Заповедный лес отдельные сказки Оживший Бог

ОЖИВШИЙ БОГ

Посвящается И.П., другу
и добросовестному критику.
 
 Педант – человек, в слепом
 следовании малозначительным
 деталям упускающий главное.
 

 Сэр Артур был совершеннейший педант. Каждый вечер ровно в одиннадцать, развесив в абсолютно соблюдаемом порядке одежду, он укладывался спать, чтобы, проснувшись точно в восемь, выпить за десять минут поданный слугой утренний кофе, принять в течение получаса ванну, побриться за пятнадцать минут с помощью личного парикмахера, одеться и, выкурив традиционную одиннадцатиминутную сигару, медленным шагом отправиться на службу в Казначейство, порог которого сэр Артур переступал ровно в десять ноль-ноль, ни на йоту не отклоняясь от положенного графика.
 Придвинув кресло к столу зеленого сукна, наш герой открывал записную книжку в золоченом переплете и начинал рабочий день, размеченный накануне от сих до сих. В тех случаях, когда заведенный распорядок не нарушался, и завершенные дела одно за другим вычеркивались жирной линией со страницы, сэр Артур буквально лучился радостным возбуждением, был сама любезность для просителей и сослуживцев; но стоило малейшему пустяку нарушить предопределенный ход событий, лицо педанта хмурилось, в углу рта залегала скорбная складка, а голос принимал металлически-гневный оттенок.
 Такие странные черты характера сэра Артура поражали окружающих и никак не соответствовали его двадцатисемилетнему возрасту, привлекательной внешности и стройной фигуре. Эти строгие черты лица напрашивались на восхищение; эти белокурые вьющиеся волосы, голубые глаза, мягкие губы могли вызывать лишь трепетный восторг и влюбленное обожание; этот открытый взгляд и изящные руки были предуготованы для честной дружбы, ласки и нежности. Но, увы! У обладателя перечисленных достоинств никогда не было друзей, а тем более возлюбленных. Зато его очень ценило начальство, и карьера сэра Артура представляла собой головокружительный взлет к вершинам государственной власти.
 По какой-то каверзной иронии судьбы на широкой поверхности стола человека, совершенно недоступного взбалмошному влиянию чувств, одиноким утесом возвышалась старинная медная чернильница, на отвинчивающейся крышке которой натягивал в страстном порыве свой меткий лук шаловливый Эрот.
 Надо сказать, что застывший бог влюбленных откровенно скучал, простаивая дни и ночи напролет на голом суконном поле. Сэр Артур так строго следил за порядком на рабочем месте, что ничего лишнего никогда не возникало в обозримом пространстве, а перед уходом в шесть тридцать он вообще оставлял стол в девственной чистоте. Поэтому жизнелюбивому мальчугану даже словом перемолвиться было не с кем (старый ворчливый похожий характером на сэра Артура стол, естественно, в расчет приниматься не мог, ибо годился лишь на то, чтобы беспрестанно вспоминать, сколько "великих" служителей чиновничьего мира трудилось за ним десятилетия напролет). Временами, особенно по утрам и к вечеру, когда сухие холодные пальцы педанта касались медной кожи, чтобы снять или водрузить Эрота на место, последний злился, вздрагивал от негодования крылышками и несколько раз безуспешно пытался уколоть сэра Артура своей стрелой. И, наверное, малыш раскис бы окончательно, если бы не Линни.
 Так звали девушку, в обязанности которой входило проветривать кабинет деятеля от финансов, вытирать пыль, убирать корзину с бумажным мусором, чистить ковры и еще... безнадежно любить прекрасного сэра Артура. Линни влюбилась с первого дня, когда вошедший господин строго отчитал ее за то, что не успела справиться с работой до его прихода. Не исключено, что вина за возникшее чувство лежала на совести Эрота, потому что, когда за спиной раздался гневный голос, девушка протирала гладкую кожу бога и от неожиданности до крови поцарапалась об острие стрелы. Но с той поры бедняжка буквально сгорала от любви.
 А сэр Артур?! Холодный и неприступный он смотрел на Линни, а скорее сквозь нее, лишь несколько раз за день: утром и вечером, когда говорил "доброе утро" и "до свидания", днем, когда посылал девушку в кафе напротив за бутербродами и кофе для ланча и еще, когда по заведенной привычке размяться вставал и, глядя в окно на перебегавшую улицу служанку, думал с негодованием:
 – Ну, как же она беспечна! Того и гляди попадет под колеса!
 Вот и все внимание, что доставалось Линни от предмета ее мечтаний, хотя как раз посмотреть-то и было на что. К числу красавиц девушка не относилась, но фигурку имела стройную, лицо миленькое с хорошеньким слегка вздернутым носом, темными вишнями веселых глаз, очаровательными розовыми губками, а из-под аккуратно повязанной косынки задорно выбивались упрямые каштановые пряди. В общем, отбоя от мелких клерков Казначейства иной день просто не было, но для сэра Артура Линни оставалась одушевленной вещью.
