Лазарет номер три

Песня времён Первой Мировой
Померкшее сознание тяжело раненного капитана в то утро лишь смутно воспринимало какие-то голоса.
- Вера Игнатьевна, - говорил певучий юный девичий голосок, - Позвольте мне сегодня самой весь инстру- мент перемыть.
- Как хотите, Ваше Высочество, - отвечал низкий, словно мужской, голос Веры Игнатьевны, - Но даже среди наших пациентов слышно ворчание, мол, мыло да спирт руки портит – на то денщики есть и ни к чему сестриц заставлять. Так, никто их и не вынуждает, - до- бавила она с ударением на «их», с едва уловимым ехид- ством, впрочем - добродушным.
- Кожи рук наших пока вполне хватает, а операции Вы нам всё равно ещё не доверяете.
- Да уж как можно без специального обучения? Что говорить. Словом, поступайте как знаете и не отвлекай- те меня более пустяками, моя дорогая.
- Простите, Вера Игнатьевна,- нежный голосок сде- лался совсем печальным.
Капитан Владимирцов смутно разглядел миловид- ную девушку рядом с рослой плечистой фигурой вра- ча и подумал: «А ведь девица-то не иначе, как Великая княжна. А врачиха эта без труда такого как я мужичонку с ног собьёт». С этой мыслью он вновь отключился, что часто случалось с ним после последнего несчастливого для него боя. Одно ухо не слышало вовсе после конту- зии и ранения в голову, а глаза нередко отказывались служить. Помимо того, и грудь капитана осколками ис- ковыряло, и половина лица оказалась обожжённой. Он помнил лишь яростную атаку, яркую вспышку, оглуша- ющий разрыв и звон в голове, который так и не поки- дает его уши с тех пор. Скорбный лист1 капитана долог. Нередко возникают всякие осложнения.
1 Скорбный лист - история болезни.
 3
- А Вы, сестра Ртищева, пожалуйста, зайдите ко мне сегодня перед обедом, - продолжил меж тем всё тот же низкий спокойный, но требовательный голос.
- Хорошо, Вера Игнатьевна, - ответил на это прият- ный усталый голос.
Настасья Ртищева только начинала службу в орга- низованном в здании Дворцового госпиталя Лазарете номер три, но уже не самой младшей сестрой на по- бегушках, как было в Японскую, а рангом выше, как и подруга её Евпраксия. Ещё по Японской помнили они раз мелькнувшую в их прифронтовом госпитале не- истовую, непременно наводящую во всём порядок, не- утомимую Веру Игнатьевну Гедройц2, имя которой тогда впервые прозвучало на всю Россию. Теперь обе подруги по воле провидения попали в Третий Царско- сельский лазарет, где Гедройц, старший ординатор всего Царскосельского дворцового госпиталя, служила старшим врачом и ведущим хирургом. Ртищева без- условно склоняла голову перед авторитетом Гедройц, которая с самого начала войны предложила организо- вать в Царском Селе эвакуационный пункт под управ- лением полковника Вильчковского для раненых и полу- чила поддержку царицы. Вера Игнатьевна вместе с императрицей Александрой Фёдоровной работали не покладая рук и очень быстро развернули несколько
2 Вера Гедройц (1870-1932) одна из первых женщин в мире, по- лучивших звание профессора хирургии, а также поэтесса Сере- бряного века. Училась в Швейцарии, а в Русско-японскую сама в тяжёлых полевых условиях разработала, казавшиеся до того без- надёжными, полостные операции (для раненных в живот). Была помощником уполномоченного Российского Красного Креста. Об- учала сестринскому делу царицу с дочерьми. Происходит из древ- него знатного княжеского литовского рода, бывшего во времена отдалённые в оппозиции к России. Сама Гедройц стала близкой по убеждению к конституционалистам.
десятков лазаретов3. Открыть лазареты предпола- галось в сентябре 1914-го, и это удалось за такое ко- роткое время, благодаря тому состоянию внутреннего подъёма, который охватил, казалось, все слои населе- ния. Говорили, что в самом начале войны приходили ни- кому не знакомые купцы и привозили мёд для раненых, жертвовали муку, папиросы, конфеты, бельё. Раненые ещё не поступили, но пожертвования продолжали сы- паться. Позже и в Зимнем дворце был открыт лаза- рет для нижних чинов под патронажем Наследника Цесаревича. Императрица с дочерьми стали рядовыми сёстрами милосердия Царскосельского лазарета, под руководством Гедройц, и теперь все их искренне хва- лят без тени подхалимажа, как врачи, так и раненые.
Ещё в Русско-японскую войну Александра Федоровна созда- ет свой госпиталь для раненых солдат и офицеров. К 1909 году под покровительством царицы состояло 33 благотворительных общества, общин сестёр милосердия, убежищ, приютов и тому подобных учреждений, среди которых были: «Комитет по приис- канию мест воинским чинам, пострадавшим на войне с Японией», «Дом призрения для увечных воинов», «Императорское женское патриотическое общество», «Попечительство о трудовой помо- щи», «Школа нянь Её Величества в Царском Селе», «Петергоф- ское общество вспомоществования бедным», «Общество помощи одеждой бедным Санкт-Петербурга», «Братство во имя Царицы Небесной для призрения детей-идиотов и эпилептиков», «Алек- сандрийский приют для женщин» и другие. Императрица патрони- рует «Дома трудолюбия», в которых получали рабочие профессии девушки из бедных крестьянских семей. Её волнуют проблемы ту- беркулёза, и по инициативе императрицы под Ялтой появляются первые специализированные санатории. С 1914 года императрица организовала особый эвакуационный пункт, куда входило 85 лаза- ретов для раненых воинов в Царском Селе, Павловске, Петергофе, Саблине и других местах. В Большом дворце Царского Села воз- ник крупнейший госпиталь, позже названный «Собственным Ея Величества лазаретом». Многие богатые люди имели у себя домо- вые лазареты. У многих жили выздоравливающие офицеры. В Ли- вадии был устроен большой лазарет, отчёты о котором, ежедневно отсылались императрице.
 3
 45

Гедройц не делает никакой скидки на их августейшую кровь и может даже прикрикнуть, со свойственной ей резкостью, в ходе опасной операции. Как можно было не преклоняться перед такой женщиной, да ещё в эпоху, когда дух феминизации уже веял по всей Европе? Но в то же время, что-то неуловимое в ней казалось Рти- щевой неприятным, а что именно она и не могла вы- разить словами: «Взгляд её из-под белой конусовидной шапочки с красным крестом какой-то странный и очень уж пристальный и тяжёлый. Курит без передышки, го- ворит о себе иной раз в мужском роде. Не странно ли всё это? Ей явно хотелось родиться мужчиной. А с дру- гой стороны: кому бы не хотелось того же? Пожалуй, и мне... И курит она побольше любого матёрого вояки. Тонкое и даже красивое лицо княжны Гедройц порою кажется очень неприятным. Случается, что берёт мою руку в свои, пропахшие табаком, и уверяет, что ей надо согреть руки перед операцией, в то время как натопле- но в помещении достаточно и руки её вполне тёплые...» За обедом мысли Настасьи вертелись вокруг беседы со старшим врачом в кабинете. Вера Игнатьевна почти не сказала ничего по делу, но опять попросила согреть её руки, хотя сегодняшняя операция осталась позади, было вполне тепло и вскоре ей предстояла не операция, а лишь перевязка. «Что-то непонятное во всём этом». Вялый разговор за столом между сотрудницами не за- нимал Настасью. Приглушённые звуки улицы редко до- носились до слуха тех, кто находился в лазарете зимой, при закрытых окнах. Разве что гудки автомобилей или свистки поездов с вокзальной стороны. Внезапно до- неслась величественная мелодия траурного марша Шо- пена и кто-то прокомментировал: «Из Второго лазарета офицера хоронят. Царство ему небесное». Кажется это был нежно-певучий голос Её Высочества Ольги Нико- лаевны. Настасья машинально перекрестилась вместе
со всеми прочими, но мысли её были далеко. Последние краткие часы отдыха днём или ночью, в зависимости от порядка дежурств по палате, во сне её преследовал кошмар после недавней операции почти безнадёжного молодого офицера. Всё тело его было обожжено, но са- мым жутким казалось его лицо, в котором уже не оста- валось ничего человеческого. Глаза же, чудом уцелели и были даже красивы. Эта маска, грубо выполненная из опалённой кожи, всё чаще появлялась во снах Ртищевой и пыталась ей что-то сказать, но не могла, а лишь сипло мычала. От этого ужаса Настасья теперь просыпается ещё раньше, чем следует, и ком подкатывает к её гор- лу. Ощущение недосыпания мучит её остатки времени, положенного на бодрствование. Возникает потребность переедать: «Как бы не располнеть, ведь в моде очень узкие юбки... Тьфу, какие пошлые мысли могут прийти в голову. Вокруг такое творится: негоже так».
Вечером того дня в палату к знакомым раненым офи- церам зашёл, недавно выписанный, молодой корнет Клементьев и возбуждённо рассказывал им и дежур- ным сёстрам о том, что он увидел перед панихидой по капитану Гремиславскому. Служба ещё не начина- лась и от столпотворения в тесной церквушке стало душно. Корнет выглянул на улицу, чтобы освежить- ся. Возле ограды кладбища остановился автомобиль, и из него вышла дама в чёрном. Дама остановилась у ближайшей могилы, осеняя себя крестным знамением. Корнет отошёл как можно дальше, чтобы не смущать посетительницу кладбища, ожидая, что она сразу же уедет назад, но дама продолжила молитву у очередной могилы и так обошла всё небольшое кладбище, творя молитву над каждым крестом. Любопытство молодо- го человека взяло верх над его застенчивостью, и он не- заметно приблизился к даме и лишь тогда узнал в ней
67

императрицу, молящуюся в одиночестве поздним вече- ром за души своих подданных, погибших на фронте. И обязательным условием было, чтобы никто из посто- ронних этого не видел и не знал.
- Да если бы императорская чета заботилась, в пер- вую очередь, о репутации своей, как делают европей- ские политики, об этом бы уже писали газеты! И пра- вильно. Понимаю, что так нельзя с христианской точки зрения, но ради большой политики в такое время про- сто необходимо! А у нас народ всё больше утверждает- ся во мнении, навязываемому из Думы, что наша Госу- дарыня стоит на пути предательства, или забавляется с Гришкой. Разве это не чудовищно, дамы и господа?! Хоть кто-нибудь в державе нашей, не прошедший этих стен, не ощутивший целительного прикосновения рук Государыни, не видевший, как она, валящаяся с ног от усталости, выполняет чёрную работу ассистентки при операции, заявил об этом на всю Россию? Нет! От того и ползёт грязная клевета! – всё больше возбуждался по- ражённый увиденным корнет, - И молится за нас Госу- дарыня, после изнурительного дня работы, или пусть даже в редкий, единственный свободный день. Где это в истории видано было, чтобы лица «их положения» таскали наши ампутированные конечности, возились с отпиленными гнилыми костями и пропитанными кро- вью с гноем бинтами, вытирая о свои фартуки руки в мокротах наших? Брезгливость забыта. Лишь одно же- лание помочь, утешить страдания, спасти жизнь.
- Минимум одна операция в день, не считая пере- вязок! А как стоически выносят августейшие сёстры вид жутких ран и смрад от них!4 – добавил, идущий на
4 Вместе с двумя старшими дочерьми и со своей подругой Анной Вырубовой Александра Фёдоровна прошла курс сестёр милосер- дия военного времени, который им преподавала княжна Гедройц. Потом все Романовы поступили рядовыми хирургическими сё-
поправку, барон фон Таубе, лейб-гвардеец адъютант Первого Стрелкового Его Величества батальона. Под Скродой-Рудой барону оторвало ногу.
- Не только Государыня, но и Татьяна Николаевна встаёт не позднее семи утра, берёт урок по хирургии и послеоперационной реабилитации, потом начинают- ся перевязки и лишь затем - завтрак. После этого ещё берёт урок и отправляется на объезд многих лазаретов, а на досуге занимается чтением или рукоделием в по- мощь фронтовым солдатам. Часто по вечерам княжны ещё спешат во храм помолиться, поставить свечи за тя- жело больных. Помимо всего, Ольга Николаевна занята по комитету и складу, а Татьяна – по делам беженцев5. Наша бедная Ольга Николаевна всего месяц как выздо- ровела. Ведь была совсем больна - сильнейшее мало- кровие. После недели постельного режима, выхлопота- ла себе разрешение приезжать в лазарет хоть на полчаса для вспрыскивания мышьяка. Каков героизм! Надо бы нам совместно выступить в печати, господа, и как мож- но скорее, - сказала, подумав, молодая и симпатичная сестра Татьяна Мельник-Боткина6.
страми в лазарет при Дворцовом госпитале и тотчас же присту- пили к работе по перевязкам, часто тяжелораненых. Стоя за хи- рургом, императрица, как каждая операционная сестра, подавала стерилизованные инструменты, вату и бинты, уносила ампути- рованные конечности, перевязывала гангренозные раны, не гну- шаясь ничем. Она научилась быстро менять застилку постели, не беспокоя больных, и делать перевязки посложнее — и была горда, заработав диплом сестры и нашивку Красного креста.
5 В Зимнем дворце царицей был создан большой склад белья, от- правлявшегося войскам на фронт. Такой же склад имени Её Вели- чества был образован на средства чинов министерства внутренних дел. Ольга Николаевна была поставлена во главе комитета помощи семьям запасных. С весны 1915 года появились в значительном числе беженцы и по Высочайшему повелению для заведования ими был образован особый комитет во главе с Татьяной Никола- евной.
6 Мельник-Боткина – внучка лейб-медика Александра II и Алек-
  89

- Не уверена, что удастся напечатать об этом, - тихо промолвила сестра Евпраксия Охотина, - говорят, что широко публиковать что-либо в защиту династии прак- тически невозможно. Идёт скрытая война на уровне га- зетчиков. Органы печати в руках левых. А как надо бы, чтоб народ узнал о личных затратах7 Царской семьи!
Сквозь пелену замутнённого сознания капитан Еме- льян Владимирцов прислушивался к разговору и со всем соглашался, не имея сил участвовать в обсужде- нии. «Несколько наивен этот молодой корнет: если бы кто-то и протрубил на всю Россию о трудовом героиз- ме женщин семьи Романовых, то левые нашли бы иной повод к чему придраться и заглушили бы тот трубный глас» - подумал капитан. Гул голосов тяжелораненых нарастал, и палата уже напоминала толпу митингую- щих.
- Все мы равны под косынкой сестры милосердия,
сандра III и дочь лейб-медика Николая II.
7 «...после лета, 1915 года, ни в Английском банке, ни в других за- граничных банках на текущем счету... Императора не оставалось ни одной копейки. 20 миллионов стерлингов царских денег, кото- рые со времени, царствования Императора Александра II держали в Лондонском банке, были истрачены Николаем II на содержание госпиталей и различных иных благотворительных учреждений, находившихся во время последней войны под личным покрови- тельством Царской семьи. Факт этот не был известен широкой публике по той простой причине, что не в правилах покойного Государя было сообщать во всеобщее услышание о своих добрых делах. Если бы Император Николай II продолжал царствовать, то, к концу Великой войны, у него не осталось бы никаких личных средств. Но и до войны он не мог бы состязаться в богатстве ни с Рокфеллерами, ни с Ротшильдами и ни с остальными архимилли- онерами... Выросши и будучи в сознавании своих обязанностей по отношению к Pоссии, Царь, ни минуты не колеблясь, пожертвовал во время войны все эти 200 миллионов рублей на нужды раненых, увечных и их семей, но никто не мог его убедить взять для себя в мирное время хотя бы копейку из этого громадного состояния» (Романов А. Воспоминания).
а великие княжны с детства приучены к тому, что они должны шить для бедных, так же, как и свитские дамы, каждой из которых Её Величество поручала набирать, в свою очередь, двенадцать дам для изготовления опре- делённого количества тёплых необходимых вещей. Го- товые вещи отсылались Государыне, разбирались фрей- линами с великими княжнами и рассылались по прию- там или лично им известным бедным семьям, - сказала Боткина, - Обо всём этом мне сама Ольга Николаевна поведала. Но, господа офицеры, час уже поздний, пора ко сну готовиться и шум поумерить, - добавила строгим тоном.
Некоторые тяжело раненые не были способны сами есть и приходилось кормить их с ложечки словно малых детей. В тот памятный день сестра Евпраксия покорми- ла пару несчастных таким образом, а потом перешла к капитану Владимирцову, который не мог жевать из-за поврежденной челюсти, да и пока ещё движения рук были для него слишком болезненны. Охотина подноси- ла к обезображенному ожогом лицу маленькую ложеч- ку с жидкой кашицей, и капитан втягивал содержимое в свою утробу. При этом сестра умудрялась сказать и пару ласковых слов. Светлые глаза капитана подолгу задер- живались на милом лице сестрицы. Выразительные жи- вые глаза были единственным уцелевшим местом на его лице. «Скоро Вы здоровы будете», - пыталась поднять настроение больного сестра милосердия, - «У Вас толь- ко лицо обожжено, ну и контузия, а недавно такого при- везли, что на всём теле живого места от ожогов нет...» Капитан уже мог негромко глуховато, но достаточно связанно говорить и его рассказы о романтической жиз- ни в высоких горах Туркестана запомнились Охотиной своей необычностью, но вместе с тем правдоподобно- стью, со множеством деталей и любовью к природе.
 10
11

Казалось, что капитан живёт одним этим милым ему прошлым, и Охотина просила его рассказать побольше. Евпраксия не знала, что каждое произнесённое слово отзывается Емельяну болью в травмированной голове. А к вечеру вместо соседа по палате, «отправившегося» на ближайшее кладбище, рядом с Владимирцовым по- ложили ещё одного очень тяжёлого, с забинтованной до глаз головой и низом живота, бёдрами. С минуты на минуту ему предстояла операция. Несчастный офицер не двигался и лишь слабо постанывал. Перед тем, как нового соседа понесли в операционную, Емельян мыс- ленно перекрестил его. Та полостная операция особен- но запомнилась сёстрам Настасье и Евпраксии. Согнув- шаяся сутуловатая массивная фигура Гедройц с креп- кими руками, могла не разгибаться до получаса, если того требовала операция. Казалось, что её нисколько не трогает ни жуткий вид рваной раны, ни гангреноз- ный душок над ней. Раненый капитан Кирсанов нахо- дился в бессознательном состоянии, и операция уже шла полным ходом. Внезапно он очнулся от боли. Пре- красные с синевой глаза молодого капитана говорили о чудовищной муке, но он постарался не проронить ни звука. Лишь заострившийся кадык его судорожно ме- тался вверх-вниз. Вера Игнатьевна велела дать больно- му хлороформ. Глаза красавца-капитана закатились, и казалось, что они покрылись мутным налётом. Созна- ние вновь покинуло офицера. Евпраксия могла быть не менее стойкой ко всем визуальным ужасам, чем врач с опытом, но в тот вечер она не смогла себя пересилить по причине особого рода: у несчастного капитана были задеты шрапнелью детородные органы и их тоже пред- стояло обрабатывать. Это оказалось выше всех сил для волевой девицы Охотиной. Евпраксия знала, что не по- зволительно замешкаться ни на секунду, допущение ма- лейшей неловкости может стоить жизни. Она поспеш-
но шепнула Настасье, что ей плохо и та должна выру- чить её. Вдевавшая нитки в иголки, главная ассистентка Ртищева согласилась, не задумываясь. Евпраксии ещё очень не хотелось выдать истинную причину, и она ре- шила сослаться на слабость от духоты, на которую было трудно пожаловаться в прохладном помещении с вы- сокими потолками. Теперь Охотина могла помогать за спинами, подавая необходимый инструмент, не вгляды- ваясь в то, что происходит на столе. Спустя томительно долгий час, развороченный живот капитана Кирсанова был, наконец, зашит. Обе ассистентки вместе с врачом- ассистентом Евгением Петровичем, сидели в лазарет- ной столовой за чаем. Удалиться ко сну после такого всё равно бы никто сразу не смог.
- Жить будет, - тихо молвил Евгений Карпов, - Мо- лод ещё. По мускулатуре живота видно, что сильный малый.
- Дай-то Бог, - перекрестилась Евпраксия.
- Он теперь под вашим постоянным наблюдением, сестрицы, - улыбнулся врач, - Так заведено у нас: кто оперировал в качестве ассистента, тот и дальше с ним, прикреплён к нему.
Охотина вспоминала в тот момент маньчжурские равнины, где ей впервые довелось участвовать в опера- ции. Тогда им предстояло извлекать под хлороформом осколок, засевший у солдата в щеке и выходящий через глаз. Казалось, что ничего ужаснее быть не может.
В тот памятный вечер Емельян неожиданно услы- шал имя нового соседа, принесённого после операции. Имя его упомянула сестра Татьяна Романова, ответ- ственная за списки подопечных и их скорбные листы. «Капитан Филипп Кирсанов» - резануло слух Влади- мирцова: «Господи, пути твои неисповедимы: вот где мы встретились вновь! Пока надо молчать, не волно- вать Филиппа».
12
13

Санитар Антон Охотин, младший брат Евпраксии, всё утро гнул спину за мытьём полов раствором карбол- ки. Дух от такого мытья стоял тяжёлый, и голова сани- тара побаливала. Трудился Охотин в солдатском отде- лении Третьего Царскосельского лазарета. Драить полы да стерилизовать бинты с марлей в автоклаве было не- изменной обязанностью новичка в пожёванном халате. В свободное время он осваивал курсы врачебной по- мощи. Сожжённые карболкой руки всё чаще болели, и местами кожа уже слезала струпьями.
- Эй, клистирник, - развязано обратился выздоравли- вающий фельдфебель к санитару, который усердно про- тирал углы и двери раствором скипидара, - Принеси-ка нам газетку свежую. Вот те монета, а сдачу вернёшь.
- Хорошо, доделаю работу – потом, - мрачно ответил Охотин, который не любил нагловатого фельдфебеля, но старался ровно относиться ко всем болящим.
- Монашествует он видите-ли, потому не до нас ему, - разворчался малоприятный тип, - Работа у него! Ишь ты какой! Монашек недоделанный. Всё ходит тут мо- литвы бормочет. Тут женщинам подобает работать, а ему надлежит на фронте быть!
- И вас всех в них поминаю, чтобы выздоравливали, - огрызнулся Охотин.
- Подумаешь – святоша.
- Оставь человека в покое, Клементий, - буркнул солдат в летах из второго призыва.
- И ты ещё тут за таких бездельников вступаешься, - насупил свою одутловатую физиономию Клементий, - С такими, как вы все, войну и проигрываем.
- Чего ты тут несёшь, Клим? Да этот «бездельник» пашет как проклятый весь Божий день, а ты возлежишь тут как богдыхан. Ещё и меня приплёл.
- К-клим-ка, гад такой, - проблеял невнятным го- лосом полуглухой солдат средних лет. Это был не-
счастный, изнурённый ранами и болезнями, ревматик, который выглядел почти стариком. Он был растёрт и уничтожен войной до своей смерти. Обычно он ле- жал пластом и читал по слогам Евангелие, переданное Её Величеством, не замечая, если кто и заговаривал с ним. Врачи поговаривали о переводе его в отделе- ние для психически больных, но там не хватало мест. С фронта поступали всё новые не обкатанные моло- денькие солдатики, травмированные обстрелами не- мецкой тяжёлой артиллерии. Они тряслись, теряли дар речи и пополняли неврологические отделения. - А ты, Логгин, святошу не защищай. Такие, как он дер- жаву назад тянут, - не обращая внимания на глухого и убогого, ответил Клим.
- Поехало! Несёт всякую ахинею тут. Лежи тут и слушай его. Надоел..., - добавил нецензурно бородач- Логгин, сверкая глазами из-под кустистых бровей.
Антону противно было всё это слушать и, особенно, нечестивую ругань. Вокруг было немало очень душев- ных простых солдат, которые прекрасно относились к их трудолюбивому санитару, но фельдфебель портил всю компанию и пытался восстановить против него всю палату.
- А газету я приносить не собираюсь. Можете жало- ваться врачу, - резко молвил Антон.
- Гляди, Логгин, сколько злобы в нём. В этом вся их поповская кровь сказывается. Мы тут нашу кровь за них льём!
- Да заглохни ты, Клим. Опротивел уже, - отмахнул- ся седой солдат, грязно выругавшись ещё раз, - Если меня из-за тя какая из великих княжон услышит – рас- правы те не миновать. Глядеть в глаза княжне той не смогу боле. А с тобой будет ясно. Подлечусь, найду и - потроха вон. У нас в деревне народ горячий и на роду тоже. Так что – не доводи мя до греха. Душою ты, гад, отволг.
14
15

