Глава 4. Тени подозрений

Малой точно знал: в девять часов вечера Юлька выходит гулять с собакой. В тот вечер двор был погружен в глубокую синеву сумерек, когда всё вокруг словно притихло перед наступлением ночи. Мальчишка ждал уже давно, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу около подъезда. Сердце тревожно билось, мысли путались и кружились клубками воспоминаний.
  Наконец дверь распахнулась. Перед ним стояла Юлька, крепко сжимающая поводок своей любимицы. Девочка замерла, напряженная и растерянная одновременно. Её  глаза внимательно изучали лицо одноклассника, пытаясь угадать причину неожиданной встречи.
— Что-то случилось? — голос Юльки прозвучал настороженно.
  Малой перевёл взгляд куда-то вдаль, туда, где мягко светили окна верхних этажей, потом снова посмотрел ей прямо в глаза.
— Мне кажется, — начал Малой, будто раздумывая, стоит ли вообще начинать этот разговор. — Я догадываюсь, кто деньги украл...
    Тишину нарушил лишь негромкий лай собачки, нервно тянущей хозяйку вперёд. Но Юлька смотрела на одноклассника совершенно неподвижно. На мгновение ей показалось, что сейчас произойдёт нечто невероятное.
— Смоловский, рассказывай скорей, — выдохнула она нетерпеливо.
— Ветка, — уверенно ответил парень, внимательно наблюдая за реакцией подруги.
— С чего ты взял?
  Малой задумчиво улыбнулся, почесав затылок.
— Подумай сама, во время перемены, когда пропали деньги, кроме тебя и нее никто в раздевалку не входил.
  У Юльки внутри всё перевернулось.
— Но тебе я верю! Ты бы такого точно не сделала!
  До сих пор Юлька сомневалась, мучилась вопросами. Теперь перед глазами ясно предстало: урок физкультуры, раздевалка, красное лицо подруги, трясущиеся руки... Вспоминалось всё до мельчайших деталей.
   Юлька встрепенулась, вновь взглянув на стоящего рядом Саню. Его слова прозвучали убедительно. 

 ***
     Ветка стояла у окна, глядя на серое осеннее небо, которое нависло над школой, словно тяжелая завеса. Её лицо было неподвижным, словно маска, но за этой маской скрывались бурлящие эмоции. Она знала, что не брала деньги и в то же время 
понимала: скрыть ничего уже нельзя. Всё равно правда выплывет наружу. Но зачем признаваться? Может, ещё есть шанс оправдаться, как-то вывернуться?
— Что ты делала в раздевалке во время физры? — спросил Длинный.
   Сердце Ветки взорвалось изнутри ледяной волной ужаса.  Память услужливо напомнила ей тот злополучный день: тишина раздевалки, сумка сестры и нервозность, постепенно перерастающая в панику...
  “Господи, как же стыдно!”
  Но вслух она сказала другое:
— Ничего особенного.
— И всё-таки?
   Ветка  встретилась с Длинным взглядом. В её глазах блеснули слёзы, но она быстро моргнула, прогоняя их прочь. Она хотела сказать что-то, но слова застряли в горле.
— Просто... мне надо было... затянуть резинку на трениках.
  Словно загнанный зверёк, замерла Ветка перед строгим взглядом Длинного. По щекам её разлилась пунцовая краска, сердце отчаянно колотилось. Пространство вокруг будто сжалось до размеров телефонной будки: здесь теперь были лишь двое — она и этот страшный взгляд, пронизывающий насквозь.
— Я всё понял... — медленно проговорил Длинный. — Может, ты объяснишь, зачем ты это сделала?
  Ветка глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями.
— Ты догадываешься, о чём я?
  Её губы дрогнули и раскрылись, чтобы произнести нечто простое и очевидное, но слова застряли где-то внутри горла, цепляясь друг за друга и вызывая мучительную боль.
— Не совсем...
  Она понимала: скрыть ничего уже нельзя. Всё равно правда выплывет наружу. Но зачем признаваться сразу? Может, ещё есть шанс оправдаться, как-то вывернуться?
— Просто... мне надо было... затянуть резинку на трениках.
  И тут же поняла, насколько глупо звучали эти слова даже для неё самой. Пауза затянулась надолго. Снова наступило молчание, тяжелое и гнетущее. Длинный пристально смотрел ей в глаза, словно пытался проникнуть внутрь её мыслей и обнаружить правду. Затем покачал головой и тихо произнес:
— Ну конечно, треники… У тебя всегда найдется отговорка!
   Ветка встретилась с ним взглядом. В её глазах блеснули слёзы, но она быстро моргнула, прогоняя их прочь.
— Я не брала деньги, — наконец выдохнула она.
— Хорош врать. Я тебе не верю.
  Слова Вовы ранили глубже любого физического удара. Слезы выступили на глазах, душили комком в горле. Однако оказалось, что сказать больше нечего.
  А потом случилось самое ужасное. Вова отвернулся, быстро зашагав прочь, оставляя ее одну посреди комнаты. Тревога сменилась отчаянием, слёзы потекли горячими каплями.