Я чая не буду

Коллега так сказал
и я согласен.
И смутные воспоминания о школьных годах...

Было время, когда на меня производили впечатление некоторые учителя моих школьных лет. Как и любой человек, достигший определенного возраста, я с особым удовольствием вспоминаю свои детские годы, тем более, что я был человеком, любившим книги, и до сих пор я неразлучен с ней — с Книгой.
А теперь мои книги издаются в разных издательствах в стране и за рубежом.
Наверное, мне нравилось ходить в школу, я предпочитал узнавать что-то новое и полезное от своих любимых учителей. Мне хотелось углубить свои знания, познакомиться со сверстниками, но, как и любой ребенок, время от времени я выполнял и небольшое домашнее задание. А иногда и более грубую ошибку. Конечно, я многое забыл. Вместо этого они вспоминают учителей, которые еще живы.
Кто-то все еще может рассказать эту историю. А те, кто нет, унесли мои маленькие слюнявчики в небытие. К 4 или 5 классу я пытался подражать литературному персонажу Марка Твена — Тома Сойера. Другие литературные герои, которые учителя прошлого пытались нам навязать, мне не нравились. Вот почему я не подражал Олегу Кошевой или Павлику Морозов. Меня не впечатлили ни Ион Солтыс, ни Трофимаш, ни Онаке Карабуш из книг Иона Друцэ. Мне лишь немного понравился Андриеш, персонаж из одноименной поэмы Эмилиана Букова, но он тоже напоминал Фэт Фрумоса и других персонажей из сказок. Иногда мне хочется вернуться в реальность тех лет, которые были, в 20-м веке.
Итак, в школьные годы у меня были хорошие ситуации и были очень хорошие учителя. Но уровень их профессиональной подготовки был сопоставим. Например, преподаватель французского языка Александу Гадиак и преподаватель французского языка Эфимия Леон Гадиак. Хотя оба они составляли единую семью Гадиак, различия между ними существовали. Я не говорю прямо, что они не были умны или что у них были недостатки. Просто мне не очень повезло с французским, потому что он требовал усилий с моей стороны, а я особо не старался. К сожалению...
В 1965 – 1968 годах я учился в начальной школе, которая находилась в верхней части села. Школа находилась примерно в трехстах-четырехстах метрах от многовекового дуба Стефана Великого и рядом с домом Николае Ангеленичь. Важна была не эта близость, а то, что по соседству, строилось новое трехэтажное здание школы.
Моей первой учительницей в первом классе была женщина; Вера Павловна, кажется, так я ее тогда называла. Затем на смену ему пришел пожилой человек: Василе Чемыртан. Затем Григорий Галбур и его жена Парасковия в качестве педагога или помощника педагога, как это понимают сегодня. Он был человеком с врожденным талантом к музыке. Человек с аккордеоном или человек с волынкой. Позднее он также работал директором Дома культуры. А до него моим учителем был как уже отмечал Василе Чемыртан, отец Клаудии Чемыртан, выпускницы с отличием школы из моего села, впоследствии декан факультета литературы Кишиневского Университета, а в настоящее время профессора университета. А тогда... она была приятной учекницей, и у нее была младшая сестра Татьяна и моя одноклассница Парасковия Чемыртан, видимо, она была их родственницей.
В родной деревне Кобалеа было много носителей фамилии Чемартан. Было ли много Ангелеников или Ангеликов?  Не считал. Григорий Галбур был хорошим и терпимым учителем. По-видимому, он окончил специальную школу, где его обучали музыке. (но в какой школе - не знаю). А Василе Чемыртан был учителем начальной школы.
В класс входил или несколько раз приходил учитель, напоминавший персонажа румынского писателя, которого мы знали как Федора Ивановича. Этот персонаж не появлялся перед нами много дней. Это наверно длилось, наверное, неделю или две. Теперь я понимаю, что и физически он был похож на Иона Крянгэ...
Конечно, он не был Иларионом Калистру. «Так кем же был Иларион Калистру?» О его судьбе я узнал позже от исследователя Марии Ишимов, которая прониклась страстью к боярскому роду Катарджу, заинтересовалась, исследовала архивы, старые журналы того периода, даже совершила несколько поездок в Кобылю и сделала важное открытие.
Ну а если я попытаюсь вспомнить своих одноклассников в начальной школе, то я скажу, что мальчиков было больше, чем девочек. Только Ангеленичей было пятеро: Анатолий Ангеленичь, затем Ангеленичь Николае I, Ангеленичь Николае II, Ангеленичь Макарий и одна дама: Ангеленичь Раиса, натуральная блондинка. За ними последовали Павел Бабенко, Чемыртан Парасковия, Савелий Горя и многие другие. Но тогда у нас не было латинского алфавита, и следующим после Ботнару Нина, видимо, был Вызый Семён или Виеру. Да, Колица Виеру был болезненным мальчиком и не особо интересовался книгами. То же самое было и с Раисой Караман. Я не могу сказать того же о Раисе Бахнэ. Кстати, была еще одна маленькая девочка с фамилией Фокша, но она бросила нашу школу... Ее родители, ее семья, вероятно, переехали в другой город, потому что в последующие годы я ничего о ней не слышал.
С Анной Караджов я доучился до 10-го класса. По отцовской линии у нее были гагаузские корни, но я не обратил на это внимания. Она была первой из нас, кто увидел город Ленинград, а я в школьные годы в этом городе не был, но когда был студентом, то среди ночи летел на самолете в город на Неве и прожил там две недели у Аурики Ботезат. Важный персонаж моих студенческих лет, но он остался только в моей памяти. Хотя она заслуживала бы большего места на этих страницах, как особенная девочка, чей отец, Ботезату, рассказал мне о Петропавловской крепости, о моменте Достоевского и многих других интересных подробностях из прошлой столицы Российской империи.
Другие персонажи, то есть одноклассники: Лисник Павел и Лисник Владимир, Рошу Филя, то есть Филипп и Рошу Ион, Петрушевский Анатолий, Жулавский Пинтилий, Спивак Октавиан и Чобану Юрий Николаевич, Баркарь Элеонора, Судачевский Анастасия или просто Настя, Юлия Маноле. Однако список на этом не заканчивается, ведь туда также входят: Ион Либаков, Вова Нямцу, Ана Урсу и Негру Михаил. Кстати, мы дружим с Мишу Негру на Facebook.