- По знакомству тут устроился он, чтоб в окопы не угодить - дело ясное. Логгин, а Логгин, ты у нас тут умный такой. Вот ответь мне: почему мы тут лежим- маемся, Логгин, а офицерики все в отделении, где ве- ликие княжны их обслуживают? Почему не меня? Чем я хуже?
- Да побойся ты Бога, нахал такой, и к нам они захо- дят и осматривают иной раз. Просто там их постоянное место, а у нас пореже. Чаво ишо те надобно, морда твоя наглая? Чем тебе наши сёстры хуже? Кататься тебя иной раз возят – карету, аль ландо подают четырёх- местное. Концерты нам устраивают. Артистов им- ператорских театров приглашают. Жрёшь тут за двоих8. Захотел помолиться - при госпитале имеется домовая церковь, да ещё и с какою иконою чтимою – «Всех скорбящих радосте». Говорят, иконостас импе- ратрицы Екатерины Первой ишо. Для духовного уте- шения тяжелораненых тебе имеется передвижная «походная» церковь. Какого тебе ишо рожна надо? И этого мало? Свинья ты и есть свинья, Климка.
- Там гвардейцы, в их отделении, лежат да шефских полков. Простой и офицер туда не попал бы, - упорно продолжил гнуть своё Клим.
- Дурья твоя башка! Для того, чтобы попасть в офицерское отделение, как и в солдатское нашего ла- зарета, нужна лишь одна «льгота» - быть тяжелора- неным. И больше всех у нас тут и там пехотинцев, а гвардейцев куда меньше. Их и в целом-то меньше на- берётся. Поезд имени Её Величества привозит с фронта «особо привилегированных»: кто без рук, кто без ног, кто с раздробленной черепушкой, а кто и вовсе без ..., - добавил непотребно, - Не зли мя боле и заткни пасть поганую.
8 На питание в лазаретах Государыни расходовалось денег намного больше, чем в лазаретах Красного Креста.
Закончив мытьё, Антон поспешил с бинтами в ав- токлавную. После слов Логгина о княжнах он испыты- вал к нему лишь симпатию, простив Богом нетерпимые выражения. Вспомнил он, как едва очнувшись после операции, производимой самой Гедройц, другой солда- тик первым делом спросил, а не ругался ли он грязно в беспамятстве пред лицом «княжны-врачихи» и великих княжон. Особенно его волновали последние – юные и чистые. Антон лишь умилялся такому. А ещё он стал себя ловить на том, что он сам заглядывается на вели- кую княжну Татьяну Николаевну и страшно себя ругал за такие глупости. Во-первых, сам он был уже на пол- пути в монастырь и не принял до сих пор постриг лишь из-за того, что решил послужить во благо Отечества в тяжёлую пору. То есть просто пялиться на красивую де- вушку ему уже грех. Во-вторых, даже если бы он и раз- думал удаляться от светской жизни, то его воздыхания по Великой княжне беспочвенны и бесплодны. Слиш- ком неравен такой союз. Наконец, какой женщине он нужен – чахлый молокосос, которого даже не взяли в новобранцы?
Между делом он решил заглянуть к своей сестре, ра- ботающей в офицерском отделении. Охотин быстро до- шёл до небольшого двухэтажного дома полубарачного типа с большой верандой. На первом этаже распола- гался лазарет, а на втором жили сёстры милосердия. Обстановка в офицерском отделении была столь же скромна, как и в солдатском: простые кровати, белые крашеные табуретки с тумбочками, простенькая, но со вкусом мебель в небольшой уютной гостиной в сти- ле Александра I. Белые стены, выкрашенные масляной краской, желтоватые квадратики плитки на полу в операционной. Единственным различием было то, что в офицерских палатах выделялось больше места на человека. Офицерское отделение было рассчитано на
 16
17

30-35 человек, а солдатское - на 60-70 человек. Уход же за солдатами был ничуть не хуже. Антон заметил, что на сестре его нет лица. Евпраксия сказала, что скверно спала после тяжёлой операции, отнимающей больше сил, чем обычно. Даже призналась, что её преследовал кошмар, связанный с недавней смертью одного опери- руемого солдата. Едва она пыталась заснуть, как пред её глазами возникало всё, что тогда случилось: лопнувшая артерия, кровь, которую ничем не остановишь, лёгкие солдата поглощают кровь, слышится зловещий свист в лёгких, лицо синеет и глаза стекленеют. Не помогает и искусственное дыхание. Но самым страшным в этом сне казалось, что то был не умерший солдат, а вчераш- ний красавчик-капитан, о чём Евпраксия, естественно умолчала, и корила саму себя: ведь она давно собира- лась принять постриг и обдумывала лишь точные сроки его. Вчера она ощутила во взгляде Кирсанова нечто не дающее покоя с той самой минуты, и в этом она боялась признаться даже самой себе. Сестра спросила Антона, не сердится ли он всё ещё на её обман, имея в виду своё умалчивание о том, что лазарет их находится НЕ на фронте, куда рвался слабый здоровьем брат.
- Злость один из грехов людских. Стараюсь не злить- ся, - последовал сухой ответ.
Поговорили брат с сестрой о делах семейных. Давно не было никаких писем от ушедших на фронт братьев.
Утром Охотина сидела между Владимирцовым и Кирсановым, успокаивая и подбадривая их. Вдруг ка- питан Кирсанов начал много и несвязанно говорить. У него был жар, но Вера Игнатьевна уверяла, что всё в норме. Капитан бредил, но в его словах прослежи- валась логическая цепочка. Он говорил в основном о своей любви к какой-то столичной особе, которая само исчадие ада, и он не имеет больше сил и воли к жизни
из-за неё. Временами он упоминал какие-то насторажи- вающие детали поведения той особы, выдающие её де- монизм. Евпраксией полностью овладела неимоверная жалость к слабому больному человеку и инстинктив- ное желание защитить его от всех бед, в том числе и от той страшной дьяволицы. Когда Кирсанов умолк, впав в забытье, Владимирцов поведал Охотиной, что с ним рядом положили его старого боевого товарища, которо- го поначалу он не мог узнать из-за повязки на голове. Теперь повязку сняли. Высокое чело Кирсанова было лишь слегка разбито камнем. Евпраксия с жаром по- просила рассказать побольше о его боевом товарище, и Емельян выполнил её просьбу, хотя и ощущал некую зависть: «Что значит красивый молодой человек. А что мою морду наполовину спалило, так оно и к лучшему, не будет заметно насколько она была гнусна и можно будет вообразить, что некогда была и недурна».
- Спасибо Вам огромное, капитан, за Ваш рассказ. Как живо Вы умеете описывать обстановку! –улыбну- лась Охотина и, заметив, что лицо Владимирцова ис- казилось от боли в голове, погладила его руку, сжав её, - Спасибо. Крепитесь. Через несколько дней Вам ста- нет намного легче. Сама Вера Игнатьевна сказала. Я не прибавляю, нет!
В ответ он улыбнулся морщинками усталых от боли, но живых и выразительных глаз:
- Спасибо, милая сестрица. Я верю, что скоро всё пройдёт. Вы лучше больше заботьтесь о Кирсанове. Он между жизнью и смертью. А со мной и так всё в по- рядке. Спасите капитана. Он очень достойный человек. Скоро он выбросит всю эту дурь с той знакомой из Пи- тера из головы и всё встанет на свои места. Поразитель- ной храбрости офицер.
- Вы благородный человек, капитан. Но мы имеем возможность достаточно заботиться о каждом из вас, поверьте.
18
19

Что-то сжалось в душе Владимирцова: возможно впервые в жизни в свои сорок лет он, убеждённый хо- лостяк, ощутил чувство ревности и к кому – к своему любимому боевому товарищу: «Насмешка судьбы. Та- кая девушка и до ранения бы на меня глядеть не стала, а теперь я и вовсе урод. На что я могу надеяться? Кому я нужен с опалённой мордой?»
Становилось всё холоднее, и потекли сумрачные декабрьские дни. Внезапно Филиппу полегчало, и он сумел узнать своего соседа, чему был несказанно рад. В то морозное солнечное утро пред Кирсановым воз- никла высокая стройная дама лет пятидесяти в простом сереньком костюме сестры и в белой косынке. Она ла- сково поздоровалась с ним и расспросила, где он был ранен, в каком деле, на каком фронте. В её речи слы- шался явный иностранный акцент. Филипп отметил классическую правильность её тонкого лица, бывшего некогда прекрасным, но мелкие морщинки уже распол- зались вокруг уголков её глаз и губ. Выражение это- го лица было строго-задумчивым, и стального цвета глаза не смялись даже, если рассудок приказывал губам улыбаться. Подбородок резко очерчен, подчёркивая волю его обладательницы. Цвет её лица менялся в зави- симости от нервного состояния, а улыбка лишь слегка скрашивала невысказанность затаённой печали. Дама подбодрила обоих друзей ласковыми простыми слова- ми и уверила их, что будет вспоминать их в молитвах. Когда она отвернулась от Филиппа, Емельян заметил, что в глазах её стояли слёзы. Она извинилась и быстро покинула палату. Уже в дверях её окликнул третий со- сед, с которым никто из недавно прибывших в лазарет ещё и не разговаривал:
- Ваше Величество, можно Вас попросить покорно присесть на минуточку. Очень мне худо нынче, а если
присядете – смогу заснуть хоть ненадолго, - молвил офицер в летах, сиплым сорванным голосом и потянул в сторону дамы дрожащую руку.
- Конечно, князь Эристов, простите, что сама не по- думала. Устала очень.
Владимирцов переглянулся с Кирсановым, несмо- тря на то, что поворачивать голову Емельяну было очень больно. Владимирцов перекрестился трясущейся рукой, ценой очередного прилива боли в груди и звона в ушах. Филипп прослезился и что-то зашептал. В тот день в дневнике Государыни появилась запись: «Вчера мне пришлось перевязывать несчастного с ужасными ранами... он едва ли останется мужчиной в будущем, так всё истерзано осколками, быть может, придётся ему всё отрезать, так всё почернело, но я надеюсь спа- сти, - страшно смотреть, - я всё промыла, почистила, помазала иодином, покрыла вазелином, подвязала, - всё это вышло вполне удачно, - мне приятнее делать по- добные вещи самой под руководством нашего врача. Я делала ранее три подобных перевязки, - у одного была вставлена туда трубочка. Сердце кровью за них об- ливается, - не стану описывать других подробностей, так это грустно, но, будучи женой и матерью, я осо- бенно сочувствую им9. Сегодня этот офицер впервые пришёл в полное сознание. Несчастный ещё и не подо- зревает, какое страшное известие его ожидает в скором времени».
Как-то после очередного изнурительного дежурства Настасья решила с утра прогуляться по Царскосельско- му парку. Неожиданно Ртищева столкнулась с НИМ. Гумилёва она узнала сразу: его высокую худощавую фигуру в элегантном пальто, манеру ходить с лёгким
9 Эти слова Александры Фёдоровны об одном из раненых взяты из Её письма Николаю Александровичу.
 20
21

наклоном вперёд, а приблизившись, - и крупные харак- терные черты лица. Она опешила невольно, остановив взгляд на неправильных чертах его выразительного, не слишком красивого, но приветливого лица. Они встре- тились взглядами, но Настасья не была уверена, что он её разглядел и воспринял, как одушевлённую суб- станцию. Взгляд поэта словно прошёл насквозь и не задержался. Разминувшись, через полминуты она не выдержала и оглянулась. Неожиданно оглянулся и он. Ртищева зашагала прочь, смахнув непослушную слезу, выступившую не только от мороза. Внезапно поэт до- гнал её и заявил приятным низким голосом, взмахнув тонкой изящной рукой:
- Вы достойны кисти Рубенса! Да что я говорю, ведь следовало было попросить Серова... Увы, и его уже нет на этом свете.
- Неожиданные у Вас шутки, сударь, - заметила На- стасья, придав лицу как можно больше независимости и безразличия. Околдованная, она не замечала, что поэт слегка картавит и глаз его немного косит. Разве это играет роль в человеке такого размаха?
- Вполне серьёзно. Не люблю бросать слов на ветер. Но чья кисть, как не этих людей, достойна сотворить Ваш образ на холсте? Других не знаю, - бросил Гуми- лёв и тут же, извинившись, что он опаздывает в комен- датуру, ускорил шаг в прежнем направлении.
- Vous etes en moi comme une hantise10, - бросила Рти- щева ему вслед, отвернувшись, и зашагала прочь. Она так и не узнала расслышал ли он её слова.
«Поэзия есть Бог в святых мечтах Земли» - звучали в её голове слова Жуковского. Настасья брела по парку в неизвестном ей самой направлении весь остаток не- долгого светлого времени и опомнилась лишь с насту- плением сумерек, повернув назад к Третьему лазарету
10 Вы во мне словно наваждение (фр.).
от санатории для больных детей на Павловском шоссе. Потом Ртищева узнала строение санатории Свято-Тро- ицкой общины для выздоравливающих больных11, что на углу Колпинской и Кузьминской, и после уже поня- ла, как идти дальше.
- Освятили Дворцовый лазарет наш ещё в августе 1914-го, и пошла работёнка, - с любовью рассказывала Емельяну палатная сестра Ольга Грекова о своей ра- боте, - А в октябре и госпитальную церковь освятили. Первым пациентом стал молоденький корнет лейб- гвардии Его Величества кирасирского полка Каранго- зов. Милый был юноша. Только вылечился и опять на фронт.
- Уверен, что многие, кто вынужден был здесь долго лежать просто напросто рвутся назад, к однополчанам, - слабым голосом проговорил Владимирцов, - Убивает безделье.
- Скорее бы и нам, - и вовсе загробным голосом вставил, молчавший до того, Кирсанов.
- А недавно Великой княгине Ольге Александров- не Георгиевской пожалована медаль «За храбрость». Она не только руководит своим госпиталем, но и сама служит там сестрою милосердия. И наша Вера Иг- натьевна имеет такую же медаль и ещё золотую «За усердие» на Анненской ленте и знаки отличия Красного Креста всех трёх степеней. Вот как!
- Да уж... – неопределённо откликнулся Емельян.
- Ох, уж этот мне Красный крест, - раздался зычный голос князя Эристова – более дальнего соседа по пала- те, - Работа до изнеможения слабой здоровьем Госуда- рыни и её дочерей по уходу за ранеными в созданной Ею самой на свои средства системе госпиталей, полно-
11 В эту санаторию принимались за особую плату лица, нуждающи- еся в отдыхе после перенесённых ими незаразных болезней.
  22
23

стью игнорируется « любезными» коллегами из Крас- ного креста, связанными с Земгором. Своими бы ру- ками и передушил «законных дезертиров» мерзавцев- «земгусаров12». Подлечиться бы только слегка.
- А что же Вы хотите? – вставил барон фон Таубе, - Скромная поначалу организация, Красный Крест, по- степенно подчинила всю санитарную администрацию страны. А те думские иезуиты, кто орёт: «Немка!13», - стараются не замечать того, что Царскосельский го- спиталь был переоборудован под приём раненых за счёт «Немки». Скоты! «Земгусары» получают и оклады двойные: по старому месту службы и по Земгору.
- Не умеем мы поддерживать авторитет правителей наших, - сокрушался Эристов, - Взять ту же смерть отважного мальчика князя Олега Константиновича.
12 «Земгусар» – ироническо-пренебрежительное определение служащих снабженческой общественной организации – «Союза земств и городов». Получив право на ношение офицерской формы (без погон), они не призывались в действующую армию. «Земго- ровец» - то же, что и «земгусар», но без оттенка насмешки. Среди земгоровцев было немало честных патриотов, но ещё больше рва- чей и мародеров.
13 Императрицу, англичанку по воспитанию, звали «немкой», как некогда «австриячкой» - Марию Антуанетту, будто хоть одна ца- рица в России за последние два столетия была русской по крови. «Вот уже несколько раз я слышу, как упрекают императрицу в том, что Она сохранила на троне симпатию, предпочтение, глубокую нежность к Германии. Несчастная женщина никаким образом не заслуживает этого обвинения, которое она знает, и которое при- водит Её в отчаяние. Александра Фёдоровна, родившаяся немкой, никогда не была ею ни умом, ни сердцем... Её воспитание, Её обу- чение, Её умственное и моральное образование также были вполне английскими... Основа Её натуры стала вполне русской. Прежде всего и несмотря на враждебную легенду, которая, как я вижу, воз- никает вокруг Неё, я не сомневаюсь в Её патриотизме. Она любит Россию горячей любовью. И как не быть Ей привязанной к этой усыновившей Её родине, которая для Неё резюмирует и олицетво- ряет все Её интересы женщины, супруги, государыни, матери?» (Палеолог М. Царская Россия накануне революции).
Юноше шёл всего двадцать второй год. Я сам навестил его в госпитале, когда несчастный был при смерти осенью четырнадцатого. Милый корнет рассказывал с гордостью, как они двигались в составе двух эскадронов в авангарде гусарского полка. Близ деревни Шильвишки они столкнулись с немецкими разъездами. Завязалась перестрелка. Князь Олег попросил эскадронного коман- дира разрешить ему с взводом захватить неприятель- ский разъезд. Тот разрешил неохотно. Кровная кобыла Диана занесла князя далеко вперёд. Часть немцев была уже перебита, а часть сдалась, когда один из раненых кавалеристов, лёжа, повалил князя ловким выстрелом. Тяжело раненого на арбе перевезли в Пильвишки, где он причастился, а затем повезли в Вильно, где был бли- жайший хороший госпиталь. Установили гнилостное заражение крови. Пуля, войдя в правую ягодицу, про- била прямую кишку и застряла в левой ягодице. Опе- рировал профессор Цеге фон Мантейфель, помогали профессора Мартынов и Оппель. Вскоре была получена телеграмма от Государя о пожаловании князю Геор- гия. Юноша был так счастлив и с гордостью показал мне телеграмму. Как сейчас помню его слова: «Я так счастлив, так счастлив! Это нужно было. Это под- нимет дух. В войсках произведёт хорошее впечатле- ние, когда узнают, что пролита кровь Царского дома». К утру князь стал впадать в забытье. Начался бред. Корифеи медицины стали давать ему шампанское... Вливали в руку соляной раствор. Вечером приехали ро- дители14, князь узнал их. Брат Игорь рыдал. Великий
14 Отец Олега, Константин Константинович, религиозен, поэт, ак- тёр, переводчик Шекспира. На его стихи созданы известные ро- мансы. Братья Олега: Иоанн, муж дочери сербского короля, очень религиозен, отличился на фронте тоже, Константин – любим лейб- гвардии измайловскими солдатами, Игорь. Они сброшены боль- шевиками в шахту вместе с Елизаветой Фёдоровной. Дочь Татьяна стала монахиней в Иерусалиме. Дед Олега, Константин Алексан-
  24
25

Князь-отец привёз ему дедов крест Святого Георгия. Прикололи к рубашке раненого, который целовал кре- стик. Пригласили священника... Слышали ли вы когда- нибудь о пролитой крови этого представителя Царского дома, начинающего большого поэта? Вот именно, что нет...
- Ах, как жалко мальчика, - вздохнула Грекова, пере- крестившись.
- Англичане бы сумели преподнести такую смерть своему народу, - заметил фон Таубе.
- А какие славные люди прошли через наш лазарет и недавно вернулись на фронт! - продолжала своё Греко- ва, подсев к Дмитрию Таубе15.
В полдень, проходя по коридору, Настасья остолбе- нела от неожиданности, не поверив своим глазам: на- встречу ей скользил воздушный силуэт знакомой по столичному либеральному салону Аглаи во всей его красе. По глубокому убеждению Ртищевой эта декаден- ствующая светская львица никак не вписывалась в об- раз сестры милосердия.
- Да, да, Настасья Николаевна, Ваши глаза Вас не обманывают. Императрица Мария Фёдоровна возглави- ла Красный Крест, например16. Если уж Феликс Юсу-
дрович, был нелепо либерален.
15 Ольга Порфирьевна Грекова – дочь донского казачьего генерала. После революции она вышла замуж за барона фон Таубе.
16 Мария Фёдоровна, будучи действующей и став вдовствующей императрицей, вела огромную общественную работу, как глава Института императрицы. В ведении Института находились учеб- ные заведения, воспитательные дома, приюты для обездоленных и беззащитных детей, богадельни во всех крупных городах Рос- сии. Среди них были: Общество попечения о детях лиц, ссылае- мых по судебным приговорам в Сибирь; Братолюбивое общество по снабжению неимущих квартирами; Приют для неизлечимых больных; Александро-Мариинский дом призрения; Благотвори- тельное общество при Обуховской больнице; Мариинский инсти-
пов проходит офицерские курсы, то почему бы и мне не внести свою трудовую лепту в победу России?
- Признаться, не ожидала Вас здесь встретить, - сухо улыбнулась Ртищева.
- Я и сама не ожидала себя обнаружить в качестве сестры милосердия. Сегодня мне предстоит собеседо- вание.
- У Вас имеется какой-то опыт?
- Видите-ли, Вы наверное, не осведомлены, но кня- гиня Юсупова устроила за свой счёт госпиталь в своём доме и сама работает в нём сестрой милосердия. Знает состояние здоровья всех тяжелораненых, за которых не- сёт ответственность. Кстати и Феликс помогал матери по организации госпиталей в нескольких юсуповских домах. Как единственный сын он не подлежит призы-
ву...- Так, отчего же Вам не работать прямо в доме, где Вы живёте?
- Понимаете... с некоторых пор мы с княгиней не в ладах. Стали раздражать друг друга... Пожалуй, это очень даже типично для двух взрослых женщин в од- ном доме.
- Я Вас понимаю. Но извините, мне пора на обход. Не могу более задерживаться. Всего Вам доброго, - На- стасья напряжённо распрощалась и суетливо зашагала дальше.
тут для слепых девочек и Институт взрослых слепых девиц; Мари- инский родовспомогательный дом и находящаяся при нём школа повивальных бабок; приюты для сирот, оставшихся после павших воинов. По инициативе Марии Фёдоровны возникли Мариинские женские училища для девушек-горожанок. Императрица попечи- тельствовала женскому Патриотическому обществу, Обществу спасения на водах, Обществу покровительства животным и дру- гим. На протяжении многих лет она была шефом гвардейских пол- ков. Под началом Марии Фёдоровны все женщины Императорско- го дома принимали участие в организации лазаретов, санитарных поездов, складов белья и медикаментов, приютов и мастерских для увечных воинов.
  26
27

Когда Филипп Кирсанов открыл глаза, он не пове- рил им и тут же опять закрыл, после чего повторно при- открыл и очень нерешительно.
- Да, Филипп, это я. Не удивляйтесь. Это не призрак. Я пришла сюда с целью устроиться сестрой милосер- дия. Случайно заметила в скорбном листе Ваше имя, номер палаты, ну и решила, что грех не навестить Вас, - очаровательно улыбалась зеленоглазая нимфа, сидящая подле Кирсанова.
- Господи, я ожидал всего чего угодно, встречи с Бо- гом, дьяволом, но не этого... - матовая бледность лица Филиппа в тот момент впервые стала исчезать от при- лива крови по причине огромного волнения, - Прости- те, что я так жалок, не могу привстать, чтобы привет- ствовать Вас! Как скверно!
- Что Вы! Побойтесь Бога! Как Вы можете думать о таких глупостях. Вам следует строго исполнять все предписания врача и не шевелиться понапрасну. Ваши раны могут открыться, а это чревато. Вам важно думать о хорошем, что всё будет прекрасно. Вокруг Вас столь- ко милых молодых сестёр.
- Что мне все сёстры мира? Лишь, если бы Вы со- гласились ждать моего выздоровления...
- Оно затянется и обещать Вам этого не стану, мой милый Филипп.
- Вы жестоки. А ведь я хотел забыть Вас и был прав...
- Пожалуй, что так. И постарайтесь забыть. Вы бу- дете неуклонно выздоравливать всю свою жизнь и всё будет прекрасно. Прощайте.
- А что там сказано, жестокосердная Аглая? В скорб- ном листе?
- Как бы это Вам сказать... Довольно малоутеши- тельно для Вас, но всё в руках Божьих. На мой взгляд всё так, что лучше и быть не может: Вы, наконец, стане- те достойны возвышенной души своей. В том смысле, что тело Ваше станет... Прощайте.
- Нет, это сон... бред... – Филипп опустил тяжёлые веки, а когда поднял их, то оказалось, что никакой Аглаи рядом нет. «И не было её, всё это вновь сон, смешанный с явью. Кажется, я по-прежнему без ума от неё» - по- думал Кирсанов и постарался заснуть. Но сон не шёл. Сердце билось учащённо и казалось, что в воздухе, на- поённом карболкой, стоит запах тонких смутно знако- мых духов.
Когда Аглая незаметно выходила из палаты Филип- па, она встретилась в дверях взглядом с уже знакомой ей по приёмному покою сестрой Евпраксией, которая какое-то время стояла в дверях. Взгляд Евпраксии был насторожен и не отличался приязнью к обращённому объекту. Это неприятно удивило Аглаю, но вскоре, вы- йдя на улицу, она обо всём забыла. Через день ей долж- ны были дать ответ о результатах собеседования, в котором принимали участие старший врач госпожа Ге- дройц, а также одна скромная неброская сестра, к кото- рой Гедройц неожиданно для Аглаи обратилась «Ваше Величество». Евпраксия подумала о том, что ей пора бы честно самой себе признаться в своём неравноду- шии к Кирсанову: «Но если я ревную к этой новенькой рыжей весталке, то и к Настасье должна бы тоже. Но нет у меня камня за пазухой в отношении Ртищевой. Значит что-то ещё руководит мною, когда я испытываю неприязнь к рыжей? Да, конечно! Я ощутила это, когда её впервые увидала там, в приёмных покоях – словно что-то недоброе исходило из её красивых глаз! И это определённо было до того, как я поняла, что их что-то связывает с Филиппом...»
Когда, на исходе дня, Вера Игнатьена, наконец, стол- кнулась с Александрой Фёдоровной и обе сообразили, что могут себе позволить выделить свободную минут- ку. Тогда они обсудили кандидатуру молодой барышни, приходившей утром.
28
29

