Senex. Книга 1. Глава 16

Книга 1. Бонна Эксклюзив

Глава 16. Ярославский судостроительный завод

Не тиран ли ты? Тогда ты не можешь иметь друзей.
Ф. Ницше. Так говорил Заратустра

          И всё-таки главную причину упадка сил Королёвой Василий Порфирьевич узнал позже, когда она сообщила ему:
          - Слизкину предложили должность Директора по развитию Ярославского судостроительного завода!
          - Здорово! - откликнулся Василий Порфирьевич. - И что же он решил?
          - Он склонен согласиться, - со вздохом сожаления ответила Королёва, - потому что здесь он не видит перспективы для себя.
          - Может быть, он прав...
          - Я уже второй день его отговариваю.
          - Почему? - спросил Василий Порфирьевич, но, скорее для приличия, потому что ему была понятна истинная причина сопротивления Королёвой возможному назначению Слизкина: он был главным ресурсом Королёвой, и она боялась потерять такой ценнейший источник информации и поддержки. Василий Порфирьевич был абсолютно уверен: если не будет Слизкина, то Королёва мгновенно утратит свою силу, потому что лишится главной опоры. Для неё наступил решающий момент, который определит её дальнейшую жизнь и, самое главное, даже её здоровье. Это была её новая точка отсчета. Королёва привыкла контролировать людей, которые являлись её опорой, поэтому она жёстко контролировала свою дочь, своего внука, своего друга Слизкина, своего раба Пешкина, а теперь она вынуждена контролировать ещё и Гайдамаку. На всё это требовалось очень много энергии, которой ей уже не хватало. Из-за нехватки энергии она стала мёрзнуть при сквозняках, которые сама же и устраивала, и регулярно простужалась. Свою мать она вычеркнула из списка контролируемых людей, потому что на неё уже точно не хватало энергии. Она просто «забыла» про неё - потому что мать жила очень далеко, в Новосибирске - и сконцентрировала свою энергию на тех, кто был рядом. Но она уже начала ощущать, что ей не хватает энергии, чтобы контролировать Гайдамаку. А ведь скоро в её семье должен появиться новый человек – второй внук, которого она тоже обязана взять под свой контроль, и на это ей понадобится огромное количество энергии. Василию Порфирьевичу было очевидно, что у неё нет энергии, необходимой для контроля над новым внуком.
          И тут обстоятельства чудесным образом протянули Королёвой руку помощи: Слизкину предложили заманчивую должность в Ярославле. Если она «отпустит» его, то у неё высвободится энергия, необходимая для того, чтобы взять второго внука под свой контроль. А если она «отпустит» ещё и Пешкина, то ей хватит энергии и на поддержание своего здоровья. Но Королёва не была способна это понять, поэтому энергично уговаривала Слизкина остаться.
          - Слизкин - главный идеолог программы DRAKAR, - с жаром ответила Королёва на вопрос Василия Порфирьевича, - именно он должен разрабатывать те задачи, которые мы с Мишей с таким трудом пытаемся внедрить.
          Но у Василия Порфирьевича было другое мнение: Слизкин, вместо развития программы DRAKAR, сам превратился в «лежачий камень», под который не может протечь вода, то есть энергия. Он уже получил первый предупреждающий знак в виде лучшей подруги Королёвой, которая пыталась растормошить его и заставить заниматься своими прямыми обязанностями, но, видя упорное сопротивление своего друга Слизкина, постепенно превращалась в его врага. В этой ситуации незрелые, хаотичные, а порой и глупые идеи Гайдамаки, как ни странно, по своей энергетике являлись более прогрессивными, более обоснованными, более законными, чем саботирование Слизкиным своих прямых обязанностей под предлогом недовольства «командой временщиков». Профессионал Слизкин отказался развивать программу DRAKAR нормальным способом, поэтому стал получать бесконечные заявки на развитие DRAKAR от дилетанта Гайдамаки. Потом Слизкин получил второй знак в виде выговора от Генерального директора Фомина, но опять ничего не изменил в своём поведении. И вот теперь он получил третий знак – очень выгодное предложение из Ярославля. Он должен воспользоваться этим предложением, чтобы спасти себя… Но Василий Порфирьевич был уверен в том, что Слизкин не использует свой шанс, потому что его главным стереотипом стала «борьба против временщиков», этот стереотип парализовал его волю, и он уже перестал видеть себя в ином качестве. Слизкин и весь отдел Главного Технолога ждали с нетерпением, когда исчезнет надоевший всем Гайдамака со своими глупостями (который достался им ещё от предыдущего Генерального директора), потому что появление на заводе «менеджеров успеха» испортило «породу» рабочего коллектива примерно так же, как дворняга портит потомство породистой собаки. Но, вопреки чаяниям технологов, Василий Порфирьевич считал, что Гайдамака никуда не исчезнет, он будет портить им жизнь до тех пор, пока Слизкин будет саботировать свои обязанности. Гайдамака исчезнет только в том случае, если профессионал Слизкин сам начнёт совершенствовать программу DRAKAR для нужд производства, не доверяя этот процесс карьеристам Гайдамаке и Королёвой.
          На следующее утро Пешкин стал хвастаться перед Королёвой:
          - А я вчера совершил две выгодные сделки: продал старый ноутбук на запчасти и велосипед!
          - У тебя же был хороший велосипед, зачем ты его продал?  - удивилась Королёва.
          - Есть лучше! - категорично заявил Пешкин.
          Королёва угостила всех пирогом «Шарлотка». Все, кроме Василия Порфирьевича - он свою порцию пирога отдал молодёжи, потому что вчера вечером сильно переел - пили чай с пирогом, а он отстранённо смотрел на дружную компанию в лице Королёвой, Ильюшина и Пешкина и умилялся: «Настоящая семейная идиллия!»
          После чаепития Королёва сразу побежала к Слизкину, и вернулась от него уже в плохом настроении:
          - Я увидела на столе у Слизкина документы Ярославского завода! - упавшим голосом сообщила она Пешкину.
          С этого момента её настроение резко ухудшилось, и она стала иначе воспринимать всё происходящее. Посмотрев на использованные бумажные фильтры для кофеварки, которые Пешкин добросовестно складывал на шкафу Василия Порфирьевича, потому что она его об этом попросила (вернее, Королёва попросила Пешкина сохранять использованные фильтры для кофеварки, а Пешкин сам решил, что их лучше всего складывать на шкафу Василия Порфирьевича, чтобы «мама» их видела), Королёва недовольно сказала Пешкину:
          - Фильтры больше не клади на шкаф, у меня их скопилось уже достаточно! - и выбросила все фильтры в мусорное ведро.
          Василия Порфирьевича всегда раздражала эта грязь, выставленная напоказ, да ещё на его шкафу, но он запретил себе делать Пешкину замечание по этому поводу – как и по любому другому. А у самого Пешкина, когда он выкладывал грязные фильтры на шкаф, не было ни тени сомнения, что это может кому-то не понравиться: если «мама» сказала, значит, это правильно.
