Осуждение Антипова

Купе поезда было насквозь пропитано чувством реальности, и стоило на его пороге появиться девушке, по всему ее виду, продажной, как это чувство у интеллигентного студента Антипова прошло.
Девушка же без всяких церемоний села возле худого студента и начала смеяться над его худобой, тот покраснел. Тогда она со всем неожиданно, в чем выдала в себе, иррациональное чувство достоинства, спросила его: «Дочь, сестра в семье есть?»
Антипов с дрожью в руке вытащил из кармана фотокарточку, своей семилетней сестры, но на всякий случай сказал женщине что это дочь.
Та конечно не поверила, но хищно улыбнулась.
- Не стесняйся – говорит ему, я точно такая же как и дочь твоя. Не веришь?
Ты думаешь, дядь, я сигарету сейчас, курю, нет, дядь, я Солнце курю. Разве ты не видишь, что я невинна, как семилетний ребенок? Возьми меня в дочери. Я буду вместо нее!
И пьяный смех окатил купе.
В салон зашел проводник, и попросил паспорт. Пассажиры зашуршали брючно- юбочными звуками.

Когда на ладони у проводника поезда оказались два кирпича документов, он их мысленно взвесил, словно сравнивая души, сказал хилое «спасибо» и оставил путников в покое.
Когда он ушел «продажная» пыталась своим железным взглядом сломать очки студенту недотроге. Девушку смешил страх студента перед ней, до боли смешил, до искры эпилепсии,
«Неужели он не видит» - думала она, что я во всем его сестра!»
Вдруг студент студеным от волнения голосом спросил
-А у Вас, есть семья?
- Был брат, дядь- прокуренным голосом начала, - да била сильно его в детстве я, не общаемся. А в обще, ты, ты моя семья, и она снова вырвала из своего большого илового от курения горла, смех.
Видно было, что этот смех вымученный. Видно было, что о том что она видит родство между ним не надуманный пьяный бред. Ей хотелось изменить этого молодого человека, не в том смысле, что совратить, а в том чтобы в его лице не было страха, и осуждения.
- Умру я скоро- вдруг без всякого объяснение перехода начала она новую главу. Пожалуйста, возьми меня своей дочерью! Хочу умереть счастливой
Студент почувствовал как огонь прильнул к его щекам, этот огонь, задыхался внутри него мотыльком, но стыдливость и осуждение не давало ему взлететь, он не понимал как можно говорить такие слова, ему хотелось спать, а во сне увидеть свою светлую семью. Свою маму, похожую на белую косточку пианино, свою малышку сестру, которая нажав на эту косточку просит немножко молока, и тут такой грохот звучит из рояля что нет ни мотива, ни такта, а есть желание, желание осуждать все, что хоть немного выбивается из этой гармонии, из этой идиллии семейного гнезда.
Студент решил не слушать что говорит ему эта темная, несчатная но мелкая женщина, он закрыл не раздеваясь глаза, по тому что раздеться перед такой сущностью он не мог и начал молиться Господа о сне.
Когда он открыл глаза девушки уже не было, до его станции оставалось двадцать минут, на столе лежала фотокарточка сестры, но на ней был след женской помады.
Испуганно Антипов начал стараться затереть этот «красный ожог», но вместо этого размазал поцелуй по всему лицу ребенка.
Выругавшись, он оставил фото на столе поезда, и начал собираться. «Скажу что потерял фотографию» - решил он, так как он бы не вынес такого позора, морального удара.
На душе было скверно, как бывает скверно в осеннию слякоть, особенно неприятно было то, что все таки осуждение, которое казалось бы праведное, не было побеждено…

«27.02.25»