- Сестёр не хватает, Ваше Величество, - начала Вера Игнатьена, - Нужны руки. Барышня холёная, изнежен- ная, но и наша Настасья была такой же, а как хорошо работает.
- Вера Игнатьевна, голубушка, - неспешно ответила Государыня, - Если для Вас что-то значит мой совет, то очень настаиваю не принимать эту особу.
- От чего же, Ваше Величество? – Гедройц высказа- ла неподдельное удивление, - Объясните, пожалуйста. Наши бедные офицеры будут рады тому, что за ними ухаживает столь миловидная дама.
- Понимаете, я обладаю, как мне кажется, каким-то особенным чутьём на людей определённого сорта. Так вот, нашим раненым не станет лучше от ухода такой се- стры...
- Право, Ваше Величество, я Вас не понимаю. Но раз Вы так хотите...
- Что Вы, что Вы, Вера Игнатьевна, Вы здесь у нас командир. Вам и решать кого принимать. Мне кажется, что сейчас в Царском не осталось дома, откуда рано по утру не выходила бы скромная фигура сестры милосер- дия, семеня по направлению к одному из госпиталей. Мы бы нашли замену. Но окончательное решение я представляю только Вам. Прощайте.
Когда императрица удалилась, главный врач провор- чала себе под нос: «Ну, до чего же Её тянет на мистику. Потребность во всём найти что-то сверхъестествен- ное».
- Мне кажется, что Вы сегодня чувствуете себя нео- жиданно хуже, господин Кирсанов, и потому я пригла- шу врача на дополнительный осмотр. Не говорите ниче- го, знаю, что будете уверять меня в противоположном, но некоторый опыт у меня уже есть, - ласково говорила Евпраксия, сидя возле Филиппа и тревожно вглядыва- ясь в его лицо, покрытое нездоровым холодным потом.
- Как поговорил с той дамой четверть часа назад, так и постанывает, вертит шеей, кадык «глотает», - добавил Владимирцов, - Надо бы осмотреть как следует.
- Нет, право, всё хорошо, только в ушах звон какой- то странный, - растерянно промолвил Филипп, расте- рянно глядя в глаза Евпраксии.
- Звон от давления крови в ушах, от непривычной после фронта, настораживающей тишины, это мне зна- комо, - вздохнул Емельян.
Ночью Евпраксию разбудил непривычный кошмар- ный сон о том, что она идёт через не то парк, не то лес, и вдруг замечает, что все светлые стволы деревьев со- чатся каким-то отвратительным чёрным вязким гноем, после чего до её обоняния доносится смрад этой ужас- ной жидкости и начинает душить.
Рождество 1915 года Третий лазарет отметил друж- ным обедом сначала всего персонала, а потом – разно- сом рождественских яств по палатам и продолжени- ем трапезы вместе с пациентами. Работник Красного креста, книжный иллюстратор и акмеист Нарбут во время войны служил в Царском17. Он был рад избе- жать фронта, но по месту службы был вынужден присутствовать при императорских обедах, что его, как либерала, заметно раздражало. Так, и в этот раз он сидел за столом работников лазарета, хотя и ощу- щал себя явно не в своей тарелке в этом незнакомом ему обществе. Он знал лишь членов Дома Романовых, то есть «Трёх сестёр», и госпожу Гедройц, как особу, сочувствующую его взглядам, но никого более. Буду-
17 Позже друг Нарбута, художник Мстислав Добужинский, сумел перетянуть его в историческую комиссию при Красном кресте, за- нимавшуюся редактированием книги о пятидесятилетии Красного креста. В годы войны несколько человек усердно занимались гра- фическими работами с целью помпезного издания книги.
 30
31

чи выходцем из знатного литовского рода, но ставший прожжённым либералом, он не выносил церемоний, особенно связанных с сословностью. Но после присут- ствия за несколькими традиционными обедами с лаке- ями по случаю приезда императора из Ставки, Нарбут был поражён простотой того, что увидел в лазарете. Царица с дочерьми ничем не выделялись среди про- чих работников лазарета. Нарбут, одетый утрированно во френч с вензелем и галифе, ощутил неловкость от своей очередной выходки с таким маскарадом и понял нелепость своего поведения. Этот желчный человек вяло ковырялся в праздничном пироге серебряной вил- кой и удивлённо по-новому разглядывал миловидных, бойко-щебечущих великих княжон. Их образы, хорошо известные всей России, благодаря многотиражным художественным фотографиям, воспринимались мно- гими, как воплощение благополучия: изящные головки, сияющие глазки, воздушные платья. На фотографиях их окружают ажурные салфетки, книги в тяжёлых добротных переплётах, а на коленях прохлаждаются мопсы. А будущее княжон кажется таким легко обо- зримым и безмятежным... И вдруг те же детки в го- спитале за тяжелейшей психически работой! Что-то не увязывалось и смущало Нарбута, начинало злить его. За столом зашла речь о том, что работа в лазарете становилась для девушек столь привычной, что они уже с неудовольствием встречают необходимость «одеться прилично», или просто иначе, - вне лазарета.
- Платье сестёр милосердия мы ощущаем «второй кожей», правда, Татьяна? – сказала ласковым голосом стройная среднего роста Ольга Николаевна, устремив свой синий взгляд на младшую сестру.
- Я бы добавила: «Единственной и настоящей» - улыбнулась высокая и особенно изящно сложенная Татьяна, которая встретилась своим прямым твёрдым
взором с глазами Нарбута и вынудила его смущённо опустить голову.
- В годину войны всё вокруг становится «единствен- ным и настоящим», - загадочно сказала императрица.
- Что Вы имеете в виду, мамА? – насторожилась Та- тьяна, грациозно изогнув длинную шею.
- И нашу веру православную я всё больше ощу- щаю единственной настоящей. Посмотрите на немцев, кровь которых преобладает в жилах моих. Мне милы их традиции, язык, но не прусский протестантский дух, намекающий на их избранность. Этот дух поро- дил германский милитаризм ещё при Бисмарке, и с тех пор Германия неуклонно эволюционирует «от Канта к Круппу». Не вижу тут ничего смешного, Татьяна. Ста- новится всё меньше крупных писателей, музыкантов и художников во всём мире. Чем это объяснить? Люди торопятся жить, впечатления чередуются слишком быстро. Машины с деньгами управляют миром и уни- чтожают всякое искусство, а у тех, которые счита- ют себя одарёнными, испорченное направление умов.
- Да, это так. Кайзер, столько лет кричащий о «жёл- той опасности и необходимости общехристианской солидарности в преддверии её» затеял бойню, равной которой ещё не было, - строго и задумчиво молвила Ольга.
- Он думает, что он сверхчеловек, - тихо сказала императрица, - а он шут гороховый. Ничтожество. Всех и заслуг, что аскет и жене верен, потому что по- хождения его - платонические18.
- И кайзер ещё пытается спихнуть вину за развязы- вание войны на папА! – грустно добавила Ольга Нико- лаевна.
18 Александра Фёдоровна подлинно так сказала о кайзере, но неза- долго до войны. В 1890-е же, Вильгельм сватался к сестре будущей русской царицы, Элле, и был отвергнут.
 32
33

- Вряд ли Европа ему поверит, - вставила княжна Ге- дройц.
- От английского общества бывших суфражисток поступило предложение заняться нашими беженца- ми, в особенности беременными женщинами, - сказала Александра Фёдоровна, - Они прекрасно показали себя во Франции. Можно было бы их присоединить к Татья- нинскому комитету. Бьюкенен должен ещё поговорить об этом с Сазоновым. Меня просят стать попечи- тельницей их госпиталя, который находится в Элли- ном доме. Почему бы им не помогать нам, ведь Русский автомобильный санитарный отряд Вероля, который находится под моим покровительством, превосходно работал во Франции.
- На Татьяну навалится больше бюрократической работы, - вздохнула Ольга.
- На днях мы должны посетить лазарет Большого Дворца, дети мои, - ласково сказала Александра Фёдо- ровна.
- Ой, какая же будет скукотища, мама! – восклик- нула Татьяна своей милой манерой – быстро и скрады- вая слова, скорчив уморительную гримасу, - Можно мы останемся в нашем лазарете?
- Там всё так строго и официально, что приходится следить за каждым своим шагом, так как там мы в цен- тре внимания. Все сёстры там такие важные, что не- приятно. Только в своём лазарете, мы чувствуем себя хорошо и уютно! – добавила мягким тоном Ольга, пере- кинувшись с сестрой и матерью взглядом лучистых, ис- крящихся, цвета уральской бирюзы глаз.
- Так надо, дети. Придётся потерпеть. Ну а завтра мы идём на праздничную литургию в Феодоровский Собор.
- Позвольте мне присоединиться к Вам, Ваше Вели- чество? – нерешительно спросила Настасья.
- Конечно, госпожа Ртищева, если только Ваш гра- фик позволяет.
Настасья всё чаще ловила себя на том, что её тянет в храм, чего раньше не было, поскольку в их столич- ной семье не было заведено посещать службу чаще, чем пару раз в год. Глядя на пример Романовых, Ртищеву стали всё больше раздражать воззрения матери и тра- диции собственной семьи. Кроме того, Настасью давно привлекал «Городок при Фёдоровском государевом со- боре», построенном для притча19, который ей ещё не довелось повидать. Строительство было ещё не завер- шено, но до народа уже докатилась похвала зодчему20.
- Ну, а пока, сестрицы, - продолжила Александра Фёдоровна, - как у нас на каждые военные Рождество и Пасху заведено было, надо опять организовать раздачу подарков21.
19 Притч - служащие при соборе. В «городке» были задуманы пять основных построек, носящих условные названия: дом для священ- ников (Белокаменная палата), дом для причетников (Жёлтая пала- та), трапезная, дом дьяконов, здание канцелярии.
20 Комплекс зданий в неорусском, а именно ярославском, стиле у северных границ Александровского парка строился зодчим Кри- чинским с 1913 года. Это был обособленный городок, обнесённый кирпичной кремлёвской стеной со сторожевыми башнями, бойни- цами и каменными воротами с богатой резьбой. Идея состояла в создании «живого» музея старины при «Обществе возрождения художественной Руси». Осенью 1914-го в возведённых зданиях го- родка был устроен лазарет No17 под патронажем императрицы и великих княжон Марии и Анастасии. В доме священников находи- лось отделение для офицеров, а в доме причетников отделение для рядовых. Лазарет содержал Петроградский богач Степан Елисеев, а затем сахарозаводчик Карл Ярошинский.
21 Всем раненым Царскосельского района выдавались великолеп- ные подарки на личные средства Царской семьи, как, например, серебряные ложки и вилки с гербами, и, кроме этого, устраивались ёлки с угощением. Значительные суммы Их Величеств раздавались нуждающимся раненым, и многие из них и не подозревали, откуда идёт им помощь. Ещё менее знала об этом общественность. Помо- гала в этом деле и Вырубова - человек очень щедрый и отзывчивый
 34
35

«Да... Как бы очаровательные создания эти царские детки. Но ведь скоро кто-то с хрустом будет лишать их девственности. Грубо-первобытное действо. Как бы вы всё это не обставили, суть остаётся той же. Ничем они не отличаются от прочих. Кто знает, может быть ста- нут ещё и изменять своим голубокровым? Почему мы должны ожидать от них иного?» - роились мысли в го- лове, молча сидевшего со скучающим видом, Нарбута.
- Ну что Вы опять такой кислый, господин Нарбут? – улыбнулась ему Гедройц наедине после обеда, - Не от того ли, что мы, литовцы, забрались уж слишком далеко на север, где не хватает солнца?
- Вера Игнатьевна, со мною всё в порядке. Но Вы же знаете, что само присутствие... хм-м... меня выводит из себя. Так и обволакивает меня дух Распутина.
- Ну что Вы всё выискиваете к чему бы придраться? Или Вы уже левее меня стали? Разве их высочества и Её Величество не были милы за обедом? Чем Вам не угодили «сёстры Романовы», как я всех троих зову – «сёстры» в двух смыслах?
- Очень милы... девочки, но не... Она никогда не мог- ла понравиться даже придворным, не то, что народу. По- стоянная натянутость, нежелание общаться с людьми.
- Думаю, что скорее притворство и лицемерие кама- рильи сделало Её такой. Государыню любят все ране- ные. У Неё проявились незаурядные способности успо- каивать, вести непринуждённую беседу с болящими. И, что очевидно, Она делает это от души и сама потом страдает, оставаясь наедине с собой. Плачет, вспоминая наиболее страшные раны.
- Если Её Величество выйдет к народу в таком виде,
к чужому несчастью, благодаря чему, после того как во время рево- люции её выпустили из тюрьмы, она, желая избежать вторичного ареста, находила приют в подвалах и каморках бедняков, когда-то вырученных ею из нищеты (Мельник-Боткина Т. Воспоминания).
Её не поймут и осмеют. Опрощения своей царицы наш забитый народ принять не может. Скажут: да это, мол, сестрица, какая же она царица?
- Всё верно. Но тут мы у себя дома, а не на глазах у всего народа. Простые солдаты уже научились ценить Её опрощение. А какие труженицы Её старшие дочери! С раннего детства всем четырём было внушено огром- ное чувство долга. Так что, не злобствуйте больше и улыбнитесь.
- А как, Вера Игнатьевна, поживает Сергей Ге- дройц22? – попробовал улыбнуться иллюстратор, скри- вив изрытое оспой лицо.
- Вы знаете, не до поэзии. Уставать стала. Может быть после моей болезни слабее стала23.
Утром Великая княжна Ольга, как обычно, внесла поднос с лекарствами в палату, где лежали Владимир- цов с Кирсановым. Княжна ласково улыбнулась, поздо- ровалась со всеми, разнося лекарства и отмечая что-то в своём списке. Спросила каждого о самочувствии. Как всегда, сменила она воду в вазе с цветами. Все свои обя- занности выполняла с неумолимым педантизмом. Вы- шла неслышно, как и вошла.
- Только посмотришь на такую сестрицу и на душе делается чище и светлее, - улыбнулся Емельян, пере- глянувшись с соседями.
- Ещё недавно Их Высочество работала и в пере- вязочной, - сказал Элизбар Андреевич Эристов Влади- мирцову, - Но вид жутких ран изрядно расшатал Её хрупкую нервную систему. Теперь Она занимается дру- гими делами.
22 Княжна Гедройц издавала свои стихи под псевдонимом «Сергей Гедройц» (имя умершего брата), входила в первый «Цех поэтов».
23 Осенью 1915 года Гедройц была почти при смерти от рожистого воспаления на голове.
  36
37

- Зато Сестра Её младшая, не поддаваясь никакой слабости, продолжает там работать. До чего же стойкая девушка! – добавил Дмитрий фон Таубе, - Как только столь хрупкое создание такое выдерживает – уму не поддаётся! Сам после фронта и то там не выдержал бы – сущий ад видеть такое.
- Не говорите! И я бы там в обморок упал! Это вам не в атаку идти, - сказал князь Эристов.
- Государыня тоже всё реже присутствует при операциях – нервы не выдерживают, - заметил капи- тан Андреев, - Чаще теперь сидит около особенно тя- желораненого и, занимая его разговором, вышивает. Не видывал доселе я столь искусную вышивальщицу! Просто сидеть в лазарете стало привилегией Госуда- рыни. Остальные работают в поте лица.
- А какая красавица новая сестра – Настасья Рти- щева! – продолжил Таубе, - Как я понял, и она выдер- живает операционную, и новенькая Евпраксия Охотина – хрупкая как соломинка. Откуда у них душевные силы на такое берутся?
- Две новенькие хоть постарше, чем княжны и го- раздо, лет на десять, - вставил капитан Андреев, - Хоть что-то в жизни уже повидали.
- Мне кажется, что Евпраксия всё ещё столь же наи- вна и чиста, как и великие княжны – не от мира сего создание небесное, - мечтательно проговорил Емельян.
- Ба, да Вы, капитан, что-то чувствуется уж очень неравнодушно о ней отзываетесь, - засмеялся Андреев и тут же скорчил гримасу от боли в груди.
- А всё-таки Государыня умеет лучше всех утешать, - сказал Эристов, - Когда поначалу мне совсем худо было, хоть вой, лишь Она подходила, слово скажет, руку мне на плечо положит и легчает. А как Она гово- рить тепло умеет...
- Ежели война продлится, скоро и младшие великие 38
княжны сюда придут работать, - проговорил Таубе, - А что? Всё может быть.
- Типун Вам на язык, барон, - хмыкнул Эристов, - «продлится». А помните, как Великая княжна Анаста- сия учудила? – князь рассмеялся.
- Да, было дело. Расскажу для наших «новичков- капитанов», - улыбнулся Таубе, - Так вот, обещающая стать первой красавицей девушка, сумела пронести к нам пекинеса Джимми – своего любимца с шелкови- стой шерстью, шоколадного цвета, размером с рука- вицу, с красным бантом на шее. Кто сумел так ловко выдрессировать собачонку не знаю, княжна мала ещё для такого, но умела собачка плясать на задних лап- ках, под губную гармошку, «умирать и оживать», при- носить в зубах кружевной платочек по команде. Сво- им представлением княжна так порадовала нас, что на другой день всем полегчало. Но все мы боялись, как бы суровая докторша наша не устроила ненароком разнос озорным сёстрам милосердия и самой Государыне за нарушение порядка – появление животного в палате!
- А потому, едва заслышав тяжёлые шаги «сия- тельной докторицы», девочки прервали концерт, за- сунув собачку с гармошкой обратно в муфту. Умница не выдала себя писком, а мы пришли в полный восторг, от того, что «секрета с концертом» никто так и не узнал, - добавил Эристов.
- А как княжны просты в своей одежде и во всём об- разе жизни, - умиляющимся тоном проговорил Таубе, - Знаете ли вы, господа, что Наследник донашивает старые ночные рубашки своих сестёр? Случайно услы- шал! – приглушённо добавил он.
- С лета они совсем упростили и без того нехитрый образ жизни своего Двора, посвящая себя только ра- боте, - сказал Эристов, - Государь лично потребовал, чтобы ввиду продовольственных затруднений был со-
39

кращён и царский стол. Хотя понятно, что все эти затруднения вызваны политическими саботажника- ми искусственно. Романовы стали с тех пор подавать только два блюда за завтраком и три за обедом. А Го- сударыня заявила, что ни себе, ни великим княжнам она не сошьёт ни одного нового платья, кроме форм се- стёр милосердия. А если вы присмотритесь, то заме- тите, что великие княжны носят штопаные платья и стоптанные башмаки. Все же личные деньги Дома идут на благотворительность.
- Например, на чудесную санаторию для климати- ческого лечения раненных офицеров, куда все мы имеем шанс попасть: в Массандре на черноморском побере- жье – место райское, господа, - мечтательно добавил Дмитрий Таубе.
- Легко сказать – «благотворительность», - про- должил Эристов, - А вы знаете КАК собирались сред- ства на строительство этой санатории? Трудом пра- ведным: во время пребывания их величеств в Крыму Её Величество там устраивала базары с благотвори- тельной целью. Так и накопили.
- Навсегда запомнил я слова Государыни, сказанные мне перед Сочельником: « Сегодня получила письмо от Алексея. Он пишет, что Его произвели из ефрейторов в младшие унтер-офицеры и, по этому случаю, Ему не- обходимо увеличить карманные деньги. До сих пор Он у меня получал по десять рублей в месяц. Что же, при- шлось увеличить. Теперь Он получает в месяц уже по двадцать рублей, да единовременно я выслала Ему еще десять». Говоря о Сыне, лицо Александры Фёдоровны обычно становится менее печальным и как-то светле- ет, - задумчиво сказал фон Таубе, - десять, двадцать... Ведь «думские патриоты» своих детей снабжают не- сколько получше...
- А какой-нибудь купчишка - ворюга, что казённые 40
деньжата приворовывает, не по двадцать, а по двести в месяц своему чаду на карманные всучает, - ворчливо добавил Андреев.
Тем временем, Ольга зашла в палату, в которой пере- кладывали совсем молоденького поручика, раненного в позвоночник. Несчастный не мог без чужой помощи ни привстать, ни повернуться и жизнь становилась ему уже не в радость. Ольга лишь увидела его открытую спину, всю в пролежнях, так ей стало дурно, и она вышла, ре- шив посетить эту палату после процедуры смены по- стели и прочего. Ближе к вечеру Емельян, который уже начал ходить, придерживаясь за кровати и стены, чтобы не упасть от головокружения, зашёл в палату, чтобы на- вестить поручика. Юноша без кровинки в лице лежал в облаке папиросного дыма и раскладывал пасьянс.
- Капитан, не составите ли компанию в преферанс? Одна отрада остаётся, - спросил поручик Васильев нервно-раздражённым тоном.
- Ладно. Один кон, наверное, выдержу, - ответил Владимирцов, берясь за колоду.
- Будь прокляты эти стены, эта койка, - говорил при- кованный к ним больной, - Они сведут меня с ума. Я здесь уже не один месяц и лучше мне не будет. Это ко- нец.
- Отчего же, поручик, всё может измениться. Я вот не мог неделю назад ещё сам даже судно с полу взять, а ведь хожу уже.
- Нет, капитан. Это конец. Как я мечтаю вернуться в свой полк, если бы Вы знали... – он жадно прикурил очередную папиросу от окурка.
- О, слышите, поручик? Шуршание шин и треск мо- тора – это императорский автомобиль к дому подъехал. Стало быть, Государыня хочет нас опять свежими фрук- тами, ягодами да арбузами побаловать. И солдат не за- бывает.
41

- К чёрту эту пищу – видеть её не могу, ни говорить о ней. От всякой жратвы кровь закисает. Водку хочу, хо- дить хочу, назад на фронт хочу!
В конце января в соседнюю, освобождённую, пала- ту привезли сразу двух раненых: прапорщика Семёна Павлова двадцати трёх лет от роду и полковника ар- тиллерийского дивизиона георгиевского кавалера Ива- на Беляева24, брусиловца. У Беляева были пробиты рука и брюшная полость. Скорбный лист Павлова звучал устрашающе: Слепое огнестрельное ранение левой го- лени с раздроблением больше-берцовой кости, правой голени и бедра и правого предплечья25. Это был один из самых тяжёлых, наряду с Кирсановым, Васильевым и каптаном Гаскевичем, у которого всё время отслаива- лись секторы от голенной кости. Капитан неустанно возмущался неудачным ходом лечения своей ноги. Фи- липпа перенесли в ту же палату к самому тяжёлому Ва- сильеву. Рядом с Владимирцовым теперь лежал капи- тан Андреев. Человек он был простой и быстро нашёл общий язык с соседом.
- И начнут теперь из прапорщика Павлова жилы тя- нуть да кости пилить - небо ему с овчинку покажется. Видать из храбрецов прапорщик-то, не из нового пото- ка, - говорил Андреев.
24 Павлов – автор мемуаров о пребывании в Лазарете. Беляев раз- рабатывал идею создания в глубоком тылу особых запасных бата- льонов от каждого действующего полка, где уцелевшие кадровые офицеры и солдаты могли бы воспитывать в молодежи «дух ста- рой армии». С 1918 года Беляев начальник артиллерии у генерала Врангеля. После разгрома с группой офицеров перебрался в Па- рагвай, где в 1930-е годы прославился в войне с Боливией. После войны возглавил правительственную миссию по землеустройству индейских племён и поселился в первой оседлой индейской коло- нии в Парагвае. Похоронен в Асунсьоне в 1957 году.
25 В эмиграции Павлов жил в Болгарии в Русском инвалидном доме.
- Это и по виду его понятно и по месту, откуда при- зван был, - ответил Емельян, - Из далёкой провинции и прапорщики иные.
Через несколько дней Андреев приковылял в палату весьма возбуждённый:
- Господа, - сказал он, - Государыня наша спасла меня, грешного! Вот читайте: «По Именному Высочай- шему повелению капитан Андреев увольняется на три месяца в отпуск домой в город Никольск-Уссурийск»! Не зря кровь за Царя проливал!
- А в чём суть дела-то? – спросил Владимирцов.
- Скоро меня выпишут, а вот никак не могу поехать домой на побывку. Дело в том, что в Сибири нет эваку- ационных пунктов и меня там нигде не могли взять на учёт, как офицера. Государыня как-то спросила меня прочитать, о чём жена моя пишет. Ну а там одно её ворчание о таком вот положении вещей, да так резко, что неудобно читать было. Быстро уладила защитни- ца наша!
Неожиданно умер поручик Васильев. Владимирцову было яснее всех, что он не хотел больше жить и никогда бы не смирился со своей неподвижностью... В тот день Александру Фёдоровну все видели заплаканной. Васи- льев был её пациентом. А заведовавшая столом Велич- ковская сокрушалась вслух больше всех.
Чтобы разрядить обстановку было решено устроить «домашний» концерт. Вера Игнатьевна была хорошей скрипачкой и исполнила несколько вещей Паганини. Более или менее выздоравливающие офицеры деклами- ровали Пушкина и Лермонтова, пели романсы и Вер- тинского и просто играли на гитарах. Собирались даже поставить несколько сцен из оперетты «Иванова Пав- ла». Ольга Николаевна, обладавшая замечательным слухом, аккомпанировала на пианино для исполнителей романсов. Она легко подбирала аккомпанемент к совер-
 42
43

