Ватанабэ Он - Красота воздушного шара

1

В Уэно на выставке был запущен воздушный шар. Воздушный шар парил в ярко-голубом, сияющем летнем небе, словно сцена из старинной медной гравюры.
Этот воздушный шар изначально предназначался не для рекламы магазинов, а для того, чтобы катать посетителей выставки за 1 иену в час.
Когда я был очень маленьким, отец брал меня посмотреть какую-то выставку. Тогда на территории был большой парк развлечений, и наряду с новыми аттракционами, такими как колесо обозрения и водные горки, воздушный шар, полный пассажиров, парил над вершинами деревьев в Уэно. Отец, будучи стариком, говорил: "Воздушные шары - это слишком опасно", и сколько бы я ни упрашивал, не разрешал мне прокатиться. С тех пор "воздушный шар" стал одним из моих самых больших желаний. Возможность так легко и просто, словно облако, зависнуть в пустом пространстве была первой знаменательной загадкой, с которой я столкнулся на заре своей жизни.
Прошло двадцать лет, и воздушный шар, как аттракцион, появился снова.
В радостном предвкушении исполнения давней мечты я обязательно проходил через ворота выставки в погожие дни.
Но воздушный шар совсем не пользовался популярностью.
Кажется, он, вместе с моим детским сердцем, остался далеко позади своего времени. Не прошло и месяца, как бывали дни, когда он привлекал всего несколько посетителей.
Я был этому рад и, словно сам был хозяином этого воздушного шара, мог в непринужденной обстановке наслаждаться часом в небе.
Вид цивилизованного города с высоты пятисот метров над землей - это самая замечательная панорама. Я любил этот невинный вид, медленно извивающийся внизу, лишенный всякой скорости и шума, в мерцании тонкой пыли, пропитанной прекрасным солнечным светом.

2

Я познакомился с девушкой, продающей билеты на воздушный шар.
Мы здоровались друг с другом.
— Честно говоря, я совсем перестала понимать, зачем вы каждый божий день летаете на этом воздушном шаре.
Однажды эта девушка остановила меня, когда я сходил с воздушного шара, собираясь уйти, и сказала это.
— Я летаю, чтобы увидеться с тобой, — ответил я.
— Ой, что вы говорите! Но, знаете, поначалу мне даже казалось, что это может быть так. Фу, фу, фу, фу…
Девушка кокетливо рассмеялась, но тут же сдержалась, поправила свою прическу и тихонько предупредила меня:
— Ой, а вот и ваш партнер.
К нам приближался высокий европеец с зонтиком от солнца в такую прекрасную погоду. Европеец тоже пришел покататься на воздушном шаре.
Я узнал его зонтик и его великолепную седую бороду. Я удивился и спросил девушку:
— А этот иностранец тоже часто приходит?
— Каждый день приходит. Поэтому я и говорю, что он ваш партнер.
— Не понимаю?
— Может быть, он за мной следит? Фу, фу, фу, фу…
— С завтрашнего дня я буду летать вместе с этим иностранцем, — сказал я.
По дороге домой я внимательно обдумывал все, что связано с этим европейцем. Если так подумать, то, когда я уходил примерно в это время, я, кажется, часто встречал его где-то по дороге к выходу с выставки. Я думал, что он, наверное, как-то связан с офисом выставки, и не придавал этому особого значения. Но все же трудно поверить, что европеец, да еще и в таком возрасте, летает на воздушном шаре просто ради удовольствия. Должна быть какая-то веская причина…

3

На следующий день я специально пришел на час позже обычного.
— Иностранец уже там, — сказала девушка, и мне даже не пришлось ее об этом спрашивать. Покупая билет, я краем глаза заметил высокую фигуру в одежде цвета охры, уже перелезающую через борт корзины воздушного шара. Я поспешно последовал за ним.
Кроме меня и европейца, в корзине находились женщина, похожая на крестьянку с пучком на голове, и ее племянник-школьник, оба с немного побледневшими лицами.
Европеец, отвернувшись лицом от корзины, курил трубку.
Вскоре воздушный шар, наполненный новым газом, сбросил мешки с песком и начал плавно подниматься, слегка покачиваясь. Крестьянка вскрикнула и вцепилась в плечо школьника. Из-за этого корзина потеряла равновесие и сильно накренилась, так что европеец тоже удивленно обернулся.
Европеец был сильно небрит, но все равно у него было доброе лицо, как у Тургенева. И мне показалось, что в его светло-карих глазах был какой-то печальный свет.
— Опустите нас обратно! — сказала крестьянка, чуть не плача.
— Нельзя. Если будешь дергаться, будет еще сильнее трясти. Тут совсем не страшно, — растерянно упрекнул ее школьник. Но, должно быть, он тоже почувствовал безотчетный страх от того, что его тело доверено крошечной корзине посреди бескрайнего неба, и у него стучали зубы.
— Сидите спокойно. Чем выше мы поднимемся, тем менее страшно будет, — успокоил я их. Европеец, кажется, мельком взглянул на меня.
Воздушный шар поднялся на всю длину троса, которым он был привязан, и остановился. Поскольку мы находились в небе, то, несмотря на погоду, там всегда дул невидимый ветер, и нас немного качало то вправо, то влево. Крестьянка и школьник совсем струсили и так и не решились подняться с дна корзины.
Европеец достал бинокль из кожаной сумки, перекинутой через плечо под курткой, и стал рассматривать мир внизу. Но его целью была не просто панорама, а, скорее, поиск чего-то конкретного. Он нетерпеливо дрожал своими тонкими пальцами и, многократно меняя фокус, словно собирался долго и тщательно прочесывать каждую тень, отпечатавшуюся на лице огромного города Токио.
Я, совершенно пренебрегая собственным развлечением, пристально наблюдал за поведением европейца. Но я не мог даже примерно определить, на что был направлен объектив его сложного цейсовского аппарата.
— Что же он пытается выудить из этого города жести и стружек?…
На следующий день я снова полетел на воздушном шаре с европейцем. Европеец снова смотрел только в бинокль.
И на следующий день повторилось то же самое.
И на следующий день.
И на следующий.
…………

