Попасть в такую бригаду было не просто, мне тогда просто повезло.
Ну, а еще почти все работники ЦКБ работали на строительстве нашего нового корпуса. Но это дело святое. Там по очереди работали по одному дню. В новом корпусе, кроме конструкторских отделов, было еще опытное производство и столовая, до появления которой приходилось ходить обедать на территорию завода «Красное Сормово», на что тратился весь обеденный перерыв. А при наличии собственной столовой успевали еще поиграть в разные игры: в нарды или детский настольный хоккей двое на двое.
Первый заслуженный отпуск
Здесь несколько отвлекусь от работы и вспомню первый свой отпуск. Дело было летом, вероятнее всего, 1974 года. Так получилось, что мой отпуск совпал с отпусками и возможностью моей жены, моего друга Сергея Прытина с женой Анной и моего школьного друга Кожекина Владимира. Порешили мы навестить прекрасное место Боровушки на реке Нёмда, куда мы пару лет назад ходили на двух яхтах. Яхт у нас уже не было, и решили добираться туда «общественным транспортом». Взяли на прокат палатки, собрали рюкзаки и тронулись в путь.
От речного вокзала добрались до Юрьевца «Метеором», а там нужно было пересесть на ОМик и на нём идти по Нёмде до нашего места. Не знаю, как зимой, но в летнее время этот теплоходик обеспечивал связь прибрежных деревень с остальным миром, и пользовался большой популярностью у местного населения. Пришлось довольно долго ждать прибытия означенного транспортного средства. Оказалось, что билеты продаются не в кассе, а непосредственно на ОМике. После посадки по теплоходу ходил парнишка лет 14 и собирал деньги за проезд. Когда он подошел к нашей группе, Сергей сказал, что платить мы не будем, а будем договариваться с капитаном. Парнишка продолжил свой путь среди пассажиров. Серёга по жизни не любитель искать простых путей и на наше удивление ответил, что провезёт нас без билетов. Он достал из рюкзака бутылку водки, пригласил меня в качестве группы поддержки, и мы направились в ходовую рубку. Поднялись по трапу на верхнюю палубу, открыли дверь рубки, вошли. В рубке находились три человека: капитан, рулевой и механик. Сергей решительно поставил бутылку на маленький столик возле штурвала. В рубке повисла недоуменная тишина. Через некоторое время капитан извиняющимся тоном сказал:
-Я вообще-то не пью…
Рулевой тоже отказался, сославшись на то, что его вахта заканчивается, а жена будет ругаться, если он придёт домой выпивши. У механика тоже оказалась причина для отказа от выпивки. Капитан достал из навесного шкафчика два стакана, немудрящую закуску в виде вяленного леща, и всё это расположил на столике рядом с бутылкой водки со словами:
-Угощайтесь, ребята.
Сергей откупорил бутылку, налил граммов по сто в оба стакана, и мы с ним выпили, закусив кусочками распотрашенной рыбины. После этого ритуала капитан спросил нас:
-А вы, вообще-то, чего хотели?
Серёга объяснил, что мы направляемся на Боровушки и хотели бы чтобы нас там высадили. На что получили заверение в том, что нас непременно там высадят.
-А пока забирайте остатки трапезы, они вам пригодятся, и идите отдыхайте.
В определенное время теплоход ткнулся носом в песчаный берег, члены экипажа установили трап, по которому перенесли на берег наши вещи и аккуратно под руки спустили и всю нашу компанию. На прощание сказали, что заберут нас, когда соберёмся уезжать.
В дальнейшем приведу ещё пару примеров о таком необычном для нас поведении местных жителей. Отдых наш заключался в купании, загаре и сборе даров природы в виде черники, земляники и грибов. Всё это в неограниченном количестве произрастало в окрестностях нашего лагеря. Рядом с нами расположились семья сормовичей в составе мужа и жены, которые прибыли сюда на большом катере размером с грузовик. Выяснилось, что они сюда приезжают ежегодно и запасаются ягодами, грибами и рыбой. Грибы сушат, из ягод варят варение, рыбу вялят. Женщины наши раззавидовались и тоже решили заняться заготовками. Для этого потребовались вёдра и сахарный песок, за которыми пришлось ехать на ОМике в деревню. Там же решили прикупить картошки. С вёдрами и сахаром проблем не было, а картошка оказалась дефицитной. Новой еще не было, а прошлогодняя годилась только на корм поросятам, и никто не решился нам её продать. Опечаленные побрели на пристань. Через некоторое время нас догнал парнишке лет 12, в руке его было ведро с картошкой. Он сказал, что пока мы ходили по деревне, его мать выбрала для нас более или менее пригодную картошку. На вопрос об оплате парнишка сказал, что «мамка денег брать не велела, а только просила при случае вернуть ведро». Ведро мы вернули сразу, пересыпав картошку в свою тару.
И тут наш отдых закончился, начался «рабский труд на плантациях». После завтрака мы уходили в лес и, облепленные тучей комаров, собирали, собирали, собирали, ползая на коленях, чернику, землянику, грибы. А потом возвращались в лагерь и перемешивали ягоды с сахаром, а грибы развешивали на верёвках, натянутых между деревьями. С тех пор у меня появилось стойкое отвращение к сбору любых ягод. На грибы, правда, это не распространяется.
Однажды, возвратившись с «работы», сидели за столом и обедали, чем бог послал. Смотрим, к нашему берегу подходит небольшая баржа и тыкается в песок носом. С борта сходят три крупных бородатых мужика в кирзовых сапогах и в телогрейках на голое тело. Медленно подходят к нашему столу. Стоящий ближе к нам держит руки за спиной. «Всё! Кранты!» - такая мысль, думается мне, мелькнула в головах всей нашей компании. На наше «блеяние», типа «Вы чо?», мужики стали смущенно переминаться, а тот, который держал руки за спиной, стал говорить:
-Мы это… мы тут плаваем… Мы вам зеленого луку привезли, у вас его, поди нет…, - из-за спины показался большой пучок зеленого лука, завернутый в газету, - Если чего надо будет, покричите, мы тут каждый день плаваем, привезём». На сердце сразу стало легко - ещё поживём! На приглашение отобедать с нами мужики смущенно отказались и, вернувшись на свою баржу, отчалили о продолжили свой путь. Вот такие были нравы у населения в глубинке на границе Ивановской и Костромской областей.
В конце концов отдых закончился. Запасов наших хватило, чтобы занять все наши руки. Утречком наш сосед по берегу отвёз нас на катере к ближайшему причалу, с которого мы погрузились в «наш» ОМик и отправились в путешествие до города Юрьевеца, что стоит на берегу Горьковского моря при впадении в него реки Волги. Оттуда «Метеором» до г. Горького и в переполненном душном автобусе с рюкзаками, палатками и вёдрами до дома. Надо сказать, что черника и земляника, перетёртые с сахаром, с большим удовольствием «принимались внутрь».
В дальнейшем я свой отпуск использовал для участия в парусных регатах. Или часть отпуска брал зимой и катался на лыжах.
Об общественно-полезной деятельности
Вскоре после того, как я несколько освоился на работе, меня избрали комсоргом отдела. Такова была традиция, как только появлялся молодой специалист, на него сразу сваливали комсомольскую работу. Вообще деятельность комсорга не была утомительной. Приходилось собирать комсомольские взносы и изредка присутствовать на каких-то совещаниях у секретаря комсомольской организации ЦКБ. А там всё тоже, что и в институте. Опять проблема подписки на комсомольские издания, привлечение комсомольцев к дежурству в ДНД, участие в субботниках, участие в соцсоревновании и тому подобная фигня. Так комсоргом я пробыл до момента, когда из политеха пришли к нам молодые специалисты. Следуя традиции, я объявил перевыборное собрание, не котором благополучно избавился от занимаемой должности. Но не тут-то было. Меня тут же выбрали профоргом отдела. Но тут было проще. Нужно было только собирать взносы и участвовать в совещании вместе с начальниками секторов и начальником отдела, где ежемесячно подбирались кандидатуры на доску почёта и делилась квартальная премия. На доску почёта отдела выбирались по одному человеку от сектора, т.е. три человека, в основном по принципу очередности. А как ещё? Каждый выполнял работу, которую поручал начальник сектора. Каждый выполнял её качественно и в срок, по-другому не получалось. За доску почета выплачивалась дополнительная премия порядка 10 рублей. По результатам работы за квартал лучший работник выдвигался на доску почета ЦКБ, за что получал дополнительную премию примерно 20-25 рублей. Я раза два «висел» на Доске почёта ЦКБ и, даже «победил» ХI пятилетку в 1985 году, за что получил соответствующий значок и денежную премию, соответствующую такому событию.
Последней моей общественно-полезной должностью было «ответственный за ДНД». Для тех, кто не в курсе поясняю, что ДНД это добровольная народная дружина, члены которой добровольно участвовали в охране общественного порядка. Назначил меня на это место мой начальник сектора Алексей Григорьевич Стариков, он же, напомню, парторг отдела. Я сначала сильно упирался, аргументируя тем, что живу совершенно в другом районе города, и после дежурства в ДНД мне пришлось бы долго добираться до дома в условиях плохо работающего общественного транспорта. Алексей Григорьевич тоже жил в Автозаводском районе и очень хорошо меня понимал. Договорились на том, что я только буду организовывать дежурство от нашего отдела, а сам дежурить не буду. А если, вдруг, не смогу найти желающих подежурить, то буду обращаться к нему, а он своим авторитетом поможет. На том и порешили. Я не знаю, где как осуществлялась деятельность ДНД, но у нас в ЦКБ желающие иногда подежурить всегда находились, потому что был «пряник» в виде отгулов за определенное количество дежурств. Самым активным ДНДшником оказалась мать троих малолетних детей, которая жила неподалёку. Она никогда не отказывалась от дежурств, и у неё было много отгулов. Кроме отгулов, я её поощрил лично. Купил детский пистолет, сшил из кожезаменителя кобуру и наградил её этим «именным оружием».
Была еще такая традиция, как политинформация, которая сложилась еще в гражданскую войну, когда безграмотным бойцам грамотные читали вслух единственную газету. Так и у нас было. По средам назначенный заранее человек за несколько минут до работы скороговоркой зачитывал что-нибудь из газеты «Правда». Но это продлилось не долго, наверное, вспомнили, что кроме газеты, все имеют доступ и к радио, и к телевидению, и к анекдотам. Взамен была придумана политучёба. Но не все были удостоены. Политучёбе были подвержены члены партии, комсомольцы и ведущие специалисты. Учёба эта проводилась регулярно в среду по принципу семинара в институте. Руководил ею начальник отдела. После очередного семинара назначался выступающий на следующем семинаре. Ему передавалась какая-то книжка, в которой отмечалась тема выступления. Ввиду, что эта учёба происходила после работы и отнимала драгоценное время, особенно у тех, кому приходилось ездить на автобусе в другой район города, наш Саша Пекерский подошел этому мероприятию с позиции модной тогда научной организации труда. Так как всё равно никто не вслушивается в то, о чем бубнит очередной «докладчик», Саша в узком кругу рядовых участников политучебы предложил очередному выступающему в домашних условиях зачитывать в слух любой текст из той самой книги по секундомеру, исходя из того, что выступление должно длиться, на пример, не более четырёх минут, и отмечать карандашом начало и окончание зачитываемого текста. Предложение всем понравилось. Теперь политучеба у нас проходила за пять минут
Где-то в начале моей конструкторской деятельности начальник сектора, в котором я работал, попросил меня написать какой-то плакат на ватмане к какому-то празднику. А я и в школе, и на службе на Северном флоте без особого напряжения этим занимался. Я написал всё, что надо было, потом ещё что-то нарисовал, затем стал оформлять отдельскую стенгазету и увлёкся этим делом. Уже без всякого напоминания оформлял отдел к праздникам и т.п. И даже сам писал некоторые статьи и юмористические миниатюры.
Как-то перед новым годом собрал со всего отдела деревянные угольники, которыми нас регулярно снабжали и которыми никто не пользовался. Эти угольники закрепил на вертикальной стойке с четырех сторон, и получилась такая деревянная ёлочка, которую покрасил зеленой гуашью и нарядил всякими конструкторскими, чертёжными и канцелярскими принадлежностями – скрепками, ластиками, рейсфедерами, карандашами и всякой другой всячиной. А гирлянды изготовил из листков настольного календаря с датами 9 и 24, это были числа выдачи аванса и подсчёта. Ёлочка получилась забавная и приходили из других отделов полюбоваться на неё. Правда Алексей Григорьевич, нач. сектора, высказал мне порицание за порчу чертежного инструмента в виде деревянных угольников.
Весной 1978 года произошло важное событие для ЦКБ «Лазурит». Стукнуло 25 лет с тех пор, как в городе Горьком на заводе «Красное Сормово» было создано специальное конструкторское бюро СКБ-112, которое позже стало самостоятельным ЦКБ-112 и занималось сначала сопровождением строительства новых тогда подводных лодок проекта 613, а уже в 1955 году спроектировало лучшую на то время дизельную подводную лодку проекта 633. Потом ЦКБ-112 было переименовано в СКБ «Судопроект», а позже, в 1974 году, в ЦКБ «Лазурит».
К юбилею были объявлены два конкурса. Один конкурс на лучший значок к юбилею, а второй конкурс на лучшее оформление отдела. Я участвовал в обоих конкурсах. Припоминаю, что мой вариант значка выглядел, как бумажный кораблик на острие карандаша. Тогда многие участвовали в этом конкурсе, и все варианты значков были вывешены на специальном стенде. Тот или иной кораблик на острие карандаша был самым многочисленным вариантом. По-видимому, идея «витала в воздухе». Но, оказывается, мало, кто обратил внимание на один пункт из условий конкурса: значок не должен раскрывать тематику работы ЦКБ. То есть никаких корабликов быть не должно! Конкурс вполне заслужено, на мой взгляд, выиграла художник-дизайнер ЦКБ, женщина, приятная во всех отношениях с необыкновенным именем Аделина. Она очень хитрым образом обыграла сочетание и форму цифр 2 и 5, что знающие люди четко увидели силуэт подводной лодки, идущей из глубины с поднятым перископом, а сверху голубой кристалл, символизирующий «Лазурит».
А вот в конкурсе на оформление отделов к юбилею я занял второе место. Я, человек, воспитанный в патриотическом духе, чтивший традиции и заслуги предков, всё-таки решил к юбилею отдел оформить в легком и весёлом виде. Праздник всё ж таки! Сейчас уже трудно вспомнить, что я тогда нарисовал и развесил на стенах отдела. Помню только, что на стенде для наглядной агитации расположил 9 одинаковых картинок формата А3, где были изображены море, горизонт, небо и две-три чайки под общим заголовком «Наша рыбная продукция». Пять картинок были подписаны «Кефаль», «Катран», «Скат», Ленок», «Барракуда», а под остальными: «И другая перспективная рыбная продукция». Для работников ЦКБ всё было понятно. Тогда названия рыб использовалось для открытого названия проектов подводных лодок. Одинаковые картинки с морем и небом тоже понятны – лодки подводные и их не видно. А на другом плакате было изображено две руки мужская, волосатая, и женская с маникюром поддерживают кочан капусты, на котором покоится корабль. Что описывает деятельность нашего ЦКБ. В простенках между окнами тоже были развешены какие-то картинки, уже не помню, что на них было изображено.
В назначенный день, можно сказать, в день «икс», пронеслась информация, что по отделам ходит комиссия, оценивающая оформление отдела к 25-летнему юбилею. Наконец комиссия внедрилась на территорию нашего отдела. В её составе были руководители и ответственные представители партийной, комсомольской, профсоюзной организаций и начальник режимного отдела. Все представители с улыбками рассматривали мои творения, а начальник режимного отдела, в недавнем прошлом активный комсомолец из соседнего отдела, строго хмурил брови. Ему не понравилось, что были использованы названия проектов подводных лодок. Что делать? У каждого свои тараканы в голове. На следующий день были подведены итоги конкурса. Наш отдел занял второе место, а первое место досталось моему сопернику Славику, с которым мы в колхозе занимались оформлением наглядной агитации под руководством парторга Котельникова. Он, надо отдать должное, выполнил сложную работу, изготовив из ватмана объемный макет «Ордена трудового красного знамени» диаметром около двух метров. Этим орденом было награждено наше ЦКБ. Одна из участниц комиссии, молодая коммунистка по имени Людмила, доверительно поведала мне, что комиссии моё оформление понравились больше. Но по идеологическим соображениям под давлением начальника режимного отдела первое место было отдано «Трудовому красному знамени». Меня это не огорчило, учитывая, что за своё место получил премию 25 рублей.