          Потом Пешкин, собравшийся в отпуск, начал обучать Королёву делать выгрузки обеспечения работ материалами из программы DRAKAR. Сначала Королёва, подсев к компьютеру Пешкина, работала спокойно, покорно выполняя всё, что говорил ей Пешкин, и Василий Порфирьевич невольно залюбовался очередной идиллией за сегодняшний день... Но примерно через полчаса терпение Королёвой закончилось, она стукнула кулаком по столу, вскочила и заорала на Пешкина:
          - Я так не могу! Ты ничего толком не объясняешь, а только тычешь мне пальцем: «Сделай это, сделай то!» Я просила тебя написать пошаговую инструкцию, а ты ничего не сделал. Иди и доложи начальнику, что Королёва необучаемая! А я не буду учиться! Вот не буду - и все! Я всё сделаю сама! Как смогу, так и сделаю. Спасибо тебе большое! А до твоего отпуска осталось три дня!
          Она села за свой стол, а Пешкин начал лихорадочно печатать пошаговую инструкцию. Но Королёву и это не устроило. Вернувшись с обеденной прогулки, Василий Порфирьевич увидел, что она со злым выражением лица трясущимися губами выговаривает Пешкину:
          - Мне 56 лет, и я не позволю, чтобы такой сопляк, как ты, обращался со мной подобным образом. То, что ты сейчас в спешке налабал, мне не нужно. Не успел, значит, не успел, так и доложи начальнику. К своим сослуживцам надо относиться с уважением!
          Василию Порфирьевичу было неприятно находиться в комнате, потому что от Королёвой исходила очень мощная агрессивная энергия, он даже почувствовал, что у него в груди заколотилось сердце и повысилось давление. То, что происходило между Королёвой и Пешкиным, было очень похоже на разрыв отношений: неужели Королёва решила пожертвовать Пешкиным? Со стороны всё выглядело так, что это было её совершенно трезвое, осознанное решение избавиться от конкурента, воспользовавшись удобным моментом… А момент был идеальный!
          В конце рабочего дня Гайдамака вызвал Пешкина... А через некоторое время начальник позвонил Василию Порфирьевичу и строгим голосом приказал, чтобы он нашёл Королёву и прислал к нему. Василий Порфирьевич выполнил приказание начальника.
          Когда Василий Порфирьевич уже собирался домой, Королёва прибежала от Гайдамаки, она снова была в крайней степени озлобленности, глаза были выпучены, губы тряслись, и ему снова стало не по себе от её брани в адрес Пешкина:
          - Сучонок! Ничего не сделал, а у начальника сидит молча, ничего не говорит! Молодец, далеко пойдёт! Сослуживцев по стенке размазывают за то, что они не могут предоставить данные, а он даже не догадался сделать для них выборку по счетам – и молчит! Незаменимый! Ничего, я всё сделаю без него!
          Когда пришёл Пешкин, она то же самое, словно заранее выучила всё наизусть, высказала ему, её губы снова тряслись от гнева, а глаза были выпучены пуще прежнего.
          - Я вообще не понял, что сказал начальник! - пытался оправдываться ничего не понимающий Пешкин.
          Глядя на Королёву, Василий Порфирьевич подумал, что она и мужа отшила примерно по такому же сценарию… И ещё он в очередной раз восхитился «эксклюзивным» талантом Гайдамаки: «Ведь он всё это заранее спланировал!» И он сгорал от нетерпения узнать, что будет завтра в отношениях между Королёвой и Пешкиным.
          Пешкин пришёл в 8 часов и по привычке включил компьютер Королёвой. Когда она пришла, Пешкин сварил кофе и подал ей на блюдечке. Она приняла кофе, выпила его... А выпив кофе, она снова начала отчитывать Пешкина... Как обычно, но уже без вчерашней агрессии, можно было даже сказать, что она отчитывала его по-доброму, по-матерински. Более того, Королёва даже извинилась перед ним за вчерашнее поведение, потому что вдруг выяснилось, что вчера Пешкин не совершил ничего страшного, хотя в чём-то по мелочам был неправ.
          Василий Порфирьевич не верил своим глазам и ушам: вчера были налицо все признаки разрыва отношений, а сегодня их отношения вернулись в прежнее русло. Василий Порфирьевич допускал только одно объяснение: Королёва вчера искренне хотела избавиться от своего конкурента, но её испугала новая реальность, в которой не было верного, покорного раба Пешкина, да ещё и Слизкин мог уехать в Ярославль… И Королёва поспешно вернула Пешкина под свой контроль. Она знала, что сделать это будет совсем несложно.
          Пешкин успокоился, развалился в кресле, стал громко развязно зевать, разговаривая во время зевка, а Королёва даже и не думала ругать его за бескультурное поведение. В обед Королёва накормила Пешкина домашним супчиком. Она его кормила, чтобы заполучить право находить в нём недостатки и безнаказанно унижать, реализуя свою потребность в насилии и повышая свою значимость. А что же Пешкин? Василий Порфирьевич считал, что вчерашняя выходка Королёвой была серьезным предупреждение Пешкину о том, что «мама» настолько утратила контроль над собой, что даже не пыталась скрыть своё презрение к нему, свою зависть к его востребованности у начальника, свою злобу. Она выдала себя с головой, и в таких случаях объекту подобных нападок надо срочно что-то менять в своей жизни. А Пешкин был счастлив, что «мама», которая вчера почему-то была сердитая, сегодня снова кормила его супчиком. Пешкин полностью отождествил себя с этим супчиком: «Супчик от «мамы» - это я!» Для него Королёва стала возможностью как можно дольше сохранять свою инфантильность. Наверное, желание как можно дольше оставаться Ребёнком испытывают все люди… Но не всем предоставляется такая возможность. А Королёва обеспечивала Пешкину такую возможность, и даже вчерашнее, из ряда вон выходящее, событие не заставило его повзрослеть. Королёва, единственная из всех людей, давала ему возможность оставаться инфантильным, потому что это было его потребностью. Он был очень недоволен своими родителями, потому что они, сами того не понимая, своей нелюбовью к сыну лишали его возможности как можно дольше оставаться инфантильным, вынуждали повзрослеть.
          Пешкин очень часто бегал в туалет, и он сам признался, что у него диарея, то есть понос:
          - Желудок у меня работает нормально, а кишечник - очень плохо, он буквально стоит.
          А понос чаще всего бывает у младенцев. Значит, Пешкин в чём-то до сих пор оставался младенцем. Эзотерики утверждают, что человек, у которого пища не задерживается в организме, не живёт своим умом, у него нет собственной энергии, у него нет собственной плоти. Василий Порфирьевич испытал диарею в мае, когда чем-то отравился, у него тоже был понос, и пища не задерживалась в его организме, и для него это был сильный стресс. А Пешкин испытывал это «удовольствие» ежедневно.
          Когда наступил последний рабочий день Пешкина перед отпуском, он сказал Королёвой:
          - Давайте я Вас дообучаю.
          - Это твоё «дообучаю» звучит так, как будто ты решил окончательно добить меня, - покорно ответила Королёва, и Пешкин дообучил её.

