На леденящем ветру Гл. 17 закл

   По моим подсчетам Женька уже должен быть на подходе, я выглянула в окно. Сын быстро шел со стороны остановки автобуса, глубоко надвинув капюшон и наклоняясь вперед, навстречу стихии. Ветер усилился, тротуар замело снегом, на проезжей части чернели только колеи от редких машин. Часы показывали без четверти восемь.

   Я ничего ему не объяснила, просто попросила срочно приехать на старую квартиру. Поэтому Ежик спешил, не понимая причины этой срочности. Наверное, стоило предупредить, чтобы не волновался, но об этом я не подумала. Дождавшись, пока фигура сына скроется в подъезде, я вышла в прихожую.

   Дверь не была закрыта на ключ, Ежик вихрем ворвался в квартиру, принеся с улицы морозный воздух и дыхание метели. Не раздеваясь, бросился ко мне:

   - Ма, что случилось? – в глазах тревога. – У тебя был такой голос…

   Я жестом пригласила сына пройти в комнату, сама следуя за ним. Женька остановился в дверях, дав мне возможность пройти вперед. Юра сидел на диване, казалось, он был так увлечен чтением, что ничего вокруг не видел. В его глазах стояли слезы, левая рука лежала на груди, лицо показалось мне бледным.

   - Познакомься, сынок, - сказала я, - это твой отец.

   Время остановилось для нас в ту минуту. Юра смотрел на Женьку, Ежик - на новоявленного отца, я переводила взгляд с одного на другого. Не знаю, сколько это продолжалось. Первым включился сын. Он посмотрел на меня, желая убедиться, что это не шутка. Наверное, мой вид тоже за себя говорил, да и сходство мужчин было очевидным, никакой тест ДНК не нужен.

   - Он вернулся? – вопрос ко мне.

   - Как видишь. Живой, здоровый. Зря мы волновались. 

   Ежик сделал шаг вперед, Юра подхватился навстречу, хотел встать, но ноги его не послушались. Он тяжело дышал, словно воздуха не хватало. Я увидела, что ему плохо, испугалась, руки у самой затряслись, у меня ступор. А Ежик не растерялся, сбросив куртку, открыл балкон, побежал за водой, дал глотнуть, расстегнул ворот рубашки, подложил под голову отца диванный валик.

   - Мама, вызывай скорую!  Папа, я не готов тебя еще раз потерять! – при этом Женя крепко, по-мужски взял отца за руку, словно эта его поддержка могла сейчас спасти угасающую жизнь.

   Все обиды ничто по сравнению с чувством страха, который испытываешь, бессильный что-либо сделать, если жизнь близкого на волоске. Я едва могла говорить, когда вошли врачи. Передав отца в надежные руки, Женя крепко обнял меня за трясущиеся плечи. Мы так и стояли, пока Юре делали ЭКГ, измеряли давление, ставили уколы.   

   - Мы его забираем в реанимацию, - коротко объявил врач.

   - Мне можно поехать? – Женька бросился надевать куртку, одежду Юрия я подала ему в руки.

   Юру вынесли на носилках, погрузили в неотложку, Ежик помахал мне рукой, двери закрылись, и машина с мигалкой понеслась в сторону ближайшей кардиологии.

   Я тоже вышла следом, все это наблюдала, как во сне, ступор не проходил. Не могла плакать, словно окаменела. Стояла на леденящем ветру, не чувствуя холода, не замечая снега, покрывающего волосы, плечи. Поняла только одно, что все еще люблю, что жить не смогу, если его не станет. Господа молила спасти и сохранить любимого, не ради меня самой, ради сына, который принял его сердцем так сразу, словно, как и я, ждал его двадцать лет.

   Не знаю, сколько времени прошло. В чувства меня привел телефонный звонок сына. Он сообщил, что едет домой, велел и мне возвращаться.

   - Он жив? – едва шевеля замерзшими губами, спросила я.

   - Все нормально, мам. Он же в лучшей больнице. Кстати, папа велел тебе передать, чтобы ты позвонила какой-то Соне. Оказывается, мы его телефон где-то уронили, поищи там. И не волнуйся! Завтра к нему поедем.

   - Да, да, хорошо сынок, - я чувствовала, как меня отпускает.

   - Мам? Он еще сказал, что очень тебя любит. И сказал: спасибо за сына! И я говорю: спасибо!

   - За что, сынок? – по моим щекам текли слезы.

   - За отца, за память, за то, что не предала любовь. Я читал твой дневник, мам. Прости меня, просто я хотел знать правду.