В парткоме Людмила была ответственной за общение с комсомолом. Она предложила мне возглавить редколлегию стенгазеты ЦКБ с дальнейшей перспективой принятия меня в партию и продвижением по служебной лестнице. Судьба очередной раз пыталась за руку повести меня к светлому руководящему будущему, но я отказался. Скорее всего поступил правильно. Я никогда не умел руководить кем -либо. Мне проще самому выполнить работу так, как сам понимаю, чем объяснять кому-то, что нужно сделать. В конце 80-х начале 90-х годов я получил подтверждение правильности своего решения. Вдруг стали принимать в Партию ИТРов, которые ломанулись туда в надежде получить «портхфелю», как говаривал дед Щукарь. А когда «грянула перестройка», в коридорах здания ЦКБ стоял топот от бегущих сдавать свои новенькие партбилеты.
О системе распределения
А вообще в старые времена партия серьёзно занималась подготовкой руководящих кадров. В нашем ЦКБ обычно активный комсомолец или комсомолец, близкий к руководящим комсомольским кругам, назначался руководителем какой-нибудь бригады, посылаемой в колхоз или на стройку. По результатам его руководящей деятельности комсомол рекомендовал его для принятия в члены партии. А после принятия такому молодому коммунисту находили руководящую должность, как правило, начальника сектора.
Здорово повезло моему приятелю из соседнего отдела Звереву Владимиру, который был бригадиром нашей конструкторской бригады на строительстве завода железобетонных конструкций в Арье, и с которым мы частенько бывали вместе в длительных командировках.
Так получилось, что наш председатель профкома ЦКБ покинул свой пост в связи с выходом на пенсию, а Владимир занял его кресло после приёма в партию по результатам руководства строительной бригадой. Место председателя профкома довольно-таки «хлебное». Зарплата не меньше, чем у начальника отдела. Это рублей 350 плюс квартальная премия. Человек, сидящий на распределении путёвок, жилья и других социальных благ, был человеком уважаемым. Правда, надо отметить, что в связи с этим же у него должны появиться и недоброжелатели.
Я уж не знаю, причастен ли к этому профсоюз, но в ЦКБ процветало общество «книголюбов», которое имело связь с книготоргом и распространяло дефицитную книжную продукцию среди работников ЦКБ на своих условиях. Так, например, для приобретения какого-нибудь романа Дюма по «договорной цене», нужно было купить несколько старых журналов типа «Огонёк», «Крокодил», «Юность» и т.п. Создавалось впечатление, что «книголюбы» продавали свои собственные старые журналы.
А еще при профсоюзе было организовано подразделение, которое занималось снабжение работников продовольственными наборами. Основой наборов были мало обглоданные кости под названием «суповой набор», или искусно свёрнутая шкура животного, выглядевшая, как кусок мяса, или грамм 400-500 колбасы «по 2,20» или «хорошей без жира по 2,90», а остальное- это какие-нибудь консервы, типа «завтрака туриста» из перловки с килькой в томатном соусе, крупа и другие неликвиды, которые никто в магазинах не покупал. Я, конечно несколько утрирую, но примерно так и было. Интересно, что эта деятельность была возложена на вспомогательный отдел, который в народе назывался «дети подземелья». Это хозяйственный отдел, в котором были собраны сантехники, вспомогательные рабочие, уборщицы, кладовщицы и сотрудники других подобных профессий, которые, как серые мышки шуршали, занимаясь своим необходимым делом. Располагались они в цокольном этаже, за что и именовались «детьми подземелья».
Через короткое время после начала своей деятельности по обеспечению ЦКБ продовольственными наборами, одна из серых мышек (то-ли уборщица, то-ли кладовщица) чудесным образом превратилась в надменную «столбовую дворянку», увешенную золотыми украшениями. Она давала указания, представителей какого отдела направить на погрузку-разгрузку, распределяла наборы по отделам. Перед ней все заискивали, и с ней здоровались первыми. Надо отметить, что, как всё в СССР, количество наборов было меньше количества желающих их приобрести. К счастью, я не претендовал на получение этих наборов, так как моя жена работала в «весомой» организации «АвтоВаз-Техобслуживание», где были свои каналы добычи еды.
И, наконец, об основной работе
Теперь можно и о работе рассказать. Одним из главных производственных процессов был процесс повышения зарплаты. Конструкторы с высшим образованием, к коим я отношусь, делились на три группы, называемые категориями. Был в те времена документ, в котором было четко расписано, что должен знать и уметь конструктор определенной категории. По зарплате деление было следующее: инж. конструкторы 3 категории имели зарплату от 120 до 150 рублей, инж. констр. 2 кат. – 150-180 руб., а инж. констр. 1 кат. – 180-210 рублей. Это потолок для конструктора. В пределах категории зарплата повышалась на 5-10 рублей по представлению руководителя в зависимости от того, как конструктор работает и участвует в общественной жизни коллектива. Я в должности инженера-конструктора 3 категории пребывал с декабря 1972 года по март 1977 года, а конструктором 1 категории стал в мае 1979 года. Для перехода в следующую категорию конструкторов ЦКБ организовывалась квалификационная комиссия, которая по представлению начальников отделов рассматривала возможность повышения квалификации предложенным кандидатурам. Комиссии организовывались по специальностям. В неё, как правило, входили один из главных конструкторов или один из заместителей, главный конструктор по специальности, начальник отдела, парторг, куда ж без него, начальники секторов. Это выглядело примерно, как защита дипломного проекта. Нужно было представить комиссии свои работы, а потом отвечать на вопросы. Существовал основополагающий совершенно секретный документ под названием «ГНТО пл.». Расшифровывалось это название как «Гигиенические нормы и требования к обитаемости подводных лодок.». Там было расписаны абсолютно все требования, касающиеся обитаемости. В нём указывались состав и температура воздуха, состав и температура питьевой воды, размеры спальных мест, ширины проходов, размеры кают и их комплектность в зависимости от автономности и класса лодки, наличие и размеры зоны отдыха, спортзала, бани и др., обеспечение экипажа медицинской помощью, требования к освещению, вибрации и излучениям, размеры и оборудование камбуза в зависимости от количества экипажа, нормы потребления продуктов питания, нормы снабжения одеждой и т.д. и т.п. Регламентировалось всё! Любые отклонения должны были аргументированы и согласованны с Заказчиком. По всему этому комиссией могли задаваться вопросы. Но обычно было известно, у кого из членов комиссии, какие «любимые» вопросы. К ним и готовились, хотя то, что касалось специализации, знали и без комиссии. Квалификационные комиссии проводились ежегодно и на них направлялись конструкторы, достигшие определенного уровня, по мнению начальников отделов.
Но «квази уно фантазией» конструкторской деятельности, по меткому выражению киношного Остапа Бендера, является участие в строительстве головного «заказа» и сопутствующие этому длительные командировки. Вообще то командировки были разные. Это короткие для участия в разных совещаниях в Ленинград, в Николаев, и длительные по два месяца на Дальний Восток, в Комсомольск на Амуре и в Большой камень, и на Север, в Северодвинск и в Полярный. Бывало, что с некоторыми сослуживцами не виделись по нескольку месяцев. То ты где-нибудь, то он где-нибудь.
Первая длительная командировка
В конце 1973 года в Комсомольске на Амуре началось строительство уникальной спасательной лодки проекта 940 «Ленок». Для конструкторского сопровождения строительства корабля была создана конструкторская группа переменного состава во главе с заместителем главного конструктора Минаевым Виктором Николаевичем. Первое время, пока шли заготовительные и корпусные работы, для конструкторов работы почти не было. Со всем справлялся один Минаев и кто-нибудь из корпусного отдела.
Итак, подкрался январь 1973 года. Мой начальник Алексей Григорьевич подозвал меня к себе и сказал:
- Владимир Владимирович, Родина зовёт.
- Куда?
- В Комсомольск на Амуре. Оформляй командировку и вперёд.
Руководство решило, что я уже созрел для серьезной работы, и пора мне начинать постепенно «окунаться» в практическую деятельность строительства кораблей. Откровенно говоря, было страшновато, но и интересно. Но я был уверен, что супруга моя встретит это известие, мягко говоря, без восторга. Я её понимал, учитывая, что два месяца она будет находиться в «недружественном окружении» свекрови. Поэтому на следующий день я на работе заявил, что никуда не поеду, а лучше перейду в расчетный сектор. Надо отдать должное руководству в лице начальника сектора, начальника отдела и главного конструктора по специальности. Они очень долго и терпеливо объясняли мне, что я не прав, что это моя интересная работа, что от этого зависит приобретение опыта и повышение квалификации. В душе я хотел ехать, но не хотел обижать жену. С ней я тоже провёл разъяснительную работу, в результате чего она сдалась.
Порядки в нашем ЦКБ были простые и суровые. Командировку оформил, деньги получил и что бы завтра тебя здесь не было. Если всё идёт по плану, то билет заказывался заранее за 45 суток. В моем случае время было упущено и пришлось покупать билет на ближайший самолёт до Москвы и без указания рейса до Комсомольска. Проще говоря, приобрел билет не до Комсомольска, а из Горького. Самолёт в Москву улетал рано утром. На кануне вечером заказал такси до аэропорта. Утречком вместе с заплаканной женой поехали в аэропорт. Там она еще раз поплакала на моем плече, мы попрощались, и я улетел в неведомые дали. Через час я уже был в Быково, откуда вертолётом перелетел во Внуково. Была такая услуга. Тогда я в первый и последний раз летал на вертолёте. Из всех впечатлений запомнились только шум и тряска.
В аэропорту народ кишел! Лучшего термина не придумаешь. Первым делом я позвонил домой и поговорил с женой. Уже соскучился… Вторым делом подошел к кассе, выбрав ту, где было меньше народа, выстоял очередь, и услышал, что места в самолете до Хабаровска есть только на следующей неделе. Я растерянный отошел от кассы и стал представлять, как прихожу к московским родственникам и заявляю, что буду у них жить целую неделю. Представляю переполох на работе – из Горького убыл, а в Комсомольск не прибыл. А если не к родственникам, то куда? Жить в аэропорту «на коврике»? Так в черном тулупе с шапкой под мышкой и спортивной сумкой в руке стоял я неподалеку от кассы, предаваясь своим безрадостным мыслям. Между делом, вдруг услышал: «Молодой человек, давайте свой паспорт», но не принял это на свой счёт. После более решительного: «Молодой человек! Давайте паспорт!» понял, что это обращается ко мне кассир. Я торопливо достал паспорт, билет и отдал ей. Через минуту она вернула мне паспорт с билетом и сказала: «Рейс до Хабаровска завтра утром».
Я был на седьмом или близком к нему небе. Завтра лучше, чем через неделю. Много ли человеку нужно для счастья? Хотелось воскликнуть «Вау!», но к тому времени «европейские ценности» до нас еще не докатились и пришлось свою радость простым словом «Спасибо!». Уже спокойный и расслабленный я посетил бар, где выпил какой-то коктейль, попросив сок, входящий в состав коктейля, подать мне в отдельном стакане. Через некоторое время повторил коктейль и направился в ресторан, где плотно пообедал. После обеда бродил по аэровокзалу, выходил на улицу, курил, курил, курил… Одним словом: слонялся. С трудом дотянул до вечера.
Нужно было устраиваться на ночлег. Народ укладывался, как мог. Мне попалась свободная багажная тележка, на которой я и расположился. Так на тележке, свернувшись калачиком, провёл ночь в полудрёме. Утром был вознаграждён посадкой в ТУ-114, четырёх моторный турбовинтовой гигант. По сравнению с ним стоящие рядом другие самолёты выглядели, как легковой автомобиль по сравнению с автобусом. Мне досталось место около иллюминатора. Пассажиры толпились, снимали с себя верхнюю зимнюю одежду, укладывали ручной багаж и рассаживались по местам. В самолёте было, как обычно, тесновато, а к концу погрузки еще и душно. Наконец самолет тронулся и бесшумно покатил на буксире к взлетной полосе. Стюардессы ходили по салону и предлагали мятные карамельки. В определенном месте самолёт остановился, и начался запуск двигателей. Сначала один, потом второй, третий и, наконец, четвертый. Двигатели ревели всё громче, самолёт стал подрагивать, словно пытался вырваться на волю. Потом началось движение, всё быстрее и быстрее… Тело вжалось в кресло, самолёт трясло на неровностях взлетной полосы и вдруг тряска резко закончилась, шум двигателей стал ровнее и глуше, земля быстро удалялась, превращаясь в географическую карту местности. Вскоре вошли в туман облаков, самолёт стало потряхивать. Потом появилось солнце и синее небо. Облака, как снежные сугробы, остались внизу и постепенно удалялись. Табло «Пристегнуть ремни и не курить» погасло, и первые курильщики выпустили облака дыма. За ними потянулись другие. В те далёкие времена в самолётах разрешалось курить. Так этот процесс продолжался всё время полёта. Регулярно кто-то первый закуривал, и за ним начинали закуривать все остальные «курцы», я был в их числе. Полёт длился долго. Время от времени предлагались разнообразные безалкогольные напитки, два раза кормили традиционной курицей с рисом.
За иллюминаторами стемнело и были видны только часть крыла, отражающая свет из иллюминаторов и проблески ходовых огней. В салоне стало холодать, на стёклах иллюминаторов появился лёд. Пассажиры стали кутаться в зимнюю одежду, которую снимали при посадке. Очень хорошо дремалось под тулупом. Тепло, двигатели гудят.
Где-то в первой трети пути началась оживленная торговля. Стюардессы выкатили в салон тележки с разной галантерейной всячиной, которую можно было купить в любом магазине. Это были перчатки, шарфики, косынки, ремни, ремешки для часов, бумажники, бижутерия и тому подобное. Как не удивительно, но торговля шла очень бойко. На высоте 10 км. перчатки и ремешки казались предметами первой необходимости. Ближе к середине пути далеко внизу стали видны оранжевые огни сжигаемого попутного газа. Пролетали нефтедобывающие районы. А вокруг сияющие звёзды на чистом небе. Этот полёт описываю так подробно, потому что это был первый длительный полёт на Дальний Восток, где я когда-то появился на свет.
В Хабаровск самолёт прибыл рано утром по местному времени. «На дворе» было еще темно и морозно. Здание хабаровского аэровокзала было родным братом горьковского аэровокзала, только сильно обшарпанным.
Народу в меховых одеждах было множество. Здесь же толпами бродили какие-то военные. В открывающиеся то и дело наружные двери с улицы врывались клубы пара. По количеству народа около касс я понял, что билета до Комсомольска мне не получить. Но еще в Горьком на работе старшие товарищи советовали сразу же ехать в Хабаровск на железнодорожный вокзал, откуда без проблем можно доехать до Комсомольска. Вышел из аэровокзала нашел стоянку маршрутного такси и на нём направился в Хабаровск.
Железнодорожный вокзал, как и аэропорт был забит желающими куда-нибудь уехать. Правда, до Комсомольска билет купил без проблем, постояв некоторое время в очереди. Поезд отбывал поздно вечером, и времени у меня было «вагон». Вещей у меня было мало, несмотря на длительность командировки. Всё убралось в небольшую спортивную сумку. Вышел на улицу. Побродил по окрестностям вокзала. Случайно наткнулся на небольшой кинотеатр, где шла итальянская кинокомедия «Дамы и господа», о которой я никогда не слышал ни до, ни после. Фильм старый, 1965 года. Состоит из трёх довольно забавных новелл. Рассчитывал подремать в тепле и темноте, но увлекся сюжетом и весь фильм посмотрел с удовольствием. После кино еще немного погулял и вернулся на переполненный вокзал.