шенно незнакомой Ей мелодии. Исполнением старин- ного дедовского вальса княжна настолько растрогала офицеров средних лет, что многие прослезились и по- спешили приглушить свет, оставив один камин, чтобы никто не видел скупых слёз на глазах ветеранов.
В эти дни в состав сестёр Третьего лазарета вли- лись две новенькие – Аглая и, так называемая, «Жена Доломанова». Молодой человек по фамилии Доломанов служил при Царскосельском эвакуационном комитете и лазарете писарем. Неожиданно он заявил своему не- посредственному начальнику полковнику Вильчковско- му, что в силу своих политических убеждений он не может продолжать работу. Доломанов был слишком тронут вниманием и лаской царицы, но принадлежал к одной из социалистических партий и ощущал диском- форт подобно Нарбуту.
- Представляете, Настасья Николаевна, - щебетала Татьяна Романова, - после всего этого мама вызвала До- ломанова к себе и прямо заявила ему: «Что же тут такого, что Вы принадлежите к политической пар- тии? Каждый может иметь свои убеждения, и это нисколько не мешает нашей работе. Вопросы помощи ближнему не зависят от политических убеждений. Вы поработаете здесь, присмотритесь, и я уверена, что Вы измените Ваше решение». Доломанов взволновался: «Я был бы счастлив работать здесь, но моя жена не вполне здорова, и мне необходимо быть при ней». «Хо- рошо» - ответила мама – «Пусть ваша жена придёт в Большой Дворцовый лазарет, быть может, она смо- жет немного там работать и быть под присмотром доктора». Тогда и выяснилась истинная причина того, что беспокоило Доломанова. Оказалось, что его жена – еврейка. «Ну так что же, что еврейка?» - удивилась мама – «Национальность не имеет никакого отноше-
ний к нашему общему делу. Передайте Вашей жене, что я её приглашаю работать во Дворцовом лазаре- те26». Доломанов был окончательно обезоружен.
- В самом деле забавно, Ваше Высочество, - ответи- ла Ртищева, улыбнувшись.
Перспектива постоянно сталкиваться, а порою и работать бок о бок с Аглаей не слишком вдохновлял Настасью: «Насколько милы мне царские дочки, на- сколько близка по духу Евпраксия, разве что печальна уж слишком, настолько же неуютно ощущаю себя ря- дом с этой Аглаей. Только этой наяды тут не хватало! Разве может она нести тепло души раненым? А могу ли я сама? Но, кажется, я опять не совсем честна сама перед собой. Ведь есть же ещё одна причина, по кото- рой я стала относиться к ней ещё хуже. Уж не ревность ли это? Пора признать, что капитан Кирсанов что-то заронил мне в душу своей красотой, благородством, временной немощью, что далёкий поэт почти забыт. Да и неприятной оказалась последняя встреча с Гумилё- вым... Кирсанов же, похоже, бредит по Аглае. Кажет- ся, он знал её раньше. Иной раз они перекидываются словами, но, похоже, она его избегает. Но почему же я не ревную его к Евпраксии? Она влюбилась в капитана совершенно очевидно... Наверное, я слишком хорошо отношусь к ней и предвзято к Аглае, что тоже грех». В свободный весенний день Настасья сходила в Эрмитаж с целью успокоить себя мягкой пестротой импрессио- нистов. Стояла в хвосте в надежде получить дешёвый билетик в Мариинский и промёрзла. Билет не достался. Потом шла вдоль Невы и долго печально глядела на ку- ски ладожского льда, плывущие по реке. «А ведь Ольга Николаевна тоже была влюблена в какого-то офицера.
26 Царица вовсе не была антисемиткой и как-то добилась разреше- ния для одного ветерана, потерявшего руку, проживать в любом месте империи.
 44
45

Сёстры всё ещё посмеиваются над этим, хотя офицер тот давно выписан. Почему же мне нельзя? За добрый десяток лет после развода сколько человек сватались со стороны мамА и тёти? От силы пять и тех отвергла. Ещё несколько норовили завязать отношения. Мешал Гумилёв. Вернее, вымышленный его образ. Но теперь меня тянет к красавчику-офицеру, которого вовсе не знаю и который увлечён той малоприятной мне особой. Блажь...» – приходили на ум рассеянные мысли – плод усталости.
- Кофий, Настасья Николаевна, кофий. Кофею не хо- тите ли? – спросила следующим утром Вера Игнатьев- на на голландский манер, заимствованный во времена Петра, - Это бодрит. Для нашей работы иной раз нужно. Что-то Вы вяло выглядите сегодня.
- Усталость накопилась, Вера Игнатьевна...
- Как ни посмотришь вокруг – у всех у вас что-то «накопилось». Примерно столь же меланхолически вы- глядит сестра Охотина. Покуда здесь пребывал на изле- чении «хулиган» Дмитрий Шах-Багов и Ольга Никола- евна пребывали в таком же состоянии. Эх, молодость...
- А кто такой Шах-Багов, Вера Игнатьевна?
- Офицер, конечно же. Вот и начала Великая княжна на наших глазах таять. Похудела, побледнела. Да только стоил ли этот по-своему смазливый озорник того? По- куда был у Шах Багова жар и он должен был лежать, Ольга Николаевна просиживала всё время у его крова- ти. А когда он отошёл и начал ходить, так прохода не давал сестрице Романовой. Бойкий такой кавказец – огонь! Что меня возмутило – позже он в нетрезвом виде показывал друзьям письма Ольги Николаевны и хвалился ими. Впрочем, у нас тут переписка с выздоровевшими ранеными в порядке вещей... Ольга уверяла меня как- то, что мечтает остаться старой девой, а Шах Ба-
46
гов, гадая ей по руке, пророчит, мол, двенадцать чело- век детей. А Татьяне Николаевне он заявил, что линия судьбы на её руке вдруг прерывается и делает резкий поворот в сторону. Уверял, что выкинет нечто необы- чайное. Может намекал на то, что за другого офицера выйдет? Очевидно, что Ольга привязалась к Шах Ба- гову чисто, наивно и безнадёжно. Своеобразная девуш- ка: ни за что не выдаст своё чувство. Оно сказывалось лишь в особой ласковой нотке голоса, с которой давала указания Шах-Багову: «Держите выше подушку. Вы не устали? Вам не надоело?» А когда он уехал, бедняжка с часок сидела одна, уткнувшись носом в швейную ма- шинку, не желая никого видеть. Позже Ольга заявила, что её мечта «Выйти замуж, жить всегда в деревне и зиму, и лето, принимать только хороших людей, ника- кой официальности». Это меня насторожило: уж боль- но похоже на бегство, тайно повенчавшись с безродным офицеришкой. Но, Вы знаете, Настасья Николаевна, я придерживаюсь левых взглядов и потому не стала ни о чём оповещать её венценосную мать.
- Может это всё не столь серьёзно? Пройдет, забу- дется.
- Не думаю. Недавно пришло письмо от Шах-Багова, а скрывать что-либо между сотрудницами у нас не при- нято, - подчеркнула Гедройц, бросив насмешливый взгляд на Ртищеву, - так, Ольга Николаевна от востор- га расшвыряла все вещи, закинула на верхнюю полку подушку. Её бросило в жар, прыгать стала: «Может ли быть в двадцать лет удар? По-моему, мне грозит удар!» Милая девочка. Хранит даже листок от ка- лендаря, шестое июня, день ЕГО отъезда на фронт. Говорят, ребёнком она бывала частенько упряма, не- послушна и очень вспыльчива. Любит музыку, поэзию и литературу и очень непрактична.
- В такие годы всё проходит... 47

- С детства мысль о браке волнует всех княжон, по- скольку для них брак был связан с отъездом за границу. Особенно же Ольга Николаевна и слышать не хочет об отъезде из России. Вопрос этот - Её больное место и она почти враждебно относится к иностранным пре- тендентам на Её руку. При этом добрые родители ни в коем случае не хотят отдавать Её за нежеланного. Когда румынский принц Кароль приезжал свататься к Ольге Николаевне, то ему больше понравилась Татьяна Николаевна, а на них обеих он вообще не произвёл осо- бенного впечатления. Все мирно разъехались.
- Но все эти претенденты не достойны и волоска с головы княжон.
- А Великая Княгиня Мария Павловна27 просила руки Ольги Николаевны для Великого Князя Бориса Владими- ровича. Императрица была в ужасе от одной мысли отдать свою дочь за этого бабника и прожигателя жизни, который на восемнадцать лет старше дочери. В то самое время у Бориса как раз развивался роман с будущей женой, дочерью подполковника Рашевского...
- Слава Богу, августейшие родители не настояли тог- да!
- Да, но всё теперь может завершиться бегством с Шах-Баговым... Как-то сёстры милосердия сидели за вечерним чаем, и разыгралась гроза. Заговорили о люб- ви. Вышло это случайно. Маргарита Хитрово, востор- женная смолянка, на редкость сентиментальная деви- ца, сказала что-то об идеальной любви. Шах-Багов ей возразил, уже не помню что. Возник спор. Но суть не в этом. За разрешением спора обратились к Великой Княжне Ольге, которая хранила молчание, а потом
27 Мария Павловна или Михень – из Мекленбургского дома. Сла- вилась своей амбициозностью, унаследованной от неё и старшим сыном, провозгласившим себя в эмиграции императором Всерос- сийским Кириллом I.
ответила: «Я думаю, что любовь должна быть ис- кренним и хорошим чувством, но без взаимного уваже- ния настоящая любовь немыслима. В этом отношении Рита права». Покраснела до корней волос.
- Милая девочка...
- И с Татьяной Николаевной не всё так просто: обожателей-то хватало тут, но к Дмитрию Маламе Она оказалась явно неравнодушной. Впрочем, молодо- му офицеру симпатизировала и Августейшая мать. Как сейчас помню слова императрицы после того, как выздоровевший Малама28 зашёл к нам, находясь в от- пуске: «У него цветущий вид, возмужал, хотя всё ещё прелестный мальчик. Должна признаться, что он был бы превосходным зятем - почему иностранные принцы не похожи на него?» Заходите, Долли, не смущайтесь, - Гедройц вдруг устремила взгляд за спину Ртищевой.
В пространство у полуприкрытой двери, не задевая её, втиснулась миловидная темноволосая юная сестра милосердия Долли Де-Лазари – девица из знатного ита- льянского рода29. Полное имя Долли было Александра. Она родилась в Гатчине и училась в Петербургском институте благородных девиц ордена Святой Екате- рины, как уже третье поколение девочек из их семьи. Поскольку Ртищева некогда окончила тот же инсти- тут, им было о чём поговорить, несмотря на разницу в летах. Им было интересно вместе вспоминать ро- скошное здание на Фонтанке с режимом строже лю- бого интернатского, обсуждать изменения состава педагогов за эти годы.
28
 По рассказам родственников Маламы, Дмитрий, узнав о расстре- ле Царской семьи, потерял всякую осторожность, начал сознатель- но искать смерти и был убит летом 1919 года в конной атаке под Царицыным.
 48
49
29 Род Долли из итальянской аристократии переехавший на рус- скую службу в XVIII веке, участвовавший в войне 1812 года. Отец Долли - полковник Александр Николаевич Де-Лазари.

- Вера Игнатьевна, - пропищала Долли своим тон- ким голоском, - Павлову опять плохо. Боли мучат. Что делать?
- Вы дежурите в той палате, Долли? – сухо спросила Гедройц.
- Нет, я помогаю только. Вот меня и послали. Знаю, что отлучаться нельзя.
- Верно, верно. Придётся опять морфия вколоть. Никуда не денешься. Кажется, сейчас Ваше дежурство, госпожа Ртищева?
- Да, Вера Игнатьевна.
- Тогда Вы и сделайте укол Павлову, хорошо?
- Да, конечно. Как вчера?
- Ту же дозу.
- Я пойду. Пока всё приготовлю...
- Я Вам помогу, Настасья, - пропищала Долли.
- Конечно, идите. Долли, у Вас такие тёплые ручки,
как у ребёнка. Согрейте мои, будьте так добры, - зага- дочно улыбнулась главный врач младшей сестре.
Ртищева пошла в хранилище медикаментов, а Дол- ли вынуждена была задержаться. Когда Настасья пере- бирала флакончики с морфием, ей впервые показалось, что их маловато, по сравнению со вчерашним количе- ством. «Похоже, что недостаёт парочки флаконов, ко- торые стояли вчера здесь. По меньшей мере одного... По-моему, никто не получал морфий со вчерашнего ве- чера, когда я отбирала его для того же Павлова. Надо будет проверить. Странно это». Ртищева пошла кипя- тить шприц, когда к ней подошла Долли. Вновь разго- ворились об институте.
- Помню, что всю эту повышенную строгость очень одобряла императрица-вдова, которая заходила к нам временами.
- Помню, мне было лет девять, когда пришлось под- готовить стихи собственного сочинения для прочте-
ния их императрице Марии Фёдоровне. На этой почве случился у меня нервный срыв. Очень уж боялась я Их Величество.
- А не побаиваетесь ли здесь встречаться с Её Вели- чеством Александрой Фёдоровной? – улыбнулась Рти- щева.
- Вы знаете – нет. Мне кажется, что царица наша до- брее и милее вдовствующей императрицы.
- Мне тоже кажется, что Она очень добра. Но для этого следует Её ближе узнать, ибо на расстоянии она имеет неприступно-чопорный вид. И напрасно. Думаю, что этим многих отталкивает от себя.
- А с начала войны у нас в институте разгорелись такие страсти, что девочки стали отказываться по- сещать уроки немецкого, а вместо этого начали вязать носки, варежки, шарфы и кисеты для махорки нашим солдатам. И сумели добиться отправки их на фронт! Отец мой сразу же пошёл добровольцем на фронт, а мать – в сёстры милосердия.
- Молодцы девочки! – улыбнулась Настасья и вспом- нила, как она встретила мать Долли - красавицу поляч- ку Евгению Иосифовну при императорском госпитале, где она трудилась со своими гатчинскими соседками.
В последующие дни Настасья постаралась пересчи- тывать количество флаконов с морфием, но ни один не пропал бесследно после прошлого раза. Ей следовало бы обсудить пропажу со старшими сёстрами, но она была сама не совсем уверена в своих умозаключениях. Стало заметно, что княжна Гедройц избегает встреч и разговоров с ней. Похоже было на то, что Вера Игна- тьевна прекратила поползновения греть свои руки в ладонях Настасьи и Долли, очевидно переключившись на более расположенную к тому Аглаю. «Хоть какой-то толк от неё здесь» - желчно подумалось Ртищевой.
50
51

В ту ночь Настасья дежурила в палате двух самых тяжёлых – Кирсанова и Павлова. Она сделала укол мор- фия Павлову, исходящему холодным потом от боли, и он сумел заснуть. Филиппу не спалось, и он слабым голосом попросил Ртищеву рассказать немного о себе. Колоть морфий старались раненым как можно реже, даже самым тяжёлым. Кирсанову это очень не нрави- лось. Он уже привык ожидать очередной укол с плохо скрываемым нетерпением и желанием.
- Милая сестрица, очень бы хотел услышать хоть немного о Вашей жизни. От Ваших рассказов легчает сразу. Как от морфия.
- Думаю, что Ваша жизнь была намного более насы- щенной и интересной, во всяком случае до госпиталя, - ласково улыбнулась ему Настасья.
- И всё же. Мне трудно долго говорить и хотелось бы услышать другого человека.
- Я росла в Питере и лишь в замужестве пребывала в Москве. Недолго... Училась в институте благородных девиц. Что об этом можно сказать? Благодаря инсти- туту я могу себе представить каково служить в армии. Хотя бы приблизительно.
- Как? Неужели было так строго?
- И до сих пор так же. Выпуск младшей сестры Дол- ли тоже лишь два раза в неделю имел право встречать родителей, всё также зимой в помещениях там было не выше 16 градусов, но под форму запрещалось оде- вать тёплые вещи... И спят все шесть сотен воспи- танниц по-казарменному в комнате на тридцать коек, и рацион почти армейский, и дежурства по кухни слов- но в армии. Но это закаливает физически и духовно. Ду- маю, что через такое следует пройти каждому.
- Вне сомнений. Кто не познает лишений, тот не оценит благополучия.
- Право, не знаю, что ещё могла бы рассказать... 52
- Всё, что Вам будет угодно. Буду очень Вам при- знателен.
- На днях сестра Тата Мельник-Боткина мудро за- метила со слов своего отца, что если бы не было Рас- путина, то противники Царской семьи и сторонники революции создали бы его своими разговорами из Выру- бовой, не будь Вырубовой, из кого хочешь. Ведь похоже на правду, а Вам как думается?
- Вы выразили буквально мои мысли в отношении политики, милая сестрица. Простите уж меня, что Вас так по-простецки называть стал. Но многие тут так...
- Ничего, ничего. Мне даже приятно. И ещё Тата ска- зала, что она уверена, что, поддайся Их Величества на- говорам на Распутина и заточи они его в какой-нибудь монастырь, это непременно истолковалось бы опять же так, чтобы выставить Их Величеств в чёрном свете. - Как хорошо, что здесь, в Лазарете, все сёстры попада- ют под обаяние Её Величества и могут судить о царице подобающим образом.
- Даже и Вырубова, чья фигура от злословия стала одиозной, меня ничуть не раздражает, не разочаровала, - продолжила Настасья, - Анна Александровна на ред- кость обаятельна. Её невинные глаза ласкают каждого, а улыбка притягивает. Не даром говорят, что Распутин заявил: «Аннушка украла моё сердце». Ходит Анна Александровна с большим трудом30, но делает всё воз- можное, чтобы нам помочь.
- Добрая дама. Мне тоже так показалось.
- Недавно заезжала из города Великая Княгиня Ма- рия Павловна, младшая то бишь - дочь Павла Алексан- дровича. Она состоит старшей сестрой милосердия госпиталя Евгениевской Общины Красного Креста. Работает она мастерски и обрела всеобщую любовь и у солдат, и у офицеров. До сих пор, сталкиваясь с ра-
30 После железнодорожной катастрофы.
53
 
ботниками Красного Креста, приходилось лишь разоча- ровываться в людях. Но княгиня произвела наилучшее впечатление.
Наступила томительная пауза. Настасья, не привык- шая много говорить, не знала, о чём же ещё поведать этому несчастному больному.
- Благодарю Вас, сестрица, мне уже легче. Кажется смогу заснуть, - прохрипел Филипп, закашлявшись. От кашля отдавало нестерпимой болью в низ живота и это вновь отсрочило погружение в целительный сон.
- По-моему для верного успокоения мне следовало пригласить сестру Аглаю, - вырвалось у Настасьи на- болевшее.
- От чего Вы так решили? Это не правда. Мне никог- да не бывает лучше рядом с ней, а лишь напротив, не могу долго уснуть.
- Ах, простите. Мне не следовало об этом... Поста- райтесь скорее заснуть, пожалуйста.
Отяжелевшие веки Кирсанова сомкнулись и дыха- ние стало ровнее. «Какое прекрасное лицо» - подума- ла Ртищева – «Светлые волосы и почти чёрная борода, высокое чело, синие глаза, смотрящие с напряжением, вымученно, но не зло. Низкий чистый голос. Скрытое благородство в каждом жесте...»
Емельян Владимирцов лежал в тот вечер с жестокой головной болью и не участвовал в болтовне окружаю- щих.
- А что? На великих княжон я и не смотрю, мне и не подобает. Зато тут есть и иные на кого засмотреться можно. Разве не так? – говорил бойкий по нраву капи- тан Андреев.
- Кто же, если не секрет, стал предметом Вашего пристального внимания, капитан? – усмехнулся фон Таубе.
- Сестра Охотина, к примеру, если Вам это интерес- но. Какая милая! Словно ангел какой!
- Очень даже мила, сомнений быть не может, - вста- вил князь Эристов, - Просто неземная какая-то. Только, пожалуй, юна для меня слишком. А как хороша сестра Боткина! Какие спокойные и уверенные движения рук! Да только замужем она...
- И Чеботарёва замужем, кажется, - добавил Таубе. - А, что Чеботарёва, - отмахнулся князь.
- Тоже далеко не дурнушка. А сестрица Хитрово? –
спросил вдруг Андреев, - До чего же милашка! Весёлая какая! С нею не соскучишься. Зайдёт – насмешит.
- О, так Вы умудрились положить глаз на двоих сра- зу, капитан, - засмеялся Таубе.
- А почему бы и нет, ежели выбор имеется? А Долли – чудо! Голосок какой нежный...
- Нежнее, чем у Веры Игнатьевны, положим, не бы- вает, - лукаво добавил Эристов.
- И графиня Рейшах-Рит очаровательна, но грустна и не подступишься – овдовела, - вздохнул фон Таубе, - Вы правы, Андреев, выбор - дело хорошее. Как на смо- тринах царских во времена иные тут сидим. И сестра Грекова добра очень.
- Но краше всех, пожалуй, всё же, сестра Ртищева. Только держится слегка отстранённо, - продолжил Ан- дреев.
- Новенькая, Аглая, тоже не хуже, - заметил Эристов.
- Это уж точно... – вздохнул Андреев, - Потому и говорю, что глаза разбегаются и сердце замирает и без царских детей.
- Раз повторно о великих княжнах в таком ключе, не иначе, как неровно дышите, признайтесь, Андреев, - хмыкнул Эристов.
- А мелодекламации Аглаи на последнем концерте так и пылали любовным экстазом, - рассмеялся Таубе.
54
55

- Видел я вашу Аглаю во время прогулки из «таран- таса» нашего, - усмехнулся молчаливый молодой офи- цер, обычно бывший в стороне от всех палатных спле- тен, - Идёт по аллее, жадно курит пахитоску, покачи- вая узкими бёдрами под модным платьем. «Ишь, какая фифа!» - заметил один из рядовых, сидевших рядом с нами. Посмеялись все от души.
- Не от большого ума они смеялись, - не унимался Андреев, - Очаровательнейшая дама!
- Иногда мне кажется, что она как-то менее искрен- на, утешая нас, болящих. Не получается у неё так ду- шевно, как у других, - вставил Эристов.
- Пожалуй, Вы правы, князь, - сказал фон Таубе, на- хмурившись.
- А некоторые находят, что краше и милее Веры Иг- натьевны нет, - с усмешкой выдал вдруг князь Эристов.
- Да ну? – поразился капитан Андреев.
- Уверяю Вас. К примеру, фрейлина Нирод31...
- Ну, знаете ли...
- Не зря же княжну Гедройц прозвали «Царскосель-
ским Жорж Сандом».
Антон Охотин, не без помощи некоторых доброже- лателей из раненых, сумел поставить на место наглого
31 Известно о двух продолжительных романах княжны Гедройц с женщинами: швейцаркой Рики Гюди и графиней Марией Дмитри- евной Нирод, некогда служившей фрейлиной императрицы. Вера Игнатьевна, обучаясь в Лозанне, отвергла предложение профессо- ра ботаники Вильчека, а позже и ухаживания Гумилёва, который посвятил ей стихотворение «Жестокой». Биографы предполагают, что в 1918 году княжна Гедройц близко сошлась с сестрой мило- сердия Марией Нирод (1879—1965), вдовой графа Нирода. С гра- финей она была знакома ещё в Царском Селе. Вместе с ней и её двумя детьми она поселилась в квартире доходного дома, живя одной семьёй и состоя в «фактическом замужестве» последние 14 лет своей жизни. После смерти Гедройц Нирод переселилась жить в монастырь.
фельдфебеля и тот прекратил свои хамские выпады. По- сле того, как глотку Клима заткнули, в той палате сразу изменилась атмосфера и все стали сердечно относиться к Антону. В другой же палате был один более тяжёлый, с которым у Охотина завязались дружеские отношения на почве чудных глубокомысленных бесед. Необычным оказался тот маленький щуплый с жёваным личиком солдатик Липатий Елагин из пригородной мещанской бедноты родом. Примечательно, что с Антоном он был на «Вы», в то время, как со всеми прочими даже стар- шими – исключительно на «ты». Охотин заметил, что душа у него давно лежала к чтению и чувствовалось, что прочёл он книг на своём коротком веку немало, хотя и имел уж больно своеобразные обо всём представле- ния. Порой они и забавляли.
- А Вы помните, Антон, столичного поэта из дека- дентов, Добролюбова Александра, что в народ ушёл? Так вот взял и ушёл и со своими однопартийцами по- рвал.
- А к какой политической партии он принадлежал?
- Так, говорю же, к декадентам, - рябоватое лицо Елагина растянулось в смущённой улыбке.
- Декаденты, Липат, - не партия. Это направление в искусстве, не в политике.
- Ну это как сказать. Очень уж убеждённые они, сильные, - уклончиво отозвался Липат, - Посильнее эсеров с эсдеками будут. Эсеры, те посурьёзней эсдеков выходят, потому как курят они Асмолова табочок, что очень крепок, а эсдеки – так себе табачишку.
- Краем уха, кажется, от брата старшего слышал о Добролюбове. Неужели Вам нравятся декаденты?
- Так вот я и говорю, сурьёзный он декадент, Алек- сандр Добролюбов. Народ стал учить.
- Кажется, он секту свою создал. Во благо ли народу учение такое?
 56
57