 И столько горьких слез любви проливалось на тело Эрота, что однажды это оживило медную статуэтку и так рассердило каверзного бога, что тот решил проучить педанта. В один из майских дней, когда сэр Артур в очередной раз, поглядывая в окно, обдумывал неосмотрительное поведение Линни, Эрот всадил свою медную стрелу в идеально подстриженный затылок и опустил спущенный лук.
 – Ой! – вскрикнул, проводя по волосам, молодой человек. Наконечник упал на пол, а сэр Артур подошел к столу и вдруг... О, боже! Фривольно сел на подлокотник кресла.
 Вернувшаяся Линни застала его в состоянии глубокой задумчивости. Сначала девушка испугалась, решив, что с ее возлюбленным что-то случилось. Ощущение это усилилось, когда сэр Артур под вечер, уходя со службы, взял ее за подбородок.
 – Вы очаровательная девушка, Линни! – прошептал он и выбежал за дверь, оставив на столе стопки бумаг, ручку и... свою записную книжку!!!
 Но позже, когда, подметая пол, девушка обнаружила медную стрелку, а затем наконец-то приметила изменившего позу Эрота, Линни догадалась о причинах столь разительных перемен.
 Наступившее утро было полно неожиданностей.
 Первым оторопел старый слуга, принеся к восьми традиционный кофе и застав сэра Артура принявшим ванну, полностью одетым и гладко выбритым. Весело улыбнувшись, последний хлопнул старика по плечу:
 – Паркер, а не знаете ли Вы, черт возьми, где сейчас можно было бы купить цветы?
 Но поскольку изумленный слуга только и смог, что произнести несколько нечленораздельных звуков, юноша пожал плечами и вышел на улицу. Цветы, букетик анютиных глазок, он купил по дороге к Казначейству, порог которого переступил задолго до девяти, чем изрядно поразил застывшего с открытым ртом швейцара. Насвистывая незамысловатый мотивчик, сэр Артур проследовал в кабинет, закурил сигару и развалился в кресле, сопровождая ожидание Линни нетерпеливым постукиванием пальцев.
 Сногсшибательная весть о необычном поведении гордости финансового мира моментально облетела всех. То один, то другой клерк робко заглядывал в двери, и вместо того, чтобы воспылать гневом, сэр Артур очень мило улыбался каждому, бросая между прочим:
 – А ведь сегодня очаровательный денек, не правда ли, Ридден!
 Или:
 – Вы чувствуете, как пахнет весной, Скремблер?!
 Или:
 – На Вас сегодня поразительно красивый галстук, Мортимер!
 Через полчаса общий вердикт был вынесен: сэр Артур явно заболел. Найдя разумное объяснение происходящему, Казначейство успокоилось.
 Без двадцати десять в кабинет скользнула Линни, чтобы как обычно убрать его до появления хозяина. Она заходила с черного хода и потому не знала об утреннем поведении сэра Артура, но, помятуя о вечерних событиях, девушка одела немного кокетливое коричневое платье с бежевой вставкой и не повязала косынкой свои роскошные волосы.
 Итог превзошел все ожидания. Влюбленный юноша опустился на одно колено, протянул ей букетик анютиных глазок и прошептал:
 – О, как Вы прекрасны, Линни!
 Потом они проболтали до самого ланча. Сэр Артур даже порывался сам сбегать за бутербродами, и Линни едва удалось отговорить его от такого безрассудства.
 Как обычно наш герой встал у окна, распахнув его на сей раз настежь, оперся ногой на низкий подоконник и стал ждать появления девушки. Ее фигурка порхнула по ступенькам и устремилась через дорогу.
 – Линни! Будьте осторожнее! – закричал сэр Артур.
 – Что?! – повернулось на бегу сияющее личико, и в тот же миг из-за угла огромным чудовищем выкатился омнибус. Тело девушки подбросило в воздух, словно тряпичную куклу, отшвырнув прямо под окна Казначейства. Сэр Артур шагнул вперед, протягивая руки, и камнем рухнул на мостовую с высоты третьего этажа. Их смерть была мгновенной. Их тела лежали, соприкасаясь головами. Их души, взявшись за руки, невидимо для всех порхнули ввысь, в поднебесные сады вечной любви.

* * *

 Тем же вечером безутешный Эрот рыдал на коленях божественной Афродиты, а ласковая мать, ероша золотистые кудри, терпеливо выговаривала:
 – Милый шалунишка! Ты как всегда поторопился и совершил две ошибки. Во-первых, мой меткий стрелок, поражать надо только те мишени, которые и без того тянутся друг к другу, тогда ты наверняка будешь защищен от неудач, хотя и при этом вряд ли сможешь стяжать людскую любовь и благодарность (они слишком быстро забывают о своих первоначальных желаниях); а, во-вторых, дружок, никогда не забывай одну простую истину – каждый человек имеет в этой жизни свою скорлупу, кто побольше, кто поменьше, кто поизящней, кто погрубее, но каждый; и не нужно разбивать ее, потому что, будучи лишен привычной оболочки, он непременно погибнет, столкнувшись с многообразием мира. Да, спасти обнаженную душу от смерти настоящая любовь может, но кто из них способен на такое чувство?!