Совершенно случайно увидел указатель «Комната отдыха». Без всякой надежды поднялся по лестнице на второй этаж и нерешительно открыл дверь вожделенной комнаты. Попал в тихий чистенький коридор. Слева была открыта дверь в небольшую комнатку, где за столом сидела женщина в белом халате. Я как-то стеснительно спросил нельзя ли мне воспользоваться комнатой отдыха до вечернего поезда. Она в ответ очень вежливо ответила: «Пожалуйста. Располагайтесь. У нас и душ можно принять». Всё удовольствие стоило копеек пятьдесят. Привела меня в просторную комнату, где стояли около 10 кроватей. Я был единственным посетителем! Выдала мне полотенце и показала, где находится душ. «Отдыхайте». На удивление всё было очень чисто, постельное бельё пахло свежестью. После душа я лёг на кровать, укрылся и сразу заснул. Сказывалась разница во времени. Проспал до вечера и проснулся от разговоров. На соседних кроватях уже лежали мужики и вели беседу. Рассказывали разные байки и охотничьи рассказы. Заслушаешься. Полежал, послушал, почувствовал, что проголодался. Как взрослый спустился вниз в ресторан, где поужинал с вином. До отправления поезда пролежал на своей койке, слушая интересные рассказы бывалых людей. Место в поезде мне досталось сидячее, и пришлось всю ночь дремать сидя на деревянной лавке. Хорошо, что поспал в комнате отдыха.
Утром приехали в Комсомольск на Амуре. Там сел в автобус, и доехал до площади Кирова, что на пересечении аллеи Труда и ул. Кирова. Там находилось общежитие, в котором мне предстояло провести два месяца. Можно было поселиться в комфортабельной гостинице в одноместном номере со всеми удобствами, но она находилась довольно далеко от завода и, кроме того, по тогдашним странным правилам в гостинице можно было жить непрерывно только 30 дней. После этого нужно было выписаться, где-то переночевать, например, на раскладушке в номере своего коллеги, а на следующий день вселиться вновь при условии наличия свободных мест. Я решил пока не усложнять свою командировочную жизнь. Общежитие находилось минутах в десяти ходьбы от проходной завода. Это было 4-х этажное здание, средняя часть которого выходила на площадь и была «радиусной» формы. К ней с двух сторон примыкали «крылья», располагавшиеся по ул. Кирова и аллее Труда. Номера в общежитии были 4-х или 6-ти местные со спартанской обстановкой в виде коек, стола, стульев и шкафа. На этаже была кухня с электроплитами, туалеты и умывальники. А на четвертом этаже располагались номера для высокопоставленных руководителей типа главных конструкторов или начальников отделов. На первом этаже был буфет, где можно было полноценно позавтракать и поужинать, если успеешь прийти с работы до его закрытия. В цокольном этаже была просторная душевая. Особенностью этого общежития был его персонал. Директором была суровая женщина, бывшая надсмотрщица женской зоны, а остальные – бабушки-серые мышки, которые бесшумно сновали по общежитию, подслушивали, подсматривали и были в курсе всех событий, о чём докладывали своей начальнице. При всём неприятии такого стиля обслуживания надо отдать должное, что в общежитии поддерживался порядок, несмотря на то, что в нём обитала разношерстная компания со всего Советского Союза. Но об этом я узнал позже.
На первом этаже предъявил дежурной командировочное удостоверение и был «вселён» в 4-х местный номер, где тут же завалился на кровать и проспал до вечера, когда вернулись с работы мои коллеги. Сходил в буфет, поужинал. Вечер провели за распитием чая, очень популярного вечернего напитка во время командировок, и в беседах на разные темы. На утро, вместе со своими «сожителями» отправился на завод. В бюро пропусков получил разовый пропуск, заказал временный пропуск и сфотографировался для него.
Для нашей конструкторской группы обслуживания в заводском конструкторском отделе была выделена небольшая и узкая комнатка с одним окном, спиной к которому сидел за столом руководитель группы В.Н. Минаев, черноволосый, черноусый коренастый мужчина лет 35-40. По обеим сторонам комнаты стояли по 4 стола через, примерно, метровый проход между ними. Всего в группе одновременно насчитывалось человек 12-15 обоих полов. Те, кому не доставалось места в комнате группы, могли работать в заводских родственных отделах. Позже, в разгар строительства была выделена большая комната, где свободно могли размещаться человек 20.
После представления руководителю отправился в цех на ознакомительную экскурсию в сопровождении одного из «бывалых» конструкторов. Корпус еще не был состыкован. На стапеле покоились несколько отдельных секций в виде громадных железных бочек черного цвета, окруженных стальными лесами в несколько ярусов. На каждом ярусе висели ряды светильников. Моими отсеками были пятый жилой и четвертый водолазный. В жилом отсеке располагались каюты, кают-компания, камбуз и провизионки. В водолазном по бортам размещались две декомпрессионные камеры для оказания спасенному экипажу медицинской помощи, медицинский блок. Но пока ничего этого в отсеках не было, был только визг пневмоинструмента, треск и сверкание сварки. В отсеке мне встретился какой-то товарищ, спросил не я ли являюсь хозяином этого отсека. Я подтвердил его догадку, и он предложил мне подписать акт трассировочной комиссии. Я не имел никакого понятия ни о «трассировочной», ни о «комиссии». Сопровождающий меня коллега сказал, что можно совершенно спокойно подписать этот акт. После, когда товарищ с актом удалился, он мне рассказал, что после установки кронштейнов крепления трубопроводов или электрических кабелей комиссия в составе военпреда, представителя ОТК, мастера, ответственного строителя и хозяина помещения проверяют правильность выполнения работы и соответствие чертежам, о чём составляется акт и подписывается всеми членами комиссии. В данном случае речь шла о креплениях магистральных кабелей вдоль бортов и неправильность установки здесь исключена, поэтому этот акт можно подписать со спокойной душой. А к остальным нужно относиться более внимательно и предварительно смотреть чертежи. С сознанием выполненного долга вернулся в группу. Сходил в архив, где получил чертежи общего расположения моих отсеков и принялся за их изучение.
Вкратце о подводной лодке «Ленок» проекта 940. Это уникальная подводная лодка, предназначенная для спасения экипажей из затонувших подводных лодок. Как я уже отметил, на борту имелся целый медицинский комплекс для декомпрессии и оказания любой медицинской помощи. В надстройке за ограждением рубки находились две ниши, в которых располагались два автономных глубоководных спасательных аппарата, способных найти затонувшую лодку, пристыковаться к одному из люков, принять на борт несколько человек экипажа, вернуться к своей лодке-носителю, пристыковаться к своему люку и через специальный шлюз переместить спасённых людей в декомпрессионные камеры. Кроме того, в штате экипажа лодки-спасателя были водолазы, которые могли выполнять разнообразные работы под водой.
Вечером был организован небольшой банкет по поводу моего прибытия, так называемая, «привальная». Вообще-то первичный термин это «отвальная», а «привальная» это просто по аналогии. Позже торжественная встреча вновь прибывающих членов группы обслуживания превратилась в традицию. При появлении в группе вновь прибывшего конструктора по кругу пускалась белая пластмассовая каска, в которую желающие участвовать вносили свою традиционную лепту. Один или два конструктора освобождались от присутствия на работе и отправлялись для закупки всего необходимого и подготовки «привальной». Зачастую «отвальная» и «привальная» совпадали во времени и в пространстве, когда один уезжал, а на смену ему приезжал другой.
С первых дней начинался отсчет оставшихся дней. Вообще-то были еще две знаменательных «вехи» в командировке. По тем старинным правилам обратный билет домой можно было заказывать за 45 суток до отлёта. То есть через две недели после прибытия, как правило, заказывался обратный билет, и это событие могло быть отмечено в узком дружеском кругу. А еще по закону нельзя было отправлять работника в командировку более, чем на 45 суток без его согласия. Поэтому было придумано такое иезуитское правило, что первоначально командировка оформлялась на 45 суток, а по истечении этого срока командированный посылал в «метрополию» телеграмму с просьбой продлить командировку еще на 15 суток «в связи с производственной необходимостью» и выслать деньги на главпочтамт «до востребования». Это была вторая знаменательная веха, которая могла быть торжественно отмечена в кругу друзей. После чего счастливчик чувствовал себя «одной ногой уже дома».
Итак, начался обратный отсчёт времени. Работы пока было очень немного. В основном оказывали помощь местным конструкторам в изучении конструкторской документации, вводили изменения в чертежи при обнаружении ошибок или неточностей, участвовали в уже известных трассировочных комиссиях. Одним словом - вживались. В свободное от работы время ходили в кино, просто гуляли по улицам, устраивали постирушки, писали письма домой, регулярно посещали Главпочтамт, употребляли алкоголь под жареную картошечку с «сельдью тихоокеанской жирной», иногда даже в порыве экономии готовили борщ на основе бульона из купленного в магазине мяса («там костей больше») и консервированного борща из трехлитровой банки, купленного в том же магазине, но это продлилось недолго, ровно одну банку. Пили чай по вечерам. Странно, что после длительного вечернего чаепития я тогда засыпал мгновенно и спал всю ночь. А сейчас стоит выпить стакан чая часов в 6 вечера, и ночь проходит в бодрствовании и в думах. А порой и без чая не спится…
В те давние советские времена, по прибытии в другой город, принято было ходить по магазинам и смотреть, что в них продают интересного и дефицитного. По совету бывалых товарищей обратил внимание на полотенца и посуду и поддался всеобщему приобретательству. Действительно, в магазинах Комсомольска было изобилие махровых полотенец всевозможных расцветок и рисунков. В Горьком их не было вообще никаких! И что интересно, произведены они были в Иваново. По этим магазинам я ходил как коллекционер. Высматривал, что у меня уже есть, а чего нет. Продумывал, какую сумму я могу еще потратить на полотенца. А из посуды у приезжих популярностью пользовались японские фарфоровые тарелки с рисунком в виде веточки сосны с шишками, корейские кофейные сервизы с маленькими чашечками в виде цветка колокольчика с каким-то мелким рисунком, кофейником и сахарницей по цене 15 рублей за сервиз, китайские чайные сервизы, примерно, по той же фантастически низкой цене. Опять же отмечу, что в Горьком ничего такого в свободной продаже не было. Ради справедливости скажу, что ни красивыми тарелками, ни чайно-кофейными сервизами мы дома практически не пользовались, и они до сих пор в целости и сохранности лежат где-то в закромах. А тогда в приобретательском азарте я бегал по магазинам, выбирал, покупал, радовался, представляя, как обрадуется моим покупкам жена. Тогда же я купил ей и бытовую технику в виде электрического фена.
Так день за днём проходила командировка. В нужное время заказал обратный билет, по истечении 45 суток отправил «ритуальную» телеграмму о продлении командировки. И метроном начал равномерно отсчитывать последние 15 суток. На кануне, перед отъездом я решил собрать свои вещи и покупки. Оказалось, что объёма моей спортивной сумки катастрофически не хватает для перевозки всего, что я накупил. Кроме промышленных товаров были закуплены еще и некоторые «диковинные» продукты питания, как -то: консервы «сельдь тихоокеанская в винном соусе», та же сельдь в горчичном соусе, она же ещё в каком-то соусе, кальмары консервированные, икра красная. Правильно поётся в детской песенке: «…Без друзей меня чуть-чуть, а с друзьями много». Соседи по комнате предоставили мне рюкзак с условием прислать его обратно с оказией и помогли упаковать в него всю мою «недвижимость». Рюкзак оказался достаточно тяжелым. На следующий день пришлось просыпаться часов в 5 утра. Один из моих приятелей проснулся раньше меня и сварил мне пшенную кашу, так как позавтракать мне было негде, а вчера вечером на радостях о завтраке я и не подумал. Каша, правда, свариться не успела, но его заботой я был очень тронут. Не часто с таким встречаешься…
До аэропорта добрался благополучно на автобусе. Народу было мало, и ехал я с комфортом. После регистрации объявили, что рейс до Хабаровска задерживается по метеоусловиям. На дворе завывал очень сильный ветер. Так в ожиданиях просидели часа два. Обидно было за недоваренную кашу, её можно было доварить. Вдруг объявили посадку «на самолёт АН-24, вылетающий рейсом «Комсомольск на Амуре – Хабаровск». Ветер дул, как и прежде. Вероятно, взлетать при таком можно, а приземляться сложно. Наверное, в Хабаровске было затишье. Уж не знаю, что было в Хабаровске в момент нашего взлёта, но при посадке наш самолёт приближался к посадочной полосе боком. Самолёт коснулся колёсами бетонки, его тряхнуло, он подскочил и развернулся другим боком, опять ударился колёсами, опять развернулся, приземлился и затрясся по посадочной полосе, взревев двигателями в реверсивном режиме. Ветер дул с такой же силой, как и в Комсомольске. После посадки нашей «АН-нушки», Хабаровск опять закрылся для приёма самолётов. Дальнейший полёт проходил на ТУ-114, взлёту которого ветер не был помехой.
Весь полёт до Москвы проходил в светлое время суток и в аэропорт назначения прибыли в то же время, в которое вылетели из Хабаровска, только по московскому времени. Дальше переезд из Внуково в Быково. А из Быково в Горький самолёты вылетали через каждый час, а посадка производилась как в автобус, без регистрации по предъявлению билета независимо от рейса. Кто первым пришёл «того и тапки». Дома меня встретили, естественно, радостно. А что касается покупок, то, посмотрев на них, жена сказала: «Ничего».
Вторая зимняя командировка в Комсомольск на Амуре
Здесь покончу с зимними командировками в Комсомольск. Очередная зимняя командировка состоялась в конце ноября 1974 года. По накатанной дорожке добрался до места и решил пожить со всеми удобствами, поселившись в одноместном номере гостиницы «Восход». Тогда это была относительно новая и комфортабельная гостиница. Номера были оборудованы совмещенным санузлом. Желающим предоставлялся телевизор за отдельную плату, но бухгалтерия нам телевизор не оплачивала. А посмотреть его можно было в холле на этаже.
В это же время там же находился Володя Епифанов, конструктор из нашего сектора. Просто наши командировки пересеклись, и он должен был уехать на днях. В гостинице, кроме нас, проживали еще наши коллеги. Так по вечерам ходили друг к другу в гости и распивали чаи за интересной беседой о жизни и политике. Как-то раз мы с Епифановым вернулись с работы поздно, когда уже не работали столовые. А кушать-то хочется. Ресторан был не по карману, и мы решили попытаться купить что-нибудь съестное в магазине. Как я уже не однократно говорил, в те времена эта задача была непростой. Зашли в продовольственный магазин, где в это позднее время кроме нас и продавщицы, никого не было. Посмотрели на витрину, поскребли затылок… Тут продавец пришла нам не помощь, порекомендавав купить селёдочки тихоокеанской, и показала рукой на дохленькую селёдку, лежащую на витрине. А что делать? Попросили взвесить две штуки. Она что-то там завернула, взвесила и передала мне в руки. Попутно купили черного хлеба, а на обратном пути зашли ещё в один специализированный магазин, в котором продавали красное крепкое вино под названием «Рубин». Не так же селёдку есть! Вернулись в гостиницу, переоделись и собрались в моём номере. Расстелили на столе газету, сервировали стол двумя стаканами, бутылкой «Рубина» и свёртком с селёдкой. А когда развернули этот свёрток, то увидели две рыбины, которые по праву официально назывались «сельдь тихоокеанская жирная». Это была такая вкуснятина! И, мало того, одной рыбины с черным хлебом и под вино нам двоим вполне хватило. Вторую селёдку мы съели на следующий вечер, специально не сходив в столовую. Володя вскоре уехал, а я остался продолжать общее дело. В гостинице прожил свои законные 30 суток, а потом переехал в знакомое уже общежитие. Да и жить в одиночестве стало скучновато.