- Народ за ним идёт, стало быть, нужен он народу. По-моему, за такими людьми наше русское будущее. Они в корень смотрят, декаденты. Они лучше эсеров даже. Говорят, что они сразу всё перевернут и сделают человека Богом. Вот так.
- Припоминаю... Кажется, у Мережковского в статье было сказано: «Жалкий, смешной декадент сделал то, что не под силу титанам...» Он имел в виду, возможно, Толстого с Достоевским. Ну а эсеры мне и вовсе не нра- вятся, Липатий. Злые они.
- Ницше тоже человек великий был. Как пишет! Как верит в человека! – вздохнул Липатий.
- Не от лукавого ли всё это, Липат?
- Не думаю, Антон. С Ницше-то проще. А декаден- ты – те засекреченные. Говорят, они обладают каким-то очень страшным, но действительным способом.
- Способом чего?
- Порядок установить.
- Простите, Липат, но это вздор. Декаденты всего
лишь разочарованные в жизни люди искусства, или же- лающие подыгрывать им. Люди это слабые.
- Не так всё тут просто, Антон. София, сама му- дрость, на их стороне.
- А сам Господь их осуждает и в этом я глубоко уве- рен.
- Не могу поверить в такое я, Антон. Я Вам так ска- жу, что в Церкви нашей вера ложной стала. Неспроста идёт отпад народа от лона её. Народ миролюбив, а Цер- ковь призывает идти на фронт и людей убивать. Стра- дать от ран нас заставляет, а такое никак нельзя! Как так можно? А граф Толстой что сказал?
- Толстого мысли гуманны, а суть учения его во вред России получается. А про веру отцов грешно так, Ли- пат. Грешно очень. На днях мне барон фон Таубе по- ведал, что князь Дмитрий Хилков, давно ударившийся в
революцию вплоть до крайностей, после событий 1905 года, вернулся в Россию из вынужденного бегства и по- селился на своём хуторе, полностью переродившись в душе своей. Он стал истово православным. А был тол- стовцем и революционером. Одно с другим уживает- ся: ведь революционеры «имеют право убивать». Не странно ли? Князь начал уговаривать своих сыновей посвятить себя военной службе! С началом Герман- ской войны Хилков решил вновь поступить на военную службу. Сам он по Высочайшему распоряжению был назначен войсковым старшиной Кубанского Хоперско- го полка, в котором служил еще в годы Турецкой. Погиб князь в разведке в Карпатах мужественно, не пожелав сдаться. Такие бывают метаморфозы, Липат.
- Наоборот тоже бывает... Хорошо, что Толстой не создал никакой партии, а указал нам путь жизни, какой сам считал истинным, делился своим опытом.
- Легко сказать «не создал», - возразил Антон, - По- моему он создал очень крепкое и внедряющееся в со- знание учение... Святоотеческие труды почитать бы Вам. Читаете вроде как много, а говорите не то...
- Толстого отлучили церковники и во грех против добра впали.
- Его не отлучили, а признали «от Церкви отпад- шим», - поправил Антон, - Как-то брат рассказал, что в Москве арестовали группу, печатавшую на гектогра- фе запрещённые главы из «Воскресения» и «Евангелия» Толстого. После разбирательства выяснилось, что эти люди сами ездили к графу Толстому, брали у него эти главы и не скрывали, что будут их распростра- нять в народе. Главным виновником сего дела оказал- ся Толстой, но на нём был Высочайший запрет: «Льва Николаевича не трогать ни в коем случае». А Вы гово- рите! Но я думаю, что напрасно признали «отпадшим», поскольку этим лишь привлекли к нему сочувствие бо-
58
59

лее широких кругов населения, бывших до того к графу равнодушными, а если и делали кумира из какого лите- ратора, так из Горького – босяцкого певца.
- Читать много и не нужно. Отец мой вон может одну всего книгу на своём веку прочёл – халдейскую повесть «Арфаксад», ну помимо Священного Писания, стало быть. Для житейской мудрости и этих двух книг больше, чем достаточно. «Халдейская повесть в шести частях» - так и написано там на обложке.
- Странные вещи читал Ваш отец...
- Говаривал батя, мол, кто той книги не прочтёт, тот всю жизнь как бы и в Риме был, а Папы не видел. Ну как в той поговорке. Церковь стала не та. Как раскол пошёл, так и выродились священнослужители. Что-то тёмное есть в обряде есть мясо своего Бога и пить Его кровь. Что не так? Человека спасёт не вера в искупле- ние кровью Христа, а усилие не делать никому зла.
- Вы же добрый человек, Липат, к чему все эти ере- тические мысли?
- Истинная доброта она не сразу даётся. К ней идти надо. Её искать надо, Антон. Говорил я как-то на фрон- те будучи, с толстовцами из крестьян. Послушал, по- думал и понял, что немцы и не враги нам, а такие же обманутыми людьми, как и мы сами. Царь-то батюшка с церковниками и обманывают. Так оно получается. Но я не хочу зла ни царю, ни Церкви, Антон, поверьте мне. Просто пусто становится на душе, когда такое постига- ешь, и замена нужна той вере, которой в школе учили.
- Ежели так думать, то конечно же, нужна. Но мне ни к чему такое понимание. У меня есть своя вера и своё понимание глубины доброты православия. Немцы, конечно же, люди не хуже нас, но когда стреляешь на войне, то не ясно в человека или в свою смерть. Если человека расстреливают, казнят, то ясно, что в челове- ка. А на войне - не ты его, так он тебя. Или я не так по- нимаю?
Вспомнил тут Охотин, как всего неделю назад ле- жал Липатий Елагин в бреду и всё твердил слова стран- ные вроде того, что иконы все писаны людьми дурны- ми и истинного освящения их быть не может, что цар- ство антихриста в 1666 году пришло и тому подобное. «Только смерть может спасти» - были наиболее часто повторяющиеся слова его.
- Всё равно убивать грех. На душу берешь грех, что бы там ни говорили наши попы.
- Так, Вы, Липат, какое-то учение принял, что ли? – нерешительно спросил Антон, не желая употреблять отталкивающее слово «секта», - Уверовали?
- Да, Антон. Вам, как другу, признаюсь, что да. И ду- маю, что вовремя. Можно ещё душу спасти. Не поздно пока, - солдат скорбно вздохнул и возвёл глаза к небу, - Знаю, Антон, что истинный путь найти сложно. Долго к нему шёл даже и крестами менялся32, чего только не по- знал солдат. В натопленных комнатах плашмя лежал33. И лишь потом понял, что к чему.
- Хотите сказать, что таким путём сомнительным к истине пришли?
- А прямым никогда не придёшь, Антон. Не дано.
- Другим даётся же.
- А потом они призывают в людей стрелять. Разве
это «даётся»? Постная пища и отказ от насилия – вот в чём правда народная, Антон.
- Против силы постной пищи и простой инок воз- ражать не станет, но мне грустно, что Вы – человек до- брый, отходите от православных истин.
32 Это свойственно акулиновщине.
33 В секте читающих молитва производится в коленопреклонен- ном положении в излишне натопленной комнате. Возбужденные жарой, молящиеся лежат плашмя на полу и некоторые впадают в обморочное состояние, а иные предаются восторженному состоя- нию.
 60
61

- Потому и отхожу, Антон, что добрый. И Вам того же желаю пока Ваша доброта ещё не растворилась. А то глядь в одно прекрасное утро – и нет больше былого Антона, а есть человек сухой и несправедливый к дру- гим, не таким как он. Как можно, например, заставлять от ран людей страдать? Такое никак непозволительно. Лучше уж умертвить такого. Просто усыпить навечно. КладбИще – нива Божия.
- Как можно умерщвлять? Побойтесь Бога, Липат. Не нам дано жизнь давать, ни нам отнимать её. На то воля Всевышнего. Сие есть истина веками вымученная.
- Легко говорить тому, Антон, кто ранен не был и не страдал. А я-то теперь знаю, что они правы, а Вы – нет. «Опять какие-то «они», недомолвки. Противно. Вся эта затушёванная манера говорить... Не хочу больше таких бесед». Охотин затруднялся вести полемику со столь убеждённым оппонентом и с тех пор стал избе-
гать общения с ним.
В последующие дни Антон сблизился с новым ра- неным. Это был рядовой Епифан Микулицын родом из вяткинских крестьян, который с радостью поделился с Охотиным своими впечатлениями от «Государева посе- щения болящих».
- В Холме было дело. Поначалу попал я к таким вра- чам – не приведи Господь, - рассказывал Епифан, - Они из сисилистов (социалистов), врачи енти. Ну, а кто из народа крестится, того, стало быть, в последнюю очередь перевяжут и наскоро. Лекарствий на крестя- щихся у них тоже «не хватало». Так-то. А в тот день начали марафет наводить – чисто везде стало, вони по- меньше и всем от души лекарствьёв надавали. А потом, стало быть, и прибыл к нам сам Государь. Улыбался Он, ну и подходил к каждому из нас и словом-другим пере- кидывался. А как добр лицом! Особо тяжело раненым
Государь вручал Георгиевские медали, а кому и Егории- кресты. Каждый из нас крестился, принимая награду, целовал медаль иди крест, благодарил Государя. Один тяжелораненый так был слаб, что не мог поднести к губам крестик. Ну и попросил сестру помочь и прильнул к кресту со слезами. Нам повезло, что Его повидали, а в других госпиталях свитские, от имени государева, медали раздавали. На всех времени у Него тоже не хва- тило.
- А я вот, в самом Царском работаю, а Государя так и не видел, - вздохнул Антон.
- С войны-то Он всё в разъездах. Были у нас там в полевом и раненные казаки-забайкальцы, - продолжил разговорчивый солдат, - Сестрица одна мне говорила, что большего терпения к страшной боли не она встре- чала, а сестра с опытом. На все вопросы, вроде того: как, мол, лучше ли, хужЕе, у казаков был один ответ: «Подходяще, сестрица».
- Такие герои и здесь попадались, - сказал Антон, - их режут, а они – ни гу-гу. И даже не казаки среди них бывают.
- А ишо лежал там с нами умирающий казак-дед из уральцев. Верин его звали. В начале войны пал сын его, Федот. Всё вспоминал сына Иван Ларионыч и нас, мо- лодых, наставлял. «Счастлив, мол,» - говорил – «что единственный сын наш пал на поле брани за Царя и Отечество. Вся надежда у семьи нашей была на един- ственного сына нашего, всё будущее. Но, что сын наш Федот пал смертью славных, поддержав славу ураль- цев из коих он сам, греет душу мою в ожидании того, как пред Господом предстану». Так и говорил старик. Жив дух казачий и силён. «Держи им в затылок» - гово- рил казак. Им, то бишь - героям. «Надо держать дер- жаву» - говорил.
62
63

Редко доводилось получить денёк отдыха от работы в Царскосельском лазарете. А последнее время ни Ев- праксию, ни Настасью и не тянуло вырваться из стен, а напротив, обеим хотелось провести больше времени у койки Кирсанова. Когда Настасья почувствовала, что нервы сдают и ей необходимо сменить обстановку, со- вершить долгую прогулку под последними тёплыми лу- чами наступившего бабьего лета, она решила взять оче- редной выходной. Хотелось побыть одной, избегнуть и прогулки с коллегами. Ртищева запрокинула голову и устремила взгляд в бездонное синее небо над золотом и ржавостью листвы парка: «А ведь Филипп для меня, бездетной, стал бы идеальным мужем...» Но тут, как на зло, рядом возникла Аглая, у которой оказался тоже вы- ходной день. Аглая работала неполную неделю.
- О, Вы тоже свободны сегодня. Как мило, - очаро- вательно улыбаясь, произнесла Аглая, устремив свои странные глаза прямо на Ртищеву.
- Какое совпадение. Но у меня накопилось немало дел...
- А у меня вечером тоже кое-что запланировано. Вы не слышали о проповеднике, появившемся не так давно в Царском? – как бы невзначай спросила Аглая.
- Проповеднике?
- В самом прямом смысле, моя дорогая. Человек уди- вительный – стоит послушать. Вашу подругу-святошу, Евпраксию, я бы не позвала, но Вас приглашаю. Мне кажется, что Вы способны воспринимать иное и новое. Слушайте адрес...
Настасья не успела выдавить в ответ ни слова, как зеленоокая меднорыжая бестия уже распрощалась и быстро зашагала по парку в неожиданном направле- нии. «Не хватало мне идти вечером слушать какого-то проходимца, да ещё с подачи этой особы» - фыркнула Ртищева, скомкав бумажку с адресом, нацарапанным
огрызком карандаша замысловатыми каракулями. Но адрес и время крепко засели в голове Настасьи. Сама не помня как, Ртищева обнаружила себя в тот вечер в числе десятков слушателей, собравшихся в странном доме, стоящем на окраине Царского Села. Аглаю она пока не заметила. Бросалось в глаза, что публика явно делилась на степенных местных интеллигентов в оч- ках и пришлых потупившихся простолюдинов, которые чувствовали себя не слишком уютно. Всеобщее внима- ние привлёк суетливый человек лет шестидесяти ма- ленького роста, который о чём-то спорил с соседом, во- влекая в спор всё больше народа. Эпицентр волнения, неумолимо охватывающего просторную комнату, имел рыжевато-седую всклокоченную шевелюру, быстрый взгляд маленьких хитрых глазок, пребывал в постоян- ном движении словно приплясывал, говорил быстро и пришёптывая, иной раз шепелявя. И вот уже его речи доносятся до слуха Ртищевой:
- И Россия - ряд пустот. Да, да! Пустое прави- тельство - от мысли, от убеждения. Но не утешай- тесь - пусты и университеты! Пусто само общество. Пустынно, воздушно, как старый дуб: корки, сучья, но внутри - пустоты и пустоты. И вот в эти пустоты забираются инородцы. Даже иностранцы забирают- ся. Не в силе их натиска дело, а в том, что нет сопро- тивления им.
- Антисемит он! – послышался скрипучий голос за спиной Настасьи.
- Какой там, что Вы! Напротив, всю жизнь Розанова мучают евреи, не дают покою. То бишь не сами евреи, а его мысли о них, - возражал резонёр сзади.
- Верите ли, что как только отец проходит с сыном русскую историю, толкует с ним попа Сильвестра и его «Домострой», то уж знайте, что он или немец, или в корне рода его лежит упорядоченное немецкое нача-
64
65

ло. «Русский» - это всегда «мечтатель», - продолжал вещать суетливый человечек.
- Ну и что из того? – строго спросил его оппонент степенного вида.
- Об этом судите сами. Сказал я Вам тут достаточно. Ведь пришли мы сюда не меня слушать, - рассмеялся суетливый, тряся рыженькой бороденкой.
Настасья недоуменно оглянулась и встретила взгляд старичка-соседа.
- Да, перед Вами Василий Розанов собственной пер- соной, сударыня, - улыбнулся сосед, - Вы его не встре- чали ранее?
- Нет, хотя и читала его публикации.
- Вот полюбуйтесь и решайте: а следует ли читать в очередной раз? «Хитёр нараспашку», как говорят о нём34.
Розанову возразили что-то резкое, что именно было не разобрать и до Ртищевой донёсся вновь его голос:
- Из всей действительности я любил только книги и был рождён созерцателем. Я задыхаюсь в мысли. И как мне приятно жить в таком задыхании. Вот от- чего жизнь моя сквозь тернии и слёзы все-таки - на- слаждение. Она всегда пьяна, моя душа.
- Да что Вы, в самом деле, - не унимался оппонент, - Кто же Вам теперь поверит?
- Нет, я не Ницше и ещё не такой подлец, чтобы думать о морали! – выкрикнул Розанов.
- Все вы, философы и литераторы, довели русскую литературу до вырождения и жалкого состояния! – мрачно проголосил оппонент.
- Берите шире: нет никакого сомнения, что Россию уже убила литература. После того, как всех помещи- ков прокляли Гоголишко с Гончаровым, администра- цию - Щедрин, купечество - Островский, духовенство - Лесков, самою семью - Тургенев, русскому человеку
34 Так выразился о Розанове Андрей Белый.
не осталось ничего любить, кроме прибауток, песе- нок и сказочек. Так-то! Отсюда и революции! Пропа- ди всё пропадом! Наши лучшие литераторы возводят в перл нравственной красоты и духовного изящества безвольного человека, в сущности - ничтожного, ещё страшнее и глубже - безжизненного человека, кото- рый не умеет ни жить, ни созидать, ни вообще что- либо делать: а, вот видите-ли, - великолепно умирает и терпит. А Владимир Соловьёв - вот самый страшный человек для России - демон! - не унимался Розанов.
«Вот уже и не надо ничего больше: послушала жи- вого Розанова. Словно на его чтения пришла» - поду- мала Ртищева. Внезапно застучали шаги и перед слу- шателями появился молодой человек в крестьянском армяке, которому не было и тридцати, наверное, худой мрачный, насупленный, поросший тёмной щетиной. Блестящие глаза его приковывали всеобщее внимание без всяких слов. Публика затихла и застыла. Лишь Ва- силий Розанов тихо вышел за порог и жадно закурил папиросу. Молчание затянулось, но, казалось, что оно не тяготит никого из собравшихся.
- Да, люди добрые, - внезапно нарушил тишину низким голосом молодой человек, - возненавидел я мудрость книжную, пошёл в дремучие, тёмные леса, к зверям да птицам, к народу нашему, к полям и весям, к земле своей тихой и любимой. Познал я страдаль- ческую силу народную, труд крестьянский, в котором есть радость особенная, сокрытая и очищающая. А кто не верит словам моим – приглашаю самому познать труд сей. Ведь на самом деле Спаситель требует, что- бы каждый был, как Он. Христово христианство есть великое распятие каждого из нас! Христос на земле хо- чет создать царство свое, не на небе! Каждый христиа- нин должен взойти на свою Голгофу и каждый в ответе за муки этого мира и должен принять их на себя, как сделал это Спаситель. Крест Его - наше знамя! – голос
 66
67

был приятен, обволакивал душу волнующей интонаци- ей, увлекал за собой, но не срывался на истерику, свой- ственную уличным пророкам, - Светлый Град наших душ возродим и для себя построим, братья и сестры! Да сгинут города нынешние – приют порока и страстей нечистых! ПетербурХ – лишай на теле России! Спасём себя и близких наших – взыщем Града!
- А что, Учитель, правда, что живущие жизнью брач- ной переходят в свиней? – резко и очень громко спроси- ла вдруг одна из девиц крестьянского облика.
- А что же ты думала, голубушка? Али лгать тут кто тебе собрался? – ответил вещатель тоном неподдель- ного изумления, - В прошлый раз так и говорил вам: в сви-ней. От нас же душа попадает очищается и пере- ходит по смерти в общество ангелов. А будущая жизнь наша Страшным судом начинается, который откроется по трубному гласу Саваофа. И разговор там короткий будет: кто вёл себя соответственно – в свиней.
- Ну знаете, это уже слишком, - возмутился один из пожилых интеллигентов и решительным шагом поки- нул собрание.
- Не ведает он, что говорит. Но заблуждение не при- носит прощения там, -прокомментировал вещатель, ни- сколько не смутившись.
«Что я здесь делаю?» - спросила сама себя Ртище- ва, - «Посмотрела на Розанова и хватит. К чему выслу- шивать весь этот бред? Почему бы мне не сходить на вечернюю службу вместо всего этого? Не пойму, что в нём нашла Аглая с её стремлением ко всему утончённо- му и извращённо-декадентскому? Надо просто встать и уйти, как сделал этот человек. Но где же Аглая?»
- Да, да, братья и сестры, дух есть начало доброе, а тело наше - начало злое, - продолжил «пророк», - Ещё Адам согрешил угождением плоти: он впал в грех супру- жества. Не женись, а ежели женат, то живи с женой, как с сестрой! Не женимые не женитеся, а женимые разжени-
теся! – иной раз молодой человек переходил на нарочито народную речь, что не вязалось с предыдущей манерой высказывания, но всё это как-то плавно кружилось от од- ного к другому и не вызывало раздражения, а лишь по- казывало, что он «и учён был и опроститься смог», - Не грех, дети мои, лишь сожительства по указанию Духа. Но то лишь первая ступень к блаженству и жизни веч- ной. А вторая – прохождение через грех. А как же? Не согрешишь – не покаешься, дело известное. Не покаешь- ся – не спасёшься. Надобно задерживать дыхание, чтобы духу было легче войти в вас, - «пророк» поднял руки к верху и сильно потянулся, заставив всё тело дрожать, из- менился в лице и глаза его обрели диковатый блеск.
- О-о-о! –вдруг закричала та самая девица крестьян- ского вида и всё тело её пошло едва заметной дрожью, а руки сильно тряслись.
- Дух Святой посещает лучших из нас, - тихо про- комментировал «пророк», опуская руки, - Так Христос воплощается в нас. И Конец мира не страшен будет тем, в ком Он воплотится. Молитися, дети мои, верьте, что войдёт в ваше грешное тело дух Его!
- Гу-у! – замычал вдруг мужик мрачного вида, си- дящий в углу и заголосил невнятными словами словно на древнем исчезнувшем тарабарском языке, застучал сапожищами.
- Спускается к нам, приходит к тем, кто в вере силён, - просиял «учитель», хлопая в ладоши, - Похлопаем все со мной! Приди к нам, снизойди!
- Кормщик наш, спаси, родимый! – разрыдалась одна из пожилых бабок, которая очень часто дышала35, пускала слюну, отбивая свои ладони.
35 Учащенное дыхание может приводить к повышению содержания углекислоты в крови, что вызывает галлюцинации особого рода. От наркотических или психотических эти галлюцинации отлича- ются своим направленным характером, согласуемым с постоянны- ми мыслями.
 68
69

- Вот и восприемница моя, богородица наша, она поможет тебе, матушка, - заботливым тоном заговорил кормщик, пропуская вперёд неизвестно откуда воз- никшую Аглаю, облачённую в странническое рубище. Аглая подошла успокаивать бабку с каким-то странным остановившимся, казалось, невидящим взглядом.
- А-а-а! – блеяла другая сухонькая бабка, впадая в тряску.
- Пробуди в нас жестокую похоть и кровавый огонь сладострастия! – провозгласил неожиданно кормщик, - Жёнам нашим да пошлёт Господь любовников неис- товых. И пусть они научатся обманывать своих мужей и отдавать своё тело на поругание и наслаждение! Ибо сие есть то же по сути, что и брак во грехе заключён- ный! Брак он грешнее блуда. Лишь тот праведен, кто знал соблазн и благодать его тем больше, чем большее искушение преодолел он. Лживое целомудрие жён по- рождает в снах их не сокрытый разврат, да спасут от та- кого греха их живые любовники, ибо сны таковые есть больший грех! В пороке больше жизни, чем в такой, как у них, добродетели. Жизнь добродетельная убивает дух быстрее порочной.
- У-у-у! – в исступлении вопила сухонькая, вскаки- вая, покрываясь потом, - Накатило!
- Лишь дева-юноша есть образ и подобие Божье, - продолжил «учитель», - Господь сотворит иной способ отношения, близости, соединения, - не теперешний. Потому как он есть мерзость человека не достойная! Люди будут жить и множиться, но не через совокупле- ние, а совсем иначе36. А пока нам спастися надобно от дальнейшей угрозы неизбежного совокупления! А что спасти может, как не полный отказ? И радение не помо- жет тут. Оно лишь первая ступень на пути к спасению.
36 К тому же идеалу стремились Гиппиус и ряд столичных интел- лектуалов.
А за полным отказом стоит устремление душ наших к миру горнему. С пегого коня мы пересядем на белого37. Под нами будет белый храбрый конь, хорошо тот конь убран, золотыми подковами подкован, уж и этот конь не прост, у добра коня жемчужный хвост, а гривушка позолоченная, крупным жемчугом унизанная, в очах его камень маргарит, из уст его огонь-пламень горит. Уж на том ли на храбром на коне Искупитель наш по- катывает? Даже сама императрица Елизавета Петровна царствовала только два года и, отдав правление люби- мой фрейлине, похожей на неё лицом, сама же надела нищенское платье. На Орловщине царица познала ис- тинную веру людей Божьих и осталась там под именем Акулины Ивановны38. Верный признак совершенства есть целомудрие не на деле только, но и в душе - полное освобождение от половой похоти. Последняя ступень позволяет нам обрести покой души и тела и обещает блаженство вечное в раю. Надо только преодолеть себя и совершить последний шаг. О нём мы и будем говорить и себя к нему подготавливать. Пройдём мы крещение огненное и станем убелёнными39! – пропел «учитель», - Нас ждёт богоподобное совершенство на земле! Че- ловек нуждается в Боге, пока он ещё не человек. А как
37 «Сесть на пегого коня», то есть на коня в пятнах, яблоках, озна- чало неполную кастрацию. «Сесть на белого коня» подразумевало полную операцию.
38 Он лишь намекнул на легенду, которую любили скопцы: «Сын Елизаветы, Пётр Фёдорович, был оскоплен ещё во время его уче- бы в Голштинии. Сделавшись наследником престола, он женился и супруга возненавидела его за то, что он был оскоплен, свергла с престола. Но он, обменявшись платьем с караульным солдатом, тоже скопцом, бежал, назвав себя Кондратием Селивановым, и присоединился к своей матери Акулине Ивановне. Так законный царь стал отцом-основателем русского скопчества».
39 Кастрация называлась у скопцов в числе прочего и «огненным крещением» и «убелением». «Сей человек убеленный: как Христо- ва пелена, так и плоть его убелена».
  70
71