4

Мое любопытство росло в геометрической прогрессии, пока не развилось в серьезное предположение, что этот европеец может быть военным разведчиком. В таком случае мой невинный интерес к воздушному шару был задвинут в дальний угол сознания.
Европеец, должно быть, тоже заподозрил меня. Однажды он нерешительно заговорил:
– Мы встречаемся каждый день в одно и то же время.
– По делам я не могу прийти раньше, – ответил я.
– Вы так любите воздушные шары?
– Да. Вид с воздушного шара прекраснее любой хорошей пейзажной картины.
– Может быть, из-за близости к небесам вся земная грязь кажется очищенной, – сказал европеец и улыбнулся.
Я решился спросить в ответ:
– Тогда расскажите мне о секрете, который вы ищете каждый день.
Европеец тут же смутился.
– Нет, нет, я не могу случайно рассказать об этом. Это, если можно так выразиться, земное сокровище. Ха, ха, ха, ха…
После этого он внезапно помрачнел, резко повернулся и снова начал смотреть в бинокль.
Однако вскоре я узнал, что испытываю к европейцу совершенно неприемлемое и неверное понимание.
Военные разведчики не ходят с застенчивым лицом, как у Тургенева, и не летают на воздушных шарах цвета детской спортивной шапочки, – с тайным сожалением подумал я про себя.