Зимы в тех далёких краях довольно холодные. Минус 30 с ветром – явление не редкое. Поэтому весь досуг проходил в основном в стенах общежития (или гостиницы), в посещении главпочтамта, некоторых магазинов и, изредка, кинотеатра. Поэтому поход в воскресенье на барахолку был событием немаловажным. Барахолка располагалась (или проходила) в районе Комсомольска, который назывался Дзёмги. Здесь в старинные времена располагалось стойбище коренных обитателей, нанайцев или гольдов, а сейчас это часть города Комсомольска на Амуре. На барахолке можно было приобрести всё, что угодно, но самыми популярными товарами были японские магнитофоны, красная рыба, икра и меховая одежда (шапки, полушубки, унты, рукавицы), изготовленная кустарями-нанайцами. И вот в одно из воскресений один из наших коллег вместе с группой поддержки ни свет, ни заря отправился на Дзёмги с целью приобрести зимнюю шапку из оленьего меха. Остальные остались в общаге и с нетерпением ожидали появления счастливого обладателя экзотической шапки. Где-то в середине дня усталые, но довольные «барахольщики» вернулись с добычей. Любопытствующие собрались в комнате обладателя шапки в ожидании примерки и демонстрации. Шапка была большая и шикарная! На зависть всем. Каждый хотел примерить её. Так она переходила из рук в руки, точнее с головы на голову. Вскоре в комнате почувствовался довольно неприятный запах, который становился всё заметнее, а потом превратился в нестерпимую вонь. Запах этот исходил от новой шикарной шапки. Причина этого явления вычислилась довольно быстро. Кто-то вспомнил, что коренное население для выделки и обезжиривания шкур использует мочу, которую собирают впрок. На морозе запах выделанной мочой шкуры не чувствуется, а в тепле он проявился. Но кто же в тепле в меховой шапке ходит? Жители комнаты коллективно решили вывесить шапку за окно на мороз. Дальнейшая судьба шапки из оленьего меха мне неизвестна. Пожалуй, это единственное яркое событие в зимней командировке.
Отличительной особенностью этой командировки было и то, что мне пришлось там встречать новый 1975 год. Это был не самый лучший праздник в моей жизни. Сотрудники заводского конструкторского отдела праздники отмечали в «ДИТРе». Я впервые услышал такое странное сочетание букв. На самом деле не было ничего странного, это был «Дом инженерно-технических работников», попросту «Дом культуры». Туда пригласили и нашу группу. Ну как пригласили, плати 10 рублей и приходи. Я тогда не пошел. То ли настроение такое было, то ли дело шло к окончанию командировки, в связи с чем 10 рублей была уже сумма большая. Не помню почему, но не пошёл. Новогоднюю ночь провёл в постели. В своей… Но встреча с новым годом всё равно состоялась. Утром с праздника вернулись мои коллеги и праздник продолжился уже по московскому времени и до самого вечера. Все были молодыми!
После встречи нового года я вновь поселился в гостинице. Комфорт взял верх перед коллективизмом.
Итак, я вернулся из зимней командировки.
Работа между командировками
На следующий день на работе меня встретили радостно, давно не виделись… Конструкторская работа не заканчивается. Проекты живут своей активной жизнью. Раннее построенные корабли встают на ремонт, переоборудуются по всевозможным решениям. Заменяется оружие, совершенствуется гидроакустика, выполняются экспериментальные работы по замене энергетической установки и тому подобные работы. Начался технический проект многоцелевой атомной подводной лодки третьего поколения в титановом корпусе «Барракуда» пр. 945. Зоной ответственности нашего отдела были 2,3 и 4 палубы второго отсека. На первой палубе располагался Центральный пост и каюта командира. Я был назначен хозяином 4-й палубы, где размещались провизионные помещения, агрегатная и трюм. Нас было три хозяина, но при этом каждый был дублером у каждого. Таким образом приходилось быть в курсе событий по всем трём палубам.
Процесс проектирования и строительства был длительным. От технического задания до сдачи этого корабля прошло 12 лет. Сначала разрабатывался эскизный проект, потом технический. Затем шла корректировка технического проекта. После утверждения технического проекта началась разработка чертежей макета ПЛ в масштабе 1:5. То есть все конструкции и оборудование изготавливалось в этом масштабе. Весь макет лодки был разделён на отдельные отсеки и, даже, палубы. Корпусные конструкции выполнялись из органического стекла, а оборудование из твердого пенопласта. На этом макете макетировалось всё, вплоть до отдельных кабелей и мелких трубочек.
Каждый отдел разрабатывал рабочие чертежи макетов своего оборудования. Это была очень большая работа. Мне было поручено разработать чертёж макета человека с подвижными конечностями и головой. Причём человечки должны быть как в офицерской форме, так и в матросской. А где же взять размеры человека? Не себя же замерять. Пришлось «перелопачивать» массу всякой литературы. Оказалось, что у нас таких данных, вероятнее всего, нет. Саша Пекерский каким-то образом нашел американские данные среднего человека со всеми размерами. Комплект чертежей макета человека оказался внушительным. Это сборочный чертёж со спецификацией, чертёж головы, чертёж левого предплечья, чертёж левого плеча, чертёж левой голени, чертёж левого бедра, чертежи таких же правых элементов, чертёж туловища. Это я только перечислил, но их нужно было еще и начертить со всеми размерами. Забавные названия были у этих чертежей. Так, например, чертёж предплечья назывался: «Чертёж масштабного макета левого предплечья масштабного макета человека в масштабе 1:5». Дальше по этим чертежам строился макет, а уже по результатам макетирования разрабатывался рабочий проект. Опять я забежал вперёд паровоза. Проектирование только начиналось, и я только начал вникать в суть проектирования.
Вообще-то принципиальной компоновкой корабля занимался 11 общепроектный отдел. То есть каждый хозяин помещения уже в укрупненном виде представлял свой отсек.
Для отделов проектирование начиналось с выдачи своего оборудования и принципиальных схем всем хозяевам помещений в виде служебных записок с приложенным перечнем оборудования. Кроме того, выдавались так называемые «габаритки» оборудования, то есть чертежи каждой единицы оборудования в трех проекциях в масштабе 1:10 с указанием массы, условий размещения, точек крепления, зон обслуживания, диаметров и типов подводимых трубопроводов или кабелей. Каждый хозяин помещения получал эти служебные записки, изучал схемы и условия размещения, раскладывал по папкам. Чертежи общего расположения чертились на полупрозрачной бумаге «Д». Габаритки подкладывались под бумагу и обводились карандашом. Зачастую приходилось по несколько раз стирать уже начерченное оборудование и перемещать его в другое место. Приходилось утрясать с соседями проход кабелей и трубопроводов из одного помещения в другое. Этот чертёж состоял листов из 15 больших форматов, чертился несколько месяцев, согласовывался со всеми отделами, хозяевами соседних помещения, заместителями главного конструктора и утверждался Главным конструктором. Но до этого было еще далеко. Пока шел этап сбора информации.
Очередные длительные командировки
Следующая, уже летняя, командировка в Комсомольск состоялась в 1974 году с середины июля до середины сентября. А ещё одна летняя командировка была в 1975 году с июля по сентябрь. Жена уже не переживала и в аэропорт не провожала. Только приготовила завтрак и чмокнула на прощание.
До Комсомольска добрался без проблем. До Хабаровска летел на сравнительно новом тогда самолёте ИЛ-62, а до Комсомольска на традиционном АН-24. Знакомой тропой добрался до уже «родного» общежития и стал там жить. Это, пожалуй, самое прекрасное время года в тех краях. Дни были исключительно солнечные с температурой воздуха около 25 градусов. Ввиду того, что летом я дважды был в Комсомольске приблизительно в одно время, мне сейчас практически невозможно отделить одну летнюю командировку от другой. Поэтому рассказывать буду вообще о объединенной летней командировке.
А дальше всё по традиции: дневной сон после длительного перелёта, вечерний чай с «сожителями», ночной сон, завтрак в общежитском буфете и на работу…
Пропуск на завод сохранялся на всё время строительства заказа, поэтому я его быстро получил и направился знакомым путём в конструкторский отдел. В нашей группе обслуживания в очередной раз встретили меня радостными возгласами. Традиционная каска прошла по кругу. Вечером после работы состоялся традиционный банкет с распитием, почему-то, популярного алкогольного напитка под названием «Горькая настойка Стрелецкая» крепостью 27%, с мужиком в красном кафтане, вооруженным бердышом и пищалью, на этикетке. Вероятно, привлекала цена 2 руб. 50 коп. Закусывали картошкой вареной, овощами с близлежащего рынка и какими-нибудь консервами, коих было множество в местных магазинах. Мясных закусок не держали, да и не закусывать мы собирались. Веселье начиналось после второй-третьей дозы. Всё начиналось с рассказов анекдотов. В те советские времена новые анекдоты появлялись постоянно, и прибывший с «большой земли», как правило, становился основным рассказчиком. А у меня было такое свойство, что после выпивки я вспоминал все услышанные когда-либо анекдоты и мог рассказывать их бесконечно. После истощения анекдотического настроя приступали к хоровому исполнению популярных песен. Для этой цели мудрые люди создали специальный командировочный песенник, который и определял весь репертуар. Там были любимые всеми песни: «Надежда» (Светит незнакомая звезда…), «Дрозды» (Вы слыхали, как поют дрозды…), «От Махачкалы до Баку…» (Нас качало с тобой, качало...), «И всё-таки море» (Нам скажут: не спорте, а мы и не спорим…), «А что я видел, курит командир…», «Усталая подлодка», которую начинали словами: «Лодка РАСЧЁТНЫМ давлением сжата…» и другие прекрасные песни, отвечающие всеобщему настрою людей, оторванных от дома для строительства подводной лодки…
Читая мои воспоминания, можно подумать, что строительство подводных лодок проходило в промежутках между посиделками с алкогольными напитками и пением популярных в те времена песен. Всё было как раз наоборот. Рабочий день по времени был длительнее, чем позволял КЗОТ, суббота была днём рабочим, зачастую работали и в воскресенье, но до обеда. В оставшееся от работы время нужно было всё успеть.
К этому времени на корабле полным ходом уже шли монтажные работы и корабль приобрел свой настоящий вид, хотя и находился еще в цеху. Уже постоянно приходилось по нескольку раз в день посещать свой отсек, смотреть, что и как сделано, записывать в специальный журнал свои замечания и отрабатывать замечания производства и представителя Заказчика.
Помню, был такой забавный случай. Спускаюсь в свой отсек на нижнюю палубу и вижу трёх рабочих, которые пытаются как-то закрепить трубу, громко рассуждая при этом. Суть рассуждений заключалась в том, что «…эти инженеры сидят там на западе, гребут деньги лопатами, и ничего не понимают, а мы, работяги, вынуждены здесь за них работать…». Я подошел и представился, как хозяин помещения и тот самый инженер с запада, и услышал всё то же самое, но произнесенное непосредственно в мой адрес. Спрашиваю: «А какие же такие деньги, по вашему мнению, я загребаю?» «А вот, к примеру, сколько ты получаешь?» - спросил старший из них. «120 рублей в месяц, плюс 15-20% квартальная премия»,- отвечаю. Повисла тягостная пауза. А потом: «Да, ладно, сынок, ты иди, мы сами тут разберёмся и всё сделаем». Это я к тому, что население Дальнего Востока считало, что в Европе райская жизнь, а девушки мечтали выйти замуж за «европейца» и уехать с ним «на материк». На самом деле зарплаты в Комсомольске были гораздо выше наших с учетом всяких коэффициентов за отдаленность, за стаж и т.п., а цены были такими же, как и в нашей полосе. Так, например, конструктор 3 категории со стажем получал приблизительно рублей 300, против моих 120. А про зарплату рабочих и говорить страшно…
О работе собственно и рассказывать-то не интересно. Всё обычно. Приходишь в отсек, смотришь, что сделано. Если что-то не так или нужно по какой-то причине изменить, идёшь в первый отдел, берёшь секретный журнал замечаний и записываешь туда своё замечание, а попутно просматриваешь заводские замечания, которые касаются твоей сферы деятельности и принимаешь по ним решение, о чём в дальнейшем записываешь ответ в графе «исполнение». И так каждый день по несколько раз в день. А вечером проходит заводская оперативка, окончание которой необходимо дождаться, выслушать претензии от руководителя группы, если таковые появились после оперативки, и опять же принять по ним решение, которое к утру следующего дня должно быть записано в журнале. На оперативке проектировщики, строители и поставщики «катили бочку» друг на друга. Очень эффективными были оперативки в понедельник. Тогда все стороны пользовались фразой, начинающейся со слов: «Еще на прошлой неделе…», что на самом деле означало «на субботней оперативке».
А «гражданская» жизнь шла своим чередом. Как-то возвращаюсь вечером из главпочтамта. Приятный сентябрьский вечер, когда солнце уже скрылось за городскими домам, а на улице еще достаточно светло. Иду себе и вижу впереди себя двух барышень, одна из которых высокая стройная брюнетка, а другая аппетитная блондинка, вернее светло-русая. Высокая брюнетка в по-женски отставленной в сторону правой руке элегантно держит заткнутую бумажной пробкой бутылку вина. Обе держат друг друга под руку и слегка покачивают бёдрами из стороны в сторону. Налюбовавшись видением начал их обгонять. Обогнав, услышал: «Молодые люди… Проводите нас…». Мне стало интересно, и я предложил им свои обе руки, на которых они повисли. Ну, думаю, доведу их до подъезда. По пути они рассказали мне, что они однокурсницы, вместе учились в институте и уже года 3 не виделись. Встретились случайно и встречу отметили в ресторане. Блондинка вернулась из Германии, где еще продолжает службу её муж, а брюнетка не замужем и проживает здесь неподалёку с родителями и братом. Тут им в голову пришла мысль продолжить банкет дома у брюнетки, а меня представить, как мужа блондинки, вернувшегося из Германии. Я согласился, рассчитывая освободиться от них у подъезда дома. Но, не тут- то было. У подъезда на скамейке сидели бабушки, а мои спутницы плотно подхватили меня под руки и увлекли в подъезд. Мне показалось неприличным вырываться из рук двух красивых барышень на глазах у любопытных бабушек. Зашли в квартиру. Там нас действительно встретили родители и брат нашей черноволосой спутницы. Я действительно был представлен, как муж, вернувшийся из Германии. Вскоре был накрыт стол, и встреча однокурсниц продолжилась. Меня спрашивали, как там, в Германии, на что я уклончиво отвечал, что по-разному, но в основном хорошо. Служба, мол, не позволила мне в тонкостях разобраться в жизни местного населения. Так сидели, выпивали, закусывали, делились воспоминаниями. Вскоре дополнительно принятый алкоголь оказал сильное влияние на брюнетку. Она заявила, что сейчас мы поедем в гости к блондинке. Родители стали протестовать, но она начала скандалить, в результате чего всей компанией, за исключением меня, потащили её в спальню и стали укладывать на кровать, а она вырывалась. Тут я понял, что появилась возможность освободиться, и тайком покинул театр действий. Зато вернулся в общагу сытым и пьяным (слегка пьяным и очень сытым). Когда рассказывал о случившемся своим соседям по комнате, они сильно завидовали и обсуждали возможные варианты развития событий.
В процессе двухмесячной командировки состав жителей в комнате общежития время от времени менялся. Кто-то уезжал, а кто-то приезжал. Состав был переменным. Был период, когда в комнате оказались три молодых конструктора и один бывалый, лет за 40-45 по имени Николай. Фамилию я его что-то никак не могу вспомнить. Между собой мы его звали просто Коля. Он был таким энергичным, «духарным» и подвижным мужчиной, несмотря на правую ногу, которая не сгибалась в колене. Интересно рассказывал всякие были из конструкторской жизни и своей молодости. Уж не помню, кому в голову пришла мысль готовить ужин самим, а не ходить с буфет или столовую. Решили, что это будет не только вкусно и полезно, но и очень экономно. Вопрос экономии среди командированных стоял очень остро. Несмотря на то, что суточные были 3р.50 к, к концу командировки некоторые товарищи последние дни командировки жили на 7 копеек в сутки. Рацион их состоял из винегрета и кусочка хлеба в обед, а некоторые, самые отъявленные, обходились луковицей и касторовым маслом, купленным в аптеке за несколько копеек. Вот чтобы не довести себя до такого состояния, было решено объединить наши средства для организации ужинов. Объединили и пошли на рынок за продуктами. Основой ужина должен стать салат из помидоров, огурцов, лука и т.п. совместно с вареной или жареной картошкой. Само приобретение овощей было делом не самым простым. Ввиду того, что их запас нам хранить было негде, приходилось покупать овощи на один раз. На рынке овощами преимущественно торговали почему-то нанайцы. А торговали они кучками. Рубль кучка. Кучки для нас были великоваты, и мы пытались купить огурцы и помидоры поштучно. Подходим к продавцу-нанайцу и просим продать два-три помидора. А он отвечает: «Рубль кучка». Начинаешь ему объяснять:
-Кучка стоит один рубль. Правильно?