стал человек, зачем тогда Бог? Христос во всех нас, а не в одном человеке.
Комната наполнялась всхлипываниями, воздыхани- ями, рыданиями, зеванием, неудержимым хохотом, ико- той, стонами, животноподобными звуками. Настасья поспешила выйти прочь. На крыльце она столкнулась с Розановым, продолжавшем курить одну папиросу за другой.
- Вы правильно поступили, сударыня, - сумрачно проговорил философ, глядя на Ртищеву.
- Что Вы имеете в виду?
- То, что Вы вовремя покинули это сборище сумас- шедших. А Вы догадываетесь к чему он клонит, этот парнишка?
- Не задумывалась. Всё это так чуждо и дико. Неуже- ли все сидящие там интеллигенты верят такому бреду? - Хочется им верить. Сонмище больных, душевных
калек, изолированное в своей же стране, - вот что такое русская интеллигенция, - быстро и нервно заговорил Розанов, - Духовные скопцы! И не будет от нас народу толку, покуда мы не выздоровеем. Нам пора отказаться от своих претензий на просвещение запутавшегося на- рода, а тут мы видим очередного опростившегося лишь слегка, «учителя», вроде того же Добролюбова – быв- шего декадентишки. И всё к одному сводится: доморо- щенному протестантизму40. Другое дело – крестьянство расейское. Оно ещё верит, что Христос бродит где-то по ухабам просёлочных дорог, что Царь Небесный го- тов благословить Матушку-Русь. Совсем по Тютчеву. И мысль эта - основа понятия Святой Руси.
- Так, чего же он хочет от этих доверчивых наивных людей, лжепророк этот?
40 Розанов имеет в виду, что история христианства ведёт от собор- ного всеединства к протестантскому индивидуализму. Интелли- генция идёт подобным же путём, а народ сектантством повторяет тот же путь.
- Под нож он их зазывает, вот чего он добивается. Не иначе. Причём, он провозглашает возникновение своего нового учения. Некое ново-скопчество. Каков поганец! А попробуй я там выступи при всех против, так разо- рвут в клочья. Хлыстовство невидимо стоит за спи- ной православия эдаким жутким двойником. Масштаб скопчества на Руси и его живучесть поражает. Более столетия тянется весь этот бред, порождённый де- монстративным развратом верхов при Екатерине. Идеи скопцов на десятилетия опережали настроения только формирующейся тогда российской интеллиген- ции с её народолюбием, чувством вины и стремлени- ем к опрощению. Согласно основателю ереси Селива- нову, само наличие пола - единственное, что мешает установлению мировой справедливости. И не отказ от собственности, а отказ от пола дает ключ к новому миру. В этом извращённая революционность скопцов. Воскрешение традиции «до иудейского полного обреза- ния», то бишь – кастрации. Считаю и даже глубоко уверен, что скопцы физические и духовные - враги всего священного, любой веры и России. Скопчество должно быть разгромлено! Трудно вообразить себе больший соблазн! В нём прорва логики и заблудившейся совести! Скопцы считают себя высшим иерархическим уровнем, элитой хлыстовства. Зовут себя «белыми голубями»41. Белый цвет – символ чистоты... Хирургическая техни- ка искупления первородного греха! Превзошли всех ра- дикальностью решения. Грандиозно, разве не так? Но ведь по сути и сам Христос пришёл в мир для того, что- бы оскопить его - старый, полный жизни мир язычни- ков и иудеев. А пришёл Он, получается, лишь для того, чтобы проложить путь Селиванову. И суть России - её кружащаяся, женственная, обращенная на гибель рус-
41 Скопцы ещё называли себя «Новым Израилем» в отличие от хлыстов - «серых голубей» и «Старого Израиля».
  72
73

скость. А Вы не слышали о том, что во времена Алек- сандра Благословенного некий камергер и скопец Алек- сей Еленский направил царю свой проект обустройства России? Видимо, позаимствовав кое-что из масонства, скопцы начали претендовать на ревизию государствен- ной идеологии! Тогда никто не смог разгадать суть за- думки скопца-хитреца. А суть та была в кастрации всех под руководством уже кастрированных. Так-то, суда- рыня. Кстати, почти все собачники, птичники и даже пчеловоды Москвы, из тех, кто состоит в обществах - все из скопцов. Главный у них, старик Мочалкин, за- помнился мне смолоду бабьим лицом и тонким голосом. Заходили как-то мы в их пчелиный клуб, угостили нас чаем и устроили концерт. Пели все эти пчеловоды ис- ключительно сопрано. Но не подумайте, что я всем этим раскол русский принизить пытаюсь. Напротив, именно потому и пришёл сектантов послушать, что они отлича- ют Россию от других более банальных государств, в них её обаяние. Но парнишка-то этот не настоящий. Не из народа он выходец, а тот же деградирующий интелли- гент, пытающийся опроститься и найти новую истину, - с этими словами Розанов неожиданно извинился, резко развернулся и удалился.
«А ведь сам тоже грешник с такими-то выводами42» - подумала Ртищева – «Ладно, старик, философ, сам за-
42 В более отдалённые годы Розанов грешил немало. Так, собира- лись с Вячеславом Ивановым, Бердяевым и Ремизовым на кварти- ре у декадента Минского, отужинали, выпили вина и стали при- чащаться кровью одной еврейки. Розанов перекрестился и выпил. Уговаривал её раздеться и посадить под стол, а сам предлагал раз- деться и быть на столе. Употребляли глагол «собраться порадеть» по аналогии с сектантами. Примерно то же выделывала Гиппиус с ритуалом между хлыстовским радением и иудейским жертвопри- ношением. Но обряды в хитонах в квартире Минского в духе его неогностицизма – «мэонизма» (религия небытия и отрицательного восприятия Бога) шокировали даже Гиппиус, склонную к мисти- ческой эротике.
путался во всём, переживает. Простить можно. Слыша- ла, что он был в рядах «мережковцев», якшался с Мин- ским и «соловьёвцами» - Белым и Блоком. «Не пойду к пасхальной заутрене к Исакию, потому что не могу различить, что блестит – солдатская каска или икона, что болтается – жандармская епитрахиль или попо- вская нагайка. Всё это мне по крови отвратительно» - кажется, так писал Блок... Ведь они пытались создать «новую церковь», начиная с «теургизма» Соловьёва и «дионисийства» Иванова, что означает еретический раскол... Это неизбежно ведёт к предательству право- славия. И что всех их так тянет углубляться в вопросы пола, Мережковских тех же, как и народных сектантов? Не иначе, как собственная ущербность. Решителен43 Розанов, впрочем, что думает, то и режет. А про скопцов он очень верно подметил. Только что делает эта похот- ливая Аглая среди «начинающих» ново-скопцов? Воло-, а не - долуокая особа эта. Не вяжутся с ней стремления этой секты».
– Ваше Величество! Вы не верьте Павлову, – звонко голосила на весь коридор юная и озорная сестра, фрей- лина Маргарита Хитрово44 тёплым летним днём, – Это он только сегодня встречает Вас на костылях. До сих пор он ни разу не ходил на них!
43 Розанов отличался храбростью: в 1918 году, бродя по Москве, он зашёл в Кремль и заявил: «Покажите мне главу большевиков - Ле- нина или Троцкого. Ужасно интересуюсь. Я - монархист Розанов». И сошло ему.
44 Маргарита Сергеевна Хитрово (1895-1952) — почётная фрей- лина Двора. Окончила Смольный институт благородных девиц с шифром. Добровольно последовала за Царской семьей в Тобольск. По личному приказу Керенского арестована и доставлена под кон- воем в Москву. Состояла в переписке с Царственными мучениками во время их заключения. В эмиграции вышла замуж за Эрдели. По- хоронена на кладбище Ново-Дивеевского монастыря в Нью-Йорке.
  74
75

- Ну хорошо, не ослушался и встретил на костылях, - улыбнулась Александра Фёдоровна, глядя на готово- го провалиться сквозь землю беднягу Семёна Павлова, который покрылся холодным потом от боли, упираясь в костыли, - А мускулы разминать необходимо иначе будет поздно и ноги окостенеют. Ходить вообще не сможете.
- Но он совсем не желает пробовать на костылях, - сложила губки фистулой Маргарита.
Боли от попыток хождения были адские и на гла- зах молодого прапорщика выступили слёзы. Он упорно проковылял до самого конца коридора.
- Скоро боли пройдут. Это лишь временно. Сухо- жилия должны привыкнуть, мышцы разработаться, - ласково успокаивала Павлова царица, - Видите, как Вы ловко справляетесь, а не далее, чем на Страстной неделе Вы были буквально при смерти от заражения крови. Благо я тогда воспротивилась ампутации.
Позже Семён услышал от Гедройц, что тогда за- явила Государыня в «защиту» его ноги: «Отнять ему ногу, от слабости он может умереть скорее. Лучше положимся на волю Божию и оставим ему ногу». Когда Павлов сменил костыли на палку, врачебная комиссия эвакуационного пункта постановила отправить его в Ессентуки: ступня раненной ноги всё ещё оставалась неподвижной, но оставалась надежда на грязевые ван- ны.
В те летние дни 1916 года был открыт Офицерский Лазарет номер семнадцать великих княжон Марии Ни- колаевны и Анастасии Николаевны в здании Белокамен- ной палаты Феодоровского Государева собора. Началь- ник лазарета, уполномоченный по поезду для раненых и ктитор собора45 полковник Ломан, устраивающий
45 Ктитор - церковный староста.
концерты для раненых, в честь открытия нового лаза- рета затеял подготовку к большому концерту. В день тезоименитства Вдовствующей императрицы и Её внучки Великой княжны Марии Николаевны в лазарете семнадцать состоялся концерт, на который прибыла Александра Фёдоровна со всеми четырьмя дочерьми. Собрались почти все раненые, способные к самостоя- тельному передвижению. Не преминул там оказаться и Андреев, внимание которого более привлекали стар- шие великие княжны, нежели само представление. Ев- праксия не смогла уклониться от дежурства, а Настасья сидела рядом с капитаном. По другую сторону от Рти- щевой расположилась её коллега сестра Мельник-Бот- кина, а дальше угнездились писарь Доломанов с женой. Концерт открыл миловидный голубоглазый молодой человек со светло русыми кудрями и мужественным подбородком. Несколько раз он прочитал свои стихи, которые запоминались необычным чувством и лириз- мом русской природы.
- Кто этот поэт? – рассеянно спросила Ртищева со- седку.
- Сергей Есенин – восходящая звезда, крестьянский поэт, - ответила Татьяна Боткина, - В Петрограде стал известным буквально лишь с военных лет. На «новое народничество» в столице спрос. Пользуется успехом у женщин. Насколько мне известно, он с июля испол- няет обязанности санитара, совмещая их с работой в канцелярии Фёдоровского собора. Но служит он по медицинской части в Царском уже дольше46.
46 Всего в Фёодоровском городке Царского Села Есенин прослу- жил санитаром с апреля 1916 по март 1917 года. По воспоминани- ям современников, ничем другим, кроме выступления в концертах, Есенин там не занимался. В санитарном поезде он ездил более как поэт, а не как санитар, хотя таковым и числился. За участие в кон- цертах Есенин был награждён также и столовыми часами, денеж- ной суммой и представлен к награждению медалью «За усердие».
  76
77

- Симпатичен, хотя немного не в моём вкусе, - улыб- нулась Настасья, - А как молод! Но стихи его трогают душевностью и необычностью.
- Слышал, что Есенин весной был отправлен с По- левым Царскосельским военно-санитарным поездом номер 143 Её Императорского Величества47 по марш- руту через Москву в Курск, Симферополь и Евпаторию, чтобы доставить раненых из Петрограда и Царского в крымские лазареты48. Поэт якобы отвечал за под- держание чистоты и порядка в вагoнax и переноску тяжелораненых. Ездила в тот раз и сама Вырубова и сын Распутина49, - склонившись, шепотком, сказал До- ломанов, - А потом Есенин съездил ещё раз до Киева и Шепетовки за ранеными, а сейчас он – санитар ново- го лазарета. Создаётся впечатление, что этот рязан- ский самородок обладает огромными самомнением и, где надо, нагловат. Кстати, и Царская семья вместе с мадемуазель Хитрово побывала не так давно в Евпа- тории, чтобы осмотреть лазарет. Конечно, посетили они Николаевский собор с хоругвями времён Крымской, но и побывали в ханской мечети, караимской кенасе. В
47 Военно-санитарный поезд состоял из 21 пульмановского вагона и был необычайно комфортабелен: синие вагоны с белыми крыша- ми выглядели очень нарядно. Правда, после налёта австрийской авиации крыши были перекрашены в защитный цвет. Поезд был оборудован по последнему слову науки и техники и содержался в безукоризненной чистоте и образцовом порядке.
48 «Приморская санатория» в Евпатории основана в 1905 году ака- демиком живописи Лосевым. Там применялись преимущественно физические методы лечения по системе швейцарца доктора Ламан (солнце, воздух, вода, диета, электротерапия). В 1914 году на базе санатория был развернут лазарет для раненых воинов имени им- ператрицы. Возглавил санаторий в военное время евпаторийский голова Семён Дуван.
49 Были в той поездке сын Распутина – Дмитрий Новых-Распутин, а также сам полковник Ломан, Сладкопевцев, Нарбут и городской голова Дуван.
санатории царь вручил награды выздоравливающим во- инам, поинтересовался способами лечения.
- Как хороший поэт Есенин лучше бы проехал по фронтовой линии и дал концерты подобно Собинову50, - заметила Настасья.
Есенину помогал вести концерт чтец-импровизатор, любимец петроградской публики Владимир Сладкопев- цев51, как представил его сам Есенин. Наконец, Есе- ниным было прочитано приветствие именинницам, а затем собственное стихотворение «Царевнам», напи- санное специально к этому дню. После концерта вели- кие княжны вручили от имени императрицы Есенину серебряные часы с гербом и цепочкой, а Сладкопевцеву золотой кулон. Вид у Есенина был растерянно-смирен- ный и, казалось, что он потеет от почтительности к вручающим подарки. Его коллега-чтец был более при- выкшим к выступлениям перед всякого рода публикой и так не робел. «Смазливенький такой юноша. Лишь бы оставался искренним, как то, что он уже написал. Сохранил бы себя, как певца природы и деревни» - по- думалось Ртищевой, - «Но воздух столицы развраща- ет. Как можно уцелеть, если ты каждый вечер ходишь, к примеру, в «Бродячую собаку»? Будет прискорбно, если он через год-другой вознамерится стать незавер- шённым и слабым подобием того же Кузмина... Всё больше понимаю сколько недоброго привносят в дух столицы мои былые кумиры-символисты вопреки всем их талантам. Даже не только одни декаденты. Не Золо- той это век».
50 Выдающийся тенор Леонид Собинов совершал большие кон- цертные поездки и на афишах его стояли слова «Собинов в пользу больных и раненых воинов». Как военнообязанный он был при- командирован к Комитету Мраморного дворца, в задачи которого входил сбор средств для раненых воинов.
51 Сладкопевцев также заведовал делопроизводством в канцелярии Семнадцатого лазарета.
  78
79

Весь персонал Лазарета номер три в редко выдаю- щиеся свободные часы усердно шил индивидуальные па- кеты для фронта. Лазарет номер три обязался поста- вить десять тысяч пакетов. Все раненые, способные к такой работе, охотно вызвались помогать в шитье. Особенно усердствовали Высокие Особы и более других Александра Фёдоровна, ибо она уже не была в состоя- нии помогать при перевязках. Шьющие были разбиты на четыре группы и между ними началось соревнова- ние, кто сошьёт больше, не снижая качество.
- А Вы знаете, барон, - обратился к фон Таубе новый сосед с красивым нервным лицом – рослый капитан с немецкой кровью Модест Гедель, из-за лени которого третья группа проиграла соревнование, - я ведь был знаком с тем новеньким из второй палаты, Бехтеевым. Его позавчера привезли с ранением в грудь.
- Мне показалось, что он очень милый человек. И достойный: уже второй раз здесь! – откликнулся барон, - Как только подлечился – тут же снова на фронт! А он отнюдь не военный человек в душе, как мне показа- лось. Напротив, говорят, он - поэт.
- Поэт? – с ноткой брезгливости повторил Гедель, - Поэтишка, а не поэт. Вы, наверное, не знаете КОМУ он посвящал свои стишки не так давно.
- Не знаю.
- Императрице, - презрительно хмыкнул капитан, - Да что с него взять: отец его начинал карьеру миро- вым судьёй, был предводителем елецкого дворянства, тайным советником и, наконец, членом Государствен- ного Совета52. А три родные сестры Бехтеева состо- ят фрейлинами...
- И что из этого, капитан? Вы знаете, на чьи средства
52 Сергей Сергеевич открыл в Ельце первый в России хлебный эле- ватор и отделение Государственного Банка, занимался проблемами регулярного пароходства по Дону и прочим.
Вы здесь лечитесь? Кто Вас иногда будет собственно- ручно обслуживать?
- Они войну развязали, а я заплатил кровью, - мрач- но ответил Модест, - Теперь пусть лечат. А придворных льстецов из кавалергардов, как Сергей Бехтеев Млад- ший53, не перевариваю. Уж простите меня, но я из по- левых фронтовиков - пехотинец. Пехота - соль войны.
- Полагаю, что это ещё не основание для того, чтобы позволить себе дурно судить о Царской семье, - раздра- жённо заметил фон Таубе.
- Надеюсь, что посмотрев на наших Трёх сестер, капитан быстро изменит своё мнение, созданное теми самыми гадкими сплетниками, - сказал, молчавший до того, Эристов.
Гедель понял, что оказался в не той компании, что ожидал и предпочёл отмолчаться. Владимирцов гово- рил по душам с Андреевым о лесах и горах и не слы- шали речей новичка. Оба они очень любили природу и это заметно сближало двух капитанов - выходцев из крестьян.
- Положительно, этот капитан Гедель из тех, кто на лисьей охоте может, не поведя бровью, застрелить ли- сицу из ружья54, - с презрительной гримасой заметил старый охотник фон Таубе, когда Модест вышел из па- латы.
В августе отмечался двухлетний юбилей Царско- сельского Лазарета и единогласно было решено пере-
53 Сергей Бехтеев Младший (1879-1954), поэт и драматург, полу- чил ранение в голову и лечился в Царском Селе. Затем, получает второе ранение в грудь и, вылечившись, отправляется в действую- щую армию на Кавказе. В октябре 1917 года он пишет патриотиче- ские стихи на пепелище собственной усадьбы и часть их попадают к Царской Семье. Бехтеев примыкает к Добровольческой армии.
54 Лисиц полагалось забивать арапником, но ни в коем случае не убивать из ружья.
  80
81

именовать лазарет, созданный по мысли царицы, под- держиваемый Её заботами и средствами, в Собствен- ный Её Величества лазарет номер три. В самом начале сентября Вера Игнатьевна собрала всех работниц Лаза- рета и обсудила с ними положение наиболее тяжёлых и не выздоравливающих пациентов. Были названы ка- питан Кирсанов, который пребывает в беспросветном унынии и, похоже, не хочет выздоравливать, а также не настолько тяжело раненный капитан Гедель, которому стало только хуже по непонятным причинам.
- Мы ожидали, что труднее всего будет с ногами Павлова, но человек уже ходит. С костылями, но на своих ногах. Что происходит с вышеназванными боль- ными мне не понятно. Прошу всех ознакомиться с их скорбными листами и наблюдать за ранеными внима- тельнее, - заключила княжна Гедройц.
- Мне кажется, Вера Игнатьевна, - покраснев, сказа- ла Маргарита Хитрово, - что у Кирсанова всё на почве любви – внутреннее сгорание...
- Глупости какие, - махнула рукой Аглая, - человеку в таком состоянии не до амурных дел.
Обе подруги по Японской войне встретились в при- хожей, чтобы обсудить, что случилось с больными и до- говориться, кто и когда из них пойдёт к Кирсанову. Обе сделали вид, что для них не так уж важно ознакомиться со скорбным листом Кирсанова, но каждая непременно желала вернуться в кабинет, чтобы прочитать о Филип- пе. В тот день они узнали мрачную перспективу разви- тия болезни Филиппа: ему предстояло продолжить дни свои бездетным и без надежд на восстановление функ- ций. Обе подруги прочитали эти беспощадные строки независимо, обсуждать их не собирались, но каждая пришла для себя к самоотверженному выбору. Ртищева готова была любить его и таким и даже заключить с не- счастным брак с отсутствием супружеских отношений.
Охотина была уверена в том, что Настасье никак нельзя губить свою молодость связывая себя узами такого бра- ка, но также и в том, что ей самой и подобает заключить именно такой брак, что позволит ей дожить свой век в полумонашестве, заботясь о любимом и достойном человеке-инвалиде. «Хорошо, если Настасья раздума- ет быть с Филиппом, лишь в таком случае я стану ему женой и не приму постриг. Останусь пожизненной си- делкой при нём. Если ещё он сам того пожелает, а не ув- лечётся вновь Аглаей. Последнее время, похоже, Аглая совсем не бывает у его койки» - думала Евпраксия.
Филипп Кирсанов сумел добиться от Аглаи правды о своём состоянии. Он и сам подозревал, что его ране- ние может так скверно закончится, но до последнего хо- телось верить в лучшее. С того дня он умолял каждую сестру сделать ему укол морфия, якобы боли нестер- пимые. На самом деле морфия он жаждал более для раны душевной. Он перестал думать об Аглае, отринул все мысли о неописуемой красоте Настасьи, прекра- тил вглядываться в милые черты Евпраксии. Хотелось одного: либо быть в состоянии вновь отправиться на фронт, либо скорее окончить своё бренное существова- ние. В один из тех чадных деньков к нему подошёл не- знакомый солдатик из соседнего отделения и поинтере- совался его состоянием, мол, слышал, что ему так худо, ну и захотел помочь добрым словом. Такая душевность маленького щуплого человечка тронула Кирсанова и он попробовал поговорить с ним по душам. Филиппа уди- вило, что тот охотно соглашается с его словами о брен- ности бытия и желании уйти в иной мир. Солдат даже сам подталкивал Филиппа на такие мысли и усердно развивал их. Был рядовой сумбурно, но начитан и иной раз говорил удивительные вещи и вполне складно. «Су- меть примириться с неизбежным - это искусство и суть
82
83

жизни» - не раз повторял странный солдат со странным именем Липатий – «А страдать нельзя, грех». Позже Филипп спросил у сестёр, «что это за человек такой» и получил ответ, что «это удивительно быстро поправля- ющийся, несмотря на свой чахлый вид, и очень душев- ный солдатик Елагин, который ходит каждый день ко всем самым тяжёлым, хотя сам ещё еле на ногах дер- жится».
Аглая завершала обход с записью, когда в коридоре ей попался незнакомый молодой офицер, который за- метно смутился, встретившись с ней взглядом, и отвёл глаза. Он шёл с трудом, придерживаясь за стену и, оче- видно, мучился от головокружения после большой по- тери крови.
- Простите, - окликнула его Аглая, - Вам разве раз- решено ходить? Вас же привезли только вчера, если я не ошибаюсь.
- Не уверен, - отозвался слабым голосом офицер.
- Ваше имя, пожалуйста!
- Поручик Крашенинников... Сергей, - ответил он,
откинув со лба явно излишне аккуратно расчёсанную чёлку страшно сальных, обильно сдобренных перхо- тью каштановых волос.
- Вы должны оставаться в постели, поручик, - стро- го сказала Аглая, - В противном случае я буду вынужде- на сообщить главному врачу.
- Хорошо, сударыня...
- Но я не вижу, чтобы Вы повернули назад к своей палате. В чём дело?
- Я только, простите, до уборной и назад. Не могу дольше...
- Что за глупости? Вам помогут с судном!
- Никак не могу, сударыня.
- Во-первых, я сестра, а не сударыня в этих стенах,
во-вторых, сейчас же возвращайтесь вместе со мной! 84
- Никак не могу, сестра, я должен дойти. Смотрите я уже на полпути, пожалуйста.
- Какое безобразие. Хорошо, но чтобы я Вас видела ходящим в последний раз! Если Вы упадёте в обморок в коридоре, или уборной отвечать сегодня буду я. Так что, будьте так добры.
К вечеру сестра-сиделка пожаловалась, что поручик Крашенинников отказывается пить достаточно воды, необходимой после значительной потери крови. После её жалобы к больному зашла сама Вера Игнатьевна, ко- торая сумела добиться раскрытия истинной причины такого упорства. Оказалось, что поручик никак не мо- жет себе позволить испражняться в судно, находясь в палате, при окружающих. Даже то, что он мог всё это делать сам, в то время, как иным тяжёлым помогают сё- стры, не смогло убедить упрямца, который твердил, что «не может себе позволить, чтобы его смрадное естество выносили молоденькие сёстры». Слова о том, что сюда не заходят великие княжны также не подействовали, поскольку поручик заявил, что он демократ и не важ- но, кто будет выносить. Упрямец добивался своего: раз- решения самому ходить в уборную. Иначе он терпел, бледнел и зеленел. В разгар выяснения на сторону ра- ненного поручика встал его сосед тридцати семилетний офицер с круглыми приветливыми глазами на мясистом добродушном лице, Сергей Бехтеев:
- Позвольте, Вера Игнатьевна, но мне кажется, что мы никак не можем позволить себе давление на челове- ка со столь нежной душой. Ведь это грех – подавлять в человеке лучшее.
- Вам, поэтам, всегда так кажется. Но здесь идёт речь о ваших жизнях! – отрезала Гедройц, - А если по- ручик упадёт от головокружения и ударится об острый угол, или затылком о каменный пол? От такого может умереть и здоровый человек, не так ли? Я не собираюсь
85

