Баллада о ревности

               

                Краски ярки, кисти тонки,
                а художник с бородой.
                Он малюет на картонке
                вид околицы родной.
                Ржали кони в эскадроне
                и красна была весна,
                Она стояла на балконе
                пышногруда и стройна.
                Отстегнув от лямок «броник»,
                и наивна, и вольна.
                Там, внизу, её поклонник
                ноги вставил в стремена.
                И она рукою тонкой
                крестит в спину седока,
                Провожая песней звонкой,
                под застрехой чердака.
                Было всё и всем понятно,
                Эка невидаль — любовь!?
                С ней тревожно, но приятно...
                А впереди — война и кровь.
                Цвет зловещий перспективы,
                красок ярких колдовство,
                Кони быстрые игривы...
                Не подмалёвок — естество!

                Усладу вы нашли
                в певучести валторны и фагота?
                А дух воинственный
                вселил походный барабан?
                А цокот от копыт,
                летит за ротой рота,
                Вас в ужас не поверг,
                его нахрапистый канкан?
                Лицо войны —
                кроваво и жестоко,
                Под звуки лир
                кривит беззубый рот...
                А где-то там, любовь
                всплакнула одиноко,
                и вера осеклась,
                смахнув с надеждой пот.
               
                Краски ярки, кисть послушна,
                а художник бос и толст,
                У мольберта, добродушно,
                пишет маслом белый холст.
                Косы русы, бровь в разлёте,
                глаз красивых васильки,
                нежность плеч... С ума сойдёте
                от касания руки!
                Полутона, фактура, тени...
                Не околица — а рай!
                Пишет, пишет юный гений
                вдохновенно, словно май.
                Лик — достойный пьедестала,
                взгляд влюблённый не угас...
                Дописал. И ясно стало,
                сам влюблён, как в первый раз!
                Ошалел, стал вязок воздух,
                день и ночь — в глазах весна!
                Будто тысячи повозок,
                возят думы вместо сна.
                Ночь бездонная раздета,
                ни луны, ни звезд... Темно.
                Со свечою у портрета
                сам теперь живёт давно.
                В муках Ветхого Завета
                он шагнул на этот крест...
                Распят он, и ждёт ответа,
                как заблудший — благовест.

                Краски ссохлись, кисть забыта,
                Вихрь фантазий, грёзы в снах,
                свет не мил и звук сюиты
                слух порочит в чудесах.
                Его преследуют виденья - 
                образ писанный ожил...
                Рядом он, и в наваждении,
                соблазном голову вскружил.
                Но так не стойки, и невнятны,
                её порывов виражи...
                Сомнений рой гудит набатом,
                в вулкане чувств душа дрожит.
                Глаза закроет — осязание
                одарит теплотою рук,
                её горячее дыханье,
                её истома, сердца стук...
                Глаза откроет — близость драмы,
                как на подмостках, в двух шагах,
                И взор, огнём влюблённой дамы,
                оплавит в миг смятений страх.

                Он отдал всё за эти чувства,
                Он крепок стал от этих сил,
                Сам Бог вручил ему искусства,
                Сам Бог его и вдохновил.

                В часы печалей и раздумий,
                Когда не держат тормоза,
                Он усмирял любви Везувий...
                И взглядом взгляд терзал глаза.


Вот так, вот так, огонь Господень
возносит души — кто творит,
И сеет свет, средь преисподней,
и плавит холода гранит.
Повергнув избранных на муки,
взвалил на плечи крест любви,
распял натруженные руки
и для гвоздей, и для молитв.
 
А что художник наш?
Безумен.
В грехе людском — Владеть! Владеть!
Он вдруг умолк и стал бесшумен,
с тоскою вечной — не иметь. 
Там далеко, за перспективой,
Дымы светлели... кончен бой.
И всадник тот, от бойни сивый,
вот-вот воротится домой.

И вдруг погасли разом свечи,
заполнив бесами зрачки...
В обратный путь с победной сечи
Сбирались славны казачки. 

Влюблённые глаза по сторонам не смотрят,
Им ход сомнений — не родня...
И знал об этом юный гений,
картину рук своих кляня. 
Он знал — сюжеты в жизни вечны,
их не исправит даже Бог,
Кто тень творит — они беспечны,
глупы пред тем — кто свет зажег.
Он знал судьбы глумливой стрелы,
делил их четко — на двоих...
И если есть в любви пределы
На одного! На одного...
И нет проблем мирских.

И растворившись в помыслах Иуды,
Осознавая — месть близка...
Он в засаде в вереске, у пруда,
нарисовал коварного стрелка.