-Правильно, - отвечает продавец.
-В кучке 5 помидоров. Правильно?
-Правильно.
-Значит один помидор стоит 20 копеек. Правильно?
-Правильно.
-А два помидора, получается, стоят 40 копеек. Правильно?
-Правильно.
-Вот тебе 40 копеек, давай два помидора.
-Рубль кучка.
Приходилось обходить весь рынок в поисках сговорчивого продавца. Таковые находились среди русского населения. Нанайцы не поддавались на уговоры. После закупки всего необходимого наш путь проходил мимо гастронома, куда мы сворачивали, не сговариваясь, и покупали бутылку водки, радуясь, что всё так экономно. Через два-три ужина поняли, что впереди маячит винегрет один раз в сутки и прекратили домашние экономные ужины.
Как я уже отметил, Коля был мужчиной «духарным». Как-то вечером в воскресенье Коля расфуфырился, надев костюм и свежую рубашку с галстуком. «Друзья меня на день рождения пригласили», - гордо ответил на наши недоуменные взгляды. Ну пригласили, так пригласили. Мы тоже пошли прогуляться. Сходили в кино, погуляли по парку, послушали музыку у танцплощадки. Возвращаемся в общежитие, а там шум-гам. Бабушки-серые мышки снуют по коридорам, вскрикивая «Там ваш Коля!.. Там ваш Коля!..» Поднялись на свой этаж, а там действительно наш Коля, разительно отличающийся от того образа, в котором мы его оставили. В линялых «трениках» с вытянутыми коленками, в грязно-голубой рваной майке и тапочках на босу ногу шарахался по этажу с криками: «Всех порежу!!! Перережу!!!», хотя ничего режущего в его руках не было. Схватили его, затащили в комнату и уронили его поперёк его кровати. Так он и уснул, одна нога свисала с кровати вниз, а вторая задорно торчала. На утро он сказал, что на дне рождения погулял хорошо, а больше ничего не помнит.
Кстати об экономии. Был у нас один конструктор, тоже имени Николай. Был он вне общей компании и какой-то очень, как говорится, занятой. Первым прибегал в столовую, брал два стакана чая, два пирожка и, быстро проглотив всё это, куда-то убегал. Ну, думаю, работы, видать, «невпроворот». Потом он в разговоре стал жаловаться, что испытывает слабость и у него кружится голова.
В конце концов выяснилось, что всю неделю он жил на ежедневных двух пирожках с чаем, а в выходной день наряжался в свой черный костюм, белую рубашку с черным же галстуком и шел кутить в ресторан, где «просаживал» сэкономленные за неделю деньги.
Неожиданно на меня свалилась независящая от меня неприятность. Хозяин соседнего отсека что-то напортачил. Об этом стали подозревать, когда один фундамент для крепления оборудования оказывался внутри другого и когда пытались устанавливать оборудование, а место уже было занято другим. Короче говоря, необходимое оборудование уже перестало убираться в отсеке. Что делать? Катастрофа! В отсеке находилась провизионка сухих продуктов, и было принято решение её ликвидировать, чтобы обеспечить размещение остального оборудования, а все продукты, в основном это был хлеб, пришлось мне распихивать в своих отсеках, что в условиях подводной лодки дело очень затруднительное. Хорошо, что хлеб - это «расходный материал» и часть его, которая израсходуется в первые сутки, можно разместить даже в каюте на койке.
Летом возможности досуга расширяются. На главпочтамт можно не бежать, а спокойно прогуляться по вечернему летнему городу, можно попить пива, можно сходить в парк на танцы, можно сходить на рыбалку, можно… Много, что можно летом.
Как-то в конце августа в воскресенье небольшой компанией вышли прогуляться. Путь проходил мимо главпочтамта. Он, путь, всегда там проходил. Один из наших товарищей, Володя Иноземцев, в дальнейшем заместитель Главного конструктора по корпусу, вдруг направился на главпочтамт, попросив его подождать. Через некоторое время вернулся и объяснил, что отправил отцу поздравительную телеграмму с днём шахтёра.
- Он у тебя шахтёр? – спросили Володю.
- Нет, просто хотел ему сделать приятное.
На следующий день Володя получил телеграмму от отца: ВОВА ЗПТ МНОГО НЕ ПЕЙ ТЧК
Про местное пиво
В Комсомольске был только один вид пива - «Таёжное». Продавалось оно в бутылках и «в розлив». Но было продуктом не очень доступным, особенно летом. Когда приезжаешь в Комсомольск и первый раз пробуешь пиво «Таёжное», в голове сразу же появляется мысль: «Как люди пьют эту гадость? «
Вкус пива был непривычным и, как мне казалось, с привкусом хвои. После второго раза думается: «Да, с нашим, Жигулевским не сравнить. Но другого-то нет.» После третьего раза: «Пиво, конечно, не очень… Но пить можно». После четвертого: «А что? Ничего. Нормальное пиво». И так далее до «Пиво Таёжное – лучшее пиво!». А когда через два месяца возвращаешься домой, тот же процесс происходит с нашим «Жигулевским» пивом. В летнее время иногда пиво продавали на улице «в розлив» из металлических бочек, которые в народе назывались «автопоилками» или «буренками». Но тут всё было не так просто. В борьбе за «культуру пития» местное партийное руководство запретило распитие пива на улице около «буренки», поэтому кружек не было. Хорошо было тем, кто жил в близлежащих домах. Можно было выбежать в домашних тапочках с бидончиком или стеклянной банкой, купить пива и попить его дома, сидя перед телевизором. А если гуляешь в выходной день и случайно наткнулся на этот «оазис»? Некоторые, профессиональные любители напитка носили с собой полиэтиленовый пакет, в который наливали пиво и, как в цирке, пытались пить его из пакета. Но пакеты были сосудом не надёжным, в них появлялись мелкие дырочки, а порой и рвались в самый ответственный момент. Но и здесь на помощь приходили «добрые люди». Зачастую неподалеку от бочки с пивом сидел мужичок, около которого стояло ведро с водой и несколько полулитровых стеклянных банок. За 5-10 копеек, в зависимости от спроса, этот мужичок сдавал банки на прокат. После употребления банка споласкивалась в ведре с водой. Услуга эта пользовалась большим спросом.
О "пассивном" отдыхе
Лето шло к своему закату. На набережной Амура ветер приносил запахи приближающейся осени в смеси с речными запахами. Далёкий противоположный берег расцвечивался всеми цветами, от зеленого до красного. Как я отмечал раньше, напротив нашего, общежития был небольшой парк, у главного входа которого, был небольшой кинотеатр и городской краеведческий музей. Но центром географическим и культурным была танцплощадка. Конец августа. Школьники и студенты прибывают к месту обучения. Темнеет уже довольно рано. И с первыми фонарями начинают звучать призывные звуки музыки на танцплощадке. Вечера приятные, тихие с приятной температурой воздуха и запахом приближающейся осени. Я и двое моих коллег-приятелей иногда вечером выходили из своей общаги и окунались в мир танцев. Ну как окунались? Пару раз покупали билеты и пытались танцевать. Контингент танцплощадки - молодняк от старшеклассников до студенчества, а нам, мне и моим приятелям, было уже далеко за 20, а именно лет по 28. Поэтому участие в праздниках танца у нас заключалось в гулянии по парку около танцплощадки. Надо сказать, мы были не единственными. Народ гулял, сидел на скамейках или стоял небольшими группками около танцплощадки. Тогда же у меня появилась мысль: почему люди платят деньги для проникновения на огороженную металлическим забором танцплощадку, и не танцуют снаружи, где такой же асфальт и музыка слышна так же хорошо. Загадка. Вот так, некоторыми вечерами, я с двумя приятелями проводил свободное время…
Коллективная рыбалка
В один из осенних выходных во все головы одновременно пришла мысль организовать массовую рыбалку. Я не рыбак, но представляю, что на рыбалку обычно ходят 2-3 человек, связанные дружбой. А тут была компания из полутора десятков разных людей. Кроме нашей группы были еще и летчики-испытатели с авиационного завода. Но это уже знакомые наших «конструкторш».
В субботу вечером собрались, погрузились на теплоход местных линий и отправились в неведомые края вверх по Амуру. Описать окружающую природу, проплывающую мимо бортов нашего теплохода, я не берусь. Не смогу подобрать слова… Очень было всё красиво… Через некоторое время выгрузились на очередном причале и пошли пешком вверх по реке узкими рыбацкими тропами. Место выбрали живописное на невысоком берегу. Напротив, через узкую протоку, располагался остров, заросший кустарником, а за ним была еще протока и песчаный остров. Поставили палатки, устроили костёр. Рыбаки-энтузиасты принялись ловить рыбу. В недрах нашей компании оказались практичные и дальновидные люди, которые загодя, на всякий случай, запаслись гусем (настоящим) и начали его варить на костре.
Ближе к вечеру наши рыбаки вернулись ни с чем. Все зауважали наших дальновидных товарищей и расселись около костра в ожидании порции гуся. Но… товарищи были хоть и дальновидные, но выбрали гуся, который не желал вариться. Варили его всю ночь. И что-то не помню, что мы его ели…
Утром делегация сходила к близлежащим рыбакам и купила у них необходимое количество рыбы. Уха получилась прекрасной! На следующий день купались в ближайшей протоке и переплывали на дальний песчаный остров. Был август, а может и сентябрь, а вода в Амуре была тёплой и приятной. Хотел написать «как парное молоко», но решил не использовать общепринятый штамп. А вернулись вечером, усталые и отдохнувшие, и продолжили нашу «рыбалку» в одном из номеров гостиницы…
Была ещё одна рыбалка, примерно с тем же результатом… Но тогда рядом рыбаков не оказалось, и пришлось обходиться манной кашей, крупу которой взяли для быстрого приготовления завтрака.
День здоровья
При оторванности от родного дома и довольно напряженной работе почти без выходных, небольшое свободное время скрашивалось гулянием по улицам с заходом на Главпочтамт, поиском еды, вином и посиделками с чаем по вечерам. Надо отметить, что употребление вина занимало значительную долю времени в командировочной жизни. Зачастую с работы приходили поздно, когда столовые уже были закрыты, а в магазине в те времена можно было купить только спиртное и какие-то рыбные консервы на закуску.
Где-то в середине сентября руководство решило несколько скрасить жизнь командированных и дать нам сутки полноценного отдыха. Для этого была организована туристическая поездка по Амуру на пароходе «Феликс Дзержинский» со стоянкой «на природе». От кого-то поступило провокационное предложение сделать из этого мероприятия «День здоровья», то есть провести его на свежем воздухе в подвижных играх и строго без алкоголя. Народ радостно согласился.
Пароход из Комсомольска отправлялся в субботу вечером. Участники поездки скинулись по «сколько надо», заготовили легко приготовляемую провизию в виде разных овощей, зелени и вареной картошки. Рыбаки взяли необходимые рыболовные принадлежности, обещая накормить всю нашу компанию из 20 человек прекрасной ухой.
Погрузились на пароход, посидели в кают-компании и разбрелись по каютам.
Когда утром проснулись, пароход уже стоял, уткнувшись носом в берег.
Гуляйте. Позавтракали, попили чайку и сошли на берег. С одной стороны вода, посредине песчаный берег, с другой стороны заросли. Разбились кто на пары, кто на группы и разбрелись по берегу. Рыбаки закинули снасти и уселись в ожидании своей «золотой рыбки».
Так дотянули до обеда… Рыбаки смотали удочки. Собрались в кают-компании, разложили на большом столе всю провизию… Тоскливее выходных у меня никогда не было. Народ пытался бодриться, постоянно говорили, что как всё хорошо, какой необыкновенный выходной получился! Даже тоскливо пели песни, употребляя внутрь огурцы, помидоры, вареную картошку и т.п. диетические продукты. Песни затихали после первого куплета…
Вскоре после обеда инициативная группа посетила капитана парохода и попросила его «отдать швартовы, к бою-походу изготовиться» и взять курс на Комсомольск на Амуре, что он с удовольствием и выполнил. Воскресный «день здоровья» продолжили небольшими компаниями по месту проживания, т.е. в гостинице и в общежитии.
Всесоюзная тётя Сима
Всесоюзной достопримечательностью Комсомольска была широко известная в командировочных кругах тётя Сима. Кроме нашей подлодки в Комсомольске строились и Ленинградские проекты. То есть на судостроительном заводе постоянно находились специалисты из многих городов СССР. Тётя Сима была известна всем приезжим, как гарантированный поставщик красной икры. Жила она недалеко от завода в частном секторе, и работала уборщицей в «Доме политпросвещения». Все её родственники мужского пола были профессиональными браконьерами. Тётя Сима привлекала своей честностью и гарантированной доставкой икры в назначенное время. Обычно командированные заказывали икру к своему отъезду. Сам я у неё икру не покупал, и буду пересказывать то, что слышал от своих бывалых коллег. Процесс закупки икры был необыкновенным. Желающие приобрести деликатес покупали бутылку водки и направлялись в гости к т. Симе. Она встречала «гостей», потенциальных покупателей, накрывала на стол, где кроме всего прочего располагалось блюдо с икрой. Выпивали, закусывали, беседовали. Икры можно было есть сколько угодно. В процессе беседы т. Сима предлагала взять в жены свою дочь, как рассказывают, необыкновенно страшную. Она велела своей дочери приодеться и выйти к гостям в полном параде. Повторюсь, что сам я при этом не присутствовал, а по рассказам очевидцев эта дочка выходила к гостям покрытой золотыми украшениями с головы до ног. Но не было слышно, что кто-то позарился на такое количество золота. После этого начинался разговор о покупке икры. Цена её была и не велика, и не мала, а ровно такой, какая удовлетворяла как продавца, так и покупателей. Обговаривались количество икры, сумма и день, когда её можно забрать. И всегда устный договор исполнялся неукоснительно.
Теоретически икру можно было купить и в магазине, но тогда нужно было в магазине находиться постоянно, чтобы уловить тот момент, когда она поступит в продажу. И желательно быть первым.
А ещё бывалые командированные по дешевке добывали рыбу семейства лососевых, кету, горбушу, сами солили и отправляли посылками домой или везли её самолично.
Процесс добычи рыбы тоже проходил по определенным правилам. Добытчики покупали водку и с рюкзаками направлялись в определенное место на реке Амур. Там их встречали суровые мужики с ружьями наперевес и спрашивали: «Чо надо?» После этого нужно было не торопясь достать бутылку (или бутылки) водки и показать её вопрошающему. После передачи водки из рук в руки звучало: «Вон там. Берите, сколько унесёте». Для браконьеров рыба не представляла какой-либо ценности, она всё равно пропадала. А «добытчики» радостно возвращались домой с рюкзаками, набитыми рыбой, и начинали её солить.
Завершение Комсомольского этапа строительства
В начале сентября 1975 года, а именно 7 сентября, в жизни головной подводной лодки проекта 940 произошло знаменательное событие, это, условно говоря, спуск на воду. Вообще-то, как такового спуска не было. А был вывод корабля из цеха с дальнейшей погрузкой его в заводской док, в котором лодка должна отправиться в далёкое путешествие на завод «Звезда» в г. Большой Камень, что на берегу Уссурийского залива в 20 км. от Владивостока.
Путь предстоял длиной в 2000 км по реке Амур и Японскому морю. Корабль был освобождён от всех коммуникаций, связывающих его с заводом. Были убраны все электрические кабели, трубопроводы вентиляции, шланги сжатого воздуха и всевозможные трапы. Поперёк цеховых ворот была натянута красная лента. Народу собралось множество. Дана команда и корабль начал медленное движение кормой вперёд на волю… Была торжественно разрезана красная лента, кусочек которой достался и мне. Первую бутылку шампанского разбил командир БЧ-5 об винты при прохождении их через створ ворот, вторая бутылка была разбита об рубочные рули, а третья об корпус. Все кричали «Ура!». Дальше торжественная часть закончилась и началась работа по погрузке в док.