          * * *
          В начале ноября все собрались у Грохольского, чтобы поздравить его с днём рождения. Кожемякина, не обращая внимания на Гайдамаку, скромно стоявшего у входа, первая поздравила Грохольского, а потом уже слово попросил начальник. Он поздравил Грохольского и добавил:
          - Я надеюсь, что в будущем году рассеются тучи, сгустившиеся над заводом, что наши дела поправятся, и наша зарплата, в том числе и зарплата Егора Анастасиевича, увеличится.
          Королёва, стоявшая рядом с Василием Порфирьевичем, по секрету сообщила ему:
          - На совещании Начальник ОТК публично «послал» Гайдамаку, как говорится, «на три буквы», потому что наш начальник добивается внедрения электронной сдачи цехами своей продукции контролёрам ОТК.
          В правдивости этой информации Василий Порфирьевич вскоре убедился лично, когда встретил в коридоре Директора по производству Крутова, Гайдамаку и начальника сборочно-сварочного цеха Елистратова, и Гайдамака, не обращая внимания на Василия Порфирьевича, жаловался Крутову:
          - Александр Владимирович, я был послан публично... Подальше... Поэтому у нас ничего не вышло...
          - А-а, ну тогда Вам надо обратиться к Директору по качеству, - ответил Крутов без особого интереса.
          Василий Порфирьевич для себя решил так: «Я буду считать, что Начальник ОТК публично унизил Гайдамаку за то, что тот унизил меня, уменьшив мою зарплату». И ему стало легче.
          В обед состоялся корпоратив по случаю дня рождения Грохольского. Но именинник опасался, что Гайдамака будет свирепствовать, поэтому из закуски на столе было немного сыра, зато много фруктов и тортов. Когда истекло обеденное время, Грохольский загадочным голосом пригласил всех в 16 часов, дав понять: вот тогда всё и начнется! После обеда Василий Порфирьевич пошёл на прогулку, потом зашёл в достроечный цех, чтобы разобраться с проработкой обеспечения работ материалами. В отдел он вернулся в 15 часов и стал ждать 16 часов, когда «всё начнётся»... А в 16 часов он узнал, что «Грохольский и К°» не дотерпели до назначенного часа: они выпили и съели всё, что оставалось от обеденного стола, а сам Грохольский уже «дошёл до нужной кондиции». И Василий Порфирьевич с чистой совестью ушёл домой.
          После разговора с Гайдамакой Василий Порфирьевич надеялся, что в следующем месяце начальник, как и обещал, начислит ему зарплату в полном размере... Но, получив листок, он увидел, что начальник снова заплатил ему меньше — 31 250 рублей. Похоже было, что с Гайдамакой явно что-то не так. Он пообещал, что исправит «недоразумение» прошлого месяца, но обманул Василия Порфирьевича. По всему выходило, что теперь Гайдамака – должник Василия Порфирьевича, который должен ему уже 15 000 рублей (с учётом недоплаты за сентябрь 2010 года). В воображении Василия Порфирьевича сложилась довольно простая и логичная формула. Если Гайдамака не заплатил деньги, которые обещал платить, принимая на работу в качестве Начальника БАП, то это означало, что Начальник ПДО уже не считает Василия Порфирьевича Начальником БАП, и его зарплата уже не 35 000 рублей, его зарплата теперь 31 250 рублей.
          «Как мне вести себя теперь, когда я знаю, что отныне моя зарплата 31 250 рублей? – возник закономерный вопрос у Василия Порфирьевича, и для начала он решил утешиться следующей мыслью: - Если человек способен смириться с материальной потерей, то его духовная составляющая неизбежно увеличивается. Я не знаю, так ли это на самом деле… Значит, мне предстоит узнать это на собственном опыте. Принято считать, что у бомжей очень низкая духовная составляющая, поскольку они ведут себя асоциально… А может, всё наоборот: у них очень высокая духовная составляющая, а материальная составляющая почти равна нулю? Когда богатый человек хвастается тем, что он что-то (или кого-то) имеет, так и хочется ему возразить: “Имеешь не ты, а твои деньги!  Убери деньги и попробуй поиметь снова!”».
          Но все эти размышления не помогали Василию Порфирьевичу восстановить нарушенное Гайдамакой душевное равновесие… И вдруг он понял, что каждая формула состоит из двух частей, между которыми стоит знак равенства, и это, в свою очередь, означает следующее: если Гайдамака не считает Василия Порфирьевича Начальником БАП, то, с моральной точки зрения, он сам уже не является начальником Василия Порфирьевича. Начальник, который не держит своё слово, не может считать себя начальником сотрудника, который честно выполняет порученную ему работу. А если Гайдамака уже не имеет морального права считать себя начальником Василия Порфирьевича, то надо ли ему в очередной раз разговаривать по поводу зарплаты с этим человеком, который почему-то считает себя его начальником? И Василий Порфирьевич решил, что ему, честному, порядочному человеку, не следует унижаться пред аферистом, который, благодаря своим аферам, оказался на высокой должности. Тем более, что между ним и всесильным Гайдамакой идёт война за психологическое превосходство. Начальник не посмел сказать Василию Порфирьевичу, что решил уменьшить его зарплату, не назвал причину своего решения, он просто соврал, что исправит недоразумение, а, значит, струсил. Гайдамака мог устанавливать в ПДО и на всём заводе свои законы и внедрять свою систему жизненных ценностей, и если бы Василий Порфирьевич действовал только в рамках этих законов и ценностей, то он бы проиграл Гайдамаке войну за психологическое превосходство. Но Василий Порфирьевич жил и действовал в рамках общечеловеческих законов и ценностей, поэтому Гайдамака не мог победить в этой войне. Он мог уволить Василия Порфирьевича, но обрести над ним психологическое превосходство он не мог. И это придавало силы Василию Порфирьевичу.
          В отсутствие Пешкина Королёва, к удивлению Василия Порфирьевича, нормально ладила с ним, и его это удивляло. Без своего раба она не играла свою привычную роль строгой «мамы».
          - А наш начальник меня обрадовал, - грустно сказала Королёва. - Он сказал, что произошёл какой-то казус, поэтому в ноябре он заплатил мне на 5 000 рублей меньше.
         Василий Порфирьевич очень удивился, что Королёвой Гайдамака тоже заплатил меньше, он, честно говоря, думал, что ей он, наоборот, прибавил зарплату — за счёт Василия Порфирьевича… Значит, он ошибся, поэтому решил её успокоить:
          - Мне начальник в прошлом месяце тоже уменьшил зарплату на 5 000 рублей, но обещал компенсировать эту сумму.
          - Значит, наш начальник начал влезать в долги, - подвела итог Королёва. - Интересно, как он будет отдавать их?
          Василия Порфирьевича удивил оригинальный взгляд Королёвой на происходящее.
          - А в этом месяце начальник вернул Вам долг за прошлый месяц? - спросила Королёва.
          - Нет, не только не вернул долг, он и в этом месяце заплатил мне меньше.
          Королёва позвонила Слизкину и узнала у него, что технологам зарплату не урезали.
