Букет сирени

...Племянник продал бабушкину картину...

Вода сыплет на дно ведра сухим горохом. Бабушка только что оборвала коричневые листья столетника, наполнила блюдечко под горшком рододендрона,  взбила подушку земли подле пальмы, которая не упускает случая прильнуть доверчиво шершавым стволом к мягкой бабушкиной щеке, и теперь будет мыть пол. Она делает это каждый день с утра. Сперва метёт комнаты, обмакивая веник в кипяток, отчего дом наполняется вкусным луговым запахом проса...

- Ба, а из чего делают веники?
- Из сорго. - не переставая мести отвечает бабушка.
- А пахнет просом! - удивляюсь я. Бабушка выпрямляет спину, чтобы спросить, откуда я знаю, как именно оно пахнет, и на мой ответ, что веником, смеётся:
- Ну, так-то да, они похожи.

   Вместо того, чтобы помочь бабушке, копируя деда я лезу в энциклопедию, дабы разыскать сорго и почитать о нём. Листая восьмой том Малой Советской, издания одна тысяча девятьсот тридцатого года, на сто девяносто пятой странице нахожу искомое и зачитываю вслух: «Сорго, дурра, негрское просо... растение, близкое к просу, один из важнейших хлебных и кормовых злаков... Африки и Азии... из семян готовятся лепёшки, каши, супы... В Италии из них долгое время приготовляли макароны...»
- Ха-ха-ха! - надрывно гогочу я, - Каша из веника! Макароны из веника! - и добавляю раскатисто, - Дурра! Дураки!

   Бабушка, что не вмешивалась доселе, хотя терпеть не могла, если я смеюсь не по-настоящему, а для вида надсаживая живот, но не снесла молча моего чудачества и обзываться не позволила:
- А ну-ка, сядь в кресло, подними ноги, я тут вымою. - приказала она таким недовольным голосом, что мне вмиг расхотелось ёрничать.
- Ба... Прости... - тут же пришёл в себя я, но заметно рассерженная бабушка не торопилась прощать.

   Обиженный, расстроенный собственной выходкой, осторожно, как цапля, переступая через лужицы на полу я вышел в другую комнату, и облокотившись о круглый стол, принялся разглядывать картину, что висела над трюмо напротив окна.

   На старинном холсте, в пузатой хрустальной вазе, стоящей на подоконнике, отцветал букет сирени, а полный прекрасных далей день заглядывал в комнату, отодвинув рукой ветра кружевную занавеску и нежно, требовательно сиял. Подобным сиянием во взгляде обыкновенно обмениваются друг с другом влюблённые.
   Не знаю, которое послужило причиной, - волнения совести или луч невидимого на полотне, вышедшего за раму солнца, что, отражённое резными гранями цветочной вазы, высветило один из тёмных уголков моей души, но я вдруг заплакал, и, не считаясь с бабушкиным: «У меня веник... я мокрая... тут скользко...», кинулся ей на шею и почти закричал, что все хорошие, а дурак именно я, а она... она так и вовсе - самая лучшая на свете!

   Племянник продал бабушкину картину... А я сижу, в очередной раз переживая ужас потери, и в голове крутится, проезжая остановки: «Рододендрон. Рододендрон. Рододендрон.» И ещё, - зачем, за что?! - я был ввергнут в ад конечности? Наверное, чтобы познать прелесть бесконечного бытия. Иначе сего не объяснить.