На этом, собственно говоря, заканчивались командировки в Комсомольск на Амуре на судостроительный завод имени Ленинского Комсомола. Теперь нас ждал Большой Камень, где предстояла достройка, испытания и сдача корабля Флоту.
Большой Камень
Следующая моя командировка, уже в Большой Камень, началась в середине декабря. К этому времени жена уже привыкла к моим отъездам и даже не проснулась, когда я уходил из дома. Летел рейсом Москва-Владивосток на ИЛ-62. Самолет тогда приземлялся в аэропорту Артёма, а оттуда до Большого Камня шел автобус, преодолевающий расстояние около 80 километров.
Большой Камень – это небольшой городок на берегу бухты Большого Камня и бухты Андреева, окруженный сопками. В городке есть всё, необходимое для жизни, вплоть до колонии заключенных, которых по утрам водили строем на городские новостройки.
Жить пришлось в заводском общежитии на ул. Блюхера в полукилометре от проходной завода «Звезда». Общежитие состояло из двух пятиэтажных корпусов. В одном корпусе располагалась администрация, а второй был филиалом. Вот во втором корпусе я и поселился, хотя напутствующие меня в Горьком товарищи рекомендовали селиться в первом корпусе, где располагалась администрация, там де условия проживания лучше. Не знаю, чем тогда был хорош первый корпус, но второй корпус представлял собой «трущобы» с загаженными «удобствами» в конце коридора и редко работающем душем в цокольном этаже. В четырехместных номерах была «холодрыга» в связи с наличием сквозных щелей в окнах шириной в палец, хотя батареи были очень горячими.
Через несколько лет пришлось снова побывать в командировке на заводе «Звезда» и жить уже в первом «комфортабельном» корпусе, который отличался от второго наличием двухместных номеров с умывальником в номере и телевизором на этаже в отдельной комнате. Душа, правда, там не было.
И так зима, Большой Камень. В первый рабочий день раздобыл на заводе кулёк асбеста и заделал им щели в окнах. При добавлении воды в асбест он превращался в кашицу, которой удобно было заделывать щели в окнах. В комнате стало теплее.
Помнится, из развлечений была только ходьба по продовольственным магазинам с целью приобретения продуктов питания на завтрак и ужин. В комнате всегда в наличии были чай, сахар, хлеб и сливочное масло. В магазинах было множество разнообразных рыбных консервов и консервированных кальмаров, которые с удовольствием употреблялись на завтрак. Употребление консервов переросло в некоторое увлечение. Мы с товарищем приходили в магазин и выбирали, что уже ели, а что еще не пробовали. Обычно рядом с продовольственными магазинами местные рыбаки-любители продавали свеженаловленную корюшку, рыбку очень вкусную в жаренном виде и в свежем виде пахнущую свежим огурцом. Иногда покупали у них пакет корюшки, жарили её в общежитии и употребляли внутрь с алкогольным напитком. Ничего интересного про эту командировку не вспоминается.
Там мне пришлось встречать новый 1976 год. Но ничего интересного не было. Обычная пьянка, только ночью. А на утро 1 января выдалась изумительная погода. Сияло солнце, было тихо и очень тепло. Можно было ходить без пальто. На удивление снег при этом был не липкий, а сухой, как при морозе. Кто-то вспомнил, что на льду в заливе хорошая зимняя рыбалка. Где-то раздобыли зимние удочки и пошли рыбачить. Залив был чёрен от рыбаков, льда не видно. Но и нам нашлось место. Процесс рыбной ловли был прост и, как потом оказалось, скучен. Корюшка ловилась на крючок с кусочком цветного поролона. Опускаешь в лунку крючок, пару раз дёргаешь и вытаскиваешь рыбку. Несколько минут это интересно, а потом интерес пропадает и вытаскиваешь рыбёшек, как в магазине. Рыбки наловили достаточно много. Тут же разделились на две группы. Одна группа рыбаков направилась в магазин за напитками, а другая в общежитие жарить пойманную рыбу. Так завершилась встреча нового года.
Хорошо, что рядом была библиотека, куда я записался и с удовольствием читал книги по вечерам. Тогда я прочитал «Амур батюшка» и познакомился с произведениями капитана дальнего плавания писателя Конецкого Виктора Викторовича, которые до сих пор время от времени с удовольствием перечитываю.
Дело близилось к сдаче корабля Заказчику. Впереди были глубоководные испытания, кренование и еще что-то по части теории корабля. Я попросился в испытательную команду в помощь специалистам по кренованию. В составе испытательной команды прошел теоретическую подготовку по водолазному делу, если, вдруг, придется покидать затонувшую подлодку. Но в назначенный день что-то случилось с ГРЩ (Главный Распределительный Щит) и лодка осталась у пирса на несколько дней. Потом были выходные, потом был понедельник, когда моряки в море не выходят, потом было 13 число. Наконец был назначен день выхода на испытания. Началась погрузка. Я со своими «работодателями» прибыл в отсек, занял место в каюте. Погрузка закончилась. По корабельной трансляции прозвучала команда: «Команде занять места! Корабль к бою-походу изготовить!» Не успела прозвучать команда: «Отдать швартовы!», как прозвучал «колокол громкого боя», что означало тревогу. Оказалось, что в первом отсеке прорвался трубопровод гидравлики, и весь отсек заполнило туманом. Хоть жидкость в системе гидравлики теоретически и не является горючей, всё равно ситуация была крайне опасной, т.к. внутри подводной лодки почему-то горит то, что гореть не должно. Пришлось эвакуироваться на берег. На этом моя испытательская деятельность и закончилась…
А в начале февраля я получил из дома телеграмму с известием о том, что отец в тяжелом состоянии. Успел приехать только на похороны.
Создание нового корабля
В «Лазурите» развертывались работы по проекту 945 многоцелевой крейсерской подводной лодке. Как я рассказывал выше, началось всё с макетирования. Все макетные чертежи были выполнены. В одном из корпусных цехов было выделено помещение для строительства масштабного макета. Корпус макета изготавливался из органического стекла толщиной около 10 мм. Отсеки были разделены на палубы, у которых верхняя платформа была съемной, что позволяло добраться до любой единицы оборудования. Всё оборудование было изготовлено из очень плотного пенопласта и выкрашено в светло-желтый цвет, как настоящее. Для строительства макета заводом были назначены самые опытные рабочие, которые в дальнейшем будут работать на строительстве головного корабля. Хозяева же помещений приступили к подготовке разработки своих рабочих чертежей общего расположения оборудования в отсеках. Сначала готовились листы планов палубы, планов верхней платформы, продольные разрезы, виды на кормовую и носовую переборки, несколько сечений по шпангоутам. На листах тушью или твердым карандашом наносилась сетка шпангоутов, вычерчивались уже неизменные конструкции прочного корпуса с вварным насыщением, цистерны, выдвижные устройства с их гидроподъемниками и тому подобные «краеугольные» конструкции. В процессе строительства макета врисовывалось оборудование, которое, по мнению хозяина помещения, уже не будет никуда перемещаться. Каждый день хозяева помещений посещали макет, обсуждали с рабочими варианты крепления оборудования, возможность прокладки трубопроводов и кабелей и т.д.
Командировка в Николаев
За это время я успел съездить на пару совещаний в Ленинград по поводу внедрения ОСТа и Требований к зонам отдыха на ПЛ. И один раз побывал в городе Николаеве, где располагался филиал всесоюзного НИИ технологии судостроения. Николаевский филиал, кроме всего прочего, занимался разработкой перспективных негорючих конструкций для жилых помещений, то есть перегородок кают и элементов крепления. Вопрос негорючести крайне важен для подводных лодок. В Николаеве я жил в гостинице «Украина» на проспекте Ленина, ныне Центральном. Гостиница была солидной в стиле 50-60-х годов. Номер был просторным, но без «излишеств» и располагался на втором этаже над рестораном, что позволяло до поздней ночи слушать музыку и вдыхать ароматы ресторанной кухни. В номере, кроме меня жил еще один командированный, с которым мы сдружились, по вечерам ходили на прогулку и вели беседы на разные жизненные темы.
На следующий день после прибытия, я направился в НИИ, которое располагалось в большом двухэтажном старом особняке на улице Артиллерийской. Встретил меня молодой парень, чуть старше меня. Это был начальник сектора Виктор. Вместе мы прошли в его «вотчину», где за столами сидели тихо, как мышки, и работали одни женщины. Виктор рассказал, что они разработали и изготовили опытный образец каютных переборок из штампованной стали с пластиковым покрытием. Сейчас подойдёт начальник отдела, и мы пойдём на производственный участок. Пришел начальник конструкторского отдела. Это был молодой человек где-то за 30 лет. Представился Валерием. Пришли на производственный участок, где к нам присоединились еще два представителя ленинградских КБ «Рубин» и «Малахит».
Конструкция каютных переборок впечатлила. Там были представлены покрытия цветные однотонные и с разнообразными узорами. Стальной лист с полимерным покрытием всевозможных цветов производился на «Запорожстали».
Эта командировка была хороша тем, что от участников совещания ничего не требовалось. Просто предлагалось ознакомиться с новой продукцией и получить некоторую конструкторскую документацию. То есть свободного времени у меня было достаточно много, и я его использовал с удовольствием – ходил на пляж и купался в водах лимана.
В один из дней вся наша компания, состоящая из троих командированных и двух представителей принимающей стороны, вышла из института и бесцельно пошла по улице. Но бесцельность движения была просто видимостью. Зоркий взгляд наших хозяев заметил большую очередь у одного из магазинов, туда мы и направились. Дело в том, что в эти годы началась суровая борьба с пьянством среди населения, и вся алкогольная продукция одномоментно стала дефицитной и желанной. Кроме того, существовали нормы отпуска алкоголя в «одни руки». В магазине, на который набрела наша компания, торговали каким-то сухим вином и нормой были 2 бутылки в одни руки. Я высказал мысль, что пить вино не хочу, на что услышал ответ начальника отдела Валеры: «Не хочешь – не пей, но норму должен взять, другие выпьют». Резон в этом был, и я вместе со всеми встал в очередь. Таким образом приобрели 10 бутылок сухого вина, которые загрузили в картонную коробку и с этим грузом направились ко мне в гостиницу. В гостинице дежурная преградила нам дорогу и строго спросила, что мы несём, т.к. внос алкоголя в гостиницу был запрещён. На что Валера, который на плече нёс коробку с бутылками уверенно ответил, что, мол, помогаем гостю из славного города Горького, т.е. мне, донести коробку с сервизом, который гость приобрел только что в магазине, и потряс коробкой, которая издала стеклянный звон. Дежурная была удовлетворена ответом и освободила проход.
Вино было очень лёгким и быстро закончилось. Наши ленинградские друзья распрощались и отправились в свою гостиницу, тем более, то было уже достаточно поздно. Чувствовалось, что Валере с Виктором было недостаточно этой «кислятины» и хотелось чего-то более существенного. У Валеры созрел план. Он сказал, что сейчас быстренько направится домой и, сославшись на усталость, ляжет спать, а мы с Виктором должны минут через тридцать прийти к нему в гости. Жена его очень гостеприимная и, естественно, накроет стол, а он, Валера, при встрече гостей тайком передаст мне бутылку водки, которую я должен спрятать в кармане пиджака. Жена его, будучи гостеприимной хозяйкой, выставит на стол бутылку водки из личных запасов. А когда она закончится, он непринужденно спросит меня, а что пьют в городе Горьком? А я, так же непринужденно, отвечу, что как раз захватил с собой бутылку горьковской водки, и достав её из кармана, поставлю на стол. Забавно, но так всё точно так и произошло. Гостили допоздна, и мне было предложено остаться переночевать. Но я, всё-таки, решил ночевать в гостинице.
А на следующий день была назначена прогулка на яхте по лиману. В яхт-клубе собирались рано утром. Погрузились в крейсерскую яхту и поплыли. В процессе опять же принимали внутрь алкоголь. Тогда я впервые попробовал необыкновенно простую, но вкусную закуску. Это был крупный помидор, разрезанный «по экватору» и посыпанный мелко нарезанным чесноком с солью. «Вкус спcфический». Опять же причаливали к берегу и бегали в ближайший магазин за вином. Вернулись в город часов в 12 ночи. А на следующий день я был уже в дома в Горьком.
Проектирование и строительство "Барракуды"
Макетирование «Барракуды» шло своим чередом. В процессе строительства макета и после его сдачи по возможности шло и рабочее проектирование. Разрабатывались чертежи прочного и легкого корпусов, чертежи прочных переборок и платформ. Еще раньше было принято решение по возможности компоновать оборудование в агрегатные сборки. То есть в цеховых условиях собирать оборудование в блоки, которые и устанавливать в отсеках, а не россыпью, как обычно. Лучше всего агрегатированию подвергались системы вентиляции отсека, вентиляции камбуза, вентиляции санитарно-бытовых помещений и других помещений. Все перечисленные системы состояли из вентилятора, нескольких воздушных фильтров, увлажнителя, охладителя и нагревателя воздуха, шумоглушителей и пусковой аппаратуры. Всё это очень удачно сбиралось в блок вентиляции на общем каркасе, загружалось в отсек и устанавливалось на соответствующем фундаменте.
Каждое предложение по агрегатированию считалось рационализаторским и оценивалось в 10 рублей, что стимулировало хозяев помещений компоновать всякие агрегатные сборки. Я так увлекся этим занятием, что «сагрегатировал» часть водоотливной системе в своём трюме. Эта агрегатная сборка состояла из трубопровода диаметром около 300 мм, на котором были навешены три клапана с гидроприводом высотой около полутора метров и торчащих в трёх плоскостях. Предполагалось, что эту сборку погрузят через съемный лист и быстренько установят на место. Долго возились с ней такелажники и монтажники. В конце концов разобрали её на составные части, которые россыпью погрузили в отсек и на месте смонтировали.
При строительстве Заказа действительно работали рабочие, которые строили макет. В результате с ними сложились очень хорошие отношения, что позволяло оперативно решать все вопросы. Была, правда, некоторая «хитрость». Дело в том, что в строительство головного корабля вкладывается денег гораздо больше, чем в серийный, и все переделки оплачиваются. Поэтому никогда рабочие и мастера не высказывали неудовольствия, когда приходилось что-то переделывать. В основном это касалось трубопроводов.
Насчёт трубопроводов. Трубопровод системы вентиляции преимущественно состоит из труб стандартных диаметров и сечений, но были такие места, где трубопровод разделялся на несколько труб разных сечений и не стандартных конфигураций. Тогда хозяин встречался с жестянщиком, и они совместно придумывали, как изготовить такой узел, разместить и закрепить его среди трубопроводов, кабелей и прочего оборудования. При слове «жестянщик» вспоминаются слова «лудить, паять, кастрюли вёдра ремонтировать» и всплывает образ небритого мужичка в «очёчках». Образ был похож. В моём отсеке работал как раз такой жестянщик. Пожилой мужичок, похожий на сапожника или портного, на носу которого сидели очки, обмотанные синей изолентой, в руках его был складной железный метр, огрызок карандаша и потрёпанный блокнот. Складным метром он что-то замерял, огрызком карандаша почесывал затылок и что-то записывал в свой блокнот. Но не было предела удивлению, когда приносили изготовленную часть трубопровода с торчащими во все стороны патрубками с фланцами и без проблем устанавливали ровно туда, куда надо было. Вот это квалификация!
Польза от завода "для дома, для семьи"
Завод был источником всевозможных полезных вещей, которых тогда невозможно было добыть легальным путём. Это и герметик, и необыкновенно прочный клей для склеивания резины, и всевозможные болты, винты и гайки. Когда мы с женой въехали в новую квартиру, пришлось сверлить множество отверстий в бетонных стенах. А чем? Тогда о свёрлах для бетона советская торговля и не слыхивала. По совету старшего товарища Валеры Ельникова зашел в цеховую «инструменталку». В инструментальных складах работали женщины. Вот подхожу я к окошку и так стеснительно и не решительно начинаю свою речь словами: «Я недавно въехал в новую квартиру…». Кладовщица без слов встала и ушла. Через минуту возвращается и подаёт мне сверло с победитовым наконечником диаметром 8 мм. «Поздравляю. На, бери. Можешь не возвращать».