          - Я уверен, что строителям заказов тоже не урезали зарплату, - сказал Василий Порфирьевич. - Хотя наш начальник считает, что технологи и строители - самые никчемные люди на заводе. Для него все они — мерзавцы.
          Королёва куда-то ещё позвонила и сказала Василию Порфирьевичу:
          - На всём заводе зарплату урезали только достроечному цеху и ПДО! Самое интересное в том, что, когда Гайдамаку публично «послал» Начальник ОТК, он напросился к своему врагу Слизкину пить коньяк.
          Вышел приказ Генерального директора о том, что с 1 января 2012 года вводится новая тарифная сетка, по которой оклад Василия Порфирьевича будет составлять 23 150 рублей (1 час = 139,96 рублей). Работать сверхурочно станет выгодно.

          * * *
          Пока Пешкин был в отпуске, Королёва работала на его компьютере, ей не нравился его поцарапанный монитор, от напряжённой работы у неё на правом глазу лопнул сосуд, и она, воспользовавшись своим влиятельным другом Слизкиным, выпросила в Отделе технических средств жидкокристаллический монитор для Пешкина.
          - У Миши астигматизм, а он очень много работает на компьютере с проработкой обеспечения работ материалами! - сказала она Василию Порфирьевичу, когда сотрудники Отдела технических средств принесли и установили новый монитор на столе Пешкина.
          Таня пришла посмотреть на новый монитор и спросила у Королёвой:
          - А Вы его себе не заберете?
          - Нет, я Мише оставлю. У него астигматизм, а он много работает с компьютером. Так в 26 лет можно ослепнуть.
          Василий Порфирьевич внимательно посмотрел на новенький монитор Пешкина... Что-то здесь было не так, потому что подобный альтруизм наказуем. Королёва проявила идеализм, а он в этом мире очень жестоко наказывается. Василий Порфирьевич представил, как Пешкин возвращается из отпуска - и видит на своём столе новенький монитор, о котором он даже и не мечтал! Это настоящий подарок, очень дорогой подарок... А за такие подарки надо платить, потому что он палец о палец не ударил, чтобы заполучить монитор. Более того, он даже не просил Королёву об этом. Это она сама решила, что ему нужен монитор, то есть, фактически навязала его силой. И Василий Порфирьевич невольно подумал: «Чем же Пешкин будет рассчитываться за такой подарок?»
          Королёва стала вместо Пешкина выгружать обеспечение работ материалами из базы данных программы DRAKAR и преобразовывать полученные файлы в электронные таблицы LibreOffice, у неё ничего не получилось, она запаниковала и стала жаловаться:
          - Чуть что - у меня сразу паника!
          Василий Порфирьевич тоже считал себя паникёром, значит, в их полку прибыло. Но он с радостью передал бы Королёвой всю свою панику, чтобы самому освободиться от неё, поэтому с удовольствием наблюдал, как паникует Королёва. А она вызвала Слизкина, он пришёл и стал помогать ей, но при этом не преминул сказать:
          - Должен сказать Вам, уважаемая Диана Ефимовна, что Ваша проработка обеспечения – это настоящая мастурбация!
          Что касается Василия Порфирьевича, то он знал это давно. И начала этот процесс Королёва, чтобы стать во главе этого процесса и подчеркнуть свою значимость перед начальником. Ей очень важно было знать, что начальник ценит её. Однажды, когда Гайдамака вызвал Василия Порфирьевича к себе, Королёва, узнав об этом, сказала:
          - Начальник Вас любит!  Я Вам даже завидую!
          В этот момент у Василия Порфирьевича возникло ощущение, что Королёва путает начальника со своими родителями: искренне любить человека могут только его родители, все остальные используют его в своих интересах. Василий Порфирьевич тоже когда-то завидовал Королёвой и Пешкину, если их чаще, чем его, вызывал начальник… Но времена меняются, и Гайдамака уже перестал быть начальником для Василия Порфирьевича, потому что аферист не может быть начальником порядочного человека. Гайдамака теперь был для Василия Порфирьевича человеком, который присвоил право считать себя его начальником.
          На следующий день Гайдамака позвонил в 8.30 и спросил:
          - Королёва есть?
          - Ещё не пришла, - ответил Василий Порфирьевич.
          - Когда появится, пусть заглянет ко мне, - сказал Гайдамака, причём, довольно миролюбиво.
          Василия Порфирьевича разозлила такая лояльность начальника, который, по сути, разрешал своей подчинённой опаздывать: «А мне он второй месяц уменьшает зарплату! – сразу заговорила в нём обида. - Но, с другой стороны, Королёвой он тоже уменьшил зарплату» -и обида Василия Порфирьевича как-то сразу прошла, но, спустя несколько мгновений у него появился новый аргумент: «Да, но я ведь не опаздываю! За что же меня наказывать?» - и обида снова накрыла Василия Порфирьевича с головой. А когда его эмоции немного улеглись, он вспомнил, что Гайдамака, используя Королёву, скрытно («на тонком плане» - как говорят эзотерики) использует Слизкина, который его на дух не переносит. Поэтому Гайдамака и терпит ежедневные демонстративные опоздания Королёвой. При этом Гайдамака не церемонится с людьми, в том числе и с Василием Порфирьевичем, а результатом такого поведения стал его конфликт со всем заводом.
Придя к такому выводу, Василий Порфирьевич всё-таки решил спросить у Гайдамаки про зарплату, и, зайдя к нему по производственному вопросу, спросил и про свою зарплату.
          - Зарплата падает! - ответил Гайдамака, придав голосу трагические нотки. - Я и так наскрёб, сколько мог. Я надеюсь, что в декабре всё поправится.
          В это время ему кто-то позвонил, Гайдамака нажал кнопку громкой связи, и чей-то голос спросил:
          - Коньяк есть!
          - Тише ты, у меня полно народу!  - испугался Гайдамака. - А то ещё подумают, что я только этим и занимаюсь.
          Василий Порфирьевич вышел от начальника разочарованным, потому что тот даже не пообещал вернуть долг по зарплате. До появления Василия Порфирьевича в ПДО у Гайдамаки были и деньги, и власть, а сейчас у него нет ни денег, ни власти. У Василия Порфирьевича появилось ощущение, что Гайдамака окончательно утратил адекватность. У него и раньше была озлобленность против людей, а теперь появилась одержимость…
          Каждый руководитель, кроме делегированных ему огромных прав и власти, обязан осознавать ответственность за своих подчинённых. Сотрудников ПДО по вине Гайдамаки лишили кровно заработанных денег, но он ничего не понял и продолжал ломиться в стену, отстаивая только свои личные интересы. За это вполне можно возненавидеть начальника… Но интуиция подсказывала Василию Порфирьевичу, что, несмотря на прегрешения начальника, он всё равно не должен относиться к нему предвзято. Он почему-то должен проявлять смирение, хотя пока не знал, почему он должен это делать. А вот Грохольский не смог простить начальника, поэтому за глаза называл Гайдамаку кличкой «Барбос» или «Барбосина», и больше он его никак не называл.