Я не могу забыть Октавиана, о нем я писал в последний месяц осени (2019). Этот человек не был чем-то выдающимся, но в детстве он был для меня хорошим другом. Я сказал ему, что хочу, чтобы он был похож на Гекльберри Финна (персонажа Марка Твена из «Приключений Гекльберри Финна»), и он согласился. Я мало что сказал. Я виню себя за то, что не знаю, как в полной мере воспользоваться его потребностью в любви как человека. У меня остался сводный брат, друг, с которым я расстался, когда уехал на учебу. Октавиан тогда даже не пошел учиться в профессиональное училище. Он остался в деревне, и всё. И у него был свой собственный способ бытия, обращения мысли к непредсказуемому и даже к чудесному.
Накануне прошлого Нового года, а может быть, это был последний месяц осени, преподаватели румынского и русского языков, работавшие с нами, предложили сделать для нас несколько памятных фотографий. Нас фотографировал муж учительницы русского языка, работавший фотографом в Кишиневском театре оперы и балета. Говорят, он был великим мастером фотографии того времени.
Когда подошла очередь Октавиана, учителя то в шутку, то всерьез спросили его, как бы он хотел, чтобы его сфотографировали. Октавиан не стал долго раздумывать, сказав: с цветком. Мы фотографировались с некоторыми избранными книгами из школьной библиотеки, а он фотографировался с цветком. Я расхохотался. Ты, самый сильный парень из всех нас с цветком? Учительница тут же ответила: если хочешь — пойдём в кабинет биологии, там больше цветов. Все сказано и сделано с непредсказуемым результатом. Его поместили рядом с более привлекательным цветком, и когда фотограф принес ему снимок, мы все были поражены. На ее фоне также была ученица восьмого класса по фамилии Флоаря. Она случайно оказалась на фотографии, и, как мы узнали, Октавиан позже женился на ней.
Октавиан, как и другие дети, предпочитал много лгать. На самом деле он придумывал, как будто та жизнь, которая у него была, наскучила ему, и ему приходилось постоянно придумывать другие грани, другие, более захватывающие жизни. Теперь, когда его уже нет, я думаю, что, если бы он поступил в колледж, возможно, он стал бы писателем или инженером изобретателем, потому что он не стеснялся изобретать что угодно. Никто не удосужился оценить его последующие подвиги. Он поразил нас, увидев, как одни унижают окружающих и как никто не хочет сказать доброго слова, когда они в этом нуждаются. В нашей стране люди скромные по своей природе  и остаются незамеченными,  таких как  Октавиан.