Однажды я заметил, что одна чугунная ножка ванны дома треснула вдоль и вот-вот рассыплется. Что делать? Взял эту злосчастную ножку, пришел на работу и стал расспрашивать старших товарищей, где можно её заварить. Чугун, ведь, сваривается очень плохо. Посоветовали мне сходить в заводскую сварочную лабораторию, где умеют варить практически всё. Но в лаборатории мне не повезло. Оказалось, что специалист по сварке чугуна в отпуске и появится не скоро. Но посоветовали сходить на чугунолитейный участок, где отливали чугунные сковородки для торговли, может там что посоветуют. Прихожу на участок, а там «дым коромыслом», суровые мужики сурово отливают сковороды. Я обратился к одному из мужиков: «Можно как-то заварить эту ножку?» Он повертел её в руках и ответил: «Проще новую отлить». Подошли еще суровые мужики. Тут же притащили формовочные ящики, отформовали ножку и тут же отлили. Но мне новую ножку не отдали, а велели приходить завтра. Сейчас всё было сделано впопыхах, а завтра качественно отольют. Дома у меня был спирт, граммов 200. На следующий день я с этим спиртом пришёл опять на литейный участок, где мне отдали отлитую ножку, лучше прежней. А когда я отдал спирт, то мне сказали, что если бы знали, что я спирт принесу, то отлили бы все четыре ножки и приглашали приходить ещё, «ежели чего».
Провизия
Кроме хозяйской деятельности на «Барракуде» мне пришлось заниматься провизионными помещениями, которые находились на моей палубе. Это были три охлаждаемые провизионки с разной температурой и одна провизионка для сухих продуктов. Задача была непростая, как может показаться. Сначала выполнялся расчёт провизии исходя из секретных сведений о количестве экипажа и автономности. Выше я уже упоминал такой основополагающий документ, как «ГНТО…». В этом совершенно секретном документе, кроме всего прочего, были суточные нормы потребления продуктов питания для одного человека. В те годы, когда в магазинах трудно было купить что-либо съестное, расчёт провизии был делом морально очень трудным и вредным для здоровья. В рацион подводников что только не входило! Все известные и мало известные продукты, начиная от лаврового листа, заканчивая говяжьими тушами. В рационе были и икра, и сухое красное вино «Каберне», и вяленая вобла, и разнообразные фрукты, и сгущенное молоко, и колбасы, и прочее, и прочее… Приходилось всё это считать, перемножая норму потребления на количество экипажа и автономность в сутках. Но это только начало. Дальше нужно было выяснить, в каких упаковках всё это поставляется, материал и размеры упаковки, температуру хранения. Считалось количество коробок, ящиков, жестебанок. А дальше было самое интересное. Нужно было начертить чертёж размещения всех этих ящиков и коробок в провизионках с учётом наличия в них соответствующего оборудования, зазоров для конвекции воздуха и, главное условие, что бы кок в любой день мог достать из провизионки любой необходимый продукт. То есть нельзя положить, например, всё сливочное масло или любой другой продукт в одно место, до которого кок может добраться только через много дней по мере «выедания» продуктов. Вот такой «тетрис». Расчёт провизии и чертёж её размещения были представляемой документацией, то есть утверждались Заказчиком. После расчёта и расположения разрабатывались рабочие чертежи оборудования провизионных помещений в соответствии с ОСТом, который я же ранее разрабатывал. А еще мне было доверено разработать программу швартовных испытаний камбузного оборудования. Дело тоже муторное. В программе расписывалось всё оборудование камбуза, указывалось, как его расконсервировать и приготовит к работе. А самое главное, составлялось меню завтрака, обеда и ужина, которые должен приготовить кок на весь экипаж. Правда, все указания по проведению швартовных испытаний были изложены в тех же «ГНТО…»
Экипаж
Где-то примерно в середине процесса строительства прибыл экипаж. Когда моряки появились на Заказе, мне в голову пришла шальная мысль, что на экскурсию пришли старшеклассники соседней школы, так они молодо выглядели. Молодые пацаны. А когда увидел их в форме, то опять был удивлён, на плечах у них были погоны капитан-лейтенантов, капитанов 3 ранга, 2 ранга. Были, конечно, и лейтенанты, и мичманы. Все они уже послужили на подводных лодках и побывали в автономках. Примечательно, что командиром корабля был Михаил Кузнецов – сын вице адмирала Ю. А. Кузнецова. Михаил тогда был красивым высоким капитаном 2 ранга. Он и его старпом, тоже кап.2 ранга, выглядели самыми солидными среди экипажа. В процессе общения с членами экипажа я был удивлён их «въедливости» при изучении своих заведований. Это и понятно, от этого, на прямую, зависела их жизнь. У меня сложилось впечатление, что выпускники высших военных училищ были грамотнее выпускников гражданских институтов. Один из моих одноклассников окончил ракетное училище и, когда приезжал на каникулы, рассказывал, как у них проходит учёба. В военном училище есть время самоподготовки, которая проходит в аудитории под присмотром офицера. И попробуй не выучи…
Ну да ладно… Продолжим про «Барракуду». Строительство её шло обычным образом и ничего, достойного описания не происходило. Был, правда, один радостный факт. У нашего Саши Пекерского, хозяина жилой палубы во 2 отсеке, возникла вполне резонная мысль о том, что неплохо бы хозяевам помещений получать дополнительную премию. Без хозяина помещения ничего в отсеке не происходит. Главным конструктором был главный инженер ЦКБ Н.И. Кваша. Пекерский, при поддержке заместителей главного конструктора, убедил его в справедливости такой премии. Была разработана длинная-длинная формула, учитывающая всё на свете, вплоть до фаз луны, по которой и вычислялась премия хозяину помещения.
"Барракуда" отправляется на Север
Где-то в году 1983, осенью, "Барракуду" погрузили в плавучий док и отправили в Северодвинск. Через некоторое время группа наших конструкторов и отправились в Северодвинск поездом. Надо отметить, что двухмесячные командировки на Север и Дальний Восток, были мероприятием довольно выгодным. Кроме оплаты проезда и гостиницы, выплачивались суточные из расчёта 3р. 50к в день, а ещё доплата за участие в испытаниях и сдаче. В Северодвинск мы приехали где-то, наверное, в сентябре. Погода была отличная, солнечная и, даже, жаркая. Док с «Барракудой» ещё не прибыл, и мы были свободны. Однажды в воскресенье мы даже поехали на пляж острова Ягры. Народу на пляже было много, но никто не купался. Когда я попытался зайти в воду, то понял, почему нет желающих освежиться. Ноги мои обожгло ледяной водой.
На горизонте появился силуэт нашего ожидаемого дока, который в этот же день ошвартовался у причала СМП (Северное машиностроительное предприятие). В Северодвинске поселились в довольно приличное заводское общежитие, состоящее из жилых блоков. Блок состоял из двух четырёхместных номеров, туалета, умывальника и душа. Путь на завод пролегал мимо кондитерского магазина, где был ещё и кафетерий с хорошим кофе. Как правило, утром выпивали там по чашечке кофе с бутербродом и вечером после работы. На заводе находилась сдаточная база завода «Красное Сормово», где происходила достройка, испытания и сдача корабля.
Обычно на работе задерживались допоздна, когда столовые уже были закрыты. Ужинать приходилось «чем Бог послал» или тем, что можно было купить в магазине. Это было время всеобщего дефицита, но в Северодвинске была организована чёткая карточная система, при которой каждый житель города и «гости» закреплялись за конкретным магазином, где можно было приобрести определённое количество мяса и колбасы. Молочные продукты и овощи продавались свободно. Нам, командированным, мясо было «без надобности», и мы его меняли непосредственно в магазине на колбасу у местного населения к взаимному удовольствию.
В советской торговле Северодвинска были необычные для нас, приезжих, порядки. Так, например, все овощи в магазине продавались строго по сортам – высший, первый, второй. А на стене висели выписки из ГОСТов с описанием сортов. И цена на овощи разных сортов была разной. Сетки, в которых продавался картофель, были обменной тарой, и их можно было сдать в магазин и вернуть деньги, как за пустые бутылки. В винном магазине, несмотря на очередь, каждую бутылку продавец протирал салфеткой, после чего отдавал её покупателю. Все продавцы были очень вежливыми, хотя и неулыбчивыми. Вот такие удивительные порядки были в торговле Северодвинска.
На сдаточной базе я, между делом, заработал пол-литровую фляжку спирта. Случилось так, что маляры в трудовом порыве покрасили все огнетушители в красный цвет. Всё бы хорошо, но они закрасили и инструкцию, написанную на каждом огнетушителе. А нужно сдавать Заказчику средства пожаротушения. К нам в группу пришёл мастер с просьбой как-нибудь помочь. Я предложил свои услуги. Сейчас бы ни за что не стал бы этого делать. Я заточил обломок ножовочного полотна, как скальпель и на специальной лавсановой кальке вырезал трафарет по образцу на сохранившемся огнетушителе. При помощи этого трафарета нанесли необходимый текст на свежеокрашенные огнетушители.
Заработанный спирт частично был «употреблён внутрь» с Витей Рябых, конструктором из Ужгорода. Пошли мы с ним прогуляться по улицам Северодвинска. Погода пасмурная, но без дождя. Гуляли, гуляли и я предложил выпить немного призового спирта, уже разведённого водой, для «согреву организма». Предложение моё было принято с энтузиазмом. Стали искать место для «пикника». Зашли через калитку в небольшой дворик. Я стоял спиной к дому, а Витя стоял лицом ко мне. Он на правах «угощаемого» выпил из фляжки первым и передал её мне. Я начал пить и заметил, как глаза у Вити увеличились до размеров 5-копеечной монеты, а выражение лица стало крайне озабоченным. Оглянувшись назад, я увидел, что из окна дома за нами наблюдает милиционер. Оказывается, мы зашли во двор отделения милиции. Милиционер оказался мужиком нормальным и порекомендавал нам прежде смотреть, куда мы заходим для употребления спиртных напитков.
Запомнилось одно личное ощущение. Как-то вечером, когда было уже темно, я вышел на надстройку впереди ограждения рубки и закурил, хотя курить там не разрешалось. Вокруг множество заводских и судовых огней. Вот стою я на корпусе многоцелевой атомной подводной лодки посередине режимного предприятия и думаю, что не так уж много в нашей стране людей, которые вот так запросто могут курить, стоя на палубе титанового подводного атомохода новейшей конструкции! И такая гордость охватила мою душу…
А досуг был всё тот-же: кино, вино, карты, чай.
"Нечаянный" заработок
За день-два до окончания моей командировки конструкторам мужского пола предложили помочь в погрузке, размещении и креплении ЗИПа. ЗИП – это запасные части, инструменты и принадлежности. Это не один грузовик всяческих ящиков разного размера и веса. Работать пришлось ночью, когда на корабле было меньше всего народа. Ящики подавались краном внутрь лодки через торпедопогрузочный люк, а дальше в рукопашную растаскивались по отсекам. Сложность была в том, что приходилось ящики с ЗИПом носить по тесным проходам лодки, да ещё затаскивать в самые «укромные» места и крепить их там, и потом самому умудриться вылезти оттуда. Так в поте лица и других частей тела проработали часов до трёх-четырёх ночи и улеглись спать в каютах. На следующий день я улетел домой. А через некоторое время мне привезли вознаграждение в сумме 140 рублей. Это за 3-4 часа работы!
Полярный
Весной следующего 1984 года лодка перешла своим ходом на судоремонтный завод «Нерпа», что рядом с Полярным, для испытаний и сдачи Заказчику. В первых числах мая большая группа наших конструкторов и работников завода «Красное Сормово» одним самолётом отправились в Мурманск. На дворе стояла необычно жаркая погода, градусов под тридцать. Но с собой все имели куртки и другие тёплые вещи, знали, что летим на Север. Самолёт летел с посадкой в Ленинграде, где рейс разделялся на два самолёта. «Красные сормовичи» в пути так «гудели», что самолёт должен был качаться и сбиваться с курса. Ну, ничего… До Ленинграда добрались. А от Ленинграда до Мурманска летели тихо, устали и угомонились. Вот приземляемся в Мурманске, а за иллюминаторами темнота и настоящая зима. Стюардесса объявляет, что на улице -25 градусов. Хорошо, что ручная кладь, где находились относительно тёплые вещи, была с собой. Но кроме нас, пассажиров из Горького, летели мурманчане, возвращающиеся из каких-то тёплых краёв. Вот они, почему-то тёплых вещей не имели, и в лёгкой летней одежде бежали бегом до здания аэропорта, где их встречали родственники с зимней одеждой. У меня были куртка и джемпер, но они не были рассчитаны на такой холод. До Полярного добирались автобусом, в котором, к счастью, было тепло. От Мурманска до Полярного по дороге приблизительно километров шестьдесят. Так что, ехали часа два.
Часть людей, и я в том числе, поселили в офицерской гостинице в Полярном, а большая часть поехала дальше во Вьюжный, который сейчас называется Снежногорск, от которого до завода «Нерпа» около трёх километров. От Полярного до завода около 10 км. Полярный представлял собой довольно убогое зрелище. Жилые дома обшарпанные, кругом расположены всяческие войсковые части. Рядом с нашей гостиницей стояла зенитная пушка. Около воинских частей свалки мусора. На берегу Екатерининской гавани полуразрушенное здание бывшего штаба Северного флота. Сейчас там военно-морская база. Были в Полярном и новые девятиэтажные дома, строился новый микрорайон. Из развлечений кинотеатр и продовольственный магазин, который играл большую роль в нашем быту. Гостиница была небольшая, двухэтажная, аккуратная и, практически, безлюдная. На первом этаже находился буфет, в котором мы только завтракали. К нашему возвращению с работы он был уже закрыт. Вот тут на главную роль выходил продовольственный магазин, где на ужин в условиях офицерской гостиницы можно было купить только копчёную скумбрию, хлеб и бутылку водки. Скумбрия, правда, была изумительно вкусная. На работу и с работы ездили автобусом, который отправлялся строго по расписанию. Очень быстро наступил полярный день, который зачастую менял наш график отдыха. По пути от автобусной остановки до гостиницы как раз находился тот самый продовольственный магазин, в котором мы с приятелем закупали продукты к ужину. Потом располагались за столом в своём номере и мирно беседовали под скумбрию. Из окна был виден освещенный солнцем жилой дом, у подъездов которого сидели женщины и играли дети. Вот так сидим, беседуем и в окошко поглядываем. И вдруг выясняется, что уже два часа ночи! И скоро вставать на работу! А женщины всё сидят, и дети во дворе всё гуляют.
Так прошли два месяца в решении технических вопросов, устранении замечаний по результатам испытаний, корректировке чертежей. Мне даже пришлось заниматься размещением балласта. Представителя этого отдела не было, и мне поручили решение этого вопроса. Пришлось с балластинами в руках лазить под надстройкой, и находить место для их размещения и крепления на определённом расстоянии от ДП и по длине корабля, при этом выполняя замеры и рисуя эскизы. А вес балластин составлял 15 и 30 кг. Потом всё это нужно было внести в соответствующий чертёж.
Из Полярного уезжали с моим соседом по гостинице тёплым солнечным днём. Автобусом доехали до причала, и катером поехали в Североморск, это километров 15 по Кольскому заливу. Из Североморска автобусом добрались до Мурманска. Погода, как я отметил ранее, была солнечной и тёплой. Женщины ходили в лёгких летних платьях, мужчины в рубашках с коротким рукавом. Типа Ялта… Вдруг, откуда не возьмись, налетел ледяной ветер, поднявший пыль, небо закрыли облака, и стало, как у нас в ноябре. Народ в летней одежде передвигался бегом, кто в автобусы, кто в магазины, кто куда… Но у нас с собой было… То есть были куртки, в которых в мае приехали в Полярный. Сейчас они тоже пригодились. А каким образом добирались до г. Горького, уже не помню. Даже не помню самолётом или поездом. Но это и не важно, главное, что возвращались домой. В качестве гостинца вёз большой полиэтиленовый пакет вяленых морских окуней. В Мурманске зашли с приятелем в фирменный магазин, что-то вроде «Океана», где в большом количестве лежали разнообразные рыбные деликатесы, о которых порой я и не слыхивал. И, главное, народу в магазине почти не было. Вот уж мы обрадовались! Как пел Высоцкий «…и вот я набрёл на товары». Хотелось взять всего и побольше. Но… не тут-то было! Оказалось, что эти товары продавались только морякам загранплавания, а нам, простым людям, можно было купить только вяленного морского окуня. Но и ему мы были очень рады.