          Встречая в коридоре власти Коммерческого директора Александровича и других «менеджеров успеха», которые довели завод до краха ради извлечения максимальной выгоды бывшему собственнику олигарху Пугачёву, Василий Порфирьевич вынужден был приветливо здороваться с ним. Что-то ему подсказывало, что он не должен относиться предвзято даже к людям, которые привели завод к краху, лишили людей возможности спокойно работать и получать хорошую зарплату, лишили их уверенности в завтрашнем дне. Может быть, потому, что он хорошо помнил слова Ницше: «Восстание - это доблесть раба. Вашей доблестью пусть будет повиновение!». Чтобы понять, почему он не должен осуждать этих людей, Василий Порфирьевич решил, что сначала должен разотождествиться со стереотипом, который до сих пор довлеет над ним. А пока он не избавился от этого стереотипа, он должен проявлять смирение.
          Пришла служебная записка от Начальника отдела стандартизации с результатами аудиторской проверки ПДО. В ней было указано на то, что должность заместителя по корпусному производству уже два года остаётся вакантной, и предлагалось подать заявку в Отдел кадров на замещение вакансии. На Дне Качества Гайдамака прочитал пункт служебной записки о незакрытой вакансии заместителя по корпусному производству, потом внимательно посмотрел каждому в глаза и спросил:
          - Кто хочет занять эту вакансию? Никто? Я же и говорю, что на эту должность трудно найти кандидата!

          * * *
          Грохольский пригласил всех в обед на «молебен», таинственно заявив, что причину скажет «на месте», и в обед присутствующие на «молебне» обмывали новую квартиру Егора Анастасиевича французским коньяком и весело болтали.
          Королёва присутствовала, но не пила, и когда Грохольский начал настаивать, она сказала:
          - Мой остеопат запретил мне пить. А чтобы не обидеть Егора Анастасиевича, я прошу дать мне коньяк «на вынос».
          Все присутствующие дружно отказали ей. Тогда Королёва сказала:
          - Ладно, Егор Анастасиевич, налей мне рюмку.
          Все размечтались, что Королёва будет пить вместе с ними... Но она прикрыла рюмку салфеткой и пить отказалась. Стало ясно, что она попросила налить ей всё-таки «на вынос», и все стали возмущаться, потому что Королёва нагло обманула всех. Ни один человек на свете не любит, когда его обманывают.
          Выпитый Василием Порфирьевичем коньяк уже начал своё действие, поэтому его не просто возмутило тупое упрямство Королёвой, он взбеленился и вместе со всеми попытался заставить её выпить рюмку... Но тут Грохольский проявил благородство: он достал из шкафа маленькую бутылочку из-под коньяка, воронку и налил Королёвой столько коньяка, сколько она пожелала. Василий Порфирьевич ничего не мог поделать, потому что Грохольский был и «хозяином помещения», и хозяином торжества.
          Когда корпоратив закончился, и Василий Порфирьевич успокоился, его вдруг удивила собственная реакция на упрямство Королёвой, хотя он много слышал от неё самой о том, что она упрямая, что если она что-то решила, то никто не может остановить её, и сегодня он стал свидетелем того, как это происходит. Когда он оживил в памяти поведение Королёвой за столом, ему стало не по себе, потому что он почувствовал, что в тот момент люди перестали существовать для неё. Для неё было важным и реальным только одно: взять коньяк «на вынос» - потому что она так решила! Она могла бы просто отказаться пить, не требуя коньяк «на вынос», но она решила взять коньяк с собой, чтобы не быть такой, как все. Все остальные соображения, всех сидящих за столом людей, все чужие мнения и интересы она просто «отключила». Это была настоящая одержимость — частичное или полное и всеобъемлющее подчинение разума человека чему-то, какой-либо мысли или желанию. В религии, в том числе в христианстве, тоже есть понятие одержимости. Это такое состояние, в котором человек подчинён одному или нескольким демонам (или бесам) или самому дьяволу. При этом имеется в виду, что эти сверхъестественные существа враждебны человеку и действуют, чтобы причинить зло. Человек становится одержимым, когда в него вселяется некая сверхъестественная сущность. Стремление Королёвой опаздывать – это тоже одержимость. Поведение одержимого человека напоминает поведение запущенного алкоголика или наркомана, который с огромной скоростью мчится навстречу своей гибели.
          «Если Королёва продемонстрировала свою одержимость, то подобное поведение в социальной среде надо выжигать калёным железом!» - решил Василий Порфирьевич, поэтому был зол на Грохольского, который проявил непонятную мягкость к её упрямству… И вдруг он всё понял! Грохольский так поступил потому, что стал относиться к Королёвой снисходительно, то есть он перестал воспринимать серьёзно её претензии на важность и значимость своей персоны на заводе. Молча уступив профану Королёвой, Грохольский с высоты своего профессионализма дал ей понять, что она для производства совершенно бесполезна, и её удел – отстаивать свою важность в таких бытовых мелочах, как рюмка коньяка «на вынос». Одержимость – это единственное реальное качество, которым она обладает. И Василий Порфирьевич для себя решил, что ему тоже не надо воспринимать аферистку Королёву серьёзно. Она того не стоит.
          Придя на работу на следующий день, Василий Порфирьевич увидел на столе служебную записку, а к ней была приколота записка Королёвой: «Василий Порфирьевич! Отдайте, пожалуйста, эту служебку на подпись Гайдамаке В. А. А то пока я приду, его уже может не быть, и я за ним весь день бегать буду. А я и так проработку задержала».
          «Было бы здорово, если бы она дописала в своей записке ещё несколько слов, чтобы более убедительно аргументировать свою просьбу, - злорадно подумал Василий Порфирьевич, - а именно: «А то я постоянно опаздываю на работу, и пока приду, его уже может не быть…» Судя по поведению начальника, одержимость Королёвой в вопросе опоздания на работу – это очень уважительная причина».
          Василий Порфирьевич понял, что Королёва таким хитрым, изощрённым способом даёт ему задание. Она готова на всё, только бы все подчинялись ей — и только ей! И это тоже была одержимость. Ещё вчера он бы возмутился такой наглости и проигнорировал её «задание»... Но то было вчера, а сегодня он, зная отношение Грохольского к Королёвой, тоже перестал серьёзно воспринимать эту аферистку, поэтому она уже не являлась для него угрозой. Василий Порфирьевич пошёл к Гайдамаке подписывать служебную записку Королёвой, и начальник снова завёл разговор о внедрении электронной сдачи продукции контролёрам ОТК, теперь уже по работам стапельного цеха, с которым он сейчас воевал:
          - Я всё равно их доконаю! Я лишу всех мастеров цеха права принимать работу вместо ОТК! 
          Выйдя от Гайдамаки, Василий Порфирьевич столкнулся в приёмной с Грохольским, и он ехидно спросил:
          - Выполнили задание Дианы Ефимовны?
          - Попробуй не выполни!  - в тон ему ответил Василий Порфирьевич.