делать исключения ради упрямства и самодурства для кого-бы то ни было!
- Возможно, что Вы и правы, - вздохнул Бехтеев, - но как печально отсутствие выбора.
Гедройц сухо распрощалась и вышла. Аглая по- думала, глядя на расстроившегося Бехтеева: «Вот ещё один целовальщик увядших цветов. Мало одного чуда- ка в палате». Когда Аглая уже собиралась последовать за врачом, Крашенинников слабым голосом окликнул её:
- Сестра, прекрасная сестра! Прошу простить меня, если мы с Вами вновь встретимся в коридоре. Мне очень неловко перед Вами, но всё же...
- Что же мне теперь Вас привязывать к койке? – прыснула Аглая, - Но не советую больше попадаться мне на глаза в ближайшие дни. А пить воду Вам необ- ходимо – совсем усохните.
В тот вечер Бехтеев столкнулся с Аглаей наедине и поспешил вновь оправдать нового соседа, заявив, что тот из семьи пиетистов и воспитывался всё детство во взвинченной атмосфере в ходе постоянных молитвос- ловий, совместного пение религиозных гимнов и чте- ния вслух Библии. По умозаключению Бехтеева, его со- сед с самых ранних лет обрёл различные психические отклонения и давить на него ни в коем случае нельзя. Аглая постаралась поскорее отделаться от поэта, не ис- пытывая к нему симпатии.
Когда Сергей Бехтеев возвратился в свою палату, оказалось, что туда зашли независимо друг от друга ка- питаны Андреев и Гедель, которые не слишком симпа- тизировали друг другу, но оба разговорились с поручи- ком Крашенинниковым.
- Тут нет ничего такого, если Вы даже и женаты, по- ручик, - посмеивался Гедель, - Женский пол на то и соз-
дан и, как правило, сам и провоцирует нас на любовные похождения. Капитан Андреев не даст мне соврать.
- Но я связан священными узами брака... – возражал Крашенинников.
- Это всё мелочи, поручик. Сказать по правде, я не женат и не скоро надумаю, но хотел бы, пожалуй, что- бы лишь мне одному в этом мире было предоставлено грешить с женщинами. Все, чтоб мои были. А браки у меня вызывали до сих пор лишь отвращение: какой-то старый пачкун, или молодой недотёпа вдруг заявляет себя для неё единственным до конца её дней. Какой-то абсурд, господа! Напротив, гораздо человечнее всем де- литься между собой. Как в той же Мюнстерской комму- не. Иоганн Лейденский знал к чему взывает, - просиял Гедель.
- Вы знаете, господа, - неуверенно проговорил Кра- шенинников, - перед самым отъездом на фронт я же- нился. Но мои идеалы не позволили мне пойти путём физической любви с моей молодой женой, поскольку... именно она и стала моим идеалом. Как же мог я ТАК обращаться с моим идеалом?
- Но позвольте, - заговорил капитан Андреев, - ведь взаимная любовь подразумевает, что счастье её для Вас не менее важно, чем Ваше собственное. Следовательно, Вам следовало узнать у жены, а устраивает ли её такое Ваше отношение, а не решать столь деликатный вопрос в одиночку в угоду Вашим сиюминутным порывам.
- А Вы уверены, что после всего этого она ещё верна Вам, поручик? – спросил Гедель, сдерживая смех, - Я бы на её месте не стал бы церемониться с таким иде- алистом, как Вы. Те же Мережковские, я слышал, за- нимаются примерно тем же по обоюдному согласию, но при этом мадам Мережковскую неуклонно тянет на сторону.
- Ну уж это слишком, капитан, - возразил Андреев, - Наша Церковь учит противоположному.
86
87

- Но вопрос задан не Вам, капитан. А браки себя не оправдывают и делают женщину несчастной бесправ- ной жертвой, - развил мысль по-своему Гедель.
- Казалось бы, я не слишком уродлив или немощен и даже не настолько уж глуп, но женщины никогда не смотрели на меня, считая сухарём. И когда ОНА со- гласилась связать свою жизнь с таким как я... Как же я мог... – сокрушался чудаковатый поручик.
- Слащавая сентиментальность не украшает мужчи- ну, милейший поручик, - со знанием дела поучал Мо- дест Гедель, - Говорят, что чета Блоков занимается та- кой же ерундой55.
- В чём же по-вашему решение этой проблемы, ка- питан? – вмешался вошедший Бехтеев.
- Решения как такового я не вижу, сударь, - во взгля- де Модеста скользнула неприязнь к спросившему, - но следует его искать, чтобы сделать женщин хоть не- множко счастливее.
- Вы правы, капитан, - вдруг раздалось со сторо- ны, до сих пор не проронившего ни слова, прапорщика Вербицкого лет тридцати пяти, - в программах самых прогрессивных партий давно сказано о необходимости решения сего вопроса. Мы должны дать свободу жен- щине.
- Так, Вы партиец, сосед? – усмехнулся Бехтеев.
- Если угодно. Надеюсь, что не поведаете о том са- мой устроительнице Лазарета?
- Мне неприятны такие речи, сударь, - резко заметил Бехтеев, - Может быть донести бы и следовало, ради России, но увы, не в моих правилах.
- А хотите я Вас, как монархиста, ещё больше спро- воцирую на сей недостойный поступок? Так вот: я эсер и террорист со стажем. Мало Вам? Назвать в каких по- кушениях участвовал?
55 Александр Блок подобным образом относился к своей жене – до- чери Менделеева.
- Не стоит. Мне будет лишь неприятно, но ДОНО- СИТЬ всё равно не смогу. Даже, если когда-нибудь буду сожалеть о том, в том случае, если такие как Вы дорвут- ся до власти. Довольно.
«Когда в монархической державе каждый «эс эр» с наглым вызовом бьёт о том себя в грудь среди посто- ронних, что-то в этой державе не совсем так» - подумал невольно Бехтеев.
- А теперь, после того, как я тут получаю первую помощь из рук Царской семьи, думаете это меня изме- нит? Не тут-то было! Не я войну развязывал. Пусть они будут ещё мне благодарны, что, поняв насколько эта война опасна для России, я решил, что сейчас честнее быть на внешнем, а не оставаться на внутреннем фрон- те. Далеко не всегда так думают мои боевые товарищи, а тем более большевики.
- Вот именно! Полностью одобряю Ваши слова, хотя я и далёк от того, чтобы примкнуть к крайне левым, - вставил Гедель, - Меня политика мало интересует.
- К чему эта бравада, прапорщик Вербицкий? – су- рово спросил Бехтеев, - Вам доставляет удовольствие портить мне настроение? Как-то мелко всё это.
- От моей глубокой ненависти к окружающей дей- ствительности, сударь. И это не бравада.
- Я Вам лишь сочувствую, прапорщик. С такими мыслями для меня жить было бы просто невозможно. Страшно и пусто, - сухо сказал Сергей Бехтеев.
- Благодарю Вас, Бехтеев. Наверное, Вы по-своему человек добрый. Но Вы по другую сторону баррикад и нам с Вами не по пути.
- Мне кажется... мне так кажется, что достойный че- ловек всех людей любит. Даже вне зависимости от их политических взглядов... Порядочный человек состра- дает и ежеминутно страдает от сознания мучений дру- гих. Или я не прав? По большому счёту нам не следует
 88
89

существовать и дня без слёз раскаяния... – растерянно и сумбурно заговорил Крашенинников.
- Плачьте себе на здоровье, поручик, но меня уволь- те, - усмехнулся Гедель, - Наверное, Вы слишком не- долго пробыли на фронте. Не «обкатало» Вас.
- Я Вас очень понимаю, мой милый поручик Краше- нинников, - проронил Бехтеев, несколько замкнувшись, уходя в себя.
- В окружении внешним и внутренним врагом долж- но быть не до слёз, поручик, - заметил капитан Андреев сурово.
- Это Вы в мой адрес «внутренних врагов» вспомни- ли? – сверкнул глазами на своём тусклом посеревшем одутловатом лице эсер Вербицкий.
- Их и без Вас хватает, - отозвался Андреев.
- А Вы долго воевали? – задетый за живое спросил Сергей Крашенинников Геделя.
- А я и до войны вкусил немало. Не только женщин, но и испытаний на крепость нервов. Например, играл в русскую рулетку и не раз.
- Стоит ли этим кичиться, капитан? – спросил Ан- дреев.
- А это пострашнее, чем идти в атаку, мой друг, - с чувством превосходства покосился на него Модест, - Вы сами должны своей рукой давить на спуск, в упор, а не «доверять» сие каким-то подслеповатым тевтонцам из отдалённых траншей.
- Красиво звучит, но не более. Это Ваш выбор. Соб- ственная блажь. Вы бы попробовали лучше за правду бороться, спасаться от тюрьмы, каторги, - вставил Вер- бицкий.
- Метать бомбы, калеча зачастую десятки невин- ных людей вместо намеченных жертв, - рассмеялся в ответ Гедель, - Истинно достойное мужчины занятие? Поэтому-то я и вне всяких партий, если не считать не- коего абстрактного общества донжуанов.
- А позвольте спросить Вас, капитан, - неожиданно обратился к Геделю Бехтеев, - каковы, всё же, Ваши по- литические симпатии?
- Уж во всяком случае они не совпадают с Ваши- ми. Пожалуй, я ближе к кадетам. Но, прошу прощения, господа, что-то плохо себя чувствую. Я удаляюсь, - и Модест, пошатываясь, вышел из палаты.
- Только раны и объединяют нас всех здесь, - мрач- но заметил Крашенинников, - иначе бы уже друг другу горло перегрызли.
- Напрасно Вы так, - возразил Андреев, - мы пре- красно ладим в нашей палате с князем Эристовым и, с недавно выписавшимся, фон Таубе, а с капитаном Владимирцовым мы и вовсе друзья. А Вы сами имеете политические предпочтения, поручик, или всё более по философской части?
- Как Вам сказать... – Сергей смутился и на его блед- ном лице, от малокровия, вместо краски лишь резче иным оттенком обозначились многочисленные прыщи- ки, - пожалуй, я не имею чётких убеждений. Мне глубо- ко неприятна политика. Но я верен присяге царю.
- Остаётесь мечтателем... Поздновато в Ваши-то двадцать пять. Не те сейчас времена. Пора бы опреде- литься и совершить достойный выбор, - заметил Ан- дреев и добавил, что и ему пора принять горизонталь- ное положение.
Когда Андреев вернулся в свою палату, он удивил- ся, заметив отсутствие Геделя в его углу. «Неприятный тип. Всё время хвалится, привирает. К чему было лгать, что он идёт к себе в палату?» - удивился капитан. Вско- ре вернулся и Гедель. Было заметно, что его настроение изрядно улучшилось.
- Читайте «Антихрист» Свенцицкого56 и лишь тогда
56 Роман, написанный им в годы Первой революции немного в духе наиболее скандального произведения Владимира Набокова, но на-
 90
91

Вам станет ясно, что всем в мире управляет лишь по- хоть – всеми побуждениями абсолютно всех без исклю- чения, кроме явно сумасшедших: от святых до послед- ней шлюхи, - заявил капитан, раскинувшись на своей койке с негой во взоре.
- К чему Вы всё это? Здесь нет юных слушателей вроде того поручика, - отмахнулся Андреев.
- Ему я об этом тоже поведаю в свою очередь. На сегодня с него достаточно.
- Слышали мы о Вашем Свенцицоком и не горим желания его читать, - отозвался Эристов.
- Читайте именно Свенцицкого. Это посерьёзнее всяких Арцыбашевых, - самоуверенным тоном продол- жил Гедель, - Я лично был знаком со Свенцицким. Че- ловек он незаурядный.
- Как и Вы, - глумливым тоном вставил Эристов.
- Александр Блок отнёс Свенцицкого к «типу лю- дей, случайно не самоубившихся», - казалось, капитан пропустил последнее замечание мимо ушей, - А Белый посвящал ему свои стихи. Карташев сравнивал его с Савонаролой. Розанову Свенцицкий кажется «церков- ным консерватором». Заметил я, при разговоре с ним, волевой, чуть ли не гипнотический нажим на собесед- ника.
- Заметно, что на Вас он надавил, Модест Иванович, - хмыкнул Эристов, - Нашли себе медиума.
- В пятом году Свенцицкий вместе с Сергеем Булга- ковым создают «Московское Религиозно-философское общество», а с Эрном – куда более воинственное «Хри- стианское братство борьбы», которое намеревалось созвать «Всероссийский съезд христиан». Имели они в виду всех, включая старообрядцев и сектантов. А ло- зунги у них были весьма левые. Полевее моих.
- Вам, как мне кажется, нет дела до политики по
много раньше.
причине отсутствия каких-либо убеждений, - беспо- щадно заметил Эристов - Вы подвергаете осмеянию всё вокруг.
- В их газете «Новая земля» Свенцицкий нападал на обывателей с их толстыми ленивыми жёнами, ки- чащимися своей якобы целомудренностью, в которую Свенцицкий и минуты не верил. «Дай им венец муче- нический», молит Бога автор нападок на мещанство. Обличая грех и похоть по-своему, Свенцицкий желал пробуждения «кровавого огня сладострастия» в этих мещанках. «Да пошлёт Господь им любовников. И не одного, а многих» - взывает Свенцицкий – «И не чест- ных и чистых, а самых извращённых и неистовых. И пусть они научатся обманывать своих мужей. Пробу- ди в них самые низменные инстинкты. Дай им всё это для спасения их. В пороке больше жизни, чем в такой лицемерной добродетели».
- В идее Вашего Свенцицкого легко узнается не пер- вой свежести логика исправления греха грехом, свой- ственная крайним сектам, - заметил князь Эристов.
- Хоть бы и так, - сказал Гедель, - главное, что он глубоко прав.
- Но это ещё большой вопрос, - возразил Емельян.
- Тем не менее, всё это Валентин Свенцицкий из- ложил в докладе о христианском аскетизме в «Пе- тербургском Религиозно-философском обществе» лет семь назад. «Праведен лишь тот, кто познал соблазн. И благодать его соизмерима с размером искушения». Об этом, капитан Андреев, я хотел поведать тому пору- чику, но он ещё не созрел. Но пострадал за свой натиск Свенцицкий и был исключён из того «общества». Кто- то покушался на жизнь Свенцицкого, но квартира его по-прежнему была полна оголтелых курсисток, для ко- торых он оставался кумиром. Они кончали с собой, и потому от Свенцицкого отреклись его бывшие друзья. Ну не идиотки ли?
 92
93

- И чем закончил Ваш Свенцицкий? – полюбопыт- ствовал Эристов снисходительным тоном.
- Он сошёлся со старообрядческим епископом Ми- хаилом и священником-расстригой Ионой Брихниче- вым. Они создают религиозное движение «Голгофских христиан». Весьма радикальное. Лидеры «Голгофского христианства» требовали реформацию православия57. А Достоевского Свенцицкий считал «Пророком гряду- щей реформации».
- Думаю, что сам Достоевский бы не одобрил Ва- шего Свенцицкого с его «братством», - заметил Влади- мирцов.
- Не прост был тот епископ Михаил58, -продолжил Гедель, - Отслужил он в «Обществе» поминальную молитву по Льву Толстому и заявил, что ошибка всех религий и того же толстовства в том, что они счи- тают людей уже спасёнными, искупление мира свер- шившимся Христом и Его жертвой. На самом же деле, «Христос требует, чтобы каждый был, как Он. Хри- стово христианство - великое распятие каждого. Хри- стиан может быть будет горсть. Но они будут силь-
57 Голгофские христиане утверждали, что не являются ни сектой, ни политической партией, но представляют собой народное дви- жение. Они видели себя родоначальниками новой мировой рели- гии.
58 Павел Семёнов, сын еврея-кантониста, стал архимандритом Ми- хаилом и профессором Петербургской Духовной Академии, а по- том принял участие в обновленческом кружке священников-ради- калов, вскоре подвергшихся репрессиям. Архимандрит выступил на стороне партии народных социалистов, за что был сослан на Валаам. Он отказывается принять наказание и порывает с Право- славной церковью. Старообрядческий епископ Иннокентий при- соединил его к своей церкви и рукоположил в епископы. Синод лишил Михаила его церковного сана, а полиция - права житель- ства в столицах. Старообрядческий Освященный Собор посылает Михаила епископом в Канаду. Но он ослушался Собора и на по- койную жизнь за границей не поехал. Тогда и старообрядческий Собор запретил ему священнослужение.
нее всего мирового зла. Если двенадцать апостолов опрокинули зло языческой жизни, то новые апостолы опрокинут зло всего мира. Это и будет завершением всего исторического процесса». Запомнились мне эти слова – звучит! Вскоре епископ был арестован и заклю- чен в крепость на полтора года. И это называется сво- бода всех вероисповеданий якобы данная в пятом году? «Голгофское христианство окрашено социализмом» - писал тогда «Колокол» - «Свенцицкианство - одна из опаснейших сект». Так и растоптали этих смелых пере- довых людей. Не впервой нам...
- А мне кажется, капитан, что Вы не вниматель- но читали труды Свенцицкого, - заметил Эристов, - В одном месте он писал: «Либерализм глубоко враждебен религиозному сознанию. Лучше истерика, ложь и неис- товство, - лучше потому, что скорей ведут к Христу». Вы-то вряд ли бы одобрили такие слова, будучи левым?
- Эти слова ничего не меняют и никак не повлияли бы на мою приязнь к Свенцицкому. А теперь «Новая земля» всё чаще печатает народного поэта Клюева – но- вая мода пошла. Свенцицкий забывается59...
- Может оно и к лучшему, - медленно произнёс Еме- льян, - ересь - она и есть ересь.
«Странный тип этот Модест» - подумал Андреев –
59 Свенцицкий путешествовал по Кавказу в 1915 году в поисках религиозных и политических единомышленников, но неудачно. В последние годы жизни епископ Михаил лечился от нервного рас- стройства, в том числе - от страсти к бродяжничеству, характерно- му для эпохи стремлению «уйти». В 1916 году он сошёл с поезда, на котором ехал на лечение, три дня бродяжничал, был избит и от побоев скончался в старообрядческой лечебнице Рогожского кладбища в Москве. После революции Свенцицкий принял свя- щеннический сан и в 1920-е служил в Москве. В 1928 году он при- нял участие в движении протеста против сотрудничества Церкви с коммунистической властью. Через год Свенцицкий был арестован и через два года умер в заключении. За эти годы он покаялся и умо- лял простить его грех и воссоединить его с Церковью.
  94
95

«Ведь полчаса назад он сетовал на слабость и внезапно исчез, а теперь ударился в бодрое словоблудие, не по- спав. А вчера он всё с Доломановым якшался и много- значительно заявил ему, что «чаемое солнце взойдет все же с Запада».
Когда Модест угомонился со своими дифирамбами Свенцицкому, разговор в палате вернулся в прежнее привычное русло:
- Мне кажется, господа, что Татьяна Николаевна сильнее по духу, твёрже во всём. Даже взгляд Её сме- лее, она спокойнее держится. Ольга немного напря- жённее, нервы Её слабее. Когда Татьяна здоровается, Она жмёт руку по-мужски и глядит в глаза прямо, не как Её сестра. Ольга слишком мягка, и тому офицеру удалось легче влиять на Неё, - вздыхая, говорил Эри- стов.
- А мне показалось, что Татиана вовсе не так пожи- мает руку... Впрочем, это было лишь раз, при первом представлении, - заметил Андреев.
- Татьяна, мне кажется, немного затеняет Сестру своим умением лучше, по-взрослому, держаться, - за- думчиво произнёс Эристов, - Думаю, что Татьяна Ни- колаевна ближе по характеру к своей Матери. Но всем им свойственны скромность и возможность легко сту- шеваться в непростых ситуациях.
- Татиана Николаевна – шеф уланского полка и гор- дится тем, что Её родители тоже состоят в уланах60, - улыбнулся Андреев, - Слышал как-то от Неё, как Она разделяет гвардейских уланов: «Уланы Рара» и «уланы Mama».
60 Оба гвардейских уланских полка имели шефами Государя и им- ператрицу. До войны в Царском постоянно располагались жёлтые кирасиры, гусары и императорский конвой. Уланы бывали времен- но. Гвардейцы располагались тоже недалеко.
В декабре из Петрограда в Царское доползли слухи, что скоро Распутина убьют, убьют и Вырубову, не- пременно убьют и саму царицу. Многие сплетники при- говаривали: и поделом. Самое поразительное было то, что правые уверовали в миф о Распутине и царице на- столько твёрдо, что именно среди них, правых журна- листов и гвардейских офицеров обсуждались возмож- ности этих убийств. Проходя по заснеженным улицам Царского Села, Антон наблюдал вертепшика, открыва- ющего кукольный спектакль на рождественскую тему. Кукольная грация, идущих на поклон, волхвов не вы- звала у Охотина в тот день должного умиления. Антона всё раздражало и хотелось на фронт к своим братьям, что достойнее молодого человека. Угнетала мысль, что его не призвали по состоянию здоровья. После свер- шившегося убийства Распутина Высокие Особы не приезжали в лазарет целую неделю и потом как-то всё реже стали посещать Свой лазарет. И только в Рож- дество Царская семья появилась в лазарете. Настро- ение их было подавленное. Государыня заметно осуну- лась. Весь Рождественский вечер на Её застывшем лице не появилось и тени улыбки. Думала ли бедная мать о своём Сыне в далёком Могилёве, или о гибели старца –присутствующие могли лишь гадать. Царица явно ве- рила в предсказание, что со смертью Распутина для Её Семьи начнутся беды. Многие присутствующие на ве- чере раздумывали о Распутине и всём путанном клубке интриг вокруг него. Государыня подарила в Рождество всем сёстрам милосердия по прекрасному и трогатель- ному альбому фотографий Царской семьи с автогра- фами. Высокие Особы просидели в лазарете недолго и удалились.
- Я слышала, что когда допрашивали Юсупова, как убийцу, на вопрос, а не испытывает ли он раскаяние, он заявил, что не убивал, а если бы и убил, то ни малейше-
 96
97

го раскаяния не испытал бы, - рассказывала Вера Ге- дройц, - В его глазах Распутин был существом особой породы, наделенным сверхъестественной силой. Мать Феликса уверовала в то, что Её Величество на пути к измене61, а мнение княгини Юсуповой для многих вели- ких князей весьма авторитетно: если уж она, бывшая подруга императрицы, верит обвинениям в измене, то значит за этим что-то кроется.
- Какова сила этого чудовищного обмана! После убийства Юсупов попросил аудиенции у Её Величества, но ему было отказано. И правильно, - добавила Ольга Грекова.
- Но ведь для России станет без Распутина лучше, дамы и господа, - заметил резонёр писарь Доломанов, который почему-то тоже зашёл на вечер, но без жены, - Стоит ли нам осуждать Юсупова и прочих?
- Это ещё как посмотреть – будет ли лучше... – мед- ленно проговорила Маргарита Хитрово.
- Почему-то мне думается, что для революционеров жизнь Распутина была неоценима и никто из них и не подумал бы прервать её, - сказала Настасья Ртищева несколько неуверенным тоном, - Убийство же Григория Ефимовича тоже оказывает услугу революции и подры- вает авторитет верховной власти, продемонстрировав народу оппозицию царю лиц, стоящих близко к Импе- раторской фамилии и даже преданных монархической идее.
- В том-то и дело, - кивнула Вера Игнатьевна, стран-
61 После отъезда княгини Юсуповой в Крым её личные отношения с царицей почти прекратились. Но летом 1916 года Юсупова до- билась приема у императрицы. Как только императрица узнала о цели её посещения (влияние Распутина), то попросила княгиню покинуть дворец. Юсупова заявила, что не уйдет, пока всего не вы- скажет. Выслушав, царица поднялась и отпустила её со словами: «Я надеюсь Вас никогда не увидеть». Обида подвинула Юсупову на раздувание легенды о пронемецких симпатиях царицы.
но покосившись на Ртищеву, - что как не поверни, а Рас- путин, само его существование, работает против дина- стии.
В тот вечер Настасья дежурила при Кирсанове. Фи- липп тощал на глазах от питания одной кашицей, по- скольку его «залатанные кишки», как он с насмешкой выражался, «работали худо». Горько было Ртищевой смотреть на него, слышать его всё более частые моль- бы об уколе морфия. Он просил уже столь часто, что в душу Настасьи закралось подозрение о том, а не боль ли душевная руководит им? Когда Настасья возвраща- лась к Филиппу, она прошла мимо раскрытых дверей в палату, где лежал Владимирцов и, услышав его голос, невольно остановилась. Он рассказывал о чём-то Ев- праксии. Донеслись его слова: «Пожалуй, даже больше русского леса, прочувствовал я горы Туркестана, их не- повторимое очарование. Считай полжизни в них про- вёл. А в молодости птиц в наших лесах ловил». Потом Ртищева разобрала слова Охотиной: «Я и лес-то боль- ше по живописным полотнам воспринимаю. Почти и не видела настоящий лес. Так, пару раз в детстве на даче. Пока отец нас туда возил. А в картине Саврасова «Грачи прилетели» я вижу всю суть русской природы. Даже ещё шире – России как таковой. Ещё глубже, чем у Левитана родное в ней ощущаю». Ртищева устыди- лась своего подслушивания и зашагала дальше. Перед её глазами всплыло лицо обожжённого капитана Вла- димирцова - на блестящей словно пергаментной коже половины лица лишь темнеет дырка запавшего глаза без бровей и ресниц. Оно более напоминает жуткую маску. «Но какой тонкой души человек скрывается под обезображенной внешностью! Намного чаще мрачного Филиппа он пребывает в лирическом настроении».
 98
99