5

Когда трехмесячная выставка подходила к концу, уже приближался период дождей. Когда шел дождь, воздушные шары, конечно, не поднимались. И я в сыром, нездоровом доме лежал, раздавленный и безучастный, как небесный человек, потерявший свои крылья.
Несколько раз случалось, что, даже если утром светило солнце, после полудня погода менялась на мрачную дождливую, и вскоре начинал моросить дождь, и воздушный шар грустно сдувался прямо перед нами, которые пришли специально. Мы с европейцем, не желая сдаваться, долго ждали, пытаясь найти хотя бы небольшой просвет в облаках, и в конце концов, когда пошел настоящий ливень, вместе, с горькой улыбкой, утешая друг друга, плечом к плечу возвращались домой.
Даже если бы он был Сфинксом, мы так или иначе были вынуждены поддерживать такую близкую видимость. Я запомнил и его имя – Михаэль такой-то.
В тот день погода была особенно ненадежной, и, хотя прогноз погоды обещал дождь, я все равно пошел туда из упрямства, и когда я вышел из трамвая, на поверхность пруда Синобадзу уже моросил дождь. Я поднял воротник плаща и рассеянно стоял перед изгородью из татарника у пруда, но вскоре заметил, как по трамвайной линии от выцветших главных ворот выставки ко мне направляется Михаэль, держа зонт, наклоненный набок. Он, кажется, заметил меня и, как всегда, мягко улыбнулся и кивнул.
Мы вышли к Ямасита под одним зонтом.
– Вы свободны сегодня вечером? – вдруг спросил Михаэль.
– Да, вроде того, – ответил я.
– Тогда давайте сегодня вечером выпьем.
– Хорошая идея.
Я был немного удивлен его внезапными словами, но, конечно, я хотел провести вечер с ним за выпивкой и поговорить обо всем.
После этого мы пошли в мой любимый маленький бар в ближайшем пригороде. Шел дождь, и большинство студентов, вероятно, сдавали экзамены, поэтому в баре было тихо.
Мы заказали у милой девушки с короткой стрижкой виски, который мы называли «виски с ямочками», – лучший сорт.
– Завтра тоже будет дождь? – спросил я.
– Сомневаюсь, – ответил Михаэль.
– До выставки осталась всего неделя, и если нам не повезет, она может закончиться, так и не прояснившись.
– Ах! – Михаэль одним глотком допил уже какой по счету стакан и тяжело вздохнул.
– И что, вы так и не нашли свое земное сокровище? – спросил я.
В глазах Михаэля внезапно навернулись большие слезы, которые потекли по его белым гладким щекам и исчезли в густой бороде.
– Вы пьяны, – засмеялся я.
– Я пьян, и поэтому я собираюсь рассказать вам о моем земном сокровище, – сказал он.
– Спасибо. Выпейте еще один стакан.
Я попросил налить ему нового виски.
– Это история любви, – сказал он. – Земное сокровище – это моя единственная возлюбленная, которой нет равных ни на небе, ни на земле.
– История любви? Вот как! – Я был немало смущен.
– Это откровение Божье. Послушайте… Почти три месяца назад, когда я собирался отправиться в путешествие по Внутреннему Японскому морю с другом, который приехал из моей страны, я пошел в универмаг M, чтобы сделать покупки, и заодно купил бинокль. И с этим новым биноклем я с крыши универмага M в первый раз осмотрел пейзаж Токио. Был ясный день после полудня, и я видел голубое море Синагавы с большим количеством грузовых кораблей, бесчисленные дымовые трубы, жестяные крыши, сушилки, полные белья, и всевозможные вещи. В голубом небе над горой Уэно плыл воздушный шар, а опавшие цветы сакуры под ним выглядели грязными, как старая вата. А потом, когда я случайно переместил линзы, я увидел лица многих обычных людей, и среди них я вдруг увидел лицо очень красивой девушки. Это была девушка с чисто японской прической, типичная восточная красавица, с нежным и чистым лицом, как у Будды. Я был потрясен, как только увидел ее. Невыразимая, безраздельная любовь пронзила мое сердце. Я несколько раз перенастраивал фокус, но из-за слишком большой спешки я потерял первоначальный правильный фокус и еще больше растерялся, и, к сожалению, ее фигура вскоре скрылась в тени проходящих мимо людей. И как бы я ни пытался, это было бесполезно. Я твердо решил сделать все возможное, чтобы найти ее еще раз. Поэтому я отменил поездку во Внутреннее Японское море и с тех пор, веря, что если есть судьба, то мы обязательно встретимся снова, я решил каждый день в одно и то же время дежурить на крыше универмага M. Но потом я понял, что поскольку ее фигура была видна в направлении Уэно, воздушный шар на выставке будет гораздо более выгодным, и я сразу же изменил свой план и полетел на воздушном шаре. Но, как вы знаете, ни через месяц, ни через два моя робкая любовь не была вознаграждена. Выставка подходит к концу. Теперь у меня нет смелости вернуться на крышу универмага M. Моя любовь, возможно, постигла столь же несчастная судьба, как у метеорита, упавшего в сибирскую тайгу и навсегда погребенного глубоко под опавшими листьями.
Европеец разрыдался.
– Это, это… – сказал я, и мне тоже стало грустно.
Я, пошатываясь, поспешно встал и позвал девушку.
– Окей-тян, Окей-тян! Еще виски с ямочками!

6

В день закрытия выставки погода была на удивление ясной. Как только выглядывало солнце, ярко-синее летнее небо обжигало глаза своим сиянием.
По случаю финального дня выставки в небо вновь поднялся воздушный шар, одетый в свой щегольской костюм с узором.
Мы с европейцем  пожали друг другу руки в корзине воздушного шара.
— Я уже совсем потерял надежду, но раз уж в последний день погода выдалась такой невероятно чудесной, у меня такое чувство, что сегодня меня ждет какое-то невероятное везение, — сказал он, доставая из сумки бинокль.
— Если бы это было правдой, я был бы несказанно рад! — ответил я.
Европеец, взволнованный вдвойне обычного, принялся смотреть в бинокль.
И вдруг свершилось чудо!
— О! Есть, есть! — внезапно воскликнул он. — Вон там вижу. Это точно она! Ничего не изменилось, ни прическа, ни платье. На этот раз уж точно не упущу!
Я невольно вздрогнул.
— Есть?! Правда?! Где она?
Михаэль, переполненный волнением, забыл обо всем и наполовину вывалился из корзины. Я испугался и удержал его.
— О, сокровище земное! Жизнь моя! — восклицал Михаэль.
— Ну же! Где она? Покажите мне тоже, — сказал я.
Михаэль, наконец, протянул мне бинокль, торопливо объясняя:
— Прямо внизу. В центре выставки. Перед зданием в форме слона, между большим красным флагом и зеленым тентом. Это та единственная женщина среди мужчин в куртках с надписями… Видите?
Я, следуя его указаниям, сфокусировал зрение. И действительно, мне удалось разглядеть лицо прекрасной женщины. Но, присмотревшись внимательнее, о, Боже! Я чуть не выронил бинокль.
Потому что… та прекрасная возлюбленная Михаэля, которую я увидел, была не чем иным, как декоративной куклой, которую, видимо, выставил какой-то магазин тканей, и которую сейчас выносили работники выставки в куртках с надписями!

1928