          Вопрос Грохольского и тон, с каким он его задал, дал Василию Порфирьевичу подсказку, почему Королёва вдруг решила дать ему задание. Он вспомнил, как вчера на корпоративе откровенно издевался над Королёвой, которая хотела взять коньяк «на вынос». Значит, он вёл себя неправильно, и она решила его наказать… И наказала! Ему сразу пришло на ум, что ранее Королёва грозилась наказать Антона за неповиновение, и, теперь, зная, что Королёва – самая настоящая одержимая, он уже не сомневался, что наказание Антона неотвратимо, и никто не сможет остановить Королёву.
          Тщательно обдумав своё поведение во время последнего корпоратива, Василий Порфирьевич понял, что ему не надо так вести себя — и вовсе не из-за страха, что Королёва его накажет. Конечно, она его наказала за плохое поведение на корпоративе… Но разве является строгим наказанием её «задание» подписать у начальника служебную записку? Причина его решения была в другом: издеваясь над Королёвой при сослуживцах, он тем самым старался принизить её, чтобы возвысить себя... А на самом деле он повышал её статус. У людей, которые относятся к ней негативно — и совершенно заслуженно - произошло отождествление личности Королёвой с шутками Василия Порфирьевича, то есть с его личностью и с его интеллектом, и их мнение об этой аферистке значительно улучшилось. Получилось так, что Василий Порфирьевич добровольно отдал Королёвой свою личную энергию и своё влияние в коллективе. Поэтому он должен прекратить любые попытки подтрунивать над Королёвой в компании, чтобы дистанцировать её личность от своей личности полным безразличием, со своей стороны. И тогда люди будут отождествлять Королёву только с её личными качествами и её поведением.
          Когда Василий Порфирьевич пытался представить, что он убеждает Королёву в своём мнении, то тут же приходило понимание, что это невозможно – как в случае с коньяком «на вынос». С ней надо действовать очень искусно. Наверное, она и дана ему для того, чтобы он избавлялся от привычки начальника – коим он пока является - настаивать на своём мнении… Тем более, что эта привычка характерна и для всякого взрослого человека, отождествившего себя с ролью родителя.
          У Королёвой было налицо отождествление себя с ролью родителя, и для реализации этой роли ей нужны были молодые люди… Как можно больше молодых людей. Именно по этой причине она не оставляла попыток приручить Ильюшина.

          * * *
          Как только Василий Порфирьевич перестал воспринимать серьёзно Королёву, всё происходящее пред его глазами в её исполнении утратило сильную эмоциональную окраску и стало походить на калейдоскоп событий. Королёва жаловалась, что в комнате холодно, и она мёрзнет. Василий Порфирьевич посоветовал ей надевать шерстяные вещи, правда, сделал это в издевательской форме. На следующий день Королёва пришла в летней кофточке с короткими рукавами, стала жаловаться, что батареи плохо греют, и Василий Порфирьевич в глубине души совершенно искренне поиздевался над её тупостью... Королёва включила электрический обогреватель, который стоял возле её стола, в комнате стало жарко и душно, и Василий Порфирьевич в своём шерстяном свитере остался в дураках. Единственное, что ему оставалось — ждать возвращения из отпуска Пешкина, который просто не способен выдерживать духоту, которую устроила Королёва.
          Профессионал Старшинов совсем растерялся от противоречивого поведения начальника, поэтому пришёл к Василию Порфирьевичу и попросил его разобраться с обеспечением новых запусков фрегата металлом. Он говорил это при Королёвой, Василий Порфирьевич втайне надеялся, что она, как это делал Пешкин, сделает выгрузку из программы DRAKAR, но она никак не реагировала, делая вид, что очень увлечена своей работой. И Василий Порфирьевич решил разобраться в проблеме своими средствами. Он составил перечень необходимого металла, потом вместе со Старшиновым пошёл к снабженцам, и они оба убедились в том, что ведомость дефицита материалов, которую Пешкин (а во время отпуска Пешкина это делала Королёва) выгружает из программы DRAKAR, не соответствует действительности. Это была бесполезная работа. Василий Порфирьевич почувствовал спокойствие и уверенность в себе, потому что лично убедился в том, что Королёва и Пешкин, ведомые Гайдамакой, движутся в тупик. При этом Королёва каждый день с нескрываемой радостью обнаруживала ошибки в проработке Пешкиным обеспечения.
          Василий Порфирьевич решил провести собственное расследование причин некорректной информации по обеспечению работ материалами, сделать свои выводы, но не для того, чтобы пытаться убедить в своей правоте Гайдамаку и Королёву, а чтобы незаметно столкнуть лбами этих двух одержимых баранов.
          Достроечный цех не мог набрать обеспеченный план из-за банального отсутствия материалов и оборудования. ПДО не мог планировать цеха, потому что ни одна работа не была обеспечена полностью. Это уже была не работа, а ожидание развязки.
          Из этого следовало, что работа Королёвой и Пешкина лишена смысла, равно как и затея Гайдамаки с проработкой обеспечения работ материалами. Зато теперь у начальника появилась новая затея: «надкусывать» технологические комплекты, то есть делать ту часть работы, которая обеспечена материалами, а дальше – будь как будет. И он через Королёву попытался впутать в эту авантюру Слизкина, но тот был очень хитрый, настоящий саботажник, и он делал только то, что могло навредить Гайдамаке и другим «менеджерам успеха».
          Наблюдая калейдоскоп событий, Василий Порфирьевич уже без страха размышлял о том, что Королёва соревнуется с ним в работе и в востребованности у начальника. И в этом соревновании у него не было никаких шансов выиграть, потому что очень мощным ресурсом Королёвой являлись Слизкин и Пешкин. Ему надо было просто смириться, и он утешал себя мыслью о том, что, если в этом соревновании он заведомо обречён на поражение, то, может быть, он выиграет в чём-то другом.
          Королёва днём, как обычно, поругалась со Слизкиным, а в конце дня, как ни в чём не бывало, позвонила ему:
          - Злобный Фунтик, поехали домой. – Он что-то ответил ей, но она продолжила настаивать: - Нет, ты злобный! И не спорь со мной, потому что я всегда права!
          Пешкина она тоже называла озлобленным, и это не было случайностью. Она нутром чувствовала озлобленных людей и имела возможность влиять на них, потому что сама была сильно озлоблена. Гайдамака тоже был озлобленный, если она имела возможность влиять на него. Сделав такое заключение, Василий Порфирьевич для себя решил, что ему не место среди озлобленных людей.
          По темпу жизни Василий Порфирьевич мог считать себя стайером по сравнению с Гайдамакой, Королёвой и Пешкиным. Гайдамака торопил своих подчинённых писать рабочие инструкции для каких-то молодых инженеров, и это выглядело так, как будто он даёт понять пожилым профессионалам, что им уже пора освобождать места для этих молодых инженеров. Он торопился усовершенствовать программу DRAKAR, и уже изуродовал её до неузнаваемости. Он торопился переделывать стандарты. Королёва торопилась всех опередить, чтобы быть первой у кормушки. А Пешкин вообще не ходил, а скакал. И только Василий Порфирьевич никуда не торопился: он решил пересидеть всех временщиков, которых называли «менеджерами успеха»… И у Василия Порфирьевича вдруг появилась уверенность в том, что у него это получится. От него требовалась только выдержка.