Капитан Гедель в тот вечер сидел напротив Аглаи в пустой столовой, упершись на оцинкованный стол. Аглая движением, в котором сквозило раздражение от того, что она не была приглашена на вечер сестёр, рас- стелила поверх цинка серую клеёнку.
- Терпеть не могу эту липкую серость, - не менее раздражённым тоном заметил Гедель, которого уже не меньше часа мучило ощущение недополучения дозы морфия, - Противно прикоснуться!
- Зато мыть просто, - мрачно откликнулась Аглая, открывающая маленькую склянку с притёртой пробкой. - Так, для того и столы оцинкованы, - начал было
возражать капитан.
- Жидкость может пролиться и оставить запах, - с
раздражённой лаконичностью оборвала его рассужде- ния Аглая.
- Милая моя, Вы, кажется, не в духе? – поспешил изменить свой тон Гедель.
- Кажется, да, - выпалила она в ответ.
Капитан припал губами к изящной руке Аглаи по-
сле укола:
- Что бы я без Вас делал в этом чуждом мире?
- Может уже бы сдохли как пёс.
- Я всем обязан Вам! От чего Вы так добры ко мне?
Я Вам нравлюсь? Нет, я должен понять это, наконец!
- Вы красивы, но меня не впечатляете, как и любой другой мужчина. Все Ваши байки про Ваше мастерство картёжника, умение перепить самых матёрых в ходе по- глощения водки, ухода к цыганам и босякам в детстве для ушей девочек-институток. Меня Вы этим не прой-
мёте. Прощайте и помните: Вы мой должник!
- Безусловно, но...
- Никаких вопросов! Не хочу, чтобы нас здесь застал
кто-либо. Теперь Вы можете наслаждаться радостями Рождественского вечера, не так ли? Добро пожаловать в
мир грёз. Но чаще я колоть Вас не стану. Зарубите себе на носу! Кокаин, которым Вы забавлялись до сих пор – детский лепет рядом с этой жидкостью.
В тот день лазарет взбаламутился от неожидан- ного приезда доктора Ренненкампфа из петербургского Евангелического общества62. Он настаивал на встрече с госпожой Гедройц и Государыней, которая не была расположена принимать кого-либо постороннего, но услыхав о чём речь соблаговолила переговорить. Как выяснилось вскоре и было обсуждено в рядах сестёр милосердия, именитый врач предложил сформировать и отправить в Первую армию летучий автомобильный отряд Красного Креста для оказания срочной помощи раненым сразу же после боя. Он утверждал, что ране- ным можно спасти жизнь, если не дать им потерять много крови и просто вовремя напоить горячим, со- греть. Потеря крови вызывает охлаждение организма, и окоченение при не очень холодной погоде. Государы- ня обещала постараться с помощью своих сотрудниц найти автомобили, не подходящие для военных целей, если Евангелическое общество Красного Креста обору- дует их и приспособит для отряда за свой счёт. У Неё самой не остаётся средств. Ренненкампф был сму- щён. Он явно не ожидал такого ответа, рассчитывая именно на средства со стороны. Сошлись они на том, что летучий отряд сможет содержать себя частично сам63.
62 Карл Иоганнес Герман Эдлер фон Ренненкампф (1870;1953) окончил медицинский факультет Дерптского университета и стал доктором медицины с 1904 года. Участвовал в Англо-бурской во- йне в качестве врача русско-голландского полевого лазарета. Во время Первой Мировой войны - главный врач фронтовой колонны Евангелического полевого госпиталя.
63 С помощью связей и энтузиазма жены генерала фон Ренненкамп- фа, Веры Николаевны, затея доктора удалась. Сам отряд смог даже
 100
101

- Вы слушали выступление стихотворца Есенина, Модест? – со странной улыбкой спросила Аглая Геделя при очередной встрече в пустой комнате.
- Есенин, с тем же Бехтеевым – два сапога пара, - хмыкнул Гедель, вертя не зажжённую папиросу, - Каж- дый горазд пресмыкнуться и подлизаться. Этот «пре- лестный мальчик с ситцевыми локонами», а кто уве- ряет, что они «цвета спелой ржи», стихи которого признаны «волшебством», очаровавший уставший от мрачных декадентов Петербург, далеко пойдёт! Серёж- ка Есенин читал свои творения царице и получил от неё разрешение посвятить ей целый цикл64 стишков. Разни- ца с Бехтеевым в том, что тот и не спрашивает: как бы свой – дворянчик.
- Не забывайте, что мой папаша тоже из них и выби- райте выражения. Незаконнорожденная я... А Передо- вой Петроград негодует, - усмехнулась Аглая, - Есенина уже клеймят: «проступившая гнусная лакейская сущ- ность... Пригрели змея – новый Распутин вырос» и так далее. «А я предупреждал», - заявил Сологуб с высоты своей.
- Я и Клюева вместе с Серёжкой как-то видел, - продолжил Модест, - Хитрющий тип. Всё нараспев, по-крестьянски, с вывертами, всё поучает младшего дружка своего. Маленький, под ямщика одет и весьма нелепо. Улыбочка сахарная, а взгляд настороженный,
содержать Евангелический Красный Крест. Так и был создан лету- чий отряд Евангелического общества без затрат главного общества Красного Креста. В отряд входили автомобиль-кухня, перевязоч- ный и перевозочные автомобили, доставлявшие раненых с поля боя в ближайшие лазареты. Это спасло много жизней. Сам врач и сестры зачастую работали под огнём. Великая княгиня Елизавета Фёдоровна восхищалась их самоотверженностью.
64 Есенинский «Голубень» вышел уже после Февраля и посвяще- ние императрице было убрано, но в корректурных оттисках было написано «Благоговейно посвящаю...»
пытливый: «какое я произведу впечатление» написано в сереньких круглых глазёнках. Представился мне, как «олонецкий гусляр и пацифист Клюев, хранитель запо- ведей северной старины». Шут! Война идёт, а он – па- цифист...
- А я видела Серёжку в «Бродячей собаке» с Рю- риком Ивневым65, сменившим Клюева ещё недавно, до начала работы здесь,. Щупленький, личико птичье, щурится сквозь свой лорнет черепаховый, что-то из себя строит, суетится, а галстук постоянно кривой. Поправить не в состоянии. Костюм чем-то заляпан, каблуки сбиты. Надо и не надо шепелявит: «А што, а што?» Паяц какой-то. Вирши его путаные, беспомощ- ные, с истерическими нотками. Что Есенин находит в подобных типах? Затушёвывает собственную несосто- ятельность?
- И что Клюев? Даже не крестьянин он. Не сектант вовсе. В угоду моде на хлыстовство в столице назвал себя хлыстом. Выгоду почуял. Проходимец! Вся эта чокнутая богема играет в хлыстовские радения, рассу- ждая о «народничестве духа», и готова с распростёрты- ми объятиями принять поэта-хлыста, да ещё и сделать из него кумира, который поведёт их бредящую потерян- ную толпу в «молитвенные чащи».
- Цену себе они с Серёжкой уже знают, - добавила Аглая, - Недавно в печати их назвали выходцами из ни- зов, но с положительным оттенком, конечно. Есенин
65 Поэтический псевдоним Ковалёва. В советское время он уму- дрился стать полпредом в азиатских странах, а хороший поэт Ни- колай Клюев за любовь к общинной Руси попал в лагеря. Клюев грезил о граде Китеже, создал миф об «избяной Индии» - стране райского блаженства, призывал Блока отказаться от всякой «ино- земщины», служить только Божьей России. Не терпел и весь ур- банистический уклад современной цивилизации, промышленный Запад, и, конечно, американские идеалы, в чём сходился с Ширя- евцем.
  102
103

заявил на это, что они не должны соглашаться с такой кличкой! Мы не низы, мол, а самоцветная маковка на златоверхом тереме России.
- Самоуверенный мальчишка. Рассказывали мне, что рос он коноводом и драчуном и, в то же время, под влиянием бабки своей порой мечтал уйти в монастырь за что на селе прозвали его Монаховым. Просто всегда желал быть в центре внимания, вот и всё.
- Но думаю, что работает он сейчас усердно. Как-то недавно он мне пожаловался, что в поезде с ранеными ему приходится и обмывать, и следить за повязками, и протирать полы карболкой, и, что самое тяжёлое – кор- мить раненых. Для этого следует порой тащить через множество вагонов тяжеленные бадьи с супами и ка- шами, проходя через десятки гремящих захлопнутых дверей, ставя каждый раз бадьи на пол, раскрывая оче- редную дверь.
- Да, от такой работёнки «морду не наешь».Уж не собирается ли этот сердцеед-самородок совратить Вас, прекрасная Аглая?
- Меня не может совратить никакой самец, милей- ший. Зарубите себе на носу, - окрысилась Аглая, - А Вы не получите ни единого укола в ближайшие два дня. Готовьтесь к этому, капитан, терпите! Таковы обстоя- тельства, – резко заявила Аглая, всадив в руку Геделя меньшую, чем обычно, дозу морфия.
- Что Вы, очаровательная Аглая, как так можно? Вам ли не знать, что означает подобная пытка?! – без свой- ственного ему позёрства простонал Гедель.
- Модест, я смогла сама побороть эту привязанность. Вы – сильный мужчина, фронтовик...
- Вы сами говорите: кокаин – не морфий, - испуган- но продолжал шептать капитан.
- Но и Вы – не слабая изнеженная городская жен- щина...
- Вы жестоки!
- Но меня могут поймать и посадить в тюрьму. Впе- чатление, что кто-то пересчитывает флакончики и мар- кирует уровни. Вам-то, возможно, на это наплевать, - Аглая продолжала тщательно мыть шприц и клеёнку.
- Что Вы! Аглая, Вы «появляетесь всё чаще в моих сладких грёзах», как Вы сами выражаетесь. Как я могу такое Вам желать?
- И представляюсь я Вам в обнажённом виде с рас- пущенными волосами в виде дьяволицы, не так ли?
- Какое это имеет значение, Аглая! Я к Вам неравно- душен!
- Разве такое возможно? Не верю я подобным фрон- товым циникам. Ни единому слову. Довольно! Вы меня не разжалобите. Поступили новые тяжёлые, а морфия пока в обрез. До следующей поставки и не мечтайте!
- Как!? Это же может затянуться на больший срок?! - Всё может быть.
- А нельзя ли урезать дозу капитану Кирсанову, на-
пример? Ему уже ничто не поможет...
- Какой гадкий эгоист! Так я и знала. Ни за что! Кир-
санов много достойней Вас.
- Но Вы-то ему уже безразличны по большому счё-
ту... Разве, что в мечтах...
- Вы тоже останетесь при своих похотливых меч-
тах, милейший. Кстати, при увеличении дозировки Вы очень скоро станете не более способным к реализации мечтаний на деле, чем капитан Кирсанов. Я помогаю вам обоим лишь из моего женского сострадания, без всяких взглядов в будущее. Но, не забывайте, что Вы мой должник!
- О, Боже мой...
- Те времена не за горами, когда всё ваше гнусное семя подчистят мудрые кормщики нового поколения, - зловеще усмехнулась Аглая.
104
105

- О чём Вы, жестокая?
- Не Ваше дело. Да, я позволяю себе – поиздеваться над мужчинами, иной раз жестоко. Они того заслужива- ют, - Аглая резко встала и ушла прочь.
- Вы, наверное, заждались, Вера Игнатьена? – Аглая обратила на напряжённое лицо Гедройц свой прозрач- ный, устремлённый в никуда, взгляд.
- Не без этого, Аглаюшка.
- Что с Вами? Вы не в духе?
- Аглая... – голос княжны задрожал, - Милая, люби-
мая... Я Вас так ждал!
- Господь с Вами, княжна! Что Вы такое говорите?!
У Вас не жар?
- Нет, нет... Прости меня. Кажется, я сказал что-то
не то...
- Успокойтесь, выпейте что-нибудь.
- Когда...
- Нет, сегодня я не могу... Оставим на другой раз,
- Аглая с недовольным видом поспешила выйти из ор- динаторской: «Совсем сошла с ума. О себе всё чаще в мужском роде говорит. Не ожидала, что я могу быть привлекательной не только для мужчин. Надеюсь, что ей не предстоит операция в ближайшие часы. Нет, руки лучше больше ей не греть...»
- Добрый день, сударыня, - расплылся в по-детски растерянной улыбке Сергей Крашенинников, попав- шийся навстречу Аглае.
- Вы опять здесь разгуливаете? Вам велели следо- вать постельному режиму! – попыталась сорвать на этом юнце раздражение Аглая.
- Не корите меня, моя повелительница! – поручик припал на одно колено и чмокнул Аглаю в ручку.
- Ведите себя достойно, поручик! – с выражением горделивой уязвлённости женского достоинства, а то и девичьей невинности, бросила ему Аглая.
- Простите, сударыня, - сжался в комок поручик.
«С ума все тут посходили. Пиетист чёртов» - бур- кнула под нос Аглая, удаляясь.
- Капитан, - обратилась Евпраксия во время ночного обхода к Филиппу Кирсанову, - Почему Вы не спите? Вам плохо?
- Нет, милая сестрица, всё хорошо. Но сон приходит всё реже.
- К Вам частенько подходит солдат Липатий. Мне стало любопытно: о чём он говорит с Вами? Что у вас общего?
- Странный такой солдатик...
- Что он сказал на этот раз?
- Как и обычно довольно своеобразно рассуждал о
том, о сём...
- Ничего определённого?
- Заявил, мол, что ты и так «очищенный», тебя, мол,
«и так там примут»... Какие-то туманные намёки. Не из секты ли он какой? Но он мне не в тягость, напротив. Не прогоняйте его.
- Нет, что Вы... – задумалась Евпраксия.
- «Милый друг, иль ты не видишь, Что всё видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий —
Только отклик искаженный
Торжествующих созвучий?» - певуче и с завыва-
нием декламировала Аглая, сидя в полузаброшенном особняке за столом, захламлённым самыми нелепыми предметами, напротив молодого человека в страннова- том псевдокрестьянском одеянии.
106
107

- Не заговаривай мне зубы Соловьёвым, дражайшая подруга, - отмахнулся человек, называвший себя корм- щиком, - Для меня это пройденный этап, ты знаешь. Опий, гашиш, чёрные перчатки со стихами в прошлом. Истина от простого народа идёт.
- А ты мне не морочь голову своим «простым наро- дом». Знаю я всю твою подноготную. Нужен тебе весь этот народ, как и ты ему. А простонародничанию тоже учиться надо. Не тянешь ты со своим столичным про- шлым. Большинство тебе не поверит, ну разве что эк- зальтированные бабёнки.
- Ну уж насчёт того «нужен ли я», ты ошибаешься. Меня они любят.
- Надолго ли?
- Ты мне лучше честно скажи: почему ты передо- зировала капитану морфий, злодеюшка моя? Я тебя, Аглая, просил его сделать рабом нашим, а не на тот свет отправлять.
- Ты бредишь: это не я умертвила его, а твой чокну- тый солдатишка. На тебе свихнувшийся. Сам и виноват ты во всём. Но только не вздумай доносить на меня – живо сообщу куда следует. И там поверят мне. Ты зна- ешь, что во время войны могут сделать с личностью, которая навязывает народу катехизис собственного из- готовления, придумывает новую присягу, организует нелегальные религиозные беседы с крестьянами, пред- лагая им тайные знаки, чтобы те узнавали друг друга в толпе, раздувает самозванческую легенду о самом себе, воображает себя мессией. А то, как ты разочарованных в жизни эсеров обрабатываешь, я тоже знаю. Этого уже достаточно, чтоб упечь тебя надолго. У меня есть на тебя досье, мой милый, а там лежит прокламация твоя, в которой чёрным по белому сказано от твоего име- ни, пусть и не настоящего: «Если мы хотим отречься от старого мира, прежде необходимо отречься от пола.
Революция над самой природой человеческой важнее и первичнее» и тому подобное.
- Не запугаешь, милашка. Не такое видал. Что ещё скажешь? – во взгляде кормчего блеснула уже нена- висть.
- «Хотелось в безумье, кровавым узлом поцелуя Стянувши порочный, ликерами пахнущий рот, Упасть и, охотничьим длинным ножом полосуя, Кромсать обнажённый и мучительно-нежный жи-
вот» - провыла Аглая.
- Хочешь теперь меня Зенкевичем удивить? И его
«проходили». Сгубили вы такого капитана. В самый раз бы в мою паству после выздоровления...
- Меня всегда поражали содомиты. Откуда такая са- моуверенность? Однажды увидав, влюбляешься в него и уже уверен, что ты ему тоже нужен? Заблуждаешься: он нормальный мужчина.
- Но он же без ножа скопец? – напрягся кормщик, - Сама же говорила?
- Несколько утрировала. Но, главное, что у него в голове. Указала тебе на красавчика, чтоб над тобой по- смеяться. Но жалко мне его. Вот меня он действительно любил... Да только я их род с некоторых пор ненавижу. Говорю тебе, что сама ломаю голову: не задушил ли его Липатишка твой? В опустевшей палате капитан лежал, а солдат навещать его повадился. Известно всем. Не от морфия он умер!
- Откуда такая уверенность, что кто-то его душил?
- А как ещё? Проще всего с измождённым страдани- ем. Без конца вертелся там Липат.
- Если ты думаешь, что ты для меня незаменима, то тоже заблуждаешься, - с раздражением произнёс корм- щик, - Уже есть на примете одна эфироманка. Лучшей на роль «богородицы» и не пожелаешь. А жаль: думал, что мне удобна помощница со взглядами суфражист- ки...
108
109

- Ладно, коль так, друг любезный. Покидаю твои пенаты. Оставайся со своей эфироманкой, - фыркнула Аглая.
- Подумай прежде. Не гоню я тебя. Мне всякие нуж- ны люди.
- Я не твоя и ничья. Для меня превыше свобода и возможность выбора. Ты со своими бредовыми иде- ями мне занятен и не более того. Но можешь и надо- есть. И весьма скоро. Я ценю твою мысль о женской природе Христа. Маслом по сердцу: Он и то наш. Кому молитесь-то, самцы самовлюблённые? Хотя ты не ори- гинален. Уважаю за то, что без Блока независимо к та- кой мысли пришёл66.
- Да ничего ты не понимаешь, - огрызнулся вдруг зло кормщик, - Ещё в античных мистериях «распятый» означало «оскоплённый». Вот как Иисус ранен-то был. От того и святость Его67.
- Выдумщик ты. Но не без широты. Браво! – расхо- хоталась Аглая.
- Кажется я догадываюсь, кто лишил жизни Филип- па Кирсанова, - Алгая смерила пронизывающим взгля- дом Геделя в пустой комнате.
- И кто? – слабым голосом спросил капитан.
- Модест Гедель собственной персоной. Жалкий морфинист, пошедший на убийство в надежде, что ему перепадёт теперь порция этой дряни.
- Что Вы такое говорите! – бледные щёки Модеста затряслись.
66 Аглая не знала, что и Блок не оригинален в таком восприятии Христа. В XVII веке германские мистики, а позже американские шейкеры воображали Христа муже-девой. К тому же скатывался временно и Бердяев – веяние времени.
67 Очевидно, что кормщик позаимствовал эту мысль у Мережков- ского, выдавая за свою.
- Всё это для меня совершенно очевидно. Молите Бога, чтобы не стало ясным для кого-нибудь другого. Вы у меня на крючке до конца дней, милейший капитан.
- Ну это Вы бросьте! Доказательств никаких нет! Что за бред!
- Что? Не будьте близоруки. Пошевелите мозгами, если они способны действовать без очередной дозы, вейнингерианец жалкий.
- Что Вы тут говорите? А при чём тут Вейнингер?
- Всё вальяжно рассуждали о своём любимом бума- гомарателе, а теперь – «какой Вейнингер68»? Тот самый, что яростно нападал на женский род и своих соплемен- ников. Непонятный тип, но явный шизофреник. А всё от его похоти. Ненавижу вашу похоть – всех вас под нож надо бы! Лишь полное оскопление сделает этот мир полным чудес и саму жизнь достойной красот под- лунного мира, - зло бросила Аглая неожиданно для себя самой.
- Откуда в Вас столько злобы, Аглая? Помилуйте... Аглая, всё это давно пора забыть. А Вейнингер... Он просто с ужасом наблюдает триумф женского и еврей- ского начал и отмирание мужественности и духовной жизни, не более. Вейнингер пришёл в Россию около десяти лет назад и уже почти отзвучал... Скорее уж я бодлерианец, ницшеанец, кто угодно, но не вейнинге- рианец.
68 Работа Отто Вейнингера из Австрии «Пол и характер. Принци- пиальное исследование» (1903) имела огромный успех в России, что было не удивительно в Серебряный век, проявляющий столь повышенный интерес к полу. Вячеслав Иванов, Белый, Гиппиус, Бердяев, Розанов, Флоренский бурно обсуждали в те годы соот- ношение женского и мужского повторяющее себя в соотношении еврея с арийцем по Вейнингеру - еврею, перешедшему в проте- стантизм. Рассуждения Вейнингера до странности выражено анти- семитские. Под влиянием идей Вейнингера и как бы увлекаемые примером его трагической смерти, за границей покончили с собой три российские девушки.
  110
111

- Зато я, в каком-то смысле, вейнингерианка. Разве не трезвая мысль: «Современному человеку необходи- мо сбросить с себя цепи полового вожделения и отка- заться от полового акта»?
- К чему от него отказываться, Аглая, милая? Да я бы...
- Вы уже ни на что не годитесь, морфинист. Про- щайте!
- Как Вы жестоки!
- Отвечу стихами: от шутовского унижения телесно- го соития к высотам истин любви иду я – в этом смысл жизни!
«Вырождающиеся женщины часто страдают от того, что они ничего не чувствуют и лишь инстинктивно ищут героя своего времени, чтобы иметь от него потом- ство. Ищущие женщины всё более презирают сослов- ные предрассудки и даже требования чистоплотности. Таким не интересны мужчины, не возвышающиеся на голову над прочими. На такого я не тяну» - мелькнуло в голове Модеста.
Рано утром дворник наткнулся на распростёртое тело, упавшего с крыши. Было установлено, что капи- тан Гедель поздно вечером полез зачем-то на крышу по пожарной лестнице и сорвался при попытке выкараб- каться на скользкий край обледенелой крыши. Смерть наступила мгновенно.
Евпраксия все свободные минуты бегала в бли- жайший храм молиться за упокой, поминая не одного только Филиппа, но и прочих ушедших раненых. И На- стасья зачастила в тот же храм, поражаясь своей спо- собности молиться истово и горячо. Оставаясь наедине с собой, Ртищева отдавалась власти душащих её слёз, позволяя им проливаться обильным тёплым потоком. Горячие молитвы и душевные беседы с Емельяном по-
степенно успокаивали опять было расстроившиеся не- рвы Охотиной. От капитана Владимирцова и его рас- сказов о природе исходило столько душевного тепла, что они постепенно стали бальзамом, если не морфием для измученной души Евпраксии. Емельян и не подо- зревал насколько он стал необходим этой милой «се- стричке». Между тем, никому из рядовых работников Лазарета и в голову не пришло, что Кирсанова мог кто- либо задушить, что смерть такого «тяжёлого» – насиль- ственная. Напротив, она казалась столь естественной. «Отмучился» - говорили сёстры - «бедненький, ему и жить-то уже не хотелось. Как чувствовал свою участь, скорбного листа не видя. А такой красавец!» О возмож- ной насильственности смерти мог ведать лишь Липат, да предполагать Аглая. Жизнь Лазарета шла своим че- редом. Россия содрогалась от напряжения на внешних фронтах, но много более от разъедающей её внутрен- ней скверны – плесени левых политических партий, въевшихся в её организм благодаря усилиям ослеплён- ных жаждой власти думских политиканов. Декаденты и им подобные ратовали за свержение самодержавия, ну а сектанты становились одним из источников подпитки более левой братии. Разные кормщики и кормчие бро- дили по городам и весям Руси, смущая народ. Алчущие власти готовили переворот и маятник часов истории от- стукивал последние дни самодержавной России. Счёт шёл уже на недели.
Дакка, 2015 год.
112
113

Список упомянутых в повести невымышленных лиц современных повествованию в порядке появления:
В. Гедройц, полковник Вильчковский, А. Ф. Рома- нова, О. Романова, корнет Клементьев, капитан Гре- миславский, Д. фон Таубе, Т. Романова, Т. Мельник- Ботнина, Е. Карпов, князь Эристов, Н. Гумилёв, О. Грекова, корнет Карангозов, О. Георгиевская, Олег Кон- стантинович, профессора фон Мантейфель, Мартынов и Оппель, Игорь Константинович, М. Ф. Романова, Ф. Юсупов, княгиня Юсупова, В. Нарбут, Вильгельм II, зодчий Кричинский, капитан Андреев, поручик Васи- льев, С. Павлов, И. Беляев, Доломанов и жена Долома- нова, Д. Шах-Багов, принц Кароль, княгиня Мария Пав- ловна, Борис Владимирович, подполковник Рашевский, М. Хитрово, Д. Малама, А. Де-Лазари, Е. Де-Лазари, А. Вырубова, сестра Чеботарёва, графиня Рейшах-Рит, фрейлина Нирод, посол Бьюкенен, министр Сазонов, Р. Гюди, А. Добролюбов, Д. Хилков, Николай II, Ф. Ве- рин, И. Верин, В. Розанов, В. Соловьёв, супруги Ме- режковские, А. Белый, А. Блок, В. Иванов, Н. Бердяев, декадент Минский, М. Романова, А. Романова, полков- ник Ломан, С. Есенин, Д. Новых-Распутин, академик Лосев, доктор Ламан, С. Дуван, Л. Собинов, В. Сладко- певцев, С. Бехтеев, В. Свенцицкий, епископ Михаил, И. Брихничев, С. Булгаков, В. Эрн, епископ Иннокентий, Г. Распутин, К. фон Ренненкампф, В. фон Ренненкампф, Ф. Сологуб, Н. Клюев, Р. Ивлев, А. Ширяевец, М. Зен- кевич, О. Вейнингер, П. Флоренский


Рецензии