Барракуду успешно сдали осенью 1984 года. А по результатам испытания и сдачи пр.945, все, кто в этом процессе участвовал, оказались «под следствием» и я в том числе. Дело в том, что приказом министра судпрома всем, кто участвует в испытаниях и сдаче подводной лодки, полагалась достаточно хорошая премия, а еще выплачивались «подводные» за время нахождения лодки в подводном положении всем, кто находился в это время на корабле. Кому-то то ли премия показалась недостаточно большой, то ли еще, по каким -то причинам, но этот «кто-то» «накатил телегу» в ОБХСС, о нецелевом использовании государственных средств. И все «лауреаты премии» вынуждены были общаться со следователем и объяснять, что государственные средства не хитил. Милиционеру практически невозможно объяснить, что такое испытания корабля, тем более швартовные испытания. Он в своё время насмотрелся кинофильмов о героических лётчиках-испытателях, которые то и дело катапультируются, и решил, что примерно так должно быть и при испытаниях кораблей. А министр был нормальным кораблестроителем и понимал, что к чему. На швартовных испытаниях проверяют работу всех механизмов и устройств, даже торпедами стреляют из аппаратов. Проверяется удобство обслуживания всех приборов, механизмов и устройств. Если, вдруг, подводник зацепился какой-нибудь частью одежды за что-то, то в спешном порядке принимались меры. На ходовых и глубоководных испытаниях проверялось всё то же самое, но уже на ходу и под водой. А премия выплачивалась не только за присутствие на борту, но и за то, что вся группа конструкторов непосредственно участвовала в швартовных испытаниях и находилась на своих рабочих местах до самого позднего вечера, в ускоренном прядке решая все вопросы, возникающие при ходовых испытаниях. Эти вопросы и замечания доставлялись на берег обеспечивающим судном или по радио. Зачастую уходили с работы, когда столовые уже были закрыты, но иногда, всё-таки, организовывали кормление в соседней столовой, то ли ранний завтрак, то ли поздний ужин. А учетом рабочего времени занималась секретарь главного конструктора. Она вела специальный журнал, в котором отмечались рабочие часы. Так вот беседовал я со следователем, а он всё записывал. Когда наговорились всласть, он подал мне бумагу, в которой я должен был написать «С моих слов записано верно» и расписаться. Вообще то я человек доверчивый, но здесь, почему-то, стал внимательно читать записанный «с моих слов» текст. И что я там вижу? Оказывается, я вступил в сговор с секретарём, и она проставляла мне рабочее время участия в испытаниях. «Ну и козёл!» - пронеслось у меня в голове, но вслух я сказал, что всё было не так и собственноручно изложил свою версию. На этом мы со следователем и расстались. Уж не помню, чем тогда дело закончилось, но, кажется, что какие-то деньги возвращались в кассу. Не помню…
О своих бытовых условиях
Теперь опять немного о быте. Как я уже рассказывал раньше, жили мы впятером в двухкомнатной панельной «хрущёвке» на первом этаже в Автозаводском районе. Надо сказать, что отношения моих родителей с моей женой и её родителями не сложились. А когда в 1976 году умер отец, то отношения с матерью стали ещё хуже. Хотя внук Миша был полностью на её попечении, даже, когда устроили его в детский сад. Зачастую она не водила его туда, и он оставался с ней дома. Мы с женой мечтали о собственной отдельной квартире. Когда вместе шли по улице, смотрели на светящиеся окна и предавались несбыточным мечтам. Тогда существовали нормы жилой площади, приходящейся на одного человека. По этим нормам нам вообще никогда невозможно было получить отдельное жильё. Но жене с большим трудом удалось вступить в жилищный кооператив и, кроме того устроить меня по знакомству по длинной цепочке в «шабашную» строительную бригаду. Мне пришлось уволиться из ЦКБ с обещанием вернуться осенью. И весной 1981 года я отправился «шабашить» в «солнечную Мордовию» в село Большие Березняки, что примерно в пятидесяти километрах от Саранска на восток. К сожалению, этот опыт оказался неудачным, и в конце июля мне пришлось уехать в Горький, почти ничего там не заработав. В конце октября 1981 года я вновь был принят в ЦКБ «Лазурит», на ту же должность, на то же рабочее место, к тем же чертежам. В это время началась разработка новых техпроектов, в которых я непосредственно участвовал, как конструктор помещения.
В 1983 году мы въехали в новую квартиру.
И вновь о работе
После сдачи «Барракуды» съездил ещё раз в Большой Камень. Там переоборудовалась для Индии ПЛ проекта 670 «Скат». Моей работы там было немного, и по просьбе Главного конструктора приходилось выполнять некоторые работы за отсутствующих специалистов других отделов. Особенно запало в душу, когда пришлось заниматься ЗИПом (Запчасти, Инструмент, Принадлежности). Это толстенные ведомости, какие-то перечни, спецификации. Всё это нужно согласовать между собой, проверить наличие на складе, уточнить размеру упаковочных ящиков и сравнить описи с ведомостью. Это я очень приблизительно излагаю. На самом деле пересказать это невозможно.
Вскоре начались работы по её модернизации «Барракуды». Это уже был проект 945А «Кондор». Ну это больше касалось оружия и энергетики. Кроме того, началась разработка технического проекта большой торпедно-ракетной атомной подводной лодки четвертого поколения пр. 957 «Кедр». Тогда хозяев помещения условно выделили в отдельное подразделение и разместили всех в одном помещении, что было очень удобно. Почему условно? Потому, что каждый продолжал числиться в своём отделе. И вот на этом заканчивается моя деятельность кораблестроителя. К этому времени наш начальник сектора А.Г. Стариков ушел на заслуженный отдых, а место его занял Валера Ельников. К тому же времени сильно поменялся личный состав сектора. Многие ушли, а взамен пришли молодые специалисты. Наш 8 отдел перестал существовать и вошёл в состав 2 отдела, корпусного, даже переехали в другой зал. Жизнь шла своим чередом. Дело подходило к очередному повышению оклада. И тут, как на зло, нужно было послать человека на какие-то сельхозработы. Я отказался. Новый начальник сектора стал меня шантажировать, связывая повышение моего оклада с согласием на работу «не по специальности». Мне это сильно не понравилось. Тогда Валера поехал туда сам, повысив себе оклад.
А дальше обо всех остальных работах, которыми я занимался
В это время грянула «перестройка и ускорение», а на голову свалилась «конверсия», и наше ЦКБ обязали завести у себя отдел товаров народного потребления, куда меня с удовольствием и взяли с повышением оклада. Отдел организовали и стали «чесать репу», что бы такое произвести? Что только не придумывали! Начальник ЦКБ вспомнил, что в его детстве у них в семье была раскладная ширма, которую сейчас днём с огнём не сыщешь. Решили начать с ширмы. Разработали чертежи, наш дизайнер разработал красивый узор золотистого цвета в верхней части ширмы и т.п. Пошли согласовывать с заводскими технологами. Сразу же удар по голове: «Ни каких золотистых узоров! Только черный пластик." На этом совещание закончилось. В конце концов в отдел привезли японскую автоматическую стиральную машину и велено было на её основе разработать собственную. Приспособив её к нашему производству. У нас даже был организован опытный участок, где изготавливались и испытывались отдельные части и узлы новой машины. Чертежи были разработаны, нарисован красивый наглядный чертёж в цвете, и наш главный конструктор отправился в Москву к какому-то заму в министерство торговли. Этот «зам» мельком глянул на цветной чертёж и безаппеляционно заявил, что такая машина нашим людям не нужна.
К этому времени «ускорение» ускорялось, и было принято решение передать судостроительной промышленности разработку и производство мельничного, мукомольного и комбикормового оборудования. ЦКБ «Лазурит» стало головным предприятием по этому оборудованию. В результате к нам перешёл НИИпродмаш, что на проспекте Ленина, который и занимался мельничным и комбикормовым оборудованием. Посадили туда начальником нашего человека и начали ускоряться и перестраиваться. И вот в эти времена в моём профессиональном лексиконе появилось загадочное слово «крупорушка». Никогда ранее не знал о существовании таковой. Крупорушка, это такой агрегат, который из зерна делает крупу, из которой, в свою очередь, можно сварить кашу. То есть зерно очищается от разных примесей, разделяется по размерам, отделяется от шелухи. Подобные мобильные агрегаты, оказывается, были «на вооружении» Советской Армии. Руководством (каким-то) было принято решение наладить производство стационарных крупорушек для колхозов, что бы они могли производить готовую крупу и продавать её. В качестве прототипа была принята военная крупорушка. Пришлось разбираться в процессах очистки, калибровки, сортировки. Разбираться, что такое нория и постав, изучать их конструкцию и тому подобное. К нам, даже, приходили письма от колхозов с просьбой продать крупорушку. Чертежи, в конце концов, были выпущены. Чем там дело закончилось, я не знаю. К этому времени наше предприятие стало головным по смесителям для комбикормовой промышленности. Снова пришлось разбираться в процессах смешивания, изучать существующие смесители. Для ознакомления с современным оборудованием осенью, приблизительно 1990 года, была направлена небольшая группа конструкторов в Ставропольский край, где в Изобильненском районе, в посёлке с загадочным названием Рыздвяный строился комбикормовый завод под руководством Австрийской компании Бюлер.
Эта первая командировка в Ставрополь была ознакомительной и шокирующей. Первую ночь мы провели в очень приличной гостинице, вторую – в каком-то спортивном лагере, а потом разместились, где-то на окраине Ставрополя, в обычном, рабочем общежитии, в котором, в отличии от киношных, из сервиса было только сдача и получение ключей, а из удобств – только стены и крыша. Но после ночи в спортивном лагере и эта общага показалась довольно приличным жильём. В первый же день после заселения наша небольшая группа, человек из пяти, вышла прогуляться по окрестностям. Через сотню метров от начала пути заметили уличную торговую точку, торгующую копчёной колбасой из баранины. Тут же организовали очередь и, к изумлению продавщицы, купили по одной, а кто и две, «палки» колбасы, длиной около полуметра и диаметром около пяти сантиметров. Радостные вернулись в общежитие и развесили нашу добычу на карнизе перед окном, где она и провисела до конца командировки, дней пять. Забегая вперёд, скажу, что колбаса была вкусная, но отличалась необыкновенной твёрдостью, её с большим трудом можно было резать только пилой или очень острым ножом. Мы её дома ели довольно долго, хорошо, что она ещё и не портилась.
После развешивания колбасы мы снова вышли на прогулку. В те времена было принято в других городах в первую очередь посещать магазины, особенно продовольственные, в надежде привезти домой что-нибудь съедобное. Вот и в этот раз зашли в первый попавшийся продовольственный магазин и … обомлели. Было ощущение необыкновенного сна. В витринах магазина лежали, упакованные в пластмассовые контейнеры, куриные бёдрышки, крылышки, грудинка. В таких же упаковках лежали гуляши, бифштексы, ромштексы и другое мясо. Лежали разные колбасы, сосиски, сардельки и несколько видов шпика. Тут же продавалось разливное сгущенное молоко. Покупателей, не говоря уж об очереди, почти не было. На наших глазах одна покупательница покупала три(!) сосиски. Вот это и был шок! Хотелось тут же набрать всего и побольше, но сдержали себя и приобрели только по трёхлитровой банке сгущенки. Продавщица при этом была шокирована не меньше нас. Когда улетали домой, в аэропорту при просвечивании багажа персонал удивленно спрашивал, что это мы все везём такое одинаковое, имея в виду силуэты трёхлитровых банок. В дальнейшем выяснилось, что мы посетили довольно «захудалый» магазин на окраине. Тогдашние ставропольские продовольственные магазины по ассортименту напоминали наши магазины 21 века, только все продукты были отечественные, за исключением бананов, ананасов и других экзотических фруктов.
Это я рассказал про шок. Теперь про ознакомление с комбикормовым заводом. Мимо нашего общежития утром и вечером проезжал автобус, который возил австрийских специалистов из гостиницы до строящегося завода. Была договоренность, что нас тоже будут возить на этом же автобусе. Мы были представлены, как работники завода, которые прибыли для изучения оборудования. Австрийцев было тоже человек пять, и с ними был наш переводчик. Австрияки были весёлыми и вели себя раскованно и непринуждённо. Они постоянно подшучивали над переводчиком, а шутки их были тупыми и на уровне 15-летних подростков. Переводчик смеялся вместе с ними и улыбался. А однажды я заметил выражение его лица, когда его подопечные не видели. Я понял, что при наличии у него автомата, прожить им удалось бы не более одной минуты. На заводе нам были представлены схемы расположения оборудования, технологические процессы. Мы походили по заводу, посмотрели на это оборудование «живьём». Надо отметить, что вся техника была довольно сложной. Как потом выяснилось, мельничное и комбикормовое оборудование вообще очень сложное и хитрое. Нас же в большей степени интересовали смесители. Конструкции очень интересные. Даже был смеситель вообще без движущихся частей. Смешивание сыпучих компонентов происходило за счёт геометрической формы и конструктивных элементов смесителя. Я с трудом понял, как он смешивает. После возвращения из Ставрополя я с моим начальником, Сашей Золотовым, отправился в Ригу в НИИ, который занимался вопросами смешивания. Институт располагался в старинном особняке. Там же был номер для размещения приезжих. Три ночи мы там ночевали, а днём изучали документацию, которую нам приносили непосредственно в номер. Изучали лёжа на кроватях, время от времени погружаясь в здоровый сон.
Весной следующего года в Ставрополь была направлена уже более солидная команда, состоящая человек из десяти разных специалистов. К этому времени был приобретён автобус Икарус, на котором в Ставрополь ехали несколько человек из нашей группы. В этот раз мы жили в приличной гостинице районного центра Изобильное, откуда ездили в Рыздвяный на собственном автобусе с комфортом. Теперь мы занимались сугубо практической работой, эскизировали несколько разных смесителей, для того, чтобы наладить их выпуск на отечественных предприятиях. Между делом выяснилось, что в советском Союзе лежали не распакованными несколько десятков комбикормовых заводов, закупленных за границей.
Лично я занимался разработкой чертежей 30-ти тонного смесителя. Работа была интересная. Австрийские смесители мы заэскизировали и поняли принцип их работы, но нужно было разработать чертежи применительно к нашей промышленности с использованием отечественных комплектующих и материалов.
Зарплата в это время у меня была 210 рублей плюс квартальная премия в размере порядка 15-20%, что моей супруге казалось недостаточно. Она проявила инициативу и нашла мне работу в ЦКБ «Горизонт» на территории завода «Электромаш». Далее я занимался разработкой носимых радиостанций, радиотерминала в виде ноутбука для милиции, металлических шкафов, пулестойких переборок и передаточных лотков для банка. В конце мая 1997 года поступил на работу начальником конструкторского отдела в строительную фирму ООО «Профиль-НН», которую создал и возглавлял выпускник механического факультета ГИИВТа. Работа была интересной и хорошо оплачиваемая. Был широко известным конструктором в узких архитектурно-строительных кругах. Участвовал в строительстве многих объектов в городе, в области и других городах. Занимался переоборудованием пассажирских теплоходов. Один из них «Сергей Абрамов», известный по фильму «День выборов». Постепенно дела у фирмы стали идти хуже и хуже. И широко известная в строительных кругах фирма «Профиль-НН» прекратила своё существование. Я к этому времени уже был пенсионером.
Зрелые годы
© Copyright: Владимир Котельников 2, 2025
Свидетельство о публикации №225022600776
Свидетельство о публикации №225022600776
Рецензии