          * * *
          Пешкин позвонил Королёвой, сообщил, что приехал из отпуска, и завтра выйдет на работу. Королёва обрадовалась, устроила суету вокруг этого события и даже намекнула Пешкину:
          - Мишка, ты должен «проставиться» за монитор, который я для тебя выпросила! - и, не откладывая в долгий ящик, она сообщила ему по телефону ещё одну «приятную» новость: - Андрюша теперь по четвергам голодает, и мы с тобой тоже будем голодать.
          Василий Порфирьевич слушал болтовню Королёвой и удивлялся: она решила устроить пышную церемонию из рядового события, которое каждый сотрудник отдела, в том числе и сама Королёва, возвращаясь из очередного отпуска, переживает спокойно и незаметно. Она придала как этому рядовому событию, так и самому Пешкину, чрезмерную важность. Выпросив жидкокристаллический монитор для Пешкина, а не для себя, она тоже придала своему рабу чрезмерную важность. А когда человек придаёт другому человеку чрезмерную важность, он тем самым принижает, то есть обесценивает самого себя. Это было очевидно Василию Порфирьевичу, и ситуация с монитором представлялась ему не такой безоблачной, как надеялась Королёва. Она получила его с такой лёгкостью только потому, что все знали: Слизкин – её друг и покровитель. По сути дела, монитор дали не Королёвой — и уж тем более не какому-то Пешкину! - а именно Слизкину, у которого огромный авторитет на заводе. Если бы начальник Отдела технического обеспечения знал, что монитор предназначается какому-то Пешкину, которого он не знал и знать не желал, то наверняка выдал бы другой, гораздо хуже. Василий Порфирьевич отдавал себе отчёт в том, что у него нет ни единого шанса получить жидкокристаллический монитор, он адекватно оценил свои возможности, поэтому принёс из дома свой старый монитор. А Королёва оценила свои возможности настолько неадекватно, насколько это было возможно. Королёва за последнюю неделю дважды обесценила себя: монитором для Пешкина и преувеличенно пышной встречей своего раба из отпуска. Любая «неспровоцированная забота» о другом человеке принижает того, кто её проявляет, хотя бы потому, что его никто не просил её проявлять. А если человек не просит проявлять заботу о нём, значит, он не нуждается в этой заботе, поэтому он её и не оценит должным образом, и благодарности от него не дождёшься.
          Самое опасное для Королёвой заключалось в том, что она своими действиями наделила Пешкина чрезмерной важностью, и этим она обесценила саму себя. Точно так же она обесценила себя, когда развесила над своим столом фотографии внука, то есть собственные, глубоко личные ценности выставила напоказ – для их оценки другими людьми.
          На следующий день Пешкин пришёл раньше всех, но окно не открыл. Он как будто чувствовал, что Королёвой это уже не нравится, что она теперь играет роль постоянно мёрзнущей дамы.
          Придя на работу, Королёва сказала:
          - Я спросила у своего остеопата Эдички: «Почему у меня мёрзнет спина?» - и он ответил, что у меня очищается организм, поэтому я стала более чувствительной к окружающей среде.
          Гайдамака тоже обрадовался появлению Пешкина, он вызвал сначала Пешкина, потом Королёву, потом Королёва и Пешкин по собственной инициативе дружно пошли к начальнику, и было очевидно, что они, как дети, радуются вниманию начальника к ним: «Начальник нас любит!»
Пешкин привёз огромную коробку белорусских конфет, они втроём сели пить кофе с этими конфетами, Королёва с преувеличенным интересом подробно расспрашивала Пешкина о его судьбоносном пребывании в санатории, какие процедуры он принимал для восстановления своего драгоценного для всего завода здоровья.
          А по отношению к Василию Порфирьевичу Королёва стала вести себя так, как будто где-то внутри себя переключила тумблер: она теперь демонстративно игнорировала его, даже конфеты ему не предложила, и это уже было похоже на агрессивный жест по отношению к нему. И Василий Порфирьевич всё правильно понял: поскольку Королёва снова обрела свой ресурс в лице верного раба Пешкина, её «доверительное общение» с Василием Порфирьевичем закончилось, и он снова стал для неё врагом.
          Пешкин даже немного растерялся от такого внимания к нему, хотя он всегда желал и всем своим поведением добивался подобного отношения «мамы». Видимо, он ещё не забыл, как Королёва перед отпуском злобно обозвала его «сучонком». Для Василия Порфирьевича не было ничего удивительного в таком поведении Королёвой, он это предвидел, потому что её поведение было обычной для Королёвой профанацией нормальных человеческих отношений.
          Пешкину понадобилась чёрная ручка, чтобы подправить служебную записку, и Королёва попросила ручку у Василия Порфирьевича. Но он решил: «Если "соседи" не предложили мне конфеты, то есть совершили по отношению ко мне агрессивный жест, то я имею полное право не давать им свою ручку». Поэтому он ответил Королёвой:
          - У меня только синяя ручка, - и показал ей ручку, лежащую у него на столе.
          - Но я точно знаю, что у Вас в шкафу есть чёрная ручка! - настойчиво сказала Королёва, и Василий Порфирьевич вынужден был открыть шкаф и достать ручку. Она буквально вырвала ручку для Пешкина. Это была ещё одна демонстрация преувеличенного внимания к Пешкину, и это уже показалось Василию Порфирьевичу подозрительным: «Сначала монитор для Пешкина, теперь ручка для Пешкина, всё для Пешкина, - подумал он. - Может, Королёва избрала новую тактику по отношению к Пешкину, подобно тому, как Гайдамака избрал новую тактику против неё? Ведь Гайдамака возвышает своего сотрудника и придаёт ему чрезмерную важность для того, чтобы остальные члены коллектива почувствовали к нему зависть и ненависть. Может, и Королёва решила таким образом «свалить» Пешкина?»
          Королёва сказала Пешкину:
          - Видишь, какие у нас перемены? Я уже не курю... Монитор новый тебе выбила. А наш отдел депремировали, меня - на 5 000 рублей.
          - А меня всего лишь на 1 000 рублей! – простодушно сказал Пешкин, изучив свой расчётный листок.
          Василия Порфирьевича удивил оригинальный подход начальника: «Меня, Начальника БАП, он депремировал на 5 000 рублей, а моего подчинённого всего лишь на 1000 рублей».
          - У меня появилась прекрасная мысль! - сказала Королёва Пешкину. - Когда мы с тобой пойдём домой, я поделюсь с тобой этой мыслью.
          Василий Порфирьевич невольно отметил ещё один агрессивный жест по отношению к нему. Сегодняшнее поведение Королёвой сплошь состояло из её агрессивных жестов по отношению к нему… И его осенило: «Так вот почему она с таким нетерпением ждала Пешкина! Она уже устала от "доверительного общения" со мной, своим врагом, оно стало не просто тяготить её, оно начало размывать её личность. С приездом Пешкина её агрессия против меня, которую она вынуждена была сдерживать целых три недели, вышла, наконец, наружу, и она почувствовала облегчение». Это озарение нашло на Василия Порфирьевича после того, как он вспомнил рассказ жены о своей заведующей кафедрой Тамаре Павловне, которая как-то призналась ей: «Я плохо себя чувствую, если вокруг меня всё хорошо и правильно, и мне хочется разрушить всё это благополучие! Если я вижу чистый пол, то мне хочется плюнуть на него!»
          И Василий Порфирьевич вскоре на себе ощутил последствия преувеличенного внимания Королёвой к Пешкину. Зазвонил телефон, Василий Порфирьевич посмотрел на Пешкина, который обычно первый хватал трубку в надежде, что это Гайдамака звонит ему, чтобы вызвать к себе, но сегодня он, не двинувшись с места, сказал своему Начальнику бюро:
          - Это Вас!
          Василий Порфирьевич покорно взял трубку, но оказалось, что звонили Ильюшину, который куда-то вышел. Раньше подобная ситуация обидела бы Василия Порфирьевича, как человека, отождествившего себя с важной ролью Начальника БАП... Но сейчас, расставшись с прежним стереотипом, он оценивал её уже с философской точки зрения.
          Пешкин снова заговорил о перегородке, которую он однажды уже ставил на свой стол, но которая была убрана при установке нового монитора:
          - Если поставить перегородку, то мне уже будет неудобно с этим монитором.
          - Тебе нужна перегородка? – удивлённо спросила Королёва.
          - Нет, перегородка мне не нужна! Теперь, когда стоит новый монитор, на столе стало просторно. Раньше, когда стоял старый монитор, было ощущение, что стол захламлён, а сейчас стало просторно. Я люблю, когда на столе просторно... А если поставить перегородку, то будет неудобно!
          Королёва в недоумении посмотрела на него, но ничего не сказала. Василий Порфирьевич, честно говоря, тоже ничего не понял из слов Пешкина.
          Перед обедом Королёва, похоже, почувствовала, что на радостях допустила перебор по отношению к Василию Порфирьевичу, поэтому, вернувшись из туалета - а где же ещё к человеку приходят светлые мысли, если не в туалете? - решительно заявила:
          - Василий Порфирьевич, почему Вы, как человек, принимавший активное участие в получении монитора, не едите конфеты? Все едят, а Вы один не едите?
Василий Порфирьевич открыл было рот, чтобы ответить, что не ест конфеты, потому что ему их просто не предложили... Но он вовремя вспомнил, что на самом деле имел отношение к служебной записке на получение монитора, потому что поставил на ней свою визу, к тому же он понял, что отвечать так, как он хотел ответить, могут только обиженные люди, то есть жертвы, а он не хотел считать себя ни обиженным, ни жертвой, поэтому ответил просто:
          - Я скоро буду пить чай, поэтому, как человек, принимавший активное участие в получении монитора, попробую конфеты.

          * * *
          Королёва стала разбираться с нарядами в программе DRAKAR, но запуталась. Она обратилась к Пешкину, но тот наговорил таких глупостей, что она ему не поверила. После некоторых – но довольно мучительных, судя по её лицу - колебаний Королёва обратилась за помощью к Василию Порфирьевичу, и он подсказал ей:
          - Чтобы увидеть в программе DRAKAR все цеха, участвующие в технологическом наряде, надо на вкладке «Параметры» убрать дату.
          Королёва сделала, как он сказал, и у неё всё получилось.
          «Как вовремя Королёва решила угостить меня конфетами Пешкина, - невольно подумал Василий Порфирьевич. - Мудрая женщина!»
          После обеда Королёва пожаловалась, что у неё болит голова, и попросила Пешкина открыть окно. Василий Порфирьевич насторожился: «Неужели это Пешкин так влияет на неё, и теперь она снова будет сидеть с открытым окном? Тогда получается, что с появлением Пешкина очищение организма Королёвой прекратилось?»
          Пешкин сделал привычную выгрузку и пожаловался:
          - Больше тысячи строк! Аж в глазах рябит!
          - Неблагодарное ты животное: сидишь с крутым монитором, и ещё недоволен! – сказала Королёва своим привычным назидательным тоном. - И за что только я тебя люблю?
          Версия Василия Порфирьевича блестяще подтвердилась: Королёва за три недели отсутствия Пешкина настрадалась, лишённая возможности обзывать кого-нибудь злыми словами: «Дрянь ты такая!», «Неблагодарное ты животное!» или ставшими уже классикой «Запомни, я всегда права!» - и теперь старалась наверстать упущенное.
          Королёва любила критиковать Пешкина за его привычки, которые ей не нравились, потому что знала, что он никогда не изменит их. Она критиковала свою дочь, потому что знала, что дочь никогда не будет делать так, как хочет мама. А поскольку Королёва знала, что объекты её критики никогда не изменят свои привычки, то это был верный повод «законно» выражать своё недовольство для поддержки своего эго. В сомнительной ситуации, когда есть вероятность того, что человек может измениться, она не будет критиковать. Пешкину она сказала, что у него неестественная походка, потому что знала, что он никогда не изменит свою походку. Когда Пешкин стал, как всегда, эмоционально объяснять Королёвой своим взвизгивающим детским голосом причину ошибки в выгрузке обеспечения, которую он выяснил у снабженцев, она грубо оборвала его, передразнив его интонации, и строго потребовала, чтобы он убрал эмоции и разговаривал с ней нормально. Но Пешкин никогда не сможет выполнить её требование.
          Кроме того, постоянные напоминания Пешкину о мониторе выдавало её неосознанное желание получать как можно больше похвал за свою бескорыстную щедрость. Это было ничем не прикрытое инфантильное поведение взрослого человека, который полностью отождествил себя с ролью родителя. И тут у Василия Порфирьевича возник вопрос: «Если Королёва считает, что Пешкин разговаривает неправильно, значит, кто-то, по её мнению, разговаривает правильно? Интересно, кого она приняла за эталон? Ильюшина?»
    С появлением Пешкина в комнате снова возобновились очень громкие разговоры, и Василий Порфирьевич вынужден был включать музыку и надевать наушники.
          Спустя несколько дней после отпуска, Пешкин достал со шкафа тяжёлую перегородку и поставил её на свой стол, а сверху поставил свои бумажные кораблики. Ильюшин, проходя мимо, посмотрел на бумажные кораблики, разложенные Пешкиным на перегородке, и вздохнул: это безнадёжно! Поскольку Пешкин почти не был виден из-за перегородки, Ильюшин сказал ему:
          - Миша, тебя даже не видно. Ты совсем от людей отгородился!
          А Василий Порфирьевич, глядя на бумажные кораблики на перегородке Пешкина, снова, уже в который раз, вспомнил слова Глушко об этом «светлоголовом»: «Он так и не понял, куда попал!»
          Пришёл Начальник ПРБ сборочно-сварочного цеха Емелин, увидел перегородку на столе Пешкина и бумажные кораблики и удивлённо сказал:
          - Такого раньше не было!
          Чтобы у Василия Порфирьевича никогда не возникло желание командовать этим «сучонком», он решил, что ему тоже надо отгородиться от него - небольшой порцией брезгливости... Как это обычно делали все, кто имел с